Проф. В. Максаков

Тт. I и II. Юридическое издательство Министерства юстиции СССР. М. 1941, 1946.

Вышедшие в свет два тома исследования проф. М. Н. Гернета "История царской тюрьмы" представляют собой, несомненно, ценный вклад в дело изучения истории одного из важнейших органов государственного аппарата царского самодержавия - тюрьмы. Автор не ограничивает себя узкими рамками специальных вопросов тюремной политики в России XVIII-XIX вв., правильно указывая на то, что "политическое и экономическое состояние страны, борьба классов г" ней ярко отражаются на организации всей карательной системы и в особенности мест лишения свободы, на режиме и составе заключения", и в этой связи даёт богатый материал по истории общественного и революционного движения в России и по отдельным крупным политическим процессам, участники которых явились объектом "тюремной политики" самодержавия.

Нельзя, однако, согласиться с автором, когда он говорит, что, "с этой точки зрения, история российского царизма с его многовековым политическим и экономическим гнётом самодержавия, со всем его феодально-крепостническим строем, с властью буржуазии, угнетением различных национальностей, стеснением свободы неправославных вероисповеданий есть история царской тюрьмы" (т. I, стр. 3). Как ни значительна роль тюрьмы как орудия власти государства, всё же это - одно из орудий, наряду с армией разведкой и т. д. Товарищ Сталин говорит: "Орудия власти государства сосредоточивались, главным образом, в армии, в карательных органах, в разведке, в тюрьмах"¹ . Было бы большим преувеличением сказать, что "история российского царизма... есть история царской тюрьмы".

Вышедшие два тома посвящены истории русских тюрем с 60-х годов XVIII до 70-х

¹ И. Сталин. Вопросы ленинизма, стр. 604. 11-е изд. М. 1939.

годов XIX столетия. Датирование "начального момента" истории царской тюрьмы 60-ми годами XVIII в. автор мотивирует стремлением выбрать "такой период значительного отрезка времени, за который можно дать историю царской тюрьмы как более или менее законченное целое, а не как отрывок история". Этот период времени совпадает с восстанием Пугачёва, протестами передовой интеллигенции против крепостного права, французской буржуазной революцией - событиями, отразившимися на составе населения русских тюрем и на работе тайной экспедиции. Первый том исследования хронологически заканчивается событиями, предшествовавшими восстанию декабристов. (Восстание Семёновского полка привело в Петропавловскую крепость 755 человек, которые здесь находились до середины 1821 года.)

Второй том посвящен истории царской тюрьмы в период 1825 - 1870 годов. Таким образом, в настоящем виде исследование доведено до начала массового движения в России, когда тюрьмы стали заполнять не сотни и тысячи, а десятки и сотни тысяч рабочих и крестьян.

В своей работе М. Н. Гернет даёт обстоятельный очерк истории тюремного законодательства в России, представляющий большой интерес как самостоятельное исследование. Исключительная эрудиция автора даёт ему возможность проанализировать не только русскую, но и иностранную литературу и русское законодательство о тюрьмах. Он ярко показывает, как русское самодержавие нередко публиковало для внешнего мира документы, представлявшие вопиющее несоответствие с тем, что в действительности имело место по отношению к лучшим представителям русского общества, осмелившимся хотя бы словом посягнуть на священные устои монархии.

Основная ценность работы М. Н. Гернета в огромном фактическом материале, который он приводит по истории царской тюрьмы за целое столетие. Это первая работа, основанная на документальных источниках, которые до сих пор лишь частично - и то только после Октябрьской революции - привлекались исследователями истории карательной политики самодержавия.

М. Н. Гернет провёл огромную работу по изучению фондов советских государственных архивов Ленинграда и Москвы. Он использовал фонды III отделения собственной его императорского величества канцелярии, С. -Петербургской крепости, Шлиссельбургской крепости, Верховного уголовного суда и следственной комиссии по делу о восстании декабристов, канцелярии начальника главного штаба, канцелярии дежурного генерала главного штаба, департамента полиции исполнительной, тайной экспедиции сената, синода, Спасо-Евфимьевского суздальского монастыря и др. Благодаря работе М. Н. Гернета над архивными фондами, в научный оборот вовлечено большое количество свежих документальных материалов, многие из которых станут предметом большого внимания исследователей истории России XIX века.

В обоих томах своего труда наибольшее внимание автор уделяет Петропавловской и Шлиссельбургской тюрьмам, а затем монастырским и общеуголовным. Сравнительно кратко он говорит о помещичьих тюрьмах. Выделение Петропавловской и Шлиссельбургской тюрем, в особенности для изучаемого периода, совершенно понятно в силу той роли, которую играли эти тюрьмы в то время. "Их двухвековая история связана с историей самодержавия, и его конец был и их концом. Обе они вместо того, чтобы быть оплотом против внешних врагов, превратились в места заточения так называемых государственных преступников и важнейших уголовных преступников" (т. I, стр. 126).

Петропавловская крепость, этот, по словам декабриста А. М. Муравьёва, "гнусный памятник самодержавия на фоне императорского дворца", сохранится в истории XVIII-XIX вв., как место заточения Радищева, декабристов, петрашевцев, участников Кирилло-Мефодиевского общества, каракозовцев, Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева, Н. В. Шелгунова, М. И. Михайлова, М. Н. Бакунина, впоследствии переведённого в Шлиссельбургскую крепость, Бейдемана и многих других. В Петропавловской же крепости томились солдаты Семёновского полка - участники восстания 1821 г., участники холерных беспорядков 1831 г., студенческих волнений 1861 г. и т. д.

В Шлиссельбургской крепости в тот же период времени были заточены вождь восстания башкирского народа Батырша, Н. И. Новиков, некоторые декабристы, лица, привлечённые по делу братьев Критских, по делу "о распевании пасквильных песет", Валериан Лукасинский, проведший здесь 38 лет, и др.

Эти имена проходят перед читателями не только как имена заключённых в застенках царских тюрем. Многие из этих узников - политические и общественные деятели, оставившие глубокий след в общественно-политической жизни России.

Наряду с людьми, известными всей нашей стране, автор восстанавливает образы заключённых, о которых не сохранилось даже данных, когда и за что они попали в казематы тюремных крепостей. Так, например, М. Н. Гернет рассказывает о заключённом в Шлиссельбургской крепости Черновском. В течение 1825 - 1829 гг. Черновский работал над изобретением подводной лодки. Он написал царю о возможности использования проектируемой им лодки для взрыва неприятельских кораблей, для высадки десантов на территории других стран, для собирания с морского дна жемчуга, морских трав и пр. О проекте Черновского весьма положительное заключение дал генерал корпуса инженеров путей сообщения Базен: "Изобретение делает честь сочинителю, должно полагать, что его усердие и практические знания могли бы быть полезными при дальнейших исследованиях и производстве рациональных опытов для введения и усовершенствования подводного судоходства в Российской империи" (т. II, стр. 371). Несмотря на это мне-

ние генерала Базена, дальнейшая судьба талантливого узника-изобретателя напоминает судьбу многочисленных обитателей царских тюрем: в 1831 г. он покушался на самоубийство, а с 1835 г. исчез из списков заключённых. "Неизвестно, был ли он сослан, или переведён куда-либо в другое место, 'или умер, или освобождён, но последнее случалось крайне редко с узниками Шлиссельбургской крепости" (т. II, стр. 373).

М. Н. Гернет приводит очень интересный факт о заключении в 1837 г. в Петропавловскую крепость крепостных рабочих завода Лазаревых в Соликамском уезде, обвиняемых в организации тайного общества, поставившего своей целью ниспровержение помещичьей власти. "Представителей крепостного заводского рабочего населения как борцов за освобождение от крепостного ига казематы Петропавловской крепости до того времени не знали" (т. II, стр. 294).

На основании документальных материалов М. Н. Гернету удалось составить списки заключённых в Алексеевском равелине с 14 декабря 1825 по 21 мая 1866 г., и в Шлиссельбургской крепости за 1826 - 1870 гг. (т. II, стр. 309, 349). Список заключённых в Алексеевском равелине автор не считает безусловно полным. Но этот список появляется в печати впервые и потому заслуживает большого внимания.

Много ценного и нового даёт в своей книге М. Н. Гернет по истории монастырских тюрем, хотя монастырским тюрьмам уделялось довольно большое внимание даже в дореволюционной России. Автор использовал архивы синода и суздальского Спасо-Евфимьевского монастыря. Это дало ему возможность значительно восполнить имевшиеся в литературе сведения о режиме и составе заключённых в крупнейших монастырских тюрьмах.

По мнению М. Н. Гернета, в Соловецкую тюрьму направлялись заключённые преимущественно за религиозные убеждения и за оскорбление "святыни". Были исключения. Достаточно напомнить, что в конце XVIII е. в течение многих лет в Соловецкой тюрьме был заключён кошевой б. Сечи Запорожской Пётр Кальнишевский, умерший здесь в 1803 г. 112 лет от роду.

М. Н. Гернет приводит данные о продолжительности пребывания заключённых в монастырских тюрьмах. В Соловецкой тюрьме из 16 заключённых один сидел 30 лет, пять человек - от 20 до 27 лет; в Суздальском монастыре 6 человек находились в тюрьме от 26 до 53 лет, 6 - от 21 до 25 лет, 5 - от 16 до 20 лет, 15 -от 11 до 15 лет и т. д. Из 102 заключённых 39 умерли в тюрьме (список составлен за период с 1772 по 1835 год).

В Суздальской монастырской тюрьме, по инструкции 1766 г., предусматривалось содержать лишь душевнобольных заключённых. Но постепенно, как это установлено М. Н. Гернетом, в этой тюрьме стали содержать душевнобольных вместе со здоровыми. Автор высказывает убеждение, что не все узники, признанные душевнобольными, были в действительности таковыми. "Наоборот, несомненно, что некоторые из них были здоровыми людьми, но пребывание их на свободе признавалось по тем или другим причинам нежелательным, и они без суда и следствия упрятывались в монастырскую тюрьму под предлогом их безумия" (т. II, стр. 415).

Наибольшее количество заключённых не только в Соловецкой, но и в других монастырских тюрьмах было осуждено по религиозным делам. Но М. Н. Гернет приводит факты о заключённых, например, "за сумасбродные вымыслы о преобразовании государственного управления" или за непризнание, "кроме отца небесного и кроме царя небесного - ни государя, ни гражданской, ни духовной власти" (т. II, стр. 420).

Характерно, что в монастырских тюрьмах в качестве заключённых содержались дети. В Старо-Лутвинском монастыре с десятилетнего возраста был заключён в течение девяти лет Сергей Иванов за убийство своего брата по собственной просьбе последнего, видевшего в своей смерти единственное средство избежать побоев помещика. За аналогичное преступление в 1829 г. был заключён в тюрьму Соловецкого монастыря мальчик 11 лет сроком на 15 лет (т. II, стр. 420).

Говоря о помещичьих тюрьмах, М. Н. Гернет вынужден констатировать, что "память о них совершенно затерялась среди прочих ужасов и воспоминаний крепостного права". Между тем помещичьи "сельские тюрьмы" существовали. "Не строя специальных тюрем, помещики превращали в них свои подвалы, погреба, амбары и сараи". М. Н. Гернет приводит потрясающие факты об истязаниях, производившихся в этих помещичьих тюрьмах. В 1836 г. владелец 11-летней крепостной девочки, Лисоконенковой, сажал её, закованную в кандалы, на гауптвахту, бросал в погреб, наказывал розгами до потери сознания, предварительно распяв её. В результате истязаний девочка умерла. В 1837 г. помещик барон Торнау надевал на своих крепостных ножные кандалы с цепями, которыми он приковывал крепостных к бревну. В 1848 г. помещик князь Трубецкой заковывал крепостных в ножные кандалы на срок до трёх лет и избивал их розгами и кнутом. Из всех крепостных женщин у этого помещика только три оставались ненаказанными (т. II, стр. 6 - 7).

В главе "Общеуголовные тюрьмы" М. Н. Гернет делает очень интересную попытку установить численность тюремного населения России в XIX столетии и определить его состав по классовой принадлежности, по преступлениям и по видам лишения свободы. Анализируя данные официальной статистики¹ , автор приходит к выводу, что наибольший процент оправданных из числа привлечённых к судебной ответственности в 1834 - 1845 гг., приходится на дворян и купцов. Процент оправданных среди государствен-

¹ "Материалы статистики России, собранные по ведомству государственных имуществ". Вып. VI. Статистические ведомости N 2. СПБ. 1871.

ных крестьян на 13% ниже, чем среди дворян. Ещё ниже он был среди помещичьих крестьян. Наименьший процент оправданных оказался среди ремесленников и мастеровых Казённых заводов (37,5%). Для иллюстрации того, что царская юстиция являлась служанкой класса помещиков, М. Н. Гернет приводит официальные данные министерства юстиции об оправданных и осуждённых "за злоупотребления помещичьей властью", с одной стороны, и "за неповиновение крестьян помещикам" и "за бродяжничество" - с другой. Несмотря на то, что помещики за жестокое обращение с крестьянами попадали на скамью подсудимых только в исключительных и несомненных случаях нарушения закона, всего 50% из них было признано виновными. В то же время признанных виновными за неповиновение помещикам крестьян было 72%, а за бродяжничество - 88%. Таким образом, как правильно говорит автор, "классовая принадлежность совершенно не одинаково определяла для обвиняемого шансы выйти из, суда оправданным или осуждённым, попасть или не попасть в тюрьму" (г. II, стр. 462).

М. Н. Гернет определяет общее количество заключённых в тюрьмах России в 1834 г. в 400 тыс. человек, исходя из того, что только в 30 губернских и 20 уездных городах находилось 144222 заключённых, а эти 30 губерний по количеству населения составляли немногим более одной шестой части населения всей России. Автор увеличивает эту цифру заключённых по 30 губерниям только в три раза и таким образом получает упомянутое выше общее количество заключённых в тюрьмах России. Можно, разумеется, оспаривать этот метод исчисления населения царских тюрем, но нам кажется, что если автор и погрешил здесь, то скорее в сторону преуменьшения общего числа находившихся в царских тюрьмах в 30-х годах XIX столетия, чем в сторону преувеличения.

Изучая отчёты министерства юстиции за последующие 40 - 50-е годы XIX столетия автор определяет тюремное население в среднем за один год приблизительно в 300 тыс. человек. В это число не входят многие тысячи арестованных на короткие сроки полицией и разными административными органами, а также лишённые свободы помещиками в сельских местностях на основании предоставленного им права лишать свободы их крепостных. Сюда не входят также лица, содержавшиеся в местах лишения свободы военного и морского ведомств. Нет никаких материалов для хотя бы очень приблизительного определения, числа арестованных по деревням и сёлам" помещичьих и государственных крестьян, которые, быть может, были самым крупным, по мнению М. Н. Гернета, слагаемым в общей сумме тюремного населения в России за этот период (т. II стр. 469). Автор отмечает громадный рост в 60-х годах применения тюремного заключения по сравнению с другими видами репрессий. Осуждение к тюремному заключению по приговорам судов с 3,8% в 1860 г. выросло до 23,5% в 1866 году.

В главе "Общеуголовные тюрьмы" М. Н. Гернет довольно подробно рассказывает о судьбе участников крестьянских волнений в первой половине XIX в., составлявших значительную прослойку в общей массе заключённых в тюрьмах за 1825 - 1870 гг., о многих тысячах заключённых в тюрьмы военных поселян, о польских повстанцах 1830 и 1863 годов. В составе обвиняемых характерно одно существенное изменение, связанное с отменой крепостного права. По мнению автора, глубокое недовольство крестьянства актом 19 февраля 1861 г. (из-за нищенских земельных наделов, выкупа и т. д.) повысило число обвиняемых за неповиновение и сопротивление властям с 5650 в 1860 г. до 9697 в 1865 г. (т. II, стр. 474). Тюремное заключение за сопротивление распоряжениям правительства возросло с 7,7% в 1860 г, до 27,4% в 1868 году. Тюремный режим этого периода сводился к самому широкому применению плетей и розог. Автор напоминает слова Ф. М. Достоевского о том, как начальник острога порол арестантов только за то, что они спали не на том боку, на котором он приказывал им.

Глубокосодержательная и хорошо написанная работа советского учёного заслуживает внимания широких кругов читателей. Можно только выразить пожелание о екай решаем выпуске в свет продолжения этого интересного труда.