Как уже говорилось в предыдущей статье этого цикла, различие между двумя направлениями духовного подвижничества, совершенствования человека в церковной жизни, возникло с самого начала христианского монашества. Святой Максим Исповедник даже символизм Литургии, основного церковного богослужения, истолковывал отдельно для людей, развивающих духовные чувства, и – отдельно для людей, совершенствующихся через мышление, углубленное постижение понятий. Направление, развивающее духовные чувства преимущественно было более массовым, тогда как мыслительное направление было менее доступным, в частности - требовало руководства опытного наставника. Однако, нужно сказать, что к мыслительному направлению духовного подвижничества принадлежало большинство Отцов и Учителей Церкви.

Недопонимание и соперничество между принадлежащими к этим двум направлениям подвижникам проявлялось во все времена. В какой –то мере это подобно недопониманию между «лириками» и «физиками». В России эти направления духовного восхождения бесконфликтно уживались до 1503 года, когда на Соборе представитель старцев (так на Руси именовали себя последователи исихастской традиции), святой Нил Сорский выступил против монастырского владения крепостными крестьянами. После полемики о сути монашества, тянувшейся после этого около полувека, противоречие было снято властными методами: были осуждены и заточены наиболее видные сторонники старчества – святой Максим Грек, князь-монах Вассиан Патрикеев, разогнаны скиты старцев – сподвижников святого Нила Сорского. Это в значительной мере предопределило судьбу Русской Церкви и историческую судьбу государства.
В связи с устранением влияния старцев-исихастов, с их углубленным постижение сути общественных процессов и явлений, церковное учение утрачивало обосновывать соответствующие требованиям времени социальные изменения и процессы, а государство лишилось идеологического обеспечения насущных общественных проблем. Это остро проявилось, когда перед Петром Первым встала задача перевооружения и реорганизации армии ввиду военного превосходства европейских государств. Обеспечить соответствующую требуемым государственным преобразованиям идеологию он смог только с помощью мощной инъекции иноземной культуры.

Вследствие того, что Церковь утрачивала способность дать соответствующие требованиям времени ориентиры общественного развития или критерии оценки общественных процессов, происходил отрыв между представлениями о духовной жизни и мирской деятельностью, между церковным учением и жизнью общества. Неестественность такого отрыва в дореволюционный период беспокоила многих как церковной среде, так и среди интеллигенции. К примеру, архиепископ Антоний (Храповицкий), впоследствии глава Русской Зарубежной Церкви, в 1916году писал об отличии в худшую сторону современного ему состояния церковного учения в сравнении с византийским, где христианство, объединявшее оба духовно-аскетические направления, служило идеологической основой государства на протяжении 1100 лет:
«Православие многие из нас вмещают в свои сердца лучше греков, но вмещают его как молитву, как подвиги смирения и милосердия, как устроение благолепия церковного, а православного сознания, выраженного в ясных определения в противовес заблуждениям Запада, - православной гражданственности, т.е. форм общественной и школьной жизни, согласованных с неповрежденным пониманием христианства у нас нет в русском обществе и почти нет в русских академиях.» … «нам необходимо приложить все усилия к воссозданию Византийской Империи … для того, чтобы поставленный в условия мирного процветания греческий гений и в богословии, и в философии, и в праве, и в гражданских и в общественных обычаях дал бы всестороннее освещение жизни сознательно воспринятым Православием». (1)

Нужно отметить, что в XVIII веке в России произошел еще один подъем распространения исихастской традиции, связанный с деятельностью святого Паисисия Величковского. Старчество распространилось по многим монастырям России, но осталось непризнанным на официальном уровне. Показателен в этом плане пример старцев Оптиной пустыни, ставших знаменитыми благодаря многочисленным посещениям деятелей культуры того времени, тогда как в церковной иерархии они интереса не вызывали (канонизация оптинских старцев произошла в конце двадцатого века). В выпущенных до революции церковных справочниках старчество вообще не упоминается, и исихазм трактуется большей частью негативно. (Подобное незаинтересованное отношение к старчеству характернор и для нашего времени. Так, в современных церковных изданиях слово «старец» зачастую трактуют как избираемый монахами из своей среды духовный наставник. Таким образом, вид святости подменяется значением, соответствующим выборной иерархической ступени в структуре церковной организации )

Игнорируя исихастскую традицию, являющуюся средством сознательного внутреннего совершенствования и достижения внутренней цельности для людей с аналитическим складом ума, Церковь лишилась духовного творчества этих людей, лишилась связующего звена с интеллигенцией. Вследствие чего интеллигенция дореволюционной России в массе своей отошла от Церкви и искала удовлетворения своих духовных запросов в таких суррогатах элементов религиозного сознания, как религиозная философия, теософия, оккультизм, фрагменты восточных религий. В этот же ряд, наверное, можно поставить и коммунистические идеи.

1. Архиепископ Антоний (Храповницкий). Чей должен быть Константинополь? Цит. по: Россия перед вторым пришествием. М. 1993. С.215-216.