Рейтинг
Порталус

Рецензии. Г. Н. ВУЛЬФСОН. ГЛАШАТАЙ СВОБОДЫ. СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ АФАНАСИЯ ПРОКОФЪЕВИЧА ЩАПОВА

Дата публикации: 16 января 2019
Автор(ы): В. Г. САРБЕЙ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Источник: (c) Вопросы истории, 1987, №7.
Номер публикации: №1547592506


В. Г. САРБЕЙ, (c)

Казань. Изд-во Казанского университета. 1984. 143 с.

Нельзя сказать, что сложная и яркая фигура А. П. Щапова (1831 - 1876 гг.) не привлекала внимания. Жизнью и творчеством его интересовались и до Октября, и в советское время. Однако обстоятельное монографическое исследование, анализ хотя бы лишь опубликованных трудов Щапова пока отсутствуют. А наследие его довольно велико; оно не вполне отражено в трех огромных томах, вышедших в свет до революции (примечательно, что начали они издаваться в 1905 - 1907 гг.), и четвертом томе, изданном до Великой Отечественной войны. К тому же кое-что из его произведений пока и вовсе не увидело света.

Авторы специальных работ считают Щапова одни - демократом, другие - просветителем, третьи - революционным демократом. К числу последних относится профессор Казанского университета доктор исторических наук Г. Н. Вульфсон. В своей работе он старается опереться на авторитет М. В. Нечкиной, хотя положения ее статьи "А. Н. Щапов в годы революционной ситуации" использует критически, с одними соглашаясь, другие отвергая, и в конце концов в определении революционности Щапова как общественно-политического деятеля и историка идет дальше всех своих предшественников. Его не удовлетворяют осторожные по форме, но идущие от самой диалектики тогдашней жизни выводы М. В. Нечкиной о колебаниях у разночинца Щапова, о наличии в его мировоззрении элементов крестьянской ограниченности, хотя революционно-демократические взгляды брали верх над наивно- монархическими колебаниями.

По мнению Г. Н. Вульфсона, вообще нет оснований принимать всерьез щаповский крестьянский "наивный монархизм", т. к. он представляет собой лишь тактический прием подследственного заключенного (с. 18 - 19, 91 - 92). Но эту интерпретацию некоторых сочинений, принадлежащих перу Щапова, автор не подкрепляет какими-либо документальными аргументами. Точно так же слишком категоричным, широким представляется вывод, что в годы первой революционной ситуации Щапов находился на позициях революционной демократии.

Во-первых, сам автор делает оговорку (с. 14), что рассматривает только семимесячный отрезок его жизни (октябрь 1860 - апрель 1861 г.), в то время как хронологические рамки революционной ситуации - 1859 - 1861 гг., причем в литературе обосновывается возможность и некоторого расширения этих рамок в обе стороны.

Во-вторых, как известно, в 1858 - 1859 гг. Щапов издал свою магистерскую диссертацию "Русский раскол старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII веке и первой половине XVIII", на которую в сентябрьской книге "Современника" за 1859 г. была напечатана резко критическая рецензия "Что иногда открывается в либеральных фразах!". Кстати, и М. В. Нечкина заметила, что данное сочинение Щапова представляет собой "смесь церковных воззрений с либеральными взглядами". Об этом упомянуто на с. 28, но здесь же автор приводит без всякого комментирования и рассказ о реакции Щапова на упомянутую рецензию как такую, которая содержала "много несправедливых нападок и придирчивых мелочей", и, собственно говоря, совершенно не берет ее в расчет при общей оценке творческой деятельности Щапова 1859 - 1861 годов. За пределами внимания автора осталось и (по его выражению) "немало серьезных статей для журналов" (с. 29), написанных Щаповым в сентябре 1859 - октябре 1860 г. и оставшихся тогда ненапечатанными.

В то же время, касаясь ряда проблем, относящихся к рассматриваемому им периоду жизни и деятельности Щапова, Г. Н. Вульфсон выдвигает, как нам представляется, неаргументированные предположения. Констатируя неопровержимый факт идеализации Щаповым общественного строя Древней Руси, автор вдруг не-

стр. 112


ожиданно задается вопросом, делал ли это историк сознательно, и отвечает: "Думается, что в значительной степени - да!" (с. 36). Но существуют ли основания обвинять Щапова в подобной тенденциозности, едва ли не фальсификации? К тому же в другом месте книги, касаясь аналогичных взглядов А. Н. Радищева, автор квалифицирует их вполне обоснованно только лишь как романтическую идеализацию, основанную на ошибочной интерпретации фактического материала из истории древней Руси (с. 80).

В книге рассматривается вопрос: сколько студентов слушали Щапова, когда он не в стенах университета, а на частной квартире прочел им беседу-лекцию "О конституции". Автор хорошо знает и отмечает, что "никаких прямых источников на сей счет нет", - следовательно, нет и решения данного вопроса. "И все-таки состав собравшихся представить можно, - пишет, несмотря на это, Г. Н. Вульфсон. - Здесь тот случай, когда есть все основания прибегнуть к дивиниции, т. е. отгадыванию, точнее - предположению. Сколько же их могло быть в том собрании? Десять? Двадцать? Пятьдесят?.. Может быть, и не все пятьдесят, но близко к этому" (с. 74). Это заключение зиждется лишь на том, что, по мнению автора, слушателями Щапова были члены нелегального студенческого кружка, одновременно являвшиеся и учителями воскресной школы, а они известны поименно. Трудно считать такое обоснование научной гипотезой, которая, как правило, опирается на логическую конструкцию, построенную на фактах.

В некоторых случаях автор не считается с прямыми свидетельствами источника. По признанию Щапова, он узнал о панихиде, организованной революционно настроенным студенчеством в память расстрелянных царскими карателями крестьян села Бездна, уже после того, как она свершилась. Упомянув об этом, Г. Н. Вульфсон тем не менее заключает: "Знал ли Щапов, что у студентов возникла идея организации панихиды-демонстрации? Конечно, знал! Трудно допустить, чтобы студенты - участники революционного подполья, с которыми Щапов был очень близок, не посвятили его в эту свою идею" (с. 104). В развитие этого предположения автор выдвигает еще одно - о состоявшемся конфиденциальном разговоре Щапова с кем-то из руководителей студенческого нелегального кружка и даже пытается реконструировать тематику этой беседы, не имея о ней никаких данных.

В целом же автор демонстрирует блестящие образцы подлинно научной реконструкции реальных фактов. В частности, это относится к теме "Щапов о декабристах". В самом подходе к ней автор проявляет осторожность; по его мнению, даже предположить встречу Щапова с кем-либо из декабристов весьма трудно (с. 53). Отмечено и различие в названиях декабристских обществ по щаповской терминологии - с одной стороны, и по определениям советских историков - с другой (с. 56). А дальше идет плодотворное наполнение темы фактическим материалом, извлекаемым из разных, источников. Во-первых, вводится в научный оборот из оригинала написанной Щаповым "Научной заметки" опущенная при первом ее опубликовании часть, действительно исключительно важная в идейно-политическом отношении. Во-вторых, совершенно точно по переписке и воспоминаниям устанавливается дата прочтения Щаповым лекции о декабристах. И самое главное: на основе свидетельств современников и сохранившихся (хотя и фрагментарных) написанных рукой Щапова заметок реконструируется содержание лекции (с. 58 - 66), после чего определение Г. Н. Вульфсоном изложенной в ней концепции декабризма как революционно-демократической (с. 71) представляется неопровержимым.

Заслуживает внимания и авторская реконструкция решения, принятого студенческой сходкой в ответ на расстрел крестьян в Бездне (с. 98). Хорошо интерпретирована Г. Н. Вульфсоном лекция "О конституции", известная по двум сохранившимся ее записям и воспоминаниям, пронизанная непоколебимым убеждением Щапова в том, что "главный факт в истории есть сам народ" (с. 78 - 79). Кстати, Г. Н. Вульфсон (с. 30 - 31), обратившись к первоисточнику, уточняет данный щаповский афоризм, который после его первой публикации вошел в литературу с ошибочной формулировкой (вместо слова "факт" фигурировало: "фактор").

Даже в описание наиболее известных страниц биографии Щапова, связанных с его речью на Куртинской панихиде, Г. Н. Вульфсон вносит новое. Окончатель-

стр. 113


но становится ясным, что в этом событии роль Щапова была если не ведущей, то, конечно, определенно активной (с. 106, 109). Автором использованы все шесть известных в настоящее время списков речи Щапова, раскрыт процесс ее составления (с. 115 - 118).

Для реконструкции программной лекции Щапова, прочитанной студентам Казанского университета в начале курса отечественной истории, автором извлечен из архива ценнейший щаповский автограф, пролежавший без внимания исследователей более 120 лет. В нем речь идет о предводителях самых крупных антифеодальных движений в России - С. Разине и Е. Пугачеве (с. 41). Г. Н. Вульфсону удалось обнаружить и ввести в научный оборот также некоторые другие архивные материалы: конспект речи Щапова на панихиде, его письмо к казанским студентам, письмо к "землячкам-сибирячкам", цензорские гранки "Волжского вестника" за 1895 г. со статьей участника революционно- демократического движения середины XIX в. В. Португалова и др. Вообще документальная база исследования, включающая ряд ранее неизвестных источников архиво- и книгохранилищ Москвы, Ленинграда, Казани, вызывает уважение к проделанной автором работе1 .

В основе подход автора не вызывает возражений. Его книга является шагом вперед в изучении творчества и биографии Щапова.


1 Хуже обстоит дело с ближайшими предшественниками. В книге не упомянуты такие исследователи щаповского творческого наследия, как В. И. Астахов, Ю. Д. Марголис, А. Н. Цамутали (в оценке Щапова они занимают позицию, к которой Г. Н. Вульфсон наиболее близок).

 

Опубликовано на Порталусе 16 января 2019 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама