Всероссийская научная библиотека
Архивные фонды - это спецфонды Порталуса, которые не доступны в Читальном зале.
ВСЕ архивы рубрики...
Добавить статью
Экспорт новинок
Главная → КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО → В ОХОТНИЧЬИХ ДЕБРЯХ КУЛЬТУРИНВЕНТАРЯ
В ОХОТНИЧЬИХ ДЕБРЯХ КУЛЬТУРИНВЕНТАРЯ
Дата публикации: 13 января 2014
Автор(ы): Сергей Земляной →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО →
Источник: (c) http://portalus.ru →
Номер публикации: №1389609912
Сергей Земляной, (c)
КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЕ как феномен и как деятельность при всей своей самостоятельной ценности служит в этой статье лишь фоном для теологии, метафизики и антропологии буржуазного коллекционера, каким он сформировался в XIX веке, после наполеоновских войн, чтобы осуществить свою невиданную экспансию в универсуме коллекционирования. При этом я исхожу из убеждения, что буржуазный коллекционер есть очень интересный (междубытийный, если руководствоваться изначальным значением этого термина: Jnter-esse, то есть междубытие) представитель того антропологического типа, того социального характера, который наложил неизгладимую печать на генезис и развитие современного ("нормального") капитализма. Одновременно я хочу опровергнуть тезис Гегеля о непреодолимой враждебности рынка, товарно-денежных отношений духовному производству в целом и некоторым его отраслям (искусство, мифология и др.) в особенности: именно буржуазный коллекционер, обеспечивая продуктивную цезуру в самодвижущемся обороте капитала, создает новый веер возможностей культуры. Параллельно с этим будут намечены основы теории рынка культуринвентаря, антропологии коллекционера и других агентов этого рынка (антиквар, от "antiguario", то есть античника), а также категориальной структуры современного коллекционного предмета с преимущественным вниманием к категории "подлинности". Такова моя скромная исследовательская программа.
Коллекционер еще в Риме стал животрепещущей проблемой философии и литературы (Сенека, Плиний, Петроний), превратился в эпоху Ренессанса в знаковую фигуру культуры (Петрарка, Рабле), был подвергнут моральному анализу Лабрюйером и освящен светской религией классицизма, созданной Винкельманом. Однако все эти замечательные авторы либо не дошли исторически, либо исторически прошли мимо буржуазного коллекционера, которого во многом вынесли на поверхность культуры волны возникновения и перемещения свободных капиталов: Венеция и Флоренция - Ганзейский союз и Франция - Испания и Нидерланды - Англия и т.п. Тотальным эффектом этого перемещения стали европейские революции (включая географические), а эффектом интегральным - расцвет дела коллекционирования как одной из точек приложения свободного капитала. Буржуазный коллекционер включается в этот процесс массовидным образом в XVIII и особенно в XIX веке. Когда его и засек гениальный взор Оноре де Бальзака, который своим "Кузеном Пенсом" создал ему доныне непревзойденный литературный мемориал ("Коллекционер" Джона Фаулза есть постмодернистская надстройка на базовую тему Бальзака). Адекватную философско-историческую концепцию коллекционера с задержкой на столетие (и при опоре на Бальзака) выработали только немецкие эссеист Вальтер Беньямин и, в несобственном смысле, психолог Эрих Фромм.
Если зрить в корень, то в чем состоит сухой остаток бальзаковско-беньяминовско-фроммовской концепции коллекционера (которую я здесь изменяю и развиваю с прицелом на реальности России конца 90-х годов XX века)? Во-первых, в обнаружении либидонозных механизмов генезиса характера и осуществления главной поведенческой стратегии коллекционера. Уже Бальзак в "Кузене Понсе" с не терпящей недомолвок определенностью указал на то, что коллекционеру присущи определенная форма сублимации либидо, его удовлетворения на известном окольном пути, эротически окрашенное отношение к коллекционным предметам и коллекции, которые он "любит": "Если вы не можете пить из чашки, которую во все времена называли наслаждением, - пишет проницательный француз, - пристраститесь к коллекционированию, все равно чего (ведь существовали же коллекционеры объявлений), и вы вновь обретете золотой слиток счастья, правда, разменянный на мелкую монету. Столь яростно предаваться страсти - все равно что мысленно предаваться наслаждению". Оставлю на совести XIX века оговорку "мысленно": в коллекционере ярым, хотя и превращенным, огнем пылают те же энергии, которые формируют целиком всю так называемую "лирику" человеческой жизни.
Добавление Фромма к анализу коллекционера у Бальзака состоит преимущественно в том, что он связывает его с социально переосмысленной глубинной психологией и характерологией Зигмунда Фрейда. И показывает, что коллекционированием Нового времени, как и западным капитализмом вообще, были востребованы определенные психологические структуры: время коллекционера - это всегда время, когда первоначальное накопление капитала уже произошло и накопленный капитал застыл в раздумье, на распутье. Коллекционер - это тот, кто превращает накопленные (или обездвиженные) новые деньги в старые (и активно престижеспособные). Коллекционер выводит деньги сразу из производства, обращения и личного потребления: помещая их в предметы своей коллекции, он совершает политэкономический подвиг - возвращает деньгам запах, то есть личностный смысл. Кто же способен на это чудо: накопить, но не потребить, не растратить, а поместить, преодолеть магию денег ритуальным служением коллекционному предмету? Согласно Фрейду-Фромму, люди анального характера: "То есть такого характера, при котором жизненная энергия человека направлена в основном на то, чтобы иметь, беречь и копить деньги и вещи, а также чувства, жесты, слова, энергию. Это характер скупца, и скаредность обычно сочетается в нем с такими чертами, как любовь к порядку, пунктуальность, упорство и упрямство". Людей этого типа как раз и взыскуют коллекционирование и капиталистическое предпринимательство.
Фундаментальное добавление Беньямина к этой психологической экспликации заключалось в том, что он открыл продуктивный характер того обладания (коллекция как имущество, собственность), которым опосредовано отношение коллекционера к предметам его вожделений: "таинственное отношение к обладанию" коллекционера заключается в том, что он возвращает купленному им для своей коллекции предмету (монете, марке, картине и т.п.) утраченное им на рынке достоинство. Он восстанавливает у того, что превратилось в товар среди товаров, его культурную ауру, его единственное место в единственной связи истории культуры. Обращение коллекционера со своей коллекцией окрашено "отношением к вещам, которое определяется не функциональной ценностью, то есть их полезностью, практической пригодностью, а любовным изучением их как арены действия, театра судьбы. Величайшее наслаждение для собирателя - включить единичное во всеобщую сферу, в которой оно, содрогнувшись в последнем трепете, трепете приобщения, и застывает. Все, о чем оно напоминает, какие мысли, чувства вызывает, все это становится цоколем, обрамлением, постаментом, затвором для приобретенного". Это только профанам кажется, будто коллекционер покупает и прячет свои сокровища: он восстанавливает распавшуюся связь времен. А со стороны это будет казаться, что человек, купивший очередную старинную статуэтку или штору 18-го века просто желает украсить декор интерьера. Но это слишком упрощенная модель восприятия. Все-таки тот же декор - это важная зона нашей жизни. И все должно быть уютно и так, как хочет этого сам хозяин помещения.
Отсюда проистекает неизменное, но, как правило, нарушаемое наследниками посмертное желание/завещание коллекционера о сохранении его коллекции в целости и сохранности: это его секулярный способ приобщения к жизни вечной, то есть исторической. Я не могу удержаться от приведения хотя бы двух примеров этого "таинственного отношения" коллекционеров к обладанию. Один из пионеров буржуазного коллекционирования Виллибальд Имхоф Старший (1519-1580) из Нюрнберга, создавший один из уникальных "кунсткабинетов" Нового времени, куда входили шедевры итальянской, немецкой и нидерландской живописи, автор одного из первых в Новое время коллекционных каталогов (инвентарных описей) и первых техник атрибуции, сперва видел в своем коллекционировании выгодное "вложение капитала" (определение Имхофа) и намеревался продать свои картины, когда цены на них вырастут. В конце жизни Имхоф Старший забыл об этом намерении, признал "кунсткабинет" главным делом жизни и запретил своим детям делить коллекцию. Но детям Имхофа Старшего, как всяким детям, было глубоко наплевать на коллекционерскую умоперемену отца, и коллекция разошлась по другим рукам.
Или Розанов, наш Василий Розанов, который, помимо прочего, большую часть жизни развенчивал чужие мечты и собирал римские монеты, - оказывается, в "Смертном" он поведал и свою собственную мечту: "Мечта моя, года три назад и теперь - следующая. Может быть, кто-нибудь любящий - исполнит (Флоренский? Цветков?). Нужно отобрать из моей коллекции римских монет - экземпляров 100 или 200 <...> Поместить каждую монету в коробочку (у меня их громадный запас), надписать сверху определение монеты <...> Донышко коробок обмазать гуммиарабиком и прилепить ко дну небольшого ящика под стеклом <...> Закрыть и запереть ящики (ящики есть у меня). И пожертвовать - то есть попросить принять в дар - начальнику Григоровского училища (теперь пансион? гимназия?) в Костроме - для этого училища. Позвав слесаря <...>" Если это не "смертное" попечение о плодоносном культурном слое, который создается веками и без которого нет культуры, то тогда - что?
Теперь уместно сказать несколько слов о категориальной структуре коллекционного предмета. При всем историческом многообразии пристрастий коллекционеров она едина: коллекционный предмет впервые возникает в эпоху эллинизма в результате секуляризации достояния греческой культуры, выхолащивания ее религиозно-мифологического ядра. Систематическое коллекционирование (греческой пластики и живописи) начинают цари (эллинистического центра) Пергама Атталос I, Атталос II и Евменес II, которые собрали первые обширные коллекции. (В отличие от этого начатки организации музейного дела восходят к деятельности древних храмов с их сокровищницами, инвентарными описями таковых и специальной службой экскурсоводов.) В древнем Риме с развитием частного собирательства греческих статуй, бронзы и утвари культовое значение коллекционного предмета было впервые замещено его эстетическим значением, художественной образцовостью (ценностью) и стоимостью. Христианство внесло в структуру коллекционного объекта принципиально новый момент, объявив борьбу не на жизнь, а на смерть языческому идолопоклонству, то есть пластической культуре римлян и греков: монастырское собирательство приобрело узко библиофильский и ювелирный (драгоценные металлы и камни) уклон. Гуманистами и ренессансными коллекционерами была проведена вторичная секуляризация коллекционного предмета: на рынок и в частную жизнь были выброшены не только археологические, греческие и римские находки, но также сохраненные Византией и монастырями книги, светские и богослужебные, произведения христианского искусства. С первыми крестовыми походами коллекционными предметами в Европе стали исторические и природные "редкости", "уникумы" и монстры. Сперва в ренессансной Италии, а затем в реформационной Германии и Франции в качестве коллекционных объектов стали выступать художественные произведения современников-собирателей. Сперва в итальянских городах-республиках стали собирать картины фландрских художников, а потом в Париже, Нюрнберге и Аугсбурге - полотна итальянцев. Возглавленные итальянцами испанские и португальские экспедиции открыли для коллекционеров Новый свет с его богатствами и достопримечательностями. В Новое время культура стала все больше отождествляться с культурными "ценностями", с культуринвентарем, а рынок этих ценностей все более превращался в мировой рынок. К XVI-XVII векам относятся первые шаги светского собирательства в России: "Охота к редкостям и драгоценностям, к разным узорочным, хитрым изделиям и курьезным вещам была распространена (в XVI в. - С.3.) не только во дворце, но и вообще между знатными и богатыми людьми того века" (И. Забелин).
Рынок культуринвентаря пережил также несколько стадий своего становления, в основном совпадающих с вышеозначенными. Уже в Риме, после завоевания и разграбления Сиракуз в 212 году до н.э., этот рынок стал быстро приобретать ныне привычные очертания: специализированная торговля греческими художественными произведениями, аукционы, экспертиза подлинности произведений и фабрикация подделок, особый городской квартал Рима, где были сосредоточены эти формы рыночной активности - все это появилось уже тогда. Возрожденческая Италия добавила к этой организации, восстановив ее, важную фигуру "антиквара": первым антикваром в современном смысле стал Джакомо дель Страда (1507-1588) из Мантуи - художник и коллекционер, имевший еврейские и арабские рукописи и оставивший описание своих собраний (1533). Дель Страда стал посредником, торговым агентом и консультантом многих венценосных коллекционеров из Германии (императора Максимилиана II из Вены, короля Рудольфа II из Праги и др.), хотя начал с услуг, оказанных великому банкиру Иоганну Якобу Фуггеру. Первым русским антикваром в золотую пору отечественного коллекционирования (конец XVIII - начало XIX века, когда, по словам англичанина Кларка, "можно было подумать, что русские богачи обобрали всю Европу для составления своих замечательных коллекций") стал Игнатий Ферапонтович, которому прекрасный коллекционер К. Калайдович посвятил специальную работу.
А завершить свои философские заметки я хотел бы словами Вальтера Беньямина, в которых дан ответ на щемящий вопрос каждого коллекционера и к каждому коллекционеру: откуда это благоговение перед подлинником? Вот эти удивительные слова: "В той мере, в какой секуляризируется культовая ценность образа (картины), все более неопределенными становятся представления о субстрате ее уникальности. Все больше уникальность действующих в культовом образе явлений вытесняется в восприятии зрителя эмпирической уникальностью образотворца или его образотворческого достижения. Правда, никогда не вытесняется до конца; понятие подлинности никогда не перестает уводить за пределы атрибуции. Это особенно показательно для коллекционера, который всегда сохраняет в себе нечто от служителя фетиша и который благодаря обладанию художественным произведением участвует в его культовой силе". Здесь я вступаю в святилище коллекционера. Больше - ни слова.
Коллекционер еще в Риме стал животрепещущей проблемой философии и литературы (Сенека, Плиний, Петроний), превратился в эпоху Ренессанса в знаковую фигуру культуры (Петрарка, Рабле), был подвергнут моральному анализу Лабрюйером и освящен светской религией классицизма, созданной Винкельманом. Однако все эти замечательные авторы либо не дошли исторически, либо исторически прошли мимо буржуазного коллекционера, которого во многом вынесли на поверхность культуры волны возникновения и перемещения свободных капиталов: Венеция и Флоренция - Ганзейский союз и Франция - Испания и Нидерланды - Англия и т.п. Тотальным эффектом этого перемещения стали европейские революции (включая географические), а эффектом интегральным - расцвет дела коллекционирования как одной из точек приложения свободного капитала. Буржуазный коллекционер включается в этот процесс массовидным образом в XVIII и особенно в XIX веке. Когда его и засек гениальный взор Оноре де Бальзака, который своим "Кузеном Пенсом" создал ему доныне непревзойденный литературный мемориал ("Коллекционер" Джона Фаулза есть постмодернистская надстройка на базовую тему Бальзака). Адекватную философско-историческую концепцию коллекционера с задержкой на столетие (и при опоре на Бальзака) выработали только немецкие эссеист Вальтер Беньямин и, в несобственном смысле, психолог Эрих Фромм.
Если зрить в корень, то в чем состоит сухой остаток бальзаковско-беньяминовско-фроммовской концепции коллекционера (которую я здесь изменяю и развиваю с прицелом на реальности России конца 90-х годов XX века)? Во-первых, в обнаружении либидонозных механизмов генезиса характера и осуществления главной поведенческой стратегии коллекционера. Уже Бальзак в "Кузене Понсе" с не терпящей недомолвок определенностью указал на то, что коллекционеру присущи определенная форма сублимации либидо, его удовлетворения на известном окольном пути, эротически окрашенное отношение к коллекционным предметам и коллекции, которые он "любит": "Если вы не можете пить из чашки, которую во все времена называли наслаждением, - пишет проницательный француз, - пристраститесь к коллекционированию, все равно чего (ведь существовали же коллекционеры объявлений), и вы вновь обретете золотой слиток счастья, правда, разменянный на мелкую монету. Столь яростно предаваться страсти - все равно что мысленно предаваться наслаждению". Оставлю на совести XIX века оговорку "мысленно": в коллекционере ярым, хотя и превращенным, огнем пылают те же энергии, которые формируют целиком всю так называемую "лирику" человеческой жизни.
Добавление Фромма к анализу коллекционера у Бальзака состоит преимущественно в том, что он связывает его с социально переосмысленной глубинной психологией и характерологией Зигмунда Фрейда. И показывает, что коллекционированием Нового времени, как и западным капитализмом вообще, были востребованы определенные психологические структуры: время коллекционера - это всегда время, когда первоначальное накопление капитала уже произошло и накопленный капитал застыл в раздумье, на распутье. Коллекционер - это тот, кто превращает накопленные (или обездвиженные) новые деньги в старые (и активно престижеспособные). Коллекционер выводит деньги сразу из производства, обращения и личного потребления: помещая их в предметы своей коллекции, он совершает политэкономический подвиг - возвращает деньгам запах, то есть личностный смысл. Кто же способен на это чудо: накопить, но не потребить, не растратить, а поместить, преодолеть магию денег ритуальным служением коллекционному предмету? Согласно Фрейду-Фромму, люди анального характера: "То есть такого характера, при котором жизненная энергия человека направлена в основном на то, чтобы иметь, беречь и копить деньги и вещи, а также чувства, жесты, слова, энергию. Это характер скупца, и скаредность обычно сочетается в нем с такими чертами, как любовь к порядку, пунктуальность, упорство и упрямство". Людей этого типа как раз и взыскуют коллекционирование и капиталистическое предпринимательство.
Фундаментальное добавление Беньямина к этой психологической экспликации заключалось в том, что он открыл продуктивный характер того обладания (коллекция как имущество, собственность), которым опосредовано отношение коллекционера к предметам его вожделений: "таинственное отношение к обладанию" коллекционера заключается в том, что он возвращает купленному им для своей коллекции предмету (монете, марке, картине и т.п.) утраченное им на рынке достоинство. Он восстанавливает у того, что превратилось в товар среди товаров, его культурную ауру, его единственное место в единственной связи истории культуры. Обращение коллекционера со своей коллекцией окрашено "отношением к вещам, которое определяется не функциональной ценностью, то есть их полезностью, практической пригодностью, а любовным изучением их как арены действия, театра судьбы. Величайшее наслаждение для собирателя - включить единичное во всеобщую сферу, в которой оно, содрогнувшись в последнем трепете, трепете приобщения, и застывает. Все, о чем оно напоминает, какие мысли, чувства вызывает, все это становится цоколем, обрамлением, постаментом, затвором для приобретенного". Это только профанам кажется, будто коллекционер покупает и прячет свои сокровища: он восстанавливает распавшуюся связь времен. А со стороны это будет казаться, что человек, купивший очередную старинную статуэтку или штору 18-го века просто желает украсить декор интерьера. Но это слишком упрощенная модель восприятия. Все-таки тот же декор - это важная зона нашей жизни. И все должно быть уютно и так, как хочет этого сам хозяин помещения.
Отсюда проистекает неизменное, но, как правило, нарушаемое наследниками посмертное желание/завещание коллекционера о сохранении его коллекции в целости и сохранности: это его секулярный способ приобщения к жизни вечной, то есть исторической. Я не могу удержаться от приведения хотя бы двух примеров этого "таинственного отношения" коллекционеров к обладанию. Один из пионеров буржуазного коллекционирования Виллибальд Имхоф Старший (1519-1580) из Нюрнберга, создавший один из уникальных "кунсткабинетов" Нового времени, куда входили шедевры итальянской, немецкой и нидерландской живописи, автор одного из первых в Новое время коллекционных каталогов (инвентарных описей) и первых техник атрибуции, сперва видел в своем коллекционировании выгодное "вложение капитала" (определение Имхофа) и намеревался продать свои картины, когда цены на них вырастут. В конце жизни Имхоф Старший забыл об этом намерении, признал "кунсткабинет" главным делом жизни и запретил своим детям делить коллекцию. Но детям Имхофа Старшего, как всяким детям, было глубоко наплевать на коллекционерскую умоперемену отца, и коллекция разошлась по другим рукам.
Или Розанов, наш Василий Розанов, который, помимо прочего, большую часть жизни развенчивал чужие мечты и собирал римские монеты, - оказывается, в "Смертном" он поведал и свою собственную мечту: "Мечта моя, года три назад и теперь - следующая. Может быть, кто-нибудь любящий - исполнит (Флоренский? Цветков?). Нужно отобрать из моей коллекции римских монет - экземпляров 100 или 200 <...> Поместить каждую монету в коробочку (у меня их громадный запас), надписать сверху определение монеты <...> Донышко коробок обмазать гуммиарабиком и прилепить ко дну небольшого ящика под стеклом <...> Закрыть и запереть ящики (ящики есть у меня). И пожертвовать - то есть попросить принять в дар - начальнику Григоровского училища (теперь пансион? гимназия?) в Костроме - для этого училища. Позвав слесаря <...>" Если это не "смертное" попечение о плодоносном культурном слое, который создается веками и без которого нет культуры, то тогда - что?
Теперь уместно сказать несколько слов о категориальной структуре коллекционного предмета. При всем историческом многообразии пристрастий коллекционеров она едина: коллекционный предмет впервые возникает в эпоху эллинизма в результате секуляризации достояния греческой культуры, выхолащивания ее религиозно-мифологического ядра. Систематическое коллекционирование (греческой пластики и живописи) начинают цари (эллинистического центра) Пергама Атталос I, Атталос II и Евменес II, которые собрали первые обширные коллекции. (В отличие от этого начатки организации музейного дела восходят к деятельности древних храмов с их сокровищницами, инвентарными описями таковых и специальной службой экскурсоводов.) В древнем Риме с развитием частного собирательства греческих статуй, бронзы и утвари культовое значение коллекционного предмета было впервые замещено его эстетическим значением, художественной образцовостью (ценностью) и стоимостью. Христианство внесло в структуру коллекционного объекта принципиально новый момент, объявив борьбу не на жизнь, а на смерть языческому идолопоклонству, то есть пластической культуре римлян и греков: монастырское собирательство приобрело узко библиофильский и ювелирный (драгоценные металлы и камни) уклон. Гуманистами и ренессансными коллекционерами была проведена вторичная секуляризация коллекционного предмета: на рынок и в частную жизнь были выброшены не только археологические, греческие и римские находки, но также сохраненные Византией и монастырями книги, светские и богослужебные, произведения христианского искусства. С первыми крестовыми походами коллекционными предметами в Европе стали исторические и природные "редкости", "уникумы" и монстры. Сперва в ренессансной Италии, а затем в реформационной Германии и Франции в качестве коллекционных объектов стали выступать художественные произведения современников-собирателей. Сперва в итальянских городах-республиках стали собирать картины фландрских художников, а потом в Париже, Нюрнберге и Аугсбурге - полотна итальянцев. Возглавленные итальянцами испанские и португальские экспедиции открыли для коллекционеров Новый свет с его богатствами и достопримечательностями. В Новое время культура стала все больше отождествляться с культурными "ценностями", с культуринвентарем, а рынок этих ценностей все более превращался в мировой рынок. К XVI-XVII векам относятся первые шаги светского собирательства в России: "Охота к редкостям и драгоценностям, к разным узорочным, хитрым изделиям и курьезным вещам была распространена (в XVI в. - С.3.) не только во дворце, но и вообще между знатными и богатыми людьми того века" (И. Забелин).
Рынок культуринвентаря пережил также несколько стадий своего становления, в основном совпадающих с вышеозначенными. Уже в Риме, после завоевания и разграбления Сиракуз в 212 году до н.э., этот рынок стал быстро приобретать ныне привычные очертания: специализированная торговля греческими художественными произведениями, аукционы, экспертиза подлинности произведений и фабрикация подделок, особый городской квартал Рима, где были сосредоточены эти формы рыночной активности - все это появилось уже тогда. Возрожденческая Италия добавила к этой организации, восстановив ее, важную фигуру "антиквара": первым антикваром в современном смысле стал Джакомо дель Страда (1507-1588) из Мантуи - художник и коллекционер, имевший еврейские и арабские рукописи и оставивший описание своих собраний (1533). Дель Страда стал посредником, торговым агентом и консультантом многих венценосных коллекционеров из Германии (императора Максимилиана II из Вены, короля Рудольфа II из Праги и др.), хотя начал с услуг, оказанных великому банкиру Иоганну Якобу Фуггеру. Первым русским антикваром в золотую пору отечественного коллекционирования (конец XVIII - начало XIX века, когда, по словам англичанина Кларка, "можно было подумать, что русские богачи обобрали всю Европу для составления своих замечательных коллекций") стал Игнатий Ферапонтович, которому прекрасный коллекционер К. Калайдович посвятил специальную работу.
А завершить свои философские заметки я хотел бы словами Вальтера Беньямина, в которых дан ответ на щемящий вопрос каждого коллекционера и к каждому коллекционеру: откуда это благоговение перед подлинником? Вот эти удивительные слова: "В той мере, в какой секуляризируется культовая ценность образа (картины), все более неопределенными становятся представления о субстрате ее уникальности. Все больше уникальность действующих в культовом образе явлений вытесняется в восприятии зрителя эмпирической уникальностью образотворца или его образотворческого достижения. Правда, никогда не вытесняется до конца; понятие подлинности никогда не перестает уводить за пределы атрибуции. Это особенно показательно для коллекционера, который всегда сохраняет в себе нечто от служителя фетиша и который благодаря обладанию художественным произведением участвует в его культовой силе". Здесь я вступаю в святилище коллекционера. Больше - ни слова.
Опубликовано на Порталусе 13 января 2014 года
Новинки на Порталусе:
Сегодня в трендах top-5
Ваше мнение?
Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:
2004-2024 гг. © Всероссийская научная библиотека
Добавить публикацию • Разместить рекламу • О Порталусе • Рейтинг • Каталог • Авторам • Поиск
Главный редактор: Смогоржевский B.B.
Порталус в VK
Добавить публикацию • Разместить рекламу • О Порталусе • Рейтинг • Каталог • Авторам • Поиск
Главный редактор: Смогоржевский B.B.
Порталус в VK