Время от времени мне случается забрести на Campo di Fiori, мое любимое общественное место в Риме. Я люблю этот гул, доносящийся с продуктового рынка на открытом воздухе, эти аппетитные запахи, распространяющиеся из ресторанов и кафе, этот хаос, порождаемый конкурентной борьбой детей, влюбленных пар и пенсионеров за свое место на площади. Над этим кварталом доминирует статуя Джордано Бруно, еретика, сожженного на костре 17 февраля 1600 года за отрицание непорочного зачатия.

Паломничество на Campo di Fiori может послужить полезным напоминанием о том, как в былые времена опиравшиеся на догматизм власти поступали с инакомыслящими и вольнодумцами. Впрочем, сегодня, глядя на эту статую, приходится думать не только о прошлом - ибо в начале двадцать первого столетия западные общества подпали под воздействие мощных антилиберальных, антитолерантных и антидемократических тенденций. К тем, кто покушается на догмы устоявшейся "культурной ортодоксии", часто относятся как к аморальным, бесчестным людям и трактуют их идеи как нечто вроде секулярной ереси.

Многие влиятельные фигуры выказывают пренебрежение к свободе слова, исходя из убеждения, что "опасные" идеи должны быть подавлены, в том числе и силой. На неверие в устоявшиеся светские догмы навешивают сегодня ярлык "отрицания", которое наделяется статусом преступления, требующего наказания. Все началось с отрицания холокоста и распространилось со временем на другие формы геноцида (реального или воображаемого). Затем возникли новые ярлыки: теперь человека могут обвинить (чуть ли не в уголовном смысле слова) в "отрицании СПИДа" или в "отрицании климатических изменений". При этом наблюдается тенденция "игры на понижение" в использовании подобных формулировок: зачастую суть дела заключается не в таких трагических и эмоционально заряженных явлениях, как холокост, СПИД или загрязнение окружающей среды, а, скорее, в специфической риторической стратегии, опирающейся на охвативший наше общество дух нетерпимости по отношению к свободному мышлению.

Свободная мысль всегда вызывает ярость со стороны догматически настроенных морализаторов. На людей, направлявших свои усилия на экспериментирование и испытание новых идей, включая философов и представителей естественных наук, традиционно навешивали ярлык еретиков. Свободомыслящие люди не могут не подвергать сомнению доминирующие догмы, что часто приводит к отрицанию официальной версии истины. Многие выдающиеся европейские умы подвергались преследованию за свои "еретические взгляды". Еврейский философ Спиноза был объявлен еретиком за отрицание Откровения и отлучен от синагоги. В 1633 году Галилей был вызван в Рим на суд инквизиции за критику церковной космологии. Под угрозой пыток и смертной казни он вынужден был отречься от своих убеждений, в связи с чем трибунал ограничился приговором о домашнем аресте, и оставшиеся 9 лет жизни Галилей провел в качестве "узника инквизиции".

Так что же прикажете делать, если у человека возникнут серьезные сомнения по поводу того или иного аспекта конвенциональной мудрости, но он знает, что его идеи будут расценены как еретические? Исаак Ньютон столкнулся в связи с этим с дилеммой: следует ли публично объявлять о своем отрицании реальности дьявола и демонов или лучше воздержаться от этого во избежание обвинений в ереси? Ведь он многим рисковал. Некоторые его коллеги, осмелившиеся отрицать Троицу, были отлучены от академической сферы деятельности. Согласно одной из версий, Ньютон решил оставить свои сомнения при себе, потому что "еретики считались тогда религиозно неполноценными, социально опасными и даже морально деградировавшими людьми". (1) Другие тоже пытались отвести от себя гнев охотников на еретиков. Коперник, отрицавший, что Земля является центром Вселенной, избежал наказания за счет того, что отложил публикацию своей книги до будущих времен. Многие коллеги Коперника последовали его примеру, из-за чего лишенная слова коперниканская астрономия почти столетие пребывала практически в полной неизвестности.

Однако не все были готовы играть по этим правилам. Джордано Бруно был самым отчаянным отрицателем церковной догмы и защитником коперниканской теории. Он не позволил зажать себе рот и изложил идеи Коперника публично. Заплатив за это своей жизнью. Он был еретиком, готовым отстаивать свою ересь до конца. "Вы больше боитесь произнести мне смертный приговор, чем я страшусь его услышать", - сказал он своим судьям на последних слушаниях печально знаменитого процесса. (2)

В Средние века обвинение в ереси ассоциировалось с отрицанием той или иной догмы Католической церкви, воспринимавшейся как истина в последней инстанции. В теории инквизиция ставила целью заставить еретика осознать ошибочность своих взглядов и отречься от них. Только если он упорствовал в своем отрицании какой-либо догмы, его приходилось передавать в руки светских властей для наказания, состоявшего, как правило, в сожжении на костре. Когда ранний гуманист Мигель Сервет, за которым охотилась католическая инквизиция, укрылся в протестантской Женеве, он был осужден кальвинистскими властями за отрицание догмата о Троице и доктрины первородного греха. Сожжение еретиков на костре продолжалось и после Реформации, в том числе и в Англии. В период правления Якова (Джеймса) I внимание англиканской церкви привлек Бартоломео Легатт, отрицавший божественную природу Христа. Он был объявлен "наглым, упрямым и неисправимым еретиком" и сожжен на костре. Его сподвижника по отрицанию, Эдварда Уайтмана, постигла та же участь 11 апреля 1612 года - и это был последний еретик, сожженный на костре в Англии. (3) В Шотландии отрицание Троицы также было рискованным делом. В 1697 году Томас Айкенхед был повешен за такого рода богохульство.

Сегодня старая инквизиция полностью дискредитирована. Католическая церковь была вынуждена перейти в глухую оборону относительно практиковавшейся ею охоты на еретиков. Поистине, есть своя ирония в том, что Католическая церковь, занимавшаяся в прошлом систематической криминализацией акта отрицания, сегодня обвиняется в причастности к созданию "индустрии отрицания инквизиции". В восприятии некоторых светских и протестантских критиков избирательная память Ватикана о своем постыдном прошлом есть акт "отрицания инквизиции". (4)



Охота на еретиков в ХХI веке

Нынешние потенциальные инквизиторы уже не могут полагаться на мощь Церкви или на авторитет религии в своем стремлении заткнуть рот оппонентам. Складывается ощущение, что на сегодняшнем этапе своего развития западное общество утратило способность различать добра и зло. Мы чувствуем себя более комфортно, когда говорим о ценностях во множественном числе, чем в тех случаях, когда речь заходит об универсальной ценности, признаваемой всеми; вместо того чтобы задуматься об истине, общество предпочитает рассуждать о "правдах". По большинству вопросов мы свободны в выборе позиции и выражении своих убеждений и пристрастий. В университетах преподаватели внушают студентам, особенно на лекциях по гуманитарным и социальным дисциплинам, что не существует такой вещи, как правильный или неправильный ответ. Не желая руководствоваться отчетливо сформулированным моральным кодексом, власти предпочитают корректировать поведение граждан посредством невнятной риторики, избегая постановки трудных вопросов; теперь говорят, например, не столько о достойном или недостойном, сколько о "приемлемом" и "неприемлемом" поведении.

Как это ни парадоксально, нынешнее отсутствие моральной ясности способствует созданию антилиберального и антитолерантного климата. В условиях, когда моралисты не в силах четко отличить добро от зла, они вынуждены искать другие пути для установления грани между приемлемым и неприемлемым поведением. Поэтому они обращают взор на общепризнанные образцы недвусмысленного зла: педофилию, холокост, загрязнение окружающей среды - с тем, чтобы использовать их в качестве символического рубежа, пересечение которого знаменует собой моральную трансгрессию, выхождение за рамки нравственности. Нынешние охотники на еретиков стремятся установить все новые и новые табу. Самым ритуализированным и институциализированным табу в западном обществе является готовность поставить под вопрос холокост или отказ осудить такую готовность. Во многих странах действуют законы, направленные против отрицания холокоста. В Австрии подобное отрицание может привести к заключению в тюрьму на десять лет. Осуждение отрицателей холокоста позволяет политикам занять позицию морального превосходства, чем и объясняется призыв министра юстиции Германии Бригитте Циприс к введению запрета на отрицание холокоста и ношение нацистской символики на всем пространстве Европейского Союза.

Холокост трансформировался во всеобъемлющую моральную метафору, используемую для различных - нередко нацеленных на продвижение каких-то особых интересов - общественных кампаний и пропагандистских акций. Этот "бренд" используется также и для маркирования другого опыта: теперь можно услышать дебаты об афро-американском, сербском, боснийском или руандийском холокосте. Противники абортов проводят кампанию под лозунгом "Нет холокосту эмбрионов!", а активисты движения в защиту прав животных протестуют против "холокоста тюленей" в Канаде. Подобные манипуляции метафорой холокоста превращают историческую трагедию в карикатуру. Многие американские евреи пришли в негодование, когда организация, выступающая за соблюдение прав животных, развернула кампанию, в ходе которой убийство домашнего скота, по существу, приравнивалось к уничтожению евреев во время холокоста. Увенчала кампанию выставка под названием "Холокост на вашей тарелке", экспозиция которой была построена на сопоставлении фотографий людей в концентрационных лагерях и животных в загонах.

Многие используют бренд холокоста для легитимации и поддержки своих общественных кампаний. При этом активисты подобных акций, как правило, настаивают, что ко всякому, кто посмеет усомниться в их версии событий, следует относиться так, как относятся к отрицателям реального холокоста. "Разве граждане Франции армянского происхождения не заслуживают такой же защиты, как и их еврейские сограждане?" - вопрошают сторонники введения в уголовный кодекс статьи, предусматривающей наказание за отрицание геноцида армян в 1915 году. (5) За последнее время обвинение того или иного вольнодумца в отрицании стало характерным для ХХI века эквивалентом обвинения в еретичестве. Всякий, кто отважится поставить под сомнение лозунги модных движений и мнения "властителей дум", может быть уверен, что ему попытаются заткнуть рот, причем без малейшей толерантности. Ориентируясь на прецедент, созданный законами против отрицания холокоста, Французская национальная ассамблея приняла в октябре прошлого года закон, предусматривающий тюремное заключение сроком до одного года за отрицание армянского геноцида.

Акт отрицания приобрел характер первородного греха. Теперь уже стало ясно, что демонизация отрицания распространилась из области исторических споров о геноциде на другие, в том числе и виртуальные, форумы и площадки для дебатов. Отрицание превратилось в нечто вроде светской версии кощунства, или богохульства, применимой к великому множеству явлений и проблем. Один писатель, поборник защиты окружающей среды, заявил, что "язык, оперирующий такими категориями, как "изменения климата", "глобальное потепление", "человеческий фактор" и "адаптация", сам по себе является формой отрицания, знакомой нам по другим разновидностям нарушений прав человека". (6) Создается впечатление, что некоторые люди уже не могут смириться с мыслью о наличии разницы во мнениях - любое отклонение от их точки зрения воспринимается ими как "отрицание".

Обвинение в отрицании стало светской формой предания анафеме. Книга писателя, скептически относящегося к сегодняшней доминирующей "экологической мудрости", дискредитируется при помощи следующих формулировок: "В этом тексте используется такая же стратегия, которая применяется теми, кто утверждает, например, что геи не умирают от СПИДа, что евреи не истреблялись нацистами и так далее". (7) Эта форсированная смысловая ассоциация между тремя наиболее травмирующими и эмоционально нагруженными явлениями - загрязнением окружающей среды, СПИДом и нацистским холокостом - показывает, как работает клеймо "отрицания", превратившееся в средство анафематствования, потенциально пригодное для достижения едва ли не любой цели.

По мере того, как "отрицание" демонизируется, раздаются все более громкие требования подвергнуть его цензуре. Ярким примером такого подхода могут послужить наблюдающиеся сейчас попытки заткнуть рот каждому, кто ставит под сомнение катастрофические последствия возможных климатических изменений. Таких "экоскептиков" часто называют "отрицателями глобального потепления", сравнивая их тем самым с антисемитами, отрицающими холокост. Некоторые требуют проведения политики нулевой терпимости по отношению к отрицателям изменения климата. "Запасы моего терпения ограничены, и оно уже на пределе по отношению к тем, кто отрицает человеческую ответственность за загрязнение верхних слоев атмосферы и возникновение озоновых дыр, - объявляет один моральный крестоносец и завершает свою речь следующим восклицанием: - Не существует интеллектуального различия между ломборгианцами (то есть теми, кто разделяет взгляды датского ученого Бьорна Ломборга, обвиняющего своих коллег в явных преувеличениях и мифотворчестве по поводу глобального потепления), настойчиво отказывающимися признать безусловную очевидность доказательств антропогенной природы глобального потепления, приведенных авторитетными учеными с незапятнанной репутацией, и неонацистами, отрицающими холокост". (8) Еретик подлежит проклятию, поскольку он дерзнул усомниться в авторитетах, которые не могут быть не правы. В этом пассаже "безусловная очевидность" служит эквивалентом религиозной истины, данной нам в Откровении, а тот, кто позволит себе поставить под сомнение выводы "авторитетных ученых с незапятнанной репутацией" - людей, принадлежащих к новой священнической касте, - будет признан виновным в святотатстве. Такой подход характерен для работ культового английского журналиста Джорджа Монбиота, недавно заявившего: "Почти повсеместно отрицание климатических изменений выглядит сегодня так же глупо и является таким же неприемлемым, как и отрицание холокоста". (9)

Охотники на еретиков, обвиняющие своих оппонентов в "экологическом отрицании", предупреждают, что "время для доказательств и аргументации уже на исходе". (10) Похоже, "экологическое отрицание", заключающееся в отказе перейти на точку зрения экологистов-радикалов, делает человека соучастником длинного списка "экопреступлений". Некоторые журналисты утверждают, что всякий, кто отказывается принять сакральный нарратив о глобальном потеплении, уподобляется отрицателю холокоста и подлежит изгнанию со страниц печати. "В журналистике существует некий предел, за которым поиски баланса становятся безответственными", - пишет корреспондент CBS Скотт Пелли в оправдание такого запретительного подхода. (11) С этой антилиберальной точки зрения масс-медиа просто обязаны заткнуть рты отрицателям глобального потепления.

Новые крестоносцы, выступающие против "отрицания", стремятся не только к нейтрализации своих оппонентов. Верные традиции охоты на еретиков, они также хотят привлечь к ответственности тех, кто не разделяет "истинной веры" (то есть их убеждений). Всякий, кто позволяет себе усомниться в официально признанной версии распространения СПИДа, может быть заклеймен как "отрицатель СПИДа". "А если отрицатели холокоста заслуживают наказания, то его заслуживают также и отрицатели СПИДа, - рассуждает один из сторонников государственных репрессий. И продолжает: - Сейчас самое время, чтобы африканские правительства объявили вне закона отрицателей эпидемии и наказали тех, кто распространяет дезинформацию о СПИДе или каким-либо образом подрывает усилия по борьбе с ним". (12)

Противники либерального подхода, воюющие с "отрицателями климатических изменений", выступают с такими же требованиями. Один австралийский журналист написал в прошлом году, что "случай с Дэвидом Ирвингом, арестованным в Австрии за отрицание холокоста, наводит на мысль, что неплохо было бы причислить к такого рода преступлениям и отрицание климатических изменений". Почему? Потому что "это, в конечном итоге, преступление против человечности". (13) Дэвид Робертс, репортер, пишущий для онлайнового журнала "Grist", хотел бы, чтобы отрицателей климатических изменений наказывали точно так же, как нацистских преступников. Он вещает во взвинченном тоне, характерном для инквизиторов-догматиков: "Мы должны добиться того, чтобы эти ублюдки предстали перед военным трибуналом, настала пора своего рода климатического Нюрнберга". (14)

Похоже, отрицание - это современный эквивалент того, что традиционная религия рассматривала как греховную или опасную идею. Много лет назад теократы осознали, что авторитетность их системы верований укрепится, если они будут настаивать на том, что "Бог наказывает за неверие". (15) Кроме того, святотатцы должны быть наказаны за то, что их кощунство оказывает пагубное воздействие на окружающих. Сегодняшние инквизиторы также приняли этот подход, настаивая на том, что "насильственно-репрессивные меры воздействия" являются в данной ситуации составной частью "ответственного поведения", поскольку эти меры призваны защитить людей от "ложных взглядов" и неверия. В превращении отрицания в табу как в капле воды отражается широко распространенный сегодня конформистский догматизм.

Здесь уместно привести цитату из замечательной книги Артура Верслуиса (Arthur Versluis) "Новая инквизиция", в которой автор напоминает, что церковный термин "ересь" происходит от греческого слова hairen, которое означает "выбирать": "Значит, "еретик" - это тот, кто выбирает; стало быть, это слово олицетворяет свободу индивидуальной мысли", - замечает Верслуис. (16) Что же объединяет историческую инквизицию с деятельностью сегодняшних охотников на еретиков? Верслуис отвечает на этот вопрос следующим образом: "Может быть, главная их общая черта состоит в том, что для тех и для других самое ужасное преступление - это "преступление мысли". (17)



Отрицание

Согласно Оксфордскому словарю английского языка (Oxford English Dictionary), слово "отрицание" означает акт "признания чего-либо неправильным или несостоятельным". Вот почему на протяжении веков отрицание было неразрывно связано с критической мыслью. Тот, кто отрицает официальную версию событий, всегда сталкивается с враждебностью, а иногда и подвергается физическим репрессиям. Сегодня слово "отрицание" утратило ассоциации с радикальным критицизмом. Вместо этого оно используется как синоним отказа признать правду - как в случае с отрицанием холокоста. Даже в разговорном повседневном употреблении слово "отрицание" приобрело новый оттенок смысла: оно подразумевает действие, инспирированное низкими или бесчестными мотивами. Такое понимание основывается на употреблении этого слова в психоанализе, где "отрицание" означает подавление болезненных или постыдных воспоминаний. В сегодняшней психотерапии ситуация такова, что о людях, которые выражают взгляды, противоречащие общепринятым, часто говорят, что они пребывают "в отказе" (in denial). (18) Такая характеристика стала средством дискредитации их позиции и/или затыкания им рта. Современная культура поведения поощряет публичное выражение эмоций и готовность проникнуться чувствами других людей. (19) В подобных условиях отрицание стало восприниматься как негативная эмоциональная реакция. Согласно оценке многих современных психологов, отрицание представляет собой отказ "признать тревожную или болезненную реальность". (20) Таким образом, "уйти в отрицание" - значит прибегнуть к тактике, прямо противоположной признанию боли, страданий и других тягостных явлений. В эпоху, когда принято гордиться своей эмоциональной открытостью, обвинение в отрицании звучит как выражение сурового морального осуждения. Можно простить человека, подсевшего на наркотики или страдающего алкоголизмом, если он занимается по 12-ступенчатой программе реабилитации и признает свои недостатки. Отрицание же, напротив, воспринимается как симптом деструктивного и опасного душевного состояния; это признак болезни, обрекающей человека на саморазрушение. Согласно одной методической инструкции, алкоголизм - это "недуг отрицания" (the disease of denial), а отрицание - это "путь к пожизненной наркозависимости". (21) В популярной культуре отрицание часто служит показателем болезненного личностного настроя. На одном веб-сайте, посвященном "душевной саморегуляции", с комической серьезностью сообщается о том, что "болезнь отрицания ежегодно убивает больше людей, чем любое другое заболевание". Еще бы, ведь она "калечит, уродует, ослабляет и лишает дееспособности не только самих "отрицателей", но и их близких, это бич нашего времени". (22)

Когда таким образом понимаемое отрицание ассоциируется с кошмарными историческими событиями наподобие холокоста, оно перестает быть просто самодеструктивным, но становится угрозой также и для окружающих. В таком контексте отрицание - это не просто психологическое свойство индивида, это культурная общественная сила, подрывающая благосостояние народа. В сфере культуры отрицание приобрело зловещие физические и экзистенциальные атрибуты, сигнализирующие о том, к каким тяжким последствиям оно приводит. Криминализация отрицания получила наибольшее развитие в дебатах о геноциде. По мнению Грегори Стэнтона, бывшего президента фонда "Genocide Watch", отрицание представляет собой конечную стадию того, что он называет "восемью стадиями геноцида"; более того, оно числится среди "самых надежных индикаторов предрасположенности к дальнейшим массовым убийствам". (23) В такой смысловой перспективе отрицание - это не просто речевой акт, но один из элементов физического акта уничтожения.

Характерная для нашего общества терапевтическая культура заставляет людей интерпретировать свои эмоциональные фрустрации как более тяжкие и разрушительные явления, чем физические травмы. С этой точки зрения боль, причиняемая отрицанием, воспринимается как ни с чем не сравнимая, уникальная по своей разрушительной силе. Именно это имел в виду Эли Визель, когда охарактеризовал отрицание геноцида как "двойное убийство", потому что, по его словам, оно "убивает также и память о преступлении". Подобная трансформация смысла слов и метафор превращает их в оружие массового поражения в руках таких людей, как, например, экологически озабоченные "зеленые алармисты". Псевдопсихологическая болтовня об индивидах, "ушедших в отрицание" вследствие своей неспособности посмотреть в глаза правде, считается вполне убедительным объяснением того, почему широкая публика не находится в состоянии перманентной паники в связи с неуклонно надвигающимся экологическим апокалипсисом. Индийский журналист Михир Шах изобрел для описания этого состояния термин "синдром экологического отрицания". (24) Другие уверяют, что "мы можем принять свидетельства об изменении климата интеллектуально, но при этом нам необычайно трудно взять на себя ответственность за преступление такого масштаба". В этом случае "отрицатели" осуждаются за отказ взять на себя ответственность за небывалое преступление. Согласно Джорджу Маршаллу, это свидетельствует о том, что отрицание есть корень всякого зла и лежит в основе всех аморальных деяний. "По большому счету, самой ужасающей чертой людей, исповедующих отрицание, является их неспособность хотя бы признать, что существует моральное измерение действительности, в котором палачи отличаются от жертв", - пишет он. (25)



Свобода слова священна

Существуют ли легитимные основания для криминализации свободы слова? Не может быть никаких сомнений в том, что люди, отрицающие холокост или пытающиеся минимизировать его значение, руководствуются самыми низменными мотивами. Они, как правило, считают, что во Второй мировой войне победила "не та сторона", и хотят переписать историю с целью легитимизации нацизма. Нередко эти люди помешаны на антисемитизме. И существуют вполне весомые резоны для того, чтобы принять жесткие меры против тех, кто хотел бы вычеркнуть из истории концентрационные лагеря и газовые камеры.

Но имеются также и очень опасные обоснования крестового похода против отрицания холокоста. Одно из них состоит в том, что такое отрицание ранит чувства переживших это бедствие евреев. Свобода слова потеряет всякий смысл, если людям будет отказано в праве обижать своих сограждан. Требование, чтобы мы признали боль и страдания какой-то группы населения, относится скорее к сфере морального регулирования, чем к стремлению утвердить историческую истину. Известный журналист Д.Д.Гуттенплан, один из наиболее красноречивых сторонников запрета отрицания холокоста, утверждает, что споры ведутся вовсе не о частных исторических деталях. "Отказ признать страдания, испытываемые выжившими жертвами холокоста перед лицом отрицания их собственного опыта, или стремление трактовать эти страдания как чисто еврейскую проблему, которая не должна больше никого беспокоить, - суть не что иное, как отрицание нашей общей человечности". (26) Может быть. Но не стоит превращать историю в разновидность общественной терапии, призванной пролить бальзам на чувства ее жертв: следуя таким путем, мы рискуем превратить исторические дискуссии в отрасль социальной инженерии.

Некоторые обосновывают свою запретительную позицию тем, что отрицание холокоста представляет собой проблему, поскольку по мере того, как умирают его последние свидетели и жертвы, остается все меньше людей, которые могли бы противостоять заявлениям о том, что это ужасное событие - просто миф. Другие выражают беспокойство в связи с тем, что молодые люди, странствующие по Всемирной паутине, неизбежно наткнутся на антисемитские веб-сайты, и у них не достанет исторических знаний, чтобы отмести эту пропаганду. Может быть, они правы. И все же бюрократическое вмешательство и цензура не смогут помешать подобным идеям привлекать внимание людей. Даже если взглянуть на ситуацию с сугубо прагматической точки зрения, придется признать, что попытки управления общественным дискурсом не работают. В эпоху интернета идеи не могут быть выведены из употребления путем запрета.

Однако свобода слова - это не предмет прагматических договоренностей, а фундаментальный демократический принцип, что было признано еще Французской национальной ассамблеей, которая провозгласила в 1789 году: "Свобода выражения и передачи другим своих мыслей и мнений является одним из самых драгоценных и неотъемлемых прав человека; поэтому каждый гражданин может свободно говорить, писать и печатать то, что считает нужным". Кажется, сегодня это право стало восприниматься как "отъемлемое". Западным обществам становится все труднее жить в соответствии со своими собственными принципами. Прагматически настроенные политики и эксперты по юриспруденции постоянно читают нам лекции о том, почему свобода слова не относится к числу абсолютных прав. Все чаще звучат утверждения о том, что свобода слова - не более чем миф, на который возлагались ранее слишком большие и ничем не обоснованные надежды. Мы тратим больше времени на дискуссии о том, как обуздать свободу слова, чем на усилия по ее укреплению. И всякий раз, когда устанавливаются ограничения на какую-то определенную форму речи, это служит прелюдией для их распространения на другие виды дискурса. Поэтому криминализация отрицания холокоста привела к подавлению других "отрицаний", касающихся различных форм закостеневшей конвенциональной мудрости.

Особенно печально, что для "наведения порядка" в области свободной мысли была мобилизована наука. Официозные департаменты научного истеблишмента объявляют, например, что дебаты о глобальном потеплении завершены и всякий, кто отвергает так называемый научный консенсус, должен быть подвергнут остракизму. Но использование науки для "закрытия" дебатов нелегитимно. В лучшем случае научные исследования могут снабдить нас сведениями об имеющихся проблемах, но вопрос о том, как эти проблемы будут проинтерпретированы обществом, может быть решен только в ходе дебатов с учетом политических, моральных и культурных факторов. Все культуры обладают своими особенностями, и каждая из них по-своему определяет уровень допустимого риска: только сами граждане могут решить, на какие жертвы они готовы пойти ради обеспечения своей безопасности (о которой разные культуры имеют разные представления). Выдающие себя за истину в последней инстанции утверждения по поводу безопасного секса, прав ребенка или загрязнения окружающей среды являются продуктом культурной интерпретации, как и многие другие угрозы, перед лицом которых стоит современный мир. Наука может сказать об этих проблемах свое весомое слово, которое, разумеется, не может и не должно игнорироваться. Однако она не дает и не может дать ответов на вопросы о том, что эти проблемы значат для общества и как мы должны их решать. Вот почему ни на какую тему не следует накладывать табу. И по этой же причине наука не должна использоваться для завершения дискуссии. В поисках смысла мы просто обязаны спорить, приводить аргументы и свободно выражать свое мнение обо всем. В нашу конформистскую эру здоровая доза неверия - совсем неплохая вещь.

И еще одно соображение в заключение. Нынешний дух нетерпимости по отношению к свободе слова резонирует с общественным мнением. В последние два десятилетия наблюдалась крайне тревожная тенденция: свобода слова пользуется все меньшей поддержкой среди широкой публики. Это наблюдение находит подтверждение в недавно опубликованном Обзоре общественных настроений в Великобритании, из которого видно, что большая часть населения этой страны (64%) поддерживает право людей "не сталкиваться с оскорбительными мнениями", в то время как одобрить право людей "говорить все, что они думают" готовы только 54%. В обзоре делается заключение, что "в целом широкая публика убеждена в необходимости гражданских свобод меньше, чем это было 25 лет назад". (27) Лишь незначительное большинство населения всерьез относится к свободе слова. Следует подчеркнуть, что, как видно из обзора, эти антилиберальные тенденции проявлялись еще до начала войны с терроризмом и поэтому не могут быть списаны на политическую атмосферу, воцарившуюся после 9/11.

Одного этого факта достаточно, чтобы оценить масштабы того вызова, перед которым стоят те из нас, кто все еще относится к свободе слова со всей серьезностью.



Примечания:

1. Stephen Snobelen, "Isaac Newton, heretic: the stategies of Nicodemite", BJHS, 1999, vol. 32, p.381.

2. Cited in The Acceptance of Correct Ideas in Science , Immanuel Velikovsky, accessed 3 January 2007.

3. Ian Atherton & David Como "The Burning of Edward Wightman: Puritanism, Prelacy and the Politics of Heresy in Early Modern England", English Historical Review, vol. cxx. December 2005.

4. Arthur Noble "Purification of Memory" - a Vatican Euphemism for the Whitewashing of History , European Institute of Protestant Studies, 17 April 2000, accessed 7 January 2007.

5. Christopher Atamian "Talking turkey about Armenian history", Beirut Daily Star, 3 November 2006.

6. George Marshall "The Psychology of denial: our failure to act against climate change", Ecologist, 22 September 2001.

7. Stuart Pimm & Jeff Harvey "No need to worry about the future", Nature, 8 November 2001

8. See David Pollard, Global Warming And The Crime Of Denial , 7 March 2004

9. George Monbiot, The threat is from those who accept climate change, not those who deny it , Guardian 21 September, 2006.

10. David Orr; "Armageddon Versus Extinction", Conservation Biology, vol.19, no.2, p.291.

11. Cited in Warren Anderson & Dan Gainor (2006) Fire And Ice, Media Research Center, Alexandria, Va., p.5.

12. See A Smyth "Denying the spread of Aids should be as harshly punished as refuting the Holocaust", First Post; 27 December 2006.

13. Margo Kingston, "Himalayan lakes disaster", DailyBriefing, 21 November 2005.

14. David Roberts The Denial Industry , Gristmill, 19 September 2006.

15. On this point see Steven Weinberg, A dealy certitude , Times Online, 17 January 2007.

16. Arthur Versluis (2006) "The New Inquisitions; Heretic-Hunting and the Intellectual Origins of Modern Totalitarianism", Oxford University Press: Oxford, p.3.

17. Arthur Versluis (2006) "The New Inquisitions; Heretic-Hunting and the Intellectual Origins of Modern Totalitarianism", Oxford University Press: Oxford, p.7.

18. See Frank Furedi (2004) "Therapy Culture; Cultivating Vulnerability In An Anxious Age", Routledge: London, chapter 1.

19. Furedi (2004) op.cit.

20. Simon Cottee "The Cultural Denial: Islamic Terrorism and the Delinquent Left", Journal of Human Rights, vol.4, 2005, p.119.

21. Alcoholism - The Diseases of Denial

22. Michael McCright, The Most deadly Disease of All

23. Gregory Stanton, The Eight Stages of Genocide , 1998

24. Mihir Shah "Environment denial syndrome", The Hindu, 23 May 2006.

25. George Marshall "The Psychology of denial: our failure to act against climate change", Ecologist, 22 September 2001.

26. DD Gutterplan "Should freedom of speech stop at Holocaust denial?", Index for Free Expression, 27 January 2005.

27. Mark Johnson & Conor Gearty " Civil liberties and the challenge of terrorism" in Park, A., Curtice, J., Thomson, K., Phillips, M and Johnson, M. (eds) 92007) British Social attitudes: the 23rd Report, London: Sage. P.168.