НИКОГДА так пышно не расцветало на Руси искусство юбилея, как в последние годы. Все непрерывно друг друга с чем-то поздравляют. Празднование юбилеев становится особым жанром - к ним начинают готовить задолго, отмечают широко, с помпой.

Помимо людей и всяких организаций стали отмечать круглые даты и любимые народом фильмы. 25 лет "Белому солнцу пустыни". 20 лет "Иронии судьбы". Теперь вот исполнилось 25 лет "Семнадцати мгновениям". Мы словно признаемся друг другу в том, что настоящая жизнь проистекала именно тогда, в 60-70-80-е годы, а сейчас, как сказал бы царь Соломон, настало "время вспоминать".

Расцвет искусства юбилея можно объяснить, как мне кажется, вот еще чем - навязшей в зубах фразой, которая своей приторностью способна довести до кариеса любого: "Юбилей - это повод для признания в любви". (Какая нынче самая распространенная поздравлятельская формула? Нет, не "дорогой многоуважаемый шкаф", как во времена Чехова, а - "мне хочется признаться в любви к этому самому шкафу".) За видимой банальностью можно разглядеть суть феномена всеобщей юбилеизации - тогда, в 60-70-е годы, существовало понятие "любимый фильм", "любимый актер", "любимый режиссер". Сейчас, сколько бы мы ни говорили об упадке искусств, есть и хорошие фильмы, и хорошие актеры, и хорошие режиссеры. Все у нас есть - любимых нет. Любимые остались там, в эпохе, которую раньше называли "унылой порой", а сейчас все чаще - "очей очарованье".

Леонид Парфенов своим профессиональным девизом мог бы избрать фразу: "С любимыми не расставайтесь". Он давно уже уловил, откуда дует ветер к нам, в 90-е, и свой успех взлелеял именно на том, что назвал себя летописцем былой эпохи. Туда, в любимое прошлое, обращены и его "Намедни. 1961-1991", и "Старые песни о главном". Так что появление в его биографии "юбилейного" фильма "17 мгновений. 25 лет спустя" абсолютно естественно.

В отличие от проекта "Намедни. Наша эра" в новом "фильме о фильме" Парфенов не автор, а ведущий. Автор - Сергей Костин, а идея фильма, как указано в титрах, принадлежит Евгению Киселеву.

Создателям двухсерийной картины о двенадцатисерийных "Мгновениях" есть чем гордиться. Прежде всего тем, что заполучили в качестве попутчика парфеновских прогулок Татьяну Лиознову - женщину, для характера которой определение "сложный" было бы самым мягким. "Все 25 лет, что прошли с момента выхода "Семнадцати мгновений весны", я ни разу не была на телевидении", - эту фразу Лиозновой авторы используют как крючок для зрителя и выносят в самое начало своего телерасследования. Крючок заглатываешь моментально - о любимом фильме, как о любимом человеке, хочется знать все, а то, что рассказывает Лиознова, раньше в эфире никогда не звучало. В отличие от тех баек о съемках "Мгновений", которые большинство артистов выучило назубок во время разъездов по просторам Советского Союза и встреч с благодарными зрителями.

Лиознову слушать потрясающе интересно - как она все ждала "сценарий, за который можно умереть", а потом прочла в журнале повесть Юлиана Семенова и поняла: это оно. Интересно узнать, что Штирлица мог сыграть Арчил Гомиашвили, Гитлера - Леонид Куравлев, а вместо Кобзона в фильме должен был петь Магомаев. Интересно впервые услышать историю об истинном заказчике "Семнадцати мгновений весны" - утонченном хозяине лубянковского кабинета Юрии Владимировиче Андропове.

И еще удачный ход придумали создатели "фильма о фильме": устроить своеобразный "следственный эксперимент" для тех, кто снимал и снимался 25 лет назад в "Мгновениях". Отвозит, например, Парфенов Льва Дурова на тот берег реки, где некогда штандартенфюрер Штирлиц застрелил провокатора Клауса. Или гуляет вместе с Лиозновой по плейшнеровскому маршруту, который на самом деле пролегал, оказывается, вовсе не в Берне, а в восточно-германском Мейсене.

Но, к сожалению, чистота "следственного эксперимента" соблюдается не всегда. Дело в том, что Леонид Парфенов любит не только "Семнадцать мгновений весны", но и себя лично. Поэтому не может удержаться от того, чтоб не продемонстрировать зрителям свой реальный или кажущийся артистизм - пройтись якобы евстигнеевской походкой, поразгребать якобы по-тихоновски граблями опавшие листья. Одним из главных открытий и одновременно достоинств Парфенова стала когда-то найденная им суховатая бесстрастность тона, но от этой безличной интонации он давно уже отказался и предпочитает теперь лиховато-запанибратское обращение со зрителем. Эта манера бывает иногда и кстати, но очень в умеренных количествах. И уж совсем фальшивыми смотрятся подмигивания Парфенова в фильме о "Семнадцати мгновениях весны" - обаяние этой жесткой, сдержанной картины столь велико, что любые нарушения чувства меры в ее присутствии становятся абсолютно очевидны.

В новом фильме Парфенов продолжает игру, начатую когда-то в "Намедни. Наша эра": там были "Я и Брежнев", "Я и Хрущев", здесь - "Я и Андропов", "Я и Штирлиц". Финал фильма венчает сцена "Я и народ": Парфенов и народ собрались за столом в чистом поле и поют хором "старую песню о главном" - "Мгновения, мгновения...".

...В первом своем телеинтервью за 25 лет Татьяна Лиознова сказала, что для нее ключом к картине стали когда-то слова Сталина: "Что касается моих информаторов, то, уверяю вас, они очень скромные и честные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно". "Семнадцать мгновений весны" были сделаны скромно, честно и аккуратно. Фильм о фильме, показанный НТВ 25 лет спустя, сделан аккуратно. И в общем честно. Скромности бы побольше..