Кто бы мог подумать, что мы будем
так много знать и так мало понимать.
А. Эйнштейн

На различных этапах своей истории люди, пытаясь понять окружающий мир и себя в нем, относились к природе по-разному. Древние наши предки боялись ее, особенно различных проявлений ее «гнева»: грозы, ураганов, наводнений и т.п., пытались ублажить эти неведомые им силы заклинаниями и жертвоприношениями. Античные философы не противопоставляли Природу и человека, космос воспринимался ими как нечто целостное, где человек неотделим от природы. Но по мере обретения знаний об окружающей природной среде и освоения все новых средств и методов воздействия на нее люди стали отделять себя от природы и даже противопоставлять себя ей. Коренной перелом наступил в эпоху «осевого времени» (по К. Ясперсу) с появлением единобожия и мифа о сотворении человека Богом «по образу и подобию своему». Природа в таком мировоззрении отодвигалась в табели о рангах на ступень ниже: сначала – Бог, затем – человек, а уж потом – природа в качестве некоего довеска к главному акту Творения, чтобы создать условия для благополучного выживания и размножения двуногого божьего любимца. Таким образом, в «осевое время» в общественном сознании реальный процесс эволюции перевернулся с ног на голову. Не природа породила человека, который придумал Бога, а совсем наоборот.
В Новое время природа впервые становится объектом серьезного научного изучения. Познаются все новые и новые законы физики, химии, биологии, которые, с одной стороны, позволяют людям все более уверенно и более масштабно использовать природные ресурсы в своих интересах, но, с другой стороны, все более размывают почву под мифом о божественном сотворении мира и человека как венца природы. Нарастает коллизия между вероучением и неопровержимыми данными биологии, палеонтологии, антропологии об эволюционном происхождении современного человека (Homo sapiens). Путь познания этой истины отмечен такими яркими вехами, как многотомная «Естественная история» Жоржа Луи Бюффона (начала публиковаться в 1749 г.), гипотеза Иммануила Канта о происхождении человека от обезьяноподобных предков, «Зоономия, или законы органической жизни» (1795) Эразма Дарвина (деда Ч. Дарвина), универсальная классификация животного мира, подтверждающая его эволюционное развитие, Жана Батиста Ламарка (1801) и, наконец, эпохальная книга Чарлза Дарвина «Происхождение видов на основе естественного отбора» (1859).


1

Надо было как-то состыковать эти данные науки, с одной стороны, с освященным церковью мифом о божественном происхождении Homo sapiens, а с другой – со все более наступательным поведением последнего по отношению к природе. Его влияние стало столь выраженным, что русский биолог И.П. Павлов в 1922 г. пришел к выводу: с появлением на Земле человека начался новый геологический период – антропогенный. Тогда за дело принялись философы и богословы.
Первый из них – французский математик и философ, представитель католического модернизма Эдуард Леруа в своих лекциях в Коллеж де Франс в 1927 году, признавая эволюцию природы, представлял ее как порождаемый некими потусторонними силами целенаправленный творческий процесс, в истоках которого лежит духовная сила, действующая мысль. На определенном этапе такой эволюции появляется Homo sapiens, что придает ей новый характер, так как наделенный разумом человек с этого момента становится условием и орудием дальнейшего развития всей природы. Таким образом совершается переход от биосферы к ноосфере (от греческого νοος – разум) – своеобразному интеллектуальному «пласту» биосферы.
Более детально это телеологическое по своей сути учение развил друг и соратник Э. Леруа, французский католик, член Ордена иезуитов, но в то же время видный палеонтолог, археолог и биолог Пьер Тейяр де Шарден. В своих рассуждениях он исходил из всеобщей одухотворенности материи и предполагал, что атомы, электроны и другие элементарные частицы имеют некую духовную компоненту, «искру духа», которую он назвал «радиальной энергией». Поэтому эволюция Вселенной воспринималась им как космический, целенаправленный процесс, в ходе которого заполняющая Вселенную материя-энергия развивается в направлении возрастающей сложности и духовности. Частицы первичного хаоса постепенно соединились в разнообразные атомы, потом – в молекулы, клетки и, наконец, в живые организмы. Последние в ходе эволюции тоже все более усложнялись и в конце концов породили человека с его разумом, целеустремленностью и моральной ответственностью.
Этот момент эволюции, по его мнению, занимает исключительное место в истории мироздания, так как здесь достигается высшая форма эволюции – мысль, сознание, духовность. После этого энергия человеческого разума начинает растекаться по Земле. «Вокруг искры первых рефлектирующих сознаний стал разгораться огонь... В конечном итоге пламя охватило всю планету. Только одно истолкование, только одно название в состоянии выразить этот великий феномен – ноосфера... Она действительно новый покров, «мыслящий пласт», который, зародившись в конце третичного периода, разворачивается с тех пор над миром растений и животных – вне биосферы и над ней» (курсив автора. – Ю.Ш.)1.
Мыслители, выходившие за пределы традиционной науки (например, Е. Блаватская, Н. Рерих), воспринимали понятие «ноосфера» буквально: как некое невидимое сферическое образование, окружающее планету и созданное мыслительной деятельностью человека. По их представлениям, ноосфера означает совокупность различных эгрегеров (духовных флюидов), проявляющих себя физически в виде тонких биополей, продуцируемых отдельными людьми, группами людей и иными их сообществами.
Согласно учению П. Тейяра де Шардена, непрерывное восхождение эволюции вверх по вертикали сложности и духовности происходит под воздействием притягательной силы Бога, олицетворяющего верхнюю точку этой вертикали – «точку Омега». Когда в ходе дальнейшей эволюции материя-энергия исчерпает весь свой потенциал поступательного духовного развития, конвергенция природного и сверхприродного порядков приведет к «уникальному и наивысочайшему событию, в котором Историческое соединится с Трансцендентальным». Для него движение к «точке Омега» равнозначно стремлению мира вновь слиться со своим Создателем, как это было до Начала Времен. Но такое слияние было бы не возвратом к исходному небытию, а наступлением всеобщего благоденствия. По сути, в основе концепции Тейяра де Шардена лежали идеи пантеизма – растворения Бога в мире и его самореализации в процессе эволюции.
Выдающийся российский геолог и геохимик В.И. Вернадский пытался доказать появление и развитие ноосферы с материалистических позиций. По его представлениям, живая материя, в отличие от косной (неживой), является носителем и создателем свободной энергии, которая в таком масштабе не существует ни в какой другой земной оболочке (атмосфере, гидросфере или литосфере). Он называл ее биогеохимической энергией, а сферу ее зарождения – биосферой2. Эта энергия существенно интенсифицирует миграцию химических элементов, из которых состоит биосфера. С появлением человека в недрах этой специфической энергии рождается новая ее форма, которую «можно назвать энергией человеческой культуры или культурной биохимической энергией». По своей мощи и разнообразию она далеко превосходит энергию остального живого вещества планеты3. Все это для Вернадского, в сущности, и есть развитие научного познания мира человеком и практическое применение науки. «Можно считать, – писал он, – что в пределах 5–7 тысяч лет, все увеличиваясь в темпах, идет непрерывное создание ноосферы и прочно – в основном без движения назад, но с остановками, все уменьшающимися в длительности – идет рост культурной биогеохимической энергии человечества... Этому росту нет непреодолимых пределов, ...это стихийное геологическое явление»4.
Такую экспансию человеческого разума, главным образом в форме науки и ее практического применения, Вернадский восторженно рисует как все более основательное преобразование живой и неживой природы. «Минералогическая редкость – самородное железо – вырабатывается теперь в миллиардах тонн. Никогда не существовавший на нашей планете самородный алюминий производится теперь в любых количествах. То же самое имеет место по отношению к почти бесчисленному множеству вновь создаваемых на нашей планете химических соединений (биогенных культурных минералов)... Лик планеты – биосфера – химически резко меняется человеком сознательно и главным образом бессознательно. Меняется человеком физически и химически воздушная оболочка суши, все ее природные воды. В результате роста человеческой культуры в ХХ веке все более резко стали меняться (химически и биологически) прибрежные моря и части океана... Сверх того, человеком создаются новые виды и расы животных и растений»5.
Подобное самоослепление всемогуществом человеческого разума, может быть, простительно для ученых, которые писали в 20–30-х годах прошлого века, еще не зная о трагедии Хиросимы и Нагасаки, о Карибском кризисе, поставившем мир на грань самоуничтожения, о чернобыльской катастрофе, о растущем загрязнении атмосферы продуктами сжигания углеводородного топлива, о превращении многих рек в сточные канавы, об опасном сокращении лесного покрова Земли, об угрожающем потеплении климата и учащении опустошительных наводнений и ураганов, о быстром сокращении разнообразия видов живых существ. «Духовный пласт» биосферы (по Леруа) и «сфера разума – ноосфера» (по Тейяру де Шардену и Вернадскому) обернулись эрой глобального экологического кризиса.
И это закономерно. Вдумаемся в содержание понятия «переход биосферы в ноосферу». Интеллект используется не во благо биосфере или экосистеме в целом, а лишь в эгоистических интересах человека. Тейяр де Шарден отмечал, что «мыслящий пласт» разворачивается над миром растений и животных, вне биосферы и над ней (см. выше). Иными словами, биосфера – не более чем пьедестал для Homo sapiens. И не просто пьедестал, а объект безоглядной эксплуатации. «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом становится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого», – без обиняков писал В.И. Вернадский6. Более того, «[человек] может и должен перестраивать трудом и мыслью область своей жизни, перестраивать коренным образом по сравнению с тем, что было раньше» (курсив автора. – Ю.Ш.)7.
Такое развитие теории ноосферы в направлении все большей «наступательности» по отношению к природе вполне укладывается в закономерность социальной психологии, сформулированную известным психологом и философом А.П. Назаретяном: «Когда инструментальные возможности агрессии превосходят культурные ограничители и начинается экстенсивный рост, общественное сознание и массовые настроения приобретают соответствующие свойства. С ростом потребностей усиливается ощущение всемогущества и вседозволенности. Формируется представление о мире как неисчерпаемом источнике все новых успехов и побед. Процесс покорения... становится самоценным, иррациональным и нарастающим»8.
Таким образом, мы имеем не переход биосферы в ноосферу, а переход ее от естественной эволюции к неестественной, навязанной ей бездумным вмешательством человечества, которое не только перестало бояться и уважать природу, но и вообразило себя ее хозяином, имеющим право распоряжаться ею. Это деструктивное вмешательство относится не только к биосфере, но и к атмосфере, гидросфере и отчасти к литосфере. Какое уж там «царство разума», если человечество, даже осознав многие (хотя и не все) аспекты порожденной им деградации природной среды, не в состоянии остановиться и продолжает усугублять экологический кризис. Оно ведет себя в природной среде обитания, как слон в посудной лавке. Лестное роду человеческому учение о ноосфере в трактовке его Вернадским при очной ставке с действительностью оказалось, может быть, приятным, но опасным заблуждением.
Возвращаясь к философской стороне дела, нельзя не заметить, что при всей материалистичности своего подхода к анализу становления ноосферы и ее сущности В.И. Вернадский оставил человека, по сути, на том же месте, которое предопределила ему церковь, – над природой в качестве ее высшего достижения и ее же повелителя. Ослепление феерическими успехами науки и техники в XIX веке – первой половине ХХ века помешало трезво оценить ситуацию и уйти от антропоцентризма, вполне созвучного с основными догматами христианства.
Ученики и последователи В.И. Вернадского, преклоняясь перед его научным авторитетом, пытались скорректировать его трактовку «ноосферы», пригладить ее радикальные аспекты. Одни акцентировали внимание на том, что он понимал развитие ноосферы как поэтапное познание человеком биосферы и вовлечение все новых ее участков в «сферу разума». Другие утверждали, что Вернадский говорил о ноосфере не как об уже наступившем состоянии биосферы, а скорее как о перспективе. Третьи пытались разглядеть в концепции ученого признаки разумного симбиоза между человеком и природной средой. Среди последних был и выдающийся российский математик и эколог Н.Н. Моисеев, который вложил в понятие «ноосфера», по сути, принципиально новый смысл. По его представлениям, речь должна идти не о наступающем и тем более не об уже наступившем состоянии биосферы, когда человечество берет на себя ответственность за ее судьбы, а о «ноосферогенезе», то есть о целой эпохе, в течение которой коллективный разум и воля человечества постепенно обретают способность обеспечить совместное развитие природы и общества, их коэволюцию. Подробнее об этом речь пойдет ниже.


2

Человечество действительно превратилось в геологическую силу, но не столько креативную, сколько деструктивную, разрушающую равновесие экосистемы Земли. Ж.Б. Ламарк еще в 1802 г. предупреждал, что эгоизм предшествующих поколений людей по отношению к будущим чреват гибелью человечества. Как показали истекшие два столетия, он был во многом прав. Но опасался он за судьбы лишь самих людей. Действительность оказалась гораздо мрачнее: сегодня опасность нависла над всей живой частью земной биосферы.
Вдумайтесь в эти цифры. Дальние предки человека – гоминиды появились около 3 миллионов лет назад, а Homo sapiens – лишь 40 тысяч лет назад. В геологии даже 3 миллиона лет укладываются в рамки хронологической погрешности, а 40 тысяч – это лишь 1/100 000 возраста Земли. Но и за этот геологический миг люди успели основательно расшатать ее экосистему.
Человек обрел такие качества, которые чреваты катастрофическими последствиями не только для множества других обитателей Земли, но и для него самого. Во-первых, в отличие от всех других биологических видов, имеющих более или менее ограниченную среду обитания, люди расселились по всей земной поверхности, невзирая на различия почвенно-климатических, геологических, биологических и прочих условий, и взаимодействуют с окружающей средой в планетарном масштабе. Уже поэтому степень их влияния на природу несопоставима с влиянием любых других существ. Во-вторых, благодаря своему интеллекту люди не столько приспосабливаются к природной среде, сколько саму эту среду приспосабливают к своим текущим потребностям. И такое приспособление (или, как еще недавно с гордостью говорили, покорение природы) приобретает все более наступательный, а нередко даже агрессивный характер.
В течение многих тысячелетий люди почти не ощущали глобальных ограничений со стороны окружающей среды. Если они и сталкивались с локальными ограничениями, то есть с уменьшением в ближайшей округе количества истребляемой ими дичи, с истощением обрабатываемых почв или лугов для выпаса скота, то просто переходили на новое место, и все повторялось сначала. Природные ресурсы казались неисчерпаемыми. Лишь иногда такой сугубо потребительский подход к окружающей среде заканчивался плачевно. Например, созданные шумерами ирригационные системы привели со временем к заболачиванию и засолению почв, что и стало одной из причин гибели шумерской цивилизации. В свою очередь, процветавшая на территории современного юго-востока Мексики, Гватемалы и Гондураса цивилизация майя потерпела крах около 900 лет назад главным образом из-за эрозии почвы и заиливания рек9. Но это были лишь исключения из общего правила, которое гласило: черпай из бездонного колодца природы столько, сколько можешь.
И люди черпали из него без оглядки на состояние экосистемы. К настоящему времени они переделали для своих надобностей около половины земной суши: 26% под пастбища, по 11% под пашни и под лесоводство, 2–3% использовали для строительства жилья, объектов промышленности и сферы услуг10. За счет вырубки лесов сельскохозяйственные угодья только с 1700 г. разрослись в шесть раз. Из доступных источников свежей пресной воды мы используем больше половины, регулируя при этом около 2/3 стока всех рек планеты, создавая по своему усмотрению искусственные озера и изменяя экологию существующих водоемов и устьев рек. Мы ухудшили либо уничтожили среду обитания множества представителей флоры и фауны. С 1600 г. зарегистрировано исчезновение на Земле 484 видов животных и 654 видов растений, и это лишь видимая часть огромного айсберга.
Среда планеты, пострадавшая от человечества меньше других, – это Мировой океан: сегодня люди используют лишь 8% его продуктивной способности. Но и здесь мы оставили свой недобрый след. Только на протяжении ХХ века была уничтожена почти половина всех прибрежных мангровых лесов и безвозвратно разрушена десятая часть коралловых рифов.
И, наконец, еще одно неприятное последствие быстрого роста численности людей – производственные и бытовые отходы. Из общей массы добытого природного сырья в конечный продукт потребления превращается не более 1/10, остальное отправляется на свалки. Отходов же органического происхождения человечество, по подсчетам В.А. Ковды, производит в 2000 раз больше, чем вся остальная биосфера11.
Сегодня экологический «след» Homo sapiens перевешивает влияние на окружающую среду всех прочих живых существ вместе взятых. Безмерно увеличившееся человечество с его неудержимо растущим потреблением природных ресурсов и столь же беспрерывно увеличивающимися производственными и бытовыми отходами вплотную подошло к экологическому тупику.
Между тем современная цивилизация набрала за последние полтора – два века такую скорость, что затормозить ее поступательное движение очень трудно. В этом смысле нынешняя техногенная цивилизация подобна гигантскому морскому лайнеру, идущему на большой скорости, который не в состоянии остановиться даже после полного выключения двигателей. Его «путь торможения» очень велик.
Так, по прогнозу экспертов ООН, численность населения Земли к 2050 г. увеличится еще примерно на треть и достигнет 8–9 млрд. человек. Еще больше возрастет глобальный валовый продукт. Только к 2020 г. он, по расчетам специалистов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), увеличится на 77%, в том числе в развитых странах на 61%, а в остальных – на 140%. Даже при ожидаемом снижении энергоемкости ВВП в странах ОЭСР на 19% это потребует увеличить здесь потребление первичных энергоресурсов на 30%, а в остальном мире – на 79%. При этом значительно возрастет сжигание экологически крайне опасного жидкого топлива в двигателях внутреннего сгорания, так как автомобильные перевозки во всем мире увеличатся в 1,9 раза, а пассажирские авиаперевозки – в 3,7 раза. В результате при сохранении нынешней экологической политики эмиссия СО2 уже к 2020 г. в странах ОЭСР может повыситься на 33%, а в остальных странах – вдвое. Это приведет к потеплению климата, таянию льдов Арктики и наземных ледников и в конечном счете – к повышению уровня Мирового океана и затоплению огромных плодородных равнин в дельтах Ганга, Хуанхэ, Меконга, Нила и других прибрежных территорий.
Хотя доля сельского хозяйства в мировом ВВП снижается, оно вносит все больший «вклад» в загрязнение грунтовых вод нитратами, пестицидами и отходами животноводства. Даже в развитых странах, где действуют весьма жесткие экологические стандарты, такое загрязнение грунтовых вод вырастет к 2020 г. более чем на 25%. Продолжающийся рост человечества и дальнейшая урбанизация обещают новые горы муниципальных отходов: их глобальный объем к 2020 г. увеличится в 1,8 раза и превысит 2 млрд. тонн в год12. Словом, если не принимать срочных мер на всех уровнях, деградация природной среды продолжится в обозримой перспективе едва ли меньшими темпами, чем до сих пор.
Таким образом, в ближайшие десятилетия узел глобального экологического кризиса будет затягиваться все туже.


3

В меру своего понимания масштабов проблемы, а главное – законов эволюции биосферы и экосферы в целом, различные ученые предлагают разные рецепты избежания экологической катастрофы: от самых радикальных до весьма осторожных.
Начнем с первых. В 1968 г. А.Д. Сахаров, безоглядно веривший в технический прогресс, писал, что уже к 2000 г. удастся обеспечить регулирование живой природы: биохимическое управление ростом, обменом веществ, наследственностью, старением и т.п. Он полагал даже, что к концу ХХ века можно будет использовать ядерные взрывы для управления погодой13. Спустя шесть лет он предложил ограничить так называемую рабочую зону, где будут жить, трудиться и проводить 4/5 свободного времени подавляющее число жителей Земли, 30 процентами земной поверхности. Остальные 70% он рекомендовал объявить «заповедной зоной» с восстановленной там первозданной биосферой. Здесь люди могли бы проводить до 20% свободного от работы времени14. Утопичность переселения «работающего» населения (надо полагать, вместе с посевными площадями, рудниками и заводами) всей планеты в 30-процентную зону очевидна. Правда, позднее А.Д. Сахаров воздерживался от подобных рекомендаций по управлению природой, а в 1988 г. выступал против поворота северных рек и прочих экологически опасных проектов.
Однако идеи кардинальной переделки биосферы под нужды человечества живы и по сей день. Так, политолог Н.А. Косолапов полагает, что развитию отношений между человеком и природой «нужно и придется придать характер целенаправленного процесса». Он заявляет следующее: «Возврат к той экологии, какая существовала на планете хотя бы 100–200 лет назад, вряд ли возможен... Сохранение современных тенденций – путь к катастрофе. Не логичен ли в этих условиях качественно новый выход: замена природной экологии искусственной средой обитания человека. Искусственной до конца, целиком и полностью. Такая среда по отношению к ее обитателям будет отличаться от нынешней и тем более от исторически прошлой примерно так же, как элитное жилье начала ХХI века отличается от пещер первобытного человека». Но это будет, разумеется, не в планетарных масштабах, а только там, где для этого сложатся финансово-экономические, научно-технические и интеллектуальные предпосылки. «Скорее всего, – продолжает он, – это будут наиболее развитые части современного мира. Тогда реальное глобальное развитие не преодолеет разрыв между центром и периферией, но сделает его качественно необратимым»15.
Однако подобный вариант развития событий не даст выхода из экологического кризиса уже в силу того, что и у богатых, и у бедных регионов земная экосфера одна на всех. И какие бы элитные экологические условия не пытались создать для себя богатые регионы, они не смогут спрятаться от глобальной деградации атмосферы, ухудшения климата планеты, повышения уровня Мирового океана и многих других бедствий, которые будут продолжать нарастать в результате жизнедеятельности остальной части человечества. В этом смысле все мы сидим в одной лодке, и управлять ею приходится всем вместе, не отгораживаясь друг от друга научно-техническими или иными барьерами.
Но главное даже не в этом. Когда В.И. Вернадский предлагал «коренным образом» переделать окружающую среду, он понятия не имел о синергетике – теории эволюции больших неустойчивых систем: эти фундаментальные законы саморегуляции Вселенной были открыты в 60–70-х годах ХХ века. Но современным последователям его радикализма стоило бы познакомиться с этой теорией саморегуляции больших нелинейных систем. Тогда им стало бы понятно, что самонастраивающаяся система земной биосферы формировалась многие миллионы лет, что в ней плотно «притерты» друг к другу все элементы, вплоть до мелочей. Любые попытки «человека разумного» заменить живую ткань биосферы тем или иным искусственным «протезом» влекут за собой нарушение равновесия в длинной цепи экологических связей. Дело в том, что «в генетическом коде каждого биологического вида записана информация не только о “конструкции” соответствующего организма, но и об оптимальных для него условиях окружающей среды, а также о его реакциях на отклонения таких условий от оптимальных»16. Так, генетически измененный картофель стал недоступен для колорадского жука, но оказался беззащитен перед картофельной тлей и другими вредителями. А трансгенная соя, выращиваемая в Америке на огромных площадях, в сильную жару просто гибнет от растрескивания стебля17. А ведь «хотели как лучше...».
Но это – примеры разрушения устойчивости мелких биоценозов. Предлагаемое же превращение всей природной среды в искусственную «до конца, целиком и полностью» означало бы неизбежную трансформацию экологии Земли в нечто качественно новое и потому несовместимое с жизнью в ней не только самого виновника такого «капитального ремонта», но и большинства других представителей нынешней флоры и фауны. Н.Н. Моисеев предупреждал, что «природа – не пассивный фон нашей деятельности. Она – и это чрезвычайно важно, может быть, самое важное – самоорганизующаяся система... Реагировать на наше воздействие природа будет не по “нашим” правилам, а по своим собственным законам самоорганизации, которых мы пока почти не знаем»18.
Есть и противоположная, но столь же радикальная позиция – восстановить естественную биоту на большей части территории Земли в таких масштабах, чтобы она сохраняла способность поддерживать устойчивость окружающей среды. Петербургский биофизик В.Г. Горшков разработал подробнейшую теорию «биотической регуляции» и определил параметры биосферы, которые необходимы для поддержания жизни на Земле. Оказывается, все очень просто: чтобы обеспечить себе будущее, человечеству нужно «всего лишь» отступить и вернуться в коридор развития, выделенный для него законами устойчивости биосферы19. Но даже приверженцы этой теории В.И. Данилов-Данильян и К.С. Лосев признают, что в механизмах регулирования биосферы многое неясно. «Отсутствует необходимая информация относительно ряда цепей воздействия, прежде всего, недостаточны знания количественных характеристик: часто имеющаяся информация имеет по преимуществу качественный характер. Возможно, о некоторых цепях воздействия мы не имеем даже приблизительных представлений – при том, что они существуют и “работают”»20.
Впрочем, при нынешних темпах роста численности человечества, при опережающих темпах увеличения его потребностей и еще более быстрых темпах загрязнения планеты отходами жизнедеятельности людей вернуться в упомянутый «коридор», оставшийся далеко позади, уже невозможно. А между тем масштаб нарушения законов биотической регуляции неумолимо нарастает. В течение прошлого столетия, например, концентрация CO2 в атмосфере возросла на 20%, а объем фитомассы растений, поглощающих этот газ, не только не увеличился на соответствующую величину, а даже сократился. Иначе говоря, биосфера Земли утрачивает свои компенсаторные способности.
К тому же, как отмечал Н.Н. Моисеев, в теории биотической регуляции учтены лишь отрицательные обратные связи, определяющие процесс самоорганизации биосферы. Но ее эволюция, как и развитие любой самоорганизующейся системы, определяется также и положительными обратными связями, возникающими спонтанно в ходе ее функционирования. Например, миллионы лет назад биосфера Земли состояла из анаэробных бактерий, живущих в бескислородной среде. Когда в ходе эволюции некоторые из них освоили фотосинтез и стали вырабатывать кислород, смертельно опасный для их бывших собратьев, дальнейшая самоорганизация биосферы пошла по совершенно иному пути. Это была, возможно, первая экологическая катастрофа, или, по терминологии Анри Пуанкаре, бифуркация на Земле, но далеко не последняя. Поэтому идея воссоздать «естественную биоту» нереальна, так как в ней (даже без учета роста человечества и его деструктивной деятельности) время от времени самопроизвольно возникают флуктуации, требующие самоперенастройки биосферы.
Итак, поскольку биосфера Земли – это сложнейшая неустойчивая система, чутко реагирующая на любые колебания эндогенного или экзогенного происхождения, ни коренная замена ее целиком или хотя бы частично «искусственной» биосферой, ни попытки принудительно вернуть в «естественное» состояние для нее неприемлемы. В обоих вариантах она лишается способности самонастраиваться и сохранять траекторию своей эволюции в рамках того «коридора», в котором стало возможным появление и существование Homo sapiens. Что же остается делать этому слишком расплодившемуся и беспрецедентно «умному» виду приматов, чтобы избежать приближающейся антропогенной экологической катастрофы?
Еще в 1970-х годах, опираясь на теорию самоорганизации больших систем, Н.Н. Моисеев выдвинул концепцию «коэволюции» человека и природы. Глубинная ее суть в том, что для выживания вида Homo sapiens нужно не природу приспосабливать к непомерно возросшим технологическим возможностям и запросам человечества (как предлагали, с одной стороны, В.И. Вернадский и другие сторонники «коренной» модернизации биосферы, а с другой стороны, приверженцы теории «биотической регуляции»), а поведение человечества вернуть в нормальное русло симбиоза с природой, в состояние «мирного сосуществования» с ней.
В его трактовке «основной стержень учения о ноосфере» состоит в том, что «на определенной ступени развития цивилизации человечеству придется взять на себя ответственность за ее дальнейшую эволюцию (заметьте: за дальнейшую эволюцию собственной цивилизации, а не биосферы. – Ю.Ш.). Это условие необходимо для выживания человечества на планете. Если и далее развитие будет носить стихийный характер, если нагрузки на биосферу будут возрастать неконтролируемым образом, то параметры биосферы могут выйти за критические значения, и она сделается непригодной для обитания. Биосфера может существовать без человека, но человек в биосфере вне некоторого достаточно узкого диапазона ее параметров существовать не может. Таким образом, для обеспечения своего дальнейшего развития человечеству предстоит научиться соразмерять свои потребности с возможностями биосферы»21. Такое сосуществование – закон для любого живого организма. Если какой-либо вид животных или растений нарушает этот экологический императив, его ждет деградация, гибель и переход из живой части биосферы в омертвевшую ее часть.
Выдвинутая Н.Н. Моисеевым концепция «коэволюции» человечества и биосферы не означает ни замедления, ни тем более прекращения технологического и социального прогресса мирового сообщества. Она означает лишь параллельное их соразвитие, но такое, при котором наделенный интеллектом человек не попирал бы законы природы, а гибко адаптировался к естественным процессам в биосфере. «Принцип коэволюции, – пояснял Н.Н. Моисеев, – означает такую систему запретов (экологических императивов), которая исключала бы возможность изменения параметров биосферы, приближающего ее состояние к границам аттрактора (коридора эволюции. – Ю.Ш.) – той запретной черты, переступать которую человечество не имеет права ни при каких обстоятельствах»22.
Таким образом, во избежание экологической катастрофы предстоит модернизировать не биосферу, а человеческое общество, его индивидуальное и коллективное сознание, привить ему новую этику отношений с природой – биоэтику. «Чтобы выбраться из кризисов, порожденных техногенной цивилизацией, обществу придется пройти сложный этап духовной революции – как в эпоху Ренессанса, – считает академик В.С. Стёпин. – Придется вырабатывать новые ценности... Надо менять отношение к природе: нельзя рассматривать ее как бездонную кладовую, как поле для переделки и перепахивания»23. Но это лишь часть задачи. Предстоит переориентировать научно-технический прогресс на природоохранные технологии, внести кардинальные изменения в структуру потребления энергоресурсов, ввести множество экологических стандартов и обеспечить их неукоснительное соблюдение и т.п. Сделать все это очень непросто, и сегодня нет гарантий, что сделать это удастся. Но во всяком случае это несравненно более реальная задача, чем переделка природы.
К сожалению, этого не усвоили ни политики, ни руководители средств массовой информации, которые могли бы сделать многое для соответствующей ориентации мировой общественности, ни даже ученые. В сознании большинства людей доминирует упование на «авось»: дескать, человечество за свою долгую историю пережило немало испытаний, переживет благополучно и это. И в самом деле, когда присваивающее хозяйство (охота и собирательство) первобытных племен перестало удовлетворять потребности человечества, оно перешло к воспроизводящему хозяйству (земледелию и скотоводству). Аналогичным образом произошел переход сельского хозяйства к индустриальному способу производства и т.д. И всякий раз «обострявшиеся напряжения между обществом и природой кардинально решались не приближением общества к природе, – констатирует А.П. Назаретян, – а напротив, очередными витками “денатурализации” общества вместе с природной средой»24.
Такая самоуспокаивающая логика несостоятельна. Во-первых, потому, что возможности земной экосистемы на сей раз близки к исчерпанию, и привычная для людей ее сбалансированность легко может прийти в состояние квазистабильности с непредсказуемыми характеристиками. Очередное наступление на природу уже невозможно. «По моему мнению, – писал Н.Н. Моисеев в феврале 2000 года, – человечество на пороге XXI века подошло к такому пределу в своем историческом развитии, который может обозначить некоторый рубеж, отделяющий более или менее благополучную историю рода человеческого от неизвестного, скорее всего очень опасного будущего... Причина этого заключается в том, что антропогенная нагрузка на биосферу стремительно возрастает и, вероятно, близка к критической... Один неосторожный шаг – и человечество сорвется в пропасть. Одно необдуманное движение – и биологический вид Homo sapiens может исчезнуть с лица Земли. При этом глобальная экологическая катастрофа может подобраться совсем незаметно, совершенно неожиданно и столь внезапно, что никакие действия людей уже ничего не смогут изменить»25.
Во-вторых, надежды на «авось» несостоятельны и потому, что в отличие от прошлых экологических кризисов, из которых человечество выбиралось на протяжении столетий или даже тысячелетий, для выхода из нынешнего кризиса остается очень мало времени. В 1992 г. две самые авторитетные научные организации в мире – Британское Королевское общество и Американская Национальная академия наук в своем совместном заявлении констатировали: «Будущее нашей планеты висит на волоске. Устойчивого развития можно добиться, но только в том случае, если вовремя остановить необратимую деградацию планеты. Следующие 30 лет станут решающими»26. В свою очередь, Н.Н. Моисеев предупреждал, что «такая катастрофа может случиться не в каком-то неопределенном будущем, а, может быть, уже в середине наступающего XXI века»27. Если этот прогноз выдающегося ученого верен, то времени для поиска выхода остается, по историческим меркам, совсем немного – всего полвека.
Нельзя сказать, что этой опасности не замечают политики. В 1972 г. в Стокгольме прошла первая в истории Всемирная конференция по окружающей среде, выработавшая 26 самых общих принципов рекомендательного характера. В том же году ООН учредила специальный институт – ЮНЕП (United Nations Environmental Program, Программа ООН по окружающей среде), призванный налаживать международное сотрудничество в области охраны природы и вырабатывать соответствующие рекомендации. В национальном законодательстве, прежде всего развитых стран, стали появляться нормы права, нацеленные на защиту природной среды. Но разрозненных мер в этой сфере далеко не достаточно, и в феврале 1979 г. в Женеве была проведена первая Всемирная конференция по климату, подтвердившая, что дополнительная антропогенная эмиссия СО2 может привести к его опасным сдвигам. В следующем году была учреждена Всемирная климатическая программа, призванная обеспечить международное сотрудничество в исследовании изменений климата, глобального потепления и образования «озоновых дыр».
В 1982 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Всемирную хартию о защите природы, акцентирующую внимание мирового сообщества на непреходящей ценности экосистем, видов животных и растений. В 1985 г. в Вене была подписана Конвенция о защите озонового слоя, а в 1987 г. в ее развитие – Монреальский протокол о сокращении эмиссии веществ, разрушающих этот слой (к концу 2001 г. к нему присоединились 182 государства). В 1989 г. ЮНЕП и Всемирная метеорологическая организация учредили Межправительственную комиссию по климатическим изменениям, которая проводит большую работу по разъяснению опасных последствий глобального потепления и ищет ответы на этот экологический вызов.
В 90-е годы прошлого столетия пришло понимание того, что устойчивое развитие человечества неотделимо от решения экологических проблем. Оно нашло свое выражение в решениях второй Конференции по экологии и развитию («Саммите Земли»), состоявшейся в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. «Декларация Рио» и выработанная саммитом «Повестка дня – XXI» заложили основу стратегии устойчивого развития как интегрированного социального, экономического и экологического прогресса. В 1994 г. была подписана Конвенция о борьбе с опустыниванием в странах, подверженных сильным засухам и/или наступлению пустынь. Однако импульс, заданный «Рио-92», довольно скоро ослаб, увязнув в трясине повседневных проблем как развивающихся, так и развитых стран.
Весьма непросто решаются и другие экологические проблемы. Характерна, в частности, судьба подписанного в декабре 1997 г. в Киото 84 государствами в рамках Конвенции ООН об изменении климата протокола о сокращении эмиссии СО2 и других парниковых газов. В отличие от Монреальского протокола 1987 года, который ограничивал эмиссию хлорфторуглеродов и других газов, причастных к истощению озонового слоя, и затрагивал интересы сравнительно узкого круга производителей холодильного оборудования, дезодорантов и т.п., Киотский протокол налагает существенные ограничения на развитие энергетики, являющейся основой всей современной экономики. Особенно серьезные проблемы он создает для высокоразвитых стран Запада, где потребление энергии в расчете на душу населения намного выше, чем в развивающихся. Для выполнения обязательств, взятых на себя индустриальными государствами, им придется к 2010 г. тратить (в зависимости от доли ископаемого топлива в их энергобалансе) от 0,1 до 2% своего ВВП. США дезавуировали свою подпись под этим протоколом. Он до сих пор не вступил в силу.
Всемирный саммит по устойчивому развитию в Йоханнесбурге (ЮАР) в конце августа – начале сентября 2002 г. с участием 12 тысяч делегатов из 190 стран пытался найти ответ на вопрос: как покончить с нищетой в наименее развитых странах и при этом добиться эффективного использования ограниченных ресурсов планеты без ущерба для окружающей среды. По ряду вопросов удалось найти консенсус, а по некоторым (в отличие от предыдущего подобного саммита в Рио-де-Жанейро) – даже договориться о параметрах и сроках реализации конкретных мероприятий. Этот саммит стал шагом вперед, но в сложившейся ситуации – шагом слишком малым и робким.
Наблюдающиеся в последнее время сдвиги в лучшую сторону несоразмерно малы по сравнению с масштабами проблемы. Чтобы остановить корабль цивилизации, быстро несущийся на рифы, нужны срочные и беспрецедентные усилия всего человечества и прежде всего его развитой части.

Примечания

1Тейар де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 149.
2Под биосферой он понимал не только живое вещество, но и область «былых биосфер» – ископаемые органические ресурсы, а также тропосферу и гидросферу. В его трактовке биосфера – это почти непрерывная оболочка на поверхности Земли толщиной в несколько километров, в которой под действием солнечных лучей происходил в прошлом и происходит сейчас глобальный геологический круговорот. По современным данным, живое вещество составляет не более 0,25% от веса всей биосферы.
3Вернадский В.И. Научная мысль как планетарное явление. М., 1991. С. 126.
4Там же.
5Там же. С. 241-242.
6Там же. С. 241.
7Там же.
8Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте универсальной истории. М., 2001. С. 121.
9Global Environmental Outlook 3. UNEP, 2002. Р. 302.
10Здесь и ниже: AAAS Atlas of Population and Environment. University of California Press, 2000 / Introduction.
11Цит. по: Н.Н. Моисеев. Коэволюция природы и человека // Экология и жизнь. 1997. № 2-3.
12OECD Environmental Outlook. Paris, 2001. Р. 59, 91, 146, 151, 171, 172, 217, 225, 237.
13Сахаров А.Д. Наука будущего (прогноз перспектив развития науки) // Академик А.Д. Сахаров. Научные труды. М., 1995.
14Сахаров А.Д. Мир через полвека // Академик А.Д. Сахаров. Научные труды.
15Косолапов Н.А. Ноосфера: от мифа к реальности // Материалы постоянно действующего междисциплинарного семинара Клуба ученых «Глобальный мир». М., 2003. Выпуск 4. С. 68.
16Данилов-Данильян В., Лосев К. Глобальный экологический вызов: теоретический анализ и возможные сценарии // Грани глобализации. М., 2003. С. 255.
17См.: Усольцев В. «Русский космизм» и глобальные проблемы современности // Наука Урала. Декабрь 2002. № 28.
18Моисеев Н.Н. Стратегия разума // Знание - сила. 1986. № 3. С. 32.
19См.: Горшков В.Г. Физические и биологические основы устойчивости жизни. М.,1995; Горшков В.Г., Макарьева А.М. Биотическая регуляция окружающей среды: обоснование необходимости сохранения и восстановления естественной биоты на территориях масштабов континентов // Труды международного семинара «Биотическая регуляция окружающей среды». Гатчина, 1998. С. 3-20.
20Данилов-Данильян В., Лосев К. Указ. соч. С. 255.
21Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм // Вопросы философии. 1999. № 3. С. 17
22Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // Экология и жизнь. 1998. № 2.
23Стёпин В. Голова должна работать по-новому // Известия. 2003. 12 августа.
24Назаретян А.П. Универсальная история и синдром «предкризисного человека» // Цивилизации. Вып. 5. М., 2002. С. 122.
25Цит. по: Мыслитель планетарного масштаба. М., 2000. С. 15, 17.
26Цит. по: The Federalist Debate. July 2000. Р. 29.
27Ibid. P. 18.