Рейтинг
Порталус

С ИСПАНСКИМИ МОРЯКАМИ ПРОТИВ ФАШИЗМА

Дата публикации: 17 сентября 2016
Автор(ы): Н. Г. КУЗНЕЦОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Источник: (c) Вопросы истории, № 5, Май 1966, C. 91-106
Номер публикации: №1474106353


Н. Г. КУЗНЕЦОВ, (c)

(ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВОЕННО-МОРСКОГО АТТАШЕ И СОВЕТНИКА В ИСПАНИИ)

 

Н. Г. Кузнецов, Герой Советского Союза

 

Это было несколько лет назад. Приближалось двадцатипятилетие начала революционно-освободительной войны в Испании. Напомнив об этом своим собеседникам - бывшим советским волонтерам-морякам, - я высказал мысль: не написать ли каждому из участников событий свою долю воспоминаний о тех памятных для нас днях? Разгорелся короткий спор. "Стоит ли вспоминать о том, что уже с лихвой перекрыто другими, более крупными событиями?" - сказал один из нас и разъяснил, что важнее писать о Великой Отечественной войне и извлекать из нее опыт. "Но ведь мятеж, интервенция и, наконец, война на Пиренеях непосредственно предшествовали войне в Европе, а затем и мировой войне", - возразил его сосед. Еще несколько замечаний, и тема была исчерпана: более насущное и близкое по времени заслонило эти "страницы былого".

 

Однако, вспоминая прошлое и прежде всего годы Великой Отечественной войны, я невольно переносился мыслью в Испанию. Именно там наши добровольцы, выполняя свой интернациональный долг, защищали демократию и пытались тем самым преградить дорогу фашистскому наступлению. Именно тогда созревали агрессивные планы Гитлера и Муссолини, служа грозными предвестниками близкой большой войны. Думая о прошлой войне, нельзя говорить только о ее возникновении в сентябре 1939 или в июне 1941 г., когда она фактически началась. Фашистская интервенция в Испании была одним из первых шагов на пути к ней, ее прелюдией. Следует помнить и о том, что Франко, верная опора Гитлера и. Муссолини, соучастник их разбоев, уцелел и любовно лелеет всякого рода "ультра" и диктаторов. В фалангистской Испании находят убежище и поддержку как старые, так и молодые носители преступных, человеконенавистнических идей. Но испанский народ не хочет дольше мириться с диктаторским режимом в своей стране, о чем говорят все более частые признаки роста его политической активности. Нельзя позволить, повториться тому, что еще не забыло наше поколение. Испанский фашизм существует и может вновь стать крупной опасностью. Уроки истории мы не должны забывать. Вот почему, думая о второй мировой войне, я не могу забыть о ее первых раскатах и революционно- освободительной войне в Испании, участником которой я был. Поэтому я и решил написать короткие воспоминания о том, как мне пришлось (в самом начале событий) выехать в Испанию в качестве военно-морского атташе и стать в ходе войны главным морским советником республиканского флота.

 

*

 

Как известно, контрреволюционный мятеж против испанского республиканского правительства вспыхнул 18 июля 1936 года. Почти трехлетняя борьба Испанской республики против внутренних сил реакции и открытой интервенции со стороны фашистской Германии и Италии привлекла внимание всего мира. Передовые люди многих стран добровольно направлялись на Пиренейский полуостров, чтобы с оружием в руках дать отпор фашизму. Приняли активное участие в борьбе на стороне демократических сил Испании и советские добровольцы - летчики, танкисты, артиллеристы, моряки.

 

Много мемуарной и исторической литературы вышло с тех пор, но вся она преимущественно касалась операций на суше, только несколько работ описывали действия на море. Между тем полуостровное положение Испании и ее зависимость от морских коммуникаций заставляли воюющие стороны использовать военно-морские силы с первых же дней мятежа.

 

Мне довелось в течение года принимать участие в революционно-освободительной войне и быть свидетелем борьбы республиканцев на море. Я был назначен в августе 1936 г. на должность военно-морского атташе в Испании. Так как республике была нужна активная помощь, - а не просто наблюдение за событиями, я должен был помочь

 
стр. 91

 

командованию флота в организации операции по встрече "игреков" (как условно называли мы транспорты) и конвоированию их в Картахену. От успешной доставки самолетов, танков и пушек зависела боеспособность сухопутной армии республиканцев.

 

Советский Союз не имел в то время дипломатических отношений с Испанией1 . Поэтому сведения о внутреннем положении в этой стране были у нас весьма ограниченными. Не удивительно, что первые сообщения о мятеже остались для нас, моряков, почти не замеченными. Но не прошло и недели, как к этим событиям уже было приковано внимание всего советского народа. Становилось ясным, что на Пиренейском полуострове развертываются события, могущие выйти далеко за границы одной страны. Вмешательство Германии и Италии в конфликт на Пиренеях создавало угрозу для всеобщего мира. Мы, моряки, особенно живо интересовались операциями республиканского флота.

 

В один из августовских дней газеты принесли известие о том, что весь республиканский флот остался на стороне правительства и уже активно действует в районе Гибралтара. На первый взгляд положение мятежников казалось безнадежным: только юг да отдельные районы на северо-западе страны были захвачены сторонниками Франко, а весь восток, север и столица - Мадрид - контролировались правительством Народного фронта. Правда, оба берега Гибралтарского пролива с его базами и портами находились в руках мятежников. Мы тогда еще не знали, что интервенция Германии и Италии прежде всего выразилась именно здесь, в районе Гибралтара, что итальянские самолеты уже обеспечивали переброску войск из Марокко на Пиренейский полуостров.

 

Составить ясную картину о положении на море по коротким газетным сообщениям было трудно. По английскому справочнику "Джен", в испанском флоте числилось два линкора, семь крейсеров и более двадцати эсминцев. Испания располагала и подводными лодками. Отдельные корабли, в том числе и самые новые крейсеры "Канариас" и "Балеарес", значились еще не оконченными постройкой. Но какие корабли были в распоряжении мятежников, оставалось неясным.

 

Во второй половине августа мне предложили сдать командование крейсером "Червона Украина" на Черном море и отправиться в Испанию, в Мадрид, а затем - туда, где будет находиться республиканская эскадра. Путь мой к месту новой службы лежал через Париж.

 

В Париже я срочно явился к советскому послу во Франции В. П. Потемкину, который должен был помочь мне добраться до Мадрида. Владимир Петрович коротко рассказал мне об обстановке и о том, какими средствами он собирался отправить меня в Испанию. Регулярного воздушного сообщения уже не было. Оставалось терпеливо ждать оказии. По его словам, испанские самолеты иногда появлялись в Париже, чтобы переправлять на Пиренеи закупленное здесь авиационное имущество. Как я понял, правительство Блюма, хотя официально и не враждебно относившееся к республиканскому правительству, не было склонно прямо и открыто поддерживать его оружием. В. П. Потемкин переоценил тогда лояльность Блюма. Уже в конце августа - начале сентября 1936 г. полностью выявилось истинное лицо французского премьера, когда испанская делегация, специально приехавшая в Париж,, получила от него отказ в какой-либо помощи. Этот отказ лживо прикрывался ссылкой на нежелание вмешиваться во внутренние дела Испании. Об этом с полной ясностью рассказала впоследствии Д. Ибаррури в своей книге "Единственный путь". Теперь, когда пишутся эти строки, уже хорошо известно, к чему привела такая политика "невмешательства". Республиканское правительство не только не смогло закупить новые партии оружия, но и вывезти из Франции то, что было уже закуплено и оплачено раньше. Между тем фашистская Германия и Италия открыто оказывали помощь Франко кораблями и самолетами, спасая его от неминуемого поражения.

 

Более подробно положение на Пиренейском полуострове мы разобрали с нашим воздушным атташе Васильчиковым. Он занимал в Париже одновременно должность военно-морского представителя во Франции. Самым крупным событием тогдашних дней, судя по газетам, было занятие мятежниками Бадахоса и соединение их северных гарнизонов с южными. Скорого подавления мятежа теперь ждать не приходилось. Вопреки нашим ожиданиям Франко удалось укрепиться на полуострове и перейти в наступление. Как выяснилось позднее, несмотря на смелые действия республиканского флота, эффективно блокировать порты Гибралтара, а тем более захватить их ему так и не удалось. К тому же объявленные по радио как взятые республиканцами города Кордова и Овиедо на самом деле оставались в руках франкистов. Не удалось очистить и Алькасар - единственный замок в республиканском городе Толедо, совсем недалеко от Мадрида, где засела и цепко держалась горстка мятежников. Расположенный на холме, Алькасар выдержал осаду, оказав существенную помощь Франко при занятии Толедо в начале сентября 1936 года.

 

Как я уже говорил, регулярной воздушной связи с Мадридом не существовало. Советник нашего посольства Гайкис успокаивал меня: "На днях должен прилететь испанский военный "дуглас", чтобы взять закупленные здесь запасные части для республиканских самолетов. Возможно, он захватит и вас. Все будет зависеть от количества

 

 

1 Формально дипломатические отношения между СССР и Испанией были установлены с 1933 г., но по разным причинам обмен послами не состоялся до 1936 года.

 
стр. 92

 

груза". "Ну, мы люди военные, можем довольствоваться скромным местечком где- нибудь на ящиках, лишь бы самолет не был перегружен более ценными деталями", - пошутил Б. П. Свешников, авиационный атташе в Испании. И действительно, когда прилетел самолет, нам пришлось устраиваться среди ящиков с запасными частями, предварительно выкинув несколько кресел.

 

Б. П. Свешников, как и я, только что прилетел из Москвы в Париж и тоже имел указание поскорее, "любыми путями" добраться к месту назначения. А пока в приятном ничегонеделании мы бродили по столице Франции. Дни шли за днями, а оказии на Мадрид все не было. Уже дважды назначался день вылета, но испанский самолет все не появлялся. Я понемногу освоился с языком, который изрядно забыл, и сам просматривал французские газеты в поисках новых сведений о событиях в Испании. Приобрел учебник испанского языка и небольшой словарь. В Париже совсем случайно у меня произошло знакомство с бывшим графом А. А. Игнатьевым, о котором я немного слышал раньше. Он собирался вернуться из эмиграции в Советский Союз, а пока занимался выполнением отдельных поручений торгпредства. Алексей Алексеевич куда-то спешил с большим портфелем. Оказалось, в портфеле бывшего графа и царского военного атташе в Париже лежали куклы. Да, куклы! Он их должен был показать какой-то фирме. Года через три-четыре судьба снова свела меня с Игнатьевым. На одном из приемов в Москве ко мне подошел и по-военному представился генерал-лейтенант Игнатьев. Он уже был в Советском Союзе и вскоре стал широко известен своими воспоминаниями "50 лет в строю".

 

Наконец таинственный "Дуглас" прилетел в Париж. В сопровождении Гайкиса мы с Б. П. Свешниковым заранее приехали на аэродром Орли. Толпы людей оживленно обсуждали появление на бетонной взлетной полосе самолета с испанскими опознавательными значками. Нагруженный запасными частями для самолетов "потез", бывших тогда на вооружении испанских военно-воздушных сил, "дуглас" спешил на родину. Нам предстояло долететь до Тулузы, там переночевать и рано утром продолжать путь, чтобы добраться до Мадрида. Мы познакомились с приветливой командой самолета и двумя молодыми испанцами, сопровождавшими "Дуглас". Им было поручено приобрести за наличный расчет необходимое авиаимущество.

 

Тулуза южный французский город. Ему предстояло позднее увидеть многих добровольцев, которые легальным и нелегальным путем пробирались на Пиренейский полуостров. Отсюда летели в Испанию крупные государственные и общественные деятели. Одни - как доброжелатели, другие - как наблюдатели. Среди посетивших тогда Испанию были Д. Неру, К. Эттли и многие другие. В последние месяцы борьбы Тулуза стала лагерем для испанских беженцев, которых французское правительство в угоду Франко держало за колючей проволокой.

 

Все это пока было неведомо нам, и мы с Б. П. Свешниковым, устроившись в гостинице, отправились осматривать город. Зашли в ресторан. Оркестр "русских казаков" предлагал свои услуги. Не подписав записки, мы отправили ее на эстраду и наблюдали, как любопытные взгляды "казаков" шарили по залу: какие же посетители заказали "Дубинушку"?

 

В назначенный час мы оставили Тулузу. Едва колеса самолета оторвались от земли, как плотная масса облаков скрыла все, что было внизу. Впереди высились Пиренейские горы, за ними находилась Испания. Летели примерно на высоте пяти тысяч метров. Летчик считал это необходимым, заботясь о безопасности. Правда, вероятность встречи с противником была в те дни еще невелика, и экипаж проложил курс прямо на Мадрид, через занятую Франко Сарагоссу. Мне хотелось своими глазами, хотя бы с большой высоты, скорее взглянуть на испанскую землю и увидеть хоть один крупный город. Зеленые массивы северной части Испании постепенно сменялись серыми, выжженными солнцем полями, и чем дальше мы продвигались на юг, тем однообразнее и скучнее становился ландшафт. Пролетая район Сарагоссы, я старался рассмотреть линию фронта, но с большой высоты это было немыслимо. Оставалось только предполагать, где находится рубеж между республиканцами и мятежниками.

 

Но вот самолет резко пошел на снижение, и в ушах немного зашумело. Настроение "пассажиров" заметно поднялось, разговоры стали оживленнее. Так всегда бывает после пережитой опасности. Я вспомнил, что где-то читал о том, какое необыкновенно голубое небо в районе Мадрида, и посмотрел вверх. Солнце уже было высоко, и нёбо на самом деле казалось очень голубым, хотя особого отличия от севастопольского я в нем не нашел. Да и разность широт была не так уж велика. Позднее, в Картахене, мы больше любили небо, затянутое облаками, а еще лучше - закрытое дождевыми тучами: тогда не появлялись самолеты противника. К сожалению, это случалось редко. Справа, вдалеке, уже обозначились горы Гвадалахары - значит, скоро Мадрид...

 

На улицах испанской столицы текла обычная, мирная жизнь, с бойкой торговлей в магазинах и ресторанах, но тут же мы увидели мужчин и женщин с оружием в руках, появились толпы с плакатами и знаменами. Обращали на себя внимание сотни машин с бортами, расписанными революционными лозунгами. Испанский шофер не терпит малых скоростей даже в спокойной, мирной обстановке, тем более позорным считает он для себя не спешить в роковой для своей родины час. Городские узкие улицы в этой стране не рассчитаны на большое движение, и гудки обычно не помогают, шофер поэтому старается компенсировать это своим голосом, а иногда и угрожающими жестами. Стихийность чувствовалась везде и во всем.

 
стр. 93

 

На пятом этаже отеля "Альфонсо", где разместилось наше посольство, было пустовато. Советская колония была еще малочисленна, и нам со Свешниковым предоставили на выбор любые свободные комнаты. С улицы доносился шум - гул толпы, гудки машин и порою ружейные выстрелы. Место для посольства в самом центре города было выбрано наспех и явно неудачно. Не случайно через неделю-две мы все переехали в гостиницу "Палас", расположенную в более спокойном районе.

 

Едва успев привести себя в порядок, отправились к советскому полпреду М. И. Розенбергу доложить о своем прибытии. Справившись, как мы долетели, наш полномочный представитель сразу перешел к делу. Он коротко обрисовал политическую и военную обстановку и сказал, что мы должны помочь ему составить ясное представление о состоянии республиканского флота и авиации. "Подробности узнаете у Горева", - закончил он разговор и попросил, не теряя времени, взяться за дело. Он был чрезвычайно занят и спешил.

 

Владимира Ефимовича Горева я раньше не знал. Одетый в штатское платье, он все равно выглядел военным человеком - подтянутый, немногословный, умеющий кратко изложить свои мысли. Бывают люди, которые с первого слова умеют заставить окружающих уважать себя и даже побаиваться. К такого типа людям относился и наш военный атташе. Я считал его старшим, хотя формально и не был ему подчинен, надеялся, что нам предстоит работать вместе, и его отношение к флоту было небезразличным для меня. С Горевым мы наметили план моей работы. К сожалению, мои ожидания о совместной работе с ним не сбылись, обстановка сложилась так, что это была, в сущности, моя единственная с Владимиром Ефимовичем деловая беседа. Вскоре я выехал из Мадрида к испанским морякам, а он окунулся в боевую работу по обороне города. Позднее мне удалось еще несколько раз встретиться с ним накоротке. Он делился сведениями о положении на центральном фронте, а я рассказывал ему о том, чем занят республиканский флот. Как главному морскому советнику мне приходилось чаще всего иметь дело с главным общевойсковым советником в те дни Я. К. Берзиным и нашим полпредом. Они к тому же в ноябре уже находились в Валенсии, а Горев до конца своего пребывания в Испании оставался в Мадриде. Вспоминал я о Гореве и на Родине. О нем прекрасно отзывался Г. М. Штерн, возглавлявший всех советских военных советников в Испании в 1937 году. "Такого храброго человека редко встретишь", - говорил он и приводил примеры исключительной смелости Горева в самые тяжелые дни обороны Мадрида. Год спустя мне довелось во Владивостоке, где я тогда командовал флотом, близко познакомиться с В. К. Блюхером. Помнится, в первой же беседе маршал поинтересовался делами в Испании и, в частности, спросил, не встречался ли я с Горевым. Мне кажется, они были знакомы еще по совместной работе в Китае. Он также высоко ценил Горева как грамотного и отважного командира.

 

Официальное положение военно-морского атташе обязывало меня нанести визит в морское министерство. Здесь, как и во всех министерствах, царило еще безначалие. Флот действовал по своему усмотрению. Социалист Индалесио Приэто претендовал на пост морского министра, и, несмотря на открытую нелюбовь к своему коллеге по партии. Ларго Кабальеро, поддерживал его кандидатуру вместо тогдашнего премьер- министра республиканца Хираля. Но смена правительства только ожидалась. Пока же Приэто, разместившись в кабинете министра, занимался раскладыванием политического пасьянса и призывал в газетах к борьбе с мятежниками. Ждать, когда он официально займет пост министра, казалось неразумным, и я решил добиться у него приема в ближайшие дни. Эту мысль я и высказал Гореву. "Я постараюсь переговорить с Розенбергом, как ускорить прием, а вы, не теряя времени, сами попытайтесь завязать связи с моряками", - ответил мой коллега.

 

Несколько дней ожидания встречи с Приэто не пропали даром. Я продолжал изучать обстановку. Она оказалась неутешительной. Хотя наступление мятежников со стороны севера было приостановлено в горах Сиерры-Гвадаррамы, уже обозначилась новая угроза со стороны Эстремадуры. Африканские части Франко быстро продвигались к Мадриду. Накануне была первая бомбежка столицы. Бомбы упали на окраине, не причинив вреда, но пальбы по этому поводу было много. Все вооруженное население при появлении вражеских самолетов начало беспорядочную стрельбу вверх из пистолетов и автоматов. Предупреждали, что из окон высовываться опасно: можно было стать жертвой шальной пули. Относительно флота удалось дополнительно узнать, что базируется он в Картахене и Малаге, действует где-то в районе Гибралтара и как будто готовится к какой-то крупной операции.

 

Со дня на день ожидались большие перемены в руководстве республикой. Стоявшее у власти левореспубликанское правительство Хираля оказалось мало приспособленным для ведения антифашистской войны и доживало последние дни. Неизбежным являлось образование более сильного правительства - с участием социалистов и коммунистов. Об этом уже велись переговоры. Обстановку во многом мне разъяснил Михаил Ефимович Кольцов, с которым я познакомился в эти дни, и товарищи из полпредства. У власти пока находились республиканцы во главе с президентом М. Асанья и премьер-министром Х. Хиралем. Оба они были, без сомнения, противниками фашизма, доброжелательно относились к восстановлению дипломатических отношений с Советским Союзом и благодарили за сочувствие и помощь, которую уже начал оказывать наш народ борющейся Испании. Вместе с тем они очень нерешительно и осторожно подходили к назревшим внутри страны проблемам и старались направить бурлящую

 
стр. 94

 

народную массу в спокойное русло, только обещая в будущем реформы и постепенное устранение всех остатков феодализма. Наиболее острыми вопросами были аграрный и национальный, особенно в Басконии и Каталонии.

 

Сильную оппозицию правящим республиканцам с первых дней мятежа оказала социалистическая партия, лидерами которой являлись Л. Кабальеро и И. Приэто. Разногласия социалистов с правительством к тому времени настолько обострились, что Кабальеро, по словам Кольцова, без стеснения говорил: "Это комедия, а не правительство! Это позор!" Но и оппозиция социалистической партии была далеко не монолитна. Так, Приэто расходился с Кабальеро по многим принципиальным вопросам ведения войны и внутренней политики. Единства взглядов не было у социалистов даже по самым важным вопросам борьбы с фашизмом. Следует заметить, что Приэто лучше понимал обстановку и стоял ближе к коммунистам. Это он после падения Малаги, когда коммунисты решили выйти из правительства, заявил: без коммунистов не может быть правительства. Тогда Кабальеро ушел, передав пост премьер-министра Х. Негрину. Но об этом ниже.

 

Иначе обстояло дело в Коммунистической партии. Ей были чужды межпартийные интриги, она имела ясную цель - борьбу с мятежниками - и хороших руководителей: Х. Диас, Д. Ибаррури, В. Урибе, Н. Чэка, А. Михе и другие. Но партия была еще молода и только завоевывала влияние среди широких народных масс. Немалую и чаще отрицательную роль играли в среде республиканцев испанские анархисты. Их непоследовательность и своеобразное понимание дисциплины и роли личности приносили большой вред. Правда, опасность захвата столицы мятежниками как-то объединяла все антифашистские силы, но говорить о едином и твёрдом руководстве было нельзя. Замена правительства Хираля коалиционным правительством во главе с Ларго Кабальеро не обещала большого улучшения, хотя и была шагом вперед.

 

Мятежники же представляли более организованную силу. Они долгое время готовились к борьбе, разработали детальные планы и заранее заручились поддержкой Германии и Италии, не говоря уже о Португалии. Вольно или невольно помогали им, прикрываясь лозунгом "невмешательства", и Англия с Францией. Теперь с горечью приходится вспоминать, что порой отсутствие ясной цели и твердого руководства сводило на нет огромный подъем масс, революционную энергию народа. До мятежа сторонники Хираля обвиняли коммунистов в том, что им везде мерещится фашизм, а когда мятеж стал фактом, они выпустили из рук бразды правления, растерялись. Примеры подавления мятежа в Мадриде, Барселоне, на флоте и в знаменитых казармах Монтанья в самом центре столицы служили ярким доказательством того, что, имей тогда испанский народ твердое руководство, мятежники не продержались бы и двух недель.

 

В морское министерство я попал через несколько дней. Охрана из матросов, видимо, предупрежденная о нашем приходе, приветствовала нас у входа, и мы с послом Розенбергом, встреченные морским офицером, поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Все министерства в Испании обставлены роскошно, а военные в особенности. В вестибюле много картин, ковры и мягкая мебель. В огромном кабинете, напоминающем скорее богатый будуар, нежели служебное помещение, сидел будущий морской министр Индалесио Приэто. Невысокого роста, но очень толстый, с заплывшими небольшими глазками, он на первый взгляд казался неповоротливым и ленивым. Но стоило встретиться с его взглядом, и вы убеждались, что в этой "глыбе" много энергии и политического опыта. Согласно испанскому обычаю, его часто звали по имени - дон Индалесио, а то и просто Инда. Уже более тридцати лет он занимался политикой. Тогда Приэто еще не был министром, но уже дал согласие занять этот пост в правительстве Кабальеро. Он приветливо встретил нас. "Я еще не министр, чтобы принимать решения по флоту, - сказал Приэто, - но сейчас познакомлю вас с одним из членов Центрального комитета флота и не буду возражать, если вы вместе с ним отправитесь в Картахену или Малагу". Во время беседы я внимательно приглядывался к Приэто: ведь мне предстояло часто встречаться с ним, и моя работа в значительной степени зависела от его решений. Позднее, когда я организовывал встречу транспортов далеко в море и обеспечивал их безопасность на пути в Картахену, я нуждался в широкой поддержке морского министра.

 

Моряк, с которым меня познакомил Приэто, был Педро Прадо, активный участник подавления мятежа на кораблях, избранный затем членом Центрального комитета флота. В его руках фактически находилась вся власть, так как надлежащего управления флотом из Мадрида еще не было. Как я узнал, Прадо постоянно находился на боевых кораблях и в министерстве не имел даже постоянного кабинета. Поэтому он пригласил меня для разговора в бар, расположенный в нижнем этаже, и заказал две бутылки сервесы - пива. Он, как и многие испанские офицеры, владел французским языком, и мы без труда договорились о времени нашего отъезда. Прадо оказался коммунистом и, пожалуй, единственным на руководящей должности в действующем флоте. Высокий и худой, в сером флотском моно, он курил одну сигарету за другой. Как все испанцы- южане, говорил он быстро, проглатывая отдельные звуки. Ему искренне хотелось поделиться со мною всем происшедшим, и он без устали рассказывал о том, как вспыхнул мятеж на кораблях и что делала эскадра в борьбе с франкистами. Мы расстались, договорившись встретиться на следующий день, чтобы поездом выехать в Картахену. "Аста ла виста" ("До свидания"), - сказал на прощание мой новый знако-

 
стр. 95

 

мый, проводив меня до машины. Это было, кажется, 30 августа 1936 года. Я начал готовиться к первой поездке на корабли испанского флота.

 

Одетый в новенький, купленный еще в Париже в предвидении своей дипломатической деятельности костюм, я выглядел, наверное, необычно среди окружающей деловой обстановки. Прадо меня успокоил, сказав, что в Картахене я найду флотское моно - комбинезон. В условленный час Педро заехал за мной в отель "Альфонсо", и мы отправились на вокзал. В нашем распоряжении был целый вечер. Вот тут-то я впервые узнал интересные подробности о мятеже на флоте.

 

По сигналу "Над всей Испанией ясное небо" прежде всего поднялись гарнизоны в Марокко. Руководителем мятежа был генерал Санхурхо. Он совершил перед этим поездку в Германию, заручился обещанием поддержки и на португальской границе ждал сигнала к действию. Не успев сыграть в мятеже какой-либо роли, он погиб при авиационной катастрофе, и его заменил Франко. Значительно позднее я слышал версию о "неслучайной катастрофе". Говорили, что в планы главы немецкого разведывательного управления адмирала Канариса лучше вписывался генерал Франко, а не Санхурхо. Не будем гадать! Флот и авиация остались верными республике. Но авиация была малочисленна. Так, будущий командующий испанскими военно- воздушными силами Идальго Сиснерос смог сбросить всего одну бомбу на казармы Монтанья, которая, говорят, и решила судьбу мятежников в Мадриде.

 

Флот Испании, как уже говорилось, был сравнительно крупным, а его личный состав, набранный в промышленных районах страны, политически более зрелым, чем состав сухопутных гарнизонов. Хотя офицеры на кораблях и в министерстве дружно поддержали Франко, они не смогли оказать влияния на личный состав. Вот почему только один эсминец "Веласко" выполнил приказ мятежного руководства. Почти без колебаний отказались участвовать в мятеже крупные корабли, эсминцы и все подлодки. По-разному сложилась их судьба. Экипажи судов, находившихся в море, расправились с офицерами и попытались добраться до Малаги или Картахены. Кстати, с этим связано много интересных эпизодов. Так, линкор "Хайме-1" пытался зайти в Альхесирас и едва не попал в руки мятежников. Только своевременная информация с "Либертад" предупредила крупную для него неприятность. Крейсеры "Сервантес" и "Либертад" с эсминцами, оказавшись без топлива, были вынуждены зайти в Танжер, рискуя быть там задержанными. Три эсминца во главе с "Лепанто" находились в Мелилье, в Африке. Здесь командиры и большинство офицеров оказались предателями, но Валентине Фуэнтес, командир "Лепанто", призвал команду к разоружению мятежных офицеров. Эсминцы едва выбрались из этой небольшой гавани, а куда следовать дальше - ясного представления не имели. Даже подойдя к мысу Палое, около Картахены, они долго не решались войти в бухту.

 

О подводных лодках мне рассказывал Р. Вердиа, один из командиров-подводников, оставшийся верным правительству. Его призыв, переданный на другие лодки, имел решающее значение. Подводники-матросы остались верны республике. Трагически сложилась судьба кораблей в Эль-Ферроле, которые, находясь в ремонте, не могли выйти в море. Команды сошли на берег и героически сражались с мятежниками, но крупные сухопутные гарнизоны генерала Мола одолели их. За этим последовала свирепая расправа. Долго мятежники формировали новые экипажи кораблей, попавших им в руки, и все-таки до конца войны так и не могли положиться на их личный состав.

 

*

 

По приезде в Картахену я поместился у командира военно-морской базы Антонио Руиса. Прадо, занятый своими делами, на следующий день вылетел в Малагу.

 

Картахена - очень старый город Испании, пожалуй, самый старый. В его предместьях можно обнаружить остатки старинных каналов и крепостных сооружений. "Как давно существует Картахена?" - спросил я как-то у Антонио Руиса. "История Испании начинается с Картахены", - ответил он в шутку, в которой было много правды. После первой Пунической войны, когда Ганнибал предпринял поход против Рима, он уже пользовался Новым Карфагеном (Картахеной) как опорным пунктом на юго-востоке Иберийского полуострова. Это был не только город-крепость, но и центр карфагенских владений на Пиренеях. В 218 г. до н. э. через Картахену шли войска, чтобы перевалить через Альпы и нанести римлянам поражение при Каннах. Кажется, только Малага может оспаривать возраст Картахены. В Картахене были основаны первые колонии, принадлежавшие сначала финикийцам, а потом грекам. На протяжении двадцати с лишним веков Картахена играла важную роль, будучи лучшей естественной гаванью на средиземноморском побережье Пиренейского полуострова. Защищенная со всех сторон от ветров горами, бухта, вокруг которой выросла Картахена, во все времена служила почти идеальным укрытием для торговых и боевых судов.

 

С конца XIX в. Картахена переживала полосу упадка; испанские правительства того периода культивировали в качестве главной военно-морской базы Испании Эль- Ферроль на берегу Атлантического океана. В результате Картахена постепенно была запущена. Узкие, кривые улицы и старинные здания с толстыми стенами, серые от времени, зноя и пыли, резко выделяли ее из числа других, более современных испанских городов. Здесь легче было найти следы старины, чем различные усовершенствования сегодняшнего дня. В Мадриде, Барселоне можно было видеть высокие современные

 
стр. 96

 

дома, метро, широкие набережные, роскошные бульвары, фешенебельные гостиницы. Ничего этого не было в Картахене. Многие улицы города так тесны, что по ним невозможно проехать на машине. Не приведись встретиться на улицах Картахены с другой машиной или осликом, тянущим огромную телегу. "Бурро!" ("Осел!") (слова эти относились к вознице), - сердито кричал в этом случае мой шофер Рикардо и если наталкивался на сопротивление, то брался за оружие. Но стоило разрешить спор, как противники - таков испанский характер - расставались друзьями. "Салуд!" - скажет один и поднимет сжатый кулак. "Салуд, компанеро!" - ответит другой, хотя эти люди до тех пор никогда не знали друг друга.

 

Картахена поражала также резкими социальными контрастами. Здесь рядом уживались роскошь и бедность, блеск и грязь, комфортабельные машины и телеги, запряженные осликами. Огромный дом адмирала, командира базы, на улице Калле-майор, в котором почти половина была занята его личными апартаментами с церковью и большим садом, и в то же время для многочисленного караула - одна маленькая комнатка. В ней солдаты или матросы находились в грязи, имея только топчан и неизменное на все случаи жизни одеяло-плащ. Так и на кораблях: прекрасные каюты для офицеров и совершенно необорудованные, тесные кубрики для рядового состава. Большое жалованье для офицеров и ничтожное содержание (с плохой пищей) для рядовых и унтер-офицеров.

 

Акватория Картахены состояла из внутренней и внешней гаваней. Внутренняя, естественная, гавань невелика: в ней могли разместиться лишь эсминцы и подводные лодки. Внешняя, образованная искусственным молом, достаточно обширна для стоянки крейсеров и даже линкора. Однако средств обеспечения для крупных кораблей было недостаточно. Док вмещал к началу мятежа только эсминцы. Для защиты базы с моря на окрестных высотах были установлены батареи крупного калибра и большое количество менее мощных орудий. Зенитные средства были, однако, слабы. Только несколько трехдюймовых пушек с устаревшими приборами управления огнем прикрывали Картахену с воздуха. Поблизости от города располагались два аэродрома - Лос-Алькасарес и Сан-Хавьер, - где во время войны дислоцировались истребители для охраны главной базы флота и порта.

 

Самолеты противника еще почти не беспокоили Картахену. Был только один налет, совершенный дня за два до моего приезда. Пострадал один дом, и было убито несколько человек. Около дома до сих пор толпился народ, возмущаясь варварством фашистов. "Карамба!", "Омбрэ!"2 - то и дело слышалось из толпы. Война носила в те дни довольно странный характер. Давно не видевшие крупных военных действий испанцы поражались каждой упавшей бомбе. На отдельных участках фронта - допустим, около Мадрида - шли отчаянные, упорные бои, с огромными жертвами, а где-нибудь около Сарагоссы анархисты совсем не воевали по воскресеньям и умудрялись по случаю праздника обмениваться с франкистами сигаретами и фруктами. Никто еще не представлял, что борьба затянется почти на три- года и примет такой размах, что те же картахенцы не будут удивляться бомбежке в течение всей ночи и десяткам разрушенных домов, горящим складам и многочисленным жертвам.

 

Если не считать Маон - базы на острове Менорка, расположенной в непосредственной близости к занятым противником пунктам. - Картахена являлась единственной военно- морской базой республики на Средиземном море. Многочисленные торговые порты были в состоянии выполнять вспомогательную роль для кратковременной стоянки военных кораблей, но обеспечивать их постоянное пребывание в гаванях и снабжать всем необходимым они, конечно, не могли. Поэтому в течение трех лет борьбы эскадра базировалась только на Картахену, и ее скромный порт перерабатывал большое количество военных грузов. Да еще каких грузов! К причалам подходили огромные лайнеры, подобно "Санто Томе" - более 20 тыс. тонн водоизмещением. В их трюмах и на верхней палубе размещались ящики с фюзеляжами самолетов, танки и даже торпедные катера. По единственной узкой дороге все это надо было самым спешным порядком вывозить из порта в Лос-Алькасарес, Арчену или Альбасете, где их с нетерпением ждали, чтобы скорее собрать, укомплектовать и направить на фронт.

 

Хотя моряки уже знали, что немецкие корабли оказывали помощь Франко и мешали республиканской эскадре обстреливать Сеуту и Альхесирас, в Картахене еще находилось немецкое консульство, а на рейде можно было видеть военные суда Германии и Италии. Помнится, все с явным неудовольствием показывали на немецкого консула, когда он с женой прогуливался по набережной. Отсюда можно было прекрасно наблюдать за всеми передвижениями кораблей. Дипломатический этикет не позволял, однако, принять против консула решительных мер: официальные отношения между Берлином и Мадридом еще не были разорваны.

 

В момент моего приезда во внутренней гавани - Арсенале - стояло несколько эсминцев, вернувшихся после операций в Гибралтаре и спешно принимавших боеприпасы, чтобы снова выйти в море. У судостроительных мастерских находился эсминец "Антекера", чинивший котлы после боевых действий. Внешняя гавань была пуста, так как линкор и крейсеры находились в Малаге и Альмерии. Корабли, которые я увидел, были грязноваты, что, пожалуй, допустимо после возвращения их с моря, но шум и толчея на верхней палубе говорили об отсутствии настоящего порядка. Матросы, оде-

 

 

2 Восклицания, выражающие возмущение и удивление.

 
стр. 97

 

тые в рабочее платье, в беретах или чаще всего без головного убора, работали с энтузиазмом.

 

Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Наблюдая этих энергично действовавших унтер-офицеров и матросов, я не раз невольно задумывался потом: чего же не хватало им для быстрого подавления мятежа? Ведь это были люди, на которых, безусловно, могло надежно опереться законное республиканское правительство. Ответ я нашел не сразу. Чтобы понять все, потребовались месяцы совместной боевой работы, несколько выходов в море и непосредственное, с мостика, наблюдение за личным составом в боевых условиях. Энтузиазмом и героизмом были заражены все до последних дней, и потопление флагмана мятежников "Балеареса" в марте 1938 г. - яркое тому доказательство. Цель - борьба с мятежниками и сохранение республики - оставалась единой для всех политических партий - от анархистов до республиканцев, но понималась она по-разному. Главное же, чего не хватало: единства взглядов на правильные пути к достижению этой цели. "На войне - значит по-военному", - говорят французы. Но этого-то и не было. Правительство М. Асанья перед мятежом не верило в угрозу со стороны фашизма. Такого же мнения придерживались кратковременные премьеры Испании в те бурные дни К. Кирога и М. Баррио. Правительство Хираля в дни мятежа фактически растерялось, и фронты не имели никакого руководства. Положение мало улучшилось и при Кабальеро. Профсоюзный деятель, со странными взглядами на роль вооруженных сил, а проще говоря, отрицавший необходимость регулярной народной армии, он не мог ничего кардинально изменить. Поэтому не удивительно, что и флот длительное время находился без должного руководства. Прекрасные возможности, скажем, для захвата Гибралтара были упущены: флот один этого сделать не мог, а взаимодействием его с армией никто не занимался. Как следствие плохого руководства не было достаточного порядка и на самом флоте. Комитеты на эскадре и кораблях являлись далеко не лучшим вариантом управления флотом в ходе боевых операций. В обстановке массовой измены со стороны офицеров такое управление, возможно, на первых порах было и необходимо. Но процесс становления новой военной организации в республике и обучения и выдвижения новых командиров сильно затянулся.

 

Все сказанное в миниатюре находило отражение и на эсминце "Антекера", на палубу которого мы поднялись с Педро Прадо. Желания драться за республику у личного состава было хоть отбавляй. Но не большим, увесистым кулаком били они по фашистам, а растопыренными пальцами, к тому же неумело. Со временем на флоте многое изменилось. И когда в апреле следующего, 1937 года я побывал на этом же эсминце, то застал здесь другую картину. Командир флотилии эсминцев В. Рамирес отдавал приказы, а в ответ слышалось: "Есть!".

 

Но вернемся к рассказу о Картахене августовских дней 1936 года. Оставшись без офицеров, которые в подавляющем большинстве перебежали к Франко или были обезврежены в начале мятежа, личный состав действовал, выполняя приказы ставшего во главе флота Центрального комитета и комитетов на кораблях. Но, к сожалению, как уже говорилось, энтузиазму не доставало организованности. Вырвавшись из-под гнета офицеров, матросы не признавали старой, палочной дисциплины, но и новой, сознательной еще не выработалось. Понадобилось время, чтобы они поняли ее необходимость. Этот процесс затянулся еще и потому, что оставшиеся с республикой офицеры оказались не способны понять новые условия и новые требования. Старый груз привычек тяжелым бременем давил на них. К тому же большинство из них смотрело на мятеж как на событие, не затрагивавшее основ общественного, а тем более воинского и флотского порядка. Привыкшие к беспечности и праздной жизни, офицеры медленно перестраивались на трудовой, военный лад. Никакая обстановка, случалось, не могла отвлечь их от длительного - по-испански - обеда с веселыми разговорами, хотя работы было хоть отбавляй. Иное дело командиры, выдвинувшиеся в период войны из числа старшин и матросов. Они понимали схватку с фашизмом как классовую борьбу и не щадили ни сил, ни жизни. Представителем этой среды в Картахене запомнился мне Лаго, начальник охраны водного района, человек исключительной энергии. Таких людей было много, и из них можно было бы быстро выдвинуть и подготовить прекрасных офицеров. Однако республиканское правительство и военно-морское ведомство недооценивали важность такого шага. Приэто, ставший морским министром в правительстве Ларго Кабальеро, явно саботировал создание подлинно демократического морского офицерства.

 

Отношения между офицерским составом, с одной стороны, старшинами и матросами - с другой, при короле были напряженно-враждебными. Офицеры считали своим правом возлагать всю работу только на старшин и матросов. Профессиональная подготовка командного состава находилась на низком уровне. В порядке выслуги офицеры получали высокие должности и ранги, но, командуя кораблями, не умели даже самостоятельно вывести судно из гавани и, как правило, пользовались при этом услугами лоцманов и буксиров. Это, конечно, не способствовало авторитету офицеров среди команд. Пока у власти находилось правительство Хираля, политическая, жизнь на флоте слабо контролировалась, и не в меру активные анархисты играли чрезвычайно большую роль на местах. Флот управлялся комитетами, выбранными из представителей различных партий. На кораблях шли бесконечные споры и дискуссии. В Картахене издавались две газеты - "Картахинеро" и "Эл Либераль". Первая отражала взгляды анархистов, вторая - республиканцев и социалистов.

 
стр. 98

 

Острая полемика на страницах этих газет иногда переходила в стычки на улицах с оружием в руках. Во время боевых операций - это я лично наблюдал - при походе флота на север на мостике флагманского крейсера "Либертад" шли горячие споры о том, как лучше отразить нападение кораблей мятежников, если таковое произойдет. Анархисты доставляли много неприятностей командованию и создавали дополнительные трудности. На кораблях они были малодисциплинированными матросами. Звонкая фраза "Победить или умереть", которой они любили щеголять, не подкреплялась у них делами. Однажды мне довелось перед боевой операцией целый день провести на линкоре "Хайме-1", где анархисты пользовались особым влиянием. По меньшей мере в трех местах на верхней палубе проходили митинги, звучали призывы показать врагу, "что такое анархисты", но при этом не было заметно приготовления к походу и возможному бою. Позднее "Хайме-1" затонул в гавани Картахены от взрыва, происшедшего в его погребе. Курение в погребах на судне было обычным явлением, да и враг мог делать что угодно на этом корабле, где не было порядка.

 

Растущее влияние Коммунистической партии сказалось и в Картахене - на кораблях и на базе. Ясная и последовательная политика партии в борьбе с фашизмом привлекла на ее сторону многих из числа рядового состава, хотя морское министерство контролировало подбор руководящих кадров и упорно не допускало коммунистов на высокие посты.

 

Здесь мне хочется коротко рассказать о тех людях, с кем мне пришлось часто встречаться и работать. Именно от них зависел успех действий республиканского флота.

 

Командующим флотом был М. Буиса, состоявший в чине капитана де-фрегата. До мятежа он командовал вспомогательным судном и, не принадлежа к касте родовитых дворян, пользовался доверием личного состава. Высокий и худой, он не любил много говорить, а когда решал высказаться, то сыпал словами, как пулеметными очередями, после чего снова погружался в молчание. После начала мятежа Буиса стал командовать крейсером "Либертад", а 2 сентября 1936 г. приказом министра был назначен командующим флотом. Преданный республиканскому правительству, он, однако, к сожалению, не обладал достаточными знаниями и опытом для столь ответственного дела. Лично храбрый, Буиса без колебаний мог направить свой корабль на более сильного противника, но управлять боем всей эскадры ему было трудно. В дальнейшем Буиса был заменен, и на его место встал оказавшийся карьеристом и предателем М. Урбиэта. В конце войны Буиса вновь был назначен командующим флотом, но характерное явление для офицера республиканского флота: даже он стал высказываться за капитуляцию и увел флот во французскую базу.

 

Второй фигурой на флоте был Бруно Алонсо. Называясь генеральным политическим комиссаром, он считал себя старше командующего флотом, и его подпись стояла впереди подписи Буисы. Его воздействие на личный состав и на все флотские дела нельзя преуменьшать. Под видом ограничения влияния анархистов Алонсо проводил узкосектантскую линию борьбы с коммунистами, ослабляя влияние на флоте Народного фронта.

 

Начальником штаба флота был капитан де-навио Луис Хункера, очень милый, но безвольный человек. Напуганный мятежом, он долгое время носил на своем лице отпечаток этого испуга и мог лишь робко просить подчиненных что-нибудь сделать. Командовать как следует он был не в состоянии.

 

Командиром крейсера "Сервантес" был М. Урбиэта. В чине капитана де-фрегата он был достаточно опытным офицером и неплохо управлял кораблем. Урбиэта старался лавировать между сторонниками различных партий, но в драку с мятежниками не рвался. В ноябре 1936 г. его корабль беспечно стоял на открытом рейде Картахены, был торпедирован вражеской подводной лодкой и на долгое время вышел из строя. Приэто очень покровительствовал Урбиэте и выдвигал его на самые ответственные посты: одно время Урбиэта был даже командующим флотом. По существу, он являлся реакционером, который лишь временно маскировался под республиканца. На последнем этапе войны Урбиэта сыграл предательскую роль при захвате мятежниками острова Менорка.

 

Командиром флотилии эсминцев являлся капитан де-фрегата Висенте Рамирес. Андалузец по национальности, он был страшно словоохотлив, временами даже шумлив. У него на мостике можно было слышать только его речь, пересыпанную крепкими флотскими выражениями. Мятеж застал Рамиреса совсем молодым офицером, но участие в подавлении мятежа выдвинуло его на ответственную работу. Подвижной и энергичный, он появлялся то на одном, то на другом эсминце, а на совещаниях у командующего его голос обычно заглушал все другие. У Рамиреса было достаточно знаний, но его неорганизованность мешала навести нужный порядок. Звали его на флотилии дон Висенте.

 

Р. Вердия командовал флотилией подводных лодок. Невысокого роста, крепко сложенный, он был примером храбрости и преданности республике. Командуя подводной лодкой "С-5", Вердия оказался единственным офицером-подводником, не втянутым в мятеж; он пользовался доверием команды и был в состоянии вести за собой личный состав. Благодаря Вердия все подводные лодки остались на стороне республиканского правительства, и он, несомненно, многое сделал бы в борьбе с мятежниками, если бы не погиб в первые месяцы войны в Малаге.

 
стр. 99

 

Командиром базы в Картахене являлся, как уже говорилось, Антонио Руис. Подводник по специальности, он считал себя республиканцем и сторонником Приэто. Высокий, красивый брюнет с выхоленным лицом, он не любил заниматься черновой работой и скорее наблюдал за событиями во вверенной ему базе, чем руководил ими. Его кабинет и столовая служили местом отдыха для командиров кораблей с долгими обедами и веселыми разговорами. Когда на долю Руиса выпадала задача разгружать транспорты с бомбами и самолетами, он старался поручить это "неприятное дело" кому-нибудь другому. А если на причалах вблизи его дома сосредоточивались штабе ля взрывчатки, Руис проявлял нервозность и (поневоле) энергичную деятельность, чтобы поскорее вывезти опасный груз из Картахены. В таких случаях я думал: "Нет худа без добра". С Руисом мне пришлось много месяцев работать совместно. Когда я уже уехал из Испании, он был назначен помощником морского министра.

 

Особняком от моряков стоял военный губернатор Картахены Кардеро. Он производил впечатление генерала, который случайно застрял в республиканском лагере и ждет не дождется возможности перейти к Франко. В Картахене он особенно не мешал и вскоре был отозван для работы к Ларго Кабальеро. Кардеро мне хорошо запомнился в связи с одним эпизодом. Как-то на совещании у Приэто он, не заметив моего присутствия, высказался против советских добровольцев. Когда я возразил, он смутился и густо покраснел: ведь всего лишь за несколько дней перед тем Кардеро по этому же поводу рассыпался передо мной в комплиментах. Впоследствии он был разоблачен как предатель.

 

Хочется сказать несколько слов о моряках торгового флота Испании. Они не только храбро выполняли свой долг на транспортах, но и воевали на боевых кораблях. Не принадлежа к привилегированным классам, они стояли на стороне республики. После начала мятежа целый ряд командных должностей в республиканском военном флоте заняли моряки торгового флота. Таким был командир известного эсминца "Диас" Хосе Антонио Кастро и штурман эсминца "Сискар" Рафаель Манчека; на эсминце "Эсканьо" выделялся штурман Эухенио Эскудеро, а на эсминце "Миранда" - Альварес Рубьера. Всех трудно перечислить. Это были преданные правительству люди, и не будь у Приэто предвзятого мнения по отношению к ним, они вполне могли бы занять высокие флотские посты.

 

Сейчас, когда пишутся эти строки, многое стало ясным: оставшиеся верными республиканскому правительству офицеры флота, за редким исключением, руководствовались не столько желанием бороться с Франко, сколько боязнью быть уличенными в качестве его сторонников. Лишь немногие из них были готовы к борьбе против фашизма до конца. Пока чаша весов колебалась, офицеры, чтобы не прогадать, держались лояльно по отношению к правительству Народного фронта, но как только успех стал сопутствовать мятежникам и народ потребовал решительных преобразований внутри страны, настроение офицеров начало склоняться в сторону Франко. Более активные из них открыто стали помышлять о капитуляции. Так, сбросил с себя маску и начал заигрывать с Франко Урбиэта, сдавший мятежникам базу Маон. Даже не вызывавший в начале никаких сомнений командующий флотом Буиса высказался, как уже говорилось, за капитуляцию, считая положение безнадежным. Есть все основания утверждать, что кое-кто из флотских руководителей был связан с полковником Касадо - главой известного заговора против правительства в 1939 году. Фашистский мятеж в Картахене 4 марта 1939 г. стал возможен только вследствие попустительства руководителей флота и командования базы. Вместо быстрого подавления мятежа корабли вышли в море, болтались там несколько дней и затем интернировались в Бизерте, у французов. Можно представить себе, какой трагедией являлся уход флота в иностранный порт (когда борьба на полуострове еще продолжалась) для рядового состава - матросов и унтер-офицеров, а также небольшой части офицеров, оставшихся верными своему народу до конца.

 

Как теперь известно, часть флотских офицеров обратилась к Франко с письмом, в котором, моля о пощаде, заверяла его в своей верности, приписывая себе в заслугу недостаточную активность республиканского флота. Скрытый враг показал свое истинное лицо, когда ему уже не было нужды маскироваться.

 

*

 

Достигнув поначалу господства в Африке и в южной части Андалузии, франкисты одновременно захватили все порты и базы в районе Гибралтара. Оба берега пролива оказались в их руках. Кадис и Альхесирас на Пиренейском полуострове, Сеута и Мелилья на африканском берегу являлись опорными пунктами Франко. Ближайшим к проливу портом, оставшимся в руках республиканцев, была Малага, где и сосредоточились в конце июля республиканские корабли: линкор, крейсеры, семь эсминцев и несколько подводных лодок. Важнейшей задачей республиканского флота стало не допустить перевозки войск из Марокко на полуостров.

 

Установив постоянное наблюдение за проливом, республиканские корабли 23 июля произвели первый боевой выход и обстрел Сеуты. В этой операции принимали участие крейсеры "Либертад" и "Сервантес", а также линкор "Хайме-1". Обстрелу подверглись береговые батареи противника и порт. Мятежники отвечали огнем берего-

 
стр. 100

 

вых батарей и частыми атаками авиации. 25 июля соединение республиканских кораблей в том же составе обстреляло порт Мелилья, где сосредоточивались вражеские войска и транспорты для перевозки на полуостров частей иностранного легиона. Эсминцы и подводные лодки усилили охрану пролива и не допустили движения транспортов мятежников между Марокко и портами на полуострове. Систематическое наблюдение велось за портами Мелилья, Сеута и Лараче, около которых постоянно дежурили эсминцы и подводные лодки.

 

Мятежники не имели возможности противодействовать операциям республиканского флота. Крупных кораблей у них еще не было, а налеты авиации на республиканские суда большого успеха не имели. Вот тогда-то на помощь Франко и пришли немецкие и итальянские военные корабли. Немецкий линкор "Дейчланд", по рассказам очевидцев, уже при первой бомбардировке Сеуты своим маневрированием мешал Действиям республиканского флота. Немецкие и итальянские крейсеры и эсминцы, постоянно следуя за кораблями республики, тоже маневрировали, ограничивая этим их боевую деятельность. До конца июля республиканские корабли успешно блокировали пролив, и мятежникам за это время удалось перебросить, главным образом самолетами, на полуостров не более 2 тыс. человек. 3 августа линкор "Хайме-1", крейсер "Либертад" и эсминец "Вальдес" вновь обстреляли Сеуту. В порту были отмечены крупные пожары, однако в ночь на 5 августа мятежники все же провели первые транспорты из Сеуты в Альхесирас, прикрывая их канонерками. Эсминцы "Лепанто" и "Гальяно", находившиеся в дозоре, не справились со своей задачей и пропустили эти конвои.

 

5 августа крупное соединение республиканского флота в составе линкора, двух крейсеров и нескольких эсминцев смело вошло в бухту Альхесираса и подвергло порт сильному обстрелу. Огнем кораблей была потоплена канонерская лодка "Дато", и несколько транспортов получили повреждения. Однако перевезенные накануне войска были, видимо, уже вне порта. Кроме Альхесираса, республиканские корабли обстреляли Сеуту, Тарифу, Кадис и Ла-Линеа, также вызвав сильные пожары.

 

Опыт войны на море показывает, что одними обстрелами решительных успехов не добьешься. Только высадка десанта и захват одного из важных портов или базы могли вернуть республиканцам контроль над Гибралтаром. Это можно было сделать только при тщательном планировании всех операций против мятежников. Но этого-то как раз не всегда удавалось достигнуть. Необходимо помнить и о помощи франкистам со стороны Германии и Италии. "Да если бы не интервенция, мы одолели бы фашистов", - сказал мне однажды Педро Прадо и был в известной степени прав.

 

Авиация мятежников, сосредоточенная в районе пролива, интенсивно бомбила корабли и наконец добилась попадания в линкор "Хайме-1". Дальнейшее пребывание республиканского флота в проливе с каждым днем делалось все более затруднительным. Становилось опасным и плавание дозорных эсминцев. Блокада пролива стала ослабевать. В августе мятежники перевезли морем уже более 7 тыс. человек, а в сентябре - свыше 10 тыс. (преимущественно марокканцев) и значительное количество грузов.

 

Так закончился первый месяц борьбы республиканского флота за Гибралтар. Команды кораблей, несмотря на отсутствие офицеров, показали, что могут действовать самостоятельно. На две недели была задержана перевозка войск Франко на полуостров. К сожалению, эти две недели не были использованы решительным образом на центральном фронте.

 

*

 

Вскоре мне пришлось участвовать в походе республиканских кораблей на север. В деятельности республиканского флота переход кораблей из Средиземного моря в Бискайский залив, а затем возвращение снова в Картахену заслуживают особого внимания.

 

Какие же обстоятельства заставили правительство предпринять столь рискованную операцию, при выполнении которой корабли были вынуждены дважды прорываться через узкий, к тому времени уже захваченный и укрепленный мятежниками Гибралтар и дважды проходить вдоль берегов, занятых противником? Главной причиной была обстановка, сложившаяся в сентябре на сухопутных фронтах. Дело в том, что в результате поддержки Германии и Италии северные и южные районы, занятые мятежниками, были объединены. Мятежники захватили города Сан-Себастьян и Ирун, отрезав тем самым Астурию и Бискайю от Франции, коммуникации с которой были очень важны для снабжения севера продовольствием и боеприпасами. Поэтому в ответ на настойчивые просьбы басков и астурийцев о помощи правительство и отправило в Бискайский залив большую часть своих кораблей. Решение о походе было, однако, непродуманным и объяснялось неопытностью и недостаточной компетентностью морского руководства. События подтвердили такую оценку похода. В самом деле, помощь, которую флот мог оказать северному фронту республиканцев, свелась лишь к обстрелу занятого мятежниками побережья, доставке 2 - 3 тыс. винтовок и подъему духа местного населения. Эта помощь не могла предотвратить потерь северных провинций. А между тем поход стоил флоту гибели одного и длительного выхода из строя другого эсминца. Мало того, мятежники получили возможность перебазировать свои

 
стр. 101

 

крейсеры на юг и окончательно закрепить за собой район Гибралтара. Немалую роль в принятии решения послать флот на север сыграло и то обстоятельство, что этот район с давних пор являлся опорой испанских социалистов, и его нужды были особенно близки сердцу социалиста Приэто. Но если стратегическая нецелесообразность перехода весьма сомнительна, то самый поход как морская операция был очень удачен. Вот как он проходил.

 

Получив приказ и обсудив его на комитетах кораблей, эскадра в составе линкора "Хайме-1", крейсеров "Либертад" и "Сервантес", а также шести эсминцев 20 сентября сосредоточилась в Малаге, самом южном республиканском порту Средиземного моря. Флотом командовал Мигель Буиса, а флотилией эсминцев - Висенте Рамирес. Настроение команд было боевое. После длительного и бурного обсуждения в Картахене пришли к решению, что соединение выйдет из Малаги во второй половине дня с расчетом подойти к Гибралтару уже в темноте. Корабли, идя в строе кильватера, сначала приблизятся как можно ближе к английскому Гибралтару, чтобы избежать огня батарей Сеуты, а затем повернут к африканскому берегу, подальше от альхесирасских батарей и самолетов из Кадиса. За ночь нужно будет уйти в море как можно дальше и тем самым затруднить поиски флота авиацией мятежников, затем, обогнув Пиренейский полуостров, подойти днем к портам Астурии и Басконии. Наиболее вероятное место встречи с противником - район базы Эль-Ферроль - намечалось пройти днем. Встреч с франкистскими кораблями не искали, но и не боялись их.

 

Стоянка на рейде Малаги проходила спокойно, если не считать двух небольших и безуспешных налетов авиации врага (бомбы упали не на рейде, а в городе, хотя высота полета самолетов не превышала 800 метров). Во время стоянки в Малагу вошел и присоединился к республиканскому флоту крейсер "Мендес Нуньес", который находился в момент мятежа в Рио-де-Оро. Личный состав крейсера твердо решил прорваться в Средиземное море и воевать на стороне республиканского правительства. С этим крейсером произошел в Рио-де-Оро следующий характерный для того времени случай. Команда и офицеры стояли на противоположных политических позициях. Одни поддерживали Франко, другие - республику. Обе группы пытались переубедить друг друга, но тщетно. Офицеры предпочли оставить корабль и отправились в лагерь мятежников. Личный состав предоставил им эту возможность, и крейсер, подняв пары, вышел в море, чтобы присоединиться к республиканской эскадре. Никто не упрекал команду за такой поступок. Позднее мне рассказывали, что некоторые офицеры с "Мендес Нуньеса" воевали на "Канариасе" против этого крейсера.

 

Громкое "Вива ла република!" со всех кораблей было наградой команде "Мендес Нуньес".

 

Когда на рейде выстроились десять крупных кораблей и огромные 12-дюймовые орудия линкора "Хайме-1" придали определенную солидность всей эскадре, настроение личного состава, естественно, поднялось еще больше. Вечером 21 сентября, отразив очередной налет франкистских самолетов, крупные корабли эскадры построились в кильватерную колонну и под охраной эсминцев вышли в море. Впереди шел крейсер "Либертад", за ним - линкор "Хайме-1", замыкал колонну крейсер "Сервантес". Эсминцы днем несли охрану крупных кораблей, следуя впереди, а с наступлением темноты при подходе к проливу заняли место в кильватере эскадры. Эскадра была приведена в боевую готовность. Так как корабли сильно дымили, думать о какой-то секретности операции не приходилось. Буису не на шутку беспокоили слухи о наличии в Сеуте и Альхесирасе батарей крупного калибра. А тут еще вскоре появился немецкий крейсер, который явно следил за эскадрой, двигаясь параллельным курсом.

 

Когда корабли в темноте приблизились к самой узкой части пролива - между Сеутой и Альхесирасом - и прожекторы береговых батарей заскользили по ним, на мостике крейсера "Либертад", где находилось командование флотом, стало тихо, казалось, вот- вот должен последовать залп. Луч прожектора на несколько секунд остановился на одном из кораблей... Но батареи молчали: значит, корабли шли либо вне досягаемости орудий, либо остались незамеченными. Буиса нервно ходил по мостику. Вот за кормой эскадры остался ярко освещенный английский Гибралтар. Корабли повернули налево, удаляясь от Альхесираса. Моряки почувствовали облегчение: Сеута была позади, а батареи Альхесираса беспокоили уже меньше. Напряженное состояние постепенно улеглось. Эскадра полным ходом шла на запад. Берега Африки и Иберийского полуострова удалялись. Впереди расстилалась ширь Атлантического океана. Можно представить, как тяжело было морякам проходить мимо своих баз и особенно Кадиса! Ведь еще так недавно они находились там в качестве желанных гостей. Ведь у всех в Кадисе имелись знакомые, а у некоторых и семьи! И вот теперь как раз оттуда приходилось ожидать появления вражеских самолетов.

 

На следующий день, 22 сентября, эскадра находилась далеко от берегов и оживленных морских путей. Мертвая зыбь от прошедшего где-то шторма покачивала корабли. Линкор, часто пуская из трубы черные клубы дыма, шел в центре соединения, вызывая гордость и восхищение участников похода. Его активная боевая деятельность против мятежников и крупные орудия создали ему заслуженный авторитет на флоте. И очень немногие знали, что он устарел, не приспособлен к современному бою и беспомощен в случае встречи с быстроходными крейсерами. Крейсеры и эсминцы были бы значительно боеспособнее без линкора в этом походе. Но моральный фактор взял верх, и робкие предложения оставить линкор в Картахене были отвергнуты самым

 
стр. 102

 

решительным образом. Анархисты, которых было довольно много на "Хайме-1", резко, выступили против подобных намерений.

 

Весь день 22 сентября эскадра шла спокойно намеченным курсом. Самолеты врага не появлялись, а кораблей противника совсем не было видно, да их и не боялись. К вечеру флот повернул на север, и Кадис снова стал на правом траверзе, только в большем расстоянии от кораблей. Чем ближе подходила эскадра к базе мятежников Эль- Ферроль, миновав уже берега Португалии, тем серьезнее становился Мигель Буиса и тем больше движения можно было наблюдать у пушек и приборов. Унтер-офицер Мира, исполнявший обязанности старшего артиллериста крейсера "Либертад", почти постоянно находился на своем посту наблюдения. Прошли Виго, в то время небольшую военно-морскую базу, а некогда знаменитый военный порт. Сюда нередко заходили и русские корабли, направляясь из Балтики в Средиземное море. Население города привыкло к русским, а русские в шутку называли Виго - Вигуйском. Сейчас Виго находился в руках мятежников; над республиканскими моряками здесь была учинена жестокая расправа. К вечеру прошли Эль-Ферроль. Предстояло повернуть на восток, огибая мыс Эстака-де-Барес, чтобы на следующий день зайти в Хихон и Сантандер.

 

Наступление ночи и рассвет для командующего соединением - всегда наиболее ответственное время: ночные встречи с противником в море обычно происходят молниеносно и чреваты серьезными последствиями, каждая минута промедления может решить судьбу корабля, но когда кончается ночь, рассвет готовит другие неожиданности и требует новых решений. Вот почему в вечерние и предрассветные часы командующий всегда на мостике, всматривается в темноту, изучает обстановку.

 

Нормальное несение службы, к которой уже привыкли за предыдущие спокойные дни, было нарушено криком сигнальщика: "Авионес!" - самолеты. Военная тревога подняла весь личный состав. Проверялась боевая готовность кораблей, зенитные орудия нервно вращались, отыскивая цель. Самолет-разведчик, не приближаясь к кораблям, дважды пересек их курс, чтобы установить направление эскадры. Открывать огонь было бессмысленно: расстояние слишком велико. Вскоре самолет скрылся, видимо, получив нужные ему данные о движении флота. Трудно было предсказать, что последует за этой разведкой. Надвигавшиеся сумерки теперь еще больше беспокоили Буису. Горизонт становился все темнее, противник мог появиться с любого направления, как на море, так и в воздухе. Проходили самый опасный район и наиболее вероятное место встречи с мятежниками. Миновало уже время поворота в Кантабрийское море, но пока окончательно не убедились, что самолет улетел, эскадра держала курс на северо- восток. Совсем стемнело, когда корабли, следуя в более тесном строю, повернули на восток. Полная боевая готовность сохранялась на всех кораблях, пока окончательно не улеглось волнение, вызванное появлением самолета.

 

На мостике крейсера "Либертад" царило особое оживление. Высказывались различные мнения о вероятных событиях наступающей ночи. Все имели право говорить, и никто не мог остановить говорящих. Всех беспокоили слухи о прибытии к Франко большого количества новых самолетов "капрони" из Италии. Но так как налеты были возможны только на следующий день, а не ночью, страсти понемногу остыли. Эскадра постепенно удалялась от опасного района. Вот и Кантабрика. Ночь прошла спокойно. Скоро должны были показаться высокие горы Астурии. Первым портом, куда предстояло зайти кораблям, являлся Хихон. Эскадра легла на курс, ведущий в гавань.

 

*

 

Корабли эскадры (кроме трех эсминцев во главе с "Лепанто" под командованием Валентино Фуэнтеса, проследовавших прямо в Сантандер) едва разместились в маленьком парту Хихон. Даже в солнечный сентябрьский день город выглядел мрачным. Он чем-то напоминал Картахену. Здесь не было ни высоких домов с яркой окраской, ни широких бульваров, как в Валенсии или Аликанте. Мы видели довольно однообразные здания. Очевидно, практика подсказала невозможность сохранить яркие цвета там, где много угольной пыли: светлые постройки все равно в короткий срок превратились бы в серые. Причалы порта и прилегающие к нему улицы были заполнены народом. На севере Испании люди более спокойно переживают события. Они не так быстро воспламеняются от восторга, но и не так скоро приходят в уныние, как на юге страны. Это чувствовалось и теперь. Все были явно довольны и оживленно беседовали, но никто не кричал и не устремлялся к кораблям, как это бывало в Малаге. К тому же близость фронта накладывала свой отпечаток, а с приходом кораблей уже распространились слухи о возможной бомбежке города самолетами мятежников.

 

На "Либертад" прибыли члены областного правительства. Это были Белармино Томас, социалист из рабочих горняков, и комиссар Гонсалес Пенья. После приветствий и поздравлений с благополучным завершением похода они перешли к деловым разговорам. Особую радость вызвала доставка оружия в Астурию, и была выражена уверенность в том, что в ближайшие дни удастся отбить у мятежников столицу Астурии Овиедо. "Это нужно сделать до осенних дождей, - говорил комиссар Гонсалес Пенья, который ведал осадой Овиедо. Уже назначалось несколько сроков занятия города, но пока они срывались. Положение франкистов в осажденном городе было тяжелым, и командующий обороной полковник Аранда даже доносил Франко, что он

 
стр. 103

 

капитулирует, если не подоспеет подкрепление. Однако республиканцам, как и всегда, не хватало военной грамотности и организованности, чтобы сомкнуть кольцо блокады и заставить мятежников сдаться. Узнав, что я "компанеро русо", Пенья крепко пожал мне руку и заговорил о помощи Советского Союза астурийцам. Я многое не понял и только догадывался, что речь шла о предоставленном в свое время убежище астурийским горнякам после расправы над ними в 1934 году. Пенья пригласил проехать к Овиедо и посмотреть, как на окраине города идет борьба.

 

Не откладывая дела в долгий ящик я и Прадо в сопровождении Томаса и Пенья отправились к городу. Буиса отказался оставить корабль, пока не разгрузят доставленное оружие. Нам посоветовали обязательно надеть сапоги и плащи: в окопах грязно, а плащи нужны для маскировки. Так как ничего этого на корабле не оказалось, нам обещали все найти в комендатуре.

 

От Хихона до Овиедо около 40 километров. Мы переоделись в комендатуре и, пересев на другие машины, двинулись дальше. Теперь нам предстояло попасть в предместье Лугонес, откуда лучше всего виден Овиедо и где находился штаб командования. Но для этого предстояло проехать несколько сот метров по открытой местности, находившейся под обстрелом. Применили "военную хитрость": так как после всякого шквала огня наступает затишье, то машины наши, выбрав подходящий момент, полным ходом пронеслись через опасную зону.

 

Из Лугонес Овиедо просматривался отлично. Прежде всего глазам открывался высокий собор и ряд зданий в центре города. Мы прошли ближе к крутому обрыву, где в здании с толстыми стенами был организован наблюдательный пункт. В узкие щели через вставленные в них бинокли и трубы мы наблюдали не только улицы и отдельные дома, но и людей, перебегавших от одного укрытия к другому. Город, видимо, уже приспособился к длительной осаде: лишнее население было эвакуировано, стены и окна домов, обращенные к фронту, заделаны и укреплены. Окопы с той и другой стороны отчетливо обозначали линию фронта.

 

Разговорились о боях. Прадо, пренебрегая осторожностью, вышел на открытую площадку, и пока его оттащили за рукав, несколько пуль уже просвистело около него. Удивительно, в двух-трех сотнях метров в стороне беспечно играли дети. Они резвились около своих жилищ под прикрытием горы, куда не долетали снаряды. А совсем рядом, в низине, все дома были разрушены и гражданское население эвакуировано.

 

Сейчас, в конце сентября, под Овиедо было затишье. Горячие, упорные бои разгорелись здесь немного позднее - в десятых числах октября. Республиканцы, наступая, уже ворвались в город, и, казалось, победа была им обеспечена. Но атака захлебнулась, республиканцы перешли к обороне, а затем и вовсе оставили занятые позиции.

 

Тем же путем мы вернулись в Хихон, когда уже наступали сумерки. С гор перед нами открылась картина оживленного рейда. Обычно бурный Бискайский залив был спокоен. Мелкая рябь пробегала то тут, то там по морской глади. Знатоки говорили, что в конце сентября такое бывает не часто. "Аста-луэго" ("Пока, пока"), - сказал мне Пенья, - когда машина остановилась у борта "Либертад". Ему еще хотелось о чем-то договориться с Буисой, а мне предстояло проехать в Сантандер, а затем в Бильбао.

 

На ночь я и Хатива, член Центрального комитета флота, остановились в маленьком отеле, чтобы с рассветом отправиться в путь. Хихон был забит беженцами из Овиедо. Все ждали воздушного налета, и слухи о нем, как снежный ком, росли с каждым часом. Но налета так и не было. Едва забрезжил рассвет, мы вышли на улицу. Город спокойно спал после волнений прошедшего дня. Дела ждали нас в Сантандере. Когда мы проезжали возле стенки гавани, на кораблях раздались сигналы "побудки" - было 6 часов утра. Корабли готовились провести обстрел фланга неприятельской армии восточнее Бильбао, а затем выйти в море и обеспечить движение транспортов с продовольствием и топливом.

 

Около 300 километров разделяет Сантандер от Хихона. Это немного, но первое впечатление от города - будто вы приехали в другую, вовсе не воюющую страну. Привычное глазу по Картахене и Хихону флотское моно и берет здесь вдруг сменились изысканными костюмами и шляпами. День выдался солнечный, и на улицах было оживленно. По широкой косе, ведущей к бывшему дворцу короля, мчались машины и двигались пешеходы. В порту стояли три республиканских эсминца. Они готовились уйти в Бильбао. К ним было привлечено холодное внимание местной публики. Корабли нарушили тот неписаный нейтралитет, которого придерживался этот город. "Может быть, сначала обстрелять Сантандер, прежде чем идти в Бильбао?" - мрачно шутили моряки при виде богатой, сытой и к тому же еще шокированной прибытием матросов публики. На одном из эсминцев находился наш советский работник Аннин, и я предложил Хативе отправиться к нему, чтобы договориться о наших совместных действиях. Поднялись на борт "Лепанто". Хорошо знакомый мне маленький, сухой Валентино Фуэнтес, командир корабля, стоял на верхней палубе и осматривал море в бинокль. Фуэнтес проделал весьма характерный для многих офицеров республиканского флота путь. Как я уже говорил, застигнутый событиями и будучи республиканцем, он остался на стороне правительства и неплохо проявил себя в первый год войны. Хотя он и не обладал необходимыми для командира волевыми качествами, Приэто, руководствуясь правилом "пусть плохой, да офицер, чем хороший, но унтер-офицер", назначил его командовать флотом в Кантабрике. Это было уже весной 1937 года. При наступлении

 
стр. 104

 

здесь мятежников (особенно в сентябре-октябре) дон Валентино, как мне рассказывали, растерялся, не зная, какой путь выбрать: идти ли до конца с правительством или выслужить милость у Франко. А пока он командовал эсминцем и, будучи опытным офицером, пользовался уважением команды за заслуги в первые дни борьбы с мятежниками. Он был доволен пребыванием в Сантандере. Город оживил в его памяти молодые годы, когда он, будучи лейтенантом, не раз участвовал в увеселительных походах кораблей. В то время королевская семья на лето перебиралась в Сантандер - свою летнюю резиденцию, и флотские офицеры в расшитых мундирах больше занимались балами, чем боевой подготовкой. Фуэнтес еще не потерял надежды на победу республиканцев и, видимо, искренне хотел этого. Однако его представление о республике было своеобразным. Ему казалось, что, когда кончится война, в стране вновь установятся старые порядки и он по-прежнему будет в привилегированном положении по отношению к простому люду. О реформах, которые, как знамение времени, уже стучались в дверь Испании с ее феодальными пережитками, он не думал. Только позднее, увидев, как далеко может зайти революция, Фуэнтес отступил назад. Но сделал так не один дон Валентино. Вожди республиканской и социалистической партий также собирались ограничиться постепенными преобразованиями в рамках буржуазно-демократической революции. Многие из них, как и Фуэнтес, испугались истинно народного движения и возрастающего влияния коммунистов. Но было уже не то время, чтобы останавливаться на полпути...

 

"Ола, дон Николас!"- приветствовал меня Фуэнтес и даже взял под козырек. Дон Валентино обличался большим гостеприимством и сейчас же пригласил нас за стол. Повеселев, он начал рассказывать о прежней своей жизни, но меня интересовало другое: я ждал встречи с Анниным. Свой путь мы решили продолжить на следующий день: шофер жаловался на мотор, да и мы устали, проведя более семи часов в машине. В роскошной гостинице нам неохотно предоставили два номера и как-то косо присматривались к облаченному в моно и с большим пистолетом за поясом Хативе. Я в своем сером костюме выглядел более мирным человеком. В ресторане нас поразил грубый тон официанта и откровенная враждебность к нам окружающей публики. Сначала я не понимал, что назревает скандал, и спокойно сидел, ожидая, когда выдрессированный камареро подаст меню. Но меню не подавали. Оказалось: кто-то из посетителей заявил протест против присутствия здесь моряка в моно да еще с пистолетом за поясом. Только по тону Хативы и его решительным жестам с угрожающим похлопыванием по кобуре я понял, что дело зашло очень далеко. Мне в моем положении атташе скандал был ни к чему. Посетители соседнего с нами столика демонстративно вышли, а прибежавший на шум хозяин уговаривал Хативу успокоиться, обещая немедленно все подать. К счастью, громкий разговор на этом прекратился. Под общие неодобрительные реплики мы, не торопясь, все же закончили ужин и вышли. По словам Хативы, "венесуэльский консул потребовал вывести нас из ресторана", но хозяин не решился, потому что Хатива угрожал позвать матросов и "навести порядок" в ресторане. "Если бы не вы, - гневно заявил моряк, - я и на самом деле выгнал бы со своими маринерос всех этих фашистов". Вечером вся жизнь в городе переместилась в кафе, рестораны и увеселительные заведения. То тут, то там играла музыка и мало что напоминало о войне. А ведь всего в 300 километрах отсюда астурийские горняки в окопах, по колено в воде осаждали Овиедо и окрестные жители были готовы отдать последнее одеяло, чтобы согреть бойцов.

 

Утром мы двинулись дальше. Высокие Иберийские горы по мере приближения к Бильбао вырисовывались все ближе и справа от нас. Как-то неожиданно за разговорами подъехали к контрольному посту, показали свои пропуска. Это была уже столица Басконии. Фронт проходил восточнее Бильбао, километрах в шестидесяти. После взятия мятежниками Ируна и Сан-Себастьяна наступило затишье. Город напомнил мне Ленинград. Здесь много мостов через реку Нервион, что, возможно, и заставило меня подумать о нашей "Северной Пальмире", и погода такая же пасмурная, с нависшими над крышами домов облаками и мелким, неделями идущим дождем. Преобладает черный цвет: черные моно и у всех черные береты. Женщины тоже одеты в черное и в черных косынках. Это не траур, а обычное одеяние бильбайцев или, вернее, всех басков. Наши корабли еще не пришли, и мы нашли пристанище в гостинице. Мне нужно было встретиться с генеральным секретарем компартии басков, но его в городе не оказалось. Хуан Астигарравиа был занят формированием частей и выехал на фронт. Не оказалось в городе и губернатора. Нас принял один из его заместителей, невысокий плечистый баск. Разговорились о делах. Он высказал свои мысли о помощи, которую могут оказать корабли, если противник перейдет в наступление. Баски пока думают только об обороне Бильбао. У них много людей, но совсем мало оружия. Они вывозят руду на английских и французских транспортах, но не привозят обратно ни оружия, ни продовольствия.

 

Утром мы узнали, что на рассвете прибыли три эсминца и стали в устье реки Нервион. Поехали в порт. Огромная гавань с доками и верфями. Много транспортов стоит на приколе: испанские боятся выходить в море, а иностранные вывозят только то, что им выгодно. Я собирался провести в Бильбао несколько дней и, быть может, принять участие в боевых операциях эсминцев. Но вышло по-иному. "При первой возможности вам надлежит вернуться в Мадрид", - сказал мне посол Розенберг, когда я готовился к походу на север. О возвращении флота в Средиземное море тогда еще

 
стр. 105

 

не было речи. Поэтому по прибытии в Хихон, а также посетив Сантандер и Бильбао, я искал случая вернуться в столицу. Самый короткий путь был воздушный. Из Бильбао в Барселону от случая к случаю летали самолеты, иногда через Францию, а порою и по испанской территории. Но случалось, пассажирские "дугласы" рисковали прокладывать курс из Сантандера на Мадрид через все провинции, занятые мятежниками, пользуясь большими высотами и выбирая облачную погоду. Мне повезло. Хатива сообщил, что накануне прилетел из Мадрида самолет и через день возвращается обратно. Хатива также собирался лететь и приглашал меня. "Что может быть лучше, как лететь прямым путем и с хорошим приятелем", - пошутил я и дал согласие. Вечером в гостинице он уточнил время вылета: 8 часов утра.

 

Утром едва мы успели подняться, как какой-то незнакомый мне представитель местной власти явился в гостиницу и предупредил, что самолет вылетает вовремя и машина ждет нас. По пути мы увидели, что облака низко висят над городом и серый горизонт сливается с небом где-то совсем близко от нас. "Мы, кажется, пролетим под прикрытием облаков", - сказал я, ободряя себя и угадывая мысли товарища. "Сегуриссимо" - "Наверняка", - ответил он и жестом руки показал, как мы взлетим, быстро наберем высоту, а потом, пролетев "дос орас", то есть два часа, сделаем посадку в Мадриде.

 

На аэродроме выросла большая зеленая трава. Бетонной дорожки не было, и взлетное поле упиралось прямо в море. Единственный "Дуглас" стоял возле аэродромного домика, но около него не было заметно обычного перед вылетом оживления. Мы приехали рано. Команда еще завтракала, а трое других пассажиров оказались более точными, чем мы, и не спешили. Нас пригласили выпить кофе, и мы прошли в небольшую комнату начальника аэродрома. Здесь расположился и экипаж самолета. Закончив завтрак, мы шумно встали из-за стола и дружно направились к самолету. Заревели моторы, и летчик пригласил нас следовать за собой. Облака немного поднялись, но по-прежнему закрывали все небо. Это успокаивало. В последний момент подъехали остальные три пассажира. Из окон самолета торчало несколько стволов пулеметов или, точнее, автоматов. Лица у всех были серьезные. Перелет сопряжен с определенным риском, и это все понимали. "Дуглас" с места начал разбег, долго катился по зеленой траве и почти у самого берега оторвался от земли. Видно было, как небольшие волны бились о берег. Вскоре вошли в облака, и теперь только по альтиметру можно было узнать, что летчик быстро набирает высоту: 400, 500, 700 метров. Разворот, и самолет ложится курсом на юг. По стеклу окна текут мелкие капли воды.

 

Лететь над территорией, занятой мятежниками, в облаках, несомненно, безопаснее, но уныло от неведения, где ты находишься, и приходится полагаться только на приборы да на расчеты штурмана. К нашему огорчению, погода изменилась. Когда пролетели горы, облачность как обрезало. Вместо зелени, которой так богат весь приморский север Испании, потянулись серые, выжженные солнцем равнины и угрюмые, как в Картахене, горы. Моторы гудят, делая максимальные обороты. Все смотрят вниз, но с такой высоты трудно что-либо различить. За деланными шутками нетрудно разглядеть озабоченность. Хатива знакомит меня с одним из пассажиров. Это баск по имени Кчавариа. Он занимает высокий пост в Басконии и летит, чтобы добиться от центрального правительства реальной помощи оружием и продовольствием. "Мы будем драться за Бильбао до последнего человека, - с жаром говорит он, - но у нас мало оружия и плохо с продовольствием". Он возмущается, что Франция не оказывает поддержки, в то время как немецкие и итальянские самолеты открыто участвуют в наступлении на Ирун и Сан-Себастьян. "Эти города заняли не испанские мятежники, а интервенты", - негодует баск. Разговор прерывается. Справа от нас остается Бургос, а слева виднеются Иберийские горы. Мы летим почти на восток и обходим опасные районы.

 

Когда штурман объявил, что под нами своя территория, и летчик резкими виражами то вправо, то влево пошел на снижение, все оживились, словно полет уже закончился. Между тем мы только проходили линию фронта в районе Гвадалахары. Мадрид был рядом, и небольшие холмы, разбросанные в его окрестностях, ясно виднелись под крылом самолета. Посадка на аэродроме Алкала де Энарес, теплые прощания с пассажирами, и вот уже по Валенсийскому шоссе мы въезжаем в Мадрид.

 

Представитель нашего полпредства, встретивший меня, сказал, что мятежники заняли Толедо. На улицах столицы мы увидели много людей в военной форме и с оружием в руках. Надвигались решительные, ожесточенные бои на подступах к Мадриду.

 

(Продолжение следует)

Опубликовано на Порталусе 17 сентября 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама