(В.И. Чернышев. Избранные труды. - Т. 1. - М., 1970. - С. 303-317)


--------------------------------------------------------------------------------


Для полноты и ясности словаря русского языка, как и всякого другого, необходимо прилагать значительные усилия к сокращению области слов и выражений, темных в отношении истории, этимологии и значения. Темные словоупотребления неприятны, как пятна на пестрой, яркой и выразительной лексической ткани языка. Они портят тексты, затрудняют мышление, наталкивают говорящих и читающих на ложные идеи и заключения. Для значительного запаса темных слов русского языка нетрудно установить важнейшие группировки в зависимости от причин их происхождения.
I. Первая и основная - отживание старого лексического предания вследствие забвения прошлого, изменения руководящих жизненных тенденций и представлений, перемены бытовой и производственно-трудовой обстановки, передвижения составляющих общество социальных сил в отношении влияния на культуру и государство. В данных современного русского языка мы имеем прежде всего запас темных словарных архаизмов, которые в известной части могут быть выяснены изучением памятников письменности или показаниями недавно еще богатой живыми архаизмами областной русской речи и жизни. Приведем несколько примеров.
Абатур, абатур, оботур, оботур, абатура, батура, батура. В таких неодинаковых формах, но с весьма устойчивым содержанием (упрямый человек) данное слово известно в разных великорусских говорах:
Абатур. Упрямый человек. Б. Вологодск. губ. ("Тр. Общ. люб. р. слов"., ч. I, M., 1822, 231; Дилакторский, Словарь вологодского наречия).
Абатур. "Владимирское речение, но у некоторых начальное здесь а заменяется буквою о и произносится вместо абатур - обатур. Впрочем, то и другое - одно и то же: своенравный, упрямый, околотень. Окончательное тур намекает что-то на тура, столь знакомого древнейшим нашим и песням и летописям; но филология не всегда (была) моим делом" [1]. Б. Московск. губ., б. Сарат. губ., б. Ярославск. губ. ("Дополнение к опыту обл. словаря"), б. Рязанск. губ. (Даль). С иным ударением: Абатур. Упрямый, своенравный человек. Б. Вологодск. губ., б. Покров, у., б. Владимирск. губ. ("Опыт обл. словаря").
Оботур. Упрямец, грубый, упорный, скрытный человек. Костромское, владимирское, тверское (Даль). С иным ударением: Оботур. Своенравный человек. Б. Олонецк. губ. (Куликовский). Абатура. Упрямый человек. Б. Московск. губ., б. Ярославск. губ. ("Дополнение к опыту обл. словаря"),
Батура. То же, что абатур. Б. Рязанск. губ. ("Опыт обл. словаря"). Батура. Пустомеля. Белорусское.
Словарь древнерусского языка не представляет никаких данных для выяснения нашего слова, в языке украинском оно неизвестно, в других славянских языках, насколько мы знаем, тоже. Этимологическое истолкование слова обатур пытался дать после Макарова и Даль, заметивший при слове оботуриться: от турить. Для признания такой этимологии встречается много затруднений: 1) необъяснима форма абатур; 2) признанию родства с глаголом турить мешает и акцентологическая форма, и значение слова оботуриться (ожидали бы формы с ударением оботуриться, в смысле "гонять кругом"), откуда, впрочем, трудно перейти к понятию "упрямиться"; 3) префикс обо- обычно наблюдается перед слогом с выпавшим глухим, давая чередования типа обогнать - обгоню, ободрать - обдеру, поэтому соединение с турить должно дать слово обтурить (как обкурить, обломить), а не оботурить. А. И. Соболевский выставлял этимологию, объединяющую фамильные имена и прозвища Бутурлин, Батура, Аботур, подводя их к корню бот (РФВ, 1911, № 2, 402).
Важный материал для выяснения слова абатур дают нам тексты некоторых исторических памятников. В "Истории княжества Псковского" (Евгения Болховитинова, ч. III, 156) находим: "В лЬто 7089 августа в 20 день.., прiиде подъ Псковъ градъ польскiй король Абатур" (надпись на иконе богородицы в Покровской с пролома церкви). В "Псковской первой летописи" читаем: "Того же лета (7089) августа въ 18 день прiиде король литовской Стефанъ Обатуръ со многими орды, 17 земель, подъ пресловущiй градъ Псковъ съ нарядомъ, и стоялъ 30 недЬль подъ градомъ и стЬну розбивъ много приступалъ..." ("Полное собр. русских летописей", т. IV, СПб., 1848, 319). В "Истории" Карамзина имеем: "Да сказывал мне (Новосильцеву) князь Ягуб Воронецкой: при мне-де к Батуру приехал чауш от Турсково..." (т. IX, прим. 447, цитата из "Дел польских"). У Соловьева встречаем это наименование в передаче слов шляхтича Голубя: "Паны за посулы выбирают цесаря и Обатуру; но рыцарство всею Землею их не хочет..." ("История России с древнейших времен", изд. 2, кн. II, СПб., 1896, 256). На основании этих данных заключаем, что великорусское областное слово обатур есть не что иное, как обратившееся в нарицательное название фамильное народное имя известного польского короля-полководца Стефана Батория. Упорные штурмы крепко защищенного и храбро обороняемого Пскова разнесли имя и характеристику Обатура по всей Московской Руси и сделали его общим названием безмерно упрямого человека.
Географическое распространение слова обатур как раз соответствует русской территории времен Ивана Грозного, с которым столкнулся Стефан Баторий в войне и мире. Это - великорусский центр в области между городами: Москва, Рязань, Кострома, Вологда, Ярославль, Тверь. В б. Архангельской губ. слово оботур, очевидно, неизвестно потому, что область Двины с Архангельском представляла особый торговый путь, мало связанный с торговлей Пскова. В позднее заселенной области южновеликорусских акающих говоров, именно в бывших губерниях Калужской, Орловской, Тульской, Тамбовской, это слово также неизвестно. То же нужно сказать и о нижнем Поволжье, насколько оно заселено южновеликорусами. В б. Симбирскую губ. слово оботур, вероятно, спустилось вместе с переселенцами из окающего центра. В подобном положении и обширная область Сибири, в которой слово обатур неизвестно. Конечно, переселенцы Сибири, как и других позднее эпохи Ивана Грозного заселенных областей, могли более или менее знать исторического Абатура, но вообще очевидно, что живое историческое знание и предание держалось более в верхнем, делавшем историю и заинтересованном войнами и политикой слое населения: в сословии бояр, служилых людей, купечества и духовенства. Экономическое и правовое положение этих классов было таково, что им не было никакой нужды трогаться с места. В колонизацию пускалось исторически мало осведомленное и бедное, притесненное крестьянство. В нем исторические пережитки забывались скоро под напором нужд и потребностей текущей жизни.
Любопытно и показательно отсутствие слова абатур в области самого Пскова и в ближайших к нему областях Смоленска и Новгорода. Здесь Абатур был слишком хорошо известен, как живое историческое лицо, и потому не мог перейти в отвлеченное нарицательное имя, представляющее носителя известного качества (упрямства). С другой стороны оценили Абатура в Белоруссии, которая видела возвращение его войск после неудачного похода: он - многообещавший, но не исполнивший обещаний хвастун, пустомеля.
Мы не можем упустить из виду, что слова Аботур, Оботур, Батура были известны в русском языке уже с конца XV в., но исключительно как прозвища [2], и в качестве таковых не имели ясного лексического содержания. Это содержание, распространение и долгую жизнь дала приведенным словам историческая личность и деятельность Стефана Батория, с выдающимся качеством которого - непреодолимой настойчивостью - народная мысль прочно связала бессодержательное раньше слово.
Белый арап, Белая Арапия. В комедии Островского "Праздничный сон до обеда" (картина II, явление 3-е) сваха Красавина сообщает купчихе Ничкиной в числе последних новостей: "Говорят, белый арап на нас подымается, двести миллионов войска ведет". На вопрос Ничкиной: "Откуда же он, белый арап? " - Красавина отвечает: "Из Белой Арапии". В "Нови" Тургенева (гл. XIX) выводится старая няня Васильевна, которая "рассказывала шамкавшим голосом про всякие новости: про Наполеона, двенадцатый год, про антихриста и белых арапов". "Белая Арапия" Островского и других, понимаемая обычно как нелепое произведение невежественной фантазии, в действительности термин народной географии, достаточно осмысленный и определенный. Он встречается не только у Островского и Тургенева. Раешник Левитова, в более нескладном сочетании понятий, может быть, с утрированной передачей обычной действительности, употребляет тот же термин: "А эфто, господа, город Китай [3] в Беларапской земле на поднебесной выси стоит" ("Сцены и типы на сельской ярмарке", гл. III. Соч. т. I, 16, изд. 1884 г.).
В простонародной литературе XVIII в., в произведениях фольклора, русского и южнославянского, мы нередко встречаемся с термином черный арап для обозначения представителя негрского племени [4]. Русские книжники и бывалые люди старого времени, знавшие этнологию и географию от путешественников и гораздо более подвижные, чем мы, отличали от черных арапов белокожих представителей Аравии. Путешественник начала XVII в. Ф. А. Котов определенно говорит, что живущие в Арабской земле "арапы нечерны" ("Изв. ОРЯС", 1907, кн. 1,119). В книге Г. Г. "Позорище странных и смешных обрядов при бракосочетаниях" (СПб., 1797, стр. 41) тоже утверждается, что арабские бедуины принадлежат к числу белокожих (указание относительно женщин). Все это достаточно объясняет и оправдывает термин белый арап и Белая Арапия, очевидно, слышанные Островским и другими авторами от народа и переданные ими вполне объективно.
Босый волк. Уже Востоков в своем Словаре церковнославянского языка обратил внимание на это выражение "Слова о полку Игореве" [5].
Не так давно покойный акад. А. И. Соболевский посвятил ему любопытную заметку, в которой высказывает предположение, что босый волк, вероятно, особая разновидность названного зверя, может быть, белый волк [6]. Мы имеем еще иное реальное оправдание данного словоупотребления, исходящее из области местных верований. Именно, в б. Новоржевском уезде босый волк - детское пугало. "Не плачь, босый волк приде, съись тебя!"; "Не бегай к речке, там тебя босый волк подхвати!" и т. п. (д. Стега, б. Ашевской вол., Бежаницкого района). В одной записанной нами в 1927 г. сказке б. Опочецкого у. босый волк оказывается владетелем какой-то, по-видимому, чудесной "столицы" [7], находящейся под божницею, которую должен достать от него, после долгого путешествия, герой сказки. Здесь босый волк мифическое существо, очевидно, оборотень-волшебник. Он живет где-то на краю света. "Туда много и шло и ехало, а оттуда не видать!" Столицу босого волка охраняет конь - бурка-кавурка. Столик похищается в отсутствие владельца Иваном, служанкиным сыном, которому помогали три сестры босого волка. Ср. волк волшебный (Яворский, Памятники галицко-русской народной словесности, Киев, 1915, № 23, стр. 45-51, 297-301). Это волк - чудесный помощник героя сказки, подобно серому волку русских сказок; он в конце обращается в принца, которого сделала волком злая волшебница.
Крокодиловы слезы - притворные слезы, неискренние сожаления. Выражение объясняется из старой письменности. В "Повести бывшего посольства в португальской земле" бранденбургский мудрец на вопрос португальского: какие звери являются начальствующими и королями? - отвечает: "... в рыбах снедаемых, само убиваемая белуга, в неснедаемых и змиина прирождения - великий кит именитый, иже и притворный во слезах коркодил" (Сиповский, Русские повести XVII-XVIII вв., СПб., 1905, 273-274). Еще яснее говорит "Азбуковник", изданный Сахаровым: "Коркодил, зверь водный... Егда имать человеки ясти, тогда плачет и рыдает, а ясти не перестает; а егда главу от тела оторвав, зря на нее плачет" ("Сказания русского народа", т. 2, кн. V, 166, СПб., 1849).
Сукно наваринского дыму. Фрак П. И. Чичикова, сшитый из сукна наваринского пламени с дымом или наваринского дыма с пламенем ("Мертвые души", т. II, гл. 5, ненумерованная), столь характерный предмет внимания для момента начинавшихся жизненных успехов бессмертного героя ловкой наживы, вызвал уже особую заметку Вл. Ф. Боцяновского: "Один из вещных символов у Гоголя" [8]. Из текста Гоголя не совсем ясно, какого же цвета было сукно наваринского дыма. По одному варианту, Чичиков просит показать сукно "цветов темных, оливковых или бутылочных с искрою, приближающихся, так сказать, к бруснике" [9] (Соч., изд. 10, под ред. Н. Тихонравова, т. III, 381); по другому - Чичиков желает получить сукно "больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось" ("Похождения Чичикова, или Мертвые души", М., 1855, т. II, 186). Ответ на наш вопрос дает картинка "Московского телеграфа" (1828, кн. XX, 264), представляющая "Парижские моды" с изображением в красках и подписью: "Мущина. Пуховая шляпа. Фрак суконный, цвета наваринского дыма, с стальными пуговицами". Цвет фрака на картинке - коричневый! Цвет с пламенем, очевидно, обозначает более светлые оттенки. Выяснение данного словоупотребления еще раз подтверждает нам, как все бытовое у Гоголя было реально и прочно обосновано.
Похмелье. Большой лексической особенностью языка А. С. Пушкина является почти постоянное употребление слова похмелье в значении действия пьющего вино и состояния опьянения. [10]
Крик, хохот, песни, шум и звон,
Разгульное похмелье... (Жених).
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье....
Такое употребление вообще чуждо и русскому литературному языку, и областным великорусским говорам, связывающим со словом похмелье значение головной боли, чувствуемой пившим после сна, следовавшего за неумеренным употреблением крепких напитков. В данном случае лексика Пушкина действительно весьма редкая, но ее нельзя признать совершенно исключительной, тем более индивидуальной. Примеры подобного употребления иногда встречаются у авторов, современных Пушкину, и авторов позднейших эпох. Они, впрочем, недоказательны, так как легко могут объясняться подражанием нашему поэту. Более убедительные примеры дают памятники и авторы предшествующей Пушкину эпохи или данные народной словесности.
Предлагаем здесь примеры из них со словом похмелье в значении: 1) выпивка, 2) опьянение.
Потом меня отдали под начал к монаху.
Я думал, что он подает мне вина чеплаху.
Ан он мне на похмелья дал чотки большие.
Я разве не видал, как стоя ты качался?
С похмелья видно, брат?
(Судовщиков, Неслыханное диво, д. 1, явл. 1, изд. 1802 г.,4).
(Добрыня) пришедши к концу одной скамьи, присел и подвинулся, отчего сидящие на ней богатыри попадали... Тороп (с насмешкою в сторону): "С похмелья повалились" (Державин, Добрыня, д. III, явл. 4).
Мила дружка к себе в гости зазову...
Налью рюмку, налью белого вина,
На серебряном подносе поднесу,
В похмелье дружка выспрашивать стану:
"Не одну ли ты сушишь, крушишь меня!"
(Н. Никитская, Сборник песен, употребляемых простонародьем, Казань, 1900, 10-11).
Общепринятое выражение спит с похмелья более говорит об опьянении, чем о болезненном состоянии, его результате, почему в народных песнях похмелье и сопоставляется со словом перепой:
Старый спит с похмелья,
С великого перепою.
(Соболевский, Великорусские народные песни, т. II, 294 № 348, песенники 1790 г. и 1791 г.).
Шематон. В гл. I "Капитанской дочки" старик Гринев, нежелающий, чтобы его сын поступил на службу в Петербург и научился там "мотать да повесничать", говорит: "Нет, пускай он поступит в армию, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон". Это малоизвестное слово мы находим в "Новейшем российском всеобщем песеннике":
Уж как знать, что ты пленилась,
В шиматона вдруг влюбилась?
Старик муж, узнавший об увлечении жены шематоном, говорит в конце песни: "
"Петиметр ты проклятой,
Нарушил ты мой закон"
(М., 1803, ч. 1, стр. 258. Начало песни: "Для чего ты просидела").
Очевидно, слово шематон имело то же значение, что и петиметр. Ср. у авторов: "Вижу, вы шематоны какие-нибудь: убирайтесь-ка по добру, по здорову" (Лажечников, Вся беда от стыда, акт 4, явл. 3. Значение: пустые, несерьезные люди. Т. XI, 78, изд. 1900 г.); "И что эти девки в таких шемшпонах находят! Нет чтобы в обстоятельного человека влюбиться - непременно что ни на есть мерзавца или картежника выберут" (о Клещевинове) (Салтыков, Пошехонская старина, гл. XVI). Покойный А.А. Шахматов некогда говорит мне что слово шематон употребляется в живом языке б. Саратовск. губ. в значении "дурной, развратный человек". Слово шематонить в значении "бездельничать" есть М. Горького в повести "Tpoе": "Будет, говорит (отец - Якову), тебе шематонить, возьмись, дескать, за ум ... дело делай" ("Рассказы", т. V, изд. 1901 г., стр. 123). В иной форме шуматонить - лодырничать, ничего не делать - показано в б. Ярославск. губ. (Дополнения к материалам Якушкина). Основное значение очевидно: пустой человек, бездельник. Дурной, развратный человек - значение привходящее.
Часть слов литературного языка этимологически затемнилась вследствие утраты первоначальных наглядных значений. Последние открываются нам путем изучения истории и диалектов языка. Так, мы употребляем слова вздор и чепуха только в отвлеченном смысле. Слово вздор с конкретным значением "сор" (собственно, то, что разорвано, оторвано) мы находим в сочинении Ф. Эмина "Непостоянная фортуна, или Похождение Марамонда" (М., 1781, ч. 1, 104): "В Египте народ гораздо нечист, и всякий вздор на улицу бросают". Первоначальное значение слова задор (раздражение) объясняется из выражения плотников: строгать в задор - строгать дерево или доски по направлению от вершины к комлю, причем дерево задирается. Слово чепуха в первоначальном значении "мягкие части чего-нибудь разбитого" мы узнаем из словоупотребления Ломоносова, писавшего "Льды от ветру в чепуху разбиваются" ("Краткое описание путешествии по северным морям", 1854, 55).
Подобно этому ставшее чисто отвлеченным выражение держать в черном теле имеет слишком общий, недостаточно определенный смысл. Первоначальное значение его мы узнаем из "Инструкции дворецкому Ив. Немчинову" ("Регула о лошадях", 1725), подписанной А. П. Волынским, в которой читаем: "Также смотреть, чтобы холостые кобылы были гораздо в черном теле: понеже которая очень сыта будет, то зело редко такая принять может" ("Памятники древн. письм.", XV, 1881, 37). Итак, держать в черной теле - собственно значит "умеренно питать", в широком смысле: держать в физических лишениях (но не в строгости, как объясняет Даль).
II. В отношении социальных взаимных влияний на общеупотребляемый русский язык мы встречаем группы темных слов, появившихся в силу вторжения в литературный язык не всегда понятной областной речи (диалектизмы географические и этнографические). Вот несколько примеров.
Брюхом хочу, хочется - сильно хочется чего-нибудь. Это словоупотребление одно из любимых у Пушкина, как видно по его письмам: "брюхом хочется театра" (письмо к Гнедичу 27 сентября 1822 г.), "прозы твоей брюхом хочу" (письмо к Вяземскому 19 февраля 1825 г.), "мне брюхом захотелось с тобою увидеться и поболтать о старине" (письмо к Н.И. Кривцову 10 фeвpaля 1831 г.). Оно встречается и у Л. Н. Толстого: "Я стосковался по вас. Брюхом хочется общения с вашей душой" (письмо к И. Н. Ге 25 февраля 1887 г.). Объяснение Даля односторонне: "брюхом захотелось - о причудливом и настойчивом желании". Примеры Пушкина и Толстого о причудливости не говорят. В живых говорах мне известно в б. Покровском у. б Владимирской губ. в значении, показанном Далем.
Kaмчa (камка) Слово это известно по сказке Пушкина "Жених":
На сукна, коврики, парчу,
На новгородскую камчу
Я молча любовалась.
Покойный акад. Ф. Е. Корш готов был отнести это слово к числу "выдуманных" [11], но оно оправдывается текстами русских народных песен, между прочим, из б. Псковской губ.:
Три сестрицы стоят,
Три лебедушки,
Как одна в тафте,
Другая в камчи ...
(П. В. Шейн, Великорус, 64, № 847, песня из б. Великолуцкого у.).
В "Сборнике песен, исполняемых в народных концертах Дм. А. Агренева-Славянского" (М., 1896, 81) также имеем:
По атласу я, маменька, по бархату хожу.
Я на белую камчу и глядеть не хочу
(песня из Верхнего Уфалея б. Пермск. губ.).
Нос. О неудаче, неуспехе мы говорим остался, ушел с носом. Нос, орган нашего обоняния, кажется, тут ни при чем. Вероятнее, первоначально речь шла о носе в значении приношения чего-либо кому-либо, какого-либо обычного дара, например при сватовстве, при челобитьях судьям и под. В свадебных обычаях с. Чуфарова б. Арзамасского у., известных нам по рукописному сообщению К. Лебединского 50-х годов прошлого столетия (в архиве Гос. Русск. геогр. общества, № 140) показаны словоупотребления, достаточно выясняющие данные выражения. Здешние крестьяне говорят, с носом - с приносом (с предложением жениха). Ушел с носом значит "с непринятым даром". Очевидно, получил отказ. Обычный разговор при сватовстве: "Сват. Ходят ли грешны в рай? Отец невесты. Ходят да носят. Сват. И я с носом. У меня жених, а у тея (тебя) невеста..."
Шишка. О лице, имеющем некоторое значение, в просторечии говорят: "Он там шишка, он большая шишка". Это выражение, очевидно, взято из быта бурлаков. "Коренная шишка называется самый передний бурлак из всей артели, которая лямками тянет бичеву" (Зарубин, Темные и светлые стороны русской жизни, СПб., 1872, II, 124). По Далю, шишка - передовой на пути: передовой бурлак, передовая лошадь.
III. Для выявления темных мест социальной диалектологии хорошие примеры дает карточная терминология. В отношении таких игр, как фараон, штосс, банк, увлекавших военное и чиновное дворянство XVIII и XIX вв., мы имеем чрезвычайно ясные показания страсти к этим играм и прочное закрепление карточных терминов в памятниках литературы начиная с Кантемира. Так как карточная терминология обычно не вводилась в наши словари, то большинству читателей не могут быть понятны некоторые места в произведениях Фонвизина, Пушкина, Гоголя, Л. Н. Толстого и многих других авторов. Бригадирша Фонвизина говорит: "Раздают по три карточки; у кого пигус, тот и вышел" ("Бригадир", д. IV, явл. 4). Иванушка обращается к советнице: "Мадам, мы оба беты" (д. IV, явл. 4). Сорванцев в "Разговоре у княгини Халдиной" говорит о проигрыше тысячи душ вследствие того, что у него "полтораста карт убили в один вечер, из которых девяносто семь загнуты были сетелева".
Для нас темен стих Державина в оде "На счастие":
Вселенну в трантелево гнуть.
Нам странно словоупотребление в стихах Великопольского:
Глава "Онегина" вторая
Съезжала скромно на тузе,
но это - принятое у картежников выражение, которое мы встречаем еще у Сумарокова, рассказывающего в статье "О почтении автора к приказному роду", как один из играющих в фаро (фараон) поставил на карту превеликое село; банкер бросил четыре карты; поставивший данную ставку асессор после пятой карты затрясся, "ибо село с карты съехало... и... поехало ко президенту [игры] в карман" (Соч., X, 139, изд. 1787 г.). Незнакомые со словарем картежников не могут заметить каламбура Пушкина в стихах:
Что? перестать или пустить на пе?
Признаться вам, я в пятистопной строчке
Люблю цезуру на второй стопе ("Домик в Коломне", XII).
"Пиковая дама" его же в некоторых местах непонятна для не знающих игры в банк. Укажу, например, выражения: играть мирандолем, ставить на руте, выиграть соника, ставить семпелем.
Правда, в примечаниях к изданию "Просвещения" (СПб., 1904, т. V, 635-636) эти термины объяснены, но объяснение во всех указанных случаях дано более или менее неверное. У Л. Н. Толстого термины игры в банк и другие также встречаются в разных произведениях: [Тут лежала] "колода изогнутых карт, завернутая в бумагу, на которой рукой папа надписано было: "понтерки, на которые в 1814 году я в ночь 17 января отыграл все проигранное свое состояние" ("Отрочество", вар. гл. XII, 1, 315, изд. 1913 г.). "Он странно играет, всегда аребур и не отгибается" ("Встреча в отряде"). "Он узнал некоторые ассигнации, которые углами и транспортами несколько раз переходили из рук в руки" ("Два гусара", гл. II). "Ильин!.. зачем рутерок держишься? Ты не умеешь играть!" (там же, гл. III). "Вы Ильину семпеля даете, а углы бьете" (там же).
Вот объяснения данных терминов. Аребур - играть на оборот, на квит. Бет, лабет, - штраф проигравшего. В устах Иванушки каламбур: мы в штрафе, мы - звери. Гнуть, загнуть - увеличивать ставки. Мирандолем играть - играть, ставя куш на две карты, при выигрыше - идти углом. Пе ставить, гнуться на пе - идти на ставку, увеличенную предшествующим выигрышем. Пигус - все три карты одной масти. Понтерка - карта играющего, поставленная против банкомета. Рутёрка, руте - карта, которая в нескольких талиях первый раз выпадает налево и, таким образом, как бы обещает выигрыш в качестве понтерки. Семпель - простая, не увеличенная ставка. Сетелева - ставка, увеличенная в 7 раз. Соника выиграть - выиграть с первой вскрытой карты. Транспорт - ставка, увеличенная в 3 раза. Трантелево - ставка, увеличенная в 30 раз. Угол - ставка, увеличенная в 2 раза.
IV. Последняя из рассматриваемых нами причина образования темных слов языка коренится в условиях передачи речи путем графики, закрепляющей между прочим, многочисленные промахи нашего слуха, зрения, голоса, письма и мышления.
Приведем несколько случаев, где темные, часто бессмысленные слова являются вследствие ошибочного чтения источников, неточной записи слышанного или искаженной еще до чтения передачи слов в письме и печати.
В "Филологических разысканиях" Я. К. Грота (т. I, СПб., 1876, 433, 448) показано в числе "дополнений" к Толковому словарю Даля слово прошохала с таким текстом: "...прошохала об его будущем богатстве и об его смиренстве, захотела быть старинной дворянкой и нарохтится за него замуж" (Аксаков, Семейная хроника, 113). Нет никакого сомнения, что слово прошохала возникло из механического чтения неясно отпечатанного слова пронюхала, с не оттиснутыми поперечными штрихами в буквах "н" и "ю". Это слово пронюхала обычно всегда и печатается на соответствующем месте в изданиях "Семейной хроники" С. Т. Аксакова.
В "Русских народных песнях" П. В. Шейна (М., 1870, 159,
№ 109) читаем обращение сына к матери:
На что на горе зародила?
На что шупова оженила?
Перепечатывая эту песню в "Великорусе" (№ 367), Шейн избавился от темного слова шупова, изменив текст:
Почто меня, молодца, оженила?
Неясно, откуда взята эта поправка? Очевидно, что слово шупова получилось из небрежного изображения и неосмысленного чтения начальных букв слова "г" и "л". И содержание песни, и известные варианты говорят здесь за необходимость читать глупова (т. е. слишком молодого) вм. шупова.
В "Сборнике Кирши Данилова" (см. превосходное издание 1901 г., стр. 163) читаем: "Сам бы то я тое земчуженку проалмазил, посадил бы я на золотой свой спеченик". Что за слово спеченик? В печати нет вариантов к данной песне "Сборника Кирши Данилова", но нам удалось познакомиться с замечательным рукописным песенником средины XVIII в., принадлежащим И. С. Абрамову, в котором нашелся вариант к данной песне с совершенно ясно читаемым в данном месте словом спенечик, т. е. шпененек, дающим полный смысл тексту.
Приведем несколько предположительных поправок подобного рода к книге В. В. Сиповского "Русские повести XVII-XVIII вв." (СПб., 1905).
"С год времени спустя господин Кошкодавов, не захотя жить более на свете, опокинул" (стр. 89). Наверное: опочинул.
"И только с одним лакеем, отширшись от всех охотников, прямо поскакал ко двору" (стр. 99). Должно быть: отшибшись - отбившись (б = п = р).
"Проезжие люди напервод их пребезмерно испужались" (стр. 103). Очевидно: наперьод. Ср. на стр. 107: вперьод, т. е. вперёд.
"Якоже и npomeiu, ко кралю португальскому" [прислал] (стр. 268). Очевидно: протчiи.
"Много ли мне земли на поможение тела надобно? (стр. 272). Наверное: на положение.
"Сапоги соромятные, потковы медные" (стр. 289). Очевидно: сыромятные.
Из фольклорных изданий последнего времени особенное внимание привлекают "Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия" (вып. 1, М., 1911; вып. II, ч. 1, М., 1917; ч. II, М., 1929). Это - самое замечательное собрание русских песен, изданное энергичными усилиями академиков Миллера и Сперанского, передавших сохранившиеся материалы с образцовой точностью. Печатание данных текстов представляло для их редакторов чрезвычайные трудности вследствие беспорядочного содержания архива песен и утраты многих первоначальных записей, сохранившихся лишь в копиях. Ни копии, ни первоначальные записи не были достаточно строго проверены собирателем П. В. Киреевским, смотревшим на свое собрание как на материал для выработки собственных сводных и исправленных редакций более по принципам художественного чутья и вкуса, чем на основе изучения и точного установления существующих в живом обороте текстов. Естественно, что в данном издании оказалось несколько мест, спорных в отношении передачи слов и затруднительных для их истолкования. Предлагаем, в виде опыта, некоторые поправки к темным местам данных текстов.
Твои кудри соломенные,
Уста твои щипицильные (I, 23, № 54).
Вероятно: шипицильные от шипица, колючий кустарник.
Еще судят его ветляные,
Нашесточки дубовые,
Уключинки шелковые (I, 25, № 61).
Предполагаем чтение: суда-то.
Тебе полно коня томить,
Тебе полно ковра полетить (I, 35, № 87).
Описка или опечатка. Очевидно: полстить - сбивать, мять ковер (войлочный).
Конем у ворот шурмовал,
Дубовые вереюшки расшатал (I, 47, № 121).
По-видимому, вместо "копьем шурмовал". Ср. пословицу: "Конем воевать, а копьем шурмовать" (Симони, Старинные сборники русских пословиц..., 114, № 1318).
По морозу босиком,
Покрове нагишом! (I, 58, № 159).
Вероятно: по кроле (псковское слово), т. е. по кровле.
"Еще по нашим счасном (счастьем) попали в глаза ракитовые кусты" (I, 80, приговоры дружки). Предлагаем чтение: по нашим счаскам (счасткам), т. е. по нашему счастью.
Показался мне молодец
Почернее тела черного,
Побледнее листа капустного (I, 83, № 247).
Вероятно: чела (отверстия русской печи, через которое идет дым).
Стакарели ли с рук железа крепкие,
Кандалы тяжелые? (I, 208, № 748).
Может быть, видоизменение слова: стокарили - сточили напильником.
Таусен, а ты кложичка,
Таусен, а ты кочережечка (I, 295, № 1071).
Вероятно: клюжечка, уменьш. от клюка, особый вариант слова клюшечка.
Полно, дьявол, изшляться надо мной,
Пора ехать с пашенки домой (П., I, № 1341).
Следует: изгиляться - издеваться.
Застрелил он девицу,
Из (за?) часта куста,
Из (за?) частова кустика... (П., I, № 1529).
Поправка в скобках, по-видимому Киреевского, излишня: стрелять вполне возможно из куста, скрываясь в нем.
Из Питера, из Карфета
Присылал милой билеты (П., II, 148, № 2193).
Замечание Киреевского: "Вероятно: из Кронштадта: странное изменение!" Предлагаем чтение: из корвета - вид морского судна, малый фрегат.
Ему люди говорят:
Любовница твоя раскирёная была (П., II, 183,
№ 2350)
По-видимому: раскорёная - от корить (упрекать).
Поехали на скопы
На высокой лошади (П., II, 273, № 2707).
Может быть: по снопы. Ср. детскую колыбельную песенку Московск. у.:
Наша Дуня-дура
Поехала по снопы
На высокой лошади... [12]
Заряжали горшки плошками,
Стреляли, палили
Во город, во кутник (там же, 274).
Очевидно: город кутник - шутливое название кута, угла против печи.
Достоверность подобных поправок зависит от более или менее удачного анализа условий происхождения возникающих ошибок. В основе конечной неверной графики, дающей несуществующие слова, лежит прежде всего возможность неправильной подмены нечетко изображаемых букв и частей их в рукописях сходными буквами и штрихами, принимаемыми при чтении: пронюхала - прошохала, глупова - шупова и т. п. Этот анализ следует вести в пределах общих фонетических, морфологических, синтаксических и лексических возможностей и невозможностей для каждого данного словоупотребления. В исключительных случаях, когда тексты могут быть проверены по первоисточнику или повторяются в вариантах, решение сомнительных чтений и толкование темных слов значительно облегчаются показаниями этих источников. В общем же и здесь, как и для других случаев выяснения темных русских слов, необходимы словари языка современного, старого и областного гораздо более полные, чем мы имеем.

--------------------------------------------------------------------------------

Примечания

1. М. Н. Макаров, Опыт русского простонародного словотолковника. "Чтения в Обществе истории и древн. росс.", 1845.

2. См.: Н. М. Тупиков, Словарь древнерусских личных собственных имен.

3. Очевидно, город, обнесенный известного рода стеною (ср. Китай-город - часть старой Москвы).

4. См.: М. Комаров, Повесть о приключениях английского милорда, СПб., 1782, 59; А. Веселовский, Две заметки. "Журн. м-ва нар. просв.", CCXLI, отд. 2, 174; М. Xаланский, Кого нужно разуметь под именем черных арапов в сербской народной поэзии. "Русск. филол. вести.", 1882, т. VII, 113; И. Абрамов, Царь Максимилиан. "Сб. ОРЯС", т. ХС, № 7, 20.

5. "А Игорь князь... въвръжеся на бръзъ комонь, и скочи съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца" (снимок с 1-го изд. 1800 г., М., 1920, стр. 40-41).

6. См.: "Изв. по русск. яз. и словесности", 1929, т. II, кн. 1, стр. 185.

7. Очевидно, скамеечка или подставной столик.

8. "Сборник ОРЯС", т. CI, № 3, стр. 103-106 ("Одиннадцать интермедий XVIII века", изд. ОЛДП, 1915, № CLXXXVII, 57).

9. Бутылочный цвет - темно-оливковый. Брусьяный, арханг. - красный, багряный, цвета брусники (Даль).

10. См.: Ф. Е. Корш, Разбор вопроса о подлинности "Русалки" Пушкина по записи Д. П. Зуева.

11. "Изв. ОРЯС", 1898, т. III, кн. 3, 715-716.

12. "Сборник ОРЯС, т. LXVIII, № 3, 88.