В 1786 г. в Россию прибыл замечательный иностранец, стяжавший себе репутацию самоотверженного борца за свободу своей родины и злейшего врага одной из королевских династий Европы. Эта репутация не помешала ему стать желанным гостем петербургского двора; сама Екатерина II взяла его под свое покровительство и обещала оказать ему поддержку. Этим иностранцем был Франсиско Миранда - один из виднейших руководителей борьбы за освобождение Испанской Америки.

В чем же заключается подливная основа своеобразных отношений между российской императрицей и испанским государственным преступником?

I

Испано-американские креолы ("чистокровные" потомки испанских иммигрантов, не смешавшиеся с "цветным" населением американских колоний) составляли ядро колониальной землевладельческой аристократии, сурово эксплуатировавшей закрепощенных крестьян-индейцев и рабов-негров. Из среды креолов вышли и основные кадры колониальной интеллигенции, тесно связанной с дворянско-помещичьими кругами. Часть креолов, посвятив себя торгово-промышленной деятельности, образовала узкий слой колониальной буржуазия.

У креолов имелось множество основа-кий для недовольства испанским господством. Номинально "белые" уроженцы колоний и метрополии были равноправны, но фактически креолы только в исключительных случаях допускались на высшие ступени административной, военной и церковной иерархии. Почти все высокооплачиваемые и связанные с действительной властью должности предоставлялись испанским грандам, для которых кратковременное пребывание в колониях было только средством легкой наживы. Из 160 вице-королей, назначенных в Испанскую Америку до 1808 г., насчитывалось только 4 креола; из 602 генерал-капитанов (губернаторов) - 14 креолов¹ . Торговые сношения колоний с иностранными державами были запрещены, а с метрополией - монополизированы богатейшими испанскими купцами, наживавшими сказочные барыши на разнице между европейскими и американскими ценами. Испанские власти тормозили в колониях развитие промышленности и даже многих отраслей сельского хозяйства. Короче говоря, креолы на каждом шагу убеждались в том, что мадридское правительство систематически жертвует их интересами в угоду дворянам и богатейшим купцам-монополистам, имевшим счастье родиться в метрополии. Это пробуждало в креолах чувство, национального самосознания и толкало их на путь борьбы за независимость Испанской Америки.

Но в этой борьбе креолы в большинстве случаев не решались опереться на широкие массы колониального населения - на индейцев и негров. Самый захудалый помещик-креол чувствовал себя представителем "высшей расы" и глубоко презирал "цветных". Епископ Ортис утверждал, что индейцы являются такими же "бездушными существами", как дикие звери² . По свидетельству одного иностранного наблюдателя, в Испанской Америке "всякий физический труд вызывал презрение и считался уделом цветного населения; человек, который занялся бы подобным трудом, был бы обесчещен"³ . Случаи, когда креолы, выступая против колониальных властей, пытались апеллировать к "цветному народу", были чрезвычайно редки. Наоборот, креолы обычно оказывали колониальной администрации деятельную поддержку при подавлении индейских и негритянских восстаний.

Настоящая статья представляет собой исправленную и дополненную автором стенограмму его доклада на заседании кафедры новой истории колониальных и зависимых стран Московского государственного университета.

¹ Roscher W. "Kolonien", S. 167. Leipzig" - Heidelberg. 1856.

² Azara F. "Voyages dans l'Amerique meridionale". Vol. II, p. 185. Paris. 1809.

³ Ducoudray-Holstein "Histoire de Bolivar". Vol. I, p. XLIX. Paris. 1831.

Страх перед широкими народными массами побуждал креольских сепаратистов ограничиваться в своей борьбе за независимость Испанской Америки создание тайных организаций с небольшим количеством участников, вербовавшихся почти исключительно из среды аристократической креольской молодежи. Они не стремились пробудить революционную активность народных масс и возлагали свои надежды главным образом на иностранные державы, заинтересованные в свободной торговле с Испанской Америкой пли имевшие какие-либо неурегулированные счеты с Испанией. При поддержке этих держав они рассчитывали свергнуть испанское господство путем верхушечной "революции", в которой народные массы не принимали бы никакого участия. Иностранная поддержка рисовалась им в форме снабжения деньгами и оружием, необходимыми для осуществления переворота, в крайнем случае - ввиде вооруженной интервенции в испано-американские дела. Креольские сепаратисты, разумеется, отдавали себе отчет в том, что такого рода помощь не оказывается иностранными державами бескорыстно; они готовы были в случае успеха предоставить своим "покровителям" компенсацию в виде торговых привилегий или даже территориальных уступок (например передача испанской части Вест-Индии). Они питали надежду (впоследствии беспощадно разбитую ходом событий), что иностранные державы удовлетворятся подобной компенсацией и, не посягая на независимость Испанской Америки, предоставят ей возможность свободного экономического и политического развития.

Одним из самых выдающихся представителей испано-американского сепаратизма был венесуэлец Франсиско Миранда (1750- 1816 гг.). Он родился в Каркасе, в богатой креольской семье. Средства родителей доставили ему испанский офицерский патент. Вступив подростком в армию в чине капитана, он составил себе репутацию храброго и способного офицера и 30 лет от роду был произведен в полковники; но креольское происхождение лишало его возможности дальнейшего продвижения по службе. Это был человек, щедро одаренный природой и блестяще образованный, изворотливый и настойчивый. В начале 80-х годов, состоя адъютантом при генерал-капитане (губернаторе) Кубы, он завязал сношения с нелегальными сепаратистскими организациями. По-видимому, он вел также тайные переговоры с английскими военными властями на Ямайке и даже переслал им планы кубинских укреплений и другие секретные документы; во всяком случае, испанское правительство впоследствии обвиняло его в этом. В 1783 г. кубинские власти решили арестовать Миранду, но он вовремя успел бежать в США. С этого момента началась для него бурная, полная превратностей жизнь политического эмигранта, в течение многих лет стоявшего в центре самых разнообразных политических комбинаций, направленных против испанских интересов в Америке¹ .

Политическая "программа" Миранды отражала интересы колониальной креольской знати, стремившейся расторгнуть связь с метрополией, но не допускавшей и мысли об освобождении индейцев и негров от гнета помещиков-крепостников и плантаторов-рабовладельцев. Миранда мечтал о создании обширной "Колумбийской империи", охватывающей всю Испанскую Америку и управляемой наследственным монархом - "никой". Власть последнего предполагалось ограничить конституцией, предоставлявшей широкие политические права креольской аристократии, но в то же время отстранявшей народные массы от всякого участия в государственных делах.

По прибытии в США Миранда установил сношения с местными политическими деятелями - Гамильтоном, Ноксом и другими, выразившими готовность поддержать его планы. Он вел переговоры о наборе и вооружении в США пяти тысяч волонтеров для отправки в Испанскую Америку, где они должны были оказать сепаратистским заговорщикам содействие при осуществлении переворота² . Но эти переговоры не увенчались успехом, и Миранда отправился в Европу. При его прибытии в Лондон, в феврале 1785 г., английские газеты приветствовали его как будущего освободителя Испанской Америки. Аристократические манеры открыли ему доступ в лондонский "высший свет", а романтический ореол "жертвы испанской инквизиции" - в среду радикальных ораторов, журналистов и философов. Повсюду он завязывал сношения с видными политическими деятелями, убеждая их содействовать освобождению испанских колоний. Но в 1785 г. Англия не была подготовлена к возобновлению недавно закончившейся войны с Испанией; не оправившись еще после потери своих североамериканских колоний, она нуждалась в передышке. Ничего не добившись, Миранда покинул Лондон и предпринял длительное путешествие по Европе. Он побывал в германских государствах, Швейцарии, Италии и Греции. Осенью 1786 г. он появился в Константинополе. Получив от русского посланника Я. И. Булгакова рекомендательное письмо к херсонскому губернатору А. И. Вяземскому, он в конце сентября отплыл в Россию.

II

По прибытии в Херсон Миранда поселился у Вяземского и, согласно позднейшему свидетельству последнего, поль-

¹ О первом периоде сепаратистской деятельности Миранды см. работы Робертсона (Robertson W. "The life of Miranda". Vol. I. Raleigh. 1929) и Парра-Переса (Parra Perez "Miranda et la Revolution francaise". Introduction. Paris. 1925).

² Robertson W. Op. cit. Vol. I, p. 43, 54 - 55.

зовался его гостеприимством около трех месяцев¹ . В конце декабря он был представлен Потемкину, инспектировавшему Черноморское побережье. "Мы встретили в Херсоне одного испано-американца, г. Миранду, незаурядного и остроумного человека, понравившегося князю Потемкину", - писал один из спутников всемогущего фаворита, принц Наесау-Зиген² . Потемкин настолько заинтересовался экзотическим гостем Вяземского, что захватил его с собой в Киев, куда тем временем прибыла Екатерина II.

В феврале 1787 г. Миранда впервые получил аудиенцию у императрицы³ . В короткое время он завоевал ее расположение и стал своим человеком при дворе. "Хотя Миранда не имел доступа во внутренние апартаменты императрицы, - доносил своему правительству австрийский посол Кобенцль, - тем не менее, он жил в тесной близости со всеми нами (членами дипломатического корпуса. - В. М.), равно как и со двором. Он человек обширных познаний, свободно высказывающийся обо всем и особенно против испанского правительства"⁴ . Французский посол Сегюр подчеркивает в своих мемуарах необычайное благоволение императрицы к венесуэльскому заговорщику и ту откровенность, с которой последний выказывал свою враждебность мадридскому двору⁵ . Испанский поверенный в делах Маканас сообщал в Мадрид, что ни один из проживавших в то время в России иностранцев не снискал расположения Екатерины и Потемкина в такой степени, как Миранда⁶ . По свидетельству фактического руководителя коллегии иностранных дел А. А. Безбородко, "американец Миранда..., ревностно стенающий о несчастия и угнетениях своего отечества, понравился не только князю (Потемкину. - В. М. ) но и государыне"⁷ .

В Петербурге, куда Миранда прибыл 25 июня 1787 г., ему был оказан не менее радушный прием чем в Киеве. По словам австрийского посла Кобенцля, "граф Остерман (вице-канцлер. - В. М. ) представил его цесаревичу, который был с ним очень любезен"⁸ . Столичная знать наперебой приглашала его на обеды и балы. Он повсюду являлся в мундире испанского полковника; это вызвало протест дипломатических представителей трех бурбонских дворов (мадридского, версальского и неаполитанского); однако этот протест не произвел ни малейшего впечатления на царское правительство. Французский посол Сегюр рассказывает: "Он (Миранда. - В. М. ) поссорился с испанским поверенным в делах, который хотел заставить его снять полковничий мундир или показать свои патенты. Императрице очень хотелось, чтобы уладили этот спор. Испанский поверенный показал мне письмо довольно сухое, которое он написал этому воину, и ответ его. Последний был не только неуместен, но груб и написан в самых оскорбительных выражениях. Я объяснил поверенному, что так как дело дошло до личностей, то мне тут нечего давать советы и вмешиваться. Но через несколько дней он показал мне формальное повеление своего двора просить императрицу выдать Миранду как изменника, осужденного за политические преступления... Я обещал ему прекратить всякие сношения с Мирандою, с которым так часто виделся в Киеве. Так как министры, чтобы понравиться императрице, оказывали уважение этому испанцу (Миранде. - В. М. ), приглашая его на званные обеды и принимали вместе с дипломатическим корпусом, то я им объявил вместе с неаполитанским министром (послом. - В. М.) Серра-Каприола, что такое обращение с человеком, обидевшим испанского поверенного в делах, показывает пренебрежение к дворам мадридскому, неаполитанскому и версальскому и что наши с ним сношения могут от этого измениться"⁹ . Но Екатерина твердо решила не давать Миранду в обиду. Полковник Гарновский, доверенный человек Потемкина, во время отлучек последнего из Петербурга пересылавший ему донесения о различных происшествиях при дворе, 26 августа 1787 г. писал: "Гишпанского короля поверенный в делах при здешнем дворе просил здешнее министерство, чтобы графа Миранду, яко вредного королю его человека, выслать вон отсюда. Государыня изволила указать ответствовать на сие: "Как Мадрит от Петербурга находится в неблизком расстоянии, то ее и, в-во не уповает, чтобы гг. Миранда мог в таком случае быть его в-ву королю гишпанскому опасен"¹⁰ .

После этого инцидента Миранда с разрешения императрицы заменил испанский полковничий мундир русским, что было истолковано окружающими как его вступление в русскую службу¹¹ .

Прием, оказанный в России венесуэльскому заговорщику, вызвал в Мадриде,

¹ Письмо А. И. Вяземского к А. Р. Воронцову от 19 марта 1803 г. "Архив князя Воронцова". Кн. 14-я, стр. 410. М. 1879.

² d'Aragon "Le prince de Nassau Siegen d'apres sa correspondence originate inedite", p. 133. Paris. 1893.

³ Письмо Екатерины II к Гримму от 8 февраля 1787 г. "Сборник Русского исторического общества". Т. XXIII, стр. 393 - 394. СПБ. 1878.

⁴ Депеша Кобенцля к Кауницу от 9 августа 1787 года. Циг. по работе Parra Perez, p. XXIX.

⁵ Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование. Екатерины II, стр. 166. СПБ. 1865.

⁶ Robertson W. Ops cit. Vol. I, p. 75.

⁷ Письмо А. А. Безбородко к С. Р. Воронцову от 2 октября 1787 г. "Сборник Русского исторического общества". Т. XXVI стр. 401. СПБ. 1879.

⁸ Цит. по работе Parra Perez, р. XXX.

⁹ Записки графа Сегюра, стр. 240 - 241.

¹⁰ Гарновский М. Записки. "Русская старина", февраль 1876 г., стр. 243.

¹¹ Robertson W. Op. cit. Vol. I, p. 74.

крайнее беспокойство. "Слышно, что гишпанский король зол на нас безмерно за прием Миранды", - писал Безбородко Потемкину¹ . Русский посол в Мадриде С. Зиновьев доносил о настоятельном желании испанского правительства, чтобы Миранда был выдан Испании или, по крайней мере, выслан из России. "Я могу заверить ваше превосходительство, - писал Зиновьев вице-канцлеру Остерману, - что испанский двор был бы весьма восприимчив к такому проявлению благосклонности нашего двора и не замедлил бы при случае оказать ему подобную же услугу"² .

III

В чем же заключалась действительная причина необычайного благоволения русской императрицы к венесуэльскому заговорщику?

В посвященной Миранде биографической литературе этот вопрос нашел крайне недостаточное освещение. Наиболее обстоятельные биографии Миранды написаны североамериканским историком У. С. Робертсоном и венесуэльским историком Парра-Пересом; оба автора попытались шаг за шагом проследить историю пребывания Миранды в России, и это им в значительной степени удалось, хотя они и не использовали всего документального материала. Но ни Робертсон, ни Парра-Перес не дали ответа на вопрос о действительном характере отношений между Екатериной II и Мирандой. Роберте он вовсе обошел этот вопрос, а Парра-Перес, упомянув о существовавшей при русском дворе свободе нравов, намекнул "а возможность интимной близости между Екатериной II и "галантным венесуэльцем".

Однако ряд обстоятельств позволяет утверждать с уверенностью, что покровительство, оказанное Миранде русской императрицей, не было ее личной прихотью и что оно было обусловлено соображениями весьма практического свойства, связанными главным образом с вопросом о русской экспансии в Америке.

К тому времени, когда Миранда, исколесив почти весь цивилизованный мир в поисках "высоких покровителей", появился в России, у царского правительства имелись веские основания интересоваться американскими делами.

Еще в начале XVIII в. на рассмотрение Петра I был представлен проект, предусматривавший завоевание русскими войсками значительной части Южной Америки. Автором этого документа был, по-видимому, какой-то голландец; ни имя его, ни время подачи проекта неизвестны, хотя можно предполагать, что документ относится к последним годам петровского царствования. Отметив, что многие земли Южной Америки "по се число ни от какого европейского короля не завоеваны, но вольны", автор проекта указывал на легкость их завоевания и на огромные выгоды, которые доставило бы России обладание ими. "Автор сего проекта в молодости в тех землях многие лета быв, и проехав, усмотрел, что там знатных крепостей нет". Проект пред усматривал, отправку в Южную Америку десяти русских военных кораблей и 12 тысяч солдат; этих сил, по мнению предприимчивого голландца, было бы достаточно, чтобы завоевать в Новом Свете обширную территорию, "не занимая ни гишпанских, ни португальских мест, которые близко граничатца"³ .

Петр отклонил эту авантюристическую затею. Русское проникновение в Новый Свет не могло начаться через отдаленную Южную Америку. Ближайшим объектом русских притязаний могла стать только северо-западная часть Америки, не занятая еще "и одной европейской державой и расположенная, как в то время уже знали, в непосредственной близости от русских владений в Северо-восточной Азии. Утверждение русского господства в этой часта Нового Света явилось бы продолжением великого движения русских колонизаторов на восток, через Сибирь, к берегам Тихого океана.

В самом деле, в течение всего XVIII в. русские зверопромышленники, опираясь на свои базы в Охотском крае я на Камчатке, упорно продвигались вдоль Алеутских островов к берегам Америки. В 1761 - 1762 гг. судно иркутского купца Бечевина зимовало уже у самых берегов Аляски. В 1784 г. рыльский купец Шелехов основал русскую колонию на острове Кадьяк, близ Аляски. Казалось, перед Россией открывались в Америке необъятные возможности. Укрепившись на никем не занятых берегах Аляски, можно было затем продвигаться на юг, к испанской Калифорнии, к золотым и серебряным приискам Мексики. Еще задолго до экспедиции Шелехова в купеческих и административных кругах русского Дальнего Востока настолько серьезно считались с такими возможностями, что это не укрылось от глаз даже сторонних наблюдателей-иностранцев; в 1770 - 1771 гг. сосланный на Камчатку пленный польский генерал Бениовский пришел к выводу, что "русские когда-нибудь завладеют Калифорнией" и что "испанские колонии раньше или позже станут их добычей"⁴ .

Испанские колониальные власти, со своей стороны, готовились к отпору русской экспансии. В 1768 - 1769 гг. посланная из

¹ Письмо А. А. Безбородко к Г. А. Потемкину от 9 октября 1787 г. "Сборник Русского исторического общества". Т. XXVI, стр. 287. СПБ. 1879.

² Депеша С. С. Зиновьева графу И. А. Остерману от 8 (19) ноября 1787 г. Государственный архив феодально-крепостнической эпохи (ГАФКЭ). Фонд коллегии иностранных дел. Сношения России с Испанией. Дело N 441, лл. 149 - 152. Оригинал на французском языке.

³ Проект завоевания Америки, поданный Петру Великому. "Москвитянин". 1851 год. Ч. 1-я, стр. 121 - 124.

⁴ Beniowski M. "Reisen", S. 78. Berlin. 1790.

Мексики экспедиция заняла Верхнюю Калифорнию (Новый Альбион) и основала здесь первые испанские поселения. "Одним из главных соображений, которые испанцы имели в виду, занимая Сан-Диего и Монтерей (в Верхней Калифорнии. - В. М.) во время экспедиции 1769 г., было опасение русского вторжения с севера", - отмечает северо-американский историк Банкрофт¹ . Утвердившись в Верхней Калифорнии, испанцы стали снаряжать на север одну экспедицию за другой, чтобы помешать русским обосноваться там. В 1773 - 1774 гг. Хуан Перес достиг 55° с. ш., в 1775 г. Эсета и Квадра - 57°, в 1779 г. Квадра и Артеага - 59°; повсюду эти мореплаватели именем испанского короля формально завладевали посещаемыми ими землями² . Оба колонизационных потока - русский и испанский - должны были вскоре придти в соприкосновение, которое могло привести к международному конфликту³ . Русско-испанское соперничество ,в Новом Свете стало политической реальностью.

Екатерина II проявляла большой интерес к вопросу о русском проникновения в Америку. В конце 1786 г. она получила первое известие о путешествии Шелехова; компаньон последнего купец Голиков преподнес Императрице присланную из Америки карту этого путешествия. Сообщение Голикова произвело сильное впечатление на императрицу; она расспрашивала о подробностях путешествия и велела передать Шелехову, чтобы по возвращении из Америки он явился к ней в Петербург⁴ . 22 декабря Екатерина подписала указ об отправке в Тихий океан, в подкрепление к уже снаряженной экспедиции Биллингса, целого отряда военных судов (четыре фрегата и одно транспортное судно) под начальством Г. И Муловского "для охраны права нашего на земли, российскими мореплавателями открытые"⁵ . Испания в это время содержала в американских водах только четыре линейных корабля и четыре фрегата, предназначенных для охраны ее обширных владений от многочисленных врагов, постоянно готовых к нападению⁶ . При таких условиях определенные в экспедицию Муловского суда, новой постройки, и отлично вооруженные, представляли собой внушительный фактор, который должен был резко изменить в пользу России баланс сил на Тихом океане. Но и это казалось Екатерине недостаточным. Весной 1787 г. она решила отправить в американские воды еще три военных корабля под начальством английского моряка Джемса Тревенина, выразившего желание перейти на русскую службу⁷ .

В самый разгар всех этих приготовлений в поле зрения императрицы оказался Миранда. Это была ценная находка для царского правительства. Если бы русское проникновение в Америку вызвало конфликт с мадридским двором, то при помощи венесуэльского заговорщика можно было бы попытаться нанести удар в самое уязвимое место Испании, разжигая пламя восстания в ее колониях⁸ . Подобно многим своим

¹ Bankroft H. Works. Vol. XIX, p. 58. San Francisco. 1885.

² Ibidem. Vol. XXXIII, p. 195 - 221.

³ Первая встреча испанцев и русских в Америке произошла в июне 1788 года. Капитан Лопес-де-Аро по приказанию мексиканского вице-короля отплыл в секретную экспедицию к северо-западным берегам Америки и убедился в существовании здесь русских поселений; при этом он установил, со слов колонистов, что царское правительство решило завладеть берегами Нутка-Зунда (40° с. ш.) и предполагало отправить туда два фрегата. Лопес-де-Аро вернулся с этой новостью в Калифорнию, откуда было послано донесение вице-королю. Последний распорядился срочно снарядить новую экспедицию, чтобы помешать дальнейшему продвижению русских на юг. Суда, отправленные в эту экспедицию, в мае 1789 г. прибыли в Нутка-Зунд и вместо русских неожиданно обнаружили там англичан, прибывших из Ост-Индии. Английские корабля вместе с их экипажами были захвачены испанцами. Это повлекло за собой англо-испанский конфликт, едва не приведший к войне и урегулированный только осенью 1790 года. См. донесения С. Зиновьева графу Остерману от 26 февраля (9 марта) 1789 г. и 21 января (1 февраля) 1790 г. (ГАФКЭ. Фонд коллегии иностранных дел. Сношения России с Испанией. Дело N 450, лл. 59- 60; дело N 463, лл. 9 - 12).

⁴ Тихменев И. "Историческое обозрение образования Российско-американской компании". Ч. 1-я, стр. 16. СПБ. 1861.

⁵ Соколов А. "Приготовления кругосветной экспедиции 1787 г.". Записки Гидрографического департамента. Ч. 6-я, стр. 147. 1848.

⁶ Robertson W. Op. cit. Vol. I, p. 102.

⁷ Письмо А. Безбородко к С. Р. Воронцову от 4 апреля 1787 года. "Архив князя Воронцова". Кн. 13-я, стр. 127. М. 1879.

⁸ Следует иметь в виду, что в 1787 г. интересы Испании и России сталкивались не только в Америке, но и на Ближнем Востоке. Путешествие Екатерины II в Крым было истолковано в Западной Европе как признак того, что Россия собирается вновь напасть на Турцию. В самом деле, царица и ее союзник - австрийский император - готовились к войне с целью вытеснения Турции из ее европейских владений. Это вызвало серьезное беспокойство в Западной Европе, в частности при версальском и союзном ему мадридском дворах. "Вооружения России и Австрии... привели в беспокойство не одних турок, англичан и пруссаков; Испания и Франция?., поверили общей тревоге", - писал впоследствии граф Сегюр, французский посол при екатерининском дворе (Сегюр "Картина историческая и политическая Европы в конце XVIII в.". Т. I, стр. 92 - 93. М. 1802). Возможность обще-

современникам Екатерина II была убеждена, что достаточно Миранде появиться в Испанской Америке, имея за собой хотя бы небольшие вооруженные силы, чтобы для испанского господства в колониях пробил двенадцатый час¹ .

Таковы обстоятельства, позволяющие высказать предположение, что в 1787 г. предполагалась отправка Миранды с одной из русских экспедиций (Муловского или Тревенина) в Тихий океан; в этом случае Камчатка стала бы его оперативной базой в борьбе за независимость Испанской Америки. Косвенные указания на этот план встречаются в позднейшей переписке Миранды с его единомышленниками.

В 1790 г. англичанин Томас Поуналь - бывший губернатор Массачузетса, пламенный сторонник освобождения Испанской Америки и личный друг Миранды - в письме к последнему советует воспользоваться предложением, которое было в свое время сделано "его августейшей русской покровительницей". "Перед моим духовным взором, - с высокопарной торжественностью заключает Поуналь, - открывается... перспектива, связанная с самыми радужными надеждами... Когда я представляю себя на берегах Камчатки (Kamskatsky), я почти могу протянуть руку дружественной помощи Мексике² .

Запись в дневнике Миранды (от 3 мая 1799 г.) раскрывает конкретные размеры той помощи, которую испано-американские сепаратисты могли получить от царского правительства. Излагая содержание своей беседы с русским послом в Лондоне С. Р. Воронцовым, Миранда приводит слова последнего о том, что в случае, если бы Екатерина II была еще жива, сепаратисты могли бы рассчитывать на получение двух русских фрегатов и двух тысяч солдат, с которыми можно было бы начать борьбу за освобождение Испанской Америки"³ .

IV

В августе 1787 г. началась давно назревавшая русско-турецкая война; вскоре на политическом горизонте стала вырисовываться неожиданная перспектива русско-шведской войны, в самом деле начавшейся через несколько месяцев. При таких условиях об ослаблении балтийского флота, в состав которого входили выделенные для Муловского и Тревенина суда, не могло быть и речи. Приготовления к экспедициям были приостановлены. Екатерине пришлось отложить осуществление своих американских проектов на неопределенное время.

В сентябре, т. е. тотчас же после того, как выяснилась неизбежность отмены экспедиций, Миранда уехал из России с намерением возвратиться, когда обстоятельства переменятся. Он получил на дорогу две тысячи фунтов стерлингов⁴ и рекомендательные письма к русским послам при европейских дворах. Письма эти были составлены в выражениях, не оставлявших сомнений в особом благоволении императрицы к венесуэльскому заговорщику, Вот, например, текст письма, адресованного С. Р. Воронцову в Лондон: "Граф Миранда, полковник на службе его католического величества (короля Испании. - В. М. ), прибыв в Киев во время пребывания там императрицы, имел честь быть представленным ее императорскому величеству и снискать расположение нашей августейшей повелительницы своими заслугами и высокими достоинствами, в том числе и познаниями, приобретенными им в путешествиях по различным частям света. В знак своего уважения к г. де Миранде и особого внимания к нему, ее императорское величество повелевает вашему сиятельству по получении настоящего письма оказать этому офицеру такой же прием, какой она сама ему оказала, окружить его всевозможными заботами и вниманием, обеспечить ему ваше содействие и покровительство во всех случаях, когда он будет в них нуждаться и пожелает ими вос-

европейской войны была велика; в этой войне Испания оказалась бы среди врагов России; при таких условиях ценность, которую представлял Миранда в глазах Екатерины, удваивалась.

¹ Русской императрице незачем было читать Рейналя, чтобы получить представление о том, до какой степени население Испанской Америки питает ненависть к своей метрополии; ее собственный посол в Мадриде С. С. Зиновьев, человек вдумчивый и осторожный в суждениях, неоднократно касался в своих донесениях испано-американского вопроса, рисуя в самых мрачных красках положение колониального населения и указывая на возможность революции. Так например 21 июня (2 июля) 1787 г., как раз во время пребывания Миранды в России, Зиновьев писал вице-канцлеру Остерману: "Американский народ находится в состояния большого возбуждения, и не требуется создавать новых поводов к его озлоблению, чтобы он окончательно восстал" (ГАФКЭ. Фонд коллегии иностранных дел. Сношения России с Испанией. Дело N 441, лл. 45 - 48: оригинал на французском языке). Донесения Зиновьева не могли не укреплять Екатерину в убеждении, что при помощи Миранды можно было бы одним ударом покончить с испанской колониальной империей.

² Письмо Т. Поуналя к Миранде от 30 апреля 1790 года. Цит. по работе Robertson, Vol. I, p. 106.

³ Ibidem, p. 188. Возможно, что Миранда обещал царскому правительству какую-либо территориальную компенсацию в обмен за предоставление русских вооруженных сил в распоряжение испано-американских сепаратистов (например уступка России Калифорнии или другой части Новой Испании); но в нашем распоряжении нет документальных данных, подтверждающих это предположение.

⁴ Parra Perez. Op. cit, p. XXXIV; Robertson. Op. cit. Vol. I, p. 79 - 80.

пользоваться, и, наконец, предоставить ему в случае необходимости убежище в вашем доме. Рекомендуя вам этого полковника столь настоятельным образом, императрица желает тем самым выразить, сколь она поощряет заслугу там, где встречает ее, и сколь безусловное право на ее благоволение и высочайшее покровительство имеет тот, кто обладает такими высокими достоинствами, как г. граф де Миранда"¹ . В течение пяти лет после отъезда из России Миранда поддерживал тайные сношения с царским правительством. Ему удалось оказать своим русским покровителям несколько ценных услуг. Так например в 1791 г., находясь в Лондоне, он использовал свое знакомство с личным секретарем Питта для осведомления русского посла Воронцова о настроениях английских, правящих кругов. "Я покорно прошу ваше сиятельство, - писал по этому поводу Воронцов графу Безбородко, - предать огню сие послание; ибо естьлиб оное как ни есть попалось по несчастию кому-нибудь на глаза и дошла бы здешнему министерству наималейшая наметка на Миранду, то сие бы сделало ему величайший вред, а я бы потерял весьма верный канал для будущих сведениев"² . Через некоторое время Миранда переслал в Петербург (через того же Воронцова) попавшие в его руки секретные документы, содержавшие сведения о турецких крепостях³ .

Со своей стороны послы Екатерины II оказывали Миранде широкое покровительство и несколько раз выручали его при весьма затруднительных для него обстоятельствах. Об одном из таких случаев сообщил Воронцов в своем донесении Безбородко. В связи с тем, что тайным агентам мадридского двора иногда удавалось захватывать заграницей нужных им лиц и насильно увозить их в Испанию, Воронцов и Миранда договорились о мерах предосторожности. "Мы условились, - писал Воронцов, - что он, есть ли б с ним такое покушение сделать хотели, в доме ли или на улице то бы случилось, объявил бы себя принадлежащим Российской миссии. Несколько дней спустя гишпанский посол подослал одного своего попа к одному гишпанцу, который за долги уже год как в тюрьме находится, обещая ему выкуп, есть ли он присягнет, что Миранда ему должен. Тот сие учинил, после чего нашелся стряпчей, который, показав одному судье требование гишпанца на Миранду, получил от оного повеление его арестовать. Но как с сим повелением сей стряпчей пришел днем и в дом нашего американского вояжера, то сей объявил при хозяевах сего дома, что от принадлежит Российской миссии, почему и не могли его взять. Но Миранда, опасаясь, чтобы с ним подобное еще не случилось ночью и на улице, просил меня, чтобы я его включил в реестр, который иностранные министры (послы. - В. М. ) сообщают статскому секретарю, где все люди им принадлежащие показаны... Я не мог того ему отказать вследствие повеления ее императорского величества, что ваше сиятельство мне сообщить изволили и коим мне предписано не токмо давать всякое покровительство господину Миранде, но и в случае нужды давать ему мой дом убежищем. И так вчерась я послал к дюку Лидсу реестр людей, принадлежащих к Российской миссии, поместя в оной имя господина Миранды"⁴ .

Сношения Миранды с царским правительством оборвались лишь в 1792 г. в связи с его отъездом в революционную Францию и вступлением в ряды республиканской армии⁵ . Русский посол в Лондоне С. Р. Воронцов, узнав о вступлении Миранды во французскую службу, прекратил с ним переписку⁶ . Другие екатерининские вельможи и сама царица не преминули выразить одобрение Воронцову; так например князь Кочубей писал последнему: "С невыразимым огорчением я узнал об экстравагантной роли, которую собирается избрать для себя Миранда. Я никогда не думал, что подобный человек способен играть такую нелепую роль. Все одобрили ваше поведение по отношению к нему. Императрица была возмущена таким поступком чело-

¹ Письмо А. А. Безбородко к С. Р. Воронцову. "Архив князя Воронцова". Кн. 13-я, стр. 129 - 130. М. 1879; оригинал на французском языке.

² Письмо С. Р. Воронцова к А. А. Безбородко от 2(13) июля 1791 года. "Архив князя Воронцова". Кн. 9-я, стр. 485. М. 1876.

³ Письмо А. А. Безбородко к С. Р. Воронцову от 11 октября 1791 года. "Сборник Русского исторического общества". Т. XXVI, стр. 427. СПБ. 1879.

⁴ Письмо С. Р. Воронцова к А. А. Безбородко от 25 июля (5 августа) 1789 года. "Архив князя Воронцова". Кн. 9-я, стр. 482 - 483. М. 1876.

⁵ Весной 1792 г. Миранда переселился во Францию, сблизился с жирондистами и вступил во французскую армию в чине генерала. В ноябре 1792 г. в связи с резким обострением франко-испанских отношений жирондистское правительство приняло решение об использовании Миранды для "революционизирования" Испанской Америки. Жирондисты верили, что достаточно ему появиться во главе французской военной экспедиции в американских колониях Испании, чтобы их население немедленно поднялось на борьбу за свое освобождение. "Одно имя Миранды, - писал Бриссо генералу Дюмурье, - стоит целой армии; его способности, его отвага, его гений сулят нам успех" J. -P. Brissot. "Correspondence et papiers", p. 314 - 317. Paris. 1912). Начавшаяся в марте 1793 т. франко-испанская война придала этим проектам еще большую злободневность. Но революция 31 мая - 2 июня 1793 г., отбросив от власти жирондистов, отмела и их план "революционизирования" Испанской Америки.

⁶ Письмо С. Р. Воронцова к Турнбюлю от 5 сентября 1792 года. "Архив князя Воронцова". Кн. 30-я, стр. 500 - 501. М. 1884.

века, который давно уже сгинул бы в тюрьмах святой инквизиции, если бы не ее заступничество"¹ .

С момента своего вступления во французскую республиканскую армию Миранда старался облечь свои прежние сношения с царским правительством покровом глубокой тайны. В середине мая 1793 г. он был арестован и предстал перед революционным трибуналом по обвинению в сообщничестве с изменником - генералом Дюмурье. При разбирательстве дела не мог не всплыть вопрос о пребывании Миранды в России; но этот период его жизни получил здесь весьма своеобразное освещение. Его защитник Шово-Легард ограничился заявлением: "Князь Потемкин, намереваясь совершить путешествие в те страны, в которых уже побывал Миранда, расспрашивал его о природе различных местностей, которые он собирался посетить"² . Эта наивная ложь вполне удовлетворила жирондистов-членов трибунала, поспешивших оправдать Миранду.

До самого конца своей бурной жизни³ Миранда продолжал тщательно скрывать действительный характер своих отношений с петербургским двором.

¹ Письмо В. П. Кочубея к С. Р. Воронцову от 25 сентября (5 октября) 1792 года. "Архив князя Воронцова". Кн. 18-я, стр. 50. М. 1880.

² Buchez et Roux. "Histoire parlamentaire de la Revolution francaise." Vol. 27, p. 65. Paris. 1836.

³ Вскоре после прихода к власти якобинцев Миранда, скомпрометированный своей близостью к жирондистам, был заключен в тюрьму, откуда ему удалось освободиться только после контрреволюционного переворота 9 термидора. В 1798 г. он нелегально выехал из Парижа, воспользовавшись старым русским паспортом на имя "г-на Мирандова", прибыл в Лондон и завязал сношения с сентджемским кабинетом. Английские министры трижды (в 1798, в 1801 и в 1804 гг.) принимали решение об использовании его для "революционизирования" Испанской Америки (Испания в то время была союзницей Франции и воевала с Англией), но различные обстоятельства, связанные главным образом с неустойчивостью международной политической обстановки, помешали осуществлению этих планов. В 1806 г. Миранда во главе нескольких сот навербованных в США волонтеров, при поддержке английских военно-морских сил, высадился в Венесуэле и попытался начать здесь вооруженную борьбу за освобождение Испанской Америки, но потерпел неудачу и должен был вновь искать убежище в Англии. В 1810 г. в Венесуэле вспыхнуло восстание против испанского господства, и Миранда стал главой венесуэльской республики. В 1812 г., будучи предан одним из своих ближайших помощников - Симоном Боливаром, - он попал в руки испанцев и а 1816 г. умер в оковах.