НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

' > НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

' > НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

'> НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

' /> НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

' />
Рейтинг
Порталус

НАВСТРЕЧУ ГИТЛЕРУ

Дата публикации: 15 августа 2015
Автор(ы): С. КАН
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Источник: (c) Историк-марксист, № 6(034), 1933, C. 131-137
Номер публикации: №1439627663


С. КАН, (c)

("Historische Zeitschrift" за 1932 г.)

 

В настоящее время вряд ли можно отрицать явную фашизацию официальной буржуазной исторической науки Германии. Отдельные выступления немецких делегатов на варшавском историческом конгрессе в августе этого года и то открытое славословие "вождю", с которым на этом конгрессе осмелился выступить Теодор Моммсен, только лишний раз доказывают, что историография Германии, подобно всем другим отраслям немецкой науки, уже поставлена Герингами и Геббельсами на службу коричневым фашистским идеалам и вполне готова к тому, чтобы оправдывать ссылками на историческое прошлое печальную, мрачную действительность гитлеровской "третьей империи".

 

Этот открытый и быстрый переход под гитлеровские знамена историографии современной буржуазно-юнкерской Германии вряд ли можно считать сколько-нибудь неожиданным. Человек, имевший возможность за последние месяцы просматривать более или менее регулярно немецкие исторические журналы и следить за постепенным сползанием в сторону фашизма отдельных корифеев немецкой исторической науки - всех этих Зомбартов, Мейнеке и Моммсенов, - не может удивляться этому распространению национал-социалистской идеологии: гитлеризм уже очень давно начал шествовать не только по аудиториям многочисленных немецких университетов, но и по страницам исторических статей и монографий, проявляясь от случая к случаю и от сочинения к сочинению то в форме животной ненависти к пролетариату и марксизму, то в форме отрицания парламентаризма, то в подчеркивании роли различных "вождей", то наконец в характерном восхвалении сословного, "надклассового", "чисто немецкого" государства средневековья.

 

Это сползание в сторону фашизма нетрудно обнаружить, просматривая номера одного из старейших исторических журналов современной Германии "Historische Zeitschrift", журнала, продолжающего, по словам одного из его редакторов Альберта Бракмана, до настоящего времени считаться "главным печатным органом исторической науки Германии"1 .

 

Основанный одним из идеологов бисмарковекого объединения Германии Зибелем еще в 1859 г. журнал этот, как известно, никогда не чурался политики, а скорее, наоборот, следуя заветам своего основателя, еще в 1838 г. открыто заявлявшего о том, что историю следует писать cum iro et studio, всегда горячо откликался на все события современности. "Современный образованный человек не требует больше чистого рассмотрения исторических явлений" - вслед за Зибелем утверждает в настоящее время новый руководитель журнала проф. Фридрих Мейнеке, и именно вследствие этого, как указывает он, "живая кровь современности" должна горячо биться на страницах редактируемого им журнала2 .

 

Острая политическая направленность - упорная борьба за идеалы созданной Бисмарком кровью и железом прусско-германской империи- всегда таким образом характеризовали "Historische Zeitschrift".

 

На материале годового комплекта этого журнала можно проследить, как в период подготовки фашистского переворота идеи национал-социализма прокладывали себе дорогу среди представителей цеховой исторической науки.

 

Мы начинаем наш обзор со статей, посвященных истории древнего мира. ИХ совсем немного, так как в основном журнал почти целиком посвящен вопросам политической истории нового и новейшего времени и научная ценность этих статей совсем невелика, но и они, как мы покажем дальше, посильно обслуживают политические интересы правящей в современной Германии буржуазии.

 

В большой статье, посвященной выяснению причин второй пунической войны, автор - проф. В. Отто - пытается на материале античной истории разрешить в желательном для правящих кругов современной Германии смысле жгучий после Версальского мира вопрос о виновниках войны. Статья озаглавлена автором "Вопрос о виновниках войны в античном мире"3 и целиком заострена против буржуазной историографии Антанты, стремящейся ис-

 

 

1 "Historische Zeitschrift", 1932, B. 147, H. 1, S. 3.

 

2 Meinecke Fr., Preussen uuh Deutschland in 19 und 201. S. 467

 

3 "Historische Zeitschrift", 1932, B. 145, H. 3, S. 489 - 516, W. Otto, Eine antike Kriegsschuldfrage. Die Vorgeschichte des 2 punischen Krieges.

 
стр. 131

 

пользовать тезис о виновности Германии в разжигании мировой войны, для того чтобы оправдать грабительские статьи Версальского мирного договора.

 

В. Отто всеми силами стремится доказать, что подобно тому, как в древности победители-римляне сумели широко распространить легенду о виновности поджигателей войны - карфагенян, так и современные победители - французы и англичане - распространяют в своих интересах легенду о виновности Германии в мировой войне.

 

Именно Рим, утверждает В. Отто, был виновником второй пунической войны, так как именно он спровоцировал Ганнибала на выступление своей экспансией в области Массилии на юге Галлии и своим тайным вероломным союзом с Сагунтом в 229 г. до начала нашей эры.

 

Проф. Отто тратит много сил на разоблачение тенденциозности сообщений римского историка Полибия, но вместе с тем сам не в силах разрешить вопроса о причинах второй пунической войны. Идя дальше по следам Эдуарда Мейера, открывшего капитализм в древнем Риме, В. Отто неоднократно "сравнивает" экспансию древнего Рима в бассейне Средиземного моря с экспансией современных Англии и Франции, а попытки Рима непосредственно после первой пунический войны толкнуть Карфаген к занятию территории современной Испании - с политикой Бисмарка после окончания франко-прусской войны по отношению к колониальным устремлениям Франции. В своем безудержном стремлении во что бы то ни стало найти "исторические параллели" В. Отто прямо сопоставляет ту помощь оружием и провиантом, которую оказывали римляне в 238 г. до нашей эры восставшим наемникам Карфагена, с той помощью, которую оказывали тайно англичане в 1904 г. восставшим против германской колониальной эксплоатации племенам гереро4 .

 

Разумеется, подобный "научный" метод не может хоть сколько-нибудь помочь профессору вскрыть причины второй пунической войны. С подлинно научной точки зрения вопрос о причинах этой войны не может быть решен односторонним и тенденциозным взваливанием "вины" на то или иное государство. Только один детальный анализ тех глубоких экономических противоречий, которые сталкивали друг с другом двух крупнейших хищников античного Средиземноморья, мог бы помочь проф. Отто разрешить поставленную им проблему. Но именно этого анализа читатель не находит вовсе на страницах его работы.

 

Совершенно ничтожно научное значение двух других статей, также посвященных проблемам истории древнего мира.

 

Одна из них, принадлежащая перу все того же В. Отто, представляет собой разбор ряда общих работ по истории древнего мира (I тома коллективной работы французских историков "Peuples et civilisations", "Истории мира" Кавеньяка, кембриджской истории древнего мира). Сравнивая эти новейшие труды со старой, вышедшей еще в 80-х годах XIX в. "Историей древнего мира" Эдуарда Мейера, автор приходит к заключению, что работа этого последнего еще и в настоящее время может вполне выдержать сравнение с новейшими коллективными многотомными трудами5 .

 

Другая статья, посвященная "Римской легенде об апостоле Петре", представляет собой попытку критически разобрать распространяемую католицизмом легенду о мученической смерти апостолов Петра и Павла в Риме в конце I века нашей эры6 .

 

Автор статьи Г. Данненбауэр с похвальной страстностью берется за нетрудное дело разоблачения унаследованных от "Деяний св. апостолов" басен, причем, и это стоит отметить, сам нисколько не сомневается ни в факте исторического существования Христа, ни в факте существования самих апостолов. Работа его таким образом всецело увязывается с традиционной протестантской историографией и в частности с установками проф. Гарнака: она является безусловно еще одной лишней попыткой спасти падающий авторитет церкви, "очистив" христианское учение и "согласовав" его с данными современной исторической науки и естествознания.

 

Проблемам внегерманской истории также мало повезло на страницах "Historische Zeitschrift": в 1932 г. им уделено здесь исключительно мало места. Только 3 - 4 статьи заслуживают упоминания, причем все они - случайно или нет - посвящены истории Франции XVIII-XIX вв.

 

Из этих статей наиболее значительна как по объему, так и по своему содержанию большая статья Г. Голлдака об "Учении физиократов и абсолютной монархии"7 .

 

Несмотря на сугубо идеалистическую методологию автора, ему удалось все же сообщить читателям целый ряд интересных сведений о связи государственно-правовых идеалов физиократов с интересами абсолютной монархии XVIII в.

 

Рядом выдержек и цитат из сочинений Лемерсье, Дюпона де Немюра, ле Трона и других физиократов Голлдак доказывает, что учение последних о государстве не только практически оправдывало абсолютизм, но и подводило под власть просвещенных деспотов XVIII в. впол-

 

 

4 "Historische Zeitschrift", 1932, B. 145, H. 3, S. 492, 494, 499.

 

5 Ibid., B. 146, H. 2, S. 205 - 238, W. Otto, Zur Universalgeschichte des Altertums.

 

6 Ibid., S. 239 - 262. H. Dannenbauer, Die romische Petruslegende.

 

7 Ibid., B. 145, H. 3., S. 517 - 549, H. Holldack, Der Phisiokratismus und die absolute Monarchic.

 
стр. 130

 

не реальное основание. Принятие теории естественного права и общественного договора, а также признание народного суверенитета не мешали большинству физиократов и в частности Тюрго отталкивать от себя идеи демократии: "Им казалось, что просвещение еще недостаточно широко и глубоко распространено", и именно поэтому, не доверяя народу, "они считали истинными носителями общественного мнения не народ в его целом, а только незначительное просвещенное меньшинство "философов" и "ученых"8 .

 

Нетрудно заметить, что выводы Голлдака вовсе не являются неожиданными и тем более новыми и что он ломится в давно открытую дверь: связь между физиократами и абсолютизмом, как известно, неоднократно подчеркивалась Марксом в "Теориях прибавочной стоимости", в первом томе этого сочинения установившего с совершенной определенностью, что "между прочими сторонниками абсолютной монархии" был и Кэнэ и что большинство физиократов и в их числе Тюрго, ле Мерсье, Мирабо и другие прямо или косвенно обслуживали интересы "просвещенного" абсолютизма и были противниками революции. В своем оставшемся конечно неизвестным Голлдаку сочинении Маркс выпукло показывает, "каким образом феодальная внешность этой системы (учения физиократов - С. К. ), равно как и аристократизм той эпохи просвещения должны были сделать массу феодалов ярыми приверженцами и распространителями системы, которая в сущности провозглашала буржуазный способ производства на развалинах феодального"9 . Таким образом, подчеркивая связь между идеологией физиократов и интересами абсолютной монархии, Голлдак только подтверждает правильность сделанных Марксом выводов.

 

Если в статье Голлдака, не блещущей для советского читателя какой-либо новизной, "все же можно найти целый ряд интересных фактических сведений, в особенности о теориях аббата Гальяни, Тануччи, Бодо и других менее известных физиократов, то три другие небольшие статьи, также посвященные истории Франции XVIII в., поражают читателя своей полной бессодержательностью.

 

Первая из этих трех статей - о "Континентальной и колониальной политике Франции старого режима"10 - представляет собой набор общих мест и общих положений вроде например утверждений, что в XVIII в., "несмотря на все напряжение... торговля, судоходство и военный флот не внедрились так глубоко в национальную жизнь Франции, как это имело место в Англии", или что тогда "французской торговле не хватало той способной к расширению силы, которая имелась у английской".

 

Вторая - о роли homme de lettres в политической жизни Франции - также несвободна от всяческих трюизмов11 . По мнению автора статьи П. Родена, представители верхних слоев французской интеллигенции (писатели - hommes de lettres), начиная с философа XVIII в. Вольтера и кончая современным писателем - националистом Баррэсом, всегда оказывали исключительное, даже определяющее влияние на политическую жизнь Франции. Попутно П. Роден делает все возможное, чтобы очернить революцию: "Республика Робеспьера, не размышляя, послала на эшафот Бальи и Лавуазье, - утверждает он, - поскольку ей не нужны были химики, ей не нужны были и философы, в которых она усматривала только другую форму аристократов"12 . И это говорится Роденом о том якобинском конвенте, от которого ведет свое происхождение значительная часть научных учреждений Франции и который подарил последней не только Луврский музей, но и Консерваторию искусств и ремесел.

 

О тех же "ужасных и частично ненужных проявлениях террора" читаем мы ив третьей статье Гедвиги Гинце, посвященной характеристике известного деятеля жирондистской партии - madame Ролан13 .

 

Появление на страницах консервативнейшего "Historische Zeitschrift", да еще к тому же в номере, специально посвященном такому завзятому реакционеру, как Фридрих Мейнеке, статьи Гинце представляется весьма симптоматичным: последняя, как уже однажды отмечалось в "Историке-марксисте", если и не заявляла открыто о своей принадлежности к социал-демократической партии, тем не менее всегда кокетничала историческим материализмом и подчеркивала свой интерес к марксизму. В 1929 г. для одной из ее статей о французской революции нашлось место в "Gesellschaft", теперь она проливает слезы на страницах реакционного исторического журнала Германии по "красивой, страстной и несчастной женщине", будто бы только после "страшных сентябрьских убийств 1792 г."14 отшатнувшейся от народа и революции. Излишне говорить, что в претенциозной статейке "марксистки" Гинце нельзя обнаружить никаких следов анализа классовой борьбы - она совершенно Откровенно защищает одного из вдохновителей буржуазной контрреволюции - madame Ролан.

 

 

8 "Historische Zeitschrift", 1932, B. 145, H. 3, S. 541.

 

9 К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. I, стр. 45.

 

10 "Historische Zeitschrift", B. 147, H. 1, S. 21 - 31, D. Gerhard, Kontinentalpolitik und Kolonialpolitik des ausgehenden ancien regime.

 

11 Ibid., S. 63 - 69, P. R. Rohden, Die Rolle des hommes de lettres in der franzosischen Politik.

 

12 Ibid ., S. 65.

 

13 Ibid., S. 32 - 39, H. Hintze, Madame Roland.

 

14 Ibid., S. 39.

 
стр. 131

 

Значительно большее место занимали в 1932 г. на страницах "Historische Zeitschrift" проблемы международной политики вообще и в частности международной политики Бисмарка.

 

Причины характерного для германской буржуазии послевоенных лет усиления интереса к внешней политике железного канцлера общеизвестны. Идеализация исторического прошлого эпохи объединения, преклонение перед той грубой силой, олицетворением которой являлся последовательный реакционер Бисмарк, толкали, и продолжают еще толкать,, многих историков современной Германии к изучению истории международных отношений 60 - 80-х годов XIX в.

 

В ответ на постоянное одностороннее взваливание на Германию ответственности за мировую войну, в ответ на обвинения в милитаризме, бросаемые в лицо германской буржуазии всем: лагерем Антанты, немецкие историки продолжают упорно доказывать полное отсутствие у Германии каких-либо агрессивных намерений в далеком и близком прошлом и ее стремление еще с бисмарковских времен к сохранению status quo и мира в Европе.

 

Целый ряд статей в " Historische Zeitschrift" написан как раз в этом ставшем уже обычным? плане: миролюбие Бисмарка, его стремление во что бы то ни стало избежать изоляции Германии и окружить ее со всех сторон союзниками-друзьями подчеркиваются в этих: статьях с возможной силой.

 

Такова прежде всего большая работа Г. Ролофа о мирных договорах Бисмарка с южнонемецкими государствами в 1866 г.15 , такова также и работа В. Шюслера о попытках Бисмарка в 1876 г. всеми возможными средствами, "durch dick und dimn", обеспечить Германии союз с Россией16 .

 

Г. Ролоф - автор первой из указанных статей - продолжает начатую еще Зибелем и Лоренцом и продолженную затем Онкеном и Бранденбургом работу: опираясь на сохранившиеся в мюнхенском архиве донесения дипломатических представителей Бадена, Вюртемберга, Гессен-Дармштадта и главное Баварии, он подробно описывает, как искусно преодолевались Бисмарком те серьезные внешнеполитические и внутренние препятствия, которые стояли еще после Садовой и Никольсбургского мира на пути объединения Германии под верховенством Пруссии. Стремясь преодолеть эти препятствия, Бисмарк пытался в 1866 г. связать указанные южнонемецкие государства с Пруссией договорами об оборонительно-наступательных союзах. Подробно рассказывая о ходе переговоров, Ролоф не устает подчеркивать мирные устремления Бисмарка, сумевшего не только привлечь к Пруссии ее недавних противников, но и "осуществить крепкую консолидацию прусско-германской мощи против воли соседей Германии на Западе и Востоке"17 .

 

В последних словах нетрудно конечно уловить отзвук того усиления националистических и агрессивных тенденций, который, как известно, на пороге прихода национал-социалистов, к власти характеризовал в 1932 г. линию германской внешней политики.

 

Те же глухие угрозы по адресу отдельных мелких немецких государств и прежде всего по адресу Баварии легко улавливаются и в тех местах статьи Ролофа, где говорится о сепаратистских устремлениях баварского министра-президента Пфортена. Последний в ходе переговоров с Бисмарком, опираясь на Францию и Наполеона III, пытался защищать независимость Баварии, мечтая при этом сохранить Баварию в качестве особой, стоящей рядом с Австрией и Пруссией "третьей Германии"18 .

 

В том же стиле, что и работа Ролофа, написана и небольшая статья В. Шюслера. Последний подробно рассказывает о той сравнительно малоизвестной посылке немецкого фельдмаршала Мантейфеля в августе 1876 г. в Варшаву к Александру II, которая, по мысли Бисмарка, должна была продолжить начатые Радовицем в феврале 1875 г. переговоры и привести к заключению германо-русского договора об оборонительном и наступательном союзе. В письме императора Вильгельма I, которое Мантейфель отвез Александру II, подчеркивалось, что мирная политика Германии по отношению к России останется "quoi qu'il arrive" неизменной в том случае, если последняя гарантирует Германии ее территориальные приобретения 1866, 1870 - 1871 гг.19 .

 

Стремясь оттенить исключительную честность и миролюбивые намерения руководителей немецкой внешней политики, которых буржуазная историография Антанты обвиняет в подготовке мировой войны чуть ли не со времен франкфуртского мирного договора, Шюслер всячески подчеркивает коварство царской России: последняя, как указывает Шюслер, в ответ на исполненное мирных намерений предложение Бисмарка потребовала для себя полной свободы рук для расправы над монархией Габсбургов, одновременно заверяя Франца-Иосифа через

 

 

15 " Historische Zeitschrift", B. 146, H. 1, S. 1 - 70, G. Rolloff, Bismarcks Friedensschlusse mit den Suddeutschen im Jahre 1866.

 

16 Ibid., B. 147, H. 1, S. 106 - 114, W. Schusler, Buusmarcks Bndnisangebot an Russland "durch dick und dunn" im Herbst 1876.

 

17 Ibid., B. 146, H. 1, S. 70.

 

18 Ibid.

 

19 Ibid., B. 147, H. 1, S. 108.

 
стр. 132

 

специально посланного царем в Вену флигель-адъютанта о желании России в дальнейшем "обеспечить совместную с Австрией деятельность" на Ближнем Востоке20 .

 

В том же "разоблачительном" тоне написана и другая, посвященная проблемам международной политики предвоенных лет статья. Автор этой статьи Г. Ротфельс ставит своей задачей разоблачить на основании опубликованных в 1930 г. документов австрийского министерства иностранных дел тайные происки и двойную игру русского министра Извольского в период так называемого балканского кризиса 1908 - 1909 гг.21 .

 

Кризис этот, вызванный, как известно, аннексией Боснии и Герцеговины Австрией, по словам самого Ротфельса, "носил характер почти эксперимента, поскольку он промелькнул на исторической сцене подобно прообразу июльского кризиса 1914 г."22 . Именно поэтому история этого кризиса, история аннексии и предшествовавших ей переговоров приковывала к себе внимание историков обоих враждующих между собой лагерей.

 

Историки и публицисты Антанты и особенно Англии (Никольсон, Ли, Гуч и др.) неоднократно после мировой войны доказывали злые умыслы германской дипломатии и утверждали, что уже в 1908 - 1909 гг. Германия руководила из-за кулис захватнической политикой австрийского министра иностранных дел графа Эренталя. Легко понять поэтому тот пыл, с которым Ротфельс берется за разоблачение "легенды о том, что германская империя стояла в качестве подстрекателя за спиной у Австрии"23 , и то исключительное рвение, с которым он разоблачает двуличную н вероломную политику России.

 

Разумеется, это постоянное перекладывание ответственности за мировую войну с одних плеч на другие не имеет ничего общего с честной научно-исследовательской работой - юно должно помочь империалистическим хищникам скрыть от масс истинных виновников возникновения мировой империалистической бойни. И в данном случае односторонние и тенденциозные обвинения Ротфельса наталкиваются на аналогичные обвинения в лагере историков Антанты и фактически никого и ни в чем не убеждают. Тем не менее в процессе этой скучной и неумной возни обнаруживаются подчас отдельные малоизвестные или вовсе неизвестные факты, проливающие новый и иногда достаточно яркий свет на грабительскую, захватническую политику всех империалистических государств, задолго до мировой войны готовивших в тиши министерских кабинетов июльские события 1914 г.

 

Тенденциозная до последней степени статья Ротфельса в этом отношении как раз и представляет некоторый интерес, поскольку в ней действительно сообщается целый ряд фактических сведений, доказывающих двойную игру русской дипломатии, стремившейся в 1908- 1909 гг. ценой согласия на аннексию Боснии и Герцеговины купить себе за спиной у Англии согласие Австрии на изменение установленного Берлинским конгрессом 1878 г. режима проливов.

 

На основании сохранившейся и впервые опубликованной "записки" австрийского министра иностранных дел Эренталя, а также переписки последнего с Извольским Ротфельс сообщает целый ряд весьма любопытных сведений относительно недостаточно изученных в литературе переговоров в г. Бухлау. Эти переговоры состоялись 16 сентября 1908 г. и конечно должны были иметь огромное значение для последовавших затем в начале октября событий (захват Боснии и Герцеговины Австрией).

 

Анализ указанных выше документов позволяет, по мнению Ротфельса, установить, что Извольский не только не оказывал сопротивления австрийским планам, но, наоборот, явно поощрял активность Австрии ("Es kam ihm durchaus darauf an, dass Osterreich-Ungarn die Initiative nahm"), давая устные "обещания поддержки" взамен согласия Австрии не препятствовать русским аппетитам в районе Дарданелл и Босфора. "Не Извольский попал в западню, - указывает Ротфельс, - скорее, наоборот, для него самого представлялось важным, чтобы Австро-Венгрия взяла на себя инициативу и своим относительно незначительным проектом... привела бы к пересмотру всех балканских вопросов" ("Die ganzen Balkanfragen ins Rollen brachte")24 .

 

Помимо этих трех статей на страницах "Historische Zeitschrift" в 1932 г. были помещены еще две статьи, посвященные проблемам международной политики; недостаток места не позволяет нам говорить здесь о них сколько-нибудь подробно.

 

Первая из этих статей, написанная В. Франком в связи с выходом в свет "Воспоминаний" Бюлова, дает характерную для современной буржуазной историографии Германии резко отрицательную оценку деятельности канцлера Вильгельма II в области внешней политики25 . Как и следовало впрочем ожидать, Бюлов объявляется Франком виновником предвоенной изоляции Германии и тем самым виновником печального для нее исхода мировой войны. По мнению Франка, невыгодная для Германии "дипломатическая ситуация 1914 г. в своем зародыше была создана уже в период канцлерства Бюлова"26 . Сопоставление деятельности и

 

 

20 "Historische Zeitschrift", B. 147, H. 1, S. 108.

 

21 Ibid., B. 147, H. 2, S. 320 - 348, H. Rothfels, Studien zur Annexionskrisis von 1908/09.

 

22 Ibid., S. 323.

 

23 Ibid., S. 336.

 

24 Ibid., S. 345.

 

25 Ibid., S. 349 - 367, W. Frank, Bernhard von Bulov.

 

26 Ibid., S. 395.

 
стр. 133

 

личности "националиста" Бисмарка с деятельностью и личностью "космополита" Бюлова, осмелившегося в своих "Воспоминаниях" приоткрыть завесу, скрывающую от масс тайную работу немецкой дипломатии, позволяет ему унизить последнего в глазах немецкого буржуазного читателя.

 

Автор второй статьи Эрнстбергер сообщает об одном из наиболее ранних проектов создания Соединенных штатов Европы, принадлежащем одному малоизвестному английскому журналисту 40-х годов XIX в. Чарльзу Макэю27 . Последний выступил со своим проектом "умиротворения" Европы в 1848 г. и в ряде статей, напечатанных в "Лондонском телеграфе", указывал современным ему либеральным буржуа, что "спасение человечества находится в руках Западной Европы и заключается в совместной и братской деятельности всех культурных наций - немцев, французов, итальянцев и англичан"28 .

 

Нетрудно догадаться о том, что привлекло внимание современного буржуазного историка к либерально-пацифистской болтовне давно забытого журналиста Макэя: подготовка к "пакту четырех" обусловила конечно этот интерес к деятельности раннего английского миротворца.

 

II

 

Нарастание классовых противоречий в стране и усиление раздуваемых гитлеровцами националистских тенденций сказывались в статьях по всеобщей истории и истории международных отношений в большей заостренности материала против революционного движения, в большей страстности полемики против историографии Антанты и наконец в большем подчеркивании "воли к консолидации прусско-германской мощи". Идеи национал-социализма окрашивают в определенные коричневые тона и те статьи, которые посвящены в журнале средневековой истории Германии, и те статьи, в которых рассматриваются вопросы ее новейшей истории.

 

В этом отношении особенно показательна большая статья Герберта Мейера о "Городской свободе и власти государя в царствование Гейнриха Льва", появившаяся почти накануне фашистского переворота в декабрьской книжке "Historische Zeitschrift"29 .

 

Как показывает самое заглавие статьи, Г. Мейер ставит своей задачей выяснить отношения между населением средневековых городов XII в. и феодально-императорской властью. При этом вместо анализа той определенной классовой борьбы, которую вело мещанское население этих городов против разбойников-феодалов и их императоров, он в чисто фашистском стиле и тоне расточает похвалы "немецкому национальному государству средневековья" и тем "вождям германского народа", среди которых император Гейнрих Лев будто бы выделялся своими исключительными способностями.

 

Г. Мейер в выспренном, приподнятом тоне рассказывает читателям журнала о "гениальной городской политике" Льва, заслужившего своей деятельностью в истинно национальном духе "венок признательности" от всего немецкого народа. Согласно Мейеру именно Лев обеспечил немецким городам свободу хозяйственного и культурного развития и именно он установил для них тот "божий мир", без которого невозможен стал бы расцвет последних веков феодализма.

 

Не говоря уже о специфической фразеологии автора, целиком заимствованной со страниц издаваемой Готфридом Федером популярной "Национал-социалистической библиотеки", самое содержание статьи Г. Мейера говорит о тяготении автора к фашизму. Чего стоят например в этом отношении пространные рассуждения об огненно-красном боевом знамени немецкого народа, в центре которого в качестве символа "власти вождя", "божьего мира" и немецкой "свободы" виднелась во времена Гейнриха голова льва, а впоследствии - крест.

 

"Это именно германский обычай самоотверженно следовать за развевающимся знаменем на борьбу и смерть, - с чисто гитлеровским пафосом декламирует Герберт Мейер. - Знамя для наших предков было не только простым священным символом, оно само для них являлось божеством, несшимся впереди народа для того, чтобы вести его к победе"30 .

 

Подробно, с приведением подходящих "источников", рассказывает Г. Мейер - ив этом заключается основное содержание его статьи - о том, как красное знамя с крестом посредине ("Kreuzfahne") стало со временем знаменем всего немецкого народа. При этом, превознося до самых небес "справедливость" жестоких средневековых немецких законов, каравших топором и виселицей тех, кто "нарушил установленный мир убийством или другим каким-либо насилием"31 , Г. Мейер с благоговением рассказывает о том, что крест в середине красного немецкого знамени обязан своим происхождением той имевшей форму столба с перекладиной висе-

 

 

27 "Historische Zeitschrift", B. 146, H. 263 - 302. A. Ernstberger, Charles Macay und die Iedee der Vereinigten Staaten von Europe im Iahre 1848.

 

28 Ibid., S. 267.

 

29 Ibid, B. 147, H. 2, S". 277 - 319, H. Meyr, Burgerfreiheit und Herrschergewalfe unter Heinrich dem Loven.

 

30 Ibid., S. 282.

 

31 Ibid., S. 298.

 
стр. 134

 

лице ("Kreuzgalgen"), которая стояла в XII-XIII вв. на всех рыночных площадях средневековой Германии.

 

Хотя Г. Мейер нигде ни одного слова не говорит о красном знамени немецких фашистов, украшенном, как известно, черной свастикой, тем не менее не может подлежать никакому сомнению, какие цели преследует его "исследовательская" работа: вся его статья целиком должна восславить и исторически обосновать символику национал-социализма.

 

Задачу подведения исторического фундамента под общую политическую программу германского фашизма берет на себя автор другой статьи, посвященной "Идеям христианства и народного государства в политической этике Штейна" - Ульрих Ноак32 .

 

Не скрывая политической направленности своей работы, У. Ноак призывает читателей "Historische Zeitschrift" к тщательному изучению деятельности "освободителя" немецких крестьян Штейна, подчеркивая, что для решения актуальнейших задач внутренней политики Германии опыт последнего имеет столь же большое значение, как опыт Бисмарка для политики внешней. "Наш долг вспомнить о непреходящей и созидающей силе норм и принципов Штейна" - указывает он. В чем же согласно У. Ноаку заключается эта "непреходящая и созидающая сила" политической этики Штейна?33 .

 

У. Ноак прежде всего обращает внимание читателей на огромную исключительную ценность тех "нравственно-религиозных оснований", на которых покоится политическое учение Штейна. "Самый государственный строй, свобода и человек подвергаются", по мнению последнего, "опасности, как только религия лишается ее божественного характера, а вера в религиозное откровение пропадает"34 . Для Штейна существует поэтому всегда только один "нравственно-религиозный немецкий человек" - "носитель" власти в германском государстве, - обладающий один теми особыми "качествами", которые отличают "северную расу" от всех других35 .

 

Тем не менее Штейн, и это особенно оттеняет У. Ноак, далек от признания прав народного суверенитета и идей демократизма: ценность его политической этики как раз и заключается в том, что он, наоборот, "исключает самую мысль о народном суверенитете и отдает право "а власть в государстве только "квалифицированному" человеку36 . "В противовес всяким демагогическим утверждениям, - указывает У. Ноак, - Штейн борется за компетенцию серьезных, дельных людей", придает особое значение участию в управлении страной "образованных людей" и всегда выступает против "анархии" и "диктатуры массы"37 .

 

Исходя из тех принципов, "ранней формой проявления которых были средневековый сословный строй, а также священная империя", и отдавая определенное предпочтение "корпоративному государству", Штейн - ив этом согласно У. Ноаку его огромная заслуга - стремился "к созданию внутренне мощной власти", исключающей самую идею какого-либо классового господства. В надклассовом государстве Штейна "сословия должны стоять друг около друга", "права всех классов общества должны охраняться сильными, мудрыми, свободными учреждениями". Государственная власть для Штейна - цель, а не средство, и именно поэтому она не может быть доверена парламентам с их партийными раздорами, партийной борьбой и т. п. Господство парламентского режима приводит к тому, что "происходит порча правительственного аппарата и все хорошее подавляется"38 . Задача таким образом согласно политическим теориям Штейна заключается в том, чтобы вне парламентарной формы суметь организовать "сильную государственную власть", соединив ее преимущества с преимуществами конституционного строя, "Штейн знал, что говорил, когда он называл ту реакционную партию, которая выступала против парламентарного развития, партией правды" - указывает У. Ноак39 .

 

Нетрудно, мы полагаем, доказать полнейшее совпадение всех этих уроков из политической этики Штейна с современными политическими установками германского фашизма. Легко заметить, что У. Ноак в своей статье с особенной тщательностью вытягивает из сочинений Штейна все то, что в настоящее время провозглашается Гитлером последним словом политической мудрости.

 

Достаточно сказать, что даже выуженное У. Ноаком из сочинений Штейна характерное противопоставление государства-средства целеустремленному государству будущего легко обнаруживается на страницах "Mein Kampf" Адольфа Гитлера, утверждающего там

 

 

32 "Historische Zeitschrift", B. 147, H. 1, S. 40 - 50, U. Noack, Christentum und Volksstaat in der politischen Ethik des Freiherrn von Stein.

 

33 Ibid., S. 52.

 

34 Ibid., S. 44.

 

35 Ibid., S. 48.

 

36 Ibid., S. 44.

 

37 Ibid., S. 43 - 44.

 

38 Ibid., S. 43.

 

39 Ibid., S. 51.

 
стр. 135

 

почти в тех же самых выражениях, что "Der Staat ist ein Mittel zum Zweck" и является целью, а не средством40 .

 

Интерес широких кругов реакционной буржуазии к Штейну, его политическому учению и деятельности не случайно значительно усилился в последние годы и был вызван не только одним столетием со дня его смерти (1831 - 1931). Целый ряд черт в учении и деятельности этого прусского чиновника, сумевшего, как известно, твердой рукой после Иены и Ауэрштэдта предотвратить грозившую господствующим классам Германии революцию, заставляет теперь всех немецких реакционеров особенно спешить с освоением его политического наследства.

 

О том, что национал-социалисты в этом отношении являются застрельщиками, свидетельствует хотя бы тот факт, что ссылки на Штейна рассыпаны почти по всем политическим брошюрам фашистов и что отдельные пункты их партийной программы прямо обосновываются цитатами из его сочинений. Укажем в качестве примера хотя бы на программу национал-социалистов в области народного просвещения, прямо опирающуюся на соответствующие места из сочинений Штейна. Незачем говорить, что эти же места с особенным благоговением приведены в статье У. Ноака, указывающего заодно с особенным ударением на то, что Штейн был горячим сторонником Священного союза, этого средоточия "христианской братской любви всех народов"41 .

 

Той же идеологией контрреволюционного фашизма до конца проникнута еще одна статья, помещенная в журнале почти накануне гитлеровского переворота. Автор этой статьи Хайо Холборн ("Конституция и правительство немецкой республики")42 напоминает в связи с 70-летием со дня рождения ответственного редактора "Historische Zeitschrift" Фридриха Мейнеке о том конституционном проекте, который был предложен последним в январе 1919 г. По словам Х. Холборна, проект этот оказал значительное влияние на создателей веймарской конституции, но и независимо от этого заслуживает самого серьезного внимания. "Он может и в настоящее время служить плодотворным исходным пунктом для государственной реформы"43 . Чем же замечателен конституционный проект Мейнеке? Почему так горячо рекомендуется он вниманию читателей журнала?

 

Здесь не место конечно сколько-нибудь подробно говорить о политических взглядах националиста Мейнеке, автора известных написанных в истинно прусском духе трудов о "Космополитизме и национальном государстве" и "Государственном разуме в новейшей немецкой истории". Достаточно сказать, что сам он в указанном наброске конституции подчеркивает свою приверженность старому строю и монархии ("Ich bleibe, der Vergangenheit zugewandt Herzensmonarchist") и свои черно-белые симпатии ("Ich... habe nie ein Stuck schwarzweisser Gesinmmg in mir verleugnet")44 .

 

Но не только эти подчеркнутые монархические симпатии привлекают теперь внимание немецкой буржуазии к проектам Мейнеке: в высказанных им в 1919 г. взглядах нетрудно подметить как раз те черты, которые должны были сделать его политические установки особенно актуальными именно в 1932 г., именно на пороге гитлеровского переворота.

 

Уже тогда Мейнеке в указанном выше проекте конституции и особенно в специально выпущенной брошюре ("Nach der Kevolution") смелой рукой набросал контуры будущего сильного немецкого государства, которое, по мысли его, должно было являться "синтезом старого военного и нового народного государства"; в этом государстве согласно Мейнеке должна была быть обеспечена возможность совместной деятельности новых "демократических" и старых "монархических" элементов ("Noske plus Studenten und Leutenants"45 ) и должна была быть установлена сильная диктаторская власть, опирающаяся не на парламент, а на непосредственное волеизъявление народа. "Я буду приветствовать диктатора независимо от того, пришел ли он из старых общественных кругов или вышел из кругов более скромных - лишь бы он сумел перекинуть мост между старым и новым временем"46 - писал в 1919 г. Мейнеке, подчеркивая при этом свою ненависть к рабочему классу и коммунизму. "Мы неизбежно столкнемся с большевизмом в борьбе не на жизнь, а на смерть" - писал он в своей брошюре47 .

 

Нетрудно заметить, что Мейнеке уже в 1919 г. строит планы будущего германского государства, исходя из тех политических установок, которые в недалеком будущем легли в основание программы национал-социализма: в его конституционном проекте, которым так восторгается Холборн, можно найти и характерный для гитлеризма аптипарламентаризм ("для

 

 

40 A. Hitler, Mein Kampf, B. 1, S. 24.

 

41 " Historische Zeitschrift", B. 147, H. 1, S. 43, 50.

 

42 Ibid., S. 115 - 128, Hajo Holborn, Verfassung und Verwaltung der deutschen Republik.

 

43 Ibid., S. 128.

 

44 F. Meinecke, Verfassung und Verwaltung der deutschen Republik ("Der neue Rund sehan" Jannar 1919, S. 2, 4).

 

45 F. Meinecke, Nach der Revolution, Brl. 1919, S. 114.

 

46 Ibid., S. 122.

 

47 Ibid,. S. 113.

 
стр. 136

 

парламента не остается большого места в проекте Мейнеке" - указывает Холборн), и стремление поднять всеми средствами исполнительную власть над законодательной ("вопросы управления куда важнее конституционных вопросов"), и даже дорогие современным фашистам идеи Anschluss'a48 . "Надо крикнуть партиям: руки прочь от управления!" - несколько раз повторяет Мейнеке, высказывая тем самым в 1919 г. одну из основных, ведущих "идей" национал-социализма49 .

 

Разбором статьи Холборна о конституционном проекте Фридриха Мейнеке мы и думаем закончить этот затянувшийся обзор.

 

Мы указывали в начале этого обзора, что процесс фашизации официальной немецкой исторической науки в настоящее время можно считать вполне законченным. Годовой комплект "Historische Zeitsehrift" дал нам полную возможность наблюдать за ходом этого процесса в период, непосредственно предшествовавший приходу Гитлера к власти: грубая тенденциозность, соединенная с вульгарно-идеалистической методологией, - следствие национал-социалистских устремлений большинства сотрудников журнала - уже тогда совершенно снижали ценность и качество их научно-исследовательской работы.

 

 

48 " Historische Zeitschrift", B. 147, H. 1, S. 119, 123.

 

49 F. Meinecke, Verfassung und Verwaltung der deutschen Republik, S. 7.

Опубликовано на Порталусе 15 августа 2015 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама