Рейтинг
Порталус

ГЛАЗАМИ ВОЕННОГО СОВЕТНИКА

Дата публикации: 28 декабря 2016
Автор(ы): А. И. ЧЕРЕПАНОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1482882201


А. И. ЧЕРЕПАНОВ, (c)

Генерал-лейтенант А. И. Черепанов

7 июля 1937 г. началась восьмилетняя национально-освободительная война китайского народа против японских захватчиков. Агрессор рассчитывал, что в условиях, когда другие империалистические державы не противодействовали его захватам в Китае, а в последнем не было политического единства и гражданского мира, гоминьдановское правительство быстро сложит оружие. Действительно, уже за два первых месяца войны японцам удалось оккупировать большие районы в Северном и Центральном Китае. 23 сентября под давлением событий гоминьдановцы были вынуждены несколько отойти от своей прежней внутриполитической линии и начать сотрудничество с Коммунистической партией Китая (КПК). Революционную базу в провинциях Нинся - Ганьсу - Шэньси преобразовали в Особый район, а основные силы Красной армии Китая на севере - в 8-ю армию. Затем в центре страны из других местных красноармейских соединений сформировали Новую 4-ю армию. За КПК осталось руководство Особым районом и обеими вышеупомянутыми армиями.

Борьба гоминьдановских частей с японцами шла неудачно. Осуществлялась тактика пассивной обороны. Агрессор продолжал наступать, захватывая одну провинцию за другой. Гоминьдановское правительство эвакуировалось в Чунцин (Западный Китай). Успешнее шли боевые действия 8-й и 4-й армий. В тылу оккупантов развертывались партизанские действия. Тем не менее положение в Китае было очень серьезным. Лига Наций, несмотря на настойчивые требования СССР, не оказала Китаю никакой действенной помощи. На Брюссельской конференции 1937 г. империалистические державы отвергли предложение об экономических санкциях против Японии. Единственной страной, решительно поддержавшей Китайскую республику, оказался Советский Союз. 21 августа 1937 г. СССР и Китай заключили договор о ненападении. В Китай были посланы из СССР вооружение и стратегические материалы, отправились военные советники, летчики и другие добровольцы. В 1938 г. Китай получил два советских займа в размере 50 млн. долларов каждый. Советский народ готов был на новые усилия, чтобы приостановить японскую агрессию и оказать всяческую помощь ее жертве. Вот в самых общих чертах обстановка, сложившаяся в 1938 г. в связи с событиями в Китае.

1. Снова в далекий край

В разгар лета 1938 г. я был вызван к народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову. По церковной легенде привратником рая является апостол Петр. Апостолом Петром в те годы мы в шутку звали адъютанта К. Е. Ворошилова - тов. Хмельницкого. Он строго регулировал прием у наркома. Но мне не пришлось долго ждать: как только я вошел, Хмельницкий, оторвавшись от груды бумаг, лежавшей на столе, показал мне на дверь кабинета и промолвил:

- Проходите!

Было самое начало рабочего дня. Климент Ефремович энергично протянул мне руку для крепкого рукопожатия и, указав на сидящего в кресле человека в штатском, сказал:

- Знакомьтесь, наш посол в Китае Луганец-Арельский.

Из кресла поднялся человек богатырского телосложения. Он, прищурившись, вглядывался в меня. А нарком сразу же перешел к делу:

- Решили спросить, не пожелаете ли поехать главным военным советником в китайскую армию, к Чан Кай-ши, к старому, так сказать, вашему знакомому? Сейчас

стр. 109


у нас в Китае товарищ Дратвин, ваш соратник по работе в 20-е годы в этой стране. Он занимает посты военного атташе и главного военного советника. Мы же решили назначить на должность военного атташе Иванова, недавно прибывшего из Испании, а новым главным советником, если согласитесь, назначить вас. Как смотрите на это?

- Всегда готов, - ответил я.

- Вот и хорошо! А то вот посол и Дратвин как-то не сработались, поэтому мы отзываем Дратвина на работу в Москву. - К. Е. Ворошилов повернулся к Луганцу-Арельскому: - Надеюсь, что конфликтов между вами не будет. Работайте дружно. Дело вы делаете общее, очень важное, помогая китайцам в борьбе с империалистическими захватчиками. У каждого из вас своя большая работа. Вы как посол по положению своему являетесь представителем Советского правительства. Все наши граждане в Китае, в том числе и товарищ Черепанов, вам подведомственны. Черепанов обязан вас постоянно информировать как посла о военной обстановке, но за свою работу и работу советников отвечает перед нами он сам. Державы Запада проводят гнилую политику умиротворения агрессора, а японцы, пользуясь этим, продолжают захватывать одну провинцию Китая за другой. Только наша страна, не жалея сил и средств, помогает китайскому народу в его справедливой борьбе. Идите же и готовьтесь к отъезду. Но о своей поездке пока никому ни слова!

Через несколько дней я снова очутился в приемной наркома, где тов. Хмельницкий познакомил меня с Н. П. Ивановым, также вызванным к К. Е. Ворошилову. Меня провели к нему первым.

- Прежде чем принять Иванова, - сказал нарком, - я решил обменяться мнениями относительно вашей работы в Китае. Не назначить ли военным атташе вас, а главным советником - Иванова?

Я высказал сомнение в целесообразности такого решения:

- Возникает как бы лишняя инстанция между вами и главным советником, которая, по существу, будет связывать оперативную, энергичную работу главного советника. К тому же атташе по самому смыслу дипломатического положения не может быть одновременно добровольцем в рядах китайской армии. Его появление на том или ином участке фронта будет служить прецедентом для других военных атташе. Поскольку я для китайцев человек знакомый, не новый, прошу направить меня главным военным советником, однако с непосредственным подчинением вам, а также со своим служебным аппаратом.

- Так и сделаем, - сказал Климент Ефремович.

Через день-два Луганец-Арельский, Иванов и я выехали в Алма-Ату. По дороге Луганец- Арельский проинформировал нас относительно внутреннего положения в Китае. Приблизительно годом ранее там сложился единый фронт патриотических сил для активного сопротивления агрессорам. Гоминьдановское правительство долго противилось этому антияпонскому сплочению, проводя капитулянтскую линию. Однако оно испытало серьезный нажим со стороны народа, не желавшего терпеть японское колониальное иго. Кроме того, вскоре выяснилось, что ожидать серьезной помощи можно лишь от Советской страны. Поскольку невозможно было получать эту помощь и одновременно преследовать коммунистов, заправилам Гоминьдана пришлось пойти на создание единого фронта. Если к началу широкой японской агрессии вооруженные силы КПК были очень серьезно ослаблены внутренней реакцией и их части обосновались в глухом и пустынном горном районе, на севере страны, то теперь положение изменилось. По существу, единый фронт, рожденный в огромной степени благодаря нашей интернационалистской политике, создал совершенно новую обстановку для работы коммунистов по восстановлению своих сил. Три коммунистические дивизии влились в состав гоминьдановской армии...

Посол произвел на меня самое благоприятное впечатление, и я никак не мог понять, почему же он не смог сработаться с М. И. Дратвиным. О причинах я ни у Дратвина, ни у посла не спрашивал. Как нам рассказали, это произошло из-за того, что Луганец, сам в недалеком прошлом командир-пограничник, пытался вмешиваться в чисто военные дела. Не знаю, так это или нет, но за время моей работы с Луганцем он ни разу не вторгался в мою сферу деятельности.

В Алма-Ате мы пересели в самолет. Нам предстояло лететь многие сотни километров над пустынными районами Синьцзяна, населенными в ту пору главным образом

стр. 110


некитайскими народностями, которые родственны народам наших среднеазиатских республик. Однако в те дни трасса проходила над оживленной магистралью. СССР еще в самом начале национальной войны сопротивления предоставил Китаю, не располагавшему запасами валюты, льготные кредиты. Кредиты пока не были официально оформлены, а в Китай уже пошло потоком наше вооружение. С помощью тысяч советских дорожников через Синьцзян проложили шоссе. До сих пор в исторической науке нет описания ни этого подлинного подвига строителей китайской "дороги жизни", ни ее "эксплуататоров" - шоферов и обслуживающего персонала. Конечная часть трассы проходила в относительной близости от района, контролируемого китайскими коммунистами. Это позволяло оказывать им существенную помощь в первую очередь. На пунктах трассы было организовано обучение советскими военными советниками значительного числа китайских офицеров. По видневшемуся внизу шоссе тысячи грузовиков везли в Китай вооружение. Лишь в первый период войны Китай получил от нас 885 самолетов, 940 орудий, 8300 пулеметов и много другой разнообразной техники. Эту технику необходимо было теперь эффективно использовать.

Я думал достичь г. Уханя, места моего назначения, инкогнито, но из этого ничего не получилось. Уже в г. Ланьчжоу на приеме, устроенном в нашу честь местными властями, меня узнали бывшие слушатели школы Вампу в 20-х годах, участники боевых походов в годы китайской революции 1925 - 1927 гг., а среди них генерал Ху Цзу-нань, который за минувшие 10 лет вырос в крупного военачальника и стал доверенным лицом Чан Кай-ши на северо-западе страны. На уханьском аэродроме меня встретил командующий военно- воздушными силами Китая генерал Ван, который в 1925 г., во время Первого Восточного похода, был командиром 2-го стрелкового полка, а до этого - преподавателем в школе Вампу. Он пояснил, что военного министра Хэ Ин-циня сейчас нет в городе, а по возвращении тот нанесет мне визит.

Примерно через час я был приглашен к Чан Кай-ши в здание Военного совета. Он принял меня хорошо и пригласил на заседание совета, назначенное как раз на этот день. Как некогда, в школе Вампу, место для меня на совете было определено справа от Чан Кай-ши и слева от Хэ Ин-циня (Хэ был тогда в отъезде, и "свято место" пустовало). Военный совет являлся органом декоративным. Хэ Ин-цинь числился одновременно и военным министром и начальником генерального штаба, но фактически никакого отношения к вопросам оперативного искусства и даже к обучению войск, кроме снабжения, не имел. На должности начальника штаба главкома состоял старенький генерал, который сидел себе тихонько- тихонько. Заметно было, что он испытывает внутреннее волнение, опасаясь, как бы Чан Кай- ши не задал ему какой-либо вопрос, так как старикан ничего абсолютно не знал о том, что творится на фронте. Докладчиком был начальник оперативного отдела, молодой, энергичный, властолюбивый и самовлюбленный генерал Лю. По китайским масштабам, он был достаточно подготовлен в оперативных вопросах. Позже я узнал, что, находясь под воздействием германской военной школы, Лю при разработке операций по мелочам любил рисовать "шлиффенские" Канны, но без какого-либо реального их обеспечения. Поэтому вытянутые стрелки, сходящиеся где-то в глубине японских позиций, оставались фактически на бумаге, а китайские войска - на своих прежних местах.

С предложениями Лю Чан Кай-ши соглашался или вносил лишь некоторые изменения. После этого он обращался к членам совета с вопросом, каково их мнение, на что одни тихо произносили "согласен", а другие выражали согласие кивком головы. Военный совет был откровенной "показухой". Члены его назначались Чан Кай-ши не за военные доблести, а за "особые заслуги". А известные в стране деятели, такие, как генерал Фын Юй-сян, или видные представители политического мира, не приглашались на заседания совета. Так, сторонник активного сопротивления Японии Фын Юй-сян, находясь буквально "под боком", не был приглашен на совет ни разу; генерал Чжан Сюэ-лян без дела томился в Гуйчжоу.

С именем Чжан Сюэ-ляна связан хорошо известный в политической истории Китая Сианьский инцидент 1936 года. Чан Кай-ши прибыл тогда в Сиань, столицу провинции Шэньси, где стояли войска этого генерала, для того, чтобы организовать наступление на остатки вооруженных сил коммунистов. Однако генерал Чжан командовал войсками, выведенными из Маньчжурии, уже оккупированной японцами, и пытался наладить связи с китайскими коммунистами, видя в них союзников по органи-

стр. 111


зации сопротивления агрессорам. Чан Кай-ши был арестован и вскоре пересмотрел свои внутриполитические позиции, склонясь к линии единого фронта. Однако он не простил молодому сыну бывшего китайского сатрапа в Маньчжурии Чжан Цзо-линя своего унижения и подверг его многолетнему фактическому аресту, вплоть до того, что в конце 40-х годов при отступлении с материка под напором Народно-освободительной армии Китая вывез Чжан Сюэ-ляна с собой на остров Тайвань.

Такова была обстановка в Военном совете. Она в значительной степени определила в дальнейшем порядок моей повседневной работы в Китае. Какие-то серьезные предложения я делал Чан Кай-ши устно или письменно еще до совета. Что касается относительно мелких, непринципиальных вопросов, то обычно я просто просил генерала Лю вносить их при докладах на Военном совете, оговаривая, что с ними согласен главный советский военный советник. По окончании первого заседания Военного совета, на котором я присутствовал, Чан Кай-ши пригласил меня к себе на квартиру поужинать. Представляя меня своей новой жене Сунь Мэй-лин, он сказал ей, что вот пришел человек, с которым ему в свое время довелось увидеть много и сладкого и горького...

Прежде чем приступать к практической деятельности, мне следовало подробно ознакомиться с обстановкой на фронтах и с состоянием армии, а также изучить и обобщить весь опыт, уже приобретенный ею в боях с империалистической Японией. В этом отношении гораздо большую помощь, чем Чан Кай-ши и его штаб, оказали мне наши советники, прибывшие раньше меня. Китайская армия испытывала острую нужду в высококвалифицированных специалистах, отвечавших современным требованиям и способных организовать сопротивление гораздо более передовой в ту пору с точки зрения боевой техники, оперативной подготовки и воинских традиций японской армии. Китайские генералы, даже прошедшие некогда через школу Вампу, в силу общей отсталости китайской полуколониальной жизни слабо отвечали нуждам сегодняшнего дня, а противник навязывал им крупномасштабные операции активного наступательного характера. Без наших советников сопротивление китайцев было бы гораздо менее эффективным. Надо сказать, что советники были подобраны хорошо. Все они обладали богатым боевым, практическим и теоретическим опытом. Об этом свидетельствует и данная им оценка в "Обращении" китайского правительства к советскому. В этом важном документе говорилось: "Китайское правительство доводит до сведения Советского правительства, что после того, как оно прислало советников, отмечаются большие успехи в деле вооруженного сопротивления Китая агрессии. Причем все советники, приехавшие на помощь, проявляют огромное рвение в своей работе".

Действительно, под руководством моего предшественника М. И. Дратвина советники проделали большую работу. В центральном аппарате китайской армии в то время находились следующие наши советники: Чижов и Ильяшев - старшие советники по родам войск, Тхор - по авиации, Шилов - по артиллерии, А. Я. Калягин - по инженерным войскам, Русский - по ПВО, С. П. Константинов и его помощник М. Шмелев - по разведке, П. Д. Белов - по танковым делам, Бурков - по связи, Ф. А. Панин - советник Юго-Западного направления, А. В. Васильев - советник Северо-Западного направления. Именно эти товарищи и помогли мне быстро разобраться в обстановке.

2. Армия

Теперь нужно было приступать к работе. Чтобы спокойно проанализировать ход операций и, главное, объективно оценить состояние армии, просто-напросто не имелось времени. Наступавший агрессор вовсе "не собирался" любезно предоставлять главному военному советнику Черепанову необходимое для того время. А на те данные, которыми снабдило меня командование, не очень-то можно было положиться. Возможности национальной армии Китая следовало определять самому. В 1920-е годы я имел дело с национально- революционной армией в период подъема революции. Теперь я должен был помогать китайскому народу осуществлять сопротивление агрессору, работая непосредственно с генералитетом и офицерством Гоминьдана. Последние были те же милитаристы, с которыми мне уже приходилось встречаться. Трудности общения с ними я себе представлял-

стр. 112


Первое, что следовало уяснить, - насколько едина эта формально объединенная армия и в какой мере можно рассчитывать на добросовестное выполнение решений и приказов командования. Внутренние, "генеральские" войны не прекращались в Китае вплоть до 1937 г., то есть до начала широкого развертывания японо-китайской войны. Местные войска пользовались широкой автономией, например, в Нинся и Гань-су (войска мусульманских генералов Ма Хун-гуя, Ма Бу-циня, Ма Бу-фаня), в Сычуа-ни и Юньнани. Да и на фронтах, в так называемых войсках Центрального правительства, фактически автономными были гуандунские, гуансийские, сычуаньские, юньнаньские соединения и шаньсийские войска Янь Си-шаня. Все это сказывалось во время боя: генералы берегли "своих" и не очень-то торопились соседу на помощь. Чан Кай-ши вооружал и снабжал собственные войска в первую очередь, и они с точки зрения технического оснащения стояли значительно выше других.

Китайские генералы говорили, что при каждой реорганизации частей им приходилось учитывать исторически сложившиеся особенности войсковых соединений. Чтобы крепче держать в своих руках всю армию, Чан Кай-ши там, где возможно, разделял войска с автонохмными тенденциями, избегая держать их в одном месте. Например, гуансийские войска разделены были так: часть действует на юге Гуанси, в 4-м военном районе; часть - на северном берегу р. Янзцы, в 5-м районе; сычуаньские войска находятся в 5-м и в 9-м районах; на подступах к Сычуани по реке Янцзы и в районе Чунцина стоят армии Центрального правительства. В районе г. Ланьчжоу (Гань-су) - три дивизии Центрального правительства. И все же благодаря отражению в армии всеобщего национального подъема в борьбе с захватчиками централизация армии неизмеримо усилилась по сравнению с предыдущими годами.

Верховным руководителем армии являлся Военный совет (комитет) во главе с маршалом Чан Кай-ши. Он имел отделения: на юго-западе, в Гуйлине, - во главе с генералом Ли Цзи- шэнем.; на северо-западе - во главе с генералом Сюем. Отделения эти - род фронтов, но с меньшей, чем у фронта, властью, потому что зачастую Военный совет в лице главнокомандующего ставил задачи районам непосредственно. В Юго-Западный фронт входили 3-й, 4-й, 7-й и 9-й районы. 5-й район (как центральный) и позднее организованный 6-й (в Юньнани им командовал Лун Юнь) подчинялись непосредственно Военному совету. В состав Северо-Западного фронта входили 1-й, 2-й и 8-й районы. Более мелкой ступенью иерархии являлись группы армий (состав группы, в зависимости от направления, - от 2-х до 7-и армий). На второстепенных направлениях групп армий не было, а действовали отдельные армии, непосредственно подчиняясь командующему районом.

Следующей ступенью по нисходящей являлась армия из 2-х или 3-х дивизий. Корпусов в китайской армии не было. Перед началом войны она (не считая Красной армии - вооруженных сил КПК, примерно 100 тыс. бойцов) имела 166 пехотных дивизий, 47 отдельных пехотных бригад, 8 кавалерийских дивизий, 13 отдельных кавалерийских бригад, 19 отдельных артиллерийских полков. Их общая численность составляла около 2 млн. человек. Из них войска Нанкинского правительства охватывали 71 пехотную дивизию, 10 отдельных пехотных бригад, 1 кавалерийскую дивизию, 4 отдельные кавалерийские бригады, 5 артиллерийских полков (около 1 млн. солдат и офицеров). Собственные войска Чан Кай-ши насчитывали не более 300 тыс. человек.

Организация армии отличалась крайним разнообразием. Например, пехотные дивизии имели 6 разных типов, а разница по численности между ними колебалась в пределах 7 - 11 тыс. человек. Помимо дивизий, существовали отдельные пехотные бригады. На протяжении полутора лет войны китайские офицеры, делая оперативные расчеты, считали, что одна пехотная дивизия японцев равна четырем китайским пехотным дивизиям. Помимо стандартной артиллерии, в старых войсках бывших милитаристов имелась еще так называемая собственная артиллерия неодинаковой организации, в большинстве - легких устаревших систем и с очень ограниченным запасом снарядов. Существовали также слабые бронетанковые части, инженерные части и военно-воздушные силы. Последние подчинялись Военному совету через авиакомитет. Территория Китая была разбита на 5 воздушных округов. Задача командующих состояла в том, чтобы подготовлять аэродромы при массировании авиации в том или ином пункте совместно с соответствующими командующими наземных войск и разраба-

стр. 113


тывать планы взаимодействия авиации с наземными войсками. Служба тыла была очень слаба.

8-я Народно-революционная армия сформирована была из частей китайской Красной армии, вошедших в гоминьдановские войска на основании соглашения в рамках единого фронта. Численность армии была установлена в 45 тыс. человек. Однако боевые задачи, поставленные ей, потребовали увеличения ее состава, и она значительно возросла затем за счет добровольцев. Основные очаги партизанского движения в ту пору находились на стыке провинций Хэбэй, Шаньси и Чахар, на территории провинции Шаньси и в восточной части провинции Шаяьдун. 4-я Народно-революционная (Новая) армия была создана после падения Нанкина в результате переговоров между КПК и Гоминьданом. В ее состав вошли не только бойцы и командиры бывшей Красной армии Китая, а и партизанские отряды центральных и юго-восточных провинций страны.

Общая особенность Китая состояла в том, что в нем не существовало воинской повинности. Гоминьдановская армия была наемной. Отчасти поэтому война и застала Китай без подготовленного в военном отношении людского резерва. В первые полтора года войны хотя и имелись запасные части, но укомплектование ими действующих войск было налажено крайне неудовлетворительно. Типичный порядок пополнения был таков. Части, понесшие потери на фронте, свертывались (полк - в батальон, дивизия - в полк) и оставлялись на фронте. Освободившиеся офицерские и унтер-офицерские кадры отводились в глубокий тыл на комплектование, где готовились в течение четырех месяцев или даже более к выступлению на фронт. Запасные части в свою очередь уходили на пополнение в полном составе и организационно входили в то или иное соединение, не оставляя на месте кадров для приема вновь навербованных солдат, так что запасной полк начинал создаваться заново. Это давало повод некоторым командирам дивизий преувеличивать свои потери для того, чтобы выйти на пополнение возможно скорее и со сравнительно не растрепанными частями. Некоторое упорядочение системы пополнения было проделано по нашему совету во время операции под Ханькоу в 1938 г., где часть дивизий по разу, а некоторые по два раза за время операции успевали отводиться в тыл, чтобы пополниться и снова участвовать в операции. Однако это еще не стало настоящей системой, а было исключением. Только в конце 1938 г. был принят закон об общей воинской повинности и произошла реорганизация запасных частей. Но лишь с начала 1939 г. приступлено было к упорядочению новой системы. Работа затруднялась еще и тем, что в Китае не было тогда не только паспортов, а и простых удостоверений личности.

Немалое внимание уделялось гоминьдановцами политической работе в китайской армии и среди населения. Вопросами пропаганды ведали три специальных ведомства: политуправление китайской армии при Военном совете, возглавлявшееся генералом Чэнь Чэном; отдел пропаганды при ЦК Гоминьдана; министерство пропаганды и агитации среди населения, в том числе в оккупированных районах. В политуправлении имелось несколько отделов: печатной пропаганды, политобучения, политработы среди партизанских отрядов, подготовки кадров и другие. Политаппараты и политработники существовали сверху донизу, подчиняясь соответствующему командиру, а по своей линии - вышестоящему лицу. Целью политработы официально являлись: разъяснение "трех народных принципов" доктора Сунь Ят-сена и воспитание солдат в духе ненависти к японским захватчикам и в духе национального патриотизма.

Политработники по нескольку раз в день проводили беседы с солдатами, содержание которых было различно, хотя темы почти не отходили от задач борьбы с японскими агрессорами. Вот пример: "Диалог о вооруженном сопротивлении из 10 вопросов и ответов", написанный в стихотворной форме маршалом Фын Юй-сяном: "Кто убийцы наших родителей и наших братьев? Японцы. Кто насильники над нашими женами и сестрами? Японцы. Кто поджигатели наших домов, фабрик и заводов? Японцы. Кто отнимает у нас золото, серебро и драгоценности? Японцы. Кто захватил наши четыре северо-восточные провинции, а также Бэйпин, Тяньцзияь, Шанхай, Нанкин, Ухань и Кантон? Японцы. Если так, то японцы наши враги или нет? Враги. Какова эта вражда? Такова, что не можем существовать с японцами под одним небом! Как глубока эта вражда? Глубже моря! Если мы не отомстим врагу, то останемся мы людьми или нет? Нет, если не отомстим врагу, то не только не останемся людьми, но будем

стр. 114


хуже свиней и собак. Можешь ли ты сегодня не решиться идти на отмщение? Обязательно отомщу врагу!"

А вот другой диалог, из 24 вопросов и ответов, воспитывавший солдат в патриотическом духе: "Кто наши родители? Из народа. Кто наши братья? Из народа. Кто наши соседи? Из народа. Кто наши родственники? Из народа. Откуда я сам? Из народа. Куда мы пойдем после того, как выгоним японцев с нашей земли? Вернемся к народу. Откуда берется наша пища? Мы имеем пищу потому, что народ платит налоги. Сыт ли народ? Народ питается экономно и потребляет самое плохое, чтобы мы ели рис и муку. Одет ли народ? Народ ходит в заплатах, чтобы хорошо одеть армию. Если так, то как мы должны относиться к народу? Народ - наш хозяин, и мы должны его любить и уважать. Хорошо ли бесчинствовать по отношению к народу? Кто бесчинствует по отношению к народу, тот уже не человек; бесчинство по отношению к народу - это бесчинство по отношению к своим родителям, братьям и сестрам; бесчинствующих надо расстреливать. Как мы должны обращаться с народом? Мы должны обращаться с народом вежливо, искренне и не допускать грубостей. На что мы должны обращать внимание в обращении с народом? Ничего у народа даром не брать, в его жилища не входить и по возможности помогать народу" и т. д.

Эти диалоги были рассчитаны на солдата, абсолютно неграмотного не только политически, но и в буквальном смысле слова, на типичного жителя закостеневшей в голоде, холоде и всеобщем невежестве полуфеодальной китайской деревни. Далее политработники читали солдатам газетные материалы, патриотические статьи, речи, информировали о положении на фронтах. Издавались стенные газеты. Была организована самодеятельность. Политработники разучивали с солдатами песни, обучали солдат грамоте, помогали читать, писать письма родным. Низовые политработники все время находились вместе с солдатами, вместе с ними переносили тяготы фронтовой жизни и походов. Политработники не имели административных, командирских прав, на почве чего происходило много инцидентов. Командиры ревниво относились к авторитету политработников и зачастую, пользуясь своими правами (явление, впрочем, не массовое), чинили им препятствия.

Тем же политическим аппаратом велась работа и по изживанию кастовости - оторванности офицерского состава от солдат. Например, широко распространялись древние принципы китайских полководцев: во время дождя не развертывать зонтов; летом не пользоваться веером; зимой не носить шубы; полководец не смеет есть, пока пища бойцам не роздана; полководец не смеет входить в дом, пока бойцы еще не обеспечены жильем; офицеры должны относиться к солдатам, как к своим детям, и заботиться о них, как о своих родителях... Разумеется, нужно сделать поправку на антинародный характер гоминьдановекой армии, на то, что офицерство происходило из помещиков или буржуазной интеллигенции. Тем не менее задачи национального сопротивления требовали известной обработки армии в патриотическом духе, хотя и осуществлялись под строгим контролем гоминьдановских чиновников. Гоминьдановские заправилы морщились, но понимали, что без политической работы не обойтись.

При политотделах имелись разъездные агитбригады, клубы и передвижные театры. В большинстве агитбригады состояли из учащейся молодежи, среди которой было много девушек. В частях на импровизированных сценах ставились коротенькие пьесы агитационного характера. Политработники читали, пели, проводили игры, даже показывали фокусы. Все это было проникнуто патриотическим духом и имело целью мобилизовать солдат на борьбу с захватчиками. В разъездных бригадах принимали участие многие актеры- профессионалы. Политработники вербовались главным образом из студенчества, а также из офицерского состава. Они проходили подготовку на краткосрочных курсах, созданных и руководимых политуправлением китайской армии. Имелись также специальные курсы подготовки политработников для партизанских отрядов. Кроме того, в Гуанси существовал корпус из 5 тыс. студентов, разделенный на три полка, где также готовили политработников. Наряду с устной пропагандой большое место занимала печатная. В армии издавались свои газеты, журналы, брошюры, большое количество лозунгов и плакатов. Все это расклеивалось на улицах городов, в деревнях и казармах. После каждой бомбежки врагом того или иного населенного пункта чуть ли не возле каждой воронки развертывались лозунги и разбрасывались листовки.

стр. 115


Политработники, в общем, достигали своей цели: народ, понимая патриотические задачи армии, изменил к ней былое враждебное отношение, стал ей сочувствовать и помогать. Та ненависть, которую он испытывал к гоминьдановским карателям, конечно, не забылась, но временно отошла на задний план, ибо речь шла теперь о защите родины.

3. Накануне операции

Чтобы своими глазами посмотреть, как подготовлены в боевом отношении войска, и оценить их боевые порядки, я проехал по соединениям, частям и подразделениям, находящимся на фронте, побывал во многих инстанциях от командующего районом до стрелкового отделения. Посмотрел также учения в резервных частях и военных училищах.

Вернувшись из командировки, генерал Хэ Ин-цинь зашел ко мне. За десять лет, миновавших со дня последней встречи, он не особенно изменился внешне, но был как-то вял. Чувствовалось в нем неверие в силы китайского народа, в возможность успешно выйти из тяжелого военного положения. Очевидно, в душе его жила затаенная мысль: воевать бесполезно, надо искать пути сговора с Японией. Недаром незадолго до того им было подписано соглашение "Хэ Ин-цинь - Умэдзу", которое расширяло контроль Японии над Северным Китаем. Если бы это от него зависело, он пошел бы тогда на любую сделку с Японией.

Во время Северного похода 1926 - 1927 гг., когда после Шанхай-Нанкинской операции наши советники уехали из гоминьдановских войск, Хэ Ин-цинь без них переправился на северный берег реки Янзцы и потерпел жестокое поражение. После этого он принимал все меры к тому, чтобы никем в бою не командовать, и откровенно предпочитал отсиживаться в кабинете, занимая одновременно посты военного министра и начальника генерального штаба.

Чан Кай-ши и Хэ Ин-цинь не доверяли друг другу. Каждый, где мог, расставлял своих людей. Но, имея перед собой общую сильную оппозицию в лице командиров провинциальных войск Гуандуна, Гуанси и других провинций, а также офицеров бывших войск Фын Юй-сяна, Чжан Сюэ-ляна и т. д., они вынуждены были поневоле держаться вместе. "Две стрекозы, связанные одной ниткой", - как некогда высказался один из местных деятелей.

Итак, Хэ не любил выезжать на фронт. Лишь единственный раз попал он на передовую. Уже после Уханьской операции, проводя совещание высшего командного состава к югу от г. Чанша, Чан Кай-ши предложил Хэ проехать по фронту от реки Янцзы до реки Хуанхэ. Политически это было тогда необходимо. С большой неохотой Хэ вынужден был поехать.

При первой же нашей встрече на мой "дипломатический" вопрос о том, как здравствует его супруга, Хэ ответил, что она недавно прилетела из Гонконга и просит меня навестить их. Замечу попутно, что жены китайских офицеров публично в отношении своих мужей были прямо-таки паиньками и чуть ли на них не молились, но наедине покрикивали на своих "повелителей", да еще как. Не была исключением и жена Хэ Ин-циня. В Шаньтоу и Чаочжоу нам поневоле довелось жить в одном домике из трех комнат: семья Хэ - в одной, я - в другой, а гостиная была общей. Привыкнув ко мне, жена Хэ Ин-циня начала постепенно, уже без всякого стеснения, не только покрикивать на мужа, но и ногами топать. Не обходилось и без курьезов. Генералу Хэ, выросшему за два года от должности командира батальона школы Вампу до командира корпуса, хотелось, чтобы его супруга одевалась как "гранд-дама" и (особенно!) носила серьги. Супруга же возражала на том основании, что революционные женщины серег не носят. Споря, они обратились за "авторитетной консультацией" ко мне как к советнику. Что же делать? Дабы не обижать ни одну из сторон, я по-конфуциански выбрал середину: "Носят, но не дорогие". На этом спор закончился.

Во время беседы я спросил жену Хэ, куда она выезжает во время воздушных тревог: на территорию иностранной концессии или прячется в бомбоубежище? Если в бомбоубежище, то, вероятно, советническое расположено ближе. Я предложил приезжать к нам. Тут она неожиданно вскипела и без стеснения набросилась на беднягу Хэ за то, что он не закрепил за ней личную автомашину. Кстати, скажу, что из-за

стр. 116


острой нужды в горючем никто из власть имущих, кроме Чан Кай-ши, не держал машину для семьи.

Зачем я рассказываю обо всех этих мелочах? Дело в том, что не только в быту, но и в политике и в назначении людей на ответственные посты многие из жен тогдашних китайских лидеров играли большую роль. Так, Сунь Мэй-лин, третья жена Чан Кай-ши, была немалой пройдохой, и с нею считались все тамошние политические деятели. Чан Кай-ши же старался не раздувать в газетах тот факт, что она была одним из его помощников. Официально Сунь возглавляла общественные организации по созданию частных госпиталей, обеспечению дополнительным питанием раненых, сбору теплых вещей. Но при съемках кинокамерой ее посещений какой-либо организации она, по словам нашего оператора Р. Л. Кармена, разыгрывала свою роль, как заправская актриса.

Сунь были христианами. Постоянным советником Сунь Мэй-лин являлся пастор из США, и она заставляла Чан Кай-ши отмечать наиболее значительные христианские праздники. Так, в конце 1938 г., когда Чан проводил совещание с высшим командным составом местных войск в Сиани, жена его настояла проделать всю работу с таким расчетом, чтобы они могли вовремя вернуться в Чунцин для встречи рождества. Но небезызвестные проповеди Чан Кай- ши (не пить вина, не курить, не пить чая, не быть расточительным в еде и т. д.) возникли не под влиянием пастора Сунь Мэй-лин, а попросту из природного ханжества и позерства...

Еще до моего приезда началась Уханьская операция. 21 июля японцы взяли Цзюцзян. От предложения главного военного советника М. И. Дратвина организовать контратаку китайское командование не отказалось формально, но ничего не сделало, чтобы провести его в жизнь. Между тем время не ждало. Нужно было спешно продумать оборону Ухани. Все свидетельствовало о том, что японцы со дня на день продолжат наступление. Имея войска, сравнительно небольшие по численности для такой территории, как Китай, но обладая несоизмеримым техническим превосходством в вооружении и технике, японские агрессоры были в состоянии придерживаться тактики своего рода тарана. Сосредоточив артиллерию, танки и авиацию на главном оперативном направлении, они в ходе наступления на Ухань, то есть на сравнительно узком фронте, пробили оборону китайцев и врезались в глубь территории. Китайцы на путях вероятного наступления японцев также создавали оборонительные пробки на узком направлении. Выбьют захватчики одну пробку, а китайцы тут же образуют другую. Чтобы задержать продвижение наступающих, в горной местности разрушали дороги на несколько десятков километров, а на местности сравнительно малогористой- на протяжении даже до ста километров. Этим задерживали скорость продвижения японских танков и замедляли подвоз средств боепитания. Снабжению же обороняющихся китайских войск разрушенные дороги не препятствовали, так как им из-за слабости автотранспорта приходилось все подносить при помощи носильщиков.

В целом оборона строилась на пассивном сопротивлении: войска в пробках дрались, а остальные, как правило, держались в стороне. Нужно же было не стоять, а активно действовать. В беседе с Чан Кай-ши один на один я высказал следующие соображения. Поскольку японские ударные группы, проткнув оборону на узком фронте, начинают напоминать паучка, спускающегося на паутине с сучка дерева вниз, и по мере продвижения в конце концов повисают на "ниточке", появляется возможность их отрезать. Для этого наряду с организацией на пути тарана оборонительных пробок неплохо бы к северу и югу от направления наступления сосредоточить резервы, которые должны свалиться на фланги и тылы ударной группировки, отрезать ее от базы снабжения и прижать к реке Янцзы. Войск у японцев не так уж много. На огромном фронте, который они занимают, есть слабые места или даже совсем не занятые участки. Поэтому войскам Гоминьдана там, где японцы не наступают, следует не стоять пассивно, а переходить в наступление, прорываться в тыл и действовать по флангам японцев. Там же, где оборонительные позиции противника заняты сравнительно плотно, они должны лишь демонстрировать подготовку к наступлению и беспрерывно тревожить его разведывательными рейдами. Одновременно оставленные в тылу у японцев при отходе целые соединения китайских войск должны перехватывать железнодорожные и грунтовые пути, создавая угрозу административным цент-

стр. 117


рам. Так можно будет распылить силы японцев и вынудить их приостановить наступление.

Чан Кай-ши не возражал и приказал Хэ Ин-циню собрать для обсуждения вопроса узкий круг лиц: начальника политуправления Чэнь Чэна, начальника оперативного отдела Лю и начальника разведывательного отдела Сун Чэн-сэна. Тут я допустил психологическую ошибку: прежде, чем высказать свои соображения об организации обороны, попросил генерала Лю сообщить об уже существовавшем плане. Разумеется, следовало поступить наоборот: мне как новому человеку нужно было рассказать о принципах организации обороны и спросить присутствующих об их мнении. Теперь же мне, высказывая свои соображения после доклада Лю, пришлось во имя соблюдения такта заявить, что план хорош, но желательно внести такие-то и такие-то дополнения. Присутствовавшие, недолюбливавшие генерала Лю как всецело державшего оперативные вопросы в своих руках, после совещания стали распространять слухи о том, что главный военный советник "разделал его под орех". И Лю затаил на меня обиду, которую мне затем с большим трудом и не так-то скоро удалось погасить.

Внесенные предложения были выполнимы постольку, поскольку не появлялось нужды делать крупные перегруппировки войск. На указанном направлении было уже сосредоточено до 80 дивизий. Нужно было лишь, чтобы они не стояли в затылок ДРУГ другу. Не менее половины из них следовало сгруппировать к северу и югу от Янцзы, чтобы при контратаках ослаблять фланги и тыл противника. Требовались передвижения на сравнительно небольшом расстоянии, а при отсутствии колесного обоза в частях и дивизиях китайской армии для них была ценна каждая тропа. По времени все это можно было успеть сделать, хотя 24 августа японцы на оперативной шахматной доске уже совершили второй ход, взяв Жуйчан. Теперь требовалась быстрота. Но ее у китайского командования вовсе не имелось. Кое-что было осуществлено только к югу от Янцзы. Основную же идею пришлось по частям проводить уже в ходе самой операции.

После совещания мы выехали на фронт, в 5-й район, имевший позицию к югу от Янцзы. Возглавлял его генерал Чэнь Чэн, советниками являлись А. Я. Калягин, Чижов и Бурков. С Чэнем мы были давними знакомыми: в 1924 г. он служил в школе Вампу, где я работал старшим советником. За прошедшие годы он вырос до начальника политуправления армии, командующего 5-м районом, губернатора провинции Хубэй и стал одним из самых доверенных лиц у Чан Кай-ши. По дороге к нам присоединился военный советник при генерале Тан Энь-бо Ф. А. Панин, которого я решил перевести из резервной группировки в войска Чжан Фа-гуя, находившиеся на фронте. Панин был очень авторитетным советником. После его перевода Тан Энь-бо много раз писал мне, прося вернуть Панина обратно, и я это сделал в конце Уханьской операции, когда вся тяжесть обороны легла на войска данного генерала.

В процессе наступления японцев на Ухань рекомендованные китайцам активные контратаки вначале были робкими. Только постепенно решительность и уверенность китайской армии возросли, а перед заключительным этапом операции одна из организованных генералом Тан Энь-бо и советником Паниным контратак была уже довольно успешной и нанесла наступающим значительный урон. Японцы были далеко отброшены от г. Чанша.

Во время операции под Чанша мы находились на Кантонском фронте, у Чжан Фа-гуя. В эту пору и произошла "чаншаская трагедия". Оказалось, что китайские военачальники захотели в местных условиях как бы "повторить" московский пожар 1812 года. Не ставя советников в известность, они выбрали город Чанша, где не было иностранных концессий, и на случай захвата японцами города подготовили в ряде мест горючее, чтобы по общему сигналу поджечь кварталы. Когда сражение разыгралось неподалеку от Чанша, начальник гарнизона, не дождавшись исхода боя, подал условный знак. К несчастью, первой была взорвана и зажжена городская телефонная станция, и, когда стало ясно, что в сражении побеждают китайцы, приостановить пожар уже не было возможности. Город с миллионным населением сгорел дотла.

Что касается самой Уханьской операции, то у меня вызывает чувство удовлетворения то обстоятельство, что она разрабатывалась и частично проводилась в жизнь при непосредственном участии наших советников. Оценивая ее ход и итоги, следует

стр. 118


иметь в виду обстоятельства, при которых происходила оборона Ухани - этого огромного Трехградья. Многие крупные чины гоминьдановской армии были сильно заражены капитулянтством и уж, во всяком случае, не способны к организации действительно активного сопротивления. Самые широкие круги горожан и крестьян охвачены были патриотическим подъемом, что хорошо отражалось на настроении армии. Но последняя представляла собой организационно расплывчатый и довольно заскорузлый военный механизм. Отлично понимая ограниченность ее реальных возможностей, советники ставили перед собой задачу просто сделать все, что только можно было в тех конкретных условиях, для организации отпора врагу. Если мы неизменно сталкивались с исключительно теплым отношением китайского населения, то со стороны гоминьдановского командования картина была иной: приходилось зачастую встречать недоброжелательство, недоверие, стремление вставлять палки в колеса.

В целом Уханьская операция явилась определенным достижением. Продвижение агрессоров было существенно заторможено. В китайской армии возник психологический перелом: исчезло чувство неотвратимости дальнейших поражений, что приобрело важное значение не только для внутрикитайской обстановки. Ведь то была пора назревания второй мировой войны, ее активной подготовки империалистическо-милитаристскими кругами... Из Китая я уезжал в 1939 г. с чувством выполненного долга. Так же мыслили и другие военные советники - граждане СССР, державы, которая ни на день не забывала о своей интернациональной миссии, о помощи всем трудящимся земного шара и, в частности, жертвам агрессии, империализма и колониализма.

 

Опубликовано на Порталусе 28 декабря 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама