Полная версия публикации №1492868170

PORTALUS.RU ЛИНГВИСТИКА РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ В ЗАПИСЯХ XVII ВЕКА → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

Л. Н. ПУШКАРЕВ, РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ В ЗАПИСЯХ XVII ВЕКА [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 22 апреля 2017. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/linguistics/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1492868170&archive=&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 28.03.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

Л. Н. ПУШКАРЕВ, РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ В ЗАПИСЯХ XVII ВЕКА // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 22 апреля 2017. URL: https://portalus.ru/modules/linguistics/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1492868170&archive=&start_from=&ucat=& (дата обращения: 28.03.2024).



публикация №1492868170, версия для печати

РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ В ЗАПИСЯХ XVII ВЕКА


Дата публикации: 22 апреля 2017
Автор: Л. Н. ПУШКАРЕВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ЛИНГВИСТИКА
Номер публикации: №1492868170 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


Немало веков прошло с тех пор, как пословицы заняли своеобразное и прочное место в исторических трудах и сочинениях. Уже составители первых летописных сводов, начиная с "Повести временных лет", обращаются к авторитету пословицы: либо в тех случаях, когда не находят иных источников, либо с целью подтвердить высказанную ими оценку событий ссылкой на народную молву. Крупнейшие повествовательные памятники русского средневековья от "Слова о полку Игореве" и "Моления Даниила Заточника" до исторических повестей, слов и поучений более позднего времени цитируют русские пословицы. Иван Грозный и Андрей Курбский, Иван Пересветов и Ермолай Еразм, протопоп Аввакум и Симеон Полоцкий вводили в свои произведения пословицы. На протяжении всего исторического развития общества пословица неотступно сопровождает человека и впитывает в себя прошедшее. Насильственное введение христианства в Новгородском крае ("Добрыня крести мечом, Путята - огнем"), эпоха монголо-татарского ига, отмена Юрьева дня и многие другие события нашли отражение в народной пословице и поговорке.

Русские историки и филологи многое сделали для того, чтобы вскрыть исторический смысл пословиц, установить их хронологию, их источниковедческое значение1 . Однако бесспорные выводы относительно отражения в пословице тех или иных конкретных исторических событий возможны лишь применительно к очень небольшому числу пословиц типа "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", "Погиб, как швед под Полтавой" и др., то есть к тем, в которых изыскание исторического смысла не требует особых усилий. Сложнее обстоит дело с теми пословицами, которые отобразили более частные исторические события, но оставили, тем не менее, глубокий след в народном сознании. Таковы пословицы: "Была правда у Петра и Павла", "Пришла правда не от Петра и Павла" или "Правда к Петру и Павлу ушла, а кривда по земле пошла" и т. д. Все они являются различными вариантами пословицы, намекавшей на конкретный исторический факт, а именно на существование застенка петровского времени у церкви Петра и Павла в селе Преображенском, где и добывали нужную царю "правду". Горькую память оставили по себе в народе царские застенки. В пословицах долго еще вспоминался застенок за церковью "великомученицы Варвары" (у Варварских ворот): "Иди к Варваре на расправу", "Кому Варвара, а мне голову оторвала", "Варвара мне тетка, а правда - сестра". От пыточной практики Разбойного, Сыскного, Тайных дел и других приказов идет пословица "Не скажешь подлинной, так скажешь подноготную". "Сказать подлинную правду" - означало признаться во время пытки под "длинником" (длинным хлыстом или прутом). "Узнать всю подноготную" - это значило добыть у обвиняемого нужные сведения во время пытки посредством забивания под ногти гвоздей.

Интересен пример, приводимый Н. А. Добролюбовым в статье "Заметки и дополнения к сборнику пословиц г. Буслаева": пословица "Дмитрий и Борис за город подрались"... относится к распрям князей нижегородских Дмитрия и Бориса Константиновичей"2 . Подобные примеры исторического приурочения пословиц можно увеличивать количественно, но отнюдь не беспредельно. Еще Ф. И. Буслаев писал об этом: "Сколько бы ни набралось таких исторических пословиц, без сомнения, драгоценных


1 Показательна в этом плане "История Российская" В. Н. Татищева, который составил рукописный сборник пословиц.

2 Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений. Т. 1. М. 1934, стр. 516.

стр. 153


и для историка, и для лингвиста, все-таки далеко не исчерпается ими все богатство народных речений"3 . Проблема в целом подобным путем решена быть не может, потому что число соответствующих пословиц ничтожно по сравнению со всей их массой4 . Второй метод исторического приурочения пословиц связан с лингвистическим анализом слов и выражений, употребляемых в пословице. Так, пословицы со словами "царь" ("Царю служат - о домах не тужат", "Царствует ум головою", "Царство Москва, а мужикам тоска" и др.), "боярин" ("Вольно черту в своем болоте, а боярину над своим холопьем"), "дворянин" ("Одолела дворянина густая крашенина"), "холоп" ("Кто в холопах бывал, тот и бит, чаю, бывал"), "смерд" ("Еловой пень не отродчивой, а смердей сын не покорчивой") и т. д. не могли возникнуть ранее, чем эти термины появились в русском языке.

Дело осложняется, однако, тем, что подобные архаические слова и обороты сохранялись в русской речи, веками, особенно если их употребление было закреплено рифмой. Известно, например, что древнерусское слово "тать" начиная с XVI в. стало заменяться словом "вор"; казалось бы, это дает достаточное основание для приурочения пословиц к определенному времени. Но на самом деле в сборниках XVII в. и те и другие пословицы бытуют на равных правах ("В воре - что в море, а в дураке - что в пресном молоке", "Вор ворует - мир горюет, вор попал - а мир пропал" и "Тати не жнут, а погоду ждут", "Тать у татя перекрал утята"; ср. "Вор у вора дубинку украл"). Точно так же и слово "смерд" исчезло из делового, официального языка уже в XVI в., а в пословице, в разговорной речи сохранялось еще долго.

Несмотря на трудности географической и хронологической приуроченности пословицы, она может быть использована для характеристики общественных взглядов ее творцов, их классовой характеристики, их морали и нравственности. Для историка общественно- политической мысли весьма ценны, например, такие пословицы, как "Лучше грозный царь, чем семибоярщина": они образно и доходчиво отражают отношение народа к тому или иному конкретному историческому событию. Главной же, специфической чертой пословицы является ее иносказательность, образно выраженная обобщенная мысль, оценка, умозаключение, вывод. Пословица как источник для восстановления конкретного исторического факта почти не используется, а если и учитывается историком, то скорее в качестве иллюстративного, вспомогательного материала. Но пословица незаменима как источник при оценке народом того или иного события. "Именно пословицы и поговорки, - писал А. М. Горький, - выражают мышление народной массы, в полноте особенно поучительной"5 . Поэтому для историка важно знать, когда данная пословица была записана. Тем самым будет подтвержден факт ее бытования, ее живого звучания. Конечно, было бы хорошо знать, кто автор той или иной пословицы и по какому определенному случаю, она была произнесена. Однако для ранних периодов истории такие сведения отсутствуют.

Первые записи пословиц появились в России лишь в конце XVII века. Это не означает, что пословицы до того времени не бытовали: известно многочисленное цитирование пословиц в летописях, повестях и даже деловой переписке. Но в конце XVII в. пословицы были специально записаны и сведены в сборники, которые были составлены по алфавиту первых начальных букв каждой пословицы. Эти сборники являются органической частью посадской литературы конца XVII века. В среде посадских людей происходило своеобразное "обмирщение" иной по духу литературы, изменение ее идейного звучания, художественного строя, литературного языка. Пословица, будучи одним из элементов народного языка, перешла в письменную литературу, стала фактом не только языковым, но и литературным, фактом истории культуры XVII века. Пословица пришла в конце XVII в. в русскую литературу как самостоятельный вид поэтического творчества. То было время, когда Россия готовилась к реформам начала XVIII века. В этот период пословица встала в один ряд с сатирическими повестями и сказками, с народными песнями, лубком, скоморошьими


3 Ф. И. Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. СПБ. 1861, стр. 78 - 79.

4 См. интересную статью Н. Ф. Сумцова о попытке хронологического приурочения украинских пословиц ("Сборник" Харьковского историко-филологического общества. "Т. IX Харьков. 1897, стр. 231 - 241).

5 А. М. Горький. Полное собрание сочинений. Т. 24. М. 1953, стр. 492.

стр. 154


присказками - со всем тем, что идейно подготавливало русскую общественно- политическую мысль к новым идеям, новым вкусам, новым литературным нормам.

Широкое бытование пословиц в это время отмечено в одном из предисловий к тогдашнему сборнику "Аще кто и паче от многолюботрудных потщится мирския сия вещи, или пословицы, собрати - едва ли возможет"6 . Общенародная распространенность включенных в сборник пословиц подчеркнута и заголовком одного из сборников - "Повести или пословицы всенароднейшыя по алфавиту". Кто же был автором этих пословиц? Вероятно, никогда не удастся установить конкретно, кто впервые сформулировал каждую пословицу. Можно лишь говорить о среде, в которой та или иная пословица возникла, а затем, получив более широкое распространение, стала достоянием всего народа. В любой среде, будь то крестьяне,, ремесленники, воины, охотники, рыбаки, возникали и по сей день нарождаются обобщенные и кратко сформулированные наблюдения, подытоживающие вековые правила и нормы, выросшие из опыта работников данной профессии, рода их занятий. В случае, если эти наблюдения были облечены в художественную форму, они могли перерасти рамки породившей их социальной среды и войти в устную речь всего народа. Пословица "Куй железо, пока горячо" первоначально возникла у кузнецов, а затем перешагнула узкие профессиональные рамки и начала употребляться в переносном смысле людьми, совсем не связанными с кузнечным ремеслом. "На сусле пива не угадать" (I, 1729) - пословица, возникшая среди пивоваров и отобразившая давние наблюдения мастеров над свойствами сусла, также оторвалась от ее непосредственных создателей, приобрела более обобщенное значение и стала общенародным достоянием. Такая же судьба и у пословиц "Сама ся раба бьет, что не чисто жнет" (I, 2156), "Красно гумно стогами, а стол пирогами" (I, 1342), "Всякой гриб подымают, а не всякой в лукошко кладут" (I, 475) и многих других.

Главная масса пословиц, дошедших до наших дней, создана трудовым народом, в образной художественной форме отобразившим свой вековой трудовой опыт. Правда, среди пословиц есть немало изречений книжного происхождения, библейских афоризмов, нравоучений церковников и притч, созданных правящими классами. Но все они могут быть выделены из основной массы пословиц, которые по своему происхождению тесно связаны именно с трудовым народом. "Белые руки чужие труды любят" (II, 96), "Какова пашня, таково и брашно" (I, 1235), "Не будет пахотника - не станет и бархотника" (II, 947) - все эти и многие подобные им пословицы выдают их исконное крестьянское происхождение, подчеркивают социальную значимость крестьянской работы, гордость труженика за свой незаметный и повседневный подвиг. "Каково кто сеял, таково и пожнет" (I, 1228) - учит пословица, и это обобщение векового крестьянского опыта давно стало употребляться в переносном смысле, но сохранило в своем содержании память о той среде, которая его породила.

В пословицах, связанных с темой крестьянского труда, отразилась характерная для феодальной эпохи тема сопоставления города и деревни, городской службы и крестьянского труда. "Что в деревне родится, то в городе пригодится" (I, 2634) - напоминает пословица, имея в виду, что город живет деревенским хлебом. Сходная мысль выражена и в другой пословице: "Грибы растут в деревне, а в городе их знают" (I, 631). Хлеб - основа жизни: "Горек обед без хлеба" (I, 634) - образно говорит пословица, или "Все добро за хлебом" (I, 536). Без хлеба не может быть веселья, утверждают пословицы: "Беседа без хлеба ни пригожа, ни угожа" (I, 275), "Всякая погудка за хлебом добро" (I, 491), "Хлеба край - и под елью рай, хлеба ни куска - и в палатах возьмет тоска" (II, 793). И хотя пословица знает цену городу (сравни грустно-ироническое размышление по поводу того, что "Гороцкое телятко разумнее деревенского дитятка" (II, 1182), и хотя среди пословиц встречаются и такие, в которых чувствуется презрение к деревне, к крестьянину и которые вышли, по-видимому, из посада ("Деревенский робьонок да посацкой тельонок - оба равны", II, 974), и хотя пословица признает силу города ("Ездил к городу, да наплевали в бороду",


6 П. К. Симони, Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII - XIX столетий. Вып. 1, сборники I - II. СПБ. 1899, Сб. I, стр. 69. (Отд. оттиск из 66-го сборника Отделения русского языка и словесности Академии наук). В дальнейшем при цитировании в тексте будет указываться номер сборника (I, II) и порядковый номер пословицы в сборнике.

стр. 155


I, 2746), но все-таки крестьянский быт и труд признавались надежнее городской жизни: "Хто орет (то есть пашет. - Л. П.) - тот поет, а хто служит - тот тужит" (I, 2412, 2494) - вот конечный вывод таких пословиц, в которых порою содержится противопоставление крестьянского труда другим занятиям: "Ловцы рыбные - людцы гиблые" (I, 1432), "Красная нужда - дворянская служба"7 .

Несомненно, крестьянское происхождение имеют и такие выражения, которые (хотя они и не могут быть, бесспорно, причислены к пословицам, так как не содержат присущей им иносказательной, дидактической функции) близко стоят к пословице. Это вековые наблюдения над природой, нашедшие свое воплощение в таких афористических выражениях, как "Аи, аи, месяц май, тепл, а голоден" (БАН, 12; ср. I, 55; II, 11) или "Апрель - водою, октябрь - пивом" (БАН, 13, ср. I, 41); "Февраль богат снегом, апрель - водою" (I, 2392); "В августе - капуста, а в марте - осетр" (I, 71). Сборники пословиц XVII в. сохранили большое количество подобных речений. О весне и лете, дождливой и ясной погоде, о зиме, снеге, солнце, ветре народ создал громадное количество афоризмов. Среди них встречаются и такие, содержание которых явно свидетельствует о трудовом их происхождении ("Летний день за зимнюю неделю", I, 1394; "Куды дерево наклонилось, туды его и секут", I, 1233).

Пословицы, созданные правящими классами, по своему содержанию явно могут быть выделены из числа записей XVII века. В них возвеличиваются царь и бояре, воеводы и дворяне. Таких пословиц немного, но их бытование следует объяснять как противоречивостью народного сознания, наличием у народа царистских иллюзий, так и имущественной дифференциацией, выделением из народной среды богатеев-мироедов. Немалая роль во внедрении в народное сознание подобных пословиц принадлежит церкви, веками воспитывавшей в народе почитание земных властителей, преклонение перед авторитетом духовной и земной власти, покорность судьбе, непротивление злу и многое другое. Народное сознание что-то отбрасывало, что-то усваивало в том виде, в каком получало, а что-то перерабатывало по-своему. Это и привело впоследствии к созданию пословиц типа "Помолчи боле - поживешь доле" (I, 1991). Знакомство с такими пословицами побуждает разделить их на две группы: пословицы, в которых отражены антицерковные взгляды народа, и пословицы, в которых ощущается влияние христианской религии и морали, воздействие русской церкви и монашества на мировоззрение народа. Вторая группа пословиц складывалась как в народной среде, постоянно испытывавшей влияние церкви и нередко выражавшей свои мысли в религиозной форме, так и самими церковниками, пытавшимися в пословичной форме привить трудовому народу религиозные понятия. Поэтому исследователь должен с особой осторожностью подходить к тем пословицам, которые являются, по сути дела, перефразировкой отдельных выражений "священного писания" или сочинений "отцов" церкви. Многовековое воздействие христианской религии на народное сознание не могло пройти бесследно: ряд церковных выражений, особенно имеющих форму афоризмов и притч, вошел в разговорную речь8 . Вот несколько наиболее употребительных, вошедших в сборники XVII в.: "Его же любит бог, того и наказует" (I, 810); "Начало премудрости - страх господень" (I, 1631); "Гордым бог противитца, а смиренным благодать дает" (БАН, 175; ср. БАН, 153; I, 556); "Не сыпь бисеру перед свиньями, да не попрут его ногами" (I, 1645).

Наряду с чисто церковными выражениями встречаются в сборниках тексты, напоминающие прописи или азбуковники, например, "Благ блажи благое благому" (I, 316), поучения, ничего общего с пословицами не имеющие ("Аще узриши человека невоздержна, недобродетельна, беззакония полна, помышленьми нечистыми исполнена и тебе вредить желающему - отступи, отстани от него, тако бо закон велит" (II, 802). Сложнее обстоит дело с теми пословицами, которые переработали текст библейских или евангельских поучений, ассимилировали его и в новой форме дали жизнь старому афоризму. Например, "По нужде и закону премена бывает" (БАН, 751); "Кинь хлеб-соль за собою, объявится пред тобою" (I, 1347); "Всяк человек - ложь, а мы


7 "Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII - XX веков". Сборник Библиотеки Академии наук (далее - БАН). М. - Л. 1961, N 399.

8 См. В. П. Адрианова-Перетц. Библейские афоризмы и русские пословицы. "Труды" Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР. Т. 26. Л. 1971, стр. 8 - 12.

стр. 156


тож" (I, 374). Некоторые библейские выражения вошли в речь, утратив первоначальный смысл текста "священного писания": "Не рой ямы другому, сам в нее попадешь"; "Кость от кости, плоть от плоти"; "Краеугольный камень"; "Книга за семью печатями", "Зеница ока"; "Козел отпущения".

Сложность источниковедческого анализа подобных поговорок заключается в том, что исследователь рискует впасть в ошибку при определении источника пословицы. Дело в том, что наличие общей идеи в какой-либо книге "священного писания" и в пословице вовсе не всегда и не обязательно предопределяет, что пословица взята из библии. Подобную ошибку делали многие дореволюционные комментаторы клерикального толка, которые сближали пословицы с соответствующими текстами "священного писания", игнорируя общность художественной формы и основываясь лишь на близости высказываемой мысли. Так, И. М. Сирот пытался доказать "влияние библейского мировоззрения на русскую народную мудрость", а также "указать источники тех пословиц и поговорок, библейское происхождение которых представляется несомненным или, по меньшей мере, весьма вероятным"9 . Он считал возможным видеть источник пословицы "Не люби потаковщика, люби встрешника" (I, 1664) в библейском тексте "Обличающий человека найдет после большую приязнь, нежели тот, кто льстит языком", а пословицы "Ученье - свет, неученье - тьма" - в библейском тексте "Преимущество мудрости пред глупостью такое же, как преимущество света пред тьмою".

Исследователи подобного рода забывают, в частности, что давние экономические, политические и историко-культурные связи различных народов между собою привели к широкому распространению одних и тех же пословиц у разных народов. Например, одна и та же пословица "Рука руку моет" встречается в латинском языке (Manus manum lavat), немецком (Eine Hand wascht die andere), французском (Une main lave l'autre), итальянском (Se una man lava l'altra), английском (At court hand will wash the other). Но это вовсе еще не означает, что соответствующая русская пословица обязательно заимствована из какого- либо другого языка. Нельзя указывать на библейский текст "Не будь грабителем бедного, потому что он беден, и не притесняй несчастного у ворот, потому что господь вступится в дело их и всхитит душу у грабителей их" как на источник пословицы "Не бойся богатых гроз, бойся убогих слез", как это делает И. М. Сирот10 , ибо в притче говорится, будто бог защитит бедного, а в пословице, наоборот, подчеркивается активная роль бедняка, его сила, способность постоять за себя. Недаром эту пословицу включил в свой "Самоучитель для начинающих обучаться грамоте" последователь революционных демократов И. А. Худяков11 , увидевший в ней материал для революционного воспитания.

Влияние христианской религии и церкви на народные пословицы может быть прослежено не только в прямых заимствованиях. Сборники XVII в. сохранили большое количество пословиц, так или иначе использовавших библейскую тематику и образность, библейские персонажи. Сборники пословиц XVII в. свободно пользуются, например, обликом благообразного Авраама в пословице "По бороде Авраам, а по делам - дьявол" (БАН, 728). Особенно много пословиц об Адаме: "Адам привычон к бедам" (I, 79); "Адамовы лета с начала света" (БАН, 5; ср. II, 17); "Адаме, Адаме, ты согрешил, наши сердца сокрушил" (И, 3). В сборниках XVII в. отразилась легенда о крещении Руси ("Андрей крестил, Иоанн благовестил" (I, 14; ср. 11,8). Пословице известны гора Афон (I, 135) и гора Фавор (I, 2380), вавилонская печь (I, 396) и Палестина (II, 107), псалмопевец Давид ("Давыд играет в гусли, а Ламех в скрыпку", БАН, 239; ср. И, 218) и Иона в ките ("Был тот в ските, что Иона в ките", I, 286). В пословицах встречается упоминание о Лоте (II, 341), Нафанаиле (И, 486), Олоферне (II, 285) и т. д. Все это свидетельствует о большой начитанности составителей сборников пословиц XVII века. Правда, нельзя не учитывать при этом и того, что составители сборников намеренно насыщали текст пословицами религиозного


9 И. М. Сирот. Параллели. Библейские тексты и отражение их в изречениях русской народной мудрости. Вып. 1. Изречения и притчи Ветхого завета в сопоставлении с русскими народными пословицами и поговорками. Одесса. 1897, стр. 14 - 15.

10 Там же, стр. 31.

11 Л. Н. Пушкарев. Критика религии и церкви И. А. Худяковым. "Вопросы истории религии и атеизма". Сборник статей. Т. III. М. 1955, стр. 196.

стр. 157


содержания, равным образом и такими, в которых явственно наличествует церковная мораль, например: "Смехи да хихи вводят в грехи" (I, 2209) или "Грехи чинят смехи" (I, 575), "Что смешно - и грешно" (I, 2635) и др. Среди пословиц встречаются и такие, которые сложились в монашеской среде ("Не всем чернецом в ыгумнах быть", I, 1703; "Каков игумен - таковы и братья", БАН, 398; "Игумен Гурей, до братьи дурен", II, 1212, и др.) и пословицы, представляющие собой церковные поучения ("Ложась - благословися, а встав - перекрестися", I, 1462). Пословицы с такой ярко выраженной процерковной тематикой, несомненно, должны быть отделены от числа тех, в которых выражаются взгляды трудового народа. Изречений, подобных приведенным выше, было очень мало в общей массе пословиц из сборников XVII века. К тому же лишь немногие из цитированных пословиц зафиксированы в поздних сборниках. Это свидетельствует об узком круге носителей подобных пословиц, о небольшой их распространенности12 .

Общественно-политическая мысль XVII в., этого столетия заметного развития товарно- денежных отношений и зарождения всероссийского рынка, неоднократно обращалась к описанию деятельности купцов, к изображению в художественной форме власти денег, значения торговли. Впервые в русской литературе появляются в качестве основных героев купцы, торговые люди ("Повесть о Савве Грудцыне", "Повесть о купце, нашедшем мертвое тело"). Усиление роли денег, торгового капитала нашло свое отражение и в ряде официальных документов XVII века. Пословица в записях XVII в. тоже отразила эту растущую власть денег: "Алтыном воюют, алтыном торгуют, а без алтына горюют" (I, 77); "Алтын сам ворота отпирает и путь очищает" (I, 76); "Алтын пробивает и тын, а полтина убивает и Мартына" (I, 62); "Деньга - слина (то есть слюна. - Л. П.), а без нее - схима" (I, 785; ср. БАН, 228, 257) - в такой образной форме говорит пословица о роли денег в новых условиях внутренней и внешнеполитической жизни XVII в. и заключает: "Без денег худенек!" (БАН, 35)13 . Идеологию торговой среды, ее стремление к накопительству выражают такие пословицы: "Алтыном - полтина, а полтиною - рублина" (I, 83), "Денежка любит щет" (I, 748; БАН, 220), "Деньга рубль стережет" (I, 665, ср. БАН, 217). О первичных формах ведения торговли, связанных с унаследованными еще от отцов традициями, свидетельствуют, например, пословицы: "Домашняя гривна лутче отъезжева рубля" (I, 777), "Без денег в торг - сам на себя ворог" (II, 53), "Без ума торговать - лише деньги терять" (I, 223), "Без денег в город, - сам себе ворог" (БАН, 38).

Обращают на себя внимание пословицы, отразившие самую механику торговли ("Товар подачу любит", I, 2239; "Похваля - продать, а хуля - купить", I, 1920; "Продают товар збойством, а купят - назойством", I, 1916). Пословица знает, что торговля дает прибыль ("Живой товар ростит наклад", I, 889; "Барышу наклад - большой брат", I, 289, 1787; II, 98), что "На опальной товар много купцов" (I, 1771), а "Худой товар богатой в радости, а убогой в слезах не увидит" (II, 1010). Показательны пословицы, созданные, с одной стороны, продавцами ("Товар полюбитца - кума не отступитца", I, 2237; ср. БАН, 838; "Товар - не медведь, всех денег не съест", I, 2238), а с другой - покупателями ("Розсыпал гость товар да запел, что комар", I, 2086; "Кто торгует, тот ворует", 1, 2495). Пословица в записях XVII в. отразила весь процесс торговли, начиная с установления цены "Чюжому товару цены не уставливай", I, 2579; "Собою цены не уставить", I, 2137; "Цена уставить - не село преставить", I, 2548), запроса ("Запросу в мошну не кладут", I, 1049), задатка ("Лапа в лапу, а задаток в лавку", I, 1424) и кончая характеристикой товара в процессе торговли ("Дешеву товару дешева и цена", I, 766; "На гнилой товар да слепой купец", I, 1743; II, 414; БАН, 591), очной и заочной торговля ("За очи коня не купит", I, 1051; "За очи яйца торгуют", I, 1089; "Заочно торговать - по товаре горевать", I, 1090) и уплатой пошлин ("Пошлины взяты, и товар утонул", II, 556; БАН, 739; "Столько и товару нет, что пошлин правят", II, 643; БАН, 862). Интересны попытки купцов оправдать свою деятельность ссылкой на


12 Подробнее об этом см. Л. Н. Пушкарев. Русские пословицы XVII в. о церкви и ее служителях. "Вопросы истории религии и атеизма". Вып. 6. М. 1958.

13 Нельзя не отметить, что в пословице чаще всего говорится об алтыне, о гривне, о деньге, то есть о мелких монетах; видимо, создателями и этих пословиц были не купцы- тысячники, а мелкие розничные торговцы.

стр. 158


бога: "Не товаром бог кормит, купцом" (I, 1725); "Бог за товаром, а купец - за накладом" (I, 160). Среда, в которой бытовали эти пословицы, стремилась убедить покупателей, что источник их благосостояния - божественная сила. Поэтому в пословицах, отразивших тему торговли, и встречаются утверждения, что "Вольнее торгу нет" (I, 544) или "Торг повольной - купец любовной" (I, 2269).

Одновременно пословица подчеркивает сложность торговых операций ("Торговать - не упировать", I, 2270), необходимость наличия определенных способностей и смекалки ("Умом - торговать, а без ума - горевать", II, 724), иначе придется расплачиваться своим карманом ("Чево глазы не доглядишь, то мошною доплатишь", I, 2629. Ср. также БАН, 1098)14 . Многие из перечисленных пословиц, связанные по происхождению с торговой средой, затем стали достоянием широких народных масс. Такие пословицы, как "Дехтем торговать - дехтем и вонять" (I, 704); "Луком торговать - луковым плетнем и подпоясаться" (I, 1418); "У кукиша не выторгуешь мякиша" (II, 1124); "Голосом - петь, конем - воевать, а деньгами - торговать" (II, 997), служили позднее для выражения понятий, не связанных с торговлей.

К пословицам о торговле примыкают пословицы, связанные с ростовщичеством. Известно, что к XVII в. денежные операции приняли большой размах. Заемные ссуды исчислялись не только в сотнях, но и в тысячах рублей. Ростовщичество было бичом для малоимущих. Пословицы отразили и эту растущую силу денежного капитала. Среди них встречаются пословицы, созданные заимодателями ("Заем красен платежом", I, 1094, 1252; БАН, 237; "Богатее себя в заем не давай, так не оголеешь", II, 113; ср. БАН, 817; "Заем платить - не беда", I, 1093; "С худова должника хоть не деньгами - да чешуею", БАН, 875) и должниками ("Займуя - смеются, а платя долг - плачют", I, 1095; "Заимщик заимодавцу всегда виноват", I, 1096). Интересны пословицы, поучающие отказываться от ссуд и долгов: "Ссуда - лишняя остуда" (I, 2217); "Дать ссуда - на век остуда, а не дать - только на час" (I, 700; ср. БАН, 584); "Друга ссужать - себе досажать" (I, 703). Деньги как определяющий критерий ценности человека в торговой среде нашли отражение в образной пословице: "Как у Сенюшки две денежки - так Семен да Семен, а у Сенюшки ни денежки - ни во что Семен!" (БАН, 365).

Причину оживления в XVII в. интереса к пословице с воинской тематикой и повышенного внимания к воинской повести в то время вообще следует искать в упорной борьбе начала столетия за освобождение Руси от польско-шведских интервентов и в последующих частых войнах. Общеизвестны, например, исторические песни на тему о польско- шведской интервенции. С этими событиями связаны и пословицы, раскрывающие, в частности, роль донских казаков в борьбе с захватчиками ("Пришли казаки з Дону, пошали ляхов з дому", II, 571; ср. также "Пошли ляхи на три ш[л]яхи", I, 1975; "Гуси летят с Руси, а сороки - в Запороги", I, 614)15 . Любопытна пословица, оценивающая с народной точки зрения роль Марины Мнишек ("Пар в бане не одной Марине", II, 535; пословица в данном случае перекликается с известной исторической пешей о том, что самозванец надругался над русской верой и обычаями, парившись в бане вместе с женою во время обедни). К событиям начала XVII в. относятся пословицы, связанные с формированием народного ополчения: "Нов город нижней - сосед Москве ближней" (I, 1704), "По милости по царской и сам себе Пожарской" (I, 1970)16 .

В пословицах, записанных в XVII столетии, имеется также упоминание о сторожевой службе, сохранявшей свое немаловажное значение в это время для охраны южных границ Русского государства от нападения крымских татар ("Лежи на боку, да гляди за Оку", I, 1438). Эта тема вообще часто встречается в пословицах, записанных в XVII в.: свежа была память о монголо-татарском иге, да и крымские татары продолжали набеги на русские земли, причиняя огромный материальный ущерб


14 Судя по старой форме "глазы", составитель сборника пословиц действительно старался записать их "точию без украшения, как мирстии жители простою речию говорят" (П. К. Симони. Указ. соч., стр. 71).

15 И. Д. Белов. Русская история в народных поговорках и сказаниях. "Исторический вестник", 1884, N 8, стр. 244 - 245.

16 Подробнее см. рецензию П. А. Ровинского на сборник пословиц П. К. Симони: "Известия" Отделения русского языка и словесности АН. 1900. Т. V, кн. 1.

стр. 159


стране и нанося ей значительный урон в людской силе17 . "Жить в Крыму - что суме в дыму" (I, 898) и "Гонец из Крыму - что таракан из дыму" (I, 627) - так оценивала пословица отношения между Россией и Крымом в то время. Отголоски монголо- татарского ига слышны в пословицах: "Целование татарское - назад руки задрав буди" (I, 2569), "Аркан не таракан; хош зубов нет, а шею ест" (I, 70); "Иван был в Орде, а Марья вести сказывает" (БАН, 340). Интересна пословица о крымских песнях, заканчивающаяся неожиданным пожеланием, образно показывающим отношение русского народа к былым поработителям: "Алай-булай - крымские песни, там их и тресни" (I, 33).

Общественно-политическая мысль XVII в., касаясь таких проблем, как защита отечества, воинский долг, войсковая служба, верность в бою и боевое товарищество, находила свое выражение не только в воинской повести (например, "Повесть об Азовском сидении", "Сказание о киевских богатырях", "Повесть о Сухане" и т. д.), но и в народной пословице. Еще бытовали воинские пословицы, сложенные несколько веков назад, такие, как "Пригож колчан стрелами, а обед - пирогами" (I, 2023), "Язва от стрел глубока, а от меча - широка" (I, 2773), "Лук надежной - друг сердешной" (I, 1443), "За кожею панцыря нет" (I, 1058; ср. I, 1881), "Хто не сиживал на коне, тот не леживал и под конем" (I, 2404). В XVII в. были записаны пословицы, в которых отражались высокие моральные идеалы народа: "Бой красен мужеством, а приятель - дружеством" (I, 325); "Стояньем города не взять" (I, 2112); "Крепка рать воеводою" (I, 1351); "Храбр побивает и своих избавляет" (I, 2437); "Бежать - ин хвост поджать, а стоять - ин меч поднять" (I, 324), "В поле съезжаются - родом не считаются" (I, 541). Среди пословиц встречаются и такие, которые отразили особенности военного быта стрелецкого войска того времени: "В стрельцы ставка добра, да лиха выставка" (I, 501); "Сухарики сушат - на службу спешат" (I, 2221); "О том не тужат, что долго служат" (II, 499). Пословица в сборниках XVII в. отразила и новое представление о силе оружия и власти денег: наряду с пословицами, утверждавшими силу "булата" ("Железу при рати обычай бывати", I, 867, или "При рати железо дороже золота", I, 1951), бытовали и такие пословицы, как "Мечом злато добывают, а меч златом покупают" (I, 1565).

Особое значение имеют пословицы в качестве источника по истории культуры, образования. Они дают возможность установить, насколько глубоко проникло в народ сознание необходимости обучения, как относились народные массы к книге, письму, грамотности. Наряду с этим пословицы сообщают ряд конкретных фактов по истории и методике обучения в школе того времени. Содержание русских пословиц, записанных в XVII в., позволяет утверждать, что понимание важности обучения, уважения к грамоте, ученому слову, письму и книгам глубоко проникло в народное сознание: "Слово - провозвестник ума" (II, 915); "Век жить - а век учиться" (I, 436; БАН, 91); "Кто грамоте горазд, не умеет ли пропасть" (I, 1250; ср. I, 643; БАН, 419); "Безумен с ученым не пирует" (I, 164) и "Безумен учения не любит" (I, 165); "Книги читать - зла не плутать" (I, 1303) -в таких и подобных им пословицах выразил народ свое отношение к учению. Пословица особенно подчеркивает умение не только читать, но и писать: "Хто в грамоте горазд, тот и писать умеет" (II, 902); "Основание - бумага, а уток - письмо" (I, 1850) - говорит пословица, применяя образы ткацкого труда. "Написано пером - не высечешь и топором" (I, 1708; ср. БАН, 547) и "Слово - ветр, а письмо - век" (II, 1079) - так оценивает народная мудрость значение грамотности. Пословица образно говорит и о ценности книги, в том числе и рукописной. Создание такой книги - большой труд ("Такие тетради долго писати", II, 683, ср. БАН, 892); книга нужна и ценна лишь для тех, кто грамотен ("Худа та тетрать, в которой слов не знать", II, 905; ср. БАН, 657); на книгу ссылаются как на достоверный источник ("Не лгут книги, что времена уж лихи", I, 1668). О сравнительно широком распространении книг в то время свидетельствует пословица о популярном сборнике поучений Ефрема Сирина: "Бить челом ретькою, да хреном, да книгой Ефремом" (I. 173). Пословица запечатлела и цену различных книг - "Азбука в шесть денег, а псалтырь - по рублю" (I, 36).


17 А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М. - Л. 1948, стр. 436.

стр. 160


Пословицы много внимания уделили азбуке. Больше того, среди пословиц есть и такие, которые описывают самый процесс обучения грамоте ("Азбуку учат - во всю избу кричат", I, 112) и которые отмечают два типа школ: начальную и повышенную ("У Николы две школы: азбуки учат да кануны", I, 2318). Отмечают пословицы и трудность изучения азбуки ("Азбука латине - не пиво в братине", I, 87) или "Азбука велика, а тритцать слов" (II, 115). Интересны пословицы, посвященные отдельным буквам церковнославянской азбуки. "Аз родился, коли свет зачался" (I, 50) - говорит пословица о древности звука "а". Нелегким было обучение грамоте, и недаром сомневались ученики: "Аз да буки избавит ли от муки?" (I, 21). Поэтому для многих обучение грамоте казалось делом опасным и сложным: "Аз, буки, веди - страшит, что медведи" (I, 75). Другие буквы алфавита вызывали такие ассоциации: "Иже да како не солгут никако" (I, 1162); "Твердо- он - то, да и подперто" (II, 685); "Кси, пси с фитою пахнули сытою" (I, 2781). Эта пословица лишний раз подтверждает, что существовал обычай торжественно праздновать окончание обучения грамоте обильным обедом с обязательным "возлиянием питейным"; отсюда и упоминание о сыти, то есть медовом взваре, разварном хмельном меде; потому, говорит пословица, "Фита не славна, а вещь она славна" (I, 2394). О долгожданном окончании изучения азбуки вместе с последними буквами алфавита возвещает и пословица "Юс да ижица - делу конец ближитца" (I, 2759).

Отразились в пословицах и взаимоотношения учителя и ученика ("Дядька дитятке ума придает", I, 759), система наказаний, довольно широко применявшаяся в XVII в. ("Дерево немо, а вежиству учит", I, 769; "Кнут да пластырь да добрый пастырь", I, 1302; "Дубинка да спинка побраталися", I, 761). Большой опыт и горькие испытания звучат в пословице "Многое учение трудов потребует" (I, 1514). По-видимому, после жестокой порки сложили ученики пословицы: "Сам себе не рад, что в грамоте горазд" (I, 1216; II, 646) и "Был в той школе, уже не обманешь" (I, 227). Но вместе с тем нельзя не отметить и того нового, что пробивалось в XVII в. сквозь домостроевские приемы обучения и что нашло свое выражение в пословице "Не все лозою, иною и грозою" (I, 1678).

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что пословицы с успехом могут быть использованы в качестве исторического источника. До сих пор историки обращались к ним, как правило, для иллюстрации, для оживления рассказа18 . Между тем для изучения истории общественно-политической мысли трудового народа пословица порою так же важна, как былина, историческая песня, легенда. Пословицы в записях XVII в. являются важным историческим источником, характеризующим отношение трудящихся масс к окружающей их жизни. Поэтому при характеристике общественно-политической мысли конца XVII в., при освещении социального мира русской деревни того времени, при анализе форм социального протеста, отношения народа к богатству и бедности, суду и церкви и многого другого историк неизбежно должен будет уделить большое внимание пословице.

Народ любовно и бережно хранил, передавая из уст в уста мудрые пословицы и хитроумные загадки, веселые сказки и печальные песни, былины и бывальщины. Нельзя думать, что все народнопоэтическое творчество было лишь плодом досуга. Конечно, фольклор является для народа той отдушиной, которая давала ему возможность унестись мечтой в тридевятое царство, в тридесятое государство. Но вместе с тем фольклор отражал духовный мир народа, а острое народное слово становилось спутником антифеодальных движений того времени. Оно служило народу для выражения его нравственно-политических идеалов, давало возможность высказаться по поводу фактов широкого общественного значения.


18 Такая работа, как Б. А. Рыбаков. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи (М. 1963), в которой в органическом единстве проанализированы археологические (вещественные), летописные (письменные) и былинные (фольклорные) источники, - редкое исключение из общего правила. Из статей, посвященных анализу пословиц как исторического источника, можно указать: А. М. Жигулев. Исторические события в русских народных пословицах. "Вопросы истории", 1961, N 5; Д. И. Раскин. Русские пословицы как отражение развития крестьянской идеологии. "Русский фольклор". Т. XIII. Л. 1972.

Опубликовано 22 апреля 2017 года

Картинка к публикации:



Полная версия публикации №1492868170

© Portalus.ru

Главная ЛИНГВИСТИКА РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ В ЗАПИСЯХ XVII ВЕКА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на Portalus.RU