Рейтинг
Порталус

ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ

Дата публикации: 14 декабря 2008
Автор(ы): Федор Войтоловский
Публикатор: maxim7
Рубрика: МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО Вопросы межд.права →
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1229276836


Федор Войтоловский , (c)


За последние два десятилетия система международных отношений сильно изменилась. Очень быстро по масштабам исторического времени трансформировались многие субъекты мировой политики и отношения между ними, появились новые виды взаимодействия, начала выстраиваться новая международно-политическая система с присущей ей иерархией. Все это время на каждом уровне организации – внутригосударственном, международном, транснациональном, глобальном – важной составляющей оставалась идеологическая рефлексия. Речь идет о целеполагающем систематически выстроенном отражении в индивидуальном, общественном и групповом сознании тенденций мирового общественно-экономического и политического развития1.


1

Понятие идеологической рефлексии имеет две сущностные и функциональные характеристики. Во-первых, оно представляет собой процесс отражения в сознании субъекта внешней для него социально-политической (в том числе международной) реальности и определения его позиций и целей. Во-вторых, оно мотивирует субъект к выбору долгосрочных целей политического поведения, стратегий и средств их достижения. Все это определяется функциями, которые выполняют политические идеологии по отношению к групповому и индивидуальному сознанию – целеполагания, мобилизации на достижение определенных общественно-политических целей и задач, самоорганизации политического субъекта, выработки долговременных закономерностей его поведения.
Российский политолог Н.А. Косолапов отмечает, что идеология модальна сочетанию мотивов, целей и воли в структуре психологии индивида. Она формулирует социально-политическую мотивацию определенного типа и направленности, которая определяет иерархию социально значимых целей – сверхдолговременных, долговременных и текущих. Мотивация, кроме того, подкрепляет все это волевым импульсом, который направлен на мобилизацию усилий, ресурсов для их достижения и всегда подкреплен организационно2.
Политическая идея, концепция, доктрина, а тем более сформированная из них система, если она стала идеологией, не просто отражает общественно-экономические и политические реалии, а выражает определенные интересы по отношению к ним сложных социально-политических субъектов – ее носителей. Идеологическое отражение субъективно нацелено. В первую очередь, идеология отвечает интересам элит, которые управляют субъектом. Но она выражает и интересы того сообщества, на основе которого данный субъект сформировался – прежде всего, доминирующих в этом сообществе групп интересов. В состав элит входят идеологи, которых в любых сообществах формируют идейно-политические системы. Они формулируют идеи и строят идеологии таким образом, чтобы те соответствовали задачам поддержания устойчивости элитных групп. К числу таких задач относятся получение и удержание в долгосрочной перспективе власти и влияния как внутри данного субъекта, так и в его отношениях с другими акторами. Эти действия призваны обеспечить достижение целей тех групп интересов, на которые эти элиты опираются.
Наряду с этими функциями идеологии выполняют и другие, не менее важные, которые, однако, могут вступать в противоречие с теми, что связаны с воспроизводством статуса и власти элит. Идеологическое отражение ориентировано на определение долгосрочной ценностной и целевой мотивации – обосновать и оправдать текущие политические действия более высокими ценностными приоритетами, более отдаленными целями.
Элиты вынуждены не только руководствоваться текущими интересами, но и формировать в своем сознании – равно как и в сознании тех сообществ и субъектов, которыми они управляют – представления о своих целях в той системе общественно-политических отношений (в том числе международных), в которой они действуют. Без таких представлений не только субъект, но и стоящая за ним элита лишается долгосрочных мотивов поведения и вынуждена следовать за политической конъюнктурой, формируемой внешними обстоятельствами и другими субъектами. Элита, не обладающая развитым и адекватным идеологическим инструментарием осмысления политической реальности, с высокой вероятностью будет проигрывать конкурентную борьбу тем внешним и внутренним силам, которые будут иметь более развитую долгосрочную программу – в случае, если она устраивает основные группы интересов.
По этим причинам при определении политического поведения различных субъектов международных отношений идеологии приобретают не меньшее, а иногда и большее значение, чем прагматические политические и экономические интересы. Идеологии могут также служить катализаторами формирования интересов, осознаваемых этими акторами (их элитами и обществами) как прагматические. Конечно, во многих случаях идеологии выступают пропагандистским прикрытием текущих политических и экономических целей. Однако это не мешает идеологическим процессам иметь собственную инерцию и логику развития, которая на длительных временных отрезках заметно воздействует на мышление и поведение элит и обществ. Такая логика подчиняет себе их рациональные мотивы и даже затмевает их.
Долгосрочные цели и мотивы действий элит, какими бы прагматическими они ни казались, основаны на вере в их достижимость и гипотетических представлениях о том, к каким результатам эти действия могут или должны привести. Эти представления, по сути, недоказуемы в осязаемой временной перспективе или недоказуемы в принципе. Поэтому сам процесс выработки долгосрочного целеполагания существования и поведения государств или других социальных субъектов мировой политики носит идеологический характер. До сих пор наука не может предложить эффективные методы долгосрочного прогнозирования сложных общественно-экономических и политических процессов3. Идеи и концепции, на которых строятся стратегические (в том числе внешнеполитические) решения в большей или меньшей степени основаны на гипотезах (например на утопических допущениях о том, что демократия универсально применима или построение коммунизма осуществимо). Вот почему такие решения содержат элементы идеологического характера.
В современном мире концепции и доктрины, которыми пользуется руководство государств при определении долгосрочных политических и внешнеполитических целей чаще принимают форму выводов научной экспертизы и анализа. Однако содержащееся в них осмысление политико-экономических реалий все же основано на недоказуемых гипотетических построениях и ориентировано на создание политической мотивации к их достижению.


2

Многие из произошедших в 1990-х и 2000-х годах глобальных экономических, политических, культурных преобразований вызревали на протяжении нескольких предшествующих десятилетий. Они, по сути, были подготовлены изменениями, происходившими на внутригосударственном, международном и транснациональном уровнях. Предпосылки к глобальным политико-экономическим преобразованиям возникли и частично проявились еще во времена предшествующего миропорядка, строившегося вокруг противостояния двух сверхдержав. В основе значительной части современных качественных изменений, происходящих в мировой экономике и международных отношениях, лежат процессы, развивавшиеся прежде всего внутри Запада и всей несоциалистической части мира.
Именно в рамках западного сообщества возникло государство-лидер – США. Его интересы и цели приобрели глобальный характер, определяющий с точки зрения развития всей этой группы государств. Количественно расширились и качественно усложнились политические и экономические отношения между государствами капиталистической системы. Усилилась интернационализация экономической и других сфер деятельности. Необычайно увеличилось количество и возросло влияние транснациональных субъектов мировой экономики – транснациональных корпораций (ТНК) и транснациональных банков (ТНБ), большинство из которых генетически или функционально связаны с ведущими странами Запада.
Развились и укрепились другие новые субъекты международной жизни – межгосударственные и неправительственные организации. В результате их деятельности возникала не только западная, но и глобальная организационно-политическая инфраструктура, дополнявшая систему отношений как между двумя сверхдержавами, так и между другими государствами. Внутри капиталистической системы возникли новые модели организации международных отношений. На их основе были выстроены экономические и военно-политические интеграционные группировки – структуры и институты, позволяющие осуществлять наднациональное экономическое регулирование, военно-политическую координацию и даже политическое управление4. Эти факторы стали определяющими и для развития нового миропорядка. Во всех этих процессах не последнюю роль играла идеология – те долгосрочные цели, которые ставили перед собой и декларировали элиты стран Запада.
Свои субъективные движущие силы были у социально-экономических и политических процессов, которые развивались внутри Запада и капиталистической системы, а с окончанием «холодной войны» выплеснулись за их пределы. Эти процессы развивались вместе с новыми глобальными социально-экономическими и политическими тенденциями. В этом контексте наиболее активно выступали транснационализирующиеся группы элит развитых стран. Их интересы становились все более привязанными не только к отдельным государствам, но и ко всей капиталистической системе, всему Западу, его экономическим и военно-политическим механизмам.
Эти силы были в наибольшей степени заинтересованы в том, чтобы международная политико-экономическая система приобрела такие организационные формы, структуру и иерархию, которые были бы выгодны ведущим государствам капиталистической системы, а также связанным с ними ТНК. Было бы упрощением говорить, что политико-экономический истеблишмент Запада направлял мировое развитие к его нынешним формам – даже у американских элит для этого не было достаточного количества средств, инструментов и методов. Однако влиять на него элиты западных стран стремились. И зачастую это удавалось благодаря созданным внутри Запада коллективным структурам межгосударственной кооперации, а также неформальным механизмам межэлитного взаимодействия, согласования интересов и выработки консолидированных позиций. Идеология служила фактором, мобилизующим коллективные усилия в этом направлении и средством распространения политического, военного и экономического влияния.
На протяжении нескольких десятилетий мощным противовесом, сдерживающим и ограничивающим устремления и действия такого рода лишь рамками Запада, а также примыкающими к ним частями развивающегося мира, было существование второй сверхдержавы. СССР был не просто военным и политическим оппонентом США, но также и ведущим носителем альтернативной политико-идеологической модели. Она пользовалась поддержкой большого числа его политических и военных союзников – в среде как социалистических стран, так и субъектов, действовавших внутри политических систем других государств (в первую очередь – компартий).
Хотя многие соцстраны и «братские компартии» периодически конфликтовали с советским руководством, они прямо и косвенно служили проводниками его влияния. С демонтажем советской сверхдержавы и распадом социалистической системы в 1989–1991 годах исчезли политические ограничители глобальных политико-экономических преобразований, инициатором которых выступили США. Но американские элиты не только не отказались от своих идеологических установок, но даже еще более укрепились в своей приверженности к ним. Подобным образом в «правомерности» этих идеологических установок уверились старые и вновь приобретенные союзники Соединенных Штатов.
Однако глобальные трансформации были связаны не только с теми социально-экономическими и политическими процессами, которые стремились контролировать и направлять США и другие развитые страны. Не меньшую роль в них играли неподконтрольные им, стихийные процессы и явления. Ко многим из них, как отчасти и к результатам собственных действий, сами элиты Запада оказались неподготовленными.
Трансформации политического мироустройства 1990–2000-х годов по большинству параметров далеки от завершения – то есть до стабилизации в виде устойчивых структур и механизмов миропорядка им по-прежнему далеко. С одной стороны, они неизбежно получают идеологическое отражение в сознании элит и обществ государств. С другой стороны, подобные перемены испытывают опосредованное воздействие данной рефлексии через активность государственных и негосударственных субъектов. Последние стремятся скорректировать глобальные политические и экономические процессы в своих интересах.
Метаморфозы миропорядка, произошедшие на глазах современного поколения, наглядно продемонстрировали, что идеологии не исчезли из мировой политики и международных отношений. (Об этом в конце 1980-х – начале 1990-х годов заявляли многие авторы, склонные к поспешным обобщениям и вновь, как в 1960-х годах5, провозглашавшие «конец идеологий»6). Напротив, события рубежа ХХ–XXI веков показывают, что политические функции идеологий расширяются и снова становятся одним из важных факторов преобразования международно-политического порядка7.
Вместе с изменением состава сил, действующих в мировой политике, другим стал и набор идей, концепций и идеологий, которыми эти силы пользуются и руководствуются в борьбе за свои цели. Но суть процессов заключается в использовании идей общественно-политического характера и сформированных из них систем идеологий субъектами политических, в том числе – международно-политических, отношений. Эти субъекты по-прежнему используют подобные системы для доказательства собственной правоты, обоснования своих действий, получения политической власти и установления полномасштабного контроля над механизмами социально-экономического воспроизводства, распространения влияния, борьбы с реальными и потенциальными противниками.


3

Структура международно-политических отношений времен биполярного миропорядка, основанного на противостоянии двух сверхдержав, задавала параметры развития глобальных идейно-политических процессов и идеологической борьбы. Она развивалась не только в отношениях между СССР и США, хотя борьба между универсалистскими идеологиями и их носителями была структурообразующей матрицей для всех идейно-политических процессов. Идейно-политическая борьба шла также между сверхдержавами и другими государствами (в особенности – развивающимися странами), она происходила на межгосударственном и транснациональном уровнях, а также между различными политическими силами внутри капиталистического и социалистического лагерей.
Разрушение предшествующего мироустройства изменило содержание большинства наиболее влиятельных идеологий, функционально задействованных в политических системах государств, в международной политике, в транснациональных политических процессах. В 1990–2000-х годах произошло снижение значимости одних идейно-политических систем и усиление других. В особенности международно-политические трансформации коснулись тех идеологий, на которых основывается мышление и деятельность политических элит наиболее развитых экономически и наиболее влиятельных политически стран – США и ведущих стран ЕС. Это обусловлено тем, что деятельность элитных групп именно этих государств в наибольшей степени связана с процессами формирования нового миропорядка.
В начале ХХI века идеологические системы, развившиеся в западной идейной и политико-культурной традиции, по-прежнему остаются ключевыми по отношению к глобальным идейно-политическим процессам. В ХХ в. эти системы зачастую переносились на совершенно иную почву. В настоящее время экономические и политические лидеры международной системы в наибольшей степени заинтересованы в том, чтобы сохранить этот статус и упрочить его. В этой связи они стремятся закрепить текущую направленность развития мироустройства и обладают наибольшими возможностями для того, чтобы ее корректировать.
Однако используемый ими идеологический инструментарий, создававшийся по большей части в иных исторических условиях, не всегда адекватен новым задачам. В то же время образующие его идеологические системы претерпевают изменения, обусловленные тенденциями мирового политико-экономического развития, в том числе преобразованиями, происходящими внутри самих развитых стран Запада.
Многие идейно-политические противоречия и столкновения, вызревавшие внутри государств и на международно-политическом уровне, не исчезли с окончанием «холодной войны». Они лишь приобрели иное содержательное наполнение. С «глобальными проблемами», обостряющимися по мере укрепления тенденции развития современного экономического и политического миропорядка, связано появление новых идейно-психологических элементов в большинстве развитых и влиятельных идеологий, а также видоизменение ранее сложившихся концепций и установок и появление новых.
В странах Запада приобретают новое качество наиболее разработанные в идейно-теоретическом отношении идеологии. Они становятся связанными не только с внутриполитической жизнью в отдельных государствах, но также и с международными и даже глобальными политическими, социально-экономическими и культурными тенденциями. В этих идеологиях отражаются политико-экономические изменения, происходящие в мире. Одновременно в них формулируются различные ценностно окрашенные интерпретации этих перемен, вырабатываются позиции по отношению к ним. Такие идеологические позиции определяют долгосрочные и сверхдолгосрочные цели в отношении всего экономического и политического мироустройства во взаимосвязи с его различными организационными уровнями.
В 2000-х годах более четко обозначилось намерение выдавать идейно-политические процессы, основанные на идеологиях североамериканского и западноевропейского происхождения, за универсальные модели организации общественных отношений внутри государств8. Идеологи и носители таких идейно-политических систем стали трактовать их как идейно-концептуальную основу преобразования не только политических систем различных в культурном и социально-экономическом отношении стран, но и всего международно-политического и экономического миропорядка.
Наиболее развитые и значимые в современной мировой политике идеологии ориентированы на реализацию определенных моделей социального порядка как в отдельном государстве, так и в рамках международного порядка в целом. Такая направленность идеологий задается качественными изменениями в мышлении и поведении их идеологов и носителей – в первую очередь элит развитых стран и формирующейся на их основе транснациональной элиты. Данный процесс во все большей степени принимает глобалистский характер.
Данная тенденция определяет набор идей, ценностей и политико-этических принципов, которыми ведущие субъекты развития современного политического и экономического миропорядка руководствуются при выработке долгосрочных стратегий политического поведения и одновременно оправдывают свои текущие действия и принимаемые решения. В современных международно-политических условиях такие цели формулируются и преподносятся идеологами различных направлений политической мысли (прежде всего, западной – американской и западноевропейской) как универсальные, то есть значимые не для одного государства, одной социальной группы, а для всех государств, всего человечества.
Соответствующим образом постулируются связанные с этими целями политические принципы и ценностные установки. Подобные идейно-психологические тенденции получили выражение не только в содержании новых глобалистских идейных систем, проявившихся в последние десятилетия существования предшествующего миропорядка, и новых идейных течений. В не меньшей степени эти тенденции повлияли на процессы преобразования идеологий, существовавших на протяжении столетий.
Такого рода изменения затронули прежде всего два господствующих в идейно-политической жизни стран Запада, а в последние десятилетия и в глобальных масштабах, направления, – либеральное и социал-реформистское (социал-демократическое), представленные многообразными версиями. Те политико-этические принципы и наборы ценностей, на которых строятся идейно-политические системы, относящиеся к либеральному и реформистскому направлениям, все чаще рассматриваются их сторонниками как универсально применимые9. На этой основе сформировались два основных направления развития глобалистских идейно-политических систем. Их идеологи и сторонники выдвигают сценарии желательного развития глобализации и стремятся реализовывать их на практике.
В начале XXI века продолжилось начавшееся в 1980–1990-е годы усиление влияния либерализма в его американской версии на глобальные политические и экономические процессы. Оно было связано с обретением Соединенными Штатами положения единственной сверхдержавы, стремящейся вместе с союзниками или в одиночку направлять развитие всей международно-политической системы. Либеральная идеология, представленная в различных формах и прошедшая на протяжении ХХ в. путь от универсалистских идей до развитых глобалистских политических доктрин, была и остается важнейшей составляющей мышления элит Запада. Она вплетена в идейные основы атлантизма и других важнейших для современной мировой политики идейно-политических систем.
Распад СССР и потеря мировым коммунистическим движением позиций модели, участвующей в глобальной идейно-политической конкуренции, превратил либерализм в идеологию, носитель которой победил в «холодной войне». Впоследствии он трансформировался в идеологию, нацеленную на глобальное применение. Международно-политическая ситуация 1990-х годов задала параметры восприятия в этом качестве либерализма обществами, политическими элитами и экспертным сообществом многих стран. Такое восприятие было и отчасти продолжает оставаться характерным для американских политико-экономических элит. Они желают закрепить свое лидирующее положение на долгосрочную перспективу с помощью внешней политики Соединенных Штатов, опирающейся на старых и вновь обретенных союзников, а также на использование международных политико-экономических институтов.
Американские интерпретации либерального глобализма стали мотивационной основой внешней политики США и материалом выстраивания ее пропагандистского сопровождения. По большому счету во внешнеполитической сфере при смене администраций менялись лишь интерпретации очень близких целей и варьировались подходы к их достижению. Значительная часть американского истеблишмента связывает с укреплением влияния в мире либерализма и осуществлением соответствующих политико-экономических рецептов не только достижение своих политических и экономических целей, но и обеспечение безопасности.
В основе такого понимания целей распространения влияния либерализма как залога национальной безопасности Соединенных Штатов лежат два традиционных для американской политической мысли тезиса. Во-первых, это представления о том, что распространение принципов рыночной экономики в других государствах гарантирует формирование в них либеральной политической демократии10. Во-вторых, это вера в то, что демократии не воюют друг с другом из-за своей приверженности общим ценностям и политическим принципам. Из этого тезиса следует заключение, что все рыночные демократии безопасны для США11.
Между тем американские версии либерализма, сформировавшиеся и развивавшиеся вместе с США как государством, всегда существенно отличались по форме и содержанию от ведущих континентально-европейских либеральных идейно-политических систем – в особенности от германского ордолиберализма12 и французского либерального этатизма. В не меньшей степени американские либеральные подходы отличаются и от британского либерализма. Американский либерализм был и остается в большей мере не столько набором политико-экономических концепций, сколько политической этико-идеологической системой.
Эти различия продолжают усугубляться вместе с тем, как американский либерализм, представленный в 1990–2000-х годах прежде всего в форме двух основных течений – либерально-институционалисткого и неоконсервативного глобализма, становится основанием для концептуальных построений, предполагающих преобразование других государств и всего политического мироустройства. Эти концепции во все большей степени определяют расхождения между американскими и европейскими либералами, в том числе теми, кто принадлежит к различным группам либерально-глобалистского лагеря, относительно перспектив политического и экономического миропорядка, его иерархии и подходов к управлению им. Возникли конфликты между США и их старыми союзниками, а также между старыми и новыми союзниками Америки. Эти противоречия принимали не только политический, но и идеологический характер, касались долгосрочных тенденций развития миропорядка, понимания их ценностных основ, принципов и механизмов его организации, а также управления им13.
В 2000-е годах стали все более зримо проявляться и осознаваться серьезные глобальные, международные и внутригосударственные социально-экономические и политические противоречия, с развитием которых либерализм во все меньшей степени стал рассматриваться как универсально применимая модель развития14. Однако именно такое новое его положение, взаимосвязанное с особым статусом США как глобального политико-экономического и военного лидера, создало в начале XXI в. основания для формирования у разных государствах и политических сил резко отрицательного отношения к либерализму и Соединенным Штатам. Развитие и укрепление влияния идеологических построений, ориентированных на противодействие либерализму (в особенности – его американскому варианту) и самим США, происходило синхронно и взаимосвязанно.
Противоречия внутри интерпретационного поля либеральной идеологии в 2000-х годах обусловлены трудностями в отношениях между Соединенными Штатами и другими развитыми странами, а также некоторыми другими ведущими субъектами международно-политической жизни. Он связан и с тем, что для решения глобальных социально-экономических, политических и других проблем либерализм не предложил развитой и эффективной универсальной программы, которая устраивала бы не только США и другие развитые страны.
Антиамериканские и антилиберальные идейно-политические течения на основе вновь возникающих и давно существующих идеологических систем в большинстве случаев направлены не исключительно против ценностных основ и принципов либерализма. Они также нацелены против тех изменений в мировой экономике и политике, которые принято связывать с осуществлением либеральных подходов и с деятельностью Вашингтона и его союзников. Поэтому идейно-политическое противодействие тенденциям развития нового экономического и политического миропорядка, в том числе и в самих Соединенных Штатах, строится в тесной взаимосвязи с выступлениями против либерализма и с антиамериканизмом. Эти идеологические ориентации есть не только в идейно-политических системах радикального характера, но и во вполне умеренных идеологиях, носители которых подобных позиций в прошлом не обнаруживали.
Несмотря на то что антилиберальные идейные ориентации развиваются по всему миру, включая развитые страны, их идеологи и носители оказались практически неспособными выдвинуть сколько-нибудь значимых идейных альтернатив версиям либерального глобализма. Международно-политические процессы 1990–2000-х годов вызвали стагнацию идеологического развития социал-демократических партий и общественных движений. (Хотя в условиях биполярного противостояния они формировали внутреннюю альтернативу в Западном сообществе и смогли реализовать свои социально-экономические программы во многих государствах Европы).
Доминирование на протяжении двух десятилетий различных версий либерально-консервативных идей в политическом мышлении элит США, а также находящихся под их влиянием значительной части ведущих элитных групп развитых стран, создало тяжелую политическую ситуацию для европейской и мировой социал-демократии и реформистского глобализма 1970–1980-х годов.
Социал-демократические и социал-реформистские партии находились на рубеже XX–XXI веков у власти прежде всего в ведущих европейских странах. Однако социал-демократические идейно-политические системы в значительной степени утратили политические функции поиска компромиссных социальных стратегий и альтернативных идеологических программ и возможности для их осуществления. Организационные структуры мировой социал-демократии (в первую очередь Социнтерн) смогли обозначить свои позиции по отношению к современным международно-политическим тенденциям и процессам глобализации. Но их идеологический инструментарий – концепции и позиции не слишком отличаются от тех, на которые они опирались в предшествующие десятилетия.
На протяжении 1990–2000-х годов реформистские политические силы оказались вынуждены в идеологическом отношении дрейфовать в сторону либеральных идей и подходов, заимствовать их концепции, занимать по отношению к ним конформистские позиции, идти на значительные уступки и терять социальные завоевания прошлых десятилетий. Эти тенденции проявлялись как на внутригосударственном, так и на наднациональном уровне. Особенно показателен в этом отношении пример ЕС.
начале 2000-х годов тенденция к сближению позиций глобалистов из реформистского и либерального лагеря сохранялась, но стала не такой явной. Стимулом к постепенному ее свертыванию стало то, что в США с приходом в 2001 г. администрации Дж. Буша-младшего стала доминировать самая радикальная форма либерализма – неоконсерватизм15. Подходы его сторонников, в отличие от тех, на которые опираются последователи либерально-институционалистского глобализма, значительно менее совместимы с политическими принципами социал-демократов и реформистов-глобалистов16.
Хотя реформистский глобализм остается вторым ведущим идейно-политическим течением, направленным на преобразование экономического и политического миропорядка, он теряет свои позиции и массовую поддержку в развитых странах и в мире в целом. С одной стороны, реформисты и социал-демократы отступают под натиском сторонников различных версий либерального глобализма, теряя достигнутые в 1960–1970-е годы позиции. С другой стороны, эти направления уступают место более радикальным и маргинальным формам левых идеологических течений. В числе последних – так называемые «альтерглобалистские» движения, которые формируются вне социал-реформистского политического лагеря, хотя и зачастую пользуются его поддержкой.
Отличающая эти движения аморфность, отсутствие систематизированных конструктивных программ, развитого видения глобальных экономических и политических процессов и внятного понимания своих целей по отношению к ним, эклектичность их идейно-политического состава – все это дискредитирует оппозиционность либерально-неоконсервативных путей развития миропорядка.


4

В начале XXI в. проявляются наметившиеся ранее противоречия между глобалистскими идейно-политическими направлениями и теми идеологиями, на основе которых они выросли. Особенно отчетливо эти расхождения прослеживаются в США и странах ЕС во взаимоотношениях между носителями различных версий либерального глобализма (от либерально-реформистского институционализма до либерально-империалистского неоконсерватизма) и сторонниками классического либерализма. С не меньшей силой они проявляются во взаимоотношениях между реформистами-глобалистами и теми, кто придерживается более традиционной социал-демократической идеологии.
Эти противоречия существуют между вновь появившимися и давно существующими политическими течениями. Но чаще они возникают внутри политических партий и общественных движений, которые сохраняют формальное единство. Внутри них выделяются группы, придерживающиеся глобалистских подходов, и те, кто особенно негативно к ним относится, отрицательно воспринимает те перспективы и цели, на достижение которых они ориентированы.
Идейные разногласия и даже идеологические столкновения между приверженцами глобалистских систем и сторонниками политических учений и идеологий, на базе которых они сформировались, проистекают из различного понимания роли и функций государства в нарождающемся миропорядке. Эти противоречия возникают на фоне неодинакового отношения к экономической и политической глобализации, к тем явлениям и процессам, которые западное экспертно-идеологическое сообщество с ней связывает.
Для либералов-глобалистов, как и для реформистов-глобалистов, государство – один из возможных инструментов осуществления тех политических и экономических принципов и воплощения ценностей, которых они придерживаются и которые они рассматривают в качестве универсальных. Их глобальное распространение и практическая реализация воспринимаются либералами-глобалистами в контексте представлений о «размывании суверенитета» и исчезновении государства – тенденции, которые считаются важнейшими политическими проявлениями глобализации. Вот почему глобалисты полагают возможным и/или желательным передачу части функций и полномочий государств за пределы деятельности государственных институтов. Сторонники этого направления выступают также за формирование наднациональных и глобальных институтов, способных обеспечивать повсеместное применение этих ценностей и политических принципов. На этом строится большинство идей «глобального управления».
Для традиционных либералов государство – высший гарант обеспечения принципов демократии и соответствующих ценностей. Представители этого течения убеждены, что деятельность государственных институтов основана на передаче им народом (нацией) властных полномочий через соблюдение демократических процедур. А режимы, пришедшие к власти с применением этих процедур, рассматривают как a priori легитимные.
Либералы-глобалисты декларируют необходимость отказаться от самого понимания государственного суверенитета или говорят о неизбежности его замены «функциональным суверенитетом». Правда, они делают это не с такой готовностью, как в 1990-х годах и предпочитают рассматривать это как неопределенно-отдаленную перспективу. В отличие от либералов-традиционалистов, они не считают государства равными в своих правах субъектами мировой политики. Либералы-глобалисты считают возможным использовать этико-идеологические критерии для иерархического ранжирования государств и для замены (в том числе и силовой) правящих режимов, если те не соответствуют набору либеральных ценностей и принципов, а значит, и их пониманию легитимности. Это роднит их с неоконсерваторами, которые придерживаются сходных принципов, но иначе видят средства их осуществления.
Для реформистов-глобалистов государство выступает как структура, на замену которой должны прийти инструменты и институты обеспечения «глобальной социальной справедливости». Для социал-демократов, придерживающихся подходов, сформировавшихся в рамках этатистской идейно-политической парадигмы, только государство может служить (и служит) механизмом функционирования системы социальных гарантий, обеспечения справедливости в обществе.
На протяжении последних двух десятилетий выстроился спектр позиций относительно перспектив экономической и политической глобализации, основывающийся на различных интерпретациях самих этих процессов и оценках их хода и перспектив: от восторженно-положительных до непримиримо-отрицательных. Однако все оценки глобализации строятся на основе того ее понимания, которое:
– сформировано преимущественно западным (то есть в основном либеральным, консервативным и реформистским экспертно-идеологическим сообществом);
– возникло на идеологическом отражении того политико-экономического опыта, который был получен развитыми и развивающимися странами на протяжении последних десятилетий.
Это обусловило идейную скудость как внутризападных, так и развивающихся в других регионах мира идеологических альтернатив либеральному глобализму – идейно-политических систем, претендующих на то, чтобы сформулировать идеологические основы для коррекции негативных проявлений глобализации. Идейные течения, определяемые их идеологами и сторонниками как противостоящие либеральной глобализации (альтерглобалистские и антиглобалистские) формируются на основе попыток применить для интерпретации новой международно-политической ситуации идеологические модели, отработанные в другом историческом контексте и не принесшие каких-либо достижений.
До сих пор не было выдвинуто идейной системы, которая могла бы рассматриваться как потенциальная альтернатива либеральным и реформистским моделям экономической и политической глобализации, претендовать на статус полноценной идеологической оппозиции. Однако это вовсе не означает, что такая модель не может быть в принципе предложена или не будет сформирована в самое ближайшее время – в первую очередь в тех странах, научное и экспертно-идеологическое сообщество которых мыслит глобальными категориями (США и ведущие страны ЕС). Для такого хода событий есть немало предпосылок и в особенности то, что в развитых странах далеко не для всех частей общества, в том числе и многих групп политико-экономических элит, приемлемы текущий характер и направленность мирового развития.
Сравнительно низкой остается вероятность появления полноценного ответа на кризис западного либерального и реформистского глобализма со стороны развивающихся стран. Идеологические процессы в развивающемся мире находятся под сильным влиянием идейно-политической жизни в развитых странах, а также испытывают преимущественное воздействие разного рода внутренних факторов. Подчас они воспроизводят некоторые идеологические противоречия и конфликты, возникающие в развитых странах, приобретающие специфические черты и местную окраску. С одной стороны, в развивающихся странах укореняются идеологические системы и их отдельные элементы, прежде нехарактерные для них. С другой стороны, идейно-политические явления, прежде свойственные только странам третьего мира, в 2000-х годах стали проявляться и в развитых странах, принимая глобальный характер. Особенно показателен в этом отношении пример исламcкого радикализма.
Однако те политико-культурные различия и расхождения интересов, которые существуют между развивающимися странами, не позволят им в ближайшие годы сформировать приемлемые хотя бы для самых мощных и влиятельных из них какие-либо альтернативы западным глобалистским идейно-политическим системам. Фактором, лишь немного повышающим вероятность выдвижения если не единой идейно-политической системы, то хотя бы нескольких взаимосвязанных политических программ, выступает существование КНР. Китай, не отказавшийся от коммунистической идеологии, но существенно преобразовавший ее, явно стремится обозначить свои позиции лидера развивающегося мира. Но при этом китайские элиты не заинтересованы в том, чтобы брать на себя мессианские полномочия, которые оказались пагубными для СССР и могут стать фатальными для США17.


* * *

Кризис большинства идеологических систем позволяет предположить, что мир стоит на пороге появления новых идеологий, ориентированных на указание путей развития не столько отдельным государствам, сколько всему человечеству. Возможно, материалом для их развития будут служить существующие глобалистские идеологические системы. Однако их нынешнее положение и поведение их носителей повышает вероятность возникновения новых, не связанных с ними идейно-политических моделей, обладающих более мощным мобилизационным потенциалом.
Каким будет мир, во многом зависит не только от соотношения военных и экономических сил государств и других субъектов международных отношений, не только от того, кто из них будет иметь наибольший политический вес, влияние и возможности. Будет иметь значение и то, какие идеи окажутся задействованными доминирующими субъектами глобальных политических трансформаций.
Опыт Запада показывает, насколько идеи, концепции и идеологии важны не только для камуфлирования политических и экономических интересов, но и для выработки долгосрочных целей. Процесс движение к ним задает рамки понимания текущих задач и позволяет расставлять приоритеты в политике. Отсутствие систематизированной идеологии представляет собой такую же опасность, как и сверхидеологизация политики. Государство, элита которого не видит долгосрочных целей своей деятельности, не озабочена стратегическим целеполаганием, рискует оказаться жертвой текущих столкновений внешних и внутренних политико-экономических интересов или стать орудием достижения чуждых ему целей.

Примечания

1Подробнее о психологической природе рефлексии см.: Лефевр В. Рефлексия. М., 2003; Поршнев Б. О начале человеческой истории. М., 1974. С.118 – 122.
2Подробнее о социально-психологических основаниях и функциях идеологий см.: Косолапов Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем: основы методологии и теории. М.: Аспект-Пресс, 1994. С. 85–92.
3Показателен пример долгосрочных экономических и политических прогнозов, которые строились в 1960-1970-е годы – на заре романтического увлечения футурологией. Даже самые фундаментальные из них, содержащие ценнейшие и зачастую верные выводы о текущих процессах и их ближайших перспективах, в части долговременной прогностики мало соотносимы с современными международными политико-экономическими реалиями и не содержат даже намека на многие важнейшие события и тенденции последующих десятилетий. Многие из них представляют интерес лишь для истории идей и науковедения, которыми они еще недостаточно оценены. См., например: Meadows D. et al. The Limits to Growth. A Report for the Club of Rome’s Project on the Predicament of Mankind. New-York: Universe Books, 1973.; RIO Report: Reshaping the International Order / Tinbergen J. (co-ordinator). New York: Dutton, 1976.; Falk R. A. Study of Future Worlds. 1976 / Headline Series F.P.A. 1976. № 229. February; On the Creation of a Just World Order. Preferred Worlds for the 1990-s. New York: WOMP. Free Press, 1975.
4Наряду с институционально оформленными связями и отношениями внутри трансатлантического сообщества еще более активно развивались неформальные экономические, политические, культурные контакты. В последние годы многие британские и американские исследователи стали признавать, что особенно глубокими эти связи были и остаются между англоговорящими странами – так называемой «англосферой». См.: McCausland J.D., Stuart D.T. (ed.) U.S.-UK Relations at the Start Of the 21 Century. -W. D.C. SSI. 2006., Р. 1–53.; Niblet R. Choosing Between America and Europe: a New Context for British Foreign Policy // International Affairs. 2007. Vol. 83. № 4.
5См.: Bell D. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties. Glencoe.: Harvard University Press, 1960.
6Российский политолог Э.Я. Баталов справедливо отмечает, что подобные теоретические конструкции Ф. Фукуямы и С. Хантингтона и их последователей, практически вычеркивающие идеологии как фактор развития мировой политики, сами носили не научный, а идеологический и политический характер. Они преследовали политическую цель дать теоретическое обоснование победе США, Запада и атлантистского либерализма как господствующей идеологии. См.: Баталов Э.Я. Мировой порядок и мировое развитие. М.: «Роспэн», 2005. C. 25 – 56.
7В 1990-2000-е годы идеологические процессы как фактор мировой политики впервые после 1970-х годов стали предметом внимания западной политической науки. Однако эти исследования остаются единичными и в теоретико-методологическом отношении существенно уступают наработкам отечественной системно-исторической школы. См., например: Van Dijk T.A. Ideology. A Multidisciplinary Approach. London: Sage, 1998.; Gould-Davies N. Rethinking the Role of Ideology in International Politics During the Cold War // Journal of Cold War Studies. 1999. Vol. 1. № 1; Ryn C.G. The Ideology of American Empire // Orbis. 2003. № 3; Baran Z. Fighting the War of Ideas // Foreign Affairs. 2005. Vol. 84, N 6. November/December.
8Такого рода направленность внешнеполитического мышления американского истеблишмента получила выражение в ряде установочных внешнеполитических документов последних лет. См.: The National Security Strategy of the USA. September 2002. / www.nsc.gov.; The National Security Strategy of the USA. March. 2006. / Ibid.
9Для либералов это – индивидуальные свободы (экономическая, политические и другие), соблюдение права частной собственности, демократия. Для социал-реформистов это – социальная справедливость, равенство возможностей, демократия как принцип управления и коллективное участие в принятии решений (партисипатизм).
10Этот тезис все чаще начинает оспариваться самими идеологами и теоретиками внешней политики США, однако еще востребован в американской внешнеполитической идеологии. Дебаты о гипотетической взаимосвязи демократии, рыночной и международной безопасности постоянно ведутся экспертно-идеологическим и политическим сообществами. Характерно, что тема «распространения демократии» и подходов к ее осуществлению была поднята и в ходе предвыборных дебатов 2007 г. кандидатами в президенты США. См.: Giuliani R. Toward a Realistic Peace // Foreign Affairs. 2007. Vol. 86. № 5. September/October.; McCain J. An Enduring Peace Built on Freedom // Foreign Affairs. 2007. Vol. 86, № 6. November/December; High Security and Opportunity for the Twenty-first Century // Ibid.
11См.: Schwartz Th., Skinner K. The Myth of Democratic Peace // Orbis. 2002. Vol. 46. № 1; Muckubin T.O. A Balanced Force Structure to Achieve a Liberal World Order // Orbis. 2006. Vol. 50, № 2.
12Подробнее о ценностных и теоретических основах германской версии либерализма см.: Гутник В.П. Политика хозяйственного порядка в Германии. М., 2002. С. 48 – 78.
13Весьма показательны столкновения между мультилатералистами и унилатералистами в США, а также до сих пор лишь частично преодоленные конфликты внутри НАТО. В качестве примера можно привести разногласия между «старой» и «новой Европой» относительно форм и методов выстраивания миропорядка и конкретных внешнеполитических и военных действий США и их союзников. Cм.: Drezner D.W. The New New World Order // Foreign Affairs. 2007. Vol. 86, № 2. March/April.
14О специфике современного американского либерализма см.: Cooper R. Imperial Liberalism // The National Interest. 2005. № 79; Lieven A. Wolfish Wilsonians: Existential Dilemas of the Liberal Internationalists // Orbis. 2006. Vol. 50, № 2.
15Подробнее о неоконсерваторах, приближенных к администрации Дж. Буша на сайте влиятельного американского консервативного журнала «Christian Science Monitor»: Neocon 101 / http://www.csmonitor.com/specials/neocon/ index.html
16Примечательно, что идеология и действия неоконсерваторов стали в США предметом критики, как со стороны либералов, так и со стороны консерваторов.: Lowry R. Reaganism vs. Neo-Reaganism // National Interest. 2005. № 79.
17Об исторических и идейно-психологических основах таких подходов см.: Виноградов А.В. Государственно-политические «коды» Востока и Запада // Международные процессы. 2006. Том 4. № 1(10).

Опубликовано на Порталусе 14 декабря 2008 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама