Рейтинг
Порталус

Техника и культура: конфликт? Гармония? Компромисс?

Дата публикации: 09 сентября 2015
Автор(ы): А. А. Воронин
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТЕХНОЛОГИИ
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1441789537


А. А. Воронин, (c)

Угрозы, которые в общественном мнении связываются с развитием цивилизации, многообразны и многочисленны. Естественно, что поиски избежания угроз также разнообразны. Политики и идеологи часто видят выходы на пути "возвращения к подлинной духовности общества", всемерного развития культуры, совершенствования законодательства. Направления нужные, но насколько они эффективны? В политическом обиходе слово "культура" не употребляется без прилагательного "духовная", а это словоупотребление обязательно подразумевает нечто божественное. Отсюда парадоксальные вещи. Православная ортодоксия, претендующая на роль пастыря народа, то обустраивая церковную собственность, то препятствуя экуменическим и модернистским тенденциям, то непосредственно занимаясь текущими политическими светскими делами, похоже, больше озабочена своими мирскими делами. Тошно подумать, сколько больных - детей, ветеранов и просто граждан умирало в больницах из-за отсутствия лекарств и ухода, пока наряжался Храм Христа Спасителя, извративший саму идею спасения. Вообще, превращение культуры в фетиш, который всегда больше самого себя, небезвредно. Культура, как панацея от всех социальных болячек общества, часто понимается только и исключительно как резервуар человеческих и общественных добродетелей, которые можно организованно вырастить и разлить по всем порам и трещинам общества. Но ведь культура производит и богов, и демонов, религиозная рознь - плод культуры, мат на улицах - то же самое, гуманитарное здание МГУ - типичный образец нашей образовательной и студенческой культуры. Войны, этнические конфликты, терроризм, да практически все, от чего страдает наше общество и многие люди в нем - ни что иное, как плоды вполне определенной культуры, в которой божественного столько же, сколько справедливости в судах, ответственности в Думе, бескорыстия во власти, дальновидности в политике. Вопрос задается так: если культура общечеловеческая, универсальная и всеобщая по своей природе, нужна ли все-таки России модернизация, она же глобализация, она же цивилизация, или мы пойдем своим путем, а опыт стран, проходивших подобные этапы своей истории, нам неинтересен? Где рычаг, точка опоры, которая поможет в очередной раз перевернуть Землю-матушку? В чем спасение Отечества, на чем строится светлое здание завтрашнего Российского капитализма?

стр. 5


Технократический ответ мы уже знаем: дайте взрасти "новой русской" так сказать общественности, она все приведет к рыночному знаменателю. Православно-клерикальный тоже знаем: дайте нам стать на ноги, приторговывая водкой и табаком, и мы одухотворим Отчизну. Знаем олигархический, бюрократический и "силовой". Не знаем верного ответа, не знаем, где его искать и как ему следовать. Между автоматизмом, который многие авторы приписывают рынку, и государственной политикой, на которую всецело уповают другие, лежит terra incognita социальных технологий, которые нам предстоит освоить. Но возможна ли в принципе какая-то техника управления социумом - чтобы от техники взять надежность и предсказуемость, а от управления - целеполагание, расчет ресурсов, планирование, коррекцию и т. п.? Вот почему так важно понять, как взаимодействуют культура и техника, культура и общество, какие социальные институты и движения перспективны, а каких просто еще нет, но они обязательно нужны.

В данной статье я приглашаю читателя поразмышлять над одним, но немаловажным вопросом: противоположны ли культура и техника, и как их помирить, даже если они и ссорятся? Тезис о непримиримости культуры и техники считается настолько бесспорным, что превратился в расхожий стереотип, своей мнимой очевидностью так и призывающий к анализу. Говорят о конфликте и писатели, и ученые, и журналисты, используя при этом свои профессиональные языки. В философской традиции эта тема обозначается как тема отчуждения техники от культуры.

Как ставить тему: важно обсудить исходную позицию: понимать ли нам отчуждение как ощущение несовпадения, разрыва, неудобства, внутреннего конфликта? То есть как субъективное состояние, чем-то вызванное, и в попытках разобраться в его истоках осуществляется выход на онтологические конфигурации? Или попытаться отказаться от субъективных стихий - как например, Гегель, искавший тайну отчуждения в логике развертывания Духа, в самой структуре мышления, или как Маркс, для которого бытие человека, в том числе - и в первую очередь - социальные отношения, служили исходным пунктом для понимания этого феномена? Этот вопрос сам может увязнуть в полосе исследовательских предпочтений, часто столь же произвольных, практически не поддающихся анализу и сопоставлению, аргументации и выбору. Обычный путь - продумывание какой-то авторской версии того, где, в каком пространстве, как, в каких формах проявляется феномен, и попытка сделать эти размышления понятными и открытыми для дискуссии. Так я и собираюсь сделать.

Конкретизация задачи - то есть обсуждение проблемы в контексте отчуждения культуры и техники - облегчает задачу, как это ни странно. Ни тот, ни другой феномен не имеют определения, причем многие авторы считают, что не имеют принципиально, а не в силу недостаточности усилий в

стр. 6


этом направлении. Но именно отсутствие определений и спокойное отношение к самой проблеме дефиниций позволяет оперировать рабочими представлениями, которые должны либо доказать свои претензии на правдоподобность, либо, если они сработают недостаточно эффективно, должны быть отвергнуты. Таким рабочим представлением для меня будет понимание культуры как системного единства коммуникативных стратегий, вырабатываемых - историей, человеком, социумом - в данном случае это тождественные вещи, для создания "мира человека", "второй природы", "среды обитания", возможности жить совместно, понимать и взаимодействовать друг с другом. Среди этих стратегий - язык и речь, образование и производство, право и война, наука и религия, искусство и техника. Коммуникативная стратегия - не только ментальная, идеальная и духовная субстанция, она включает в себя и все средства, обеспечивающие ее эффективность: то, что называют материальной культурой - письменность, учебные заведения и промышленные мощности, законы и оружие, исследовательские центры и культовые объекты, музеи и театры, и конечно, технические средства достижения потребностей человека в том или ином обращении "к городу и миру". Все эти стратегии, и весь их аппарат, и вся их идеология, ценностные, нормативные и мотивационные системы, и вся их "материальная часть" служат в конце концов "человеку общающемуся", им и только им созданы и модифицируются, ему принося и радости и страдания. Далеко не все, что человек делает, он делает с умом, а также с добрыми намерениями, "ибо не ведает, что творит". Вот в чем корень проблемы отчуждения, с моей точки зрения. Фрагментарность, конечность и ограниченность каждой персональной жизни позволяет индивиду в лучшем случае "внести лепту", но не осмыслить ее значение в целостности культуры, да и сама возможность рефлексивности тоже ограниченна.

Относительная историческая "успешность" тоталитарных социумов, прежде всего древних, базировалась на жесткой фиксации и фильтрации социокультурной, исторической деятельности. Коммуникативные стратегии были плотно "подогнаны" друг к другу, и вопроса об отчуждении "одной" из них по отношению к "другой", то есть к самому человеку и его сообществу, не возникало. Человек безропотно погибал в бою, если был слабее противника, сносил немилость богов, если был неправедным, подчинялся властелину и был покорен стихиям. Молить о лучшей участи - значило продлить стабильное состояние без явного зла и ущерба - не утонуть в море, собрать урожай, не заболеть и не прогневить владыку.

Демонология культуры, отчуждение человека от ее целого или частей - это плод дифференциации культуры, специализации "производства" составляющих ее коммуникативных стратегий. Поэтому письменность для древнего мудреца была злом, расслабляющим память и волю, порох стал надгробием над воинской доблестью рыцаря, папство ввело

стр. 7


Инквизицию, а рабочие ломали машины. Современный тоталитаризм (фашизм, социализм, маоизм) - это не смешиваемая смесь из модернистской тяги к прогрессу и архаического стремления не допустить дифференциации общества. Но поскольку ему надо оба два, он обречен. Выбирать он не может. Но и удержать дробления и "цветущей сложности жизни" он не в силах. Культура и общество существуют только как конфликт, причем внутренний, и никакие внешние враги и угрозы не помогают снять симптомы "болезни". Понятие "норма" приемлемо для культуры как объект постоянной атаки, как бесконечная череда сменяющих друг друга попыток стабилизировать и расшатать любое нормативное уложение. Болезнь культуры - это и есть ее здоровье, только самолечение спасает и культуру, и прописанного в ней человека. Но насколько беспросветно выглядит конфликт целостности культуры с отдельными ее составляющими (или между отдельными составляющими), какое место занимают в этом конфликте исторические обстоятельства, как меняется его конфигурация, какие новые грани открываются у нас на глазах?

Можем ли мы говорить о конфликте иных составляющих культуру коммуникативных стратегий? Между собой и между своим системным целым? Конечно, можем. Политика - это управление общественными ресурсами во благо определенных социальных субъектов, часто, если не всегда, противоречила интересам общества в целом (если вообще можно говорить об обществах "в целом"). Производство стало подчинять своим целям потребности человека, то есть злобно воевать с культурой. Религия постоянно становилась яблоком раздора, вместо того, чтобы призвать людей к единству и миру. Наука давно доказала, что ее роль в истории по меньшей мере двусмысленная - слишком своенравные джины выпархивают из ее реторт. Под подозрением оказался даже язык, который объявлен неприступным бастионом насилия над человеком, и ради освобождения человека идут опыты над деконструкцией языка, речи, слова. Так что отношения культуры и техники в данном случае - не исключение. Создавая средства достижения своих целей, человек столкнулся с ситуацией, когда и цели, и средства обретали враждебный, чуждый смысл по отношению к своему творцу, заставляли его жестоко раскаиваться в торжестве своего непредусмотрительного инструментализма.

Ж.-Ж. Руссо, Г.Д. Торо, мормонские и некоторые другие религиозные секты, антиутопическая литература - почему попытки помыслить и осуществить идеал жизни без миазмов "цивилизации" бросают вызов социуму? Почему идеал общественного устройства всегда так контрастирует с реальностью? Почему стремление к гармонии должно превращаться в утопию и терпеть поражение? От чего именно? Что в человеке сильнее инстинкта самосохранения? Прометеево наследие? Полубоги Эллады Гефест и Прометей символизировали путь, по которому почему-то пошло христианское человечество, -

стр. 8


так что в христианстве древнегреческого? Или что в человеке божественное? Или что в богах людское? Ответы на эти вопросы вообще ничего не дадут, потому что обходится стороной главный вопрос - что такое креативная способность человека и как она проявляется в зависимости от разных условий - в том числе и внутренних, сугубо экзистенциальных. Как не вспомнить, что человек - это вещь в себе по Канту! Творчество как двоякая деятельность - желанное превращение (телеологическая цепь - от постановки цели до ее достижения) и орудийная цепь (изготовление средств решения задач) и их неспокойное единство. Преследуя цель, человек создает средство, или орудие своего замысла, и между целью и орудием возникает разлад.

Проблема отчуждения "человеческой сущности" от социального бытия впервые в истории общественной мысли стала центральной для К. Маркса, он по праву считается одним из пионеров исследования проблемы отчуждения. Заметим, что Маркса интересует не техника как таковая, а ее экономическая роль, а точнее говоря, не вся техника, а техника как фактор капиталистического производства. Еще точнее, он предпочитает употреблять термин "машины" и "системы машин", чтобы зафиксировать существенный для понимания отчуждения момент - момент подчинения живого труда (Маркс использует много синонимов - работник, рабочий, непосредственный индивид и т.п.) основным капиталом, а то и просто капиталом.

Прежде всего, для Маркса очень важен момент превращения орудия труда , причем этим орудием труда может быть и машина - превращения орудия труда в некое новое социальное качество, которое он связывает то с "системой машин", то с фабрикой или заводом, то с основным капиталом, то просто с капиталом. В чем особенность этого перехода, почему этот переход так важен? Маркс различает разные типы машин. Машины - двигатели, далее - передаточные механизмы, наконец, машины - орудия. Современная фабрика - это не просто кооперация однородных машин, а система машин, комбинация различных машин. Такая комбинация уже требует сложной организации труда на предприятии, иными словами, кооперативный труд становится необходимостью. Именно здесь и происходит нечто важное - не рабочий применяет машины, а наоборот, условие труда (система машин) применяет рабочего! Этот пример оборачивания отношений, перемены аргумента и функции местами окажется одним из ключевых в понимании Марксом феномена отчуждения в процессе труда.

В "Нищете философии" этот мотив звучит так: Машина это только производительная сила, или орудие труда. Она еще не представляет общественного отношения. Фабрика, или система машин - есть общественное отношение, экономическая категория. Напрашивается вопрос, почему Маркс не считает машину общественным отношением? Ведь в

стр. 9


принципе в ней уже "даны", как говорил Маркс, и разделение (и накопление) труда, и наука, и функциональные подразделения на функции - двигатель, преобразователь, орудие. Иными словами, есть в ней все то, что в системе машин лишь нагляднее выявляет общественную сущность, то есть связь людей в труде. Ответ Маркса - простое орудие - не есть капитал, система машин - капитал. Мысль Маркса в том, что только приобретая новое системное качество - сложно разделенный кооперированный труд, с включением в процесс науки, машин разных классов (двигатели, передаточные механизмы, орудия), а не кооперация однородных машин, - комбинация машин составляет общественное отношение и даже экономическую категорию - фабрику. Причем экономическую категорию, для которой адекватным средством исследования является исследование строения и превращений капитала. В других работах, правда, он оговаривается, что капитал не обязательно служит экономической формой машинного труда - например, кустарь, применяя машину, становится собственником, а не придатком машине, или коммунизм, тоже основанный на машинном производстве, не имеет экономической формы использования капитала. Тема коммунизма - очень важная для понимания концепции отчуждения. По Марксу, есть несколько видов отчуждения - социальное - когда социум довлеет человеку, стихийной игрой неподвластных человеку сил калечит его достоинство и судьбу. Идеологическое - сознание человека заполняется ложными идеями, "призраками", превращенными мыслительными формами, обслуживающими извращенное бытие. Вместе с деньгами, работой, капиталом и государством человеку противостоит в таком качестве даже наука. Экономическое - капиталистический машинный труд отчуждает от работника его рабочую силу, результат труда не принадлежит рабочему. Коммунизм есть способ снятия всех форм отчуждения, и необходимость коммунизма не устраняется из-за того, что так или иначе удается "смикшировать", то есть попросту устранить, тот или иной аспект отчуждения в ходе социальной (политической, законодательной, профсоюзной, воспитательной...) работы. Но есть такая особая форма отчуждения, которая возникает сама по себе и не зависит ни от чего, кроме развития производительной силы человека. Система машин ведет к такой форме отчуждения, снять которое можно только в каком-то столь же гносеологическом смысле, в каком оно и возникло. И этот аргумент остается вечным и неустранимым, он и есть последнее оправдание коммунизма.

Четко обрисован такой подход в рукописях 1857-58 гг. "Критика политической экономии" (Т. 46. Ч. II). "Машина - это последняя из метаморфоз средства труда". Маркс использует определение Ure, и определяет систему машин: самая адекватная форма машин - автоматическая система машин, которая сама себя приводит в движение. Эта

стр. 10


автоматическая фабрика состоит из множества механических и интеллектуальных органов, так что сами рабочие определяются только как сознательные ее члены... (Мотив отчуждения звучит уже отчетливо. - А.В .) Машина ни в каком отношении не выступает как средство труда отдельного рабочего. Ее differetia specifica заключается в том, что ... рабочий опосредствует деятельность машины, а не машина опосредствует деятельность рабочего, направленного на объект (С. 203 ). Смысл этого рассуждения в том, что, по Марксу, аргумент и функция меняются местами, был рабочий главный, а стала машина. Итак, орудия труда, развиваясь, приводят к господству овеществленного труда, машины, капитала над работником, этот процесс описывается как практически независящий от социальной связи людей, общественных отношений. Он объективен, или как сейчас сказали бы, технологичен. Как же Маркс возвращает его на социальную почву? Читаем дальше: "...деятельность рабочего, сводящаяся к простой абстракции деятельности, всесторонне определяется и регулируется движением машин, а не наоборот. Наука... воздействует на рабочего как чуждая ему сила, как сила самой машины" (С. 204). "Машины противостоят рабочим как капитал" (С. 348), средство производства должно приобрести новое социальное качество - стать капиталом, чтобы в виде системы машин господствовать над "живым трудом" рабочего, а стало быть, и над ним самим.

Вот истоки отчуждения: объективная видимость "чуждости" ведет к самому что ни на есть реальному отчуждению, т.е. видимость обретает статус феномена человеческого бытия... Здесь надо разбираться не только с так называемыми объективными мыслительными формами, - понятно, что идеологии как форме ложного сознания они принадлежат не потому, что идеология такая обманщица. Нет, идеология честно и беззастенчиво отражает, выражает, навязывает и отстаивает только то, с чем она реально, как с некоей повседневной данностью, сталкивается в самой жизни. С объективными видимостями, извращающими действительную суть вещей и процессов. Таков анализ товарного фетишизма, таков анализ подлинной цели движения капитала ("...продукт производится только как носитель стоимости, а его потребительная стоимость выступает лишь как условие для этого"). Но как понять то, что объективную видимость отчуждения, которая и стала- то реальностью благодаря исключительно технологическому превращению машин в их сложную кооперацию, Маркс описывает как сущностное отношение, а не как "извращение действительной связи"? Читаем там же: "Труд выступает теперь лишь как сознательный орган, рассеянный по множеству точек механической системы в виде отдельных живых рабочих и подчиненный совокупному процессу самой системы машин... В системе машин овеществленный труд противостоит живому труду в самом процессе труда как господствующая над ним сила... живой труд - всего лишь

стр. 11


придаток этой системы машин, средство ее деятельности" - процесс отчуждения описывается не как объективная превращенная форма, а как некая социальная онтология, как фактически сущностное положение дел. И с этим можно было бы легко согласиться, если бы не сверхтеоретическая установка - отчуждение может быть преодолено снятием своей социальной и экономической формы (коммунизмом). Проблема в том, что данный тип отчуждения не создается вообще никакой социальной формой, а только лишь естественно-исторически- технологически. Встреча отчуждения с капиталом зафиксирована, но не более того.

Вообще анализ применения машин нужен Марксу для установления пропорций различных компонент производства прибавочной стоимости , т.е. он идет в политэкономическихкатегориях: "При применении машин имеет место увеличение прибавочного труда и абсолютное уменьшение необходимого рабочего времени." (С. 336). От обывательского взгляда на технику: "Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов и т.д. Все это - продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это - созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания" (С. 215). Все эти продукты, органы и силы становятся глубоко враждебными человеку, и Маркс ищет способ вновь помирить человеческую природу и мир плодов рук и мозгов человека. Как? - понятно, что не Руссо, не луддиты, не ремесленный труд - они явно не идеалы для Маркса. Ответ таков: система машин не обязательно капитал, "не следует, что подчинение капиталистическому общественному отношению является для системы машин наиболее адекватным и наилучшим общественным отношением" (С. 207). "...Капитал работает над разложением самого себя как формы, господствующей над производством" (С. 208). Вывод ясен: коммунизм снимает отношение отчуждения между работником и системой машин, прежде всего за счет изменений отношений собственности.

Значит ли это, что отношения собственности все же сыграли основную роль в возникновении и развитии феноменов отчуждения? Остается не до конца ясным, так как собственник орудий производства не страдает от отчуждения, по мысли Маркса. Тут дело не просто в собственности, а в ее особом качестве - капитале: именно капитал отчуждает жизненные силы от носителя жизни, заставляет их становиться абстракцией, проживающей, вроде рабочей силы, свободного времени, прибавочного труда, как бы сама по себе, вне человека-работника. Итак, вопрос о технике, ее социальной роли упирается в вопрос о том, возможна ли экономика без капитала. Мы его обсуждать не будем. Важно то, что отчуждение - рукотворно, объективно, исторически необходимо

стр. 12


возникло и исторически преходяще - коммунизм преодолевает все стихийные и неуправляемые социальные процессы, а в первую очередь (нет, в последнюю по времени, и в первую по важности) - отчуждение. Основная задача коммунизма - ликвидировать отчуждение, как негативную компоненту определения (и самоопределения) человеческой природы, чтобы получили простор положительные стороны ее сущности. Диалектики при коммунизме уже, видимо, не предвиделось.

Попыткой снять саму дилемму техники и культуры была философия Л. Фейербаха, антропологический принцип которого постулировал исходное единство родовой человеческой сущности. Характерно, что отчуждение у него преодолевается вне и независимо от социального контекста - усилием воли и разума, то есть личным деянием.

Надо подчеркнуть совершенно разные контексты, возникающие в этой дискуссии в зависимости от географии, времени и страны. Для Ж. Эллюля, например, скука современного технизированного мегаполиса противоположна культуре, для российского социолога какой-нибудь агроном или счетовод в колхозной конторе - представитель культуры, потому что носит галстук.

Самый общий вопрос стоит так: существует ли вообще на самом деле конфликт культуры и цивилизации, или, что одно и то же (?), между культурой и техникой? Если этот разговор имеет смысл, то при каких условиях? Разговор о кризисе современной культуры не прекращается с тех пор, когда люди стали вздыхать о Золотом веке, канувшем в далекое прошлое. С тех пор кризис этот все нарастает, и непонятно, как он до сих пор не придавил все человечество. Причем, что удивительно, кризис видится не в войнах, не в насилии и произволе, не в угнетении и небрежении судьбами Ближних. Нет, кризис усматривают либо в нарастании цивилизационных отложений в культуре (Руссо), или в стилистике новых поколений, или в "ужасных и неприемлемых" нравах "нашей молодежи". И конечно, в засилии техники.

Немало потрудился над этим мифом О. Шпенглер, утверждавший, что в фаустовской культуре цивилизационная стадия запечатлевается во всеобщей технизации мира, губящей все творческое и живое.

Г. Марсель тоже противопоставляет культуру и цивилизацию. Цивилизация оправдана тем, что закрепляет господство духовного начала над примитивными инстинктами. Но "цивилизационный процесс заключает в себе опасность превращения индивида в хорошо "обработанный" инструмент покорения мира, анонимную производи-


1 Кстати, видимо поэтому немецкие и российские социал-демократы, а затем большевики, не обсуждали вопроса о "деталях" коммунистического устройства. Было что-то, какое-то очень глубокое теоретическое неудобство, которое беспокоило теоретиков, но не формулировалось явно. Формула Э. Бернштейна о "цели как о ничто" фиксировала это беспокойство, но не выражала его содержания.

стр. 13


тельную силу, и в этом отношении может идти вразрез с задачей культурного самосовершенствования личности... Цивилизация превращается в разрушительную силу вместе с атрофией в ней духоного начала, забвением высших ценностей. Тогда цивилизационный компонент становится чуждой культуре силой." Современная индустриальная цивилизация, утверждает Марсель, порождена духом Нового времени, культом обладания, торжеством разума.

Роль техники (т. е. навыка покорения мира) переоценивается потому, что средство покорения мира превращается - с точки зрения философской интерпретации, повернутой "в защиту культуры", - в дегуманизирующий мир, разрушающий духовно-ценностное содержание культурно- исторической традиции.

Г. Маркузе пролил немало горьких, но ядовитых слез по поводу разрушительной диалектики цивилизации, попирающей свое начало - Эрос. "Последним воплощением идеи Разума является тотальный универсум технологической рациональности".

М. Хоркхаймер и Т. Адорно (Диалектика Просвещения. М., 1997) облекают свой профессиональный пессимизм по поводу современной культуры в формы борьбы против отчужденного сознания, обслуживающего отношения господства.

Однако уже Ю. Хабермас - отказался от антицивилизационных взглядов своих учителей по Франкфуртской Школе - поручил коммуникативному разуму реабилитировать цивилизацию и объединить ее с культурой. Имею в виду двухтомник "Теория коммуникативного действия".

Немецкие философы и социологи первыми взялись искупить теоретический грех Шпенглера. Э. Капп и Ф. Дессауер сняли с техники обвинения в тяжких преступлениях против человечества, показав теснейшую связь между ними.

Фридрих Рапп (Перспективы философии техники // Философия техники в ФРГ. М., 1989) приходит к выводу: "...техника никоим образом не противостоит культуре только как иная, чуждая инстанция: она по меньшей мере является таким же элементом культуры" (С. 80).

Таким же или не таким же - этот вопрос может быть обсужден как раз с точки зрения существования в культуре различных коммуникативных стратегий, о которых речь шла выше. Основание у всех этих стратегий на мой взгляд - одно. Это основание - общественная природа человека, его родовое отличительное качество: человек существо общающееся. Именно эта коммуникабельность теснейшим образом связана с творчеством как сутью общения. Коммуникация - это творчество, доказывать этот тезис уже и не надо. И мышление, и язык, и обряд, и алфавит, и музыка, и танец, и боги, и законы - артефакты, эпифеномены коммуникативного поведения человека. Естественно, речь не идет о временной "первичности-вторичности" того или

стр. 14


иного. Другое дело, что каждая коммуникативная стратегия "состоит" из особых, специфических материальных, духовных, идеальных, символических и т.п. компонент.

Техника - не просто элемент культуры, но элемент именно так называемой Западной культуры, или европейской, или христианской. Основные социальные и идеологические (а стало быть - коммуникативные) доминанты той ветви (можно сказать, стадии) христианской культуры, которая связана с Реформацией и Просвещением, суть одновременно и основные идеологические и проективные доминанты техники:

1. Господство, богатство, комфорт над природой, обществом, Другим, и наконец, собой - достижимы за счет культивирования неких особых качеств - рациональности, точности, универсальности, надежности, эффективности; достоинство человека и его шансы на спасение в его собственных руках; добродетель и добро (лежащее в сундуке) - от одного слова. Господство из сословного социального (даже статусного) качества стало родовым определением, но суть его не изменилась - господство "над" и "за счет" кого-либо, или чего-либо.

2. Инструментальность - в интересах удовлетворения своих потребностей человек использует познание, знание становится средством. Двойственность техники определяется тем, что в ней совокупляются знания (элементы науки) и мотивы (элементы социума), это совокупление дает нам инструментализм культуры в целом.

Наука производит строгое понятийное знание, ограничивая неопределенность бытия человека. Искусство производит образы, расширяя неопределенность его бытия. Техника производит преобразования как перевод из неопределенности в определенность; техника - это успешная алхимия, которая научилась превращать вещества, энергии и качества, это философский камень, превращенный в руду технической эры.

3 . Особая ценность продуктивного в оппозиции "продуктивное - репродуктивное". Индивиду, сообществу, группе, нации, стране, эпохе - состояться - это значит "оставить след в истории", произведя из себя нечто необычайное, чего никто раньше еще не делал, будь-то завоевания или стихи. Востоку не нужно этого для ощущения наполненности жизни, Восток, как писал А.А. Ицхокин ( Itskhokin A. Containing the West, Gukovsky Edition, 1998), производит эстетизм как ценность бытия человека. Запад часто предпочитает активизм креативности ценности непосредственной жизни.

4. Инструктивный контроль за соблюдением правил жизни - правовые институты и технические инструкции - близнецы братья, это нерефлексивный, санкционированный "сверху", предписывающий (но не запрещающий, как в традиционной культуре) тип "коммуникации без посредников", или интериоризированный, социализированный, институционализированный тип коммуникации, в обществе обернувшийся

стр. 15


правом и молвой, в отношении к природе - техническим знанием. Человек, "вписанный" в техносферу, подчиняется новому виду социального контроля - технологического.

5. Калькуляция последствий (выгод и рисков) делают внешний мир равноправным участником жизни внутренней (опять-таки в противоположность Востоку - внешний мир есть лишь фон жизни), техника есть только развитие корыстной предусмотрительности человека.

6. Прибыль, эффект - ориентир глобально культурного свойства, которому верно служит техника, и который ее все время подпитывает, создает ей почву для роста. Но именно прибыль играет и злые шутки, корысть пытается одолеть предусмотрительность. Но однозначной связи между корыстью и развитием, конечно, нет. Это понимают даже технократы (кроме наших молодых реформаторов, разумеется).

Техника оказывается "элементом западноевропейского проекта", в который "записан" набор "коммуникативных ценностей", культурных инвариантов, констант, и которые сделали возможным сам феномен техники. Конфликт Культуры и Техники стал внутренним противоречием "Западного проекта", изначальным и продуктивным для данной цивилизации. Но этого, разумеется, мало. Важно то, что и так сказать гносеологические истоки культуры и техники обнаруживают родство (о которых мы говорили выше), и культурно-исторические, ценностные реалии работают в культуре и в технике заодно.

Еще одно соображение: Маркс утверждал, что деятельность человека одновременно нацелена на преобразование действительности, и на преобразование самого человека. Ясно, что отчуждение, описанное Марксом, это эффект из пространства коммуникаций, то есть исторически и социально конкретных онтологических и символических средств общения. Есть еще один общий разворот темы, намеченный Марксом. Отчуждение - это вообще элемент любой достаточно развитой культуры, отслаивающей из своего креативного ядра объективированные "горизонты" своего жизненного мира. Совершая свои открытия, "передовая" или подлинная, или новаторская культура устремляется все дальше и дальше, за пороги ведомого и предсказуемого. А культурный арьергард - массовая культура, технология (популярная культура), подтягивают образ жизни, быт, социальные связи к высотам только что сделанных открытий. Смотрите, сколько "раз" наблюдается отчуждение:

1) "объективация" - любое проявление индивидуальности, любой флюид Самости, раз выпорхнув из ума или тела человека становится отчуждением его телесности и духовности и несет в себе потенции развития отчуждения до опасных размеров и форм;

2) "символическая фиксация" - создание шедевра, или эпохального открытия - отчуждаются духовные потенции творца, ученого, они становятся элементом символической коммуникативной системы ("мысль

стр. 16


изреченная есть ложь"), тем самым его "родное" противостоит ему уже как "чуждое";

3) "дифференциация" - в отношении авангарда и популярной культуры существует "отчуждение" и содержательного, и стилистического характера, снобизм первого оправдывает всеядность, неразборчивость второго, любой шедевр высокой культуры увеличивает разрыв между ними;

4) "утилизация" - популярная культура утилизует элементы высокой, "опошляя", "принижая", инструментализируя сияющие высоты чистой науки и искусства (из красивой теории вышло массовое убийство двух мирных городов, например), и они не хотят узнавать себя в этих "приложениях" - это "отчуждение" идет как бы в обратном направлении, эта эманация приобретает вес, но теряет эфир;

5) "эксплуатация" - культура, становясь инструментом социального господства, язвит человеческую родовую сущность; тут как раз происходит то, что Маркс описывал как гносеологическое отчуждение, а Фейербах - как диспозицию своей философской антропологии.

На каждом шагу - акт отчуждения. Как вообще может в таких невыносимых условиях развиваться культура, существовать человек, пытаться что-то создать творец? Только за счет того, что каждому акту отчуждения готов ответить акт противоположного содержания. Можно было бы назвать его актом "присвоения", если бы сразу же не вспоминались милые лица отечественных реформаторов, либерализм которых только этим самым присвоением и ограничился. Термин "снятие отчуждения" тянет за собой определенный понятийный схематизм. Может быть ближе всего термин - нет, дальше всего, но именно тем он и хорош - "ривайвэл", возрождение, воз-рождение, восстановление "в лучшем виде"? Но он нагружен религиозным смыслом. Не в термине дело. Главное - надо не упустить из виду диалектику отчуждения и обратного ему процесса как основного "механизма" осуществления культурой самой себя. Если пугать читателя страшилками о чудовищных порождениях человеческого ума, вышедших из-под контроля, расплодившихся и кушающих розовеньких деток, можно остановиться на описании "отчуждения". Получится, что А. Эйнштейн спалил два города. Если заполнять оптимистически-бравурными статьями научно- популярные журналы, имея с этого еще и гонорары за рекламу, подойдет второй вариант. Получится, что Эйнштейн не виноват. Если же дело не в приписывании вины тому или иному персонажу - чтобы дело было закрыто, забудьте... - а в сбалансированном понимании того, как видоизменяясь, превращаясь, курсируют "смысломыслечувствия" по проспектам и закоулкам культуры, надо, видимо, иметь в виду оба.

Техника не исключение. Собственно, взгляд на технику как на культурный эпифеномен, разговор о ее коммуникативности, - нужны для того, чтобы подчеркнуть еще раз - который уже? - причастность техни-

стр. 17


ки человеческому, культурному, коммуникативному миру, разглядеть в ней и процесс отчуждения, и процесс самореализации человеческой природы, и аккумуляцию человеческой креативности, и обозначить зону повышенной человеческой ответственности. Техника как коммуникативная стратегия общения человека с миром и себе подобным может быть и камнем за пазухой, и манной небесной. Шорами на глазах техника становится тогда, когда ее место произвольно и ошибочно занимает "идеология техники", или техника как идеология (Habermas J. Technik und Wissenschaft als "Ideologie". Frankfurt a. M., 1968).

Особое место в разговоре о технике занимает проблема инновационных изменений. Если техника считается основным резервуаром прогресса, то как она может пониматься как часть культуры - ведь известно, насколько культура традиционна? Всегда в культуре что-то рождается, но что-то - служит тормозом. И эти тормоза обеспечивают ни мало ни много стабильность общества, преемственность жизни. Весь прошлый век стал наглядной иллюстрацией того, как переизбыток инноваций ведет к социальным катастрофам - большевизм в России, фашизм в Италии, национал-социализм в Германии могут быть истолкованы как слишком радикальные инновационные проекты, против которых в культурах этих стран не нашлось надежного противоядия.

В культуре работают многочисленные "механизмы", обеспечивающие рефлексивность - наблюдение и оценка, выражение и фиксация, коррекция и санкции, критерии и "теории" (идеологии образов жизни). Культура создает свой собственный образ, точнее говоря, свои многочисленные образы, различные в разных социальных средах. Помимо этого, действуют различныеспонтанные и институциональные формы рефлексивности культуры. Самые простые примеры институциональной формы - право, или цензура, спонтанной - обычай, приличия, нравы.

Можно выделить и два основных способа самоорганизации культуры и трансляции культурой "самой себя" во времени и пространстве - традиционалистский и инновационный . Исторически их роль совершенно неузнаваемо изменилась. В традиционном обществе любое проявление или появление чего-то нового, неожиданного вызывало пристальный интерес, взыскательную оценку и немедленное решение вопроса - "а нам это надо?", и часто решение отрицательное. Культура блокировала любой опасный инновационный импульс - независимо от его обоснования, часто также неэндемического. Поддержание порядка, установленного богами, важнее сиюминутной выгоды от внедрения симпатичного устройства или идеи. Но были и "полупроводниковые" устройства, пропускающие инновации в ограниченном масштабе, и эти устройства представляли угрозу, были маргиналиями, находились под бдительным надзором традиционной ортодоксии. Инквизиция, папство, цех, сословие и часто даже средневековый университет, в России - аб-

стр. 18


солютизм, провинциализм, цензура, Синод - фильтры, возведенные традиционалистской культурой как элементы некоей системной целостности - закрытого общества.

Наука, искусство, Реформация, ереси и секты, буржуазные свободы и индустрия подрывали основы закрытого общества и поэтому блокировались. Новое время, Просвещение и капитализм сломали гармоничную систему культурных фильтров, стоявших на страже Средневековой культуры - скорее, социума. Начался век технической экспансии. Философский камень - волшебство превращений субстанций и энергий - был не только открыт, произведен в массовом количестве, но и заработал как новая, инновационная фаза коммуникативной стратегии обращения людей друг к другу.

Смысл инновации - в изменении образца, создании нового и легализации самих изменений. Ценности поддержания образца, порядка, установленного богами, и самих богов как инстанции, ответственной за порядок, уступают место (в Новое время) ценностям выгоды, выигрыша, доминирования как приза за активность и т.п. Как ни странно, именно в Новое время раздаются голоса об усталости цивилизации, о ее порче, извращении - начиная с Руссо. Это верный признак того, что в культуре стали атрофироваться очень важные, несущие конструкции, - становясь всеядной, цивилизация объявила, что "движение - все, а цель - ничто". Однако тоска по цели очень скоро проявилась в утрате базовых ценностей, культурного конфликта, а вслед за тем грянули катастрофы прошлого века. Разумеется, были построены новые стропила - буржуазная идеология, новые церкви, демократии, массовая культура, - отвечающие инновационным приоритетам посттрадиционалистской культуры. Но даже в прогрессистской культуре вырабатываются свои тормоза. В науке - скептицизм. Вырастающий в логику, в методологию, в процедуры эмпирического познания. Это ограничения произвола мышления, "нормативизация" познавательного зуда. В практике - мораль, право, молва, приличия. В религиях и искусствах - каноны, рамочные условия деятельности, вкусы. Техническая эпоха создала новые инновационные фильтры, или полупроводники, пропускающие одни новации и блокирующие другие. Например - демократическое политическое устройство, бюрократическую организацию, идеологию свободного индивида, профессиональные этики (в том числе научную). Их блокирующая сила неизмеримо меньше, чем прежних, - отсюда коллизии между "техникой и культурой" (хотя это по существу одно и то же), техникой и обществом, наукой и нравственностью. В "современном обществе" общий потенциал блокирующих фильтров гораздо ниже, нежели потенциал производства инноваций.

Но при всей их активности, пассионарности, отлаженности - в культуре "сознательно" были демонтированы внутренние механизмы само-

стр. 19


сохранения. Рефлексия культуры выполняет теперь другие задачи - воспроизводит то утопические, то антиутопические свои портреты.

Соотношение традиции и новации в разных культурных системах может быть сбалансированным или разбалансированным в двух смыслах: с приматом либо одной, либо другой стратегии. Отсюда определения обществ и культур как традиционных либо модернизационных. Последние называются также открытыми. Они открыты для пересмотра своего содержания, в том числе и своих фундаментальных основ, но при этом вырабатываются компенсирующие противовесы, или защиты системной целостности культуры. Для индустриальных и постиндустриальных обществ характерно стремление к их институционализации.

Каждому историческому, национальному типу культуры соответствует, видимо, своя формула соотношений традиции и инновации, и эта формула держит каждый конкретный социум. Отсюда еще один поворот в построении еще одной типологии обществ - "морфология" культур с точки зрения того, кто (или что), как, в какой мере запускает, культивирует, или наоборот, блокирует инновации, как оцениваются инновации тем или иным "фильтром" - с настороженностью или с восторгом. Причем типология в значительной мере эвристическая - можно фиксировать, какие фильтры работают в повышенном режиме, а какие - флегматичны даже к очень серьезным вызовам, стало быть, пропуская образы вполне определенного будущего. К примеру, развитой социализм успешно блокировал внешние угрозы, идеологические смуты, открытые проявления недовольства, но не смог справиться с напряжениями внутреннего социального плана, "лукавой отчетностью", то есть не имел объективной картины происходящего, с претензиями граждан на гражданские свободы.

Например, победа большевизма в России - это триумф инновационной идеологии, захватывающей практику, в стране с патриархальной или традиционалистской системой фильтров, не приспособленной, как в Европе, блокировать разрушительные импульсы инноваций. Европа переварила марксизм интеллектуально, а в России нужна была гражданская война и Сталин, чтобы развернуть социалистический проект уже не в голове, а в жизни, и чтобы потом бесконечными попытками спонтанного дрейфа или административных реформ сблизить сначала социум с замыслом, а затем - замысел с социумом. Естественно, что при перестройке ценностно-идеологический маятник качнулся от запроектированного будущего к спонтанному развитию событий.

Кстати, взлет наук, искусств, внедрение самых прогрессивных социальных технологий (образование, выравнивание социального статуса полов, здравоохранение), массовый атеизм и волна так называемого трудового энтузиазма (и, конечно, сила партии, новой бюрократии и

стр. 20


репрессивного аппарата) также связаны с отсутствием аборигенных фильтров, бесконечно отставших от принесенных революцией новаций. Стремление изменить мир, не объясняя его, привело к самым необъяснимым изменениям. Пятилетки и Гулаг - близнецы, романтическая инновативность одних пыталась стабилизироваться архаической жестокостью другого.

"Современная культура" и ее основные стратегии (наука, искусство, религия, политика, нравы) - это поиск нового, создание новых форм и содержаний. Это тяга к прогрессу в смысле неповторимой новизны. Легализация нововведений стала самоценной - достаточно продемонстрировать новацию, и ей тут же приписывается содержательная ценность.

Сегодняшняя ситуация в России также осложняется отсутствием в культуре устоявшейся формулы соотношения новаций и традиций. Не решен основной культурный конфликт: "душа" культуры никак не поженится с "рублем" модернизации. Нет инфраструктуры, вырабатывающей средства разрешения этого конфликта обществ - подчеркну: разных - на территории России. Прибалтика готова была его разрешить, а Россия ей мешала, и она ушла, и более или менее успешно справляется с инсталляцией рыночных представлений в свое мировоззрение. Между директивным управлением и спонтанной анархией только начинают проступать силуэты целенаправленного регулирования.

Но есть совершенно новые ситуации, которые Россия пережила, но не заметила. Чернобыль показал, что необходим эффективный контроль над наукой, над государством и "оборонкой", но механизма такого до сих пор нет. Чечня показала, что надо уметь отделить корыстные политические мотивы от гуманистических, уважать право наций на самоопределение и не нести свободу на штыках, но механизма тоже нет. Скандал с НТВ показал полное отсутствие каких-либо средств социального контроля над "радетелями" свободы слов и картинок. Изобретение искусственного белкового питания, в том числе выращенных персональных белков (ВПБ), сулящее огромные изменения в структуре производства не только продуктов питания, но и всего производства в целом, и не только производства, но и в самой жизни человека, грозит, однако, радикально изменить баланс обмена веществ человека и общества, перейти на новый - молекулярный - уровень "кулинарии", когда можно будет использовать питание для воспроизводства заданных характеристик человеческих организмов. В том числе и в военных целях. Как регулировать внедрение новых биотехнологий, кто это должен делать?

Какие механизмы в нашей политической, научной, этической, общественно-гражданской культуре ответственны за соответствующие полупроводники? И как определить базовые, координатные ценности, с которыми соотносятся конкретные приговоры? Повторяю, открытому обществу открыто многое, если оно умеет лавировать между угрозами, и

стр. 21


ему открыты только бездны, если оно не озаботится приобретением собственных навыков избегания катастроф.

Финиш антропогенеза запустил социогенез. Или наоборот, социогенез означает окончание антропогенеза, что в данном случае не так важно. Родовым эволюционным признаком, или пространством эволюции человека как вида стала его культура. Но при этом "среда", которую человек как род создал для своего существования, меняется скорее, чем позволяют возможности гомеостаза человеческого и общественного организмов. Контролирует ли человечество изменение условий своей жизни, и как? Кто и в чьих интересах принимает решения, и можно ли их в принципе выполнить? Что в сообществах людей делается сознательно, а что спонтанно - разговор особый, но, видимо, число сознательно выстроенных институтов должно соответствовать сложности стоящих перед человеком задач. Сознательное или подсознательное производство критических, смертельных угроз самой "культурой" - наукой, техникой, правом, моралью, идеологией, оборачивается насилием и трагедиями. Единственное средство избежать риска самоуничтожения - производить и институционализировать все новые и новые инновационные фильтры, действующие в общих интересах, но от имени диверсифицированного гражданского общества, профессиональных и социальных экспертиз, - таких, например, как движение "оценка техники" (Technology Assessment. Подробнее см. статьи и диссертацию Д.В. Ефременко "Философские проблемы оценки техники"), неправительственные инициативы и движения, законодательные нормы и т.п. Именно в них, в этих полупроводниках, пропускающих одно и блокирующих другое, видится средство - во всяком случае, одно из возможных средств - присвоения человеком и человечеством в целом так долго и так безуспешно искомой роли субъекта своего собственного бытия. Скепсис в отношении культурных полупроводников может быть и оправдан интеллектуально, но совершенно недопустим морально. Свобода человека лежит вовсе не где-то помимо его социальности, ибо в его социальности лежит и свобода, и принуждение. Свобода, в частности, заключается в производстве того, что надобно для нормальной жизни своей и всех ближних, включая, разумеется, и социальные формы своего бытия - того, что, кстати, Маркс называл прозрачными и неотчужденными формами отношений между людьми. Так что коммунизм, господа, неотвратим.

Опубликовано на Порталусе 09 сентября 2015 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама