Рейтинг
Порталус

ВЕРАСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТАНОВЛЕНИЕ, ХАРАКТЕР, НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РАЗВИТИЯ (5 часть)

Дата публикации: 25 декабря 2018
Автор(ы): Горохов В.Н.
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Номер публикации: №1545743106


Горохов В.Н., (c)

«ДОГОВОР ПЯТИ ДЕРЖАВ»
6 февраля 1922 г., в последний день работы конференции пять великих держав заключили договор об ограничении морских вооружений.
Инициатива в разработке и принятии этого документа принадлежала Соединенным Штатам. В своей речи государственный секретарь США Ч. Хьюз изложил американский план, выделив три его главные составляющие. Предлагалось в первую очередь сократить число линейных кораблей, определявших силу военно-морского флота (к линкорам относились самые крупные военные суда водоизмещением выше 10 тыс. т и имевшие орудия калибром более 8 дюймов). Сокращение должно было осуществляться путем ликвидации кораблей, находившихся в стадии строительства, а также вывода их строя судов, уже стоявших на вооружении. Осуществление американского проекта привело бы к следующим количественным изменениям линейных флотов: Англия сохраняла из 32 линкоров 20, США увеличивали число линейных судов с 16 до 18 (при отказе от сооружения еще 11 кораблей), у Японии оставалось то же количество — 10 линкоров (при планировавшемся увеличении до 18). Аналогичные предложения касались и других классов кораблей. Во-вторых, предусматривалось установление «потолков» предельного тоннажа и его соотношения для пяти великих морских держав. В соответствии с этим положением в будущем замена устаревших на новые линейные корабли производилась таким образом, чтобы общий их тоннаж не превышал для США и Англии 500 тыс. т, а для Японии – 300 тыс. т, т.е. соотношение линейных флотов трех держав устанавливалось в пропорции 5:5:3. В-третьих, запрещалось строительство линкоров водоизмещением более 35 тыс. т, что, как ни странно, строго соответствовало пропускной способности Панамского канала.
В своей вступительной речи Ч. Хьюз много и прочувствованно говорил о бедствиях мировой войны, о стремлении народов миру, о необходимости сократить расходы на вооружения, что обратить их на восстановление разрушенного хозяйства. Как отмечала пресса, за 35 минут, затраченных на выступление, государственный секретарь США потопил больше кораблей, чем все (с.98) адмиралы прошлых веков. Речь получила восторженную рекламу: американские предложения называли «небывалой жертвой пацифизму», «практическим воплощением многовековой мечты человечества о мире и разоружении». За всеми этими громкими фразами на второй план отходила подлинная цель американской дипломатии — достичь военно-морского паритета с Великобританией и укрепить стратегические позиции США как великой морской державы.
Обсуждение американского проекта проходило в ожесточенной борьбе между «друзьями и союзниками». Результаты этой борьбы были таковы.
Переговоры о сокращении линейных флотов и авианосцев, если не считать некоторых изменений в деталях, завершились для США успешно. Англии по названным выше причинам пошла навстречу американским предложениям, что и предопределило общее согласие.
Стремление Соединенных Штатов распространить разработанные в отношении линкоров принципы на все остальные категории надводного флота встретило решительное сопротивление Великобритании. Дело в том, что крейсеры, эсминцы и другие быстроходные военные корабли были крайне ей необходимы для эффективной связи с разбросанными по всему миру частями Британской империи. Непримиримость позиции английской делегации не позволила решить этот вопрос положительно.
Такая же участь ожидала англо-американский проект сокращения подводного флота. В роли его главных оппонентов выступили Франция и Италия. Произошел занимательный диалог между англичанами и французами. А. Бальфур заявил о необходимости ликвидировать все подводные лодки, назвав их самым варварским видом военно-морских сил и напомнив делегатам о той безжалостной подводной войне, которую вела Германия против союзных держав. Ответ заместитель главы французской делегации А. Сарро (официальным руководителем являлся уехавший в Париж премьер-министр А. Бриан) определил как «бессмысленные» попытки противопоставить одни категории военно-морского флота другим. Затем он уверил присутствовавших на заседании в том, что Франция готова уничтожить все свои подводные лодки, если Великобритания сделает то же самое со своими линкорами. В заключение Сарро саркастически заметил: «Правда, нам говорят, что Англия никогда не использует свои линейные корабли в поенных целях. Ну, конечно же, она держит их, по всей видимости, для ловли сардин. Так пусть же она разрешит Франции иметь подводные лодки, ну, скажем, для ботанического исследования морского дна». В итоге этой дискуссии подводный флот остался неприкосновенным. (с.99)
Что касается проблемы «разоружения на суше», то она был лишь формально затронута в ряде выступлений, но никто всерьез ее не рассматривал. Столь же показной характер носило обсуждение вопроса о сокращении авиации.
Содержание «договора пяти держав» можно свести к следующим основным положениям. 1) Соотношение линейных флотов Англии, США, Японии, Франции и Италии устанавливалось в пропорции 5:5:3:1,75:1,75. Суммарный тоннаж линкоров составил соответственно 525-525-315-175-175 тыс. т. 2) Предельный тоннаж для авианосцев пяти морских держав определялся в размерах: 135-135-81-61-61 тыс. т. 3) Водоизмещение одного линейного корабля не должно было превышать 35 тыс. т. 4) Статья 19 запрещала сооружение новых и укрепление старых военно-морских баз в центральной и западной части Тихого океана (восточнее 110-го меридиана). США и Англия не могли иметь никаких военно-морских баз на расстоянии менее 5 тыс. км от японских островов. Это постановление явилось крупным стратегическим выигрышем для Японии.
«Договор пяти держав» стал важным элементом послевоенной системы международных отношений, хотя однозначно его охарактеризовать крайне трудно.
Во-первых, значение этого документа выходило за региональные рамки, поскольку он ограничивал не тихоокеанский, а мировой флот великих держав. Договор не только приостановил опасную тенденцию к неограниченной гонке морских вооружений, он установил предельные нормы тоннажа самых крупных морских кораблей, что предполагало весьма существенное (примерно в два раза) сокращение уже построенного или строившегося линейного флота. И это, безусловно, следует оценить положительно.
Во-вторых, соглашение пяти держав оформило такое глобальное военно-морское равновесие, которое, пусть в разной степени, но соответствовало интересам всех его участников. Соединенные Штаты одержали очередную дипломатическую победу. добившись военно-морского паритета с Великобританией, максимально укрепив свои позиции на морях и сохранив стратегическое значение Панамского канала. Англия, отказавшись от «стандарта двух держав», который превратился для нее в непосильно бремя, удержала лидерство в надводном флоте по классу быстроходных судов, что в сочетании с широкой сетью военно-морских баз обеспечивало ее преимущества как сильнейшей морской державы. Япония, настояв на включении в договор положения ограничении военного присутствия США и Англии в зоне Тихого океана, изменила соотношение сил в этом регионе в свою пользу. К тому же отставание от англосаксонских держав в количестве (с.100) линейных кораблей и авианосцев в известной мере компенсировалось выгодным географическим положением японских островов: и американские военно-морские интересы распространятся на два океана, а английские — на весь мир, то Япония могла сконцентрировать свой военный флот в одном стратегически важном для нее районе. Франция и Италия с их более скромными морскими возможностями получили эффективные гарантии своей безопасности, оставив за рамками ограничений и сокращений сухопутные силы и подводный флот, в чем они не уступали, а на каких-то участках и превосходили ведущие военно-морские державы мира.
В-третьих, договор «большой пятерки» не мог стать действенным средством разоружения, так как он содержал в себе программу не полного, а частичного сокращения вооружений. По всем направлениям, не затронутым в тексте соглашения, великие державы продолжали наращивать свою военную мощь. Это не перечеркивало достигнутое, но заметно ослабляло его значимость.

«ДОГОВОР ДЕВЯТИ ДЕРЖАВ»
Участниками этого договора, подписанного 6 февраля 1922 г., стали все страны, приславшие своих представителей в Вашингтон, за исключением английских доминионов. Основу соглашения составил американский проект, поддержанный делегациями Англии и Китая. Его содержание было таково. В статье 1-й договора стороны обязались уважать суверенитет, независимость, «территориальную целостность и неприкосновенность» Китайской республики. Статья 3-я утверждала принцип «открытых дверей» и «равных возможностей» для торговой и промышленной деятельности «всех наций на всей китайской территории». Одновременно государства, заключавшие договор, брали на себя обязательство «воздерживаться от получения специальных прав и преимуществ в Китае». В соответствии с принятыми постановлениями Япония была вынуждена отказаться от некоторых своих привилегий: исключительного права предоставлять китайскому правительству займы на строительство железной дороги в Маньчжурии, направлять в Северо-Восточный Китай своих советников и др. Под давлением США и Англии глава японской делегации Т. Като 4 февраля 1922 г. подписал с представителями пекинского правительства специальное соглашение, по которому Япония обязалась в 6-месячный срок вывести свои войска из провинции Шаньдун и вернуть Китаю железную дорогу Циньдао-Цзинань и территорию Цзяочжоу. (с.101)
В определенном смысле «договор девяти держав» явился этапным событием в развитии международных отношений на Дальнем Востоке.
Во-первых, доктрина «открытых дверей» и «равных возможностей», провозглашенная еще в 1899 г., впервые получила международное признание, что было несомненным успехом американской внешней политики. На церемонии подписания Ч. Хьюз заявил: «Мы считаем, что благодаря этому договору «открытые двери» в Китае стали, наконец, реальностью». «Равные возможности» при неравенстве в экономической мощи обеспечивали Соединенным Штатам существенные преимущества в борьбе за Китай. Во-вторых, договор, отвергавший политику «сфер влияния» имел ярко выраженную антияпонскую направленность и ослаблял дальневосточные позиции Японии. С одной стороны, это свидетельствовало о том, что США, уступив Японии в вопросе о военно-морских базах, при решении китайской проблемы взяли реванш и улучшили свои позиции за счет японских. С другой стороны, подобный исход переговоров никак не мог удовлетворить Японию и неминуемо должен был привести к новому обострению американо-японских противоречий. В-третьих, соглашение девяти держав при всех его демократических формулировках носило противоречивый и непоследовательный характер. Оно устранило лишь некоторые из многочисленных ограничений китайского суверенитета. Предложения Китая о полной отмене прав экстерриториальности иностранных граждан, «21 требования», возвращении всех арендованных территорий не были удовлетворены. Англия, заявившая о передаче Китайской республике Вэйхайвэя, сохраняла за собой полуостров Цзюлун и Гонконг. Япония отклонила требование Китая о выводе японских войск из Южной Маньчжурии и отказалась обсуждать вопрос о принадлежности Порт-Артура и Дайрена. В-четвертых, несмотря на двойственность в подходе к китайской проблеме, договор 1922 г. следует признать крупным позитивным шагом в ее решении — в сравнении с империалистическими методами полуколониальной эксплуатации Китая, столь характерными для предшествовавшей политики великих держав.
В ходе обсуждения «договора девяти держав» на Вашингтонской конференции, как и на конференции Парижской, возник русский вопрос. При сохранении общего антисоветского настроя в политике союзных держав произошли определенные изменения, что не в последнюю очередь было связано с окончанием в России гражданской войны. В этом контексте чрезвычайно показательными стали два эпизода. (с.102)
Соединенные Штаты выступили с идеей «интернационализации» Китайско-Восточной железной дороги. Последовал протест советского правительства, которое заявило, что проблема КВЖД — это предмет двусторонних переговоров между Китаем и РСФСР, не конференции, проходящей без участия Российской республики. Весьма симптоматичной была ответная реакция союзников. Специальная техническая подкомиссия представила доклад, в котором отмечалось, что «дорога действительно является собственностью российского правительства». В резолюции Вашингтонской конференции, подтверждавшей полномочия межсоюзнического комитета по управлению КВЖД, главной целью его деятельности объявлялось «возвращение железной дороги России как законному владельцу». Подобный реверанс в сторону Советской России во многом объяснялся тем, что державы Антанты и прежде всего США начинали воспринимать ее как элемент общемирового баланса сил и как возможный противовес Японии.
Об этом же свидетельствовали и такие факты, как прием Ч. Хьюзом делегации ДВР, ряд заявлений официальных американских и английских представителей о необходимости вывода японских войск с Дальнего Востока и др.
Продемонстрировав свое желание если не уважать, то во всяком случае учитывать «законные интересы» Советской России, союзные державы по существу признали ее де-факто.
Как можно оценить основные итоги работы Вашингтонского форума?
Созыв и решения конференции стали первой крупной дипломатической победой Соединенных Штатов после окончания мировой войны. Им удалось существенно усилить свою роль в решении ряда крупных международных проблем и в какой-то мере взять реванш за неудачи в Париже. В этом смысле Вашингтонская конференция, будучи продолжением Версаля, одновременно явилась и его частичной ревизией.
Конференция в Вашингтоне юридически оформила новое «Равновесие сил» в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Был достигнут консенсус в отношении военно-морского баланса, взаимных гарантий региональных интересов и общих принципов дальневосточной политики.
Вместе с тем Вашингтонская система не была универсальной. Постановления конференции носили временный и компромиссный характер, а многие вопросы так и не нашли в них своего разрешения. Противоречия между великими державами были сглажены, но не устранены.
Завершение работы Вашингтонской конференции знаменовало собой начало функционирования Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. (с.103)

ВЕРСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СОДЕРЖАНИЕ И ХАРАКТЕР

Приведенный выше анализ основных постановлений Парижской и Вашингтонской конференций позволяет сделать следующие общие заключения по содержанию и характеру Версальско-Вашингтонской системы.
Первое. Эта система явилась международно-правовым оформлением результатов Первой мировой войны и сложившейся после ее окончания новой расстановки сил. Ее создание завершило процесс перехода от войны к миру и способствовало временной стабилизации международных отношений.
Второе. Версальско-Вашингтонская система носила крайне сложный и противоречивый характер. В ней сочетались как демократические, справедливые, так и консервативные, империалистические принципы мирного урегулирования.
Первые были обусловлены кардинальными изменениями в послевоенном мире: подъемом революционного и национально-освободительного движения, возникновением «большевистской угрозы», широким распространением пацифистских настроений, а также стремлением ряда лидеров держав-победительниц придать новому миропорядку либеральный, более цивилизованный облик. На этих принципах основывались такие решения, как юридическое признание девяти вновь образовавшихся государств в Центральной и Восточной Европе; учреждение Лиги Наций; провозглашение независимости и территориальной целостности Китая; ограничение и сокращение морских вооружений и др. Существенным недостатком многих из названных постановлений была их декларативность, не подкрепленная реальными гарантиями. Однако даже в этой форме они имели немаловажное позитивное значение, став международно признанной базой для борьбы за осуществление демократических целей и деклараций. Не следует также забывать, что либеральные начала впервые вводились в теорию и практику межгосударственных отношений.
Вместе с тем, решающую роль в становлении послевоенной международной системы играла консервативная тенденция. Это нашло свое отражение в решении таких вопросов, как разработка и заключение мирных договоров с Германией и ее союзниками определение основных направлений антисоветской политики перераспределение колоний и др.
Явное преобладание традиционно-консервативных принципов нал демократическими объяснялось целым рядом причин. (с.104)
Во-первых, в Версальско-Вашингтонской системе были юридически закреплены итоги не справедливой войны, а войны «империалистической с обеих сторон». Во-вторых, эта система отражала не просто новую расстановку сил, а господство держав-победительниц над побежденными государствами. Отсюда унизительный и во многом грабительский характер выработанных в Версале договоров. В-третьих, определяющим фактором нового передела мира, как и прежде, стало не стремление к справедливости и «национальному самоопределению народов», а геополитические и стратегические интересы ведущих мировых держав. В-четвертых, либеральные призывы и лозунги не могли скрыть того факта, что в качестве главного средства урегулирования международных отношений сохранялся силовой метод, что наиболее ярко проявилось в ультимативности требований к Германии и организации вооруженной интервенции против Советской России. В-пятых, консервативно-империалистический характер послевоенной международной системы отчетливо проявился в сохранении колониальных империи, разделении мира на небольшое число стран-метрополий (их было всего 10) и огромный по площади и населению массив колониальных владений и подмандатных территорий (44,7% земной суши и 31,5% мирового населения).
Таким образом, новая модель международных отношений, отличавшаяся от старых известным либерализмом, по своему содержанию и характеру была преимущественно консервативной и в этом смысле, хотя и при иной расстановке сил, являлась «правопреемницей» прежних международных систем.
Третье. Несмотря на достигнутое взаимопонимание между державами-победительницами в урегулировании крупных мировых проблем, несмотря на их попытки создать сбалансированный международный порядок, Версальско-Вашингтонская система была неравновесной и неустойчивой.
В теоретическом плане любая система международных отношений не может быть долговечной, так как составляющий ее основу баланс сил постоянно меняется, что в конце концов приводит к крушению устаревшей международной системы и становлению новой, соответствующей историческим реалиям. Устойчивость данной международной модели зависит от того, в какой степени были учтены интересы ее участников, как были урегулированы спорные вопросы, в какой мере были сняты существовавшие и возможные
противоречия в межгосударственных отношениях.
В этом контексте Версальско-Вашингтонская система уже изначально не являлась прочной и устойчивой, так как она не (с.105) только не устранила традиционные, но и способствовала появлению новых международных конфликтов. Можно выделить пять основных групп противоречий, характерных для международной обстановки межвоенного периода.
Главным стало противостояние держав-победительниц и побежденных государств. Поэтому центральное место в международной жизни занял германский вопрос. Стремление к реваншу, определявшее внешнюю политику Германии, было вызвано унизительным характером Версальского договора, авторами которого являлись державы Антанты и США. По существу эта политика была направлена на ревизию Версальско-Вашингтонской договорной системы, а следовательно, против ее создателей. Конфликт между Германией и союзными державами представлял собой основное, важнейшее противоречие послевоенного времени, так как в перспективе оно могло вылиться в борьбу за новый передел мира. Несмотря на всю сложность развития международных отношений в 1920–1930-е гг. именно это противоречие в конечном итоге привело ко Второй мировой войне.
Другую группу составили противоречия между самими державами-победительницами: Англией и Францией. США и Англией, Японией и США, Италией и англо-французской Антантой.
Как известно, наибольшие выгоды от решений Парижской мирной конференции получили Великобритания и Франция. Однако уже в ходе обсуждения вопросов послевоенного устройства мира между двумя ведущими европейскими державами выявились существенные разногласия. Суть этих разногласий — в столкновении различных концепций континентальной безопасности и стабильности. Французское правительство исходило из того, что мир и спокойствие в Европе могут быть достигнуты путем укрепления руководящей роли Франции на континенте. Правительство Англии придерживалось на этот счет иного мнения: основой европейского международного порядка должно стать равновесие сил между Францией и Германией, что позволяло Англии играть роль арбитра и контролировать ход событии в Европе. В реализации своей цели Франция использовала два основных средства: курс на максимальное ослабление Германии создание блока профранцузски настроенных малых европейски стран. Англия выступала за сохранение «достаточно сильно Германии и против блоковой политики Франции. Навязав германскому правительству грабительский Версальский договор, Французская республика добилась многого в решении первой задачи, хотя и вынуждена была под англо-американским давлением (с.106) отказаться от ряда пунктов своей «программы-максимум» в отношении Германии. Успешно решалась и вторая задача: в 1920–1921 гг. Франция заключила союзные соглашения с Бельгией и Польшей, а также инициировала образование т.н. Малой Антанты – военно-политического блока трех малых стран: Чехословакии, Румынии и Королевства сербов, хорватов и словенцев. Как отмечал в этой связи Ж. Клемансо: «Самая твердая наша гарантия от германской агрессии заключается в том, что за спиной Германии стоят Чехословакия и Польша, занимающие великолепное стратегическое положение». Эти «тыловые союзы», по замыслу французских авторов, имели не только антигерманскую, но и антисоветскую направленность, так как должны были служить «антибольшевистским санитарным кордоном». Но главное, о чем не упомянул Клемансо, они рассматривались как надежная опора в утверждении главенствующих позиций Франции на европейском континенте. По понятным причинам, все эти действия союзника по войне в английских правительственных кругах оценивались отрицательно. Англо-французское противоборство усиливалось, что ставило под вопрос прочность Версальской системы.
Противоречия между Англией и Соединенными Штатами в известном смысле носили глобальный характер, что определялось несоответствием их международных позиций реальному соотношению сил: бесспорное преимущество США в финансово-экономической сфере и лидерство Великобритании в области политической. Стремление Соединенных Штатов расширить свою экономическую экспансию, используя политику «открытых дверей», наталкивалось на глухое сопротивление Англии, владевшей огромной колониальной империей. Такова была первопричина многочисленных англо-американских споров и конфликтов в различных регионах мира. Серьезные разногласия между англосаксонскими державами проявились на Парижской и Вашингтонской конференциях. В Париже Англия праздновала дипломатическую победу во многом благодаря тому, что ей удалось ограничить максималистские притязания США. В Вашингтоне Соединенные Штаты добились дипломатического успеха в основном за счет Великобритании (равенство линейных флотов, отмена англо-японского союзного договора). Вместе с тем не следует преувеличивать остроту англо-американского антагонизма и уж никак нельзя называть его «главным противоречием межвоенного периода», что с упорством, достойным лучшего применения, доказывалось в советской историографии. Противоборство Англии и США, безусловно, занимало важное место в (с.107) мировой политике, оно влияло на исход тех или иных крупных международных событий, подтачивало устои Версальско-Вашингтонской системы. Однако это противоборство не могло являться определяющим для развития международных отношений по крайней мере по двум ранее уже названным причинам: очевидная слабость мировых политических позиций Соединенных Штатов и изоляционистское самоограничение их европейской политики, а также англо-американская солидарность в подходе к решению наиболее значимых для того времени международных проблем (германский вопрос, «открытые двери» в Китае, отношение к Советской России и др.).
Что касается американо-японских противоречий, то перспективы их резкого обострения явственно обозначились уже в процессе становления Версальско-Вашингтонской системы. Еще в Париже наблюдательный Ллойд Джордж определил внешнеполитические взгляды Вильсона как «активно антияпонские». Уступив Японии на Парижской конференции, Соединенные Штаты взяли реванш в Вашингтоне, продиктовав постановления, вызвавшие в японских правительственных кругах вполне объяснимое раздражение и неудовольствие (международное признание доктрины «открытых дверей» и осуждение политики «сфер влияния», возвращение Китаю Шаньдуна, аннулирование англо-японского союза). Решения Вашингтонской конференции, временно стабилизировав обстановку на Дальнем Востоке, одновременно дали мощный импульс усилению борьбы за экономический и политический контроль над Азиатско-Тихоокеанским регионом. Эта борьба, в которой Япония собиралась использовать как дипломатические, так и военные средства, была чревата ревизией Вашингтонской договорной системы.
В Италии решения Парижской конференции изображались не иначе как «обман и предательство» со стороны великих союзных держав. Итальянские газеты комментировали эти решения с южным темпераментом и повышенной эмоциональностью: «Ради чего сражались?», «Мы — побежденные среди победителей!», «И разразился мир!». Миф об «урезанной победе» стал реальным фактором обострения противоречий между Италией и англо-французской Антантой. После прихода к власти фашизма борьба Италии против «плутократов и обманщиков» из Лондона и Парижа получила мощный дополнительный импульс. Б. Муссолини, выдвинув лозунг «превращения Средиземного моря в итальянское озеро», обычно сопровождал его призывами «изгнать паразитов» из Средиземноморья. Какие именно великие державы он имел при этом в виду, в Европе хорошо понимали. (с.108)
Таким образом, противоречия держав-победительниц стали важной причиной дестабилизации юридически оформленного в Париже и Вашингтоне международного порядка.
Органичным пороком Версальско-Вашингтонской системы было игнорирование интересов Советской России. В международных отношениях возникло принципиально новое — «межформационное», идейно-классовое противоречие. Оно не играло первостепенной роли начале 1920-х гг., но по мере укрепления позиций советско-большевистского режима после окончания гражданской войны фактор СССР становился все более значимым в международной жизни. Не получив приглашения ни в Париж, ни в Вашингтон, и не связанное никакими договорными обязательствами советское правительство было вправе проводить политику, направленную на разрушение Версальско-Вашингтонской системы, тем более, что существенным ее компонентом являлся антисоветизм. В целом отношения Запад — Советская Россия в этот период можно охарактеризовать как первую «холодную войну».
Появление еще одной группы противоречий — между малыми европейскими странами — было связано с решением территориально-политических вопросов, в котором учитывались не столько их интересы, сколько стратегические соображения держав-победительниц. К тому же в самих Парижских соглашениях нарушался базовый принцип самоопределения: наднациональные государственные образования в одних случаях были разрушены (Австро-Венгрия), а в других созданы заново (Чехословакия. Югославия). В результате общая численность национальных меньшинств в послевоенной Европе оценивалась в 17 млн. человек, что составляло около 5% всего европейского населения (без Советской России). Множество территориальных споров и конфликтов, в каждом из которых переплетались и сталкивались устремления как малых стран, так и великих держав, усиливало международную напряженность и подрывало основы послевоенной Договорной системы.
Сугубо консервативный подход к разрешению колониальных проблем обострил противоречия между державами-метрополиями и колониями. Нараставшее национально-освободительное движение стало одним из важных показателей нестабильности и непрочности Версальско-Вашингтонской модели международных отношений.
Неустойчивость послевоенной международной системы проявлялась не только в ее противоречивом, конфликтном характере, но также и в том, что в рамках этой системы не были выработаны эффективные средства устранения межгосударственных (с.109) противоречий, блокирования действий, направленных на разрушение сложившегося равновесия сил. Такими средствами могли стать либо согласованная политика великих держав — главных субъектов международных отношений, либо общепризнанный и действенный межгосударственный орган, либо и то и другое вместе взятые.
Что касается первого условия, то оно фактически отсутствовало. Из семи великих мировых держав три — США, Советская Россия и Германия — хотя и по разным причинам оказались вне новой международной системы. Англо-французского веса и влияния было явно недостаточно для противодействия деструктивным тенденциям и акциям по отношению к Версальско-Вашингтонскому миропорядку. Да к тому же и между этими ведущими европейскими державами существовали серьезные противоречия. Другое условие — создание международной организации — было выполнено, но только наполовину, так как фактически Лига Наций не являлась ни общепризнанным, ни действенным органом.
Оценка Версальско-Вашингтонской системы как непрочной и неустойчивой нашла свое практическое подтверждение в серии международных кризисов 1920–1923 гг., о которых уже говорилось. Не случайно один из участников разработки Версальского договора бывший премьер-министр и будущий министр иностранных дел Франции Л. Барту в 1924 г. назвал этот период «беспокойной историей неустойчивого мира». Отмеченные недостатки послевоенной договорной системы поставили перед державами-победительницами проблему поиска путей ее укрепления и модификации. В частности были предприняты попытки включить в Версальско-Вашингтонскую систему Советскую Россию.

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ И ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ В 1918–1923 ГГ.

В истории взаимоотношений Советской России и Запада в первые послевоенные годы отчетливо выделяются два периода 1) с 1918 по 1921 г. — период открытой военно-политической конфронтации; 2) с 1921 по 1923 г. — период перехода к нормализации отношений, к «мирному сосуществованию двух социально-политических систем».
Вооруженная интервенция стран Антанты началась еще весной 1918 г., когда английский десант под предлогом противодействия операциям германской армии высадился в Мурманске, а англо-японские войска заняли Владивосток. Однако широкомасштабные (с.110) венные действия были развернуты в 1919 г. В них участвовали 14 союзных государств (некоторые только номинально): Англия, Франция, США, Япония, Италия, Польша, Румыния, Чехословакия, Финляндия, Греция, Эстония, Латвия, Литва и Китай. Общая численность направленных в Советскую Россию иностранных солдат и офицеров составила 310 тыс. человек. Были определены три основные зоны операций: Дальний Восток и Сибирь (здесь действовал воинский контингент численностью в 150 тыс. человек); Юг России, Средняя Азия и Закавказье (130тыс. человек): северные районы Российской республики (30 тыс. человек). Одновременно державы Антанты и США оказывали огромную финансовую и военную помощь внутренним антибольшевистским силам, которая по разным данным оценивалась в 1,5–2 млрд. золотых руб., что было равнозначно всем зарубежным инвестициям в экономику дореволюционной России.
В 1919–1920 гг. союзные державы совместно с белогвардейскими армиями предприняли три крупные акции, известные в истории как «три похода Антанты».
Первый из них проходил с марта по июль 1919 г. Главный удар наносила армия Колчака на Восточном фронте. Маршал Фош назвал это наступление «решающим» и добавил: «1919 год увидит конец большевизма». Итогом кампании стал разгром колчаковской армии. Победа рабоче-крестьянской Красной армии дала дополнительный толчок подъему демократического движения в странах Антанты под лозунгом «Руки прочь от Советской России!». Восстания солдат (на севере) и матросов (на кораблях французского флота на Черном море) ускорили начато эвакуации войск союзников.
Второй поход Антанты, названный У. Черчиллем «походом 14 держав», продолжался с июля 1919 по февраль 1920 г. Особые надежды руководители западных держав возлагали на добровольческую армию генерала А.И. Деникина, а также на малые европейские страны, граничившие с Советской Россией. Новое наступление, как и предыдущее, закончилось полным провалом. Деникинцы были разбиты. Малые страны, за исключением Польши, проявили нулевую активность. К началу 1920 г. все иностранные войска, кроме японских, покинули пределы советского государства. Красная армия, преследуя отряды Колчака, приостановила свое продвижение в районе Иркутска: советское правительство опасалось прямого столкновения с Японией. На Дальнем Востоке — от озера Байкал до Тихого океана — была образована Дальневосточная республика. Создание ДВР стало одним из самых удачных дипломатических маневров Советской России. Она (с.111) представляла собой буферное государство — формально независимое, но фактически управляемое из Москвы. «Крепкая связь двух республик обнаружилась после назначения на пост военного министра и главкома Народно-революционной армии ДВР командарма В.К. Блюхера.
Третий и последний поход Антанты в апреле–ноябре 1920 г осуществлялся силами Польши и белогвардейской армии генерала П.Н. Врангеля. «Начальник» Польской республики маршал Юзеф Пилсудский, выдвинув лозунг «создания Великой Польши от моря и до моря», 25 апреля 1920 г. отдал приказ о наступлении на Советскую Россию с целью «восстановления исторических польских границ». В результате к середине июля Польша оказалась на грани катастрофы: Красная армия подошла к Варшаве и Львову, а конный корпус комкора Г.Д. Гая занял Данцигский коридор и вторгся в пределы Германии. Однако в августе в ходе военных действий произошел перелом. Войска Пилсудского перешли в контрнаступление и наголову разбили три советские армии, включая легендарную I Конную под командованием С.М. Буденного. По заключенному 18 марта 1921 г. Рижскому мирному договору польская граница устанавливалась восточнее «линии Керзона», что означало присоединение к Польше западных частей Украины и Белоруссии, Поражение в советско-польской войне было обусловлено целым рядом причин: умело поставленной пропагандой о «большевистской угрозе» независимости Польской республики; масштабной военной помощью Польше со стороны держав Антанты; тактическими ошибками командования Красной армии и др. Однако решающим фактором стала порочность большевистской стратегической линии, явная переоценка сил мировой революции и столь же очевидная недооценка патриотических настроений в Польше. В.И.Ленин, проанализировав итоги советско-польской войны, пришел к выводу: «Патриотизм и национализм победили пролетарский интернационализм».
Горечь поражения от Польши скрасил крупный успех в последней на европейской территории России Перекопско-Чонгарской операции в ноябре 1920 г., в результате которой были разгромлены войска Врангеля и освобожден Крым.
На завершающем этапе гражданской войны в 1921–1922 гг. были подавлены последние очаги сопротивления в Закавказье Средней Азии и на Дальнем Востоке. В октябре 1922 г. Народно-революционная армия ДВР после победы над белогвардейским генералом М.К. Дитериксом вошла во Владивосток. Незадолго до это японские войска покинули территорию Дальневосточной республики. (с.112)
В ноябре 1922 г. Национальное собрание ДВР объявило о воссоединении с РСФСР.
Этими событиями завершилась и гражданская война, и иностранная интервенция. Советская Россия одержала историческую победу над силами внутренней и внешней контрреволюции, что объяснялось следующими основными причинами.
Определяющее значение имел внутриполитический фактор: поддержка советской власти большинством населения России. Только народ, веровавший в праведность и истинность социалистической идеи, мог победить в столь катастрофически тяжелых условиях. Достаточно напомнить, что в начале 1919 г. интервенты и белогвардейцы оккупировали около 75% российской территории, на которой проживало более 57% населения (82 из 143 млн. человек). Необходимо также подчеркнуть руководящую и мобилизующую роль партии большевиков.
Наиболее значимым внешним фактором явились острые противоречия союзных держав по вопросам средств и методов борьбы с «большевистской опасностью». Имея в виду эту причину, которую он ставил на первое место, В.И.Ленин отмечал: «Если бы Антанта смогла хотя бы десятую долю своей армии бросить против нас..., нам бы не удержаться».
Существенное влияние на исход гражданской войны в России оказало международное демократическое движение в защиту Советской республики. Только один пример: в рядах Красной армии и в партизанских отрядах сражались более 300 тыс. добровольцев-интернационалистов, т.е. по численности столько же, сколько западные государства и Япония смогли мобилизовать в свои армии для борьбы с Советской Россией.
С окончанием гражданской войны начался новый этап — этап постепенной нормализации отношений между Российской республикой и союзными державами. Причем в этом направлении продвигались как та, так и другая сторона.
Что касается советского руководства, то оно приступило к детальной разработке концепции мирного сосуществования с капиталистическими странами, осознав невозможность реализации в Нижайшем будущем доктрины мировой революции. Советско-польская война показала, по Ленину, что «Европа не готова к революции» и поэтому «надо учиться сосуществовать с капитализмом». Принцип мирного сосуществования включат в себя два важнейших положения: во-первых, дипломатическое признание Советской России и развитие политических отношений при взаимном признании независимости, суверенитета и свободы в выборе строя; во-вторых, расширение торговых и экономических связей (с.113) на основе равенства и обоюдной выгоды. Учитывая тот огромный ущерб, который нанесла российскому хозяйству гражданская война, Ленин особо подчеркивал важность реализации второго положения: «Нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще не совсем развалились), безусловно, необходима».
Правительственные круги западных держав в поисках нового подхода к решению «советской проблемы» руководствовались следующими суждениями. Во-первых, победа большевиков в гражданской войне убедительно показала, что военной силой «удушить советскую власть» невозможно. Вo-вторых, переход от «военного коммунизма» к новой экономической политике с допущением «капиталистических элементов» воспринимался на Западе как попытка возвратиться к «цивилизованному порядку вещей». В-третьих, далеко не последнюю роль играли соображения реальной политики, стремление вписать Советскую Россию в Версальско-Вашингтонскую систему международных отношений. В-четвертых, учитывались также и экономические интересы, желание восстановить свои позиции на российском рынке. В-пятых, определенное значение имело и то обстоятельство, что курс на мирное сосуществование встречал поддержку у демократической общественности западных стран.
Уже в 1920 г. обе стороны предприняли первые шаги по нормализации отношений. В феврале–августе этого года советское правительство добилось заключения соглашений о дипломатическом признании с прибалтийским странами. Подписанный первым 2 февраля 1920 г. договор с Эстонией Ленин, уподобившись Петру I, назвал «окном в Европу». В 1921 г. были заключены договоры с Ираном, Афганистаном, Турцией и Монголией, в которых содержались не только статьи об установлении дипломатических отношений, но и положения о расширении экономических связей, отказе РСФСР от всех прежних неравноправных соглашений, об оказании помощи странам Востока в их «борьбе против империализма». Эта акция значительно повысила международный престиж Советской России.
Со своей стороны, державы Антанты в начале 1920 г. отказались от экономической блокады Российской республики. Первым крупным торговым соглашением стал англо-советский договор, подписанный в марте 192! г. Постепенно международные экономические позиции РСФСР укреплялись. Если в 1920 г. она поддерживала торговые отношения с 7 государствами, то в 1923 г. – уже с 28. За этот же период внешнеторговый оборот Советской России увеличился с 24 до 276 млн. руб., т.е. в 11,5 раза. С июля 1921 г. стала реализовываться ленинская программа концессии. (с.114)
Наиболее острой во взаимоотношениях с Западом оставалась проблема аннулированных советской властью долгов и национализированной иностранной собственности. 28 октября 1921г. Народный комиссариат по иностранным делам направил правительствам пяти союзных держав ноту, в которой говорилось о готовности признать определенные финансовые обязательства по иностранным займам и кредитам при трех условиях: политическое признание советского государства; предоставление новых кредитов для восстановления разрушенного не без участия стран Антанты народного хозяйства; установление льготных условий для погашения довоенных долгов. Это заявление свидетельствовало об отходе советского правительства от жесткой революционно-классовой платформы к признанию общепринятых норм международного права.
Этапным событием в развитии отношений Советская Россия-Запад стала Генуэзская конференция по экономическим и финансовым вопросам, проходившая с 10 апреля по 19 мая 1922 г. Предыстория созыва этой конференции была такова. В январе 1922 г. в Канне состоялось совещание (конференция) Верховного Совета Антанты с участием представителей Германии и наблюдателей от США. Каннское совещание приняло решение провести в Генуе конференцию всех европейских государств с целью определения путей послевоенного хозяйственного восстановления Европы. В итоговой резолюции, одобренной в Канне, были выдвинуты два знаменательных условия. «Нации не могут присваивать себе право диктовать другим принципы выбора формы собственности, внутренней экономической жизни и образа правления. Каждая нация в этом отношении имеет право избирать для себя ту систему, которую она предпочитает». Это положение по форме и по существу органично вписывалось в концепцию мирного сосуществования. Другим важнейшим условием стало требование возврата иностранной собственности и признания долгов всех прежних правительств. Совершенно очевидно, что это требование адресовалось прежде всего Советской России.
Верховный Совет Антанты направил послание правительству Российской республики с приглашением принять участие в конференции.
Партийно-государственное руководство России уделило самое серьезное внимание подготовке к первому в истории РСФСР крупному международному форуму. Было принято специальное Постановление ЦК РКП(б) «О задачах советской делегации в Генуе». Главная задача, согласно Постановлению, состояла в достижении (с.115) договоренности с западными державами о развитии взаимовыгодных экономических связей, а при благоприятной обстановке, и о нормализации политических отношений. Вопрос о долгах решался, с одной стороны, по-революционному («Ультиматумам мы не подчинимся»), но с другой стороны предполагалось провести в Генуе хитроумную дипломатическую игру. Ее смысл заключался в том, чтобы на претензии Запала ответить своими еще большими контрпретензиями. С этой целью была создана специальная комиссия по подсчетам задолженности царского и Временного правительств и исчислению ущерба, нанесенного народному хозяйству России за годы антисоветской интервенции. Подсчет, проведенный в кратчайшие сроки, показал, что задолженность составляла 18 млрд., 469 млн. золотых руб., а ущерб — 39 млрд., т.е. державы Антанты должны были заплатить Советской России в два раза больше, чем получить от нее.
Не менее ответственно к подготовке конференции отнеслись и лидеры союзных держав. Одним из важных этапов этой подготовки стала встреча английского и французского премьер-министров Д. Ллойд Джорджа и Р. Пуанкаре в Булони (Франция) в феврале 1922 г. По результатам их переговоров в марте того же года был составлен Лондонский меморандум, в котором выдвигались следующие требования к Советской России: признание ею всех финансовых обязательств бывших российских властей; реституция (восстановление прав) иностранной собственности или возмещение ее стоимости; принятие ответственности за все убытки от действий как советского, так и предшествовавших ему правительств. В меморандуме, который рассматривался как проект резолюции Генуэзской конференции, содержалась лишь одна уступка в пользу советского государства: все займы, полученные Россией после 1 августа 1914 г., считались погашенными после уплаты определенной суммы.
Сравнительный анализ двух программ позволяет сделать вывод о том, насколько призрачными были шансы найти компромиссное решение.
Торжественное открытие Генуэзской конференции состоялось 10 апреля в Зале сделок старинного дворца Сан-Джорджо. В ней приняли участие представители 29 европейских государств, 5 английских доминионов и наблюдатели от США. Советскую делегацию возглавлял нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин.
В первый же день работы конференции было заслушано выступление Чичерина, который зачитал текст на французском и английском языках. Глава российской делегации акцентировал (с.116) внимание слушателей на трех основных позициях. Во-первых, впервые на официальном уровне были изложены принципы мирного сосуществования, которое, по словам наркома, не только возможно, но и «повелительно необходимо». В этой связи он выступил со следующим программным заявлением: «Российская делегация явилась сюда не для того, чтобы пропагандировать свои собственные теоретические воззрения, а ради вступления в деловые отношения с правительствами и торгово-промышленными кругами всех стран на основе взаимности, равноправия и полного и безоговорочного признания». Во-вторых, от имени правительства РСФСР Чичерин выразил готовность признать довоенные долги и преимущественное право за большинством иностранных собственников получить в концессию или аренду ранее принадлежавшее им имущество при условии признания советского государства де-юре, оказания ему финансовой помощи и аннулирования военных долгов и процентов по ним. Затем были названы впечатлившие аудиторию цифры о задолженности России и суммарного ущерба, нанесенного ей державами Антанты. В-третьих, советская делегация внесла на обсуждение конференции вопрос о всеобщем сокращении вооружений и обеспечении политических гарантий международной безопасности (ограничение всех видов вооружений; запрещение наиболее варварских форм ведения войны и применения средств массового поражения; периодический созыв европейских конференций и Всемирного конгресса мира; пересмотр Устава Лиги Наций на принципах равноправия, «без господства одних над другими»).
Лидеры западных держав единодушно отвергли советскую программу, определив содержавшееся в ней предложение по иностранной собственности как неприемлемое, а по долгам — как смехотворное. Не встретил никакой поддержки и план поэтапного разоружения; он был просто проигнорирован с доходчивым пояснением, что конференция посвящена совершенно другим проблемам. После этого в обсуждении русского вопроса сложилась патовая ситуация. Генуэзская конференция спокойно и скучно шла к своему безрезультатному финалу, если бы не настоящая сенсация, случившаяся 16 апреля 1922 г. В этот день делегации Германии и Советской России в пригороде Генуи Рапалло подписали договор, который вверг представителей держав Антанты в шоковое состояние.
Заключение Рапалльского договора имело свою краткую предысторию. Воспользовавшись тем, что Германия в целях (с.117) успешного противостояния державам-победительницам достаточно активно искала контактов с Россией, советская делегация предложила германским дипломатам провести сепаратные переговоры и подписать заранее заготовленный текст соглашения. При этом российские представители настаивали на немедленном ответе. После «пижамного совещания» германской делегации (события происходили накануне отхода ко сну) было получено согласие. Поздно вечером 16 апреля в советской резиденции Г.В. Чичерин и министр иностранных дел Германии В. Ратенау подписали знаменитый Рапалльский договор, в который вошли следующие положения: предусматривалось восстановление в полном объеме дипломатических отношений; Германия отказывалась от претензий в связи с национализацией ее государственной и частной собственности в РСФСР; Советская Россия обязалась не претендовать на спою долю репараций, взимаемых с Германии; стороны договорились содействовать развитию торговых и экономических отношений, руководствуясь принципом наибольшего благоприятствования.
Рапалльский договор имел чрезвычайно важное международное значение. Во-первых. Это было первое крупное равноправное соглашение, построенное на принципах мирного сосуществования государств с различным социально-политическим строем. Во-вторых. Советско-германский договор способствовал выходу России из дипломатической изоляции. В-третьих. Сближение Германии и Советской республики позволило укрепить позиции обеих стран в их борьбе против диктата держав-победительниц. В этом смысле договор явился значительным дипломатическим успехом как советской, так и германской внешней политики.
Обсуждение русского вопроса на Генуэзской конференции оказалось малопродуктивным: стороны так и не смогли выработать какое-либо компромиссное решение. Главная причина столь неутешительных итогов крылась в сохранявшемся жестком идеологическом противоборстве «двух лагерей», взаимном недоверии друг к другу. Большевистское руководство Советской России проводило курс на мирное сосуществование, сочетая его с политикой пролетарского интернационализма. Западные лидеры рассматривали новые внешнеполитические принципы большевиков как тактический ход, вызванный экономическими трудностями. Они считали, что после того, как с их же помощью советская власть окрепнет, она вновь начнет бескомпромиссную революционную борьбу с (с.118) империалистическим миром. По этим же мотивам безрезультатно завершилась и конференция экспертов в Гааге (июнь – июль 1922 г.). Советские представители в обмен на частичное признание долгов и компенсацию национализированной иностранной собственности в очередной раз потребовали предоставления кредитов и установления дипломатических отношений. Запад остался непреклонным.
Все это свидетельствовало о том, что предстоял еще длительный путь в поисках взаимопонимания и доверия. В.И.Ленин в свойственной ему аллегорической форме выразил эту мысль по-своему: «Мы и не мечтали о том, что вот — мы отвоевали, и наступит мир, и социалистический теленок рядом с капиталистическим волком обнимутся».
Вместе с тем конференция в Генуе, безусловно, заняла значимое место в истории межвоенных международных отношений. Во-первых, сам факт приглашения и переговоров с Советской Россией означал признание ее западными державами де-факто, что предполагало уже в недалеком будущем и признание де-юре. Во-вторых, это была первая серьезная попытка Запада наладить отношения с Российской республикой, чтобы вписать ее в Версальско-Вашингтонскую договорную систему и тем самым укрепить и стабилизировать послевоенной международный порядок.

ОБОСТРЕНИЕ ГЕРМАНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ. РУРСКИЙ КРИЗИС

Как уже отмечалось, неустойчивость Версальско-Вашингтонской системы проявилась в целой серии международных конфликтов и политических кризисов. Самым острым из них стал так называемый Рурский кризис, связанный с решением репарационного вопроса. В этом кризисе отразились как возраставшее противодействие Германии выполнению условий Версальского Договора, так и противоречия между его составителями — союзными державами.
Открыто провозгласив центральной задачей своей внешней политики ревизию унизительных постановлений Версаля, Германия в первый послевоенный период не имела достаточных ил для ее осуществления. Отсюда тактика «скрытого противодействия» при одновременном накоплении экономической и военной мощи и попытках укрепления своих международных позиций. Подобная тактика включала в себя следующие направления деятельности. (с.119)
В начале 1920-х гг. германские правительственные и военные круги особое внимание уделяли созданию основы для восстановления военного потенциала. Согласно доктрине командующего рейхсвером генерала Ханса фон Секта, существовавшая в Веймарской республике «малая армия» и особенно ее 4-тысячный офицерский корпус рассматривались как база для быстрого развертывания крупномасштабных вооруженных сил, В Германии тайно продолжал функционировать Большой генеральный штаб. Почти полностью было сохранено военное производство. Неслучайно в 1923 г. Германия вышла на четвертое место в мире (после Англии, США и Франции) по экспорту оружия и военных материалов.
В целях улучшения своего международного положения германское правительство достаточно эффективно применяло два средства: использование противоречий между Францией и англо-саксонскими державами, а также сближение с Советской Россией. В первом случае Германии удалось заручиться поддержкой Англии и США в смягчении условий репарационных выплат, во втором — добиться заключения Рапалльского договора, который рассматривался в Веймарской республике как своего рода рычаг воздействия на союзные державы.
Тактика «скрытого противодействия» наиболее ярко проявилась в выполнении, а, вернее, в невыполнении Германией своих репарационных обязательств. Официально приняв Лондонский репарационный план, разработанный на межсоюзнической конференции весной 1921 г., германское правительство с осени того же года стало успешно его саботировать, ссылаясь на крайне тяжелое финансовое положение. Расчет на благосклонное отношение к такой линии поведения англичан и американцев полностью оправдался. В июне 1922 г. Международный комитет банкиров под председательством Дж. П. Моргана («комитет Моргана») на заседании в Париже объявил о согласии предоставить Германии заем при условии уменьшения «до разумных пределов» размера выплачиваемых ею репараций. Под давлением английских представителей репарационная комиссия в октябре 1922 г. освободила Веймарскую республику от платежей наличными сроком на 8 месяцев. Тем не менее правительство К. Вирта в ноябре того же года направило комиссии ноту, в которой говорилось о неплатежеспособности Германии и выдвигалось требование объявить мораторий на 4 года и предоставить ей крупные займы.
Такой ход событий по вполне понятным причинам никак не устраивал Францию. В начале января 1923 г. французский (с.120) премьер-министр Р. Пуанкаре выдвинул ультиматум из двух пунктов. Во-первых, он потребовал установления строгого контроля над финансами, промышленностью и внешней торговлей Германии, дабы заставить ее регулярно вносить репарационные взносы. Во-вторых, премьер заявил, что в случае очередного срыва выплаты репараций, Франция в порядке изменения санкций оккупирует Рурскую область. 9 января 1921 г. репарационная комиссия, в которой главенствующую роль играли французы, констатировала невыполнение Германией обязательства по поставке угля Франции в счет репараций, определив его как «преднамеренное». Через день, 11 января, франко-бельгийские войска вошли в Рур.
Так начался Рурский кризис, который резко обострил обстановку как в самой Германии, так и на международной арене.
Правительство В. Куно, официально провозгласив политику «пассивного сопротивления» и призвав население оккупированных территорий к «гражданскому неповиновению», отозвало своих дипломатических представителей из Франции и Бельгии. Генерал Сект в своем меморандуме ратовал за ведение оборонительной войны. Резкий спад в экономике усилил социальную напряженность. Опасность новых революционных взрывов в Германии в сочетании с угрозой дальнейшей дестабилизации европейского международного порядка — такова была суть Рурского кризиса, потрясшего основы Версальской системы.
В аспекте развития международных отношений франко-бельгийская оккупация Рура имела следующие последствия. Рурский кризис содействовал еще большему распространению реваншистских настроений в Германии, ее ориентации на политику с «позиции силы». Глава нового германского правительства Густав Штреземан, политик весьма умеренных взглядов, констатировал: «Я мало надеюсь, что путем переговоров мы создадим терпимую для нас ситуацию, позволяющую жить в рамках Версальского договора». Обострились и без того конфликтные отношения между Германией и Францией, которую в германских политических кругах стали называть «врагом №1». События в Руре ускорили распад англо-французской Антанты, превратив «сердечное согласие» военного времени в острое противоборство в решении германского и других вопросов послевоенного мира. В тревожные дни кризиса союзные державы в очередной раз могли убедиться, насколько реальной была бающая для них перспектива советско-германского сближения. Советская Россия оказалась единственной из великих (с.121) держав, которая выступала с решительным осуждением франко-бельгийской военной акции. В обращении ВЦИК к народам мира от 13 января 1923 г. декларировалось: «Мир вновь ввержен в состояние предвоенной лихорадки. Искры сыплются в пороховой погреб, созданный из Европы Версальским договором».
Рурский конфликт был урегулирован 23 ноября 1923 г., когда шахтовладельцы Рура и представители франко-бельгийской контрольной комиссии подписали соглашение, по которому первые обязались возобновить поставки угля Франции, а вторые — начать вывод войск и прекратить оккупацию занятых районов. Однако это урегулирование не затронуло глубинных причин кризиса, репарационного вопроса и германской проблемы в целом. От решения этих задач зависело не только дальнейшее развитие, но и само существование Версальско-Вашингтонской договорной системы. (с.122)

Опубликовано на Порталусе 25 декабря 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама