Рейтинг
Порталус

Г. К. ВАГНЕР. ПРОБЛЕМА ЖАНРОВ В ДРЕВНЕРУССКОМ ИСКУССТВЕ

Дата публикации: 22 июня 2017
Автор(ы): Н. Н. РОЗОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
Номер публикации: №1498126189


Н. Н. РОЗОВ, (c)

М. Изд-во "Искусство". 1974. 268 стр.; 32 л. илл. Тираж 10 000. Цена 2 руб. 12 коп.

Автор нового обобщающего труда по древнерусскому искусству доктор искусствоведческих наук, старший научный сотрудник Института археологии АН СССР Г. К. Вагнер известен как специалист по истории русской архитектуры, точнее - ее скульптурного убранства1 . Однако, как отмечает в предисловии к рецензируемой книге Н. Н. Воронин, "освоение новых тем часто приходит "со стороны" (стр. 8). Поэтому Г. К. Вагнеру пришлось проштудировать множество исследований, преимущественно новейших, не только по истории, теории и психологии искусства, но и по теории литературы, по знаковым системам, а также работы, далеко не смежные с темой книги даже хронологически. Дело в том, что древнерусское искусство преимущественно обслуживало чрезвычайно сложный, синтетический культ православной церкви. Творцы последнего, среди которых было немало не только писателей и поэтов, воспитанных в традициях античности, но и теоретиков искусства, создали сложную и продуманную систему эстетического воздействия с помощью зрительных и звуковых (речевых и музыкальных) средств, которые взаимно дополняли и усиливали друг друга. "Средневековое искусство, особенно византийское и древнерусское, отличалось поразительной синтетичностью, взаимопроникновением всех частей", - пишет Г. К. Вагнер (стр. 34 - 35). Это обстоятельство позволяет применять методику исследования одного из входящих в этот синтез видов искусства при анализе другого2 , хотя и затрудняет определение понятия "жанр" для древнерусского искусства.

"Под жанрами, - пишет Г. К. Вагнер, - мы будем понимать исторически сложившиеся изобразительные структуры, имманентно наделенные определенным смыслом, то есть выражающие определенный аспект мысли (содержания)... Суть же проблемы жанра можно свести к установлению единства между семантикой и морфологией" (стр. 38 и 39) "Сложнее, - продолжает он, - другой вопрос: какие же все-таки жанры можно выделить в древнерусском искусстве? На этот вопрос и должно ответить все наше последующее исследование, которое строится исторически". Последовательное соблюдение историзма, несомненно, является сильной стороной методики автора; это выводит книгу далеко за пределы искусствоведения. Историзм проявляется не только в постоянных поисках непосредственных откликов памятников искусства на конкретные явления или ситуации синхронной им действительности. В книге достаточно последовательно и четко показывается, как воспринималась современниками эта действительность, как и какие ее стороны преломились через особенности художественного восприятия и мышления каждой эпохи.

Остановимся прежде всего на главе о предпосылках образования жанров в искусстве славянских народов до их христианизации 3 . Привлекая обширный археоло-


1 См. Г. К. Вагнер. Скульптура Древней Руси. Владимир, Боголюбово XII в. М. 1969; его же. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси. Юрьев- Польской. М. 1964, а также ряд его статей по отдельным проблемам древнерусского искусства.

2 Это прежде всего относится к древнерусской литературе; ее поэтика капитально разработана в монографии акад. Д. С. Лихачева "Поэтика древнерусской литературы" (Л. 1967), на которую часто ссылается Г. К. Вагнер.

3 Она отличает книгу от близкой ей по теме работы Д. С. Лихачева, в которой материал рассматривается лишь начиная с XI в. (Д. С. Лихачев. Зарождение и развитие жанров древнерусской литературы. "Славянские литературы". VII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М. 1973).

стр. 172


гический, этнографический и фольклорный материал, свидетельствующий о богатстве и разнообразии художественного творчества русского народа до его крещения, и обнаруживая наличие в нем "жанровых признаков", Г. К. Вагнер пишет: "Когда мы говорим о творческих импульсах извне, о восприятии Русью византийского искусства, то должны аргументировать это не примитивностью славянского языческого творчества... а особенностями в историческом развитии Руси... Когда христианизация Руси стала совершившимся фактом, обнаружилось, что ни один из функционирующих видов ("жанров") славянского искусства не был способен выразить ни идею единобожия, без которой не мог быть закреплен феодальный порядок, ни учения о ценности человеческой личности и духовном усовершенствовании человека и т. д." (стр. 75).

Так, по мнению Г. К. Вагнера, обстояло дело и с жанрами и вообще с дохристианским славянским искусством. Тесно связанное с фольклором, оно продолжало жить; факты его влияния раскрываются в дальнейшем в книге. Например, рассматривая "первый жанровый синтез в эпоху расцвета Киевской Руси", автор находит в фигуре Оранты (стоящей в центре комплекса разножанровых изображений Софии Киевской) черты образа великой богини Земли, а в изображениях "символико-атрибутивного характера" - излюбленную в языческом фольклоре и искусстве символику птиц4 . Подобный "симбиоз" не нарушает ни строгую подчиненность всей системы росписей храма христианской догматике, ни соответствие отдельных сюжетов и жанров определенным богослужениям. Более того, жанры "языческого" искусства проникают и обнаруживают себя среди жанров собственно христианского искусства. Так, для столь емкого "легендарно-исторического" жанра, основанного на библейских сюжетах, устанавливается, что "как только историческая задача уступала место собственно теоретико-догматической... как бы вступали в силу принципы, знакомые нам еще по обрядово- космогоническому жанру "изобразительного фольклора" (стр. 102). Элементы "русизма" обнаруживаются также и в "персональном жанре", стоящем на грани между церковным и внецерковным искусством. В нем был сделан шаг к "портретному жанру", что иллюстрируется Г. К. Вагнером памятниками не только монументальной живописи, но и книжной миниатюры, где начал развиваться родственный легендарно-историческому собственно исторический жанр, в котором "связь с окружающей действительностью гораздо шире" (стр. 133) 5 .

Сложная эволюция жанров в последующие столетия рассматривается автором на фоне соответствующих исторических ситуаций. Так, в XII в., в условиях "усложнения и активизации общественной жизни", отмечается "разработка старых и рождение новых жанров", а также "возрождение жанров малых форм" дохристианского прикладного искусства, "временно оттесненных" в предыдущем столетии потоком "переводных" жанров. Это вызвало к жизни "обрядово-бытовой" или "обрядово-эпический" жанр, сохранивший некоторые "языческие мотивы" (стр. 142 - 144). Расширяется роль персонального жанра, и усиливается в нем "портретизм". Эволюция легендарно-исторического жанра порождает "своеобразный жанр чудес", а "символико-догматический" жанр устремился в сторону большей "умозрительности", что не мешало подчас "обрусению" его ликов. "Противоречия русской жизни" времени начала татарского нашествия отразились в появлении новых жанров - "эсхатологического" и "лирико-догматического" (изображение богоматери типа "милующей"), а также в усилении "деисусного" жанра, который в то время "пронизывал русское искусство снизу доверху" (стр. 160) - вплоть до изображений на боевых княжеских шлемах. В итоге отмечается, что жанровое творчество рассматриваемого периода далеко ушло от "жанрового кодекса" предшествующего столетия (стр. 171), что подтверждается и фактами истории русской музыки той поры 6 .


4 С "эпическим" жанром славянского искусства X в., по мнению Г. К. Вагнера, перекликаются сюжеты фрагментов барельефов, найденных при раскопках в разных местах Киева, равно как предметы быта и украшений, орнаментированные зооморфными мотивами, но без какой-либо "магической модели" (стр. 128 - 132).

5 С этого момента в книге начинаются соприкосновения с монографией О. И. Подобедовой "Миниатюры русских исторических рукописей" (М. 1965), на которую неоднократно ссылается Г. К. Вагнер.

6 Эти факты автором книги заимствуются - с соответствующими ссылками, а иногда и переосмыслениями - из исследования Н. Д. Успенского "Древне-русское певческое искусство" (М. 1965).

стр. 173


Жанры искусства XIII-XIV вв. Г. К. Вагнер определяет обстоятельствами, обусловленными татарским нашествием, - упадком монументального строительства в начале и оживлением его в конце данного периода. С последним связывается появление "блестящих легендарно-исторических фресковых циклов"; ослабление "византийского догматизма" и различные "жанровые вольности" дали возможность проникновению в этот жанр "бытейного письма" и фантастики (стр. 176), а также появлению некоторых новых жанров - "символико-литургического" и "гимнографического", причем последний "был наполнен музыкальным, хоровым началам" (стр. 188). Персональный жанр развивался в борьбе противоположных тенденций - как архаизирующих, так и тех, что были связаны с развитием русской агиографии, которая "взаимодействовала с летописями, а то и другое многими нитями связывалось с тенденциями общественной жизни" (стр. 191). Дальнейшее возрастание значения деисусного жанра обусловливалось появлением иконостасов, которых в византийских и русских храмах до сих пор не было. В качестве новации рассматривается и книжная тератология, объясняемая как "орнаментально-символизированная картина того мира различных искушений, с каким постоянно, и днем и ночью, и при чтении книг должен бороться истинный христианин" (стр. 210).

Рассматривая "второй жанровый синтез" в русском искусстве XV в., Г. К. Вагнер считает возможным применить к данному периоду "в широком смысле" термин "возрождение"7 , так как "культура этой эпохи живет не только естественным продолжением того, что было выработано в XIV в., но обращается к общечеловеческим ценностям более древних эпох, вплоть до античности". В книге ставится вопрос: "Мог ли гуманизм развиваться вне интереса к конкретному" тогда, когда даже в легендарно-историческом жанре наблюдается ослабление интереса к "исторической конкретности"? (стр. 216 и 217). В то же время отмечается развитие пространственного понимания символических сцен, отражение в них временной последовательности, из чего заключается, что "идеализация" имела своим условием конкретизацию" (стр. 218). В персональном жанре, достижения которого тогда были, по мнению Г. К. Вагнера, "залогом художественных успехов во всех областях" (стр. 223), подчеркивается стремление сочетать портретность с изображением обобщенного образа, а в деисусном жанре отмечается, что "абстрагирование сопровождалось конкретизацией" (стр. 230). Идеи и настроения эпохи отразились в гимнографическом жанре, который был в то время "настолько всепроникающим, что его можно приравнять к объединительному "метажанру" (стр. 231). Автор считает, что "система жанров искусства эпохи Андрея Рублева и Дионисия обусловливалась развитием двух начал: индивидуального и государственного"; при этом в начале XV в. преобладало первое, а в конце - второе (стр. 247 и сл.). "Художники едва успевают создавать многофигурные композиции, которые мощным хором возносят славу и похвалу божеству, а через него - молодому, но сильному Московскому государству", - пишет Г. К. Вагнер (стр. 250).

Подводя итоги, следует признать, что автору удалось поставить проблему жанров в русском искусстве первого полутысячелетия его существования во множестве ее разнообразных аспектов и, если полностью не решить, то наметить пути и методику ее возможного решения. Широта использованного материала, стремление не пропустить, не оставить без объяснения ни одно явление истории русского искусства той поры привели к некоторой "дробности" в определении жанров, следствием чего оказывается недостаточно четко очерченной их иерархия. Хотелось бы увидеть для каждого периода некую "жанровую доминанту", или - по выражению Г. К. Вагнера - "метажанр", как это сделано им для XV века. Что касается частностей, то необходимо отметить две - разные по своей значимости для поставленной проблемы. Трудно согласиться с процитированным выше объяснением книжной тератологии. Против него свидетельствует главная ее особенность - наличие "не орнаментально- символизированной", а реально, активно действующей человеческой фигуры, причем преимущественно в книгах отнюдь не домашнего круга чтения - псалтырях, евангелиях. Сомнительно также, что разделение труда иконописцев XVI в. на "личное", "доличное" и другое "письмо" имеет отношение к дифференциации жанров, как об этом говорится на стр. 36.


7 О полемике по этому поводу см.: В. И. Рутенбург. Итальянское Возрождение и "Возрождение мировое". "Вопросы историй", 1969, N11.

стр. 174


Достоинством книги является то, что ее автор выступает против некоторых ныне модных увлечений, например, против преувеличения влияния на русское искусство исихазма8 или против семиотического подхода к искусству. "Язык" живописи, даже средневековой, - не знаковый язык", - пишет Г. К. Вагнер (стр. 261). Считая (быть может, с излишней скромностью), что его анализ сложной жанровой системы древнерусского искусства "рисует лишь приблизительную картину", он пишет: "Для углубления и уточнения его открыта широкая дорога всем непредубежденным исследователям" (стр. 140). Очевидно, по этой "дороге" отправятся вслед за автором многие историки культуры нашей страны.


8 Об этом см.: М. В. Алпатов. Искусство Феофана Грека и учение исихастов. "Византийский временник", 33, 1972.

 

Опубликовано на Порталусе 22 июня 2017 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама