Рейтинг
Порталус

НА ПОЛЯХ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Дата публикации: 11 октября 2016
Автор(ы): К. А. МЕРЕЦКОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Источник: (c) Вопросы истории, № 4, Апрель 1967, C. 93-102
Номер публикации: №1476204263


К. А. МЕРЕЦКОВ, (c)

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков

 

Я не сумел из госпиталя сразу вернуться в строй, провалявшись на больничной койке до осени. Меня заштопали, как следует, а потом в Действующую армию и военные округа пришло распоряжение откомандировать всех оставшихся в живых слушателей первого набора опять в Академию Генерального штаба для прохождения второго курса.

 

По-видимому, стоит поподробнее рассказать о том, как нам довелось учиться военному искусству в годы вооруженных межклассовых столкновений. Современный офицер, знакомый с постановкой дела не только в теперешних военных академиях, а хотя бы в училищах, вряд ли сумеет силой одного воображения представить себе, как мы тогда жили и работали. Даже самое детальное и колоритное описание на бумаге не передаст всех черт тогдашней картины в их неповторимом и суровом своеобразии. Это касается как фронта, так и тыла. Буду рассказывать, впрочем, по порядку. Поскольку в годы гражданской войны мне довелось проходить через академические аудитории трижды, сосредоточу рассказ об этом в одном месте.

 

То название, под которым узнало ее поколение 20-х годов, - Военная академия - она приобрела перед четвертым летом своего существования. А в 1918 г. она именовалась Академией Генерального штаба. Смысл ее деятельности заключался в том, чтобы дать Красной Армии культурных, сведущих и деловых командиров и штабных сотрудников с достаточно систематическим военным образованием. Хотели также наладить штабную работу. Ведь в 1918 г. "письменность" и составление документов в армии считались порой буржуазным пережитком, и от этого предрассудка не сразу избавились. И вот в газете "Известия" опубликовали сообщение о наборе слушателей; кроме того, разослали извещения в местные военкоматы. Формально требовалось обладать некоторым общеобразовательным цензом, но на деле это условие не соблюдалось. Главную роль при первом наборе играло наличие рекомендаций от двух членов РКП (б), собственного партстажа и опыта военной работы, преимущественно в Красной Армии. В результате в академию попали люди с резко неодинаковым уровнем знаний. Кое-кто имел высшее образование, большинство - среднее разных форм, а некоторые только низшее. Попадались и такие товарищи, которые не знали четырех арифметических действий и еле-еле расписывались. Естественно, учиться им было очень трудно.

 

К нам профессура относилась сначала довольно снисходительно. В 1918/19 учебном году существовали только две оценки на зачетах: "удовлетворительно" и "неудовлетворительно", причем я не помню, чтобы "неуды" бывали часто. Как правило, все получали "удочки". И тем не менее ряд слушателей не одолели курса и бросили академию. Правда, каждый последующий набор был сильнее предыдущего. Рос уровень подготовки будущих красных офицеров Генштаба, росли и требования к ним. Имелись и такие слушатели, которые оставили академию потому, что не сумели переварить холодный скептицизм и слегка ироническое отношение части профессуры, или возненавидели медленно изживавшуюся преподавателями схоластику в обучении, или сочли, что они и без того сумеют принести пользу истекавшей кровью Советской России. Среди последних лиц имелось несколько природных самородков, например, В. И. Чапаев, не примирившийся с воздухом академии.

 

Я оказался едва ли не самым молодым. Большинству слушателей было лет по 25 - 30. Почти все они служили в старой армии, преимущественно унтер- офицерами и офицерами, считали военное дело своей профессией на всю жизнь и очень хотели получить как можно более прочные познания. Это порождало энтузиазм в отношении к занятиям, в тех условиях совершенно необходимый. У нас все тогда в академии держалось на энтузиазме. В политическом отношении слушатели были весьма сознательными людьми. Коммунистов насчитывалось с самого начала не менее трех четвертей коллектива, а в дальнейшем их число все время росло. Однако я хорошо помню, что в нашем наборе имелось также некоторое количество левых эсеров и максималистов, а примерно каждый шестой являлся беспартийным. Поступать в академию приехали с разных концов России человек пятьсот. Приняты были приблизительно каждые два из пяти. В феврале 1919 г. создали дополнительное отделение и на-

 

 

Окончание. Начало см. "Вопросы истории", 1967, N 3.

 
стр. 93

 

брали еще человек полтораста. Они кончали обучение позже нас. В 1919/20 учебном году картина повторилась. Человек 250 составили старший курс, обучавшийся с осени до весны, а с зимы до лета занимался младший курс. В 1920/21 учебном году, кроме "старших" (с опытом гражданской войны за плечами) и "младших" (без такого опыта), появились и "подготовишки", третий параллельный курс. Таким образом, год от году академия росла.

 

Идея создания Красной академии созрела еще в период борьбы за Брестский мир. Вскоре после этого по указанию В. И. Ленина делу дали ход. Я уже упоминал выше, как провалилась попытка приспособить для нужд Красной Армии Николаевскую академию. И. И. Вацетис, после измены эсера Муравьева возглавивший летом 1918 г. Восточный фронт, рассказывал нам, как он посетил переведенный из Екатеринбурга в Казанское коммерческое училище личный состав академии и безуспешно пытался склонить его к службе в Красной Армии и отпору белочехам. Только человек пять отдали свои знания народу и поехали с Вацетисом. А после измены остальных встал вопрос о создании новой академии в целом. В. И. Ленин поставил задачу как можно скорее организовать необходимый стране военный вуз. Тогда вызвали из г. Козлова бывшего генерал-лейтенанта Антония Карловича Климовича, где он был уездным военруком, назначили комиссарами старых большевиков Эмилия Ивановича Козловского и Владимира Николаевича Залежского и сказали им: нужно сформировать в Москве высшее военно-учебное заведение общевойскового типа, но с генштабистским уклоном. Начальство без подчиненных стало бегать по Москве и искать подходящее помещение. В конце концов на Воздвиженке нашли уютный домик, бывший дворец Шереметева, занятый до революции Охотничьим клубом (сейчас начало проспекта имени Калинина), удалили оттуда какое-то учреждение и провозгласили: тут будет Академия Генерального штаба! Затем подключили И. И. Вацетиса, позднее ставшего профессором, и еще нескольких человек и выработали рассчитанную на три года учебную программу. Конечно, в период гражданской войны эта программа никогда целиком не выполнялась и занятия велись ускоренными темпами. Менялось постепенно и начальство. Климовича в 1919 г. сменил командовавший корпусом в старой армии магистр математических наук Андрей Евгеньевич Снесарев, а в 1921 г. начальником академии стал известный участник гражданской войны, командарм - 1 и командарм - 5, командующий Восточным, Кавказским и Западным фронтами, руководитель групп войск по подавлению Кронштадтского мятежа и ликвидации "антоновщины" Михаил Николаевич Тухачевский. Из комиссаров, кроме вышеназванных, в мою бытность слушателем помню также П. Н. Максимовского и В. Д. Виленского-Сибирякова. Из первых профессоров - двух наиболее оригинальных, обладавших по всем вопросам своей точкой зрения, Александра Андреевича Свечина и Василия Федоровича Новицкого.

 

Когда приехали кандидаты в слушатели, а потом остались на учебу уже просто слушатели, понадобилось общежитие. Нас устроили в доме напротив храма Христа Спасителя. Те, кто имел счастье обитать в этом доме в 30-е годы, видели котлован, вырытый под никогда так и не возведенное здание Дворца Советов. Сегодняшние обитатели дома наслаждаются видами купающейся публики в бассейне "Москва". А мы лицезрели толпы верующих, направлявшихся в храм по православным праздникам. Видя, как они зябли в морозные дни, мы машинально оглядывались в своих комнатах, глубокомысленно соображая, что бы такое можно было еще бросить в печку, но ничего не находили. Стояли одни кровати, а вся остальная мебель давно уже была сожжена. Поэтому мы охотно ходили по трудовой повинности на разгрузку дров, так как знали, что вернемся с поленьями под мышкой. Кроме того, нас привлекали сбрасывать снег с крыш московских домов и колоть лед на мостовых. Остальное дневное время, не считая обеденного, мы тратили на учебу.

 

Что касается обеда, то он по тем временам был роскошным. Нам выдавали на день два фунта хлеба, несколько золотников сахара, пшенную кашу и воблу. Через день-два мы ели мясо, чаще всего конину. Когда начинался обед, слушатели хватали в аудиториях столы и с шумом тащили их в столовую, а потом водружали назад, торопясь занять место на скамье. Опоздавший мог пристраиваться на чьи-либо колени или изучать военные науки стоя, так как мест не хватало. Порой в одном углу комнаты чертили рельефы, в другом анализировали схему битвы под Бородином, в третьем мучали себя и немецкий язык, а в четвертом хозяйственная комиссия решала, стоит ли давать в общежитие слушателю-эсеру печку-буржуйку. В этих аудиториях мы сидели ежедневно на четырех лекциях и проходили "на пальцах" два практических занятия. После того, как на черном рынке предприимчивый завхоз купил гимназические учебные пособия, дело пошло лучше. Вечером шли домой, а тот, у кого не было дров, прятался ночевать в библиотеке.

 

Библиотека нам досталась немалая. Только пользы от нее было на грош. Бывшее достояние Охотничьего клуба, она щедро дарила читателю сведения об отличии спаньелей от борзых или о методике ловли рыбы на удочку по способу Аксакова. Когда же в ней появлялись привезенные от букинистов книги по военному делу, их следовало записывать на свое имя как можно скорее, потому что потом увидеть их снова уже никому не удавалось: большинству слушателей был чужд "буржуазный предрассудок" возвращать книги в библиотеку. Надеяться на одни записи лекций было трудно. В аудиториях зимой стоял порою такой холод, что даже в варежках

 
стр. 94

 

записывать мог не каждый. Некоторых выручала хорошая память. И все же мы обрадовались, когда заработала академическая типография и мы получили на руки программы учебных курсов и литографированные наставления по тактике, топографии и военно-административному делу.

 

Весной начались выездные занятия. Для этого мы собирались на Ходынском поле. К сожалению, никаких задач по элементарной тактике нам решать там не давали, так что мы ограничивались аудиторным разбором схем, нарисованных мелом на доске. Общая тактика заняла в поле что-то около недели. Несколько дней уделили глазомерной съемке местности (для инструментальной не имелось пособий) и рекогносцировке. Все это производилось на ходу, поскольку в апреле 20 человек уже отбыло на Восточный фронт и нас известили, что в самое ближайшее время человек 30 будет направлено на Южный фронт. В этих условиях знания приобретал в основном тот, кто сам тянулся к ним. Впрочем, одной только теории для успешной работы явно недоставало. Практика у многих оказалась куда более трудной. Нас посылали в соединения и части, реже - подразделения, с довольно высокими назначениями, но когда те, кто уцелел, снова встретились осенью 1919 г., выяснилось, что почти никто не получил на месте повышения и лишь некоторые остались на тех должностях, на которые были назначены, а большинство было понижено либо испытало бесконечные передвижения с одной должности на другую. Таким образом, я попал в ряды благополучного меньшинства, если не считать краткого промежутка времени, когда мне довелось работать не помнаштадивом, а наштабригом. Тяжелые условия ломали слабых, но закаляли крепких духом. Слушатели последующих наборов учились в более сносных условиях. Уже первый и второй выпуски дали ряд сильных командиров, являвшихся умелыми практиками, прославившимися еще в то время. Упомяну хотя бы о таких известных военачальниках, как Павел Дыбенко, Иван Федько, Иван Тюленев, Борис Фельдман, Семен Урицкий, Леонид Петровский. Немало интересных людей выпустил и Восточный отдел академии, учрежденный в 1920 году. Его патронировал лично А. Е. Снесарев. Правда, слушателей из этого отдела я знал хуже, так как они были моложе меня на два года обучения, а также вследствие их некоторой обособленности: изучая дополнительные дисциплины (специальную географию стран Азии и восточные языки), они имели особую сетку учебных часов. Восточники очень гордились своей профессией. Одни из них занимались арабским языком, другие - турецким, третьи - персидским, четвертые - китайским, пятые - японским. Заглянув в аудиторию, откуда неслись звуки восточной речи, почти всегда можно было увидеть тщательно выписанные строчки непривычных русскому глазу букв.

 

Все последующие годовые зачеты "академиков" обставлялись весьма торжественно. Наши же были очень деловитыми. Особенно торопились весной 1920 г., когда два старших курса целиком, да еще с несколькими преподавателями, влили в армии Южного, Юго-Западного и Западного фронтов. Зато совсем не в будничной обстановке прошел вечер по случаю начала работы академии. Функционировать она стала с 24 ноября 1918 г., но официальное открытие состоялось 8 декабря под председательством главного комиссара военно-учебных заведений Дзевялтовского. Среди других выступлений мне особенно запомнилась короткая, но очень теплая и проникновенная речь, произнесенная тогда Яковом Михайловичем Свердловым.

 

Резкое недовольство слушателей вызывала подчеркнутая аполитичность большинства старых преподавателей. Пресловутый тезис "армия - вне политики", которого все еще придерживались многие из них, был для нас совершенно неприемлемым. Как это "вне политики", когда идет гражданская война? Как это "вне политики", если сама война есть не что иное, как продолжение политики иными средствами? Беззубое, "надклассовое" отношение к военному делу во всех условиях, а в тех в особенности, служило и могло служить только врагам трудящихся. Нельзя сказать, что наши преподаватели очень быстро перевоспитались. Их консерватизм сохранялся довольно долго. Например, на первом году обучения социально-экономический цикл лекций вообще не был внесен в обязательный учебный план и считался факультативным. Его посещение не вменялось в обязанность. Тем не менее аудитории всегда были переполнены. Можно ли было оторвать от повседневной политики людей, связанных с ней всей своей деятельностью и смыслом самого существования? От нас не требовали сдачи зачетов по этим дисциплинам, но вникали мы в них глубже и основательнее, чем в любую отрасль военного дела. Перефразируя известное выражение Некрасова, каждый из нас имел право сказать: "Военным я могу не быть, но гражданином быть обязан!"

 

Упорядоченной системы предметов социально-экономического цикла в то время еще не имелось. Многое зависело здесь попросту от наклонностей и уровня познаний лекторов, приглашаемых со стороны по инициативе партячейки. В 1919 г. мы слушали курсы марксизма (читал В. Н. Залежский), внешней политики (М. П. Павлович) и тактики революционных боев (Н. И. Подвойский). Поскольку лекции сплошь и рядом отменялись, то из-за занятости людей в другом месте, то из-за внезапных выходов на дровозаготовки, слушатели, желавшие приобрести систематические знания, посещали Пречистенские рабочие курсы, находившиеся неподалеку от главного общежития. В 1920 г. в организации лекций этого цикла вообще был полный хаос. Кажется, время от времени к нам приходили лица, направлявшиеся МК РКП (б) и выступавшие с отдельными докладами по текущему моменту или на теоретические

 
стр. 95

 

темы. Из лекторов 1921 г. я запомнил чрезвычайно туманно изъяснявшегося А. А. Богданова (политэкономия), влюбленного в Марата и Робеспьера Н. М. Антонова-Лукина (история Французской буржуазной революции конца XVIII в.), буквально убивавшего своей эрудицией М. А. Рейснера (Конституция РСФСР и военная психология), самовоодушевлявшегося в ходе лекции В. Д. Виленского (колониальная политика империализма) и Б. И. Горева (исторический материализм). Нельзя сказать, что все преподаватели удовлетворяли нас с политической точки зрения. Мы могли порой не понимать половины употреблявшихся ими чисто научных терминов. Но как только дело доходило до повседневной жизни, тут нас никто не мог обвести вокруг пальца. На эти вещи у воспитанников революции был особый нюх. Например, мы не скрывали, что, по нашему мнению, от лекций Горева отдавало меньшевистским душком.

 

Всем нам очень хотелось изучать не только и не столько походы Александра Македонского против персов или принца Евгения Савойского против турок, сколько опыт войн - первой мировой и развертывавшейся на наших глазах и при нашем участи гражданской. Созданная по инициативе ячейки РКП (б) учебная комиссия без конца тормошила старую профессуру в этом направлении, однако с небольшим успехом. Первым, кто согласился изучать опыт мировой войны 1914 - 1918 гг., был профессор стратегии и истории военного искусства А. А. Свечин. Сражения гражданской войны, в мою бытность слушателем, у нас так и не рассматривали. Дело ограничилось несколькими лекциями Ф. В. Костяева и И. И. Вацетиса. Вообще консерватизм профессуры в данном отношении был на редкость устойчивым. "Помилуйте, - говорили преподаватели, - это ведь случилось только вчера! Не все сведения о происшедшем пока собраны. К тому же здравствуют участники событий. А они заинтересованные лица. Возможна ли тут объективность? Академия - это вам не конъюнктурная лавочка, а научное заведение!" Так высказывались самые честные, уже служившие Советской власти не за страх, а за совесть. Другие, пошедшие в академию за высоким пайком, отмалчивались. Но мы их сразу узнавали и без этого.

 

Передовая группа слушателей в 1920 г. организовала Военно-научное общество с целью изучения повседневного боевого опыта и новинок в отечественной и зарубежных армиях. Могу лишь пожалеть, что я, находясь накануне выпуска, не успел основательно включиться в работу общества и ограничился прослушиванием докладов. Ребята там подобрались толковые. Особенно хорошо пошло у них дело, когда после прихода в академию М. Н. Тухачевского ряды преподавателей быстро освежились за счет участников гражданской войны. Мне оставалось тогда учиться уже считанные дни. Помимо экзаменов, они врезались в память той отчаянной борьбой, какую повела расширявшаяся академия за то, чтобы отвоевать себе несколько новых зданий. Вопрос уперся в жилищный кризис. Пока шла война, центр Москвы частично пустовал. Одни были на фронтах, другие выполняли задания в разных местах страны, третьи сбежали. В голодающем и замерзающем городе оставались лишь те, кто по долгу работы и службы не мог либо сам не хотел уехать. Но как только война закончилась, столица моментально оказалась переполненной. И все же академия отвоевала себе здание на Пречистенской улице (неподалеку от нынешней Академии художеств). Однако с этим домом связан уже новый этап в ее жизни, мне в деталях неизвестный. В целом наша академия успешно сыграла свою роль тогда и с блеском трудится сейчас. Она стала одной из главных кузниц высокообразованных и квалифицированных кадров для Советской Армии и недаром носит славное имя Михаила Васильевича Фрунзе.

 

Наступила весна 1920 г., а вместе с тем кончалась вторая передышка в гражданской войне. Многие фронтовые армии, только что превращенные Советским правительством в трудовые и направленные на восстановление транспорта, ремонт шахт и дровозаготовки, опять ставились под ружье. На западе и на юге нависала над Советской Россией новая опасность. Хорошо шло дело на востоке, севере и на Кавказе. В феврале был расстрелян Колчак. В конце марта сдались белогвардейские войска в Туркестане. На Дальнем Востоке японцы согласились подписать перемирие, и в середине мая там возникла Дальневосточная республика, отгородившая РСФСР от империализма страны Восходящего Солнца и Северо-Американских Соединенных Штатов. Сибирские границы заслонила с юга независимая Монгольская республика. Белая армия генерала Миллера удрала из Архангельска на английских кораблях. Деникинцы были сброшены в Черное море; Красная Армия вступила во Владикавказ; началось восстание в Баку и возникла Азербайджанская ССР; с меньшевистской Грузией заключили мирный договор; белогвардейский флот на Каспии капитулировал. Но еще шевелилось гнилое гнездо в Крыму, где собирал остатки деникинцев провозглашенный "главнокомандующим вооруженными силами юга России" барон Врангель. А на западе буржуазно-помещичья Польша упорно не хотела идти на мир. Воззвание ВЦИК к панской Польше осталось без ответа, и 6 марта белопольские войска перешли в наступление.

 

Привыкшие за последние годы к неоднократным интригам у нашей западной границы, мы сначала реагировали на это бряцание вражеских сабель не очень бурно. Гораздо важнее казалось нам, слушателям академии, то, что происходило тогда в Германии. Там развернулся капповский путч. В Рурской области восстали пролетарии. Немецкая буржуазия ввела военно-полевые суды. Вот-вот, как нам думалось,

 
стр. 96

 

должна была грянуть всегерманская революция. Она сольется с нашей, и тогда займется заря мирового революционного пожара - пролога всемирного социализма. Однако немецкие рабочие что-то медлили. А тем временем, притворно согласившись на переговоры в городе Борисове, правящие круги Польши 25 апреля начали активные боевые действия и в начале мая захватили Киев. Наши 12-я и 14-я армии С. А. Меженинова и И. П. Уборевича, прикрывавшие Северную и Южную Украину, отходили. Белый генерал Слащев, отступивший в Крым, лихорадочно укреплял Перекопский перешеек, отгораживаясь от Советской Украины. Как ни хотелось нам поскорее врасти в полузабытую мирную жизнь, события заставляли снова браться за винтовку. Интервенция продолжалась, и теперь уже медлить было опасно.

 

Добивший деникинцев Кавказский фронт занялся закавказскими делами. Зато Южный фронт, выставив против Врангеля заслон, должен был повернуться к нему флангом, двинувшись против белопольских интервентов. Тем самым он превращался частично в Юго-Западный. Неожиданно переменилась роль Западного фронта. Сравнительно более спокойный с тех пор, как в 1918 г. ушли германские войска и был аннулирован Брест-Литовский договор, этот фронт внезапно оказался главным. Через Белоруссию враги двигались на Москву, и Минск уже был у них за плечами. 12 мая в РСФСР вновь ввели военное положение. Командующим Западным фронтом назначили М. Н. Тухачевского. Его 15-я и 16-я армии должны были нанести по интервентам основной удар. Тем временем Юго-Западный фронт обязан был очистить от врага Центральную Украину. Командующий фронтом А. И. Егоров спешно стягивал силы в район Приднепровья. Газеты оповестили о партийных и рабочих мобилизациях. Пролетарские центры страны послали на запад и юго-запад почти всех тех, кого ещё можно было оторвать от станка. Сворачивались занятия на командирских курсах, и молодые красные офицеры досрочно ехали за назначением. Опустела и наша академия. В мае большая группа слушателей была откомандирована в Харьков, где находился штаб А. И. Егорова.

 

До Харькова мы добирались кто как мог. Одну из групп "академиков" втиснули в вагон с привычной надписью "40 человек, 8 лошадей" и прицепили к поезду, которым следовал в штаб фронта член фронтового Реввоенсовета И. В. Сталин. Ему этот участок боев был уже знаком. Другим членом РВС назначили стойкого, волевого латыша Рейнгольда Иосифовича Берзина. Талантливый литератор с псевдонимом Бирка, один из создателей в годы первой русской революции Руиенской республики, прапорщик-фронтовик в дни мировой войны, один из руководителей боевых операций против корпуса Довбор- Мусницкого после Великого Октября, главнокомандующий так называемым Западным революционным фронтом, а потом Северо-Урало-Сибирским фронтом и 3-й армией против Колчака, инспектор армии Советской Латвии в 1918 г., затем член Реввоенсоветов ряда фронтов, Берзин был весьма подходящей фигурой для организации борьбы с войсками маршала Юзефа Пилсудского. Я познакомился с Рейнгольдом Берзиным несколько позже.

 

На одном из перронов я столкнулся с членами так называемого Комитета по борьбе с Польшей. В эту своеобразную организацию наряду с прочими вошел ряд деятелей старой армии, начавших испытывать крен в сторону Советской власти. Одни из них пошли служить народу еще в 1918 г., привлеченные к созданию "Западной завесы" против наступавших на восток немцев. Другие примкнули к стану революции несколько раньше, под влиянием Октября, или позже, когда их чувство русских патриотов было задето мятежом чехословацкого корпуса. Третьи колебались в течение почти всей гражданской войны, а переломным для них оказалось нападение польских интервентов, чего они, всю жизнь по-своему служившие России, не смогли вынести. Таким образом, толчком для них явилось чувство патриотизма, понимаемого ими в значительной степени еще по-разному. Но, работая в советских органах, они постепенно втягивались в полезное дело. Будучи же субъективно честными людьми, заметили в конце концов, на чьей стороне правда истории, и начали защищать интересы уже не просто России, а именно Советской России. Одной из таких фигур являлся встреченный тогда мною Алексей Андреевич Поливанов. Уже пожилой человек в те годы, он прошел через ряд высоких государственных должностей и был хорошо всем известен. На рубеже столетия Поливанов редактировал газету "Русский инвалид" и журнал "Военный сборник". Генерал от инфантерии, он являлся одно время начальником Главного штаба и помощником военного министра, потом членом царского Государственного совета. В 1915 - 1916 гг. он был военным министром, а после Февральской революции - председателем Особой комиссии по реорганизации армии на демократических началах. С каждым последующим годом он делал все более отчетливые, хотя и зигзагообразные шаги в сторону Советской власти, пока не стал членом Комитета по борьбе с Польшей. Его познания охотно использовали, и позднее его включили в делегацию, выехавшую в Ригу для подписания мирного договора с Польшей. На этом посту он и скончался. Другой не менее колоритной личностью в составе комитета был генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов, приблизительный ровесник первого, тоже прошедший до революции значительный путь. Он командовал дивизией, корпусом, являлся помощником командующего военным округом, командовал армией и фронтом. В 1916 г. под его руководством русские войска осуществили прорыв под Луцком. Временное правительство сделало его верховным главнокомандующим, и в июне 1917 г. он погнал солдат

 
стр. 97

 

в бессмысленное наступление под Львовом. В те дни он еще оставался человеком старой формации и подписал приказ о введении смертной казни на фронте. Долгие и мучительные размышления привели его в 1920 г. к суждению о том, что Советская власть защищает интересы России, как он их понимал. Не приемля идей социалистической революции, Брусилов счел все же невозможным оставаться в стороне от строительства отечественной армии, поступил на службу в Наркомат по военным делам, а позднее стал инспектором кавалерии и состоял для особо важных поручений при союзном Реввоенсовете.

 

Никто из нас, слушателей академии, не удивлялся особенно, встречая таких людей. Далеко не все еще нашли свое место по ту или иную сторону баррикад. Это я, сын бедного крестьянина и рабочий, сразу знал, куда мне идти. А ведь почти все из состава нашей группы являлись до революции офицерами царской армии и проделали путь справа налево. Кое-кто из них даже служил под началом Поливанова или Брусилова и, качаясь в вагоне, рассказывал теперь мне об этих лицах немало любопытного. Мы помнили о том, как Краснов бросил на ветер данное им Советской власти честное слово не бороться против народа; как под Царицыном перебежал к белым помощник командующего фронтом Носович; как изменил начальник Военной академии Андогский; как продались командарм-9 Всеволодов и командующий фронтом против чехословаков Муравьев. Помнили мы и о сотнях других больших и малых измен. Но в то же время все знали, как честно служили Советской власти М. Бонч-Бруевич, Лукирский, Раттэль, Сулейман, Вацетис, Парский, Самойло, Надежный, Снесарев, Шорин, Сытин, Егорьев, Егоров, С. Каменев, Лебедев, Шапошников, сотни других бывших генералов и офицеров. Наличие у человека до революции определенного воинского чина еще ни о чем особом не говорило. Политический водораздел проходил по иной линии, а главную роль играли внутренние убеждения.

 

Прибыв "в Харьков, мы отправились осматривать город. Этот центр Восточной Украины был в то время городом сразу и украинским и неукраинским. Национальный облик ему придавала часть местного населения, интернациональный - чисто пролетарский характер поведения многочисленных харьковских рабочих. Начальник штаба фронта Н. Н, Петин не пожалел для нас доброго часа. Он обстоятельно рассказал об обстановке, ввел в курс событий и упомянул, что служить мы будем в Конной армии. Эту армию уже в то время знали все. Каждый слышал, как небольшой кавалерийский отряд Семена Буденного, обрастая новыми подразделениями, частями и соединениями и набираясь опыта, громил последовательно Краснова, Богаевского, Мамонтова, Шатилова, Врангеля, Шкуро, Сидорина, Улагая, Покровского и других белоказачьих атаманов и деникинских генералов. Воевать под конармейским знаменем было немалой честью. Вместе с тем это означало, что нам предстоит не сидеть на месте, а очень скоро принять самое активное участие в операциях, ибо кого-кого, а уж Конармию держать в резерве не будут. И мы с нетерпением ждали минуты, когда вольемся в новый коллектив, увенчанный боевой славой. Но начштаба повел нас сначала к командующему фронтом. Александр Ильич Егоров тепло напутствовал молодых генштабистов, после чего с нами пожелал встретиться И. В. Сталин.

 

В комнате Сталина беседа текла более долго. Мы сидели и отвечали на вопросы, а член фронтового РВС ходил, покручивая в руках свою трубку, и неторопливо вникал в наши возможности и познания. Сотни раз с тех пор беседовал я со Сталиным и в похожей и в иной обстановке, но, конечно, в тот момент о будущем не мог и подозревать. Но вот ведь что такое судьба! Однажды после Великой Отечественной войны Сталин спросил меня: "Товарищ Мерецков, а с какого времени мы, собственно говоря, знакомы?" Я напомнил ему о поезде Москва - Харьков и о майской беседе 1920 года. Сталин долго смеялся, слушая, как я тогда удивился, что первый вопрос, заданный им группе генштабистов, касался того, знакомы ли мы с лошадьми. Действительно, разговор шел в тот раз сначала примерно такой:

 

- Знакомы ли вам лошади?

 

- Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета.

 

- Следовательно, знаете, с какой ноги влезают в седло?

 

- А это кому как удобнее! Чудаки встречаются всюду.

 

- А умеете перед седловкой выбивать кулаком воздух из лошадиного брюха?

 

- Вроде бы умеем. На землю пока сами не валились.

 

- Учтите, товарищи, речь идет о серьезных вещах. Необходимо срочно укрепить штабы Конной армии, поэтому вас туда и посылают. Тому, кто не знает, как пахнет лошадь, в Конармии нечего делать!

 

Штаб фронта перемещался через Полтаву в Кременчуг. Добравшись вместе с ним до этого города, мы должны были дальше искать свою армию, находившуюся на подходе к Умани, сами. Нам сказали, что ее основной штаб разместился в Елисаветграде, а там укажут, где остановился полевой штаб. Начальник основного штаба Н. К. Щелоков оказался в отлучке, но и без него выяснилось, что прямого пути из Елисаветграда в Умань нет. Лошадей нам обещали дать только в дивизиях. Значит, трактом через Новоукраинку, Тишковку, Новоархангельск и Бабанку не поедешь, А железная дорога описывала крюк: либо северный, через Смелу, Шполу и Тальное, либо южный, через Помошную и Гайворон. Мы поспорили, разделились и, торопясь, стали добираться по своему разумению. Наша подгруппа в отличие от другой не опоздала и явилась за двое суток до начала наступления. Пройдя через бес-

 
стр. 98

 

конечные сторожевые посты (сразу бросалось в глаза, что охрана стоит на высоте), мы явились к армейскому начальству. Один красный казак поинтересовался: за каким... мы тут шляемся? Отвечаем, что мы офицеры Генштаба. "Пленные?" - ухмыльнулся тот. "Смотри, - говорим, - как бы мы тебя самого сейчас в плен не взяли!" Парень сделал большие глаза и пошел докладывать.

 

Мы думали, что увидим начальника полевого штаба С. А. Зотова, но вышли член Реввоенсовета армии, он же командарм Семен Михайлович Буденный и член РВС Климент Ефремович Ворошилов (с третьим членом РВС, Сергеем Константиновичем Мининым, мы познакомились позже). Все они давно знали друг друга, воевали вместе еще под Царицыном и крепко сдружились. Оглядев нас с ног до головы, Ворошилов заметил, что им, вероятно, неправильно о нас доложили. Нет, возражаем, мы действительно генштабисты, вот наши предписания. Тут завязался разговор, пошли расспросы. Выяснив нашу родословную, сальский казак и приморский драгун Буденный похлопал по плечу моего товарища, бывшего гвардейского улана, а луганский слесарь Ворошилов - московского слесаря Мерецкова. Затем нас накормили и поторопили с отъездом в дивизии. До наступления оставалось немного времени.

 

Меня определили в 4-ю кавалерийскую дивизию Д. Д. Коротчаева, помощником наштадива И. Д. Косогова по разведке. Первый его помощник ведал оперативной работой. А мне дали писарем одного бывшего студента, сказав, что он шибко грамотный, но со странностями; может быть, станет у тебя человеком. Я не жаловался. Строчил бумаги он лихо, и я с удовольствием избавил себя от излишней писанины, весь отдавшись организации разведки. Я должен был представлять Косогову проект дивизионного донесения в штаб армии, для чего вначале собрать разведданные, а для последнего требовалась наладить разведработу. О противнике Конармия знала мало. Штаб фронта в туманных выражениях сообщил, что против нас стоят пехотные части 2-й польской армии, кавалерийская дивизия Корницкого и какие-то отряды бывшего царского офицера, а ныне атамана Куровского. Конкретные сведения надлежало получить из первоисточников. Начальник разведотдела армии И. С. Строило сам хотел выяснить что-нибудь поточнее на местах. Пришлось вплотную включиться в разведпоиски. Прежде всего я не понимал, почему мы воюем с поляками, а натыкаемся всюду на банды Куровского. Позднее обнаружилось, что бандитов белополяки выставили по всей линии фронта как заслон. О силах своих хозяев бандиты ничего толком не знали, да и воевали кое-как. Набранные в основном из всякого сброда, данные субъекты относились к числу тех, кто годом раньше именовал себя "зелеными" и обычно приговаривал: "Бей белых, пока не покраснеют; бей красных, пока не поумнеют". За истекшее время они испытали некоторое превращение, безвозвратно и закономерно избрав для себя лагерь контрреволюции. В конце мая 4-я дивизия пробила бандитский заслон и вступила в соприкосновение с поляками. И тут сразу дело пошло хуже. "Слушай, разведка, - рычал начштаба, - где твои глаза? Мы конница. Наша работа - прорваться на фланге, ударить по тылам, атаковать огнем и клинком при помощи маневра на широком просторе. А то тянут дивизию на проволочные заграждения. Ищи обход!"

 

Казалось, что Конармия поневоле воюет не по-кавалерийски, а как постоянно спешивающиеся корволанты. Так фронта не прорвать! Но где найти этот проклятый обход? Немногочисленные пленные в один голос твердят, что всюду одно и то же. Разведотряды, куда я их ни кину, натыкаются на плотный артиллерийско-пулеметно-ружейный огонь и глубоко эшелонированную оборону. Может быть, комбриги что-либо знают? Стал я выспрашивать командиров бригад. Комбриг-3 Чеботарев охотно отвечал на вопросы, но он сам недоумевал, как тут быть. Говорил, что вот прошедшей зимой они под Батайском напоролись на прочную оборону деникинцев в болотах и тоже успеха не добились. Нужно менять в таких случаях формы боя, искать что-то новое. Комбриг-1 Литунов ворчал: "Кто у нас разведка, ты или я? Это твое дело показать мне, как расположился противник, а мое дело - воевать". Комбрига-2 Тюленева я никак не мог поймать. Кончился бой, лезу в самую гущу, а комбриг уже испарился, поехал смотреть трофеи. Я за ним, в трофейную команду, а он уже у начдива. Я к начдиву, а Тюленев успел выпить стакан молока, доложить обо всем, что узнал, и опять ускакал в полки. Только позднее я сообразил, что в некоторых случаях следует получать данные у самого начдива. Постепенно выяснилось, что наши соседи испытывают те же затруднения. И 6-я дивизия Тимошенко, и 11-я дивизия Морозова, и 14-я дивизия Пархоменко никак не могут преодолеть оборону противника и нащупать место для прорыва. Стало ясно, что здесь совершенно иные условия борьбы, нежели в степях Восточной Украины, Дона и Кавказа. Учился и я. Как Южный фронт в 1919 г. был не похож на Восточный в 1918 г., так теперь Юго-Западный был не похож на Южный, Как же действовать кавалерии в условиях сплошной обороны противника? Искать, где она слабее. Затем отказаться от равномерного распределения сил, собрать все силы в кулак, пробить им оборону в этом слабом месте и вместе со штабами уйти в рейд, а там перейти на подножный корм и громить вражеские резервы и тылы.

 

Следует отдать должное польскому солдату, Воевал он отлично. На должной высоте стояла боевая выучка. Солдаты испытывали своеобразное воодушевление. Этому искусно способствовала националистская пропаганда. Войскам противника на-

 
стр. 99

 

зойливо внушали, что в их руках судьба родины. В 1772 г. Россия и другие страны осуществили первый раздел Польши, в 1793 г. - второй разделов 1795 г, - третий. Воссозданное Наполеоном герцогство Варшавское в. 1815 г. частично отошло к России. Два года назад независимая Польша возродилась, а теперь русские опять хотят-де ее покорить. Кое на кого это действовало. Некоторые уланы и жолнежи, даже окруженные, дрались до последнего и в плен почти не сдавались. Только длительная интернационалистская пропаганда, разъяснение смысла происходящих событий, разоблачение грязной политики буржуазно- помещичьих кругов и установление прямого контакта с польским пролетариатом могли дать здесь, должный эффект. Но на это требовалось время. А пока что интервентов необходимо было привести в чувство резким ударом. И Конармия стала его готовить.

 

Удар наносила под Озерной наша дивизия. Ее подпирала сзади 6-я. Фланги обеспечивали 14-я и 11-я. Нам противостояли соединения только что расформированной 2-й польской армии, попавшие в стык между оборонявшей Киев 3-й и оборонявшей Винницу 6-й польскими армиями. Перед буденновцами поставили задачу пробиться к Бердичеву и подорвать вражеские тылы. 5 июня, после затяжного и беспощадного боя, противник дрогнул. 4-я дивизия ворвалась в Ягнятин, форсировав реку Роставицу. Справа и слева прорвались 14-я и 11-я, а в Озерну вошла 6-я дивизия. Теперь вся Конармия вклинилась в расположение вражеских войск. Пытаясь сжать нас с боков, по флангам ударили кавдивизия Карницкого с севера, кавбригада Савицкого и жолнежи - с юга. Но С. М. Буденный не стал отбиваться на два фронта и увел армию вперед, в глубокий рейд на северо-запад, а сзади нас сомкнулось польское кольцо. Так начался знаменитый Бердичевский прорыв. А еще через три дня 4-я кавдивизия ушла на Житомир, с ходу овладела им, потом повернула на восток и установила связь неподалеку от г. Брусилова с Фастовской группой войск во главе с И. Э. Якиром. Это означало, что между Киевом и Винницей создан красный коридор. Теперь можно было ударить с тыла по 3-й польской армии и освободить Киев. Однако вместо нас на Киев стала надвигаться с юга Фастовская группа, а Конармия снова повернула на запад. 4-я дивизия вторично вышибла польский гарнизон из Житомира и овладела городом. Тем временем начштаба ставил передо мной все время новые задачи, требуя разведки в направлении то Киева, то Радомысля, то Коростеня, то Новоград-Волынского, то Шепетовки, то Бердичева - иными словами, во все стороны. А дивизия пока не двигалась с места, хотя дни уходили. Связи со штабом фронта не было, перспективных же заданий с примерным планом действий после прорыва мы, вероятно, не имели.

 

В те дни в Житомире со мной случилось одно забавное происшествие. Занятый делом, я не смог подумать о квартире и сказал об этом коменданту штаба дивизии. Тот нашел мне комнату и дал адрес, присовокупив, что в этом доме находится якобы бывший генерал-губернатор. Прихожу я туда с ординарцем. Встречает нас молодая хозяйка со своим отцом и говорит, что комната занята для господина красного офицера, начальника разведки. "То есть для меня", - пояснил я ей, расположился и ушел, в штаб, а там заметил коменданту, что кто- то проболтался жителям и они знают о квартирантах лишнее: плохо храните военную тайну, дескать. Освободившись на час, отправился я отдохнуть. Гляжу, сидит наша хозяйка и моет пол слезами. В чем дело? Красные арестовали отца за "шпионаж". Звоню я в особый отдел: надежна ли моя квартира? Особисты отвечают, что надежна, старого хозяина они не арестовывали, но знают, кто это сделал, и сейчас распорядятся об освобождении. Успокоил я бедную женщину и вернулся по срочному вызову в штаб. Через час с разрешения Косогова опять попытался пойти отдохнуть. Хозяин находился уже дома, но сидел угрюмый. Оказалось, что взамен арестовали его дочь. Снова звоню в особый отдел. Особисты отвечают, что они не арестовывали, однако знают, кто это сделал, и сейчас распорядятся об освобождении. Еще через полчаса сияющая женщина переступила порог своего дома, а коменданта штаба, так глупо и мелко мстившего людям за собственную болтовню, вскоре сурово наказали. Из таких "мелочей" слагалось отношение мирного населения к Красной Армии. Это тоже была по-своему политическая агитация, в которой ничем нельзя было пренебрегать, чтобы не дать пищу вражеской пропаганде. Вот почему данный случай стал предметом беседы комиссара дивизии со штабными сотрудниками.

 

Даже не двигаясь с места, Конармия морально давила на войска Пилсудского. Пленные показывали, что польские тылы охватила паника, что идет лихорадочная переброска подкреплений в район прорыва, а 3-я польская армия быстро отступает из Киева, боясь окружения. Так чего же мы ждем? Скорее нужно отрезать ей пути отхода! И тут наконец прибыл долгожданный приказ из штаба фронта. Конармия изготовилась к новому прыжку 6-ю и 11-ю дивизии Буденный повел на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара со стороны следующих по пятам нашей армии уланов и жолнежей. 4-я и 14-я дивизии под руководством К. Е. Ворошилова двинулись на Радомысль, чтобы затем резко повернуть на северо-запад и ударить по группировке в районе Коростеня. Таким образом, армия временно разделилась. А ночью неподалеку от Коростеня нас атаковал скрытно подобравшийся противник. Я был дежурным по штабу, объявил боевую тревогу и разбудил Ворошилова, а он тотчас бросил бригады в контратаку. В течение суток обе стороны с переменным успехом вели напряженный бой. В конце концов мы отбросили врага, но он

 
стр. 100

 

ценой потери части своей 7-й пехотной дивизии спас силы, отступавшие из Киева. В этом сражении я был снова ранен. Уже уезжая в госпиталь и лежа пластом на тачанке, я узнал, что проявившего в последнем бою нерасторопность Коротчаева перевели из начдива в комбриги, а его место занял комбриг Литунов.

 

Примерно с неделю я валялся на койке киевского лазарета. Затем еще с неделю, ковыляя, ходил по Киеву, пользуясь случаем, чтобы осмотреть "мать городов русских". А как только рана затянулась, опять на тачанке вернулся в Житомир. Теперь это уже был тыл. Как камень, падая с вершины горы и увлекая за собой другие камни, продолжает обвал, так конармейский прорыв привел к краху всей польской обороны. Успешно действовал и Западный фронт. По всей линии боевых операций, через Белоруссию и Украину войска Пилсудского отступали. В Житомире мне сказали: "Если хотите поймать свою дивизию, седлайте коня и скачите в Ровно. Пока там еще паны. Но когда доскачете, будет как раз!" Между прочим, я так и сделал. Ехать пришлось двое суток. Вся дорога от Новоград- Волынского через Корец была усеяна польскими разбитыми повозками, брошенными орудийными лафетами и другими следами недавних горячих боёв. Навстречу вели группы вражеских пленных. Наступило 4 июля. Впереди слышалась канонада. Заходящее солнце поливало золотом ивовые заросли вдоль русла Горыни, где мы остановились поздно вечером напоить лошадей. А еще через несколько часов, спотыкаясь о спящих прямо на земле бойцов, мы шагали по улицам ночного Ровно, только что ставшего советским.

 

На этот раз меня направили уже в другую, 6-ю дивизию, на ту же должность помнаштадива. Начальником штаба здесь был К. К. Жолнеркевич, которого бойцы в шутку звали Солдаткевичем ("жолнеж" по-польски значит "солдат"). Он возложил на меня обязанности не только по разведке, но отчасти и по оперативной работе. Это до предела загрузило мое время, зато оказалось довольно полезным с точки зрения приобретения необходимого опыта. Что касается разведки, то в течение июля она носила особый характер. После выхода Юго-Западного фронта на рубеж рек Горынь и Збруч Реввоенсовет республики задумал крупную Операцию с продолжением уже на непосредственно польской территории. Это были дни, о которых впоследствии пели в известной песне: "Даешь Варшаву, дай Берлин!.." Нам казалось, что русская социалистическая революция конкретно шагнула за государственные границы, что вот-вот ока сомкнётся с неизбежным пролетарским восстанием в Польше, Северной Германии, Австрии, Румынии, что возродятся советские Венгрия и Бавария, что близка победоносная мировая революция. Подъем рабочего движения в странах Европы позволял надеяться, что торжество трудящихся уже близко, а Польша явится очередным местом, где падет власть эксплуататоров. В конце июля провозгласил свое создание Польский Временный ревком. В начале августа образовался Ревком советской Галиции.

 

В этих условиях перед Западным и Юго-Западным фронтами была выдвинута задача сходящимися ударами с северо-востока и юго-востока пробиться к Варшаве. Войска М. Н. Тухачевского, освободив Минск, быстро шли на Вильну и через Пинск - на Брест. Войска А. И. Егорова подтягивались к ним, постепенно поворачивая свое левое крыло и как бы обтекая дальние районы Галиции. 12-я армия Восканова оперировала в районе Сарн, готовясь идти на Ковель. Конармия нацеливалась на Луцк с перспективой Владимир-Волынский - Замостье - Люблин. Группа Якира получила полосу Кременец - Броды - Рава- Русская. 14-я армия, действуя в Галиции, прикрывала нас со стороны Румынии. В этой связи ближайшей задачей дивизионной разведки становилось прощупывание подходов к Луцку, и я уже вплотную работал над изучением рубежа Цумань - Олыка - Млинов. Несколько раз я снова выходил из строя, но очень ненадолго, и опять возвращался к делу.

 

И вдруг все изменилось. Из штаба фронта прислали указание о перемене оперативного направления: мы становились лицом не к Владимиру- Волынскому, а ко Львову, группа Якира - к Стрыю, 14-я армия - к Станиславу, то есть северо-запад меняли на юго-запад. Так было положено начало тому пагубному плану, который в период наивысшего напряжения Красной Армии привел к действиям Западного и Юго-Западного фронтов по расходящимся линиям и в конечном итоге явился одной из причин краха нашего наступления в Польше. Конечно, в те дни никто из нас, дивизионных работников, не подозревал, что уже через несколько лет замысел Реввоенсовета ЮЗФ станет объектом яростной и справедливой критики. Не знаю, что думало армейское руководство, а мы восприняли очередное указание как должное и немедленно приступили к его выполнению. Конармия ввязалась теперь в бои в четырехугольнике Здолбунов - Кременец - Броды - Дубно. Сражения носили чрезвычайно ожесточенный характер. Здесь даже отдаленно не пахло возможностью крупного прорыва. Весь наш оперативный простор располагался, так сказать, сзади: отходи, разбегайся и бей опять в то же место. Маневр по фронту оказался реальностью только после того, как расчистилось пространство в результате огромной убыли в живой силе, когда линия наступающих стала похожа на сито. Кавалеристы опять превратились в корволантов: подъезжали к позициям врага и очень редко атаковали их в конном строю, а чаще спешивались и под ураганным огнем, нередко ползая по-пластунски, вгрызались в оборону противника. Прорвем одну ее полосу, тут же открывается другая, затем третья. Шла полупозиционная война вроде той, какую мы вели в конце мая возле Белой Церкви. Люди не спали неделями, беря свое лишь урывками. По-

 
стр. 101

 

рой бойцы засыпали прямо во время атаки, под вражеским огнем. Редко кто ходил не раненым. Все почернели и осунулись. Только нечеловеческим напряжением командиров и комиссаров боевые задачи доводились до конца. Не хватало патронов, продовольствия, фуража. Ремонтные комиссии не справлялись с поставкой лошадей. Отсутствовало людское пополнение. Но никакой передышки или хотя бы кратковременного отдыха не предвиделось. Напротив, ожесточенность битв непрерывно нарастала. В начале августа 6-я дивизия, разделившись бригадами, пыталась дезорганизовать войско противника между Козином и верховьями Стыри, однако безуспешно. Отдельные неудачи поколебали уверенность дивизионного командования в своих силах, и РВС армии временно отстранил от должности и перевел в резерв начдива Тимошенко и его начштаба Жолнеркевича. Их место заняли бывший комбриг-2 И. Р. Апанасенко и недавно приехавший на фронт слушатель Академии Генштаба Я. В. Шеко.

 

Следующая неделя прошла в сражении за переправы через Стырь и за подступы к Радехову. Новое руководство дивизии действовало очень энергично, что оказалось кстати, так как вконец измотанные 4-ю и 11-ю дивизии Буденный своей властью вывел на отдых, а на оперативном участке Конармии остались наша и 14-я дивизии да Особая кавбригада. Подчиненные Буденному соседи тоже напрягали все силы: на севере пехота взяла Луцк; на юге Золочевская группа Якира с кавбригадой Котовского и червоноказачьей дивизией Примакова упорно наступали на Ясенов. Апанасенко получил задачу овладеть Буском. Это означало, что нашим бригадам доведется в ближайшие дни воевать в непролазных болотах по течению Буга. Нашу дивизию будет подпирать 4-я. Поэтому мы должны были позаботиться о переправах не только для себя, но и для товарищей. Несколько дней я по особому заданию возился, отыскивая броды на речках, конские тропы в заболоченных перелесках и готовя подручные средства, а потом недолго исполнял временно обязанности начальника штаба дивизии.

 

В середине августа мы собирались перейти в общее наступление, когда были остановлены встречным и обходным ударами поляков. Развернулись бои вкруговую. В одном из них опять проштрафился Коротчаев. Смещенный ранее с должности начдива-4, он теперь не справлялся с постом комбрига - 2 в 6-й дивизии. Ему грозил суд ревтрибунала за невыполнение приказа. Наша дивизия оживленно обсуждала происшедшее, когда новые события сразу всех отвлекли. Конармию известили о переподчинении ее Западному франту. Тем самым наступление на Львов прерывалось. Заварушка, разыгравшаяся в связи с выводом Конармии из подчинения Реввоенсовету Юго-Западного фронта и растянувшаяся на ряд дней, нас в дивизии практически не коснулась. Мы потеряли несколько суток, но по-прежнему стояли под Буском, нацеленные на Львов. Форсировав вплавь Буг, 6-я дивизия повела бой на его западном берегу, а потом, сменив фронт, облическим движением вышла к дальним юго-восточным предместьям Львова, До города оставалось километров десять. Тут Коротчаев успел искупить свою вину кровью, и, казалось, оба события, волновавшие дивизию "последние дни, отошли в прошлое. Все внимание было приковано ко Львову.

 

Однако город, как известно, так и не сумели взять. Неудача под Варшавой ("чудо на Висле") и неудача под Львовом ("чудо на Пелтве") были взаимосвязаны. Общее отступление Западного фронта, вызвавшее затем уже на нашем фронте отход 12-й армии Кузьмине, переброска Конармии к Замостью для удара во фланг наступающим полякам, окружение ее, прорыв на восток и, наконец, переброска на Южный фронт, против Врангеля, - все это случилось уже без меня. Я был отозван в Академию Генштаба (наряду со многими другими ее слушателями, тоже находившимися на фронтах), чтобы завершить высшее военное образование, прослушав третий курс. Что касается Конармии, то время, проведенное в ее рядах, явилось важнейшим фактором в формировании меня как красного командира. Могу сказать без преувеличения, что вплоть до середины 20-х годов мои взгляды на воинское искусства и практическое их воплощение в повседневной работе определялись опытом, вынесенным именно из боевых операций в составе 1-й Конной армии. Если период с лета 1917 г. до лета 1920 г, был как бы первым этапом моего командирского созревания, то последующие пять лет явились вторым этапом, связанным с усиленным изучением опыта гражданской войны и участием 8 охватившей тогда Красную Армию реформе. Третий этап, связанный для меня в основном с именами командующих Московским военным округом Клименте Ворошилова, Георгия Базилевича, Иеронима Уборевича и Августа Корка, наступил позднее, четвертый, связанный со службой в Белорусском военком округе и ОКДВА, - еще позднее, а пятый, определившийся уроками войны в Испании, работой в Генеральном штабе, Приволжском, Ленинградском роенных округах, Финской кампанией и работой в Наркомате, обороны, наступил еще позднее, непосредственно предшествуя годам Великой Отечественной шины.

Опубликовано на Порталусе 11 октября 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама