Указание И. В. Сталина на то, что курско-орловский диалект (курско-орловская "речь") "лёг в основу русского национального языка"¹ , по-новому освещает как историю русского языка, так и проблему образования русской нации. Гениальные труды И. В. Сталина по национальному вопросу, вопросам языкознания и проблемам социализма в СССР, являясь вершиной научной мысли, представляют собой теоретический фундамент для решения вопроса о происхождении великорусской народности и формировании её в русскую нацию.

Устанавливая, что "нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры", И. В. Сталин обращает особое внимание на то, что "...ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации"² .

В свете этих указаний, а также сталинского положения о том, что "язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык"³ , журнал "Вопросы истории" поставил на обсуждение проблему, имеющую глубокое теоретическое значение, - об исторических условиях складывания русского национального языка на основе курско-орловского диалекта. Статья И. М. Ионенко⁴ , открывающая обсуждение, заслуживает большого внимания как первая в печати попытка, опираясь на труды И. В. Сталина по языкознанию, рассмотреть этот сложный вопрос. Как отмечено в журнале "Вопросы языкознания" (1952, N 1, стр. 18), попытки некоторых языковедов рассмотреть в докладах формирование русского национального языка на основе курско-орловского диалекта оказались неудачными. Более удачным в этом отношении представляется нам выступление Р. И. Аванесова на заседании Института

По поводу статьи И. М. Ионенко "Об исторических условиях превращения курско-орловского диалекта в основу русского национального языка". "Вопросы истории" 1952. N 7.

¹ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. Госполитиздат. 1952, стр. 43 - 44.

² И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 296, 297.

³ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 22.

⁴ Нельзя не возразить против заголовка статьи И. М. Ионенко - "Об исторических условиях превращения курско-орловского диалекта в основу русского национального языка" (разрядка наша. - Г. З. ). Курско-орловский диалект не превратился, а "лёг в основу русского национального языка", по точному определению И. В. Сталина, продолжая вместе с тем и своё дальнейшее существование, но уже в качестве местного диалекта в рамках национального языка. Подробно об этом см.: Г. Д. Санжеев. Образование и развитие национальных языков в свете учения И. В. Сталина. "Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина". Изд. Московского университета. 1952, стр. 357 - 358; Р. И. Аванесов. Учение о языке и диалекте в свете трудов И. В. Сталина по языкознанию. Там же, стр. 311.

языкознания, посвященном второй годовщине опубликования трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания⁵ .

И. М. Ионенко в своей статье привлёк интересный материал исторической литературы для характеристики сложных процессов в Русском государстве в XVI - XVII вв., дал ряд ценных наблюдений, а также более или менее правильных выводов. Но его основные заключения, сделанные на основе анализа материалов исторической и лингвистической литературы, вызывают возражения.

Прежде всего заметим, что автор мало и некритически использовал данные диалектологии. Он ссылается, правда, на недостаточную разработанность истории русского языка лингвистами и сам признаёт, что его статья "страдает известной односторонностью"⁶ . Со времени выхода в свет труда И. В. Сталина "Марксизм и вопросы языкознания" в нашей лингвистической литературе уже появились работы, по-новому освещающие некоторые моменты в истории русского языка. Интересные теоретические положения рассмотрены в упомянутых уже статьях Р. И. Аванесова и Г. Д. Санжеева. Вышли отдельные учебные пособия, в которых содержится некоторый фактический материал из истории русского языка⁷ и русской диалектологии⁸ . Сделана попытка написать специальное исследование, посвященное говорам Орловской области⁹ . В работах перечисленных авторов нашло отражение сталинское учение о языке.

И. М. Ионенко ещё не имел возможности ознакомиться с приведёнными новейшими материалами. В своей статье он ссылается на старые труды А. А. Шахматов Е. Будде, Е. Карского и других дореволюционных языковедов. Недостаточно убедительны и его ссылки на работу Р. И. Аванесова, напечатанную в 1947 году. Последние выступления Аванесова в печати свидетельствуют о том, что сталинское учение о языке дало ему возможность по-новому подойти к рассмотрению ряда вопросов русской диалектологии и сделать определённые выводы¹⁰ .

Важно, конечно, не столько то, в какой степени И. М. Ионенко использует те или иные данные, сколько выводы, к которым он приходит на основе этих данных. В своей статье он правильно пишет, что "развитие языка народности в язык национальный на основе курско-орловского диалекта было теснейшим образом связано с социально-экономическим развитием страны"¹¹ . Прав также И. М. Ионенко, говоря о том, что в процессе формирования русской нации Курско-Орловский край выдвинулся на особое место в хозяйственной и социальной жизни России. Но, по нашему мнению, он неверно определяет хронологические рамки данного процесса.

Никак нельзя согласиться с автором статьи, когда он относит к XVI в. те моменты в историческом развитии края, которые свойственны более позднему периоду. Так, например, не представляется возможным считать, что уже в XVI в. территория южных уездов Русского государства была "вполне "освоенною" помещиками и государевой администрацией"¹² . О каких, собственно, уездах идёт речь? Если об уездах будущих Курской и Орловской губерний, то эти уезды в большинстве своём были заселены и оформлены как административно-хозяйственные единицы лишь в течение XVII века. Ведь на территории Курского края только в конце XVI и в течение XVII в, возобновляются и строятся города как военно-оборонительные пункты¹³ . Только во

⁵ "Вопросы языкознания", 1952, N 5, стр. 123; Р. И. Аванесов. Лингвистическая география и история русского языка. "Вопросы языкознания", 1952, N 6, стр. 25 - 47.

⁶ И. М. Ионенко. Об исторических условиях превращения курско-орловского диалекта в основу русского национального языка. "Вопросы истории", 1952, N 7, стр. 89.

⁷ П. Я. Черных. Историческая грамматика русского языка. М. 1952.

⁸ П. С. Кузнецов. Русская диалектология. М. 1951.

⁹ См. автореферат докторской диссертации С. И. Коткова "Говоры Орловской области". Орёл. 1952.

¹⁰ Кроме названных работ Р. И. Аванесова, см. также его статью "Вопросы лингвистической географии русских говоров центральных областей". "Известия" АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. 11, вып. 2. М. 1952, стр. 151 - 178.

¹¹ И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 99.

¹² Там же, стр. 97.

¹³ П. П. Смирнов. Города Московского государства в первой половине XVII века. Т. 1, вып. 1 и 2. Киев. 1917 - 1919; Н. Д. Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. СПБ. 1889.

второй половине XVII в. они приобретают значение культурных и экономических центров¹⁴ .

Конечно, военно-оборонительным мероприятиям правительства на юге сопутствовала, а иногда и предшествовала "мирная колонизация", но сельское население интересующего нас края, особенно его южных уездов, было ещё очень незначительным даже в первой половине XVII века. Так, например, в 1646 г. всё население Корочанского уезда (в будущем Курской губернии) состояло из 120 помещиков - "детей боярских" - и 42 крестьян (мужского пола). В соседнем Оскольском уезде крестьянское население состояло из 181 мужчины¹⁵ . При таком редком сельском населении хозяйство края, находившегося под постоянной угрозой нападения со стороны "дикого поля" - степи, вряд ли могло составить существенную часть экономики страны.

Переписные книги населения южных уездов XVII в. (1646 и 1678 гг.) неоднократно приводят примеры сожжения целых сёл и деревень татарами и "литовскими людьми"¹⁶ . В течение всего XVI и первой половины XVII в. происходит планомерное освоение территории к югу от Москвы путём основания городов-крепостей и организации оборонительных линий, "засечных черт", которые, соединяя эти города, располагались клином вглубь "дикого поля"¹⁷ . И только с середины XVII в., в связи с постройкой последней оборонительной системы - Белгородской засечной линии, в южных уездах создались благоприятные условия для развития сельского хозяйства. И в предшествующий период на южной окраине Русского государства, возможно, продолжало существовать местное сельское население, которое тем или иным образом уцелело со времён татарских "погромов", т. е. ещё с XIII века. Оно ютилось отдельными островками в стороне от тех мест, по которым пролегали пути татарских нападений. Но ни хозяйство этого редко встречающегося "жилецкого" населения, ни поместное хозяйство мелкого военно-служилого сословия, "московских дворян" и "детей боярских", "испомещаемых" московским правительством на юге, не могло быть сколько-нибудь значительным.

Только со второй половины XVII в. на территории Курско-Орловской земли, а также Воронежского края и далее на восток и на юг вглубь "дикого поля" создаются условия для быстрого заселения и роста производительных сил края. Это было связано с ликвидацией опасности нападений со стороны степи, с воссоединением с Россией братского украинского народа и заселением Слободской Украины, взявшей на себя роль защитника южных границ государства. Происходит быстрое развитие, сельскохозяйственного производства, основанного на поместном землевладении дворян-"однодворцев" и на крупном поместно-служилом и вотчинном крепостническом землевладении. При этом крестьянское хозяйство и хозяйство мелкого военно-служилого сословия, в основном базирующееся на личном труде "воина-пахаря", отступает на задний план перед крупным поместно-служилым и вотчинным землевладением крепостников-помещиков¹⁸ .

Таким образом, нельзя говорить применительно к XVI в. о полном "освоении" Курско-Орловского края, преувеличивать удельный вес края в экономической и политической жизни страны, к чему склонен И. М. Ионенко¹⁹ .

Источники по истории Курско-Орловского края заключены в богатых архивных фондах Поместного приказа и Разряда, а также других правительственных учреждений XVII века. Данные этих источников позволяют придти к выводу, что только со второй половины XVII в. и особенно в течение XVIII в. Курско-Орловская земля начинает играть видную роль в экономической и соответственно социальной жизни России²⁰ .

¹⁴ П. И. Лященко. История народного хозяйства СССР. Т. 1, 3-е изд. 1952, стр. 276.

¹⁵ ЦГАДА, ф. 1209, к. 12285, лл. 13 - 29, 30 - 124.

¹⁶ Там же, к. 10556, лл. 245, 265, 359, 407, 443, 444 и др.

¹⁷ А. И. Яковлев. Засечная черта Московского государства в XVII веке М. 1916.

¹⁸ А. А. Новосельский. Распространение крепостнического землевладения в южных уездах Московского государства в XVII в. "Исторические записки". Т. 4, 1938, стр. 21 - 40.

¹⁹ И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 96 - 97.

²⁰ Это подтверждается материалом Писцовых и Переписных книг XVII века. Анализ содержащихся в Переписных книгах 1646 и 1678 гг. материалов по уездам Курско-Орловского края даёт возможность проследить увеличение плотности населения и густоты населённых мест во второй половине XVII века. По Писцовым книгам

Постепенное распространение на юг крупного землевладения, основанного на крепостном труде, способствовало интенсивному росту сельского хозяйства и производства сельскохозяйственных продуктов, занявшего видное место в экономике к началу XVIII века. В этом немаловажное значение имел и прогрессивный характер самого поместно-служилого землевладения юга по сравнению с отсталыми формами землевладения и земледелия на севере страны, а также южный чернозём²¹ .

Во второй половине XVII в. южные районы стали снабжать Москву хлебом из относительно далёких окраин (Курск, Оскол)²² . Города эти из военно-укреплённых пограничных пунктов постепенно превращались в местные торговые и культурно-хозяйственные центры, а Москва стала снабжать бывшие окраины своими промышленными товарами. Так устанавливается экономическая специализация Курско-Орловской земли как основной сельскохозяйственной базы страны. Экономическая связь южных земель с центром становилась всё более прочной. К XVIII в. эти чернозёмные районы входят неразрывной частью в общее народное хозяйство страны и принимают участие в сложении "всероссийского рынка"²³ .

Участие Курско-Орловского края в складывании "всероссийского рынка", вовлечение этого края в торговый обмен с другими областями страны выразилось, между прочим, в том, что в середине XVII в. была создана известная Курская Коренная ярмарка, которая в XVIII в. приобретала всё большее значение²⁴ . В 20 - 30-х годах XVIII в. значительное количество товарного хлеба дают районы Курско-Орловской земли²⁵ .

В такой исторической обстановке говоры южновеликорусского наречия с наиболее типичным их проявлением в курско-орловском диалекте стали выдвигаться на роль основы языка русской нации.

Образование национальных языков связано с формированием наций. Основные элементы русской нации получают своё развитие в "новый период русской истории (примерно с 17 века)", когда, как указывает В. И. Ленин, в России устанавливаются национальные связи, что выражается в сложении всероссийского рынка²⁶ , представлявшего собой необходимый признак общности экономической жизни, экономической связности²⁷ нации. Поэтому интенсивный рост основных элементов русской нации, в том числе национальной языковой общности, следует относить к новому периоду русской истории, к XVII - XVIII векам²⁸ .

Однако причины образования русского национального языка на основе курско-орловского диалекта нельзя объяснять только экономическими и социальными условиями, в какие была поставлена территория с распространённым на ней местным, территориальным диалектом.

Язык, как это гениально доказано И. В. Сталиным, не является надстройкой²⁹ . Следовательно, жизнь языка, его развитие, не является простым преломлением развития того же времени можно установить социальный состав и экономическое положение населения, смену форм землевладения и т. д. Частичная публикация отдельных Переписных книг Курско-Орловского края осуществлена Е. Е. Замысловским. Извлечения из Переписных книг 1676 - 1682 гг. "Летопись занятий Археографической комиссии", вып. 8. СПБ. 1888; Г. М. Пясецким в "Трудах Орловской учебной архивной комиссии". 1893, вып. 3 - 5 и др.

²¹ П. Лященко. Указ. соч., стр. 228 - 231, 248 - 249.

²² Н. Новомбергский. Очерки внутреннего управления в Московской Руси XVII столетия. Продовольственное строение. Материалы. Т. 1. "Известия" Томского университета, кн. 58. Томск. 1914.

²³ П. Лященко. Указ. соч., стр. 321.

²⁴ В. Самсонов. Курская Коренная ярмарка. "Учёные записки" Курского государственного педагогического института, N 2. Курск. 1949, стр. 96 - 134.

²⁵ Б. Б. Кафенгауз. Хлебный рынок в 20 - 30-х годах XVIII столетия. "Материалы по истории земледелия СССР". Сб. 1. М. 1952, стр. 465, 473, 509 - 510.

²⁶ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 1, стр. 137 - 138.

²⁷ См. И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 295.

²⁸ См. Е. Заозерская. К вопросу о сущности и основных этапах "нового периода" в истории России. "Вопросы истории:", 1951, N 12. В ходе дискуссии о периодизации истории СССР, организованной журналом "Вопросы истории", был также затронут вопрос о формировании русской нации и хронологических рамках этого процесса. См. статьи Н. Дружинина, И. Смирнова, В. Пашуто и Л. Черепнина, С. Юшкова и других в журнале "Вопросы истории" за 1949 - 1951 годы.

²⁹ См. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 5 - 11.

экономического строя общества. В процессе образования национального языка большую роль играют внутренние законы развития языка.

Местные диалекты наделены своим грамматическим строем и основным словарным фондом, они обслуживают народные массы. "Ввиду этого, - пишет И. В. Сталин, - некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки"³⁰ . Полагаем, что грамматический строй и основной словарный фонд местного диалекта так же являются продуктом целого ряда эпох, как и тот язык, частью которого является диалект³¹ .

По нашему мнению, И. М. Ионенко допускает ошибку при решении вопроса о происхождении самого курско-орловского диалекта. Он настойчиво старается проследить прямую связь между этим диалектом как частью великорусского языка и местными диалектами периода феодальной раздробленности, бытовавшими на территории Курско-Орловской земли. Более того: через эти местные диалекты И. М. Ионенко пытается установить связь между территориальными говорами великорусского языка и местными диалектами древней Руси, восходящими, в свою очередь, к племенным диалектам восточных славян. У него получается, что курско-орловский диалект развился на основе местного диалекта Северщины и Черниговщины. И. М. Ионенко, таким образом, склонен усматривать в курско-орловском диалекте какую-то северянско-вятическую основу"³² . В связи с этим автор трактует историю Курско-Орловской земли так, словно этот край на протяжении всей русской истории занимал выдающееся положение, а население края всегда играло главенствующую роль в социальных и политических событиях. Автор как бы хочет сказать, что с древних времён подготовлялись условия, чтобы на территории Курско-Орловского края сложился диалект, послуживший основой русскому национальному языку³³ . Видимо, в этом, по его мнению, и заключаются зарождение и развитие элементов нации до её становления.

И. В. Сталин учит, что "...элементы нации - язык, территория, культурная общность и т. д. - не с неба упали, а создавались исподволь, еще в период докапиталистический"³⁴ . "Докапиталистическим" периодом для русской нации явился период сложения централизованного единого Русского государства с выдвижением Москвы как объединяющего культурного, социально-экономического и политического центра. В этот период территория к югу от Москвы как раз и занимает особое положение в связи с потребностями обороны, а в среде населения этой территории складывается южновеликорусское наречие, наиболее ярким проявлением которого позднее становится курско-орловский диалект. Таким образом, в период образования единого Русского государства закладываются элементы будущих общностей русской нации - языка, территории, культуры. Но не ранее! Нельзя же считать общность территории древнерусского государства и общность древнерусского языка элементами будущей русской нации. Эти общности древнерусской народности были неустойчивыми. Неустойчивость выразилась в том, что на основании единой древнерусской народности сложились три народа и три языка. Следовательно, нельзя возводить происхождение устойчивой территориальной и языковой общности нации к неустойчивой территориальной и языковой общности древней Руси. А поэтому курско-орловский диалект эпохи образования русского национального языка, так же как те местные южнорусские говоры, из которых он сложился в процессе развития великорусской народности, нельзя возводить к племенным диалектам коренного славянского населения Курско-Орловского края - вятичей, северян, радимичей. Однако И. М. Ионенко утверждает нечто подобное, когда пишет, что южные диалекты великорусской народности "возникли на основе племенных диалектов коренного славянского населения - вятичей, радимичей и северян"³⁵ .

Не говоря уже о том, что территория Курско-Орловского края отнюдь не совпадает с территорией вятичей и северян, надо отметить, что здесь автор, по-видимому, отождествляет диалект с языком. Товарищ Сталин говорит: "Структура языка, его

³⁰ Там же, стр. 43.

³¹ См. там же, стр. 9.

³² См. И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 93.

³³ Там же, стр. 91 - 93, 100.

³⁴ И. В. Сталин. Соч. Т. 11, стр. 336.

³⁵ И. М. Ионенко. Указ соч., стр. 91.

грамматический строй и основной словарный фонд есть продукт ряда эпох"³⁶ . Речь, как мы видим, идёт о языке, но не о диалекте.

И. М. Ионенко пытается проследить преемственную связь между диалектами различных эпох на одной и той же территории. В данном случае он, по-видимому, находится под влиянием лингвистической схемы А. А. Шахматова, по которой, как известно, три восточнославянских языка и деление русского языка на наречия строго соответствуют племенным восточнославянским диалектам. Но А. А. Шахматову так и не удалось установить существенные признаки диалектов племенной эпохи. Он, по сути дела, либо ограничивался искусственными конструированиями этих диалектов либо отождествлял их с местными диалектами древнерусского языка, а также с диалектами периода феодальной раздробленности. Последние, конечно, развились на базе древнерусских говоров, но отнюдь не всегда совпадали с ними в своём территориальном распространении и, тем более, не соответствовали племенным диалектам. Не надо забывать, что племенной быт как таковой в основном был забыт восточными славянами в процессе формирования древнерусского государства.

Развитие языка древней Руси с его общенародной разговорной речью, письменностью и литературой постепенно смело языковую обособленность бывших племенных территорий. Исключение составляли, по-видимому, вятичи, радимичи и северяне, сохранявшие ещё некоторые племенные черты, да и то более в культуре, чем в языке. Наконец, перегруппировка диалектов, обусловленная социально-политическими и экономическими событиями периода феодальной раздробленности, привела к развитию новых территориальных диалектов древнерусского языка и к окончательной нивелировке языковых особенностей бывших племенных областей. Всего этого не учитывал А. А. Шахматов и поэтому устанавливал прямую связь между старыми племенными диалектами и национальными восточнославянскими языками, а также их отдельными наречиями. Не было бы необходимым останавливаться на критике шахматовской схемы, если бы И. М. Ионенко в своих выводах не опирался на её положения и не повторял её ошибок.

Таким образом, курско-орловский диалект, сложившийся в XVII в. и в качестве диалекта складывающейся русской нации положенный в основу русского национального языка, нельзя возводить к диалектам феодальных княжеств Черниговщины и Северщины. Эти диалекты сами являлись местными диалектами древнерусского языка и носили ещё некоторые признаки своего племенного происхождения, сохраняя пережитки племенных связей. В ."новом периоде русской истории" действуют иные, национальные связи, территориальные связи; им и обязан своим развитием курско-орловский диалект.

Объясняя причину, почему именно диалект южновеликорусского наречия лёг в основу русского национального языка, И. М. Ионенко пользуется так называемым "методом исключения". Он пишет, что диалекты Владимиро-Суздальской земли не могли стать основой языка складывающейся народности, так как "там не было преобладавшего над другими прочного и устойчивого диалекта"³⁷ . То же говорит он о Новгородской земле. Условия же политической, экономической и культурной жизни Черниговщины и Северщины XI - XII вв.(?!) "способствовали интенсивному языковому творчеству, а сравнительно однородная этническая среда представляла для этого творчества прочную основу"³⁸ . Как будто в других местах не было "интенсивного языкового творчества" и "сравнительно однородной языковой среды"!

Следует отметить положительные суждения и отдельные выводы автора. Он правильно считает важным фактором в развитии Курско-Орловского края напряжённость классовой борьбы в XVII веке. Он отмечает, хотя и бегло, определяющую роль Москвы в развития русского литературного языка. Правильным является и вывод, что "в XVII в. были заложены лишь основы языка русской нации, который продолжал оформляться и в течение последующих веков мало-помалу заглушил и подчинил себе, местные диалекты"³⁹ . Однако все эти суждения автора носят частный характер и лишь косвенно относятся к основному вопросу, поставленному в статье.

³⁶ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 26.

³⁷ И. М. Ионенко. Указ соч., стр. 91.

³⁸ Там же, стр. 92.

³⁹ Там же, стр. 100.

В основном же вопросе о развитии русского национального языка И. М. Ионенко приходит к ошибочному заключению, полагая, что "в рамках XII - XV вв. на основе юго-восточных "акающих" диалектов, восходящих к племенным диалектам вятичей и северян и, по-видимому, очень близких формировавшемуся некогда древнерусскому языку, сложился язык русской (великорусской) народности. В рамках XVI - XVIII вв., когда создавалась русская нация, главной лабораторией её языкового творчества продолжали оставаться области, лежавшие на юг от Москвы, в числе которых в силу ряда исторических причин особенное значение приобрели районы Курска и Орла"⁴⁰ .

В чём ошибочность этого основного вывода, сделанного И. М. Ионенко в конце статьи?

Во-первых, автор неправильно представляет себе основные этапы складывания великорусской народности и развития её в нацию. Признавая, что "в рамках XVI - XVIII вв. ...создавалась русская нация", он тем самым искусственно соединяет два этапа: складывание великорусской народности (XV - XVI вв.) и формирование в "новый период русской истории (примерно с XVII века)" русской нации.

Во-вторых, предполагая преемственную связь в развитии диалектов различных эпох на одной и той же территории и устанавливая племенную основу диалектов Курско-Орловского края, автор, по нашему мнению, совершенно неправильно представляет себе историческое развитие русского национального языка. Он считает, что язык великорусской народности складывается в XII - XV вв. на основе юго-восточных "акающих" диалектов. Либо автор не желает видеть связь между процессом образования единого Русского государства и складыванием великорусской народности, а равно и её языка, либо он смещает этот процесс хронологически. Не представляется возможным говорить о сложении великорусской народности в момент наиболее сильного феодального разобщения русских земель, характерного для XII - XIII веков. И даже в XIV в. собирание земель вокруг Москвы было лишь подготовительным этапом к сложению единого Русского государства в XV - XVI вв., на территории которого формируется великорусская народность.

Что касается языка великорусской народности, то, как полагает Р. И. Аванесов, в основе его на первоначальных этапах формирования лежали говоры Ростово-Суздальской земли с превосходством московских переходных говоров⁴¹ . "Акающие" южные говоры не могли быть в то время ведущими говорами языка великорусской народности, по-видимому, потому, что основная территория их распространения совпадала с недостаточно населённым краем, который не имел ещё важного хозяйственного значения. Более того, часть этой территории находилась до XV - XVI вв. вне пределов Русского государства. Следуя рассуждениям И. М. Ионенко, пришлось бы допустить, что центром складывания великорусской народности была именно такая территория, отчасти даже не входившая в состав Русского государства XV - XVI веков. Кстати, в статье встречается утверждение, которое просто вызывает недоумение читателя. Как, например, следует понимать мысль, выделенную автором в следующий самостоятельный абзац: "До включения "заоцких" "верховских" городов в состав Русского государства они были обращены против Литвы, с XVI в. они превратились в опорные пункты обороны против крымских татар"⁴² ? Каким образом могли не входившие в состав Русского государства города быть обращенными против Литвы, в то время как они были насильственно отторгнуты той же самой Литвой и подчинены ей!

*

Опираясь на гениальные труды И. В. Сталина по вопросам языкознания, а также используя выводы советских диалектологов, позволим себе высказать некоторые соображения по поводу обсуждаемого вопроса.

Современный русский язык развился на основе тех элементов восточнославянской речи, которые, согласно учению И. В. Сталина, "...были заложены ещё в глубокой древности"⁴³ . На основе этих элементов сложились родовые, а затем племенные языки

⁴⁰ Там же.

⁴¹ Р. И. Аванесов. Рецензия на книгу П. С. Кузнецова "Русская диалектология". "Советская книга", 1952, N 6, стр. 94.

⁴² И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 97.

⁴³ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 26.

восточных славян. В процессе развития восточнославянского государства, древней Руси, сложилась единая древнерусская народность с единым на её территории языком, при наличии, конечно, в нём местных диалектов, восходящих к племенным диалектам. Один из таких местных диалектов, существовавший на территории экономического и культурного центра древней Руси, - киевский диалект (его основой был, по-видимому, племенной язык полян) - послужил основой как общеразговорному, так и письменному языку древнерусской народности.

Дальнейшее развитие древнерусской народности и её языка приводит к образованию трёх братских восточнославянских народностей - великорусской, украинской и белорусской, - с соответствующими языками.

Каким же путём шли обособление и развитие этих трёх народностей и языков?

Мы разделяем точку зрения И. И. Смирнова, который считает положение И. В. Сталина, объясняющее развитие единого монгольского языка⁴⁴ , применимым и к образованию трёх братских восточнославянских языков⁴⁵ . Следует также учесть те внутренние противоречия общества, которые ведут к его политическому и территориальному дроблению. В языковом отношении это сопровождается смещением диалектных границ⁴⁶ . Подобный процесс можно усмотреть в древнерусском государстве. Распад древнерусского государства, исторически обусловленный переходом общества на новую ступень феодальной формации, внёс территориальную раздробленность и культурную обособленность. Разумеется, всё это вело к обособлению местных территориальных диалектов.

Понятно, что основные элементы великорусского, украинского и белорусского языков, потенции их дальнейшего самостоятельного развития коренились ещё в древнерусском языке раннефеодальной поры. Общевосточнославянский, или древнерусский, язык Руси, как уже было отмечено, безусловно, распадался на ряд территориальных диалектов, которые имели свои характерные особенности. В диалектах древнерусского языка, несомненно, должны были существовать лексические грамматические и фонетические различия, но эти различия не нарушали единства общенародного языка. Распад древнерусской народности обособил диалектные группы в различных разобщённых государственных объединениях. В связи с этим происходит процесс смещения диалектных границ. А в результате бывшие местные диалекты, восходившие к племенным языкам, перегруппировываются по новому территориальному принципу. Нет сомнения, что среди областных территориальных диалектов периода феодальной раздробленности выделились отдельные диалекты, которые впоследствии явились основами для складывания языков трёх народностей.

Возможность зарождения и развития этих языков коренилась в неустойчивости территориальной и языковой общности в период древнерусского государства. Решающим этапом в развитии языков трёх восточнославянских народностей можно считать период от XIII до XVI в. включительно. В это время по-различному устраивались судьбы отдельных частей древнерусской народности. Начальный этап формирования украинцев и белорусов происходил частично на территории, отторгнутой насильственно от Русского государства. Польшей и Литвой. Всё это отразилось на развитии украинского и белорусского языков и обусловило и некоторое своеобразие культурного развития двух братских народов. Можно предполагать, что начало формирования великорусской народности по времени предшествовало складыванию белорусской и украинской народностей. Поэтому основной поток культурных традиций древней Руси влился в культуру великорусской народности. Сохранению этих традиций и перенесению их в новые культурные центры способствовал ряд факторов. К ним относится, между прочим, то обстоятельство, что церковный центр был перенесён из Киева во Владимир, а затем в Москву. Вместе с ним отчасти переходили и те литературные письменные

⁴⁴ Там же, стр. 44.

⁴⁵ И. Смирнов. Общие вопросы периодизации истории СССР. "Вопросы истории", 1950, N 12, стр. 95 - 96. Возражение И. И. Смирнову, сделанное по этому поводу В. Пашуто и Л. Черепниным, очевидно, лишено оснований ("Вопросы истории", 1951, N 2).

⁴⁶ О смещении территориальных границ как условии дифференциации языков см. в статье Т. С. Шарадзенидзе. Процессы дифференциации и интеграции языков. "Вопросы языкознания", 1952, N 1, стр. 65 - 79.

традиции, которые существовали в древнерусском государстве. Об этой преемственности очень хорошо говорит сохранение в последующей, уже "московской литературе" традиций "Слова о полку Игореве", что мы видим на примере "Задонщины". Разумеется, украинский и белорусский народы в полной мере являются наследниками культурных традиций древней Руси. Вопрос об этих традициях и о параллельном образовании трёх братских народов, конечно, носит специальный характер и требует особого изучения.

Объединение русских земель вокруг Москвы положило конец феодальной раздробленности, а образование в XV - XVI вв. единого Русского государства совпадает с оформлением великорусской народности. Её язык был продолжением и развитием основного потока языка древнерусской народности раннефеодальной поры и периода феодальной раздробленности. Развитие языка выразилось как в обогащении словарного состава, так и в перегруппировке его диалектов. Оформляются два основных наречия - южновеликорусское и северновеликорусское - с промежуточной между ними группой средневеликорусских переходных говоров⁴⁷ .

Начиная с XVI в. можно говорить о сложении общности языка великорусской народности, той общности, которая в дальнейшем привела к сложению национального языка. "История русских говоров этой эпохи, - пишет П. С. Кузнецов, - показывает, как языковые особенности, сложившиеся на юге, постепенно распространяются далеко на север". В качестве примера он приводит распространение с юга на север и так называемого "аканья", особой диалектной черты южновеликорусского наречия: "Наиболее архаические типы его, указывающие на очаг первоначального возникновения, мы находим на территории современных курских и орловских говоров"⁴⁸ . Так языковеды обнаруживают диалектную основу русского национального языка. Многочисленные примеры распространения отдельных признаков южновеликорусской речи в XVI - XVII вв. по всей русской территории приводит П. Я. Черных⁴⁹ .

Итак, процесс складывания русской нации сопровождался формированием её языка на южновеликорусской основе, представленной в сконцентрированном виде в курско-орловском диалекте. Как правильно замечает И. М. Ионенко, "этот диалект сложился на основе разговорной речи местного населения и населения, переселившегося из соседних, расположенных к северу и северо-западу от него районов"⁵⁰ . Необходимо при этом отметить, что значительная часть "пришельцев" (в качестве военно-служилого сословия и вольных поселенцев) являлась потомками того населения южных уездов, которое в своё время вынуждено было бежать, со степной окраины Русского государства от татарского "полона" и "разоренья". В XVI - XVII вв. в качестве низших разрядов военно-служилого сословия, набиравшегося московским правительством "по прибору", южную окраину, по мнению Д. К. Зеленина, населяли в значительной степени потомки аборигенов края. Очевидно, они охотнее других шли на трудную, в условиях пограничья со степью, службу, так как семейные предания часто сохраняли воспоминания о степных краях как о родных местах.

В языке этих людей, вновь поселившихся на юге, не могли не сохраниться, несмотря на их длительное пребывание на севере, элементы южнорусской речи. Но "выходцы с севера принесли с собой и следы московского влияния"⁵¹ . Эта гипотеза Д. К. Зеленина, аргументированная им фактами из диалектологии южновеликорусских говоров, отчасти помогает проследить возможное происхождение тех внутренних

⁴⁷ Диалектные различия в основных наречиях великорусского языка, противопоставляющие юго-запад северо-востоку, не могут быть отнесены к периоду древней Руси. "Для установления хронологии соответствующих языковых явлений характерно, что в тех местах, где границы племенные и феодальной эпохи не сходятся (например, в связи с тем, что часть территории данного племени вошла в состав княжества, по преимуществу заселённого потомками другого племени), языковые границы идут обыкновенно ближе к границам феодальной эпохи" (Р. И. Аванесов. Вопросы лингвистической географии русских говоров центральных областей, стр. 165). Р. И. Аванесов считает, что некоторые диалектные различия появились в конце XIII - начале XIV в., а другие - ещё позднее (там же, стр. 166).

⁴⁸ П. С. Кузнецов. Указ. соч., стр. 19.

⁴⁹ П. Я. Черных. Указ. соч., стр. 125, 148, 190, 241, 229, 275 - 276, 290 - 291 и др.

⁵⁰ И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 98.

⁵¹ Д. К. Зеленин. Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненёбных согласных. СПБ. 1913, стр. 48 - 49.

качеств в южновеликорусском наречии, которые способствовали выдвижению одного из его диалектов на роль основы языка русской нации.

Остановимся более подробно на складывании элементов общности национального языка. И. В. Сталин отмечает, что большие изменения в языке происходят вместе с развитием общественной жизни народа: "...племена и народности дробились и расходились, смешивались и скрещивались, а в дальнейшем появились национальные языки и государства, произошли революционные перевороты, сменились старые общественные строи новыми. Всё это внесло ещё больше изменений в язык и его развитие". Изменения в развитии языка происходят "...путём развёртывания и совершенствования основных элементов существующего языка"⁵² . В свою очередь, эти изменения проявляются и закрепляются в территориальном распространении отдельных диалектов и в их перегруппировке. Так, нужно полагать, путём изменения территориального распространения и перегруппировки местных диалектов древнерусского языка на его основе развиваются три языка.

Таким образом, если имеется в виду русский язык в целом, то он развивался в течение целого ряда эпох, сохранив свои основные признаки: грамматический строй и основной словарный фонд, - заложенные в глубокой древности.

В процессе развития языка народности складываются местные ("территориальные") диалекты. Их наличие в языке свидетельствует об исторических путях складывания народности, а также о том, что её языковая, как и территориальная, общность отличается от характерной для нации общности языка и территории. Устойчивая общность языка и территории развивается на основе национальных связей, путём сложения устойчивой общности экономической жизни, экономической связности⁵³ , появляющейся вместе с развитием капиталистического уклада и знаменующей собою формирование исторической категории - нации.

В. И. Ленин писал, что "...для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе"⁵⁴ . Следовательно, развитие экономической общности находится в диалектической взаимосвязи с общностью языка и территории, вот почему, по определению И. В. Сталина, "только наличие всех признаков, взятых вместе, даёт нам нацию"⁵⁵ .

Рассмотрим вопрос о сложении общности национального языка. Как известно, язык народности складывается из местных территориальных диалектов. Один из них ложится в основу языка нации. "Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская "речь") русского языка, который лёг в основу русского национального языка"⁵⁶ .

Согласно учению И. В. Сталина, "язык относится к числу общественных явлений, действующих за всё время существования общества... Поэтому язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества..."⁵⁷ .

Связь развития языка с развитием общества проявляется в изменениях взаимоотношений различных диалектов и языков, в территориальном размещении тех или иных диалектных черт⁵⁸ . Согласно данным диалектологии, "взаимоотношение диалектов и отношение их к языку литературному для разных эпох были различны"⁵⁹ . Рассмотренный нами исторический путь развития от языков восточнославянских племён до национального русского языка подтверждает правильность сказанного выше.

Несомненно, что грамматический строй курско-орловского диалекта и его основной словарный фонд как общеязыковые элементы явились результатом развития соответствующих категорий в диалектах древней Руси и местных диалектов периода

⁵² И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 27.

⁵³ См. И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 295.

⁵⁴ В. И. Ленин. Соч. Т. 20, стр. 368.

⁵⁵ И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 297.

⁵⁶ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 43 - 44.

⁵⁷ Там же, стр. 22.

⁵⁸ П. С. Кузнецов. Указ. соч., стр. 8.

⁵⁹ Там же, стр. 7.

феодальной раздробленности, поскольку "язык... является продуктом целого ряда эпох"⁶⁰ . Эта мысль И. В. Сталина относится к основным признакам языка в целом, но не к группировке отдельных диалектов. Изменение в языке, как мы уже заметили, находит яркое выражение в перегруппировке диалектов. Здесь важно отметить, что родственные местные диалекты, обладающие своим грамматическим строем и основным словарным фондом, "всегда отличаются друг от друга не всем своим грамматическим строем и основным словарным фондом, а лишь отдельными элементами того и другого. Эти отличия в одних исторических условиях с течением времени увеличиваются, в других, напротив, постепенно сглаживаются, исчезая"⁶¹ . Это утверждение Р. И. Аванесова помогает установить закономерности развития диалектов в разные исторические эпохи. В процессе образования нации территориальные диалекты постепенно теряют свою самобытность. "Они постепенно вливаются в литературно обработанный тип национального языка и исчезают в нем. Это сказывается, между прочим, в нечеткости границ между двумя основными наречиями русского языка"⁶² .

Те закономерности, которые относятся ко всему языку в целом, пронизывают и его диалекты, но не совпадают с частными законами развития самих диалектов, так как последние являются составными частями языка и носят самостоятельный характер. Они живут и развиваются не только по общеязыковым законам, но одновременно и по специфическим законам развития диалектов.

Таким образом, курско-орловский диалект, как составная часть языка великорусской народности, развился на основе говоров южных уездов Русского государства в конце XVI - XVII веках. Окончательно он оформляется как яркая и своеобразная индивидуальность лишь в конце XVII века. В "новый период русской истории", в XVII - XVIII вв., курско-орловский диалект послужил основой русскому национальному языку. Причины этого были заложены не в глубокой племенной основе диалекта и не в территориальной неподвижности и устойчивости его распространения, а в социально-политических и культурно-экономических условиях развития Русского государства XVII - XVIII веков. Исторические условия повлияли на "выбор" диалекта. Но при этом, конечно, надо учитывать действие внутренних законов развития языка - важнейшего фактора в истории языка.

Как замечает Г. Д. Санжеев, "самый "выбор" диалекта, который кладётся в основу того или иного национального языка, происходит чаще всего стихийно в силу исторически сложившихся обстоятельств или иногда определяется выдвижением какого-либо района с особым диалектом как господствующего на данный исторический момент"⁶³ . Под "стихийностью" в данном случае понимается выдвижение одного диалекта из ряда других с точки зрения истории языка и внутренних законов его развития.

Остановимся на вопросе о взаимоотношении литературного языка с общенародной речью. Этот вопрос интересен тем, что он помогает установить решающие моменты в исторических условиях сложения национального языка. Надо отметить, что взаимоотношение между литературным языком и общенародным недостаточно освещено в лингвистической литературе. Но сопоставление некоторых исторических материалов с наблюдениями языковедов и диалектологов позволяет высказать предварительные соображения по данному вопросу. В его решении следует исходить из выдающейся роли Москвы как центра объединения русских земель в единое централизованное Русское государство. Необходимо помнить, что организующая роль в сложении основных признаков русской нации, в том числе и национального русского языка, оставалась за Москвой. Это сказалось в том, что литературная обработка национального русского языка принадлежала московскому говору.

Литературный язык является частью общенародного национального языка. Развитие языка в национальный предполагает необходимое существование языка письменности, литературы. Последний оказывает воздействие на диалектальную пестроту речи общенародного разговорного языка во всём разнообразии его говоров, создавая, таким образом, возможность их взаимосближения. Этим определяется роль литературы

⁶⁰ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 9.

⁶¹ Р. И. Аванесов. Указ. соч., стр. 311.

⁶² Р. И. Аванесов. Вопросы лингвистической географии русских говоров центральных областей, стр. 163.

⁶³ Г. Д. Санжеев. Указ. соч., стр. 348.

И письменности в развитии национального языка, В. И. Ленин придавал большое значение литературному языку в оформлении национального языка, в развитии нации. Он указывал, что "...для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с наделением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе"⁶⁴ , О значении и роли литературного языка в развитии национального языка метко сказал М. Горький: "...язык создается народом. Деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так сказать, "сырой" язык и обработанный мастерами"⁶⁵ . Говоря об условиях развития языка, И. В. Сталин наряду с другими факторами общественной жизни, которые вносят изменения в развитие языка, называет "появление письменности", "появление печатного станка, развитие литературы"⁶⁶ .

Диалект, служащий основой национального языка, таким образом, может оказаться ведущим и выполнить свою историческую миссию в оформлении национального языка главным образом через письменность и литературу. "Основной диалект, - пишет Г. Д. Санжеев, - поставляет формирующемуся национальному языку свой грамматический строй и основной словарный фонд, нормы и элементы которого в литературно-обработанной форме ложатся в основу литературного языка и делаются достоянием всей нации"⁶⁷ .

Воздействие основного диалекта на национальный язык предполагает тесную взаимосвязь между основным диалектом и тем говором, на основании которого складывается язык письменности и литературы. Русский литературный язык, развивая традиции древнерусской письменности, сложился на основе так называемого московского говора. Диалектальная пестрота этого говора не устраняет того положения, что его основа является южнорусской. Известно, что Москва была расположена на племенной территории вятичей. Граница территории этого племени с расположением территории другого племени, радимичей, проходит севернее Москвы. Но мы далеки от того, чтобы южнорусский характер московского говора возводить к племенной основе. Не следует забывать, что "вятические земли, с самого начала вошедшие в состав политической системы Ростово-Суздальской Руси, в целом заселенной, главным образом, потомками кривичей, не обнаруживают своего исконного южновеликорусского характера"⁶⁸ . Вот почему в течение долгого времени в московском говоре и особенно в письменности и языке феодальной верхушки преобладали черты северновеликорусского наречия. Такое положение наблюдается вплоть до XVI века.

Но, по утверждению большинства языковедов, в период образования единого Русского государства население Москвы одновременно "акало" и "окало". Народные массы в основном говорили на наречий, близком к южновеликорусскому, феодальная верхушка употребляла северновеликорусский говор. Победа осталась за общенародным говором. Южнорусская стихия победила и тогда, когда Москва, став центром Русского национального государства, приняла в состав своего населения выходцев из различных областей страны. Народный говор Москвы входил в группу так называемых средневеликорусских говоров. Смешанное происхождение последних отражает сближение между собой южновеликорусского и северновеликорусского наречий⁶⁹ . Как отмечено диалектологами, это сближение выразилось в постепенном распространении южных признаков речи на север (в фонетическом отношении яркий пример представляет распространение на север особой диалектальной черты - "аканья"). Эти элементы оказались наиболее устойчивыми, получив господствующее положение в группе смешанных говоров.

И. В. Сталин пишет: "Совершенно неправильно было бы думать, что в результате скрещивания, скажем, двух языков получается новый, третий язык, не похожий ни на

⁶⁴ В. И. Ленин. Соч. Т. 20, стр. 368.

⁶⁵ М. Горький. О литературе. 1937, стр. 220.

⁶⁶ См. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 26, 27.

⁶⁷ Г. Д. Санжеев. Указ. соч., стр. 362.

⁶⁸ Р. И. Аванесов. Вопросы лингвистической географии русских говоров центральных областей, стр. 165 - 166.

⁶⁹ Ср. В. Н. Сидоров. О происхождении умеренного якания в среднерусских говорах. "Известия" АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. X, вып. 2. 1951, стр. 172 - 183.

один из скрещенных языков и качественно отличающийся от каждого из них"⁷⁰ . Распространяя это положение на историю скрещивания диалектов и основываясь на исследованиях диалектологов, мы полагаем, что при сближении двух наречий преобладающее значение получило южное. Это сближает среднерусские говоры с южновеликорусским наречием и его основным диалектом - курско-орловской речью. Московский говор, получив южный характер вокализма, своей наиболее устойчивой черты, стал частью южновеликорусского акающего наречия. Как говор культурного и экономического центра, он ложится в основу литературного языка, играя роль "авангарда" в основном диалекте национального языка⁷¹ .

Складывающаяся национальная письменность наследует от прошлого письменный язык, сохраняя и используя рациональные и необходимые богатства, накопленные в прошлом народным языкотворчеством и закреплённые в литературе. В этом прежде всего и заключается историческая преемственность в развитии русского языка от языка древнерусской народности до языка русской нации. Такую преемственность, как мы уже отметили, нельзя проследить в истории его отдельных диалектов. Г. Д. Санжеев замечает, что национальный язык развивается "одним потоком, на основе одного из диалектов, поглощающего постепенно прочие диалекты, причем не обязательно такого, на котором раньше базировалась письменность, как это произошло, например, в России"⁷² .

Таким образом, определив взаимоотношение между диалектом, послужившим основой национальному языку, и говором, который лёг в основу литературного языка, мы видим, что говор можно назвать частью диалекта. Поэтому представляется излишним противопоставление, которое делает И. М. Ионенко, когда он пишет: "Если Русь собиралась и объединялась вокруг Москвы, то лабораторией её языка из столетия в столетие являлись районы, лежавшие к югу от Москвы"⁷³ . Не "из столетия в столетие" основой русского языка был курско-орловский диалект. Он мог стать такой основой лишь в связи с возвышением Москвы до роли собирательницы русских земель и центра национальной жизни русского народа. Именно потому, что Москва была "...основой и инициатором создания централизованного государства на Руси"⁷⁴ , центром объединения Руси и создания русского единого государства, центром русской нации, курско-орловский диалект лёг в основу русского национального языка, а московский говор стал основой русского литературного языка и письменности.

В Москве курско-орловский диалект подвергся соответствующей литературной обработке. Развитие русского литературного языка на основе московского говора, в свою очередь, ускорило процесс образования общерусского национального языка на широкой основе курско-орловского диалекта.

Таким образом, мы приходим к заключению, что в образовании русского национального языка, как и в развитии других признаков русской нации, сказалась ведущая роль Москвы.

⁷⁰ И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 29.

⁷¹ Г. Д. Санжеев. Указ. соч., стр. 360.

⁷² Там же, стр. 364 - 365.

⁷³ И. М. Ионенко. Указ. соч., стр. 99. (Разрядка наша. - Г. З. )

⁷⁴ Приветствие тов. И. В. Сталина. "Правда", 7 сентября 1947 года.