Рейтинг
Порталус

ЮНОСТЬ И ЗРЕЛОСТЬ АНТОНИО ГРАМШИ

Дата публикации: 11 октября 2016
Автор(ы): А. С. ГОЛЕМБА
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ЭКОНОМИКА
Источник: (c) Вопросы истории, № 1, Январь 1967, C. 108-118
Номер публикации: №1476198248


А. С. ГОЛЕМБА, (c)

Не так уж много воды утекло с тех пор, как Виктор-Эммануил был провозглашен королем Италии. Новое королевство возникло весной 1861 г., а примерно девять лет спустя был взят Рим; впрочем, столицей объединенной Италии он был объявлен еще весной шестьдесят первого года. И вот прошли десятки лет, а единство страны во многом остается пока еще единством чисто государственным, юридическим, административным. Италия неоднородна, немонолитна, а подлинное ее объединение, органическое, есть дело грядущего. Италия еще будет сильной, еще станет отечеством народа и для народа, а не чиновничьим государством, раздираемым бесчисленными противоречиями. Он, Антонио Грамши, хотел бы дожить до этих дней, увидеть все это своими глазами. И пусть его активная жизнь была насильственно прервана, пусть он в тюрьме, отгорожен, изолирован от людей и мира. Все равно, его не сломить!1 .

 

"Мы должны на двадцать лет лишить этот мозг возможности работать!"2 - сказал когда-то государственный обвинитель. Нет, прокурор Изгро не добился своего! Антонио Грамши жив, он мыслит, и раздумья его еще вырвутся из этих неколебимых стен. Недавно он прочел письма Сильвио Спавенты, патриота из Абруцц, депутата неаполитанского парламента. Спавента, по моде тех времен, несколько сентиментальничал. И все-таки ему нельзя отказать в мужестве и выдержке: мятежник из Абруцц пробыл в тюрьме целых одиннадцать лет! Неаполитанская жандармерия изловила Спавенту и взяла его под стражу. Странное дело, но этими жандармами вполне мог командовать его, Антонио Грамши, дед, полковник жандармерии. А теперь он, Антонио, заперт в этих четырех стенах. Он сидит в тюремном замке в Тури, охраняемый карабинерами короля Виктора- Эммануила III, потомка короля Карла-Альберта, современника Спавенты3 .

 

Королевство существует вот уже скоро семьдесят лет - привычное, хрестоматийное, с почтовыми марками и церемониальными маршами, с покорными и непокорными парламентариями (а одним из этих строптивых парламентариев был и сам Антонио Грамши), королевство почти реальное, номинальное во всяком случае. Ибо король царствует, но не управляет, а вся государственная власть находится в руках "дуче" - Бенито Муссолини, человека с иезуитскими глазами и выпирающей нижней челюстью, в прошлом ниспровергателя устоев, социалиста-максималиста, который оказывал немалое влияние на молоденьких, совсем еще зеленых левых интеллигентов в те дни, когда Грамши был еще студентом Туринского университета. А потом Бенито стал шовинистом. А еще чуть позже он отбросил розовый камуфляж и начал отчаянно преследовать былых товарищей-социалистов. Неплохо сказал о нем старый Серрати: "Муссолини - это кролик, но феноменальный кролик: он умеет рявкать!" Ну, этот рявкающий феномен еще когда- нибудь получит по заслугам, а пока нечего и думать о том, чтобы обращаться к нему. Нет, Антонио на подобную сделку никогда не пойдет, хотя ему уже неоднократно приходилось выслушивать ощутимые намеки в данном плане. Да, он слаб и болен, силы его надорваны. Но мысль работает по-прежнему четко и ясно. Трезвая, отточенная мысль Антонио Грамши.

 

Он явился на свет в эпоху, когда кое-кому казалось, что история будет развиваться чрезвычайно медленно. Так думало поколение отцов, пришедшее на смену дедам - инсургентам и конспираторам середины прошлого века. Так думал и Франческо Грамши, человек старого закала, весьма далекий от политики, не слишком-то задумывавшийся над так называемыми "проклятыми вопросами". Франческо Грамши был представителем мало романтического поколения, не революционер и не ретроград, а просто скромнейший обыватель, мелкий служащий, регистратор в медвежьих углах Сардинии, которая и сама была медвежьим углом тогдашней Италии. Франческо Грамши, чиновник, обремененный многочисленным семейством, жил небогато даже и по скромнейшим

 

 

Отрывки из книги, готовящейся автором к изданию в 1967 году.

 

1 См. А. Грамши. Избранные произведения в трех томах. Т. 2. М. 1957.

 

2 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Жизнь Антонио Грамши. М. 1953, стр. 165.

 

3 А. Грамши. Указ. соч., стр. 102 - 103.

 
стр. 108

 

сардинским понятиям. Предки его были родом с Балкан. Они бежали из Эпира давным- давно, тому уж скоро век4 . Странно, что он, Антонио, не задумывался раньше над тем, что бы могла означать его фамилия. Может быть, "человек с Граммоса"? Нет, слишком натянуто. А может быть, это - искаженное Грамматикати, фамилия в тех краях довольно частая? Трудно сказать, но только все его кровные родичи всегда произносили ее Грамши, с ударением на первом слоге. Итак, Франческо тянул свою канцелярскую лямку, не размышляя много ни об истории, ни об искусстве, ни о высокой политике: сперва в Алесе, потом в Гиларце, совсем уж захолустном местечке, хотя и славилась Гиларца удивительно красивыми старинными церквами. Считалось, что время застыло, если не вовсе прекратило свое течение. А в дни, когда оно зашагало в сапогах-скороходах, поколение, к которому принадлежал исполнительный регистратор, уже понемногу сходило с исторической сцены.

 

"Сардиния - остров, и каждый сардинец - остров на этом острове", - так говорят итальянцы. Множество веков, множество бурь пронеслось над Сардинией, множество племен пыталось насадить здесь свою культуру. Древнейшие обитатели острова были, по- видимому, иберийцы. Но и финикийцы и карфагеняне оставили на нем следы своего пребывания. Римлян сменили вандалы, вандалов - византийцы. На смену византийцам пришли сарацины. Впрочем, им так и не удалось утвердиться на сардинской земле. Арабов сменили пизанцы и генуэзцы. Потом Сардиния перешла под власть Арагонской династии, в начале XVIII в. досталась Австрии, а затем Савойскому дому. И только уже в 1861 г., с образованием Итальянского королевства, королевство Сардинское (со столицей в Турине, то есть на материке) исчезло с политической карты Европы. Остров был беден до чрезвычайности. Существовала кое-какая промышленность, горная в частности, да еще кустарное ткачество и мелкие промыслы. Основными занятиями жителей острова были земледелие и скотоводство. Овечий сыр и шерсть, хлеб и масло - вот главные статьи вывоза.

 

Антонио Грамши (Антонино, или Нино, как называли его родные и друзья) родился в Алесе, в провинции Кальяри, 23 января 1891 года. Ребенку дали первое имя Антонио, а к нему присовокупили еще имена крестившего его священника и восприемника: Себастьяно и Франческо5 .

 

Антонио Грамши был итальянцем по духу и по языку, но он никогда не переставал чувствовать себя сардинцем, человеком, всем сердцем привязанным к земле, породившей, вспоившей и вскормившей его.

 

Мама Беппина погнала детей спать. Они помолились на ночь, поспешно и невнятно, и потом уснули: Антонио - сразу, а бедная Терезина еще долго ворочалась. Она боялась, что ей приснится все, о чем весь вечер рассказывали старшие сестры, Грациэтта и Эмма, и что ей приснятся сказки Антонио. Они любили играть, Антонио и Терезина, у бассейна во дворе дома. Там Антонио пускал кораблики собственного изготовления. Он был неустрашимый мореход, этот сынишка скромного конторщика, и будь у него собственный корабль, он бы тотчас отправился в плаванье6 .

 

Маленький Антонио еще ни разу в короткой жизни своей не побывал за пределами селения. Городок Алее не в счет, ибо вскоре после рождения Антонио родители его перебрались в Гиларцу. И все-таки он умел показать на карте Италию, найти на этой карте (она висела в столовой) главные города страны. А еще. Антонио отлично знал, что такое остров. Да, Антонио был моряком в душе. Едва научившись читать, он принялся за книжки о кораблях; книжек этих, конечно, маловато было б заштатной Гиларце, но кое- что все-таки имелось. Юному мореходу попались в руки старые иллюстрированные журналы с гравюрами на меди, четкими и завлекательными: ах, какие гордые там были фрегаты, какие шлюпы, корветы, бригантины! Какие шебеки, галеры, трехмачтовики! И Антонио захотелось стать адмиралом, предводителем вот такой же великолепной флотилии. Хрупкие ковчеги из бумаги, тростника и пробки плавали в маленьком бассейне. Антонио и его приятель Лучиано безжалостно расстреливали их из игрушечного ружья7 .

 

Через некоторое время Антонио охладел и к морским боям и к сухопутным баталиям. Занятия в сельской школе с каждым днем становились все сложнее. Правда, Антонио без особенного труда решал самые замысловатые задачки и отлично проделывал грамматические разборы. Он, пожалуй, даже преуспевал в школьных занятиях, но нельзя сказать, чтобы это приносило ему много радости. В сельской школе большинство учеников неважно изъяснялось по-итальянски; крестьянские дети были сильны лишь в местном диалекте, и Антонио, остроумный и начитанный, явно превосходил их. Он свободно и бегло изъяснялся на самом что ни на есть литературном итальянском языке. Ребята любили Антонио и не часто задирали его, хотя он был физически слабее других и не умел драться. Лишь иногда, если страсти слишком накалялись, в дело

 

 

4 Там же, стр. 181 - 182.

 

5 S. F. Romano. Gramsci. Torino. 1965.

 

6 А. Грамши. Указ. соч., стр. 189 - 190.

 

7 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 8.

 
стр. 109

 

вмешивался педагог, кавалер Пьетро Сорджу. Он старался воспитывать ребят в глубоко патриотическом духе. Он хотел выпестовать из них истинных патриотов Сардинии. Правда, остров вечно принадлежал всяческим поработителям и переходил из рук в руки, но все-таки кавалер Пьетро ухитрялся выискивать в многострадальной истории Сардинии какие-то особенно яркие и назидательные факты, давая понять, что сардинцы не однажды причиняли превеликие хлопоты даже самому Арагонскому дому. А чтобы это как можно прочнее внедрялось в память его воспитанников, он заставлял их хором исполнять нечто вроде сардинского гимна. Кавалер Пьетро особенно напирал на деяния маркиза Дзури. Школярам же больше нравились деятели из народа - Паскуале Тола и Дерозас, настоящие сардинцы!8 .

 

Годовщина объединения Италии отмечалась 20 сентября. Кавалер Пьетро всегда проявлял в этот день массу рвения и выводил своих подопечных на улицы Гиларцы. Антонио тоже участвовал в этих шествиях. Впервые он принял участие в манифестации, когда был во втором классе. Он нес венецианский фонарик и орал во весь голос: "Да здравствует Капрерский лев!" (манифестанты имели в виду великого Гарибальди) и "Да здравствует Пророк из Стальено!" (так именовали Мадзини, ибо в Стальено, близ Генуи, он был похоронен)9 .

 

Все это происходило в селе Гиларца, где обитали старозаветные сардинцы. Это была Гиларца, где надрывались мужики-испольщики и поденщики. Это была Гиларца, где высилась древняя каменная башня, нечто вроде замка или тюрьмы. Гиларца, где жили все родные и близкие Антонио Грамши, его двоюродные сестры и братья. Это была Гиларца, отсталая и малярийная, с большой детской смертностью. Все было в этой Гиларце, только гимназии не было, и следовало подумать, куда же, собственно, поступить, чтобы не остаться неучем? И Антонио, перебравшись в Санта-Луссурджу, стал посещать там коммунальную гимназию10 . Там он и закончил три последних класса. Это было весьма непритязательное учебное заведение, размешавшееся в довольно неприглядном здании. Три преподавателя обучали учеников всем наукам во всех пяти классах. Лучше других был преподаватель естествознания, в прошлом инженер, вышедший на пенсию и, чтобы не закиснуть, развлекавшийся педагогической деятельностью. Был это человек весьма неглупый и довольно образованный. Антонио поселился в доме одной крестьянки. Старушка, мать квартирной хозяйки, стряпала и ухаживала за постояльцем-гимназистом. Но каждое утро она, едва завидя Антонио, самым серьезным образом осведомлялась у него, кто он такой и как случилось, что он ночевал у них в доме. Антонио объяснял, как мог, старушка успокаивалась и как ни в чем не бывало принималась за стряпню11 .

 

Сохранилась групповая фотография гимназических времен. Она приведена в одной из последних монографий о Грамши, вышедших в Италии12 . Это, видимо, фрагмент снимка: солидный, в преклонных летах наставник, лысый, с густыми усами, сильно смахивающий на бывшего премьера Франческо Криспи. Рядом с ним - четыре паренька лет по пятнадцати, в светлых мундирчиках и в фуражках с широкими тульями. Все они очень разные. Один - типичнейший проказник, другой - сонный, третий - задумчивый, четвертый сидит рядом с педагогом, он сильно сутулится, почти горбятся, а глаза у него живые, удивительно умные. Это и есть Антонио Грамши.

 

В Санта-Луссурджу Антонио стал учиться всерьез и привыкать к самостоятельной жизни. Впрочем, работать он начал еще с одиннадцати лет, во время летних каникул в родной Гиларце. Отец пристроил его в свою контору. Антонио зарабатывал девять лир в месяц (на эту сумму можно было покупать ежедневно кило хлеба), а работать приходилось по девять часов в сутки. Мальчику надо было разносить тяжелые конторские книги. У него болело все тело, и украдкой он плакал по ночам.

 

И вот гимназия окончена. Хотя средства его семьи более чем ограниченны, родители решили определить его в лицей "Карло Детторе" в Кальяри, главном городе Сардинии13 . После первого же года обучения в лицее Антонио больше не изучал математики, он выбрал греческий (тогда существовала система выбора). И все же на третьем курсе лицея юноша неожиданно доказал, что у него сохранились изрядные способности к точным наукам. Для изучения физики понадобилось знание основ математики, а ученики, избравшие греческий, не обязаны были ее знать. Преподавателю физики чрезвычайно нравилось ставить лицеистов в тупик. На последнем зачете третьего семестра он вызвал Антонио к доске, задал ему несколько вопросов по физике, связанных с математикой, и предупредил, что от того, как ответит лицеист, зависит средняя годовая отметка и получение аттестата с экзаменами или без оных. Антонио принялся за дело, провозился у доски очень долго, перемазался мелом с головы, до пят и наконец придумал решение, которое физик оценил как отличное за оригинальность, так как решения этого не существовало в учебнике14 .

 

 

8 А. Грамши. Указ. соч., стр. 148 - 149.

 

9 Там же, стр. 60.

 

10 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 10.

 

11 А. Грамши. Указ. соч., стр. 250.

 

12 G. Tamburrano. Antonio Gramsci. Bari. 1963.

 

13 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 11.

 

14 Там же, стр. 12.

 
стр. 110

 

Старший брат Антонио, Дженнаро, ввел юного лицеиста в социалистические кружки в Кальяри. Антонио познакомился с деятельностью местной палаты труда. Поначалу двигателем его помыслов и поступков было попросту оскорбленное национальное достоинство. Чиновники из других районов Италии считали южан гражданами второго сорта и весьма неодобрительно отзывались о них. Они рассматривали свой перевод на Сардинию как слегка завуалированную ссылку. Был случай, когда некий приезжий служака нелестно отозвался о цвете сардинского неба и о добродетелях сардских женщин. Два сардинских синьора немедленно вызвали его на дуэль. Другой северянин заносил в записную книжку свои впечатления о сардах: он называл их обезьянами. Записи были прочитаны местными жителями, и чрезмерно писучий чиновник горько поплатился.

 

Социалистическая агитация начинала иметь некоторый успех на Сардинии. В сентябре 1904 г. произошла стачка в Бугерру, неподалеку от Кальяри. В схватке с войсками было тяжело ранено несколько рабочих. В 1906 г. состоялись демонстрации. Их подавили военной силой, было множество убитых и раненых. Это происходило в те годы, когда Антонио Грамши, пусть еще подросток, мог уже с возрастающей сознательностью воспринимать все, что творилось вокруг него. Юный лицеист интересовался автономистским движением, на Сардинии. Основателем движения был некто Кау, издатель ежедневной газеты "II Paese". Однако сардинский патриотизм сочетался у Грамши с широкими социалистическими симпатиями: он перечитал кучу радикальных социалистических брошюр. Читал "L'Avanti!" и всегда выбегал, заслышав шаги почтальона, чтобы перехватить газету15 .

 

30 сентября 1911 г. Антонио Грамши окончил лицей в Кальяри. Он жаждал изучать филологию. Но как осуществить заветное желание? Семья бедна до крайности. Что же теперь делать? Поступить в университет? Но на это нужны деньги. Впрочем, есть стипендии в Туринском университете, только надо принять участие в конкурсе16 . Итак, он поедет в Турин!.. Юноша впервые в жизни покидал родные края. Вдали белели солеварни, высились сугробы соли, похожей на снег, столь редкий здесь, в каких-нибудь двухстах километрах от побережья Африки...

 

Прошло шесть лет. Февральская революция в России была восторженно встречена простым народом Италии. Газеты заполнились сообщениями из далекой России, зачастую сбивчивыми и противоречивыми. Буржуазная печать обливала грязью имя Ленина, не останавливаясь перед самой гнусной клеветой. Иную позицию занял главный редактор социалистического органа "L'Avanti!", старый революционер, хотя и не всегда последовательный, Джачинто Менотти Серрати. Вот что писал он: "Националистическая клевета избрала своей мишенью Ленина. Честнейший человек, необычайной чистоты и силы, в течение многих лет являющийся лидером русского рабочего социалистического движения, представлявший и представляющий революционную Россию в Бюро социалистического Интернационала, человек, написавший замечательные страницы, не превзойденные по своему теоретическому уровню и высокой идейности, в течение многих лет являющийся строжайшим и скрупулезнейшим распорядителем крупнейших фондов, собранных русскими революционерами для подготавливавшегося ими великого дела, - этот человек вдруг стал "агентам кайзера". Его непримиримость и упорство в борьбе с любыми формами сотрудничества с буржуазией стремятся использовать как доказательство его измены. Ленина преследует Антанта, пытающаяся играть на националистических чувствах. Выдвинутые против него клеветнические обвинения состряпаны теми, кто рядится в чистые ризы воинствующего демократического идеализма. Мы решительно заявляем о своей полной солидарности с Лениным, мы верим, что он одержит победу над клеветниками не столько ради себя, сколько ради русского пролетариата, делу раскрепощения которого он посвятил всю свою жизнь"17 .

 

Это были серьезные и строгие слова, великолепная отповедь итальянским сторонникам Керенского и компании. Но еще за три месяца до этого, 29 апреля 1917 г., Антонио Грамши писал в "II Grido del Popolo": "Ленин - это наиболее социалистический, наиболее революционный из вождей русских социалистов. Он представляет среди русских социалистических партий ту партию, которая наиболее глубоко знает нужду и тревогу, разделяет стремления и надежды мирового пролетариата вообще, итальянского пролетариата в частности... Совершенно понятна поэтому ярость, которую Ленин вызывает у буржуазной и консервативной печати, так же как логична наша глубокая симпатия к Ленину. Мы рады в братской солидарности разделять с ним оскорбления и брань, которыми тщетно пытаются очернить его благородный облик"18 .

 

В июле 1917 г. Временное правительство направило в Италию делегацию Петроградского Совета. Посылка ее была связана с подготовкой конференции в Стокгольме. Там, в Стокгольме, предполагалась убедить правительства стран Антанты и социал- демократические партии других стран, что Россия останется на стороне союзников. Де-

 

 

15 G. Fiori. Vita di Antonio Gramsci. "Laterza". 1966.

 

16 S. F. Romano. Op. cit.

 

17 П. Секкья. Влияние Октябрьской революции в Италии. М. 1958, стр. 29 - 30.

 

18 См. К. Э. Кирова. Революционное движение в Италии 1914 - 1917 гг. М. 1962, стр. 311 - 312.

 
стр. 111

 

легация состояла из двух петроградских меньшевиков - Гольденберга и Смирнова. Туринская квестура на этот раз проявила массу предупредительности и даже разрешила провести митинг не в закрытом помещении, не в зале Палаты труда, а на открытом воздухе, на площади. Делегаты Петроградского Совета держали речь с балкона. Огромные толпы народа, приветствуя их, скандировали: "Да здравствует Ленин!" Петроградские меньшевики были буквально ошеломлены, они не ожидали, что имя Ленина настолько популярно в Италии. Такие же сцены происходили и в других итальянских городах по пути следования делегации. Нельзя сказать, чтобы это было приятно гостям из Петрограда: популярность ленинских идей в массах трудящихся Италии путала их карты19 .

 

Антонио Грамши присутствовал на этом митинге и позднее написал о нем. Недовольство итальянских рабочих усиливалось, волнения учащались. Все популярнее становился лозунг: "Сделать в Италии то, что русские сделали в России!" И хотя у рабочих не было правильного политического руководства, хотя итальянская социалистическая партия в решающие моменты самоустранялась от руководства массами, трудящиеся были исполнены решимости, они готовы были драться за свои права! Тем временем продовольственное положение становилось все более угрожающим, все острее чувствовался продовольственный кризис; у хлебных лавок выстраивались длинные хвосты, приходилось ежедневно простаивать по четыре-пять часов в очереди, чтобы получить крохотный кусочек хлеба. В массах назревал гнев. 22 августа в Турине вовсе не оказалось хлеба. И рабочие в знак протеста стали бросать работу. Сперва на одном заводе, потом на другом. Забастовки эти не оказались изолированными, они почти мгновенно переросли во всеобщую стачку.

 

На следующий день, 23 августа, на улицах Турина начали вырастать баррикады. Пролетарские кварталы рабочие оградили волчьими ямами и колючей проволокой. Сквозь эту проволоку был пропущен ток высокого напряжения. Словом, на какое-то время пролетарские кварталы Турина стали неприступными. Население штурмом брало продовольственные магазины. Восстание длилось четыре дня. Рабочие героически отражали атаки полиции, и не одной только полиции: в Турин были вызваны воинские части. Несмотря на героическое сопротивление пролетариата, восстание было сломлено, рабочие кварталы залиты кровью20 . Причиной неуспеха явилось, конечно, отсутствие какого бы то ни было политического руководства, сугубая стихийность восстания. Движение не было поддержано в других городах Италии и, естественно, оказалось обреченным на провал.

 

Это был тяжелый жизненный урок. Но одно стало совершенно ясным: назревала подлинно революционная ситуация, и молодой социалист Антонио Грамши понял в эти дни с исключительной явственностью и четкостью, насколько велика необходимость в создании подлинно революционной партии рабочего класса! Среди предводителей восстания были и рабочие-социалисты, но они не нашли поддержки в руководящих органах своей партии; Восставшие действовали вразброд; вместо того, чтобы попытаться захватить центр города, они оставались в предместьях; действия их были лишены единой цели. У восставших были винтовки, ручные гранаты и даже пулеметы; но у правительственных войск имелась артиллерия и тяжелые броневики. Быть может, если бы войска (или хотя бы часть их) перешли на сторону восставших, события приняли бы иной оборот. Однако солдаты поверили клеветническим утверждениям буржуазии, будто восстание организовано немцами.

 

В самый разгар восстания цензура не разрешала газетам печатать какие бы то ни было сообщения о туринских делах. И события эти, естественно, не получили широкой огласки и должного разворота. Официальные данные о количестве убитых и раненых, опубликованные некоторое время спустя, говорили о семидесяти убитых и нескольких десятках раненых21 . По другим сведениям, убитых было пятьдесят, а раненых - более двухсот. В некоторых источниках сообщается даже о пятистах убитых и двух тысячах раненых, но это непроверенные цифры.

 

Руководство социалистической партии в целом осталось безучастным. Оно ничем не помогло восставшим. Только один из наиболее видных деятелей партии, Джачинто Менотти Серрати, предпринял попытку пробраться в Турин, чтобы принять участие в вооруженной борьбе, хотя бы как рядовой боец. Собственно, он не мог вычитать о туринских событиях в газетах. Этому, как уже сказано, препятствовала цензура военного времени; радио в те времена еще не было в том виде, в каком оно существует ныне. Откуда же узнал Серрати о том, что в Турине происходит нечто из ряда вон выходящее? Из слухов. Слухи циркулировали в народе, и никакими силами правительство не могло воспрепятствовать их распространению! "L'Avanti!" выходила в Милане. И вот редактор "L'Avanti!" садится в Милане в поезд, идущий в Турин. Из предосторожности он сходит с поезда в Кивассо, считая, что в Турине вокзал непременно должен быть оцеплен полицией. Между Кивассо и Турином в обычное время ходил трамвай. Однако оказалось, что трамвайное движение прекращено. Оставалось одно: идти пешком в Турин, что Серрати и сделал. С превеликим трудом он добрался до города, но был опознан карабинерами и препровожден в их казарму. Карабинеры запросили распоря-

 

 

19 П. Секкья. Указ. соч., стр. 30.

 

20 Там же, стр. 34.

 

21 К. Э. Кирова. Указ. соч., стр. 361.

 
стр. 112

 

жений от туринских властей. Туринские власти распорядились отправить редактора "L'Avanti!" в Милан22 .

 

Туринское восстание подавляла так называемая бригада "Сассари". Она состояла почти исключительно из крестьян провинции Сассари: пастухов, батраков, темных южан-сардов. Правительство рассчитывало на рознь, а порою и на антагонизм между рабочими развитого индустриального Севера и нищими мужиками-южанами. И в августе 1917 г. эти расчеты оказались еще правильными. Два года спустя выяснится, что они уже построены на песке! Вот этот-то раскол и рознь между рабочими Севера и крестьянами Юга и были основным орудием политического господства буржуазии. Великой заслугой Антонио Грамши явилось то, что он исключительно ясно понимал это и сделал своей целью устранение антагонизма. И не только устранение антагонизма, но и достижение единства, создание союза Севера и Юга, революционного союза рабочих и крестьян!

 

Еще в дни восстания рабочий-дубильщик, сард, уроженец Сассари, был послан восставшими поговорить с солдатами-сардами и узнать, чем они дышат, каковы их настроения. Рассказ отважного посланца был приведен Антонио Грамши много лет спустя в его, к сожалению, незавершенной работе "Некоторые аспекты Южного вопроса". Работа эта, вопреки сухому названию, читается, как роман. Итак, вот что поведал самоотверженный дубильщик:

 

"Я подошел к бивуаку, разбитому на одной из площадей, и завел разговор с молодым крестьянином, который радушно выслушал меня, потому что я, как и он, был родом из Сассари. - "Зачем вы пришли в Турин? Что вы собираетесь здесь делать?" - "Мы пришли, чтобы стрелять в господ, которые устраивают забастовки". - "Но ведь устраивают забастовки не господа, а рабочие, а они - бедняки". - "Здесь все господа: все носят воротнички и галстуки, зарабатывают по тридцать лир в день. Я знаю, кто такие бедняки, и знаю, как они одеты; у нас вот в Сассари действительно много бедняков. Все мы - мотыжники-бедняки и зарабатываем полторы лиры в день". - "Но я тоже рабочий и бедняк". - "Ты беден потому, что ты сардинец". - "Но если я буду бастовать с другими, ты будешь стрелять в меня?" Солдат немного подумал, потом сказал, положив мне руку на плечо: - "Слушай, когда ты забастуешь вместе с другими, оставайся дома!"23 .

 

Да, настроения такие существовали, так были настроены очень и очень многие. Но от первых сомнений в справедливости возложенной на них карательной миссии, от первых колебаний было еще очень далеко до осознанного и целенаправленного протеста. И не мудрено, что восстание в Турине оказалось подавленным сравнительно без особых усилий. Итак, стихийное восстание, к которому социалистическое руководство было полностью непричастно, потерпело неудачу. Предстояло принять какие-то новые меры, чтобы оживить работу в массах. Передовые туринские рабочие в те нелегкие дни признали Антонио Грамши своим подлинным руководителем24 . Его избрали секретарем туринской секции социалистической партии в "самом красном городе Италии". Он понимал, что "первые камни нового мира, пусть еще грубые и неотесанные, прекраснее заката агонизирующего мира и его лебединых песен"25 .

 

"L'Ordine Nuovo" - "Новый порядок". Так назывался журнал, основанный Антонио Грамши в 1919 году. Первый номер его вышел 1 мая 1919 года. В России это - эпоха гражданской войны, а в Италии, в одной из "держав-победительниц", - время внешнего мира и внутренних классовых битв. О "L'Ordine Nuovo" много написано. Немало горьких слов сказано об Анджело Таска, одном из основателей журнала. Впоследствии он отошел от революционного движения и стал недругом коммунизма. Марио Монтаньяна, молодой туринский рабочий, знавший толк в автомобильных моторах, даже занимавшийся, правда, с переменным успехом, техническим изобретательством, постепенно понял, что одной техникой не обойтись. Он стал социалистом, был причастен к августовским событиям 1917 г. в Турине, судим, отбыл наказание в крепости Экзиль и затем подпал под амнистию в связи с завершением войны. Монтаньяна побывал в Советской России, а вскоре после возвращения оттуда ему предложили войти в состав редакции "L'Ordine Nuovo" и стать для начала хроникером по вопросам профсоюзного движения. Предложил ему это Грамши. И Марио Монтаньяна даже не пытался отказаться. Он только усомнился на миг в своих литературных способностях. И робко спросил у Антонио:- "Ты думаешь, я справлюсь?" - "Без сомнения справишься, - ответил Грамши. - Если же нет, я скажу тебе это открыто, и ты сможешь вернуться к своей прежней работе"26 .

 

Самым старшим в редакции был Грамши, ему было тридцать с небольшим. Пальмиро Тольятти исполнилось двадцать восемь; Монтаньяна - двадцать четыре; Феличе

 

 

22 П. Секкья. Указ. соч., стр. 35.

 

23 А. Грамши. Указ. соч. Т. 1. М. 1957, стр. 485.

 

24 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 40.

 

25 А. Грамши. Указ. соч. Т. 3. М. 1959, стр. 34.

 

26 М. Монтаньяна. Воспоминания туринского рабочего. М. 1951.

 
стр. 113

 

Платоне - двадцать два; Андреа Вильонга - двадцать лет. Моложе всех был Джузеппе Аморетти. Все это были студенты, молодые "дотторе", люди с университетским образованием. Марио Монтаньяна среди них - единственный рабочий. И если ему порой не хватало лоска и литературной сноровистости, то молодым интеллигентам, пожалуй, недоставало знания подлинного характера итальянских рабочих и крестьянских масс той поры. Редакция должна была переучиваться на ходу. И она переучивалась. Постепенно журнал, задуманный как просветительный и чуть ли не общеобразовательный, превращался в настоящий боевой орган туринского пролетариата.

 

Для скромного социалистического журнала, да еще провинциального, "L'Ordine Nuovo" был, пожалуй, богат: у него имелась собственная типография. Средства на приобретение типографии были собраны по подписке в 1919 г. (одновременно с основанием туринского издания "L'Avanti!"). В типографии стояло пять линотипов, не новых, правда, приобретенных из вторых рук. Имелась и маленькая ротационка. Она безотказно стучала ночи напролет, вот разве иногда теряла какую-нибудь гайку. Но порядок тут же восстанавливался.

 

Чтобы попасть из типографии в помещение редакции, нужно было подняться по винтовой лестнице, расшатанной и скрипучей. Одолев ее, вы оказывались в просторной комнате для администрации, рядом в ней находились три комнатушки (пристанища редакторов), а потом шла еще более крохотная комнатка, которую Монтаньяна именовал "конурой". Там помещалась дирекция журнала. Редакторы нового органа учли, что он может подвергнуться нападению. Главный вход находился как раз против резиденции архиепископа, в центре города, на улице, которая так и называлась Архиепископской. Но попасть в редакцию было не так-то легко. Сначала предстояло пройти туннель, затем большой двор, окруженный ветхими строениями, затем снова туннель, уже второй, наконец - второй двор. Был еще и другой вход, с улицы Двадцатого Сентября. Он почти всегда был на замке. Чтобы попасть в редакцию с этой стороны, тоже нужно было пройти туннель метров в тридцать. Туннель упирался в деревянные ворота. В случае чего редакцию было очень удобно оборонять. "Нескольких винтовок, револьверов и ручных гранат было в таких условиях достаточно для весьма успешной защиты"27 , - деловито пишет Марио Монтаньяна.

 

В помещении "L'Ordine Nuovo" денно и нощно дежурили красногвардейцы. Так они сами себя называли. Обычно их бывало человек двадцать - тридцать, все молодые парни, безработные, а иногда рабочие, поочередно отказывавшиеся от отдыха. Вооружены они были до зубов и, как пишет Монтаньяна, "исполнены готовности умереть, защищая газету туринского пролетариата". Именно газету. Скромный еженедельник вскоре превратился в газету с немалым тиражом.

 

Потенциальные громилы были уверены, что все помещение редакции заминировано, и если понадобится, то красные, засевшие в нем, взорвут вместе со зданием окружающие дома, в том числе находившийся по соседству аристократический колледж. Слухи такого рода усердно распространяли сами сотрудники газеты. Так им посоветовал Грамши. И покамест противник побаивался. Редакция была разгромлена и разграблена фашистами лишь много времени спустя, уже после пресловутого "похода на Рим" 1922 года. Полиция первая завладела тогда помещением и предупредительно распахнула двери перед осмелевшими громилами...

 

Работа в редакции начиналась обычно в четыре часа дня. В кабинет Грамши, душный и тесный донельзя, один за другим приходили сотрудники. Все жаждали поговорить с редактором, узнать его мнение, получить от него совет. Один из тогдашних сотрудников писал много лет спустя, что Антонио Грамши, хотя он жил в наш век стенографии, линотипов и ротационок, во многих отношениях напоминал древних философов, преподносивших своим ученикам наставления в форме бесед28 .

 

Люди шли в крохотный кабинетик Антонио Грамши, а после беседы с ним уходили с новым, более ясным взглядом на вещи, обогащенные идеями. Но в облике и характере Грамши не было ничего от кротости вероучителя, как не было ни снисходительности, ни панибратства. Требовательный к самому себе, он и другим не давал поблажки. В нем были всегдашняя собранность и внутренняя строгость. Грамши нередко критиковал своих юных друзей, журил их порой, но в критике его, даже в самые трудные минуты, не было ничего унижающего и обескураживающего. Он отнюдь не старался подавить человека, смутить его, лишить веры в собственные, силы. И он не просто критиковал, не просто обнажал суть ошибок. Критика его была полна советов, указаний и оригинальных идей.

 

В два часа ночи работа бывала окончена, и вот все редакторы устремлялись в каморку Грамши. Самый юный из них, Джузеппе Аморетти, много лет спустя вспоминал о тех незабываемых днях: "Это была маленькая комната, в которой обсуждались большие дела, в которой в течение нескольких лет собирался вокруг Антонио цвет рабочего класса Италии. Грамши никогда не претендовал на лучшее помещение и не выражал желания переменить эту каморку на более просторную, даже в том случае, если обстоятельства изменятся к лучшему. Комната казалась еще меньше от множества посетителей и от того, что она была завалена сотнями книг и газет из всех

 

 

27 Там же.

 

28 P. Gobetti. La rivoluzione liberate. Torino. 1955.

 
стр. 114

 

стран. Книги лежали на двух небольших столиках и были свалены беспорядочными грудами по углам. Вся революционная литература этих бурных послевоенных лет: обзоры, новые рабочие газеты, новинки из Советской России, труды прогрессивных авторов - все, что было живого и свежего в мировой литературе, находило себе место в этой комнатушке... Я с ним встречался, говорил, мог видеть в его спокойных, ясных глазах, в его ласковом, но проникающем до глубины души взгляде отражение моего энтузиазма, наивного восторга моих семнадцати лет. Никогда я не забуду эти глаза, эту добродушную улыбку, которая позднее, в минуты, когда она выражала иронию, сарказм и ненависть к классовому врагу, часто казалась мне горькой. В этот день и последующие дни Антонио беседовал со мной в начале рабочего дня, когда было меньше посетителей и работа была не столь напряженной, как в вечерние часы. Сидя за столиком, заваленным грудой рабочего материала, он с улыбкой смотрел на меня... Я был поражен красотой его выразительного лица, звучностью и нежностью голоса. Физический недостаток этого хрупкого тела лишь подчеркивал красоту лица и силу взгляда. Ни тогда, ни позднее этот контраст в его внешнем облике не производил на меня тягостного впечатления, быть может, потому, что уже тогда я знал: Антонио и не может быть иным. Иной, пусть даже лучший, Антонио Грамши немыслим; он должен быть таким, каким его создали природа и общество, его жребий особый, единственный, жребий нового человека, для которого не существует ни радости, ни горя, ни счастливых, ни несчастных случайностей, но лишь одна большая жизнь, которую надо пройти всю до конца с ясным сознанием и спокойным духом".

 

Сам Грамши рассказывал так: "...В апреле 1919 гола мы, трое, четверо или пятеро, точно не помню, молодых социалистов, решили (и записи об этих наших дискуссиях и решениях должны еще существовать, поскольку они были переписаны начисто в форме протоколов, да, именно протоколов... для истории!) начать издание этого еженедельника, "L'Ordine Nuovo". Никто из нас (пожалуй, что никто) не думал при этом изменить облик мира, обновить умы и сердца рода человеческого, открыть новый период в истории. Никто из нас не питал радужных иллюзий в отношении успеха нашего начинания, хотя кое-кто все же мечтал, что через шесть месяцев еженедельник будет иметь 6 000 подписчиков. Кем мы были? Кого представляли? Какое новое слово мы несли? Узы! Единственное, что нас объединяло на этих собраниях, - это чувство, порожденное смутным влечением к смутно представляемой пролетарской культуре; нам хотелось что-то делать, делать, делать; мы были охвачены глубоким недовольством и тревогой, мы страдали оттого, что не видели еще верного пути, чувствовали, что нас с головой захлестывает напряженная жизнь тех месяцев после перемирия, когда казалось столь близким и неминуемым крушение всего итальянского общества"29 .

 

Пальмиро Тольятти много лет спустя писал: "Было совершенно очевидно, что такую (подобную большевистской) партию нужно создать, и в конце концов мы взялись за ее создание, учитывая недостатки старого социалистического движения, его неспособность понять положение в Италии и решать выдвигаемую перед ним самой ситуацией революционную задачу, отсутствие внутреннего идейного и практического единства и твердой политической дисциплины, полную неспособность действовать в соответствии с реальными условиями конкретной обстановки"...

 

Прошло еще три года. Достопочтенный Филиппо Турати поднялся по ступенькам Квиринала. Он добился аудиенции у короля. Он просил у Виктора-Эммануила помощи против фашистов. Как же отнесся к его словам король? В одной из газет, сообщавших об этой аудиенции, Филиппо Турати приписаны следующие слова: "Король проявил понимание ситуации, но несколько академическое понимание...". Впоследствии Турати уверял, что он этого не говорил. Впрочем, отношение короля к развивающимся событиям сделалось совершенно ясным месяца два спустя. Муссолини созвал своих чернорубашечников на съезд в Неаполе. Стояла середина октября. Съехались десятки тысяч фашистов. Съезд был довольно странный, напоминавший скорее военные маневры. Чернорубашечники были в полной боевой готовности. Муссолини держал речь на съезде. Суть ее заключалась в том, что в новом правительстве пять постов должны быть предоставлены членам фашистской партии. Угрозы Муссолини и требования его ни на кого особенного впечатления не произвели. Считалось, что Муссолини "зарывается". Съезд быстро закрылся, делегаты разъехались по домам, но, как выяснилось, они ожидали только призыва к действию. И вскоре Бенито Муссолини отдал приказ о "походе на Рим". Король пребывал в нерешительности. 28 октября стало известно, что он отказался подписать декрет о военном положении. Фашисты получили свободу действий. Власти, как гражданские, так и военные, повсюду слагали свои полномочия в пользу фашистов. "Марш на Рим" совершался по-всячески: и на машинах, и в поездах, и походным строем, как, собственно, и полагалось для пущей наглядности. Фашистов были многие тысячи, и они беспрепятственно вступили в Рим с разных сторон. Произошло все это 30 октября. Не прозвучало ни единого выстрела. Сторонники "дуче" были обла-

 

 

29 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 49 - 50.

 
стр. 115

 

чены в черные рубашки, на груди - белые черепа. Фашисты печатали шаг, горланили песни. Муссолини выехал в Рим в спальном вагоне30 .

 

А рабочие Италии, люди, которым не раз случалось с оружием в руках драться с обнаглевшими чернорубашечниками, не были в тот момент достаточно организованы, чтобы оказать быстрое и решительное сопротивление. Итальянское рабочее движение находилось тогда в глубочайшем кризисе. Труженики были разобщены. Единства действий не существовало. Вот из-за этой-то разобщенности, из-за этого-то отсутствия единства и потерпела поражение всеобщая антифашистская забастовка в августе 1922 года. Фашисты не мешкали. Еще накануне "похода" они разгромили и разграбили редакции и типографии газет "L'Ordine Nuovo" в Турине и "II Communista" в Риме. Королевская гвардия проявила немалую предупредительность. Она всячески шла навстречу чернорубашечникам и выдворила из редакционных помещений рабочую охрану. Осталась только газета "Lavoratore" ("Труженик"), издававшаяся в Триесте. Здание редакции тоже было подожжено, но триестинцы собрались с силами, и после разгрома газета просуществовала еще несколько месяцев. Впрочем, после повторного нападения фашистов и она закрылась.

 

Социалистическая партия порвала с реформистами. Их исключили из партии на Римском съезде, происходившем до фашистского переворота. Но времени у рабочих партий уже не оставалось. Быть может, события развернулись бы иначе, если бы разрыв с реформистами произошел несколько раньше и если бы социалисты сумели найти путь объединения с коммунистами. В эти трудные дни Антонио Грамши был далеко от Италии. Он находился в Москве, участвуя в подготовке IV конгресса Коминтерна. Сведения о положении в Италии доходили до него с перебоями. Были они сбивчивые, противоречивые. Впрочем, до Москвы дошло и материальное свидетельство деятельности партии - первый нелегальный номер газеты "L'Ordine Nuovo". Машинопись. Заголовки сделаны от руки. И все-таки это газета. Стало быть, борьба продолжается. Товарищи живы. Фашистам не удалось закрыть им рот. И итальянские делегаты вывешивают листки "L'Ordine Nuovo" в Георгиевском зале Кремля, там, где проходят заседания конгресса.

 

Как чувствовали себя итальянские коммунисты в Советской России? Как они воспринимали ее народ? Сохранились воспоминания близкого друга Грамши, журналиста и писателя Джованни Джерманетто, одного из активнейших деятелей Итальянской компартии: "На одиннадцатый день путешествия, холодным октябрьским утром, обняли мы первого красного часового, встретившего нас на рубеже Страны Советов! На станции Себеж мы ели первый борщ, подрагивая от первых укусов надвигавшейся русской зимы. Но что холод! Мы вступили на славную землю победоносной Октябрьской революции. Мы направлялись в Москву, Красную цитадель, к которой устремлены надежды и чаяния трудящихся всего мира, гнев и ненависть их угнетателей! Ленин! Не было в мире более популярного имени. В Италии его знали в самых глухих деревушках, в больших городах, в казармах, в рыбачьих поселках, на дальних островах и в горных хижинах, затерявшихся среди альпийских снегов. Зрелые люди, молодежь, старики, дети и женщины прекрасно знали имя великого Ленина. Повсюду я встречал это имя: на стенах фабрик и тюрем, у подножий памятников, на сводах римских катакомб. Тысячи пролетарских детей Италии носят это имя. Сколько тонн металла ушло на выделку значков с его профилем. И вот теперь мне предстояло увидеть его, говорить с ним... В Москве, в Ленинграде - тогда еще Петрограде - мощными потоками шествовали рабочие. Лес знамен, приветствия, музыка... Волнующие встречи на фабриках, в клубах, в казармах! Мы были растеряны, потрясены! Праздник. Бесконечное шествие перед трибуной на Красной площади. Часами текли человеческие волны перед вождем, приветствуя делегатов, приехавших чуть ли не изо всех стран земного шара. Кто из нас тогда чувствовал холод в легоньком пальтишке, рассчитанном на климат Рима, Генуи, Неаполя? У нас бились сердца, горели щеки, сияли глаза! Потом в Кремле - торжественное открытие конгресса под звуки "Интернационала", пропетого на пятидесяти языках... Мы с нетерпением ожидали дня, когда Ленин должен был выступить: увидеть его, услышать, пожать ему руку, высказать волновавшие нас чувства..."31 .

 

Итальянская делегация, куда входил Джерманетто, была многочисленна. Делегаты часто собирались вместе и бурно обсуждали события. Дискутировали даже ночью. Речь шла об установках Коммунистического Интернационала: Коминтерн добивался создания единого пролетарского фронта всех трудящихся! Ведь победа реакции неизбежна, если рабочие по-прежнему будут разобщены, разъединены. Руководство Коминтерна посоветовало итальянским коммунистам объединиться с социалистической партией. Реформисты были главным препятствием к такому объединению. Но теперь они исключены из рядов партии социалистов. Значит, препятствий стало меньше. Однако "левак" Бордига и слышать не хотел о том, чтобы объединиться с социалистами.

 

Грамши и Скоччимарро предлагали проголосовать за объединение. И большинство делегации поддержало их резолюцию. Была образована смешанная комиссия по объединению Коммунистической и социалистической партий. Но объединение не удалось осуществить: руководство социалистов всячески противодействовало такому объединению, да и сторонники Бордиги в руководстве Коммунистической партии противились

 

 

30 П. Алатри. Происхождение фашизма. М. 1961.

 

31 Дж. Джерманетто. Записки цирюльника. М. 1959, стр. 160.

 
стр. 116

 

ему. Вот тогда-то у Грамши и начало зреть убеждение, что необходимо создать новую руководящую группу Коммунистической партии. Что для этого следовало сделать? По- новому ориентировать партию. Этого нельзя было добиться при прежнем руководстве. Нет, не о создании какой-то фракции думал Грамши. Он думал об образовании внутрипартийного ядра, ядра, как он выражался, "из товарищей, которые имели бы максимум идеологической однородности и могли бы осуществлять на практике максимум директивной целенаправленности".

 

Сторонники Бордиги не способны были проводить правильную политику. Да и разве суть спора только в том, сливаться или не сливаться с социалистической партией? Суть еще и в том, что тогдашнее руководство Компартии Италии не понимало общего положения в стране и, следовательно, не могло правильно руководить массами. А Бордига и в самом деле проявлял отсутствие чувства реальности. "Муссолини стоит Джолитти", - уверял он; "поход на Рим" - это просто пустяшный опереточный эпизод, "внутреннее дело буржуазии", а пролетариату не до него32 . Пролетариат должен по-прежнему оставаться безучастным. Антонио Грамши не мог примириться с подобной трактовкой событий и подобной тактикой в повседневной работе, партии. Широкая и неустанная борьба трудящихся масс против фашизма - вот лозунг, который выдвинул Грамши. Он первым в Италии заговорил об общенациональных задачах рабочего класса и стал выводить партию из сектантского плена.

 

Весной 1923 года Грамши переехал в Вену. Там он прожил более года. После Москвы Вена казалась ему скучной и печальной. Вот отрывок из его письма той поры: "Здесь нет саней, которые весело и звонко бороздят белизну улиц, - одни лишь трамваи гремят. Жизнь протекает тоскливо и монотонно. Я выхожу из дому только в ресторанчик или на какое-нибудь организационное совещание. Работаю довольно много: вновь привыкаю работать методически, долгие часы просиживаю за письменным столом..."33 . В австрийской столице Грамши попал в довольно странную среду. Квартирная хозяйка его, супруга функционера Австрийской компартии и сама "коммунистка", вздыхала о "добрых временах" императора Франца-Иосифа. С этой взбалмошной особой нелегко было разговаривать. Вспоминалась Москва... Летом 1922 г. Грамши попал в подмосковный дом отдыха. Напряженная работа на родине и кипучий труд в советской столице потребовали временной разрядки.

 

Юлия Аполлоновна Шухт, внучка боевого генерала времен русско-турецкой войны и дочь народовольца-эмигранта, проведшая много лет в Италии и Швейцарии, в 1917 г. вернулась в Россию. Юлия училась в Италии, в академии Санта Чечилиа, по классу скрипки. Она закончила курс весьма успешно и по приезде в Россию занялась педагогической деятельностью34 . Педагогом была и ее старшая сестра, Евгения, работавшая в Наркомпросе, ближайшая сотрудница Надежды Константиновны Крупской. Евгения тяжело заболела. Ее отправили в дом отдыха с наказом поскорее выздороветь. Юлия часто навещала Евгению.

 

Сентябрь был на исходе, листья пожелтели, Юлия шла по осеннему саду, что-то напевая про себя. Потом она остановилась. Навстречу ей двигался человек необыкновенной внешности. Низкорослый, сутулый, с громадной головой. Он был смуглый и бровастый, без шляпы, в каком-то пестром пальто. Глаза его были опущены. Но когда он поравнялся с Юлией, то взглянул на нее. И вдруг оказалось, что глаза у него темно-синие, великолепные, лучистые. Он обратился к Юлии с каким-то вопросом. Говорил он по- французски. Юлия по выговору узнала итальянца и ответила ему на его родном языке. Завязалась беседа35 . Этот диалог длился полтора десятилетия, до самой кончины Антонио, ибо вскоре они поженились. Сыновья их, старший - Делио - и младший - Джулиано, - выросли в Советском Союзе.

 

Пребывание в Москве, участие в политической и общественной жизни советской столицы многое дало Антонио. Здесь он начал изучать русский язык. Это было, как он говорил, непременно нужно ему. Во-первых, он должен прочесть ряд работ Ленина. Не все они были тогда переведены на доступные ему языки. Кроме того, важно было просто говорить с советскими людьми. Существовало в Италии издательство "Славия". Оно выпускало переводы с русского, преимущественно советских и старых русских писателей, иногда и эмигрантов. В фашистском заключении Грамши читал почти только итальянские и французские книги. Переводных он не любил, но единственное исключение делал для русских книг, прося присылать ему издания "Славии". А пока из Москвы письма его летели в Италию. На его родине предполагалось издание новой ежедневной коммунистической газеты взамен разгромленных. Как же назвать этот новый орган? Грамши предлагал назвать газету "L'Unita", что означает "Единство"36 .

 

Когда Грамши попал в Вену, устроиться там оказалось не так-то просто. Антонио был слишком заметной фигурой. Австрийские власти подозревали в нем "эвентуального нарушителя общественного спокойствия". И чтобы получить вид на жительство, ему

 

 

32 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 106.

 

33 А. Грамши. ...Чтобы наши дети жили в свободном и прекрасном мире. "Иностранная литература", 1962, N 11, стр. 196.

 

34 S. F. Romano. Op. cit.

 

35 Сообщено автору лично Юлией Аполлоновной Шухт.

 

36 Л. Ломбардо-Радиче, Дж. Карбоне. Указ. соч., стр. 107.

 
стр. 117

 

пришлось заручиться поддержкой Анжелики Балабановой37 . Русская по происхождению, но уроженка Милана, она была членом ЦК социалистической партии Италии и даже одним из редакторов "L'Avanti!". В описываемый период она состояла членом РКП(б), однако вскоре ее исключили. Но предоставим слово самому Грамши: "Ее рекомендация была необходима, чтобы заручиться поддержкой социал-демократов в переговорах с полицейскими властями: эти негодяи не желали сами взять с меня слово "не возмущать общественное спокойствие" в Вене, они хотели, чтобы Балабанова дружески попросила меня об этом. Это женщина, утратившая всякое человеческое достоинство, олицетворенная иеремиада, стон, рыдание. Все плохо, мир на краю пропасти, человечество в корне прогнило. Она окружила себя группой итальянских социалистов- эмигрантов, ест шоколадки и изливает свое отчаяние; итальянские социалисты вторят ей, ритмически испуская в знак согласия такие печальные и глубокие вздохи, что прямо лопаются кишки. Давно уже я не сталкивался с публикой такого сорта. Мне пришлось делать над собой немалые усилия, чтобы не смеяться и не оскорблять их. Ничего не поняли из того, что произошло и происходит. Балабанова блеяла, как овечка, потому, что один итальянский рабочий, эмигрант, сказал ей, что надо убить Д'Арагону, который стал союзником Муссолини. А один максималист пришел в отчаянье из-за того, что демократы Орландо и Де Никола баллотируются на выборах по фашистскому списку: если буржуазные демократы такие подлецы, то кто же свергнет фашизм, кто даст возможность вернуться в Италию бедному максималисту, который бросил там свою лавочку и делишки, вынужденный удрать от фашистской угрозы?"38 . Пришла весна 1924 года. Вышел первый номер возрожденного "L'Ordine Nuovo" и имел немалый успех. Весь тираж разошелся сполна, и еще просили прислать, были запросы с мест, приходили просьбы, требования из Турина, Милана, Рима. Посыпались письма от товарищей. И вдруг - неожиданная весть, настолько поражающая воображение, что Грамши не решился даже написать об этом вполне утвердительно: "Кажется, я избран депутатом парламента от Венето..."

 

Антонио Грамши возвращался в Италию. Позади остались Вена, по-довоенному нарядный, позабывший о недавнем голоде Ринг и Пратер, и древнее каменное кружево св. Стефана...

 

 

37 А. Грамши. ...Чтобы наши дети жили в свободном и прекрасном мире, стр. 197.

 

38 Там же.

Опубликовано на Порталусе 11 октября 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама