Рейтинг
Порталус

© БИБЛИОТЕКА РЕВОЛЮЦИОННЫХ МЕМУАРОВ "ИЗ ИСКРЫ ВОЗГОРИТСЯ ПЛАМЯ"

Дата публикации: 01 ноября 2018
Автор(ы): В. А. ТВАРДОВСКАЯ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Номер публикации: №1541028048


В. А. ТВАРДОВСКАЯ, (c)

ЭКСКЛЮЗИВ! Публикация обнародована в Интернете через PORTALUS.RU!

Замысел издания интересен и оригинален: рассказать о революционном движении в Петербурге - Петрограде, предоставив слово его участникам, выдающимся и рядовым, прославленным и безвестным, показать это движение - от его зарождения до победы - глазами революционеров города, который по праву называют колыбелью революции и ее аванпостом.

Рассказы от первого лица о жизни, отданной борьбе, с ее насыщенностью событиями, опасностями, с ее высоким идейным накалом и нравственным пафосом - не всегда осознанными самими мемуаристами, - способствуют решению задач воспитания в духе патриотических революционных традиций, как правильно рассчитывают организаторы издания - коллектив сотрудников Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Института истории партии Ленинградского обкома КПСС, Ленинградского университета и ряда вузовских кафедр истории КПСС Ленинграда1 .

Схема издания целесообразна и проста. Каждый его том, являясь самостоятельной книгой, освещает определенный этап освободительной борьбы и отражает научно выработанную проблематику истории русского революционного движения. Помещенные в томе воспоминания сопровождаются вступительной статьей, комментариями и указателем имен. Вступительный очерк помогает осмыслить личные впечатления и свидетельства мемуариста с точки зрения общих закономерностей развития революционного движения и его специфических особенностей на данном этапе. Здесь же характеризуется и современное состояние исследования данного революционного периода.

Составители "Библиотеки революционных мемуаров" расширяют границы жанра мемуаристики. Русский революционер не всегда имел возможность рассказать о пройденном пути, оказавшись на склоне лет в кабинетной обстановке, пользуясь личным архивом и библиотекой. И в тюрьме и в ссылке порой приходилось ему вспоминать былое, доказывая правоту своих идей и действий, объясняя причины,


1 Верные сыны Отечества. Воспоминания участников декабристского движения в Петербурге. Сост.: Л. Б. Добринская, Л. С. Семенов, научи, ред. С. С. Волк. Л. 1982 (I); Первые русские социалисты. Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. Сост. Б. Ф. Егоров, научи, ред. С. С. Волк. Л. 1984 (II); Штурманы будущей бури. Воспоминания участников революционного движения 1860-х годов в Петербурге. Сост. А. Н. Цамутали, научн. ред. С. С. Волк. Л. 1983 (III); Пролетарский пролог. Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1893 - 1904 годах. Сост. Е. Р. Ольховский, научн. ред. Л. М. Спирин. Л. 1983 (IV); На баррикадах. Воспоминания участников революции 1905 - 1907 гг. в Петербурге. Сост.: Т. П. Бондарсвская, Н. И. Приймак, научн. ред. Л. М. Спирин. Л. 1984 (V); В дни Октября. Воспоминания участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Сост. Х. М. Астрахан, научн. ред. Л. М. Спирин. Л. 1982 (VI).

Редколлегия всего издания: С. С. Волк, В. Н. Гинев (ответственный составитель), М. П. Ирошников, З. С. Миронченкова, Л. Н. Плющиков, Л. М. Спирин, В. А. Шишкин.

стр. 97


которые побудили его встать на путь революционной борьбы. Такой рассказ о людях и событиях революционного движения мог отличаться по форме от классического жизнеописания, ибо принадлежал времени продолжающейся борьбы, вырывался из самой ее гущи, а единственной целью его было: сделать правду о революционерах достоянием современников. Вполне правомерно поэтому, что в издании нашли место и статья ссыльного декабриста М. С. Лунина, и показания на следствии петрашевца Н. А. Спешнева, и письмо петрашевца Ф. М. Достоевского, а также отрывки из публицистики М. Горького, А. В. Луначарского, Дж. Рида. Общим основанием для включения этих разных по жанру материалов в состав "Библиотеки" послужило личное отношение авторов к событиям, свидетелями и участниками коих они были, раздумья о которых проникнуты собственным опытом.

Открывающий "Библиотеку" том о начальном, дворянском этапе революционного движения содержит мемуары декабристов, связанных с "Северным обществом", - И. Д. Якушкина, братьев М. А. и Н. А. Бестужевых, И. И. Пущина, Е. П. Оболенского, А. Е. Розена, В. И. Штейнгеля, М. С. Лунина. Большинство из них - участники восстания 14 декабря 1825 года. Знакомя с идеологией дворянских революционеров, с их действиями при подготовке и во время восстания, включенные в том произведения отличаются высокими литературными достоинствами. Воспоминания декабристов неоднократно перепечатывались, отдельно и в составе тематических сборников (особенно часто - мемуары Якушкина, Бестужевых, Пущина). Новизна данного издания, обращенного к широкому читателю, - в научном оформлении, отражающем современный уровень декабристоведения.

Вводная статья Л. Б. Добринской и Л. С. Семенова - одновременно и своеобразная преамбула к "Библиотеке" в целом, т. к. рассматривает истоки революционного движения в России. Авторы стремятся дать представление об органическом, закономерном возникновении русского революционного процесса, раскрывая социально-экономические и политические предпосылки усиления классовой борьбы, вызывавшие соответствующие сдвиги в идеологии, психологии и нравственности передового слоя образованного дворянства. При анализе истоков революционной идеологии авторы, опиравшиеся на опыт нашей историографии, учли некоторые прежние издержки. Не отрицая (как это бывало в свое время) серьезного влияния на дворянских революционеров передовых идей Запада, Л. Б. Добринская и Л. С. Семенов не склонны и преувеличивать это влияние (такой крен тоже существовал в литературе 1920 - 1930-х годов). Они стремятся донести до читателя самобытный характер русской революционной мысли, не чуждой воздействия западных просветительских идей, но определявшейся прежде всего условиями жизни России. Особое внимание в генезисе декабризма уделяется, в частности, Отечественной войне 1812 г., заставившей передовое дворянство взглянуть по-новому на крепостных, увидеть в них спасителей Родины, поверить в их способность и готовность к свободной и самостоятельной гражданской жизни (I, с. 12 - 14). Это находит яркое подтверждение в опубликованных в томе мемуарах.

Вступительный очерк помогает представить, какое место занимали революционеры Петербурга в общем движении декабристов. В нем говорится и о "Южном обществе", о течениях в декабристской мысли, о разнородных программных требованиях, отразивших внутренние противоречия движения. Характеризуя "Русскую правду" П. И. Пестеля как "самый яркий и оригинальный документ первого этапа освободительного движения", подчеркивая, что именно от нее идет отмеченная В. И. Лениным республиканская традиция в революционном движении России (I, с. 19), авторы все же не в полной мере показывают принципиальное отличие проекта Пестеля от "Конституции" П. М. Муравьева. Эти документы, воплощавшие разные тенденции в декабризме, оцениваются в столь похожих выражениях, что могут породить ощущение их исторической равнозначности. Если аграрный проект Пестеля, как сказано, "подрывал основы дворянского землевладения и способствовал буржуазному развитию", то и "Конституция" Муравьева, по словам авторов, помогла бы "расшатать и уничтожить феодально- крепостнические порядки" (I, с. 20). Для уяснения сути обоих программных документов стоило бы упомянуть, что "Русская правда" оказалась радикальнее последующих либеральных требований, не затраги-

стр. 98


вавших помещичьего землевладения и основ самодержавия. "Конституция" же Муравьева в данном отношении отстала даже от реформы 1861 г., проведенной "сверху". Полезно было бы дать читателю представление о зародившихся в освободительном движении уже в тот период демократической и либеральной тенденциях, сосуществовавших в идеологии декабризма с дворянской революционностью (как доказывается в исследованиях С. С. Ланды, Ю. М. Лотмана, В. В. Пугачева), что важно для осмысления последующих процессов в освободительной борьбе.

Анализируя решение декабристами проблемы движущих сил революции, Л. Б. Добринская и Л. С. Семенов показывают, что на идеологии дворянских революционеров, действовавших во имя народа, но без него, сказалось не только влияние объективных условий - отсутствие в стране массового движения, темнота и забитость крестьянства. Обращая внимание на сознательное стремление участников движения обойтись без участия народных масс, авторы усматривают в их ставке на заговор и военный переворот результат классовой ограниченности декабристов, специфическую черту дворянской революционности (с. 22 - 23). Из воспоминаний, опубликованных в томе, встает картина восстания - с разной степенью полноты и достоверности в подробностях, по-разному воспринятых участниками восстания. Со своей стороны, рассказывая, как шаг за шагом развивалось восстание, так и не развернувшись в полную мощь по тщательно, казалось бы, продуманному плану, авторы вступительного очерка раскрывают обреченность революционеров, порвавших со своим классом, но не нашедших себе новой социальной опоры.

Ленинские слова о том, что дело декабристов не пропало2 , приведенные во вступительном очерке, получают конкретное подтверждение в томах, посвященных последующим деятелям освободительной борьбы, прежде всего - петрашевцам. С их кружком Ленин связывал истоки русской социалистической интеллигенции3 . Том "Первые русские социалисты" более сложен и разнороден по составу, чем предшествующий. Для эпохи, когда круг революционеров был узок и, соответственно, немногочисленны их воспоминания, правомерно было предоставить слово (как это и сделано составителем Б. Ф. Егоровым) тем причастным к движению деятелям, которые, сами не будучи революционерами, близко их знали и своими свидетельствами помогают воссоздать идейную атмосферу кружков.

Однако не все материалы здесь равноценны. Думается, можно было бы не включать в издание воспоминаний тех, кто не посещал кружков петрашевцев и был знаком лишь с их отдельными членами (Н. П. Баллин, И. И. Венедиктов, В. Р. Зотов, А. П. Милюков и др.), и за их счет укрепить стержень тома, состоящий из воспоминаний наиболее активных участников движения (М. В. Петрашевского, Ф. Н. Львова, Н. А. Спешнева, Д. А. Ахшарумова, Ф. М. Достоевского и др.). Уместно было бы дать отрывки из автобиографических показаний А. П. Баласогло. Его рассказ о своей труженической жизни, о стремлении служить "невыразимо страдающей России", о товарищах но кружку характеризует ту среду демократической интеллигенции, о нарождении которой говорится во вступительном очерке. В целом же состав тома надо признать удачным: это самое полное из имевшихся до сих пор изданий мемуаров петрашевцев, причем ряд текстов извлечен из ставших редкостью периодических изданий (например, воспоминания А. И. Пальма, воспроизводимые по газетной публикации столетней давности).

В центре вступительного очерка к тому "Первые русские социалисты" - проблема генезиса русской социалистической мысли и характеристика ее особенностей. Б. Ф. Егоров обосновывает вывод о закономерности своеобразного социалистического облачения демократических по сути идей в стране, вступавшей на путь буржуазного развития тогда, когда темные стороны капитализма уже отчетливо проявились в западноевропейских государствах. В поисках для страны особого, некапиталистического пути развития передовая мысль России испытала на себе влияние утопического социализма Запада, в котором Ленин усматривал один из источников марксизма. Читатель последующих томов увидит, что уважение к именам Сен-Симона, Фурье, Оуэна было свойственно и молодой социал-демократии, использовавшей их идеи


2 См. Ленин В. И. ПСС. Т. 21, с. 261.

3 См. там же. Т. 7, с. 438.

стр. 99


в своей агитации (IV, с. 289). Соединение "социалистических мечтаний" с попытками "решения действительно реальных и неотложных демократических задач" (II, с. 12), революционный характер социалистических идей петрашевцев автор очерка, как и другие советские исследователи, объясняет своеобразной исторической обстановкой, объективно сложившейся в России в середине XIX века.

Осмысливая опыт декабристов, петрашевцы приходили к пониманию необходимости участия народа в предстоящих преобразованиях. Однако следовало бы обратить внимание и на заговорщические тенденции в их кружках: идея заговора неизбежно присуща движению, не опирающемуся на массы. То ослабевая, то усиливаясь - в зависимости от того или иного состояния правительственного лагеря и демократических сил, заговорщические тенденции проявлялись в русской домарксистской революционной мысли на протяжении всего XIX века. Суть их не в отрицании участия народных масс в революции (это специфическая черта дворянской революционности), а в признании участия народа желательным, но необязательным, в отведении ему вспомогательной и второстепенной роли сравнительно с революционным меньшинством. С этой точки зрения нет оснований опровергать в комментариях свидетельства В. А. Энгельсона об увлеченности М. В. Петрашевского идеями заговора. Ошибку мемуариста в данном случае доказывают приверженностью Петрашевского к широкой пропаганде социализма, которая должна была предшествовать революции (II, с. 352). Но заговорщичество не отрицает пропаганды, его специфика - в перенесении центра тяжести революционной деятельности на интеллигентское меньшинство. Вернее было бы просто обратить внимание на то, что сообщение Энгельсона, по-видимому, относится к началу 1840-х годов, когда взгляды Петрашевского находились еще в становлении. Черты заговорщичества видны и в записке Слешнева. Инициатором восстания в ней выступает тайное общество, которое, "сообразив свои силы" (а не готовность масс) и "представляющийся случай", начинает восстание4 . Несмотря на эти недочеты, вступительная статья в целом верно и полно показывает искания передовой интеллигенции в царствование Николая I и раскрывает переходный характер движения петрашевцев (конец дворянского и преддверие разночинского этапа).

"Штурманы будущей бури" - первое издание воспоминаний революционеров 1860-х годов, собранных вместе. Здесь представлены отрывки из мемуаров Н. Г. Чернышевского, П. В. Шелгунова, М. А. Антоновича, М. Л. Михайлова, Ф. В. Волховского, Н. И. Утина, Л. Ф. Пантелеева, А. А. Слепцова, И. А. Худякова5 . Как ни парадоксально, но том, составленный преимущественно из воспоминаний самых видных деятелей, получился несколько беднее тех, где наряду с революционерами выдающимися получили слово и рядовые. Забегая вперед, скажем, что именно такое, более удачное, сочетание характерно для томов, относящихся к пролетарскому этапу движения. Может быть, в данном случае стоило бы, как это сделано в книге воспоминаний петрашевцев, отступить от жестких принципов отбора и привлечь материалы, исходящие не только из революционного лагеря, где составитель исчерпал все резервы, а и из близкого к нему окружения. Так, обогатили бы содержание тома отрывки из воспоминаний шестидесятницы Е. Н. Водовозовой, которая, не будучи революционеркой, являлась представительницей "новых людей", выдвинутых эпохой 60-х годов, принадлежала к передовой разночинской интеллигенции, к которой обращал свою революционную проповедь Чернышевский. Прекрасным дополнением к тому явился бы ее рассказ об идейном и нравственном воздействии на современников его романа "Что делать?", о слепцовской коммуне.

Вступительный очерк А. Н. Цамутали к этому тому на широком историческом материале рассматривает усиление и распространение революционного движения на рубеже 1850 - 1860-х годов. Он дает представление о размахе революционной агита-


4 В цитируемой записке выразительное слово подлинника "споспешествовать" ошибочно заменено на современное "способствовать" - менее емкое и точное (ср. Дело петрашевцев. М. -Л. 1951, с. 445).

5 "Штурманы будущей бури" - пока единственная книга, относящаяся к разночинскому периоду, который еще будет представлен томами мемуаров семидесятников и народовольцев.

стр. 100


ции, выразившейся в появлении обращенных к разным слоям населения (крестьянству, молодежи), войску прокламаций, призывавших к свержению существующего строя. Автор стремился показать становление новой разночинской, демократической идеологии, отразившей одновременно протест и против крепостничества и против буржуазности. Цамутали подчеркивает главное достижение революционной мысли того периода, состоявшее в признании решающей роли масс в социальных и политических преобразованиях (III, с. 12). Имея в виду важность переходящей из тома в том проблемы движущих сил революции, целесообразно было бы показать во вступительном очерке, что идея решающей роли народа, с особой силой и убедительностью обоснованная идеологом крестьянской демократии Чернышевским, не стала в движении единственной и всепоглощающей. Представителем заговорщической (как тогда говорили, "якобинской") тенденции являлся, в частности, П. Г. Заичневский, автор прокламации "Молодая Россия". Не имевшая авторитета в эпоху Чернышевского, ознаменованную крестьянскими выступлениями начала 1860-х годов, "якобинская" тенденция явно усилилась в последующем. Это ощущается в воспоминаниях позднего шестидесятника И. А. Худякова. Действовавшие во время спада революционного движения ишутинцы утрачивают веру в крестьянство как инициативную силу движения. Отсюда их обращение к террору, заговору. Воспоминания Худякова верно прокомментированы с этой точки зрения, но этим важным положениям комментаторов было бы место во вступительном очерке. Тогда создавалось бы более точное представление о сложном, противоречивом, зачастую сопровождавшемся потерями и издержками, пути русской революционной мысли в домарксистский период ее развития.

Во вступительном очерке и в большинстве воспоминаний на первый план, естественно, выдвинулась главенствующая фигура Чернышевского. А. Н. Цамутали раскрывает способность вождя демократического лагеря влиять на все политические события своего времени в революционном духе, рассказывая о выступлениях редактируемого им "Современника", обращенных к читателю-разночинцу. Орган крестьянской демократии разоблачал не только самодержавие, но и политическое бессилие, соглашательство и своекорыстие либерализма, способствуя тем самым формированию революционно- демократического сознания. К сожалению, очень кратко говорится об общественном воздействии романа "Что делать?" - и в очерке, и в комментариях.

Комментарии к томам допролстарского этапа борьбы носят исследовательский характер и отличаются предельной концентрированностью персональных, фактических, а также историографических и библиографических сведений; они дают представление о современном состоянии изучения данной темы. Исключение составляет первый том: при самом обширном использовании источников и литературы комментаторы, к сожалению, не делают прямых ссылок.

Воспоминания пролетарских революционеров в рецензируемом издании вышли пока в двух томах, объединенных и общей проблематикой единого этапа движения и некоторыми общими авторами (Н. К. Крупская, Е. Д. Стасова, Е. Н. Буренин, М. М. Эссен). Для этих книг характерно, как уже упоминалось, сочетание мемуаров выдающихся деятелей движения, соратников Ленина, с воспоминаниями рядовых участников борьбы - рабочих-революционеров.

"Пролетарский пролог", освещающий предреволюционный период, содержит мемуары рабочих (А. В. Шелгунова, А. П. Тайми, А. А. Митриевича, Г. И. Фишера и др.). Вместе с переизданными уже не раз воспоминаниями И. В. Бабушкина, А. В. Шотмана, М. А. Сильвина, а также видных деятелей большевистского подполья Г. М. Кржижановского, М. И. Калинина, А. И. Ульяновой-Елизаровой они создают целостный образ передового русского рабочего нового типа, в отличие от рабочего 1870 - 1880-х годов не только обладающего развитым демократическим, гражданским сознанием, но уже и ощущающего себя представителем класса с особой исторической ролью. Воспоминания пролетарских революционеров воссоздают образ Ленина, повествуют о встречах с ним, о чтении его работ как о переломном моменте в собственной судьбе.

Статья Е. Р. Ольховского, открывающая "Пролетарский пролог", - в определенном смысле итоговая по отношению к предшествующим томам издания. Одна из проб-

стр. 101


лем, выдвинутых в ней, поставленная в той или иной мере и в самих воспоминаниях, - проблема преемственности разночинского и пролетарского этапов. "Русские социал- демократы, отвергая утопическую сущность учения народников и их тактические установки, многое переняли у них в области революционной практики", - объясняет автор отношение пролетарских революционеров к революционному народничеству (IV, с. 12). Все же вряд ли многое в революционной практике народников было пригодно для пролетарских революционеров - ведь практика определяется идеологией, тем "утопическим учением" и вытекающими из него "тактическими установками", которые отвергались социал-демократами 1880 - 1890-х годов. Важную долю практики революционных народников 1880 - 1890-х годов составлял террор - форма борьбы, неприемлемая для пролетариата. Точнее было бы сказать о восприятии приемов конспирации, техники подполья, о чем как раз и говорят воспоминания самих революционеров.

Проблема преемственности сложнее и диалектичнее, чем она решается во вступительном очерке. Из него можно сделать вывод, будто к возникновению российской социал- демократии идейные поиски передовой разночинской интеллигенции не имели никакого отношения. В действительности же, разрывая с народничеством, преодолевая его, марксизм завершал идейное развитие русской революционной мысли, являясь в определенной мере закономерным и органическим итогом этого развития. Марксизм в России возник как прямой ответ на вопросы, которые были поставлены предшествующими революционными поколениями, но не могли быть разрешены идеологией ненаучной. Именно марксизм решил и кардинальную проблему движения, над которой безуспешно билась революционно-народническая мысль, - проблему соотношения демократических и социалистических задач, социализма и политической борьбы. Теоретическое учение социал-демократии, по словам Ленина, явилось "как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно- социалистической интеллигенции"6 .

Трудности идейной борьбы в стране, где отсутствовали элементарные гражданские свободы, усугублялись состоянием социал-демократии, переживавшей болезнь роста - разброд, шатания. Как бы обобщая свидетельства мемуаристов, автор очерка отмечает, что "коварство раскольников из собственного стана порой несло большие опасности, чем открытые репрессии властей" (IV, с. 49). Среди идейных противников в очерке названо и либеральное народничество, подчеркивается первоочередное значение его идейного разгрома (IV, с. 18 - 19). Но известные выступления Ленина против легальной народнической публицистики были гораздо шире по смыслу и значимости - они имели в виду не только либеральное течение, а народническую идеологию в целом - с ее пониманием перспектив развития, расстановки классовых сил, происходящих социально- экономических процессов.

Думается, такое представление об идейном противнике марксизма связано с определенным восприятием логики развития народничества на пролетарском этапе освободительного движения. Е. Р. Ольховский считает, что революционное народничество рано ушло со сцены, "уступив место либеральному, господствовавшему до середины 90-х гг." (IV, с. 13). Вопреки этому, помещенные в томе воспоминания, относящиеся к 1895 - 1904 гг., показывают конкретных представителей революционного народничества - народовольцев: пролетарские революционеры сталкиваются с ними в своей деятельности в рабочей среде, соперничают, вступают во временные соглашения, участвуют в совместных диспутах, используют народовольческую типографию для выпуска первых социал-демократических изданий. Народническую (вернее, неонародническую) основу имела и партия эсеров, о "серьезной борьбе" с которой за влияние на крестьянство упоминает и сам автор (IV, с. 39). Революционная струя в народничестве, иссякая, теряя авторитет, не исчезала на протяжении всего пролетарского этапа движения, по-своему усложняя и затрудняя борьбу за гегемонию пролетариата.

Вступительная статья характеризует разностороннюю деятельность В. И. Ленина как вождя, теоретика, организатора, отраженную в воспоминаниях. Современни-


6 Ленин В. И. ПСС. Т. 6, с. 31.

стр. 102


ки свидетельствуют и о том, что, идейно и организационно руководя движением, создавая теоретическую и агитационную литературу, Ленин в те же годы вел и рядовую, будничную работу в заводских кружках. Привлекая воспоминания, оставшиеся за пределами тома, Е. Р. Ольховский рассказывает о произведенной Лениным перестройке, направленной на переход кружковой пропаганды от академического, несколько абстрактного изучения марксизма к постижению этого учения в тесной связи с повседневной жизнью, условиями труда и борьбы пролетариата. Эти страницы очерка помогают уяснить процесс соединения научного социализма с рабочим движением, составивший главное содержание этого периода борьбы, но предстающий в ряде трудов в слишком обобщенном виде, без желательной конкретизации.

Комментарии к "Пролетарскому прологу" несколько уступают тем, которые даны в предшествующих томах, а также содержательным примечаниям к воспоминаниям о революции 1905 года. В них встречаются неточности, они могли бы быть более целенаправленными, менее формальными. Вот характерный пример. Н. Ё. Буренин рассказывает об атмосфере в семье Стасовых, где часто бывали социал-демократы, соратники Ленина, упоминает об участии Д. В. Стасова в качестве защитника в крупных политических процессах 1870 - 1880-х годов. В комментариях дается характеристика этих процессов (IV, с. 48). Между тем напрашиваются поправки к сведениям мемуариста. Адвокатом в "Процессе 50-ти" Д. В. Стасов не выступал, зато был таковым на не упомянутых мемуаристом процессе И. М. Ковальского (пионера вооруженной борьбы с самодержавием) и "Процессе 17-ти", когда судились видные члены Военной организации "Народной воли". Под "делом Каракозова" мемуарист, конечно, имел в виду не "судебную расправу над Каракозовым", а процесс участников кружка ишутинцев, к которому принадлежал этот террорист. В. Д. Стасов был защитником Ишутина. Поскольку мемуары революционеров тогда не могли быть опубликованы, семья Стасовых становилась для социал-демократов важным источником сведений о предшествующих деятелях революционного движения.

"Пролетарский пролог" непосредственно продолжен воспоминаниями участников революции 1905 - 1907 гг. в томе "На баррикадах". Мемуары видных деятелей большевистского подполья и рядовых революционеров расположены здесь в хронологическом порядке, позволяющем "последовательно, во всей сложности... представить процесс перехода от забастовок на отдельных предприятиях к всеобщей политической стачке, нацеленной на подготовку вооруженного восстания" (V, с. 43). Авторами воспоминаний являются Н. К. Крупская и Л. А. Фотиева, М. Горький и А. В. Луначарский, С. И. Гусев и В. Д. Бонч-Бруевич, Е. Д. Стасова и Н. Е. Буренин и другие. Но это не простое переиздание, а новая, отражающая достижения современной науки публикация, позволяющая во многом глубже прочитать и осмыслить свидетельства этих видных деятелей первой российской революции. Даже комментарии к многократно переиздававшимся воспоминаниям Стасовой и Бонч-Бруевича оказались свежими и в отдельных случаях уточняют, исправляют ошибки памяти, переходившие из издания в издание, - примелькавшиеся и потому незаметные. Можно сравнить, например, ереванское (1958 г.) издание воспоминаний Б. М. Кнунянца с данным, чтобы увидеть более совершенное научное оформление, активно влияющее на прочтение этого источника. Из партийного архива Института истории партии Ленинградского обкома КПСС (ЛПА) извлечены воспоминания В. М. Курочкина. В комментариях используются неопубликованные мемуары и письма Д. А. Лазуркиной, И. И. Павлова, Я. Н. Ложкина, И. Залкинда и др., хранящиеся также в ЛПА.

Вступительный очерк к тому - многоплановый, выверенный рассказ о первой российской революции - сколь обобщающий, столь же предельно конкретный. Т. П. Бондаревская и Н. И. Приймак рисуют в нем картину могучего всенародного движения, во главе которого стал пролетариат. Тщательно документированное изложение событий 9 января 1905 г. подводит своеобразный итог теме самодержавия - врага революции и народа, которая на материале других периодов развивалась в предшествующих томах. Образ царской монархии - власти отжившей, исторически обреченной, но жаждущей сохранить себя любой ценой - получает логическую завершенность. Руководящая и организующая роль большевиков раскры-

стр. 103


вается и в стачечном движении, и в думской тактике, и в тактике левого блока. В то же время хотелось бы, чтобы, излагая проблему гегемонии пролетариата в революции - центральную в томе, авторы более обстоятельно сказали о союзе пролетариата с крестьянством, о большевистском решении крестьянского вопроса, занимавшего главное место в программных документах разночинского периода движения. Вступительный очерк касается этого аспекта в общем плане, почти мимоходом (с. 38), сосредоточившись на специфических задачах пролетариата7 .

А ведь эта тема важна и для характеристики его идеологии и психологии. Русский рабочий класс в силу особенностей исторического развития страны чрезвычайно ярко подтверждал то положение марксизма, что пролетариат не может освободить себя, не освобождая все другие угнетенные классы. О значении этого поворота проблемы (способность рабочего класса в лице своей партии выразить нужды крестьянства более последовательно, чем это делала сама крестьянская демократия) приходится напомнить потому, что тема союза с крестьянскими массами не совсем отчетливо проведена и в опубликованных в томе мемуарах, в частности в воспоминаниях А. В. Луначарского. Печатаются они по последнему прижизненному изданию (М. 1933 г.), хотя эту тему он развивал в более раннем их варианте8 .

Жаль, что в вышедших томах о пролетарском этапе не получила развития и другая "сквозная" проблема, поднятая в воспоминаниях революционеров начальных этапов движения. Речь идет о взаимодействии передовой русской литературы и освободительного движения (декабристы и Пушкин; петрашевцы и Достоевский, Белинский; шестидесятники и Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин). Отраженные В мемуарах, эти сюжеты получили освещение и во вступительных статьях к соответствующим томам издания. Рабочие-революционеры в своих воспоминаниях называют имена Толстого и Достоевского, Гоголя и Салтыкова-Щедрина, Некрасова и Тургенева, Чехова и Горького, Чернышевского и Добролюбова как писателей читаемых, любимых, оказавших на них свое влияние; это серьезный материал для размышлений как об общественной функции литературы, так и о гуманистической направленности самого пролетарского мировоззрения.

Вступительный к тому "На баррикадах" очерк ясно показал место и роль петербургских рабочих во главе с большевиками как авангарда революции. И хотя в столице в отличие от Москвы не произошло вооруженного восстания - авторы напоминают о том, что именно петербургский пролетариат сделал лозунг вооруженного восстания лозунгом действия, первым применил такие формы борьбы, усвоенные затем рабочими других городов, как революционная стачка, сочетание стачки с политической демонстрацией, тактика левого блока и т. д. (V, с. 39).

Немало конкретно-исторических сведений, дополняющих, уточняющих, а иногда и принципиально исправляющих сообщения мемуаристов, есть и в комментариях. По содержательности и, пожалуй, проблемности они конкурируют со вступительным очерком и написаны местами более живо. Например, в очерке кратко, почти в протокольном стиле сообщается о манифесте 17 октября 1905 г., в самой общей форме говорится о его лживости, об оценке его разными общественными партиями. В комментариях же процитирован текст манифеста с его казенной велеречивостью, приведены написанные в день опубликования манифеста проникновенные строки А. А. Блока, ощутившего интуитивно всю фальшь обещаний самодержавия. Здесь же рассказано о расстрелах 16 октября 1905 г. митинга в Технологическом институте и демонстраций в ряде городов в последующие дни (V, с. 375). Все это так и просится во вступительный очерк.

Если воспоминания участников первой российской революции освещают почти трехлетний ее период, то книга "В дни Октября" охватывает события, развивавшиеся едва более двух недель, 10 - 26 октября 1917 г. - от принятия ЦК РСДРП(б) решения о восстании до Декрета о власти, принятого II съездом Советов. Не завер-


7 То же характерно и для вступительной статьи к "Пролетарскому прологу", где проблема союза с крестьянством, понимания социал-демократией аграрного вопроса также несколько приглушена.

8 Луначарский А. В. Из воспоминаний о В. И. Ленине. - Пролетарская революция, 1930, N 2 - 3.

стр. 104


шая еще серию революционных мемуаров (впереди издание воспоминаний о периоде триумфального шествия Советской власти), этот том является среди уже вышедших самым насыщенным по содержанию, самым фундаментальным по количеству собранных в нем сведений и научной оснащенности. Мемуары в нем делятся на две части. Первая посвящена подготовке Октябрьского восстания (воспоминания Н. К. Крупской, В. А. Антонова-Овсеенко, Н. И. Подвойского, А. В. Шотмана, В. И. Невского и др.). Основная же часть тома рассказывает о самом восстании. Воспоминания здесь подобраны и расположены так, что служат своеобразной иллюстрацией к проведению в жизнь ленинского плана восстания. В них последовательно отражена борьба за все командные высоты (захват мостов, телеграфа, телефона, почт, вокзалов, типографий, Государственного банка). Об этой борьбе повествуют, каждый о своем участке, комиссары ВРК (А. Ф. Ильин-Женевский, С. С. Пестковский, А. М. Любович), красногвардейцы и солдаты (И. М. Ляпин, А. А. Игнатьев и др.). Штурм Зимнего, свержение Временного правительства - в центре воспоминаний членов руководящего штаба восстания (К. С. Еремеев, Г. И. Чудновский, Г. И. Благонравов, А. Р. Васильев, И. К. Сазонов, Е. Н. Сурков и др.). В томе впервые опубликованы воспоминания А. Кондырева - рабочего из смоленских крестьян, красногвардейца, охранявшего Смольный, и участника подавления последующих контрреволюционных мятежей. В комментариях использованы неопубликованные воспоминания Е. М. Изотова, П. С. Калягина, В. Т. Филатова, Ф. Е. Саулина (из ЛИА).

Во вступительном очерке Х. М. Астрахан освещает подготовку вооруженного восстания, напоминая, что именно неподготовленность первой российской революции, начавшейся стихийно, во многом определила ее поражение. Привлекая разнообразные источники, прибегая к выразительному языку цифр, автор рассказывает об усилении большевистского влияния в рабочих массах, о большевизации армии и флота (VI, с. 9 - 10). Очерк дает должный ответ трактовке Октябрьского восстания как "верхушечного переворота", до сих пор бытующей в зарубежной историографии, показывает массовый характер движения, в котором приняло участие не менее 100 тыс. рабочих, солдат и матросов (VI, с. 31). В поле зрения автора не только борьба за стратегические пункты, но и те, менее выпукло отраженные в воспоминаниях, казалось бы, вспомогательные действия революционных войск и рабочих, без которых было бы немыслимо овладение командными высотами - блокирование военных училищ, перекрытие шоссейных и железных дорог, ведущих к столице, патрулирование улиц и набережных, охрана фабрик и заводов, продовольственных складов. "Вооруженные отряды революции, направленные на занятие важнейших ключевых пунктов врага, опирались на поддержку во много раз большего числа красногвардейцев, солдат и матросов, действовавших на других участках борьбы" (VI, с. 31).

Выпущенный первым, том об Октябрьском восстании "задавал тон" всей серии. Он же по- своему подводит итог освещению кардинальных проблем революции, всего предшествующего развития освободительного движения в России. Характерен в этом смысле эпиграф: "Восстание может быть назначено, когда назначающие его пользуются влиянием среди массы и умеют правильно оценить момент"9 . Эти ленинские строки направляют мысль читателя не только на соответствующее восприятие всех мемуаров, напечатанных в томе, но и заставляют оглянуться на предшествующие стадии борьбы. Сколько раз в России революционеры пытались назначить восстание! Декабристы соединяли его назначение со сменой царей, новой присягой, петрашевцы связывали с "представляющимся случаем". К восстанию призывали прокламации 1860-х годов. Чтобы поднять восстание, шли в народ семидесятники. Народовольцы стремились создать для него условия революционным террором, приурочивая восстание к казни царя. Подчеркивая, что ленинская концепция восстания была разработана на основе революционного опыта России и Европы, Х. М. Астрахан особо выделяет опыт французских революций и российской революции 1905 - 1907 годов. Но уместно было бы обратить внимание на важность опыта не только свершившихся революций, но и тех дважды пережитых Россией революционных ситуаций, кото-


9 Ленин В. И. ПСС, Т. 9, с. 260.

стр. 105


рые не переросли в революцию. Ленин в полной мере учитывал русский опыт того периода движения, когда "захват власти был пожеланием или фразой горсточки интеллигентов, а не неизбежным дальнейшим шагом развивающегося уже массового движения"10 .

Вышедшие шесть томов "Библиотеки революционных мемуаров" свидетельствуют о высоком идейном содержании издания и его политической актуальности. Обращенное к широкому читателю, оно явилось результатом исследовательской работы большого коллектива специалистов. Высокий научный уровень этого популярного издания виден в отборе мемуаров, их источниковедческом анализе, в проблемных очерках. Обширные сведения, сосредоточенные в комментариях, превращают их в своеобразные справочники по революционному движению данного периода. ("В дни Октября" - в этом смысле настоящая краткая энциклопедия вооруженного восстания в Петрограде). Своими характеристиками лиц и событий, анализом проблем, поставленных во вступительных очерках, комментарии наряду с познавательными задачами решают и идейно- политические, способствуя воплощению замысла издания. Очевидна перспективность изданий такого рода. В этом смысле источники по истории русского революционного движения - не только воспоминания, но и переписка, нелегальная публицистика, материалы следственных дел и судебных процессов - несут в себе немалые идейно- воспитательные и историко-познавательные возможности.


10 Там же. Т. 12, с. 365.

 

Опубликовано на Порталусе 01 ноября 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?


КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): БИБЛИОТЕКА РЕВОЛЮЦИОННЫХ МЕМУАРОВ



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама