Рейтинг
Порталус

БАКУНИН В СИБИРИ

Дата публикации: 02 ноября 2018
Автор(ы): Н. М. ПИРУМОВА
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ДЕТЕКТИВЫ
Источник: (c) Вопросы истории, 1986 год, №9
Номер публикации: №1541181333


Н. М. ПИРУМОВА, (c)

Имя М. А. Бакунина чаще всего связывается с анархизмом, одним из идеологов которого он был; с борьбой К. Маркса и Ф. Энгельса против этой формы мелкобуржуазной идеологии; с организацией тайного общества внутри I Интернационала - Альянса социалистической демократии, противопоставившего себя Генеральному совету; со справедливой критикой деятельности Бакунина основоположниками марксизма-ленинизма. Между тем создание доктрины, отрицающей всякую власть, и привнесение в европейское рабочее движение анархистской практики относятся к последнему периоду жизни Бакунина, когда он перешагнул порог своего 50-летия.

Молодые же его годы прошли в занятиях философией, а с 1840-х годов он стал активным участником европейского революционного движения. Главное место в его воззрениях заняла идея народной революции. Борьба за национальное и социальное освобождение западных и южных славян была доминирующей в его деятельности 40-х годов XIX века. Но он отстаивал свободу и других народов, например, венгров и немцев. После участия в Славянском съезде и восстании в Праге (1848 г.) Бакунин очутился в Дрездене, где стал одним из руководителей восставших горожан (май 1849 г.). Маркс и Энгельс назвали его тогда "способным и хладнокровным командиром" 1 .

После разгрома восстания Бакунин был арестован. Началась его тюремная одиссея - восемь лет одиночного заключения и около четырех лет ссылки. За тюрьмами Саксонии и Австрии, после того как он был выдан российским властям, последовал Алексеевский равелин Петропавловской крепости, потом Шлиссельбург. Годы ссылки Бакунина в Сибири (февраль 1857 - июнь 1861) и обстоятельства его побега изучены еще недостаточно. В настоящем очерке, не претендующем на полноту картины пребывания Бакунина в ссылке, представлены страницы его жизни того времени.

Прежде всего встает вопрос, изменил ли свои взгляды Бакунин за годы заключения, каким он стал в условиях ссылки и повлиял ли он сам на то общество в Сибири, с которым сталкивался. Из Петропавловской крепости в 1854 г. Бакунин сообщал родным, что тюрьма нисколько не изменила его прежних убеждений, "напротив, она сделала их более пламенными, более решительными, более безусловными, чем прежде, и отныне все, что остается мне в жизни, сводится к одному слову: "свобода"2 . Из Сибири в письме А. И. Герцену ок рассказывал, что в заключении старался "не примиряться,., не измениться,., сохранить до конца в целости святое чувство бунта"3 . Ссылка не представлялась Бакунину непреодолимым препятствием на пути к свободе. Именно поэтому через четыре месяца по прибытии в Томск он начал хлопоты о поступлении на службу.

Одновременно он принялся творить легенду о своей благонадежности, которая помогла бы ему вырваться из ссылки. С этой целью в первые же месяцы томской жизни он установил "приятельские" отношения с семьей жандармского полковника Масалова и, когда тот собрался в Петербург, попросил его жену передать своей сестре Варваре письмо (от 3 сентября 1857 г.), полное лестных отзывов о полковнике и его супруге. Желая к тому же еще более расположить к себе Масаловых и произвести на них впечатление "барина", Бакунин высказал совершенно необычную для него


1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 8, с. 106.

2 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. Т. IV. М. 1935, с. 245.

3 Там же, с. 367.

стр. 103


просьбу: прислать ему для услужения дворового человека. Переписку с семьей он предлагал вести через того же полковника4 . Возможно, что эта "конспирация" и имела некоторый успех, но она была лишь звеном в цепи его контактов подобного рода.

Размышления о нелегальных возможностях освобождения сменились на время надеждами на легальный путь, через его родственника - генерал-губернатора Восточной Сибири Н. И. Муравьева5 . Об отношениях этих двух лиц написано немало. Большинство авторов разоблачает колонизаторскую, самодержавную политику Муравьева и обвиняет Бакунина в ее поддержке6 . Противоположного мнения придерживался Б. Г. Кубалов, попытавшийся дать детальный анализ деятельности Муравьева и аргументировать повышенный интерес к нему Бакунина. Однако работа Кубалова не была опубликована7 . Вопрос о личности Муравьева в целом и его политике в Восточной Сибири пока остается неисследованным. Мы будем касаться личности генерал-губернатора лишь в той степени, в какой это связано с Бакуниным.

Самый факт родства, от которого правитель огромного края вовсе не отказывался, поставил Бакунина в относительно благоприятные условия. Через два года он добился службы, связанной с передвижениями по Сибири, хотя каких-то больших исключений именно для Бакунина Муравьев не делал, ибо вообще поддерживал ряд политических ссыльных. После заключения. Айгунского договора (май 1858 г.) Муравьев обратился к шефу жандармов В. А. Долгорукову с просьбой ходатайствовать перед Александром II о лучшей для него награде за службу - прощении и возвращении прежних прав состояния "государственным преступникам" Н. А. Спешневу, Ф. Н. Львову, М. В. Буташевичу-Петрашевскому и М. А. Бакунину. Необычное ходатайство не было удовлетворено. В марте 1859 г. Муравьев перевел Бакунина в Иркутск, куда тот попал в разгар прений насчет экономического значения Амурского края.

Необходимость освоения р. Амур и эффективность судоходства по ней, казалось, не должны были вызывать возражений. Но вопрос этот был связан с проблемой заселения необжитых мест. Правительство не поддерживало переселений из Центральной России. А вольнонародная полонизация (этот термин принят в настоящее время в нашей историографии) не могла в конце 50- х - начале 60-х годов XIX в. дать достаточных результатов. Административные меры Муравьева вызвали протест части сибирской общественности. Противодействие заселению Приамурья попытался оказать ссыльный декабрист Д. И. Завалишин, несколько позднее поддержанный М. В. Петрашевским8 . На страницах "Морского сборника" Завалишин печатал статью за статьей, где самыми мрачными красками изображал политику Муравьева. Позицию популярного либерального органа, каким был "Морской сборник", разделяли многие столичные издания. Вместе с тем фигура Муравьева не пользовалась признанием ни в петербургском высшем обществе, ни в правительственных кругах, где его, не без участия


4 Государственный архив Калининской области (ГАК. О), ф. 1407, оп. 1, N 53, лл. 1 - 1об. Письмо М. А. Бакунина В. А. Дьяковой не застало ее в Петербурге. Пересылая это письмо, ее сын А. Н. Дьяков сообщал: "У Масаловых я был раз и между прочим узнал от них, что писать, как Мишель предлагает вам... есть дело очень легкое и безопасное, что оно часто делается, что через него вели переписку несколько раз, что Мишель здоров и весел, как может быть" (там же, л. 2об).

5 Н. Н. Муравьев был троюродным братом М. А. Бакунина (Корнилов А. А. Молодые годы Михаила Бакунина. СПб. 1915, с. 62).

6 Эту точку зрения впервые в советской литературе высказал Ю. М. Стеклов, считавший отношения Бакунина к Муравьеву "темной страницей... жизни" Бакунина (Стеклов Ю. М. Михаил Александрович Бакунин. Т. I. М. 1927, с. 256). В. П. Полонский признавал отношение Бакунина к Муравьеву искренним, но полагал его "умонастроение" тех лет результатом пережитого в заключении падения революционности Бакунина (Полонский Вяч. Бакунин. Т. I. М. 1922, с 328). В отношении резко отрицательной оценки самого Муравьева между Полонским и Стекловым разногласий не было. Приехав в Томск в августе 1857 г., Муравьев приветствовал своего родственника и дал ему 1 тыс. руб. на приобретение дома по Ефремовской улице (ныне ул. Бакунина). - Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф. 2873, оп. 1, N 2, л. 19.

7 Рукопись хранится в ГАИО, в фонде Б. Г. Кубалова (ф. 2873).

8 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 2, л. 59. Полонский обвинил Бакунина во лжи, когда тот сообщал Герцену, что столы III Отделения "завалены доносами" Петрашевского и Завалишина.

стр. 104


Долгорукова, называли "красным генералом". В III Отделение из Иркутска шли доносы о намерении Муравьева создать "Соединенные штаты Сибири"9 .

Несомненно, Муравьев был деспотичен. П. А. Кропоткин свидетельствует, что он - деспот, "как все люди правительственной школы"10 . Бакунин же примкнул к позиции генерал-губернатора, вероятно, не только из соображений личной пользы. Губернаторская "партия" объединяла людей Деловых. "Слова в России действуют на меня как рвотное, - писал Бакунин Герцену, - чем эффектнее и сильнее, тем тошнее. Верить должно только тому, в ком есть залог, что слово у него перейдет в дело"11 . Освоение Амурского края, по справедливому мнению Бакунина, было "делом".

Муравьеву в его начинаниях помогали различные по положению лица: военный инженер Д. Н. Романов, изучивший край и опубликовавший по этому вопросу десятки статей и в иркутской, и в столичной прессе12 ; генерал- губернатор Забайкальской области, с 1860 г. председатель совета при генерал- губернаторе Восточной Сибири М. С. Корсаков; генерал и дипломат гр. Н. П. Игнатьев; помощник генерал-губернатора, начальник его штаба генерал Б. К. Кукель; офицер штаба, постоянный корреспондент "Иркутских ведомостей" И. Е. Мехеда; ссыльный поляк, прижившийся в Сибири и занявшийся гам торговлей Г. А. Вебер. Муравьев привлекал людей деятельных. В его программу входило не только заселение края хлебопашцами, но и "строительство городов, насаждение начал гражданственности"13 . Характерно, что для работ в Сибири он попытался даже пригласить сосланного в Вятку М. Е. Салтыкова- Щедрина14 .

Политическое кредо Муравьева имело, по существу, мало общего с теми воззрениями, которые приписывал ему Бакунин. Так, он не разделял бакунинского стремления к освобождению славян, идеи "восстановления Польши" и отнюдь не был "другом венгерцев". Нельзя также утверждать, что он хотел "безусловного и полного освобождения крестьян с землею"15Приписывая ему эти мысли, Бакунин основывался, по-видимому, лишь на разговорах, которые сам вел в его обществе, и на желании увидеть в этом умном и волевом человеке своего единомышленника. Муравьев же стремился к сочетанию сильной правительственной власти с реформами, расширяющими возможность более свободного экономического развития России.

Передавая Герцену эту часть его программы, Бакунин писал, что в высшей административной сфере Муравьев хочет "не конституции и не болтливого дворянского парламента, а временной железной диктатуры... Он не верит... в дворян вообще как в сословие и называет их блудными сынами России. Он не ждет добра от дворянско-бюрократического решения крестьянского вопроса, он надеется, что крестьянский топор вразумит Петербург и сделает возможною ту разумную диктатуру, которая, по его убеждению, одна только может спасти Россию, погибающую ныне в грязи, в воровстве, во взаимном притеснении, в бесплодной болтовне и в пошлости... Диктатура кажется ему необходимою и для того, чтобы восстановить силу России в Европе"16 . Диктатуру в принципе, как видно из этого текста, Бакунин называл "разумною". А отсутствие четких классовых ориентиров не позволило ему увидеть различие между надеждой на "крестьянский топор" революционеров-демократов и аристократической оппозицией Муравьева, видевшего в угрозе "топора" лишь средство для еще большего укрепления самодержавной власти. Сыграло здесь определенную роль и увлечение Бакунина личностью Муравьева в иркутский период жизни.


9 Кубалов, возражая Полонскому, писал: "Доносы-прошения как Петрашевского, так и Завалишина в большом числе мы лично встречали в делах III Отделения, Главного управления Восточной Сибири. С содержанием этих бумаг Бакунин, как стоящий близко к Муравьеву и Корсакову, был конечно знаком и имел право об этом писать Герцену" (ЦГАЛИ СССР, ф. 1328, оп. 2, д. 57, л. 10).

10 Кропоткин П. А. Записки революционера. М. 1966, с. 174.

11 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 362.

12 В газетах "Амур", "Русское слово", "Петербургские ведомости", "Вестник русского Географического общества" и др. изданиях.

13 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 2, л. 9.

14 Макашин С. А. Салтыков-Щедрин. Биография. Т. 1. М. 1951 (письмо брату от 24 марта 1853 г.).

15 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 305 - 306.

16 Там же.

стр. 105


Сначала (1857 - 1859 гг.) местом ссылки Бакунина был Томск, в общественной жизни которого он вскоре стал играть некоторую роль. Судьба Бакунина была известна в Сибири и до его появления там. Легенды о нем вообще широко были распространены в России. Неудивительно, что генерал-губернатор Западной Сибири Г. Х. Гасфорд при проезде Бакунина через Омск пригласил его к себе. Общественный интерес этот визит приобрел потому, что присутствовал при нем дежурный по квартире губернатора Ч. Ч. Валиханов, который рассказал о нем своему приятелю Г. Н. Потанину. Последний так поведал об этом событии: "В прихожую генерал-губернаторского дома, в сопровождении вооруженного конвоя, вошел высокий господин в мохнатой медвежьей шубе. Когда он снял шубу, Чокан провел его в кабинет начальника края. Состоялась многозначительная встреча двух русских людей, принимавших участие в судьбах Австрийской империи, из которых один бился в рядах революционеров, а другой в рядах их противников. Знаменитый ссыльнопоселенец во время свидания держался с достоинством, беспримерным в залах генерал- губернаторского дома"17 .

Воспоминания Потанина - один из немногих источников, свидетельствующий о жизни Бакунина в Томске и об отношениях, сложившихся между ними. В одном из вариантов воспоминаний Потанин писал, что его отношения с Бакуниным были подобны тем, которые имеет "пламенно преданный ученик к учителю"18 . Однако других свидетельств об идейном влиянии на него Бакунина Потанин не оставил. Почти ничего не рассказал он и о том, как была воспринята недавним узником Шлиссельбурга сибирская действительность. "Только случайно, - вспоминал Потанин, - у него вырвались оригинальные суждения о Сибири, из которых, впрочем, я запомнил только одно. Он мне сказал, что сибирский крестьянин индивидуален". Эта фраза показалась тогда ему непонятной; "И только вдолге, потом я подыскал для нее свое оправдание. Русский крестьянин, землепашец, общинник, коллективист, перейдя через Уральский хребет, из-за природных условий вынужден был становиться "индивидуалистом", заводя "заимочное хозяйство"19 .

Во время знакомства с Бакуниным Потанин был 24-летним отставным поручиком. С трудом добившись освобождения от службы, он был полон желания продолжить свое образование в столичном университете, но не имел на это средств. Бакунин принял участие в его судьбе, собрал 100 руб. среди знакомых, посодействовал его бесплатному путешествию в Москву (при караване с серебром), снабдил его рекомендательными письмами к своим родным и к издателю "Русского вестника" М. Н. Каткову. Характеризуя достоинства "сибирского Ломоносова", он просил Каткова принять в нем участие: "Сколько будет возможно, поможете ему советом, рекомендациями в Петербург и делом, т. е. денежным сбором, который вероятно окажется необходим потому, что у него денег нет гроша"20 . Катков хорошо встретил будущего ученого. А когда на следующий день Потанин пришел по приглашению к обеду, то застал человек десять гостей. "Все это товарищи Бакунина, - представил их Катков. - ...Я пригласил их с умыслом, чтобы они могли услышать ваши рассказы"21 .

В последующее время (до своего бегства из Сибири) Бакунин при оказии писал Потанину. В августе 1860 г. последний сообщал Н. С. Щукину, что "письмо Мих[аила] Александровича] попало к Кавелину, а он, боясь III Отделения, спрятал его в книгу и не может найти"22 . Не без протекции Бакунина появилась в "Колоколе" (N 72, 1 июня 1860 г.) анонимная статья Потанина "К характеристике Сибири"23 , разобла-


17 Литературное наследство Сибири. Т. 6. Новосибирск. 1983, с. 87.

18 Сесюнина М. Г. Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев - идеологи сибирского областничества. Томск. 1974, с. 27. Приводя эти слова, Сесюнина высказывает необоснованные сомнения в искренности Потанина.

19 Литературное наследство Сибири. Т. 6, с. 87.

20 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 297.

21 Литературное наследство Сибири. Т. 6, с. 106.

22 Потанин Г. Н. Письма. Т. I. Иркутск. 1977, с. 19. Позднее письмо было найдено и хранится в Государственном архиве Омской области (ф. 3, оп. 15, карт. 1077, д. 2, л. 44).

23 См. Грумм-Гржимайло А. Г. Кто был автором статьи "К характеристике Сибири", напечатанной в "Колоколе" за 1860 г., N 72. - Известия Всесоюзного географического общества, 1963, т. 95, с. 458 - 459.

стр. 106


чавшая действия генерал-губернатора Западной Сибири Гасфорда и противопоставлявшая ему Муравьева.

О начале томской жизни Бакунина косвенно свидетельствовал и декабрист Г. С. Батеньков. После 20 летнего одиночного заключения в Петропавловской крепости он был выслан в Томск в 1846 г., а спустя 10 лет освобожден по амнистии. Бакунин как бы сменил его в Томске По воспоминаниям Потанина, Бакунину досталась и библиотека Батеньлоъа, который "продавал свои книги с таким напутствием.: "Сибирь - страна малопросвещенная и бедная книгами, нужно держаться правила не увозить из нее книг. Я уезжаю, но книги не увожу, а продаю вам и вам рекомендую, если поедете из Сибири, - не увозите, а продайте здесь же"24 . Батеньков писал А. П. Елагиной, что Бакунин совершенно овладел его "позицией в Томске. Живет под тою же кровлей, где жил я некогда, посещает часто уединенного Асташева и дружит с Аникитою Озерским... Питаются надеждою, что Саксонский король (таково было прозвище Бакунина в Томске. - Н. П.) вскоре оправится от нанесенных ему погромов и на 4000 верст будет ему позволено приблизиться к Дрездену. Вот уж подлинно он одинокий теперь и единственный"25 .

Об одиночестве Бакунина, очевидно, Батеньков говорил лишь в сравнении с бакунинской бурной деятельностью в Европе. Но по масштабам Томска круг людей, к нему расположенных, не был незначительным. В него входили: гражданский губернатор Томской губ., в недавнем прошлом профессор минералогии и статистики А. Д. Озерский, золотопромышленник И Д. Асташев, его управляющий К. В. Квятковский, губернский врачебный инспектор доктор Ф. Ю. Маткевич, ветеринарный врач Б. И. Герман (на имя которого шла почта Бакунина), ссыльный петрашевец Ф. Г. Толь, другие известные в городе лица. Это дало основание Потанину констатировать, что "Бакунин был принят во всех домах". К концу пребывания в Томске он познакомился и с местной молодой интеллигенцией, включая Н. С. Щукина и Н. М. Ядринцева.

Из томских связей Бакунина интересна его дружба с Толем, жившим в ссылке с 1855 по 1859 год. Бакунин писал о нем: "Голова у него светлая, разумная, хотя немного и школьно-догматическая,.. но несмотря на это, далеко не упорная, способная принять всякую истину. Сердце благородное, чистое, неспособное ни к какой двухсмысленности и совершенно чуждое эгоизму и тщеславию". Толь был "худо окружен... Я успел отвлечь его от пьянства и от худого общества, и мы в продолжении полугода до его возвращения в Россию жили как братья"26 . От Толя Бакунин узнал об обществе петрашевцев и, сравнив его повествование с услышанным позднее от Спешнева и Петрашевского, охарактеризовал их деятельность в письме Герцену от 7 ноября 1860 года.

Со Спешневым Бакунин познакомился в Иркутске, куда был переведен весной 1859 года. Судьба этого петрашевца заинтересовала Бакунина еще в 1840-е годы, ибо Спешнев был близок с левым крылом польской эмиграции и разделял позиции утопического коммунизма. Бакунин "старался собрать о нем всевозможные сведения", но встретиться им пришлось только спустя 10 лет, в Сибири. С 1857 по 1859 г. Спешиев редактировал "Иркутские губернские ведомости" и поддерживал в амурском вопросе Муравьева27 . Это обстоятельство определило их дружеские отношения с Бакуниным.

Первое время не было у Бакунина явных разногласий и с Петрашевским, неоднозначно относившимся к генерал-губернатору: он считал нужным "эксплуатировать либерализм и прогрессизм Муравьева", признавал за ним и "хорошие качества", вследствие чего допускал хитрость и лесть, "для того чтобы подсластить горькие пилюли, которые ему подносил... Петрашевский не мог вытерпеть, чтобы не рассказать про то, как Муравьев опростоволосился в том или другом случае... Все это доходило до Муравьева, и он уже не скрывал от других, что Петрашевский ему не нравится"28 .


24 Литературное наследство Сибири. Т. 6, с. 102 - 103.

25 Русские пропилеи. Т. 2. М. 1916, с. 89.

26 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 342.

27 Там же, с. 326.

28 Семевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский в Сибири. - Голос минувшего, 1915, N 3, с. 21 - 22.

стр. 107


Вообще же в иркутском обществе шла борьба между т. н. губернаторской партией и ее противниками. Поводом к обострению их отношений стала дуэль между двумя чиновниками. Губернская администрация будто бы знала о предстоявшей дуэли, но не приняла мер к ее предотвращению. Бакунин, поддержав генерал-губернатора, и здесь занял, по словам Стеклова, "ложную позицию, резко расходившуюся с ожиданиями местных прогрессистов"29 . Свой вариант защиты Муравьева он изложил в статье, направленной в "Колокол". Тогда Н. А. Белоголовый, живший ранее в Сибири, а с 1859 г. находившийся в Париже и знавший о событиях в Иркутске по письмам своих друзей, явился в Лондон с новыми обвинениями в адрес сибирской администрации и поддерживающего ее Бакунина. Отказавшись опубликовать этот материал, Герцен якобы сказал Белоголовому: "Правда мне мать, но и Бакунин - мне Бакунин"30 .

Отражением общественных разногласий в Иркутске стали также статьи Бакунина (в газете "Амур"31 ) "Несколько слов об общественной жизни Иркутска"32 . Первая из них имела подзаголовок: "По поводу разговора о литературных вечерах". Эти вечера, на которых присутствовал Бакунин, начались в ноябре 1860 года. На них собиралось по нескольку десятков человек, читались литературные произведения, статьи из центральных и местных изданий. Однако дискуссий прочитанное не вызывало. Менее чем через год вечера прекратились. Для Бакунина они послужили поводом противопоставить "пустоте и апатичности" иркутского общества энергичную и "полезную деятельность Муравьева". Вторая статья написана в форме притчи о некоем государстве и его провинций - городе Ур, где правит редкий по качествам амбань, обладающий "благородной душой", железной волей, энергией и трудолюбием. Речь, конечно, шла о Муравьеве, а разоблачению было подвергнуто купечество.

Любопытны сведения об отношении к этому сословию Муравьева. Генерал- губернатор был против конкретных "притеснительных привилегий" сибирских купцов, против нежелания их проникнуться пониманием интересов края и поступиться для этого личной выгодой. В целом же он полагал, что именно купечество "должно сделаться передовым классом". То же мнение разделял автор статьи, считавший, однако, необходимым указывать на отрицательные стороны этого класса: отсутствие нравственных и гражданских представлений, невежество, своекорыстие, неумение отстаивать "даже свои сословные интересы".

Объясняя далее причину низкого общественного сознания растущего класса "монополистов", Бакунин обратился к проблеме соотношения любой власти и общества. "Всякая привилегия вредна не только для тех, которые ее лишены, но и для тех, в пользу которых она существует: покровительствуя последним, она их развращает; и ничто так не портит, как общественное преобладание, сила без меры и без противодействия, отсутствие контроля и возможность безнаказанного произвола... Цель администрации - общественное благо,.. заменив ее самослужением, она непременно должна была развратиться"33 . Здесь Бакунин сделал отступление насчет аппарата власти в принципе. Критика им централизации и ее методов управления являлась одной из сторон его идеи самоуправления как способа организации местной жизни.

Как же выглядели связи Бакунина с губернаторской партией и с Муравьевым? С 12 апреля 1859 г. по 1 января 1860 г. Бакунин не видел губернатора, поскольку тот находился в Кяхте34 . Около 20 января 1860 г. Муравьев, уезжая в Петербург, включил Бакунина в состав сотрудников путевой канцелярии с проездом до Томска. Начальником канцелярии был Спешнев, третьим участником - чиновник по важным поручениям Клингенберг. Поездка продолжалась четыре месяца. В Томске, на заимке


29 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 591, прим. Ю. М. Стеклова.

30 Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. М. 1898, с. 537.

31 Выходила в 1860 - 1862 годах. Ее редактор - М. В. Загоскин, активные сотрудники - Петрашевский, Львов, Завалишин, Б. А. Милютин (Кубалов Б. Г. Первенец частной сибирской печати газета "Амур". - Записки Иркутского областного краеведческого музея, 1961, вып. II).

32 Первая статья перед текстом имеет цифру "I" (N 29 от 1 апреля 1861); вторая, не повторяя названия, имеет перед текстом цифру "II" (N 33 от 25 апреля 1861). Обе подписаны псевдонимом Ю. Елизаров.

33 Амур, 25.IV.1861.

34 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 2, л. 10.

стр. 108


у Асташева, Бакунин с женой прожили два месяца, затем поехали в Красноярск, в мае вернулись в Иркутск35 .

31 января Бакунин написал первое письмо из Томска М. С. Корсакову, заменившему Муравьева: "Вот я Вам пишу наконец из Томска; сижу отдаленный от мирского шума на знакомой Вам заимке, подле моей милой Антоси... Ехали мы славно, только немного промерзли, зато чаще пили чай и долее засиживались на станциях, позабывая лошадей, ямщиков и дорогу в длинных и живых разговорах... на известную Вам тему.. Ник[олай] Николаевич] был и здоров и в добром юморе. Спешнев и я ели и пили исправно... 24 вечером приехали мы наконец в Томск и прямо на заимку... Он провел с нами часа 3 - 4... грустно было мне с ним расставаться. Я понимаю, что этого человека могут ненавидеть, но любить его холодно, и даже умеренно, невозможно"36 . Далее он сообщал, что "все его писания готовы"; ждут приезда Клингенберга, который должен доставить их Муравьеву.

"Писания", как и разговоры "на известную тему", относились к корреспонденциям, отправленным Герцену. В следующем письме Корсакову, от 14 февраля, Бакунин сообщал: "Большую часть "моего письма к Герцену - 12 мелко написанных листов - я послал Николаю Николаевичу с Клингенбергом, который проехал здесь 10-го. Теперь дописываю другую половину в ожидании вашего курьера, которого надеюсь увидеть. Antonie и ее сестра переписывают мои писания (в 3-х экз.), которые по возвращении в Иркутск прошу вас выслушать. Мы здесь выждем, скольку будет возможным, стережем только, чтобы не прозевать последнюю зимнюю дорогу"37 .

Муравьев обсуждал с Бакуниным содержание его корреспонденции в Лондон и правил их после того, как они были написаны. Поддержка со стороны "Колокола" была чрезвычайно важна для генерал-губернатора в то время. Непонятый в высших правительственных кругах, в столичном обществе и даже в Сибири, он сделал последнюю ставку на печатный орган, читаемый во всех слоях русского образованного общества. Имеются в этой связи основания полагать, что письма Бакунина П. В. Анненкову, М. Н. Каткову и А. М. Уьковскому - людям, причастным к формированию общественного мнения, тоже были направлены на реабилитацию деятельности генерал-губернатора Восточной Сибири.

Положение складывалось парадоксальное. Один из высших сановников пользовался корреспонденцией "государственного преступника", чтобы получить поддержку органа революционной демократии. В обстановке первой революционной ситуации в России этот факт вносил еще один штрих в общую картину кризиса верхов. Практически Бакунин был нужен Муравьеву в большей степени, чем первый предполагал, хотя и не знал этого. Апология деятельности генерал-губернатора была обусловлена не только расчетом, но и искренним увлечением. Способность увлекаться людьми и приписывать им свои мнения была вообще характерна для Бакунина. Психологически верно изобразил эту его черту Б. К. Кукель: "Каждый, кто знал Бакунина, помнит, как, преследуя какую- либо мысль, он увлекался ею, как ребенок, и в разговоре с другими, имея на своей стороне преимущества неутомимого диалектика, - первый убеждался в неоспоримости своих доводов, а во всяком слушателе видел тотчас же человека, разделяющего его убеждении Под таким обаянием собственных своих увлечений он часто забывал или знать не хотел, с кем имел дело, и обращался с тоном интимности не только с теми, к которым, под влиянием другой минуты, питал вражду, но даже с теми, которые ни в чем ему не симпатизировала и вовсе не желали сближаться с ним"38 .

Именно так произошло с двумя другими, более близкими Муравьеву людьми - М. С. Корсаковым и Н. П. Игнатьевым. С первым из них отношения сложились как бы


35 Эти факты, установленные Кубаловым, объясняют, почему письмо Герцену было отправлено из Томска, в то время как Бакунин жил в Иркутске, а также проливают свет на обстоятельства написания письма (там же, л. 5).

36 Там же, л. 14. В ГАИО находятся копии писем М.. А. Бакунина, оригиналы же хранятся в ЦГИА г. Москвы, ф. М. С. Корсакова (864).

37 Там же, л. 16.

38 Цит. по: Полонский Вяч. К вопросу о побеге Бакунина из Сибири. - Каторга и ссылка, 1926, кн. 25, с. 161.

стр. 109


сами собой, чему способствовала женитьба брата Бакунина Павла на Н. С. Корсаковой, сестре нового генерал-губернатора. С Игнатьевым родственных отношений не было. Не было со стороны последнего и особого желания дружбы. То был человек иного склада ума и других интересов. Муравьев писал о нем Корсакову: "Какая горячая душа на пользу России, не говоря уже о знаменитых его заслугах. Извини меня, любезный друг, я скажу откровенно, в нем вижу соперника твоего в моем сердце - это еще первый, конечно, но не последний, а хорошо было бы России, когда бы вас было побольше"39 .

Дипломатические успехи Игнатьева "на пользу России" были действительно немалыми. 27-летний генерал - сначала военный агент в Лондоне, затем начальник военно-политической миссии в Хиве и Бухаре, в 1859 г. был послан в Китай для ратификации Айгунского договора. На обратном пути он познакомился в Иркутске с Бакуниным. Рассказывая в письме Герцену об успехах Игнатьева, Бакунин писал и о его прославянских взглядах, и о будто бы присущем ему стремлении к демократическим реформам40 . Реальная биография будущего министра внутренних дел представляет нам, однако, совсем другой облик Игнатьева, хотя возможно, что в разговорах с Бакуниным он вел себя несколько иначе и не только сообщил о своей встрече с Герценом41 , но и не возразил против получения на свое имя писем для Бакунина из Лондона42 .

Внешняя благожелательность Игнатьева дала повод Бакунину написать ему в Петербург. Это письмо от 15 января 1861 г. важно потому, что является недостающим звеном, объясняющим разрыв его с Муравьевым. Оказывается, Муравьев заподозрил Бакунина в получении взятки от откупщика Бенардаки, организатора Амурской компании. В действительности, принятый в эту компанию в начале 1859 г. на службу, Бакунин фактически не исполнял там никакой работы и в итоге оказался должен Бенардаки около 6 тыс. руб., да которые и был выдан вексель братьями Бакунина. До того, как Муравьев узнал с сути дела, "эта недостойная мысль... занимала его ум в течение нескольких дней и он как будто собирался изменить свое отношение ко мне. Теперь он снова тот же и просил извинения, но есть вещи, которые не забываются... Несмотря на все любезности и на добрые слова, наши отношения стали холодны и останутся холодны долго, если не всегда. Еще горький опыт, еще одна утраченная вера, и все-таки я продолжаю верить, верою держусь и спасаюсь. Передал ли Ваш курьер Аносов мое письмо, я просил Вас быть деятельным помощником в деле моего освобождения. Теперь я сомневаюсь, чтобы граф стал слишком горячо хлопотать, не по причине гнусного недоразумения между нами происшедшего, а по другой причине. Мих[аил] Семенович] Корсаков успел уверить Николая Николаевича, что пол-Петербурга, весь Петербург ни о чем другом теперь не говорят, как о моем странном влиянии на графа. Я уверен, что это тень, менее чем тень, тень тени... Тем не менее это известие произвело поразительное впечатление на Николая Николавича. Он говорил не мне, а Извольской, что он не думает, что мог что-нибудь для меня сделать именно по причине разнесшихся слухов о моем мнимом величии. Одним словом, просто не узнаю Льва Амурского"43 .

В этом же письме, пытаясь как-то объяснить изменения в поведении Муравьева, Бакунин высказал мысль, что "в этом есть что-то от непредвиденного конца в старости". Возможно, такое объяснение близко к истине. Письма Муравьева Корсакову конца 1860 - начала 1861 г. полны грустных размышлений о болезни, близкой смерти, подведении итогов. "Я стал дорожить жизнью с тех пор, как вижу, что мне осталось недолго жить"44 , - писал Муравьев в 1861 году. (Впрочем, выйдя в марте этого года в отставку, он прожил еще 20 лет.)


39 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 39, лл 48 - 49.

40 См. Бакунин М. А. Ук. соч., с. 364 - 365.

41 Это обстоятельство не зафиксировано герценоведами. Бакунин же писал об Игнатьеве: "Если я не ошибаюсь, твоего знакомого, Герцен" (там же, с. 364).

42 Письмо Герцену от 8 декабря 1860 г. Бакунин заканчивал словами: "Прошу вас, присылайте ваши письма через верных путешественников в Петербург, или на имя Николая Павловича Игнатьева" (там же, с. 369).

43 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 39, лл. 1 - 2.

44 Там же, N 2, л. 6.

стр. 110


Разрыв с Муравьевым означал крах надежд Бакунина на легальный путь освобождения из ссылки. Вряд ли он серьезно рассчитывал на хлопоты Игнатьева или своих родных в Петербурге. Посылая 1 февраля 1861 г. письмо брату Николаю, он оговаривал либо последний срок получения разрешения вернуться в Россию, либо право, "отказавшись от правильного планетного течения,.. опять сделаться кометою"45 . Май 1861 г. и стал таким сроком. 5 июня Бакунин навсегда покинул Иркутск. Свой путь он продумал давно. Еще в 1858 г. от Муравьева он узнал, что Амурская компания дала поручение М. А. Бестужеву отправиться в Николаевск, а оттуда с определенным заданием в Америку. С BTOIO момента, как справедливо полагал Кубалов, Бакунин "стал строить свою схему побега: Амурская компания - Бенардаки - заправилы на местах: Белоголовый, Волков"46 . Но связь с компанией и конкретными людьми, которые, не подозревая о том, являлись ширмой для плана Бакунина, еще не решала проблемы. Выбрав путь, Бакунин должен был убедиться в реальной возможности плавания по Амуру, тогда еще почти не исследованному. "Судоходен ли Амур? - писал он Герцену. - По признанию американцев, знатоков в этом деле, и наших лучших моряков - это одна из величайших и удобнейших рек в мире"47 . Далее он рассказывал о конкретных перевозках грузов, о казенных русских и американских пароходах, приводил данные о расстоянии до Николаевска и сроках плавания. Обстоятельность рассказа свидетельствовала о тщательном изучении им условий возможного побега.

Особый интерес Бакунина вызвали американские суда. Сведения о них он получал иногда от "иностранных машинистов", чаще всего - от американца Р. Эше, которому в Иркутске принадлежал магазин и который знал примерное время и направление плавания американских кораблей. В конце 1860 г. Эше поместил в газете сообщение о том, что к 31 декабря он предполагает завершить свою торговлю "в здешнем городе", в связи с чем объявляет о распродаже товаров по дешевым ценам48 . Возможно, это обстоятельство, связанное с прекращением постоянной информации о путях сообщения с Америкой, сыграло роль в установлении Бакуниным срока путешествия.

Для денежного обеспечения предприятия и делового его оформления Бакунин в мае отправился в Кяхту, где у купца В. Н. Сабашникова получил доверенность на ведение его дел в Николаевске и соответствующие средства на расходы. Встретившись в Кяхте с градоначальником А. И. Десиот-Зеновичем, Бакунин в разговоре с ним не проявил должной осторожности. Во всяком случае Деспот- Зенович счел долгом предупредить Корсакова о подозрениях в отношении Бакунина. Очевидно, поэтому, разрешая путешествие по Амуру, Корсаков потребовал от Бакунина честного слова, что тот не злоупотребит его доверием. 4 июня открытый лист на проезд Бакунина в Приморскую область и обратно был подписан иркутским гражданским губернатором П. А. Извольским.

Наиболее ответственным пунктом на пути Бакунина был Николаевск. Оттуда начинался прямой путь за пределы Российской империи. Военный губернатор Приморской области контр-адмирал В. П. Казакевич отсутствовал, его обязанности исполнял начальник штаба Сибирской флотилии и портов Восточного океана, управляющий делами штаба командующего войсками в Приморской области лейтенант Д. М. Афанасьев. Он отдал распоряжение капитану клипера "Стрелок", который вел на буксире американское судно "Викерс", взять на борт Бакунина и доставить его в Де-Кастри, а когда аудитор военно-судной комиссии В. Котюхов приказал организовать погоню за беглецом, Афанасьев не сделал этого. Сообщение о том, что Бакунин находится под надзором полиции, было послано в Де-Кастри через два дня, причем Бакунин даже не предполагал быть там. У мыса Лазарева он перешел с клипера на "Викерс", следовавший в залив св. Ольги. Вот для чего заранее изучал он рейсы американских судов.

Но дело заключалось не только в хорошей подготовке. Без помощи лиц, знавших планы Бакунина и сознательно помогавших ему, побег вряд ли удался бы. "Оказывается, что Бакунин ушел, имея в руках carte-blanche от начальника штаба Афанасье-


45 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 380.

46 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 2, л. 6. "Бакунин М. А. Ук. соч., с. 312.

48 Амур, 15.XII.1860.

стр. 111


ва"49 , - писал Кукель Корсакову в октябре 1861 года. Сибирская администрация и следственная комиссия в Петербурге, в свою очередь, подозревали именно Афанасьева;

Д. М. Афанасьев был произведен в лейтенанты в осажденном врагами Севастополе. За участие в обороне 4-го бастиона он получил в числе других наград золотую саблю с надписью "За храбрость". После окончания войны отличился при поднятии судов, затопленных в Севастопольской бухте, затем совершил плавание от Кронштадта до устья Амура, с 1859 г. служил в Николаевске50 . Печатался с 1856 г. в "Морском сборнике"51 . "Я Афанасьевым чрезвычайно доволен; благороден, исполнителен и трудолюбив"52 , - писал о нем в письме брату Казакевич. Еще в 1849 г., будучи старшим офицером, он исследовал устье Амура и доказал как возможность судоходства, так и важность его для развития и укрепления Приморского края. Некоторые статьи Афанасьева в "Морском сборнике" были посвящены тем же проблемам. Оба они в амурском вопросе поддерживали линию Муравьева, однако по общественным вопросам, видимо, расходились с генерал-губернатором. Кубалов называл Афанасьева "офицером с либеральным настроением" и. писал о влиянии его в этом смысле на Казакевича53 . Но другая, более важная в идейном плане связь Афанасьева не привлекла пока внимания. Речь идет о В. К. Бодиско.

Бодиско был двоюродным братом Т. Н. Грановского и в 1830 - 1840-е годы не раз встречался в московских литературных салонах с Герценом, Огаревым и Бакуниным, а в последующие годы сохранил прогрессивный строй мыслей и расположение к былым друзьям. В 1853 г. среди немногих русских, приезжавших к Герцену, был Бодиско. В 1854 - 1855 гг., живя в США, он посылал статьи в "Современник"; довольно часто писал и в Лондон, приглашая Герцена переселиться в Северную Америку54 . Именно к Бодиско обращена незавершенная, принципиально важная работа Герцена середины 50-х годов, - "Первое письмо" и хорошо известные "Письма к путешественнику", написанные 10 годами позже55 .

В конце 50-х - начале 60-х годов Бодиско служил в Иркутске чиновником особых поручений при военном губернаторе Приморской области. Там он возобновил дружеские отношения с Бакуниным, а когда в декабре 1860 г. поехал за границу, то повез с собой его письмо Герцену и, очевидно, устное сообщение. Последнее дало Герцену основание записать впоследствии: "О его [Бакунина] намерении уехать из Сибири мы знали несколько месяцев прежде"56 . Бакунин же, судя по доносу Г. А. Вебера57 , говорил о том, что Герцен зовет его в Лондон.

Связи Бакунина с Герценом с 1840 г. не прекращались, хотя после встреч в Париже они выражались лишь односторонне - всем тем, что писал и говорил Герцен о своем преследуемом, а зачем заключенном друге. Спустя более чем 10 лет до Лондона дошли первые слова Бакунина; "Я жив, я здоров, я крепок... и вам, равно как и себе, остаюсь неизменно верен"58 . Потом были другие письма, имел место ответ Герцена, состоялись контакты через Бодиско. Именно последний привлек к исполнению плана побега своего приятеля Афанасьева.

Показания Афанасьева на следствии были заранее хорошо подготовлены. Он не скрывал фактов, известных другим людям, и умалчивал о всем том, что могло бы скомпрометировать Бодиско. Так, он рассказал о первой встрече с Бакуниным на борту "Амура", где тот был представлен ему капитаном как поверенный купца Сабашни-


49 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 4. Материалы, собранные Б. Г. Кубаловым к работе "Сибирские годы Бакунина".

50 Общий морской список. Ч. IX. СПб. 1897.

51 "Амурский край и его значение" (1863 г.), "Николаевск-на-Амуре" (1864 г.) и др.

52 ЦГАВМФ СССР, ф. 1191 (Казакевича), оп. 1, д. 20, л. 265об.

53 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, N 4, л. 2.

54 5 февраля 1854 г. Герцен сообщал М. К. Рейхель: "От Бод[иско] из Вашингтона получил письмо, ему очень нравится Америка, зовет туда - но мы еще погодим. Дела все интереснее становятся и ехать теперь похоже на бегство" (Герцен А. И. Собр. соч. т. XXV. М. 1961, с. 150).

55 См. Литературное наследство. Герцен и Огарев. Т. I. М. 1953, с. 98; Герцен А. И. Собр. соч. Т. XVIII, с 627 - 628.

56 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XI. М. 1957, с. 353.

57 Политический ссыльный, занявшийся торговлей в Николаевске, куда переехал из Иркутска, где был знаком с Бакуниным.

58 Бакунин М. А. Ук. соч., с. 289.

стр. 112


кова с открытым предписанием от иркутского губернатора, затем он встретился с Бакуниным у чиновника Бодиско, который на его вопрос "Кто этот господин?" дал ответ: "Это Бакунин, сосланный в Иркутск. Он там давно живет, женился и был хорошо принят у графа Муравьева, где я и познакомился с ним". Далее он показал, что согласился поместить Бакунина на "Стрелок" для торговых целей и что обо всех обстоятельствах доложил исполнявшему должность командира Сибирской флотилии капитану Петровскому, с чьего разрешения написал в Де- Кастри подпоручику Карельскому об оказании помощи Бакунину на дальнейшем его пути в Мариинск59 .

Следствие по делу о побеге тянулось несколько лет. 4 января 1862 г. Корсаков сообщил Казакевичу, что он доложил шефу жандармов, а тот - государю; в итоге Долгорукову было поручено сделать "строгий выговор от имени его величества капитану 1-го ранга г. Петровскому"60 . Петровский стал "козлом отпущения". 4 марта 1863 г. Казакевич писал из Николаевска брату: "Самая неприятная, эта история Бакунина... Теперь все твердят, как никто не знал... Напротив, многие знали, за что Бакунина сослали в Сибирь. Но никто не мог знать, прощен он или нет? Известно было, что Бакунин хорошо принят у начальства и приготовлен занять место в Главном управлении61 , ...что он приедет или не приедет, Петровский по-видимому не знал; что за человек Бакунин - тем более. Бумага пришла только месяц спустя. Так что вся обстановка была на стороне г. Бакунина". Нигде в письме не говорится об участии Афанасьева и Бодиско. Казакевич заканчивал письмо так: "Жаль лишь Михаила Семеновича [Корсакова]. Трудно ему привыкнуть, освоить власть Николая Николаевича, трудно быть вторым Муравьевым, чтобы иметь такую деятельность,., главное иметь влияние на Петербург"62 .

Два года спустя следствием была установлена степень ответственности Афанасьева. 9 августа 1864 г. его заключили в Петропавловскую крепость, чтобы "выдержать его в порядке административном63 в каземате крепости два месяца". Вина же его сформулирована была следующим образом: он "не доложил своевременно" Петровскому "о том, что Бакунин сослан в Иркутск (о чем ему было известно) и что о Де-Кастри в открытом листе ничего не значилось"64 . И следствие, и заключение в крепость состоялись в Петербурге. Местная же администрация, которую вполне устраивали деловые качества Афанасьева и Бодиско, не собиралась их наказывать. В 1863 г. Афанасьев был переведен в 8-й флотский экипаж, в 1865 г. произведен в капитан-лейтенанты65 . Бодиско через полтора месяца после бегства Бакунина был назначен правителем канцелярии военного губернатора Приморской области66 . В этой должности он, как и исправляющий должность начальника штаба Афанасьев, должен был принимать какие-то меры в связи с делом Бакунина.

Действительно, в архиве сохранились два одинаковых письма, отправленных 21 марта 1862 г., одно от Афанасьева в канцелярию Казакевича (к Бодиско), другое - от Бодиско в николаевскую гражданскую полицию. В них содержалась просьба сообщить, "когда именно прибыл в Николаевск бывший прапорщик Михаил Бакунин, какой имел вид, являл ли он его в полиции и у кого проживал в Николаевске"67 . Учитывая осведомленность авторов писем во всех задаваемых ими вопросах, а также аналогичность текстов, можно утверждать, что документы эти - лишь видимость деятельности заранее условившихся между собой Афанасьева и Бодиско.


59 ЦГАВМФ СССР, ф. 33, оп. 1, д. 5795, лл. 33об. -34.

60 ЦГА РСФСР Дальнего Востока, ф. 842, оп. 1, д. 15, л. 19.

61 Подобные слухи подтверждаются письмом от 23 февраля 1861 г. Н. С. Корсаковой из Петербурга в Премухино Бакуниным: "Амурского еще не видала,.. но наперед знаю, что он скажет, чтобы я писала Мишелю в Иркутск, который уже утвержден на месте Ник. Пав. [Игнатьева] к крайней зависти многих и к моему сожалению, потому что как Миша не добр и не хорош, но может не по силам его - и я думаю, он оттуда скатится с быстротой" (ОР ИРЛИ, ф. 16, оп. 5, ед. хр. 117, л. 55).

62 ЦГАВМФ СССР, ф. 1191, оп. 1, д. 20, лл. 292 - 296.

63 Находясь в заключении, Афанасьев как не отчисленный из флота получал с места службы жалованье. 25 августа "за майскую сего года треть" ему было выдано в крепости 171 р. 93 к. (ЦГИА СССР, ф. 1280, оп. 1, д. 265, л. 17).

64 Там же, л. 10об.

65 Общий морской список. Ч. IX, с. 144.

66 ЦГАВМФ СССР, ф. 1191, оп. 1, д. 20, л. 274об.

67 ЦГА РСФСР Дальнего Востока, ф. 87, оп. 1, д. 1459, лл. М, 15,

стр. 113


В заключение событий, связанных с побегом Бакунина и пребыванием в Сибири, приведем отрывок из письма,, написанного из Урги дипломатическим чиновником Боборыкиным Корсакову в ноябре 1861 г.: "Насчет Бакунина, Михаил Семенович, признаюсь, порадовался. Как сами Вы говорите, для России это не потеря, а даже думаю находка. Нынче и в журналах так даже говорят, что смешно удерживать тех, которые не хотят оставаться. Это мнение и государя, кажется. Что он не сдержал слова, данного Вам, - это нехорошо, но вникните в его положение, что же ему было делать? Ведь он погиб бы, сгнил здесь, а там пусть себе воюет с австрийским императором и саксонским королем! Для Сибири, скажу более - для Николая Николаевича [Муравьева] и для Вас даже хорошо, что он ушел"68 .

Подведем итоги. О побеге Бакунина и его жизни в Сибири было много толков в воспоминаниях современников и в литературе. Версию о том, что побега по существу не было, а уехать из Сибири ему помогла местная администрация, выдвинул Завалишин. Она была, казалось бы, подтверждена рассказом С. А. Казаринова "Побег Бакунина из Сибири", опубликованным г. "Историческом вестнике" (декабрь 1907 г.). Многие специалисты, в том числе Полонский, приняли эту версию. Лишь Кубалов выступил против нее. Однако до настоящего времени его доводы известны не всем, интересующимся данным вопросом, хотя самый факт уже упоминался в литературе69 .

В работе Ю. М. Стеклова приведены лишь общие сведения о том, как происходил побег Бакунина. Вопроса о том, кто и почему помогал ему, Стеклов не ставил. Специально данным сюжетом занимался английский историк Э. Карр. Его статья повествует об обстоятельствах побега, а в числе подозреваемых в содействии Бакунину упомянут Бодиско. Однако недостаток источников не позволил Карру обстоятельнее осветить этот вопрос70 .

Приведенный материал говорит о том, что к содействию в побеге Бакунина высшая сибирская администрация не причастна. Роль же Бодиско и Афанасьева представляется очевидной, сколь очевидна и связь Бакунина с Герценом через Бодиско. Что касается воззрений Бакунина в сибирские годы, то в целом они не претерпели изменений, хотя в соответствии с конкретной обстановкой менялась тактика его поступков. Стремясь вырваться из ссылки и вернуться к революционной деятельности, он шел порой на компромиссы и представлялся властям человеком, стремившимся к спокойной, обеспеченной жизни. Но черты его энергичного характера, бурный темперамент, усвоенная с молодых лет манера внушать свои идеи окружающим, кого-то направлять, что-то организовывать сказывались постоянно.

Говорить о влиянии Бакунина на более широкие слои сибирского общества нет оснований. В Томске он еще был в какой-то мере связан с демократически настроенными молодыми людьми (Потанин, Ядринцев, Щукин), в Иркутске же в основном придерживался круга генерал-губернатора Идейная жизнь его замерла на уровне 1849 г., а все устремления были направлены на то, чтобы любой ценой освободиться из ссылки. Его побег оказался удачным. Добравшись через Америку до Лондона, он принял деятельное участие в "Колоколе", стал членом "Земли и воли", в 1863 г. добивался возможности участвовать в польском восстании. После краха его надежд на успех национально- освободительных движений в Европе он обратился к международному рабочему движению и в 1864 г. был принят К. Марксом в ряды Международного товарищества рабочих. Но идеи Бакунина так и не вышли за рамки мелкобуржуазной революционности, а за вторую половину 60-х годов XIX в. оформились в анархизм. Как известно, его деятельность в рядах I Интернационала нанесла ущерб международному рабочему движению. В России 70-х годов XIX в. бакунизм стал одним из главных идейных направлений революционного народничества, но влияние его в России было недолгим.


68 ГАИО, ф. 2873, оп. 1, д. 4, л. 3.

69 Пирумова Н. Бакунин. М. 1970, с. 166.

70 Carr E. H. Bakunin's Escape from Siberia. - The Slavonic and East European Review, Lnd., 1937, vol. XV, N 44.

Опубликовано на Порталусе 02 ноября 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама