Рейтинг
Порталус

В ЧЕМ "ПРИЗВАНИЕ" АМЕРИКИ?

Дата публикации: 09 декабря 2008
Автор(ы): Татьяна Шаклеина
Публикатор: maxim7
Рубрика: МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО Вопросы межд.права →
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1228848204


Татьяна Шаклеина , (c)



Всплеск дискуссий об имперском характере международной политики США, перспективах становления империи нового типа и формировании американоцентричного миропорядка1 привел к тому, что обсуждение «судьбы» этой сверхдержавы переместилось в другую плоскость. Предметом дебатов стал вопрос о характере американского участия в мировых процессах - соотношении элементов гегемонии и лидерства во внешнеполитической стратегии Вашингтона, а главное о фактическом международном статусе Соединенных Штатов.
Еще в 1996 г. британские ученые К. Дарк и Р. Хэррис предположили, что после распада биполярности главной проблемой США станет контроль над мировой ситуацией по мере уменьшения их влияния на отдельные страны и мир в целом2. Думается, сегодня стали проявлять себя признаки наступления момента, который они имели в виду.

1

После десятилетнего периода довольно успешного утверждения американского руководства глобальной политикой международная ситуация заметно осложнилась. Не оправдался оптимизм прогнозов о «стабильной однополярности» и предречений о благожелательном воздействии «демократической сверхдержавы» на мировое развитие. Все заметнее проявляют себя противоречия между Соединенными Штатами и остальным миром, включая его традиционно «проамериканскую часть». Своеобразный политико-военный кризис, в котором оказались США в Ираке, и заметное обострение внутренних американских дискуссий по иракской проблеме дают основания думать об ограниченности возможностей силового регулирования.
Более обоснованными стали казаться мнения тех американских специалистов, которые полагают, что Белый дом должен стремиться не к гегемонии, а к лидерству в оптимальной его форме, которая позволяла бы ему и сохранять статус великой державы, и одновременно экономить ресурсы. Имелось в виду лидерство в рамках коллективного регулирования мировыми процессами совместно с другими ведущими державами, среди которых фактический статус США будет самым высоким («первый среди лучших»).
Во второй половине 1990-х годов было преждевременно заявлять о том, что благодаря США происходила стабилизация международных отношений и расширялась «зона» демократии и рыночной экономики. Действительно, в этом направлении двигались благополучные восточноевропейские страны. В этом же направлении стремилась продвигаться и Российская Федерация, хотя это движение было противоречивым3.
Но обстановка в мире в целом была более сложной. Старые конфликты разрешались в интересах одной из сторон и переводились в скрытую форму с перспективой обострения. Возникали новые конфликты, был разрушен режим контроля над вооружениями, усилилась тенденция к «расползанию» ОМУ – в том числе при попустительстве наиболее сильных держав. Самое поразительное заключается, однако, в том, что в начале 2000-х годов стала выявляться очевидная внутренняя несовместимость взглядов политических и интеллектуальных элит внутри круга ведущих демократических стран. Причем главным поводом для разногласий между западными странами была именно внешняя политика Вашингтона. Внутри самой Америки cохранялось размежевание на приверженцев более жесткой «гегемонии», с одной стороны, и более мягкого «лидерства», с другой.
Приход к власти республиканцев в 2001 г. углубил эту тенденцию. «Доктрина Буша»4, объявленная после сентябрьских терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, содержала сильный акцент на военной составляющей внешней политики США, навязывании ими своего мнения друзьям и недругам. Последним оно предлагалось при помощи силы, используемой по собственному усмотрению и без колебаний. Основным стал тезис о борьбе с угрозами при помощи превентивных операций военного и полувоенного характера, осуществляемых самостоятельно или в коалиции с другими странами5. Глобальная стратегия США при республиканцах стала выглядеть милитаризованной. В ней уже отчетливо просматриваются черты «политики гегемона», хотя возможности ее долгосрочной реализации, сопутствующие обстоятельства и последствия не до конца просчитаны. Можно предположить, что президент Буш не представляет тонкости различий между «геге монией» и «лидерством». Но инстинктивно он восприимчив именно к первой.
Определения все же важны. Гегемония, как она понимается в данной статье, являет сложением двух начал – влияния и главенства, переходящего в господство с неизбежными элементами диктата и/или подавления несогласных. Лидерство предполагает наличие общих интересов у лидера и тех, кто за ним следует, добровольное признание ими его авторитета, исключение прямого подавления лидером тех, кто не входит (и не стремится войти) в сферу его влияния. Такое разведение гегемонии и лидерства условно, так как гегемония – это тоже лидерство, но лидерство, принуждающее к признанию лидера и подавляющее сопротивление его действиям, в том числе силовыми методами. На позицию гегемона страну выдвигает как объективный фактор (достижения в экономике, политике, военной сфере; международный авторитет и влияние в ведущих международных организациях и т.п.), так и субъективный – выбор, сделанный самим государством (элитой, обществом) в пользу гегемонии как стратегии государства.
В случае с Соединенными Штатами к выбору в пользу гегемонии подталкивали как успехи во всех сферах жизнедеятельности державы, так и «состояние умов» американского общества и США. Американское руководство и общество сделали выбор в пользу глобального лидерства6. Он не вызывал открытого неодобрения со стороны других ведущих держав и был с восторгом встречен теми небольшими странами, которые желали войти в сферу «благожелательного преобладания» Вашингтона. Именно в те годы стали популярны идеи «американской империи демократического типа» и «либеральной гегемонии».
В 1990-х годах на противоречия между заявленными высокими целями администраций Б. Клинтона и методами, которым они достигались (войны на Балканах, например), мало кто обращал внимание. Считается, что США борются за «лидерство», хотя американская политика по содержанию и методам соответствовала характеристикам типичного «гегемона». Элемент принуждения в ней становился более явным. Росла роль и военного фактора, тенденция к игнорированию позиций международных организаций. Судя по отдельным заявлениям представителей администрации Клинтона (М. Олбрайт, Р. Холбрука, взгляды которых и сегодня почти не отличаются от воззрений умеренных республиканцев), уже к 2000 г. полным ходом шел процесс утверждения не постбиполярного американского лидерства, а того, что спустя несколько лет стало уже откровенно именоваться гегемонией США.
Правомерно ли говорить об американском лидерстве применительно к периоду 1991-2001 годов - до террористических актов? Чтобы ответить на этот вопрос, следует учитывать два фактора: внутренний - стремление и способность Америки, и внешний - признание американского лидерства мировым сообществом.
Относительно первого фактора можно дать утвердительный ответ. Во-первых, с завершением биполярной конфронтации объективно восторжествовали американская модель развития, американские ценности и американская политика. Во-вторых, Белый дом возглавил модификацию мирового порядка, в то время как другие державы почти не оказывали на него влияния. В-третьих, США взяли на себя роль главного «миротворца» (бывшая Югославия) и «устроителя судеб» неблагополучных стран (Гаити и Сомали). Они бросили немалые людские и материальные ресурсы для урегулирования некоторых острейших международных ситуаций. Наконец, в-четвертых, Америка открыто объявила о готовности и желании «без ограничений и препятствий осуществить свою историческую миссию по преобразованию мира», то есть взять на себя ответственность и бремя мирорегулирования.
Важнейшим фактором, который мог бы «оформить» лидерство США, стало признание со стороны ведущих мировых держав и большей части других стран мирового сообщества. Это означало, что значительная часть стран мира должна была не просто признать преобразующую роль Вашингтона, но согласиться «следовать» за лидером, признавать правильность избранной им линии. Именно с добровольным признанием правильности американского плана преобразования мира возникли трудности, которые вылились в осложнения отношений Америки с остальным миром.
В течение ряда лет единственным серьезным критиком стратегии США оставалась Россия. Во многом именно поэтому она и сама была постоянным объектом американской критики. Но начиная с 1999 года, после того, как Белый дом осуществил военные действия против Югославии без санкции ООН, выступив на стороне косовских албанцев-сепаратистов, усилилась критика США со стороны европейских держав (Германии, Франции, Великобритании). Заметнее стал и рост антиамериканских настроений в мире. Официальная риторика американского руководства о политике США по распространению демократии в мире вступила в противоречие с их унилатерализмом, нарушением международного права, двойными стандартами, опасной приверженностью военной силе. Таким образом, к концу правления администрации Клинтона, несмотря на имевшийся внутренний потенциал для глобального лидерства, не только не произошло легитимизации «лидерства» Соединенных Штатов, но начался процесс сокращения возможностей для этого.
С момента прихода к власти администрация Буша была озабочена стремлением к максимальной независимости в сфере внешней политики, что принимало форму односторонних, не согласованных с союзниками действий. Еще рельефнее эта тенденция стала после событий 11 сентября 2001 года. «Самое худшее, что мы можем сделать, это позволить коалиции определять нашу миссию», - заявил министр обороны Д. Рамсфелд7. Идея американского мессианства получила новый импульс. В «Обращении к стране» (январь 2002 г.) президент Дж. Буш заявил: у США появилась уникальная возможность стать страной, которая служит целям более высоким и значительным, чем собственно национальные интересы8.
Неоконсерваторы стали характеризовать положение в мире после начала операции США в Афганистане как «гипероднополярность». «Дж. Буш стал лидером с исторической миссией, - писали по этому поводу американские авторы У. Кристол и Р. Кейган, - хотя пришел к власти без личных амбиций построить новый мировой порядок. Миссия “упала ему в руки” после событий сентября 2001 года, и это не только миссия по борьбе с международным терроризмом, но и историческая американская миссия по глобальному преобразованию мира в соответствии с западной либеральной традицией»9. А по мнению другого американского аналитика Ч. Краутхаммера, утверждение лидерства Вашингтона в международной борьбе с терроризмом (на фоне неспособности ни одной из ведущих мировых держав взять на себя аналогичную миссию) можно назвать одним из главных достижений Соединенных Штатов. Но одновременно это стало испытанием и для них. Если в начатой войне США проиграют, то вс я созданная после Второй мировой войны структура отношений в рамках Западного мира с открытыми границами, относительно свободной торговлей и навигацией, открытыми обществами начнет распадаться10.
Американские политологи нередко весьма вольно обращаются с категориями «гегемония» и «лидерство». Они используют их в зависимости от политической конъюнктуры. Ч. Краутхаммер апеллирует к «лидерству» США в борьбе с международным терроризмом, хотя по убеждениям он сторонник гегемонии. И это не случайно. Лидерство обеспечивает поддержку (моральную и материальную) со стороны признающих лидера и в этом смысле облегчает бремя мирорегулирования. Напротив, гегемону грозит одиночество в осуществлении направляющих функций. Ему угрожает и противодействие со стороны отдельных держав или групп держав, недовольных гегемоном или претендующих на эту роль. О существовании такой опасности пишут многие политологи, называя Китай, Индию, Иран, Россию в числе возможных соперников США.
Очевидно, утверждение гегемонии видится ее сторонникам естественным предварительным этапом формирования устойчивого американоцентричного мирового порядка. Ими неоднократно высказывалась мысль о том, что Соединенные Штаты не могут быть обычной державой. Попытка стать таковой может кончиться для Америки и остального мира плохо. Американская исключительность в таких интерпретациях представляется им как своего рода «норма»11.

2

Напротив, противники гегемонии и глобального мессианства в США считают, что стране не нужно стремиться ни к гегемонии, ни к статусу глобального лидера, так как с учетом цивилизационного многообразия мира это нереально. Они критически оценивают действия администрации Буша, указывая, что начатая ею война безгранична во времени и географическом пространстве. Соответственно, аналитики этого направления выступают за коллективное управление мировым развитием. По мнению профессора Джорджтаунского университета Ч. Купчана, реализация доктрины Буша может привести не только к разгрому «Аль-Каиды», но и к полному уничтожению институтов, норм и союзов, составляющих основу мира и процветания в современной международной системе12.
Скорее всего, этот вывод верен. Отрицая старый порядок, США не смогли представить лучшей модели порядка для ХХI века, а то, что они предлагают, не принимается большей частью мирового сообщества. Тому есть несколько причин. Во-первых, концепции «единственного полюса-гегемона», «демократической империи», «мирового судьи» неконструктивны по сути. Во-вторых, Вашингтон не может сказать, какой должна быть структура нового порядка. Его «вершина-США» покоится пока что на старой пирамиде, которую сами американцы фактически методично разрушают, не создавая взамен новых несущих конструкций – системы взаимосвязанных институтов и норм, защищающих не только США, но и другие державы. В-третьих, Америка, отстаивая свои интересы, присвоила себе право на «абсолютный суверенитет», отказав в этом праве остальным странам. И в-четвертых, из-за преобладания разрушительной функции регулирования над созидательными растет угроза международной нестабильности. Взамен системы институтов и норм американцы предлагают доминирование одной державы13.
Профессор университета Джонса Гопкинса М. Мэнделбаум убежден, что неправомерно ставить вопрос таким образом: «Или гегемония США, или мировой хаос и утрата передовых позиций». Он считает, что следует признать важность существующих международных механизмов и заняться их усовершенствованием, так как глобальные проблемы не решаются только оружием или американскими деньгами

14. Пока же ситуация выглядит так, что в ходе борьбы с международным терроризмом решается задача укрепления международных позиций Белого дома, не склонного думать об интересах остального мира. Показательно, что на этом фоне не происходит роста престижа США. Растет скептическое отношение к американской гегемонии и ее перспективам.
«Скептики» особенно критично оценивают три постулата внешней политики администрации Дж. Буша:

- борьба с международным терроризмом аналогична противостоянию коммунизму и должна быть выиграна во что бы то ни стало;
- Ближний и Средний Восток пришел на смену Европе и Восточной Азии в качестве центра геополитической деятельности США, и в этой части мира будет осуществлена демократизация исламских стран;
- Соединенные Штаты должны сохранить доминирование в военной и экономической областях, чтобы предотвратить появление другого гегемона, и они имеют особые «права» как основной устроитель нового миропорядка.
Американские политологи отмечают, что стратегия сдерживания второй половины ХХ в. сочетала элементы диалога и силовых действий. А предложенная после 1991 г. стратегия «американского лидерства» основана на силовом доминировании и в этом смысле содержит ложные приоритеты15. В 1990-е годы американские политики исходили из того, что США могут проводить амбициозную политику, не требующую больших жертв и затрат. Мир, считали они, готов следовать за Америкой и с восторгом принимает американскую модель развития и ее глобальную лидирующую роль. Однако даже лидерство Белого дома в международной антитеррористической кампании не дало оснований полагать, что остальной мир будет безоговорочно одобрять все его действия, что сверхдержавность исключит критику и противоречия.
Террористические акты 2001 года (адекватно ответить на них США так и не смогли!) «загнали» администрацию Дж. Буша в «ловушку». Неверным был уже «ответ», который попытались дать США террористам из «Аль-Каиды» в Афганистане. Война в Ираке вообще стала перерастать в своего рода ползучий глобальный кризис доверия в американской политике.
Из источников явствует, что заявление руководства США о глобальном характере террористической сети «Аль-Каиды» не совсем точны, да и существование самой сети не доказано16. В публикациях указывалось, что терроризм не является главной заботой мирового сообщества. Гораздо более неотложной задачей стала борьба с бедностью, болезнями, последствиями катастроф, преступной деятельностью группировок (наркотики, незаконная торговля оружием, людьми), вооруженными конфликтами и т.д.17 Но принятие в сентябре 2002 г. новой «Стратегии национальной безопасности», в которой основным было положение о нанесения превентивного удара против террористов, сделало стратегические планы США более амбициозными, чем они были в годы борьбы с коммунизмом18. Эта глобальная стратегия была поддержана обеими главными партиями в США, но она поло жила начало разногласиям между Америкой и ее союзниками и «попутчиками». У многих зародились опасения, что борьба с терроризмом служит прикрытием для желания США расширить зону своего военного присутствия (страны Средней Азии, Ближний и Средний Восток19), так как американские базы в Саудовской Аравии стали уязвимы для действий террористов.
Военно-силовой метод разрешения конфликтов, апробированный Соединенными Штатами на Балканах, дал сбои на Востоке. В большинстве стран Среднего Востока отношение к США продолжает ухудшаться. Прозападные сторонники демократии теряют позиции в своих странах (Кувейт), а симпатии к национал-радикалам и экстремистам среди арабской молодежи растут20. Огромные сомнения вызывает тезис о демократизации региона, так как эта цель недостижима просто военными методами. Для реформирования одного только Ирака требуется около 100 млрд. долларов в год, а преобразование всего региона может повлечь такие расходы, что под вопросом окажется кредитоспособность США21.
Действия США в Ираке не отвечают устремлениям ряда американских союзников в Европе, а также интересам России. Разумеется, Белый дом может заблокировать действия той или иной державы. Но он часто не может претворять свою стратегию в жизнь без поддержки других ведущих держав22. Вашингтон объективно заинтересован в сотрудничестве со странами Европы, Россией, Китаем, Южной Кореей и Японией для решения проблем безопасности. Причем, в известном смысле, безопасность США – (в той расширительной интерпретации, которую предпочитают республиканцы) - зависит от помощи названных государств даже больше, чем безопасность каждого из них от помощи со стороны Вашингтона.

3

Позиция сверхдержавы создала для Америки стимул к проведению политики, ограниченной только собственной волей. Но одновременно выросла ее ответственность перед остальным миром. Соединенные Штаты стали более уязвимы для критики и противодействия невоенного характера. Другие страны, признавая их мирорегулирующие функции, все же стремятся подвергнуть их коллективной корректировке. Американские критики глобальной стратегии США утверждают: основные цели и задачи международной деятельности Белого дома выбраны неверно, так как не отражают реальности современного мира и не работают.
Более важными задачами, чем борьба с международным терроризмом и демократическое преобразование стран Среднего Востока, американские аналитики называют:
- обеспечение мирного развития отношений между Китаем, Японией и Кореей;
- завершение процессов интеграции России, Китая и Индии в мировую экономическую и правовую систему;
- обеспечение более высокого уровня жизни и увеличения численности среднего класса в странах Латинской Америки, Азии и Восточной Европы;
- борьбу с нищетой и болезнями в Африке;
- более активное вовлечение европейских стран в выполнение глобальных задач.
К этому перечню можно было бы добавить сохранение и реформирование существующих международных организаций (причем не только НАТО), создание стабильного режима безопасности, повышение роли коллективного фактора в принятии решений по проблемам международной безопасности и выработку новых норм международного права. Сюда же относятся и совместная борьба с распространением ОМУ, наркотиков, торговли людьми и т.д. В целом речь идет о создании такого мирового порядка, который бы отвечал интересам не только США, но и остальных членов международного сообщества, был бы более демократичным и стабильным. Пока же американцы, преследуя в основном свои цели, пытаются «подогнать» под них остальной мир.
К концу 1990-х годов за океаном одержали верх сторонники однополярного видения международной структуры (в России у него было также немало сторонников). Напротив, к середине следующего десятилетия даже внутри США стало больше людей, которые говорят о пороках этой системы. Интеллектуалы начинают снова больше размышлять о многополюсном мире, который можно регулировать на основе не гегемонии, а сотрудничества. Яснее становятся и негативные стороны «американского» регулирования. В течение последнего десятилетия не произошло стабилизации мировой экономики, сохраняется бедственное положение стран Латинской Америки. Экономика становится зависимой от иностранных инвестиций (50% потребляемых в стране товаров иностранного производства). Такая экономическая модель подвергается критике (в том числе и внутри страны). Критику вызывают ограниченные масштабы американской помощи другим государствам. Сегодня она составляет V 1/19 американского военного бюджета и адресована в осн овном странам, в которых Вашингтон почему-либо особенно сильно заинтересован - Израиль, Египет, Иордания, Колумбия23.
Таким образом, в результате правления демократов и республиканцев за последние 15 лет не были разрешены многие старые проблемы Соединенных Штатов и появились новые (прежде всего экономические), требующие адаптации американского хозяйства к новым мироэкономическим тенденциям, не контролируемым Америкой, а также в сфере безопасности. Как субъект общемирового регулирования, США пока не сумели добиться признания мирового сообщества. Наблюдается кризис эффективности управления международными процессами, который выражается в отсутствии универсального и легитимного мирового лидерства – как индивидуального, так и коллективного. Америка сумела остаться сверхдержавой, сделавшись гегемоном, но приобрести статус легального лидера - не смогла. Если Соединенные Штаты сохранят приверженность идее «предначертания и миссии», то им скорее придется идти к ее реализации невоенным путем. Ведь произвол в применении силы плохо согласуется с идеей лидерства и усугубляет нестабильность.
Нужен ли миру лидер в том варианте, который могут предложить Соединенные Штаты?
Весомый, если не определяющий, компонент лидерства - ненасильственное убеждение и добровольное признание лидера со стороны «ведомых» им стран. К лидерству может подталкивать объективный ход развития или/и усилия какого-то из государств, считающих возможным и необходимым «встать у руля» мировой политики. Но в 1990-х годах, на мой взгляд, не просматривалось четкого понимания международным сообществом необходимости руководства США как средства предупреждения мирового хаоса. Оно существовало разве что в ряде стран Восточной Европы, боявшихся России, но мало думавших об общемировых проблемах. Подобный взгляд был характерен и для части российской элиты, которая также видела в доминировании США своего рода гарантию против отката Москвы к политике советского периода. Более же всего об этом говорили некоторые представители американской элиты, верившие в глобальную миссию Соединенных Штатов. Лишь небольшая часть американских специалистов выступала с критикой мессианства в форме «крестового похода за демократию».
Здесь невольно вспоминается Дж. Кеннан. В свое время он написал о том, что США стремятся оправдывать свои военные действия, заявляя, что они стараются сделать мир «безопасным для демократии»24. «Я не могу сказать с полной уверенностью, где находятся истоки непременного стремления американцев к универсализации и обобщениям. Полагаю, это является отражением того обстоятельства, что мы, как народ, подчинены правительству установленными законами, а не свободой исполнительных действий. Законы же представляют собой обобщенные нормы, и Конгресс, привыкший руководствоваться ими внутри страны, переносит эту практику и на международную политику», - писал он25. Именно это стремление к сведению международных процессов «к знаменателю» американской политической культуры и американских интересов создает иллюзию того, что США – это единственный возможный лидер и без них «все пойдет не так как надо». А как надо - знают только в Вашингтоне.
Критическое отношение к универсализации американских взглядов, подходов, стандартов, ценностей было и остается в США непопулярным. Преобладает мнение, что все другие народы привержены тем же ценностям, что и американцы. Если это не так сегодня, то уж конечно, все мечтают, чтобы так стало завтра. Более того, если кто-то упорствует в своем неприятии американских ценностей, то он ошибается: это плохо для него самого и его страны, а стало быть, ему и его стране надо помочь прийти к «правильному пониманию», убедив (или заставив) принять эти ценности. Даже американские коллеги отмечают, что такая логика рассуждений характеризует концепцию создания наднациональной империи26.
Соединенные Штаты остаются сверхдержавой. Но в мире существуют другие державы глобального уровня - Великобритания, Германия, Франция, Россия, Китай, Индия, Япония, а также крупные региональные державы - Бразилия, Нигерия, Иран, Южная Африка, Индонезия. Американцы не могут достичь своих наиболее значимых целей без сотрудничества хотя бы с частью этих стран. Между тем, каждая из них имеет свои культуру, ценности, традиции и институты, которые часто не совпадают с американскими. Они не хотят во всем следовать Вашингтону. Попытки же оказывать на них давление приводят к росту антиамериканских настроений, противодействию американской политике. Да и сами американцы расколоты: часть из них выступает за «имперский универсализм», другая - хочет видеть США национальным государством, сохраняющим свои уникальные отличия от других государств и мира в целом.
С этой точки зрения, Белый дом должен «определиться» с идентичностью собственной страны. Выбор, как отмечают западные коллеги, не в том, чтобы предпочесть гегемонию или лидерство (единоличное лидерство или коллективное). Он заключается в том, каким образом самим Соединенным Штатам не раствориться в мире универсальных идей и сохранить свою национальную идентичность (не мешая другим странам сделать то же самое). Если они действительно хотят, чтобы их признали лидером (и не ненавидели за гегемонизм), им придется согласиться с изменением собственных, ценностей, традиций, институтов, культуры, чтобы «совместиться» с остальным миром, а не только «совмещать его с собой»27. Не похоже, чтобы в Вашингтоне к такому были готовы28.

***

Когда появляется потребность в лидере, его находят и за ним следуют, давая ему свободу в выборе целей, постановке задач, в выборе методов деятельности. В то же время его держат под постоянным наблюдением и корректируют его инициативы и действия. Как показывает история, лидеры востребованы перед лицом опасности. Поэтому после окончания конфронтации трудно было ожидать от мира стремления найти лидера - даже в лице США.
Международный терроризм как глобальная опасность создает «запрос на лидера». Однако терроризм сам был во многом спровоцирован политикой Вашингтона. Его проблема не может быть (судя по ситуации в Ираке) разрешена тем путем, который навязывают миру американские политики. Главный вопрос не в том, какого лидера выбрать (все-таки выбрать, а не принять того, кто желает им быть), а как избежать ситуации, в которой благо или зло для единственной сверхдержавы действительно станет автоматически означать благо или зло для любой страны и для всего мира.

Примечания

1См.: Шаклеина Т.А. Время выбора: имперское искушение // США и Канада: экономика, политика, культура. 2003. № 12. С. 3-14; Баталов Э.Я. Страсти по империи // Свободная мысль. 2004. № 1. С. 3-15.
2 Dark K. and Harris A. The New World and the New World Order. London, 1996. P. 146.
3Британский политолог С. Смит считает, что Соединенные Штаты насаждают американский упрощенный тип демократии, в основе которого формальное соблюдение всеобщего избирательного права, хотя часто на деле в выборах участвует меньше половины населения. Он называет демократическую модель, распространяемую США, моделью «демократии для элиты». С. Смит полагает, что концепция глобального лидерства, которую реализуют США, может быть охарактеризована как «культурный империализм». См.: Smith S. U.S. Democracy Promotion: Critical Questions // American Democracy Promotion. Impulses, Strategies, and Impacts / Michael Cox, G. John Ikenberry, Takashi Inoguchi (eds.). Oxford, 2000. P. 61-82.
4Woodward B. Bush at War. New York, 2002. P. 30, 67, 73.
5См. подробнее: Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. М., 2002. С. 97-151; ее же: Идейное обеспечение внешней политики администрации Буша. М., 2003.
6Шаклеина Т.А. Внешняя политика США: консенсус между правительством и общественностью? // США и Канада: экономика, политика, культура. 2000. № 11. С. 54-68.
7Цит. по: Tucker R. The End of Contradiction? // The National Interest. Fall 2002. P. 6.
8Bush George W. The State of the Union Address by the President of the United States. Congressional Record. House. Tuesday, January 29, 2002. 107th Congress, 2nd Session. 148 Cong Rec H 98. Vol. 148. № 5. P. H100.
9The Weekly Standard. 2002, March 4.
10The Weekly Standard. 2001, November 12.
11Schmitt G. A Case of Continuity // The National Interest. Fall 2002. P. 13.
12Kupchan Ch. Misreading September 11th // The National Interest. Fall 2002. P. 29-30.
13Hendrickson D. Toward Universal Empire. The Dangerous Quest for Absolute Security // The World Policy Journal. Fall 2002. Vol. XIX. № 3. P. 1-10.
14Mandelbaum M. The Inadequacy of American Power // Foreign Affairs. September/October 2002. Vol. 81. № 5. P. 61-73.
15Schwenninger Sh. Revamping American Grand Strategy // World Policy Journal. Fall 2003. Vol. XX. № 3. P. 25-44.
16Цит. по: Pfaff W. Scaring America Half to Death // International Herald Tribune. 2003, May 8. См. также статью Э.Г. Соловьева «Сетевые организации транснациональных терроризма» в настоящем номере «Международных процессов».
17Цит. по: Wolf M. The Frightening Flexibility of International Terrorism // Financial Times. 2003, June 4.
18The National Security Strategy of the United States of America. The White House, 2002 (September) (http://www.cdi.org).
19В последнее время отдельные американские авторы и политики используют термин «Greater Middle East» - «Большой Средний Восток», куда относят, помимо традиционно включаемых в Средний Восток стран, Иран, Афганистан и страны Персидского залива.
20 Schwenninger Sh. Revamping American Grand Strategy. P. 29-30.
21Ibid. P. 31.
22Huntington S. The Lonely Superpower // Foreign Affairs. March/April 1999. Vol. 78. № 2. P. 35-49.
23Цит. по: Schwenninger Sh. Op. cit. P. 34-37.
24Кеннан Дж. Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР. М., 2002. С. 219.
25Там же. С. 220.
26Huntington S.Dead Souls. The Denationalization of the American Elite // The National Interest. Spring 2004. № 75. P. 16.
27Ibid. P. 5.
28Kagan R. America’s Crisis of Legitimacy // Foreign Affairs. March/April 2004/ Vol. 83. № 2. P. 65-87.

Опубликовано на Порталусе 09 декабря 2008 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама