Карпицкий Н.Н. Пространство обитания и социальная самоидентификация // Личность и общество: проблемы философии, психологии и социологии: сб. статей Международной научно-практической конференции. Пенза: Приволжский дом знаний, 2010. С. 176-178.

Карпицкий Н.Н. Пространство обитания и социальная самоидентификация

Современное российское национальное самосознание характеризует кризис социальной идентификации, связанный с тем, что традиционные формы осознания социальной общности кажутся непонятными, а современные – сомнительными. Потребность в социальной идентификации обусловлена естественным стремлением человека расширять пространство собственного обитания, в котором он чувствовал бы себя комфортно и безопасно. Это пространство должно включать не только сферу его быта, работы, общения, но и удаленные земли, куда просто можно съездить и где ему или его близким ничего не угрожает. В идеале, кончено, хотелось бы, чтобы вся Земля была открытым пространством обитания, но это уже утопия, проецируемая на отдаленное будущее.
В восприятии западного человека пространство обитания защищает правовая система. Поэтому правозаконность оказывается выше любых имперских амбиций, государственных интересов и даже личных выгод. Российское правосознание находится в зачаточном состоянии, и защита пространства обитания достигается апелляцией не к праву, а к общности со своими соплеменниками.
Социальная общность формируется только в самом процессе идентификации с общими идеями или ценностями. В средневековье таким способом идентификации была конфессиональная принадлежность, в Новое время – национальная. При этом сформировавшаяся общность обнаруживается как система мнений, предрассудков и убеждений, которым человек боится себя противопоставлять. Постепенно социальная общность навязывает индивиду собственные установки, которые могут быть враждебными каждому отдельно взятому человеку, включенному в эту общность, однако правовые нормы в пространстве обитания человека защищают его от насилия со стороны общности, поэтому развитие правового сознания постепенно освобождает личность от диктата общности.
Трудности российского самосознания имеют длинную предысторию. После падения Константинополя Россия оказывается единственной православной державой, при этом у русских, в отличие от греков, не было общей церковной истории с католиками. Это определило сектантское настроение в русском религиозном сознании и болезненный характер конфессиональной идентификации. Превращение церкви в придаток государства при Петре I вызвало разочарование в духовной сфере, и сектантское настроение частично переродилось в воинствующий нигилизм. Господство имперской идеологии воспрепятствовало естественной эволюции от конфессиональной к национальной самоидентификации. Правовое самосознание еще не успело сформироваться к моменту прихода к власти большевиков, которые просто подменили конфессиональную идентификацию идеологической. Для этого им пришлось очистить общественное самосознание как от традиционных, так и от правовых ценностей, что привело к очень опасному кризису самосознания российской общности. Аналогичный кризис привел в свое время Югославию к кровопролитной войне.
На данный момент в российском сознании отсутствуют какие-либо общезначимые центры самоидентификации. Судорожные поиски таких центров, в качестве которых предлагаются национальные, религиозные, идеологические или клановые ценности, приводят к выделению отдельных групп идейных соратников, которые воспринимаются остальной инертной массой населения как нечто инородное. Поскольку способы самоидентификации у отдельных групп разные, то они видят друг в друге нечто враждебное, что угрожает их собственному пространству обитания и делает активных участников современной политической борьбы непримиримыми.
В связи с окончательной утратой общего центра самоидентификации пространство обитания начинает стремительно сжиматься, что вызывает у человека чувство полной беспомощности в чужом мире. Инертная масса населения не стремится что-либо решать, поэтому просто ждет, что ей предложат. Либеральные и правовые ценности не были ею усвоены, так как это требовало от каждого человека личных усилий. Национальные ценности кажутся слишком неопределенными хотя бы потому, что русские являются результатом смешения самых разных народов. Большинство людей это прекрасно знает, поэтому нацистская идея чистоты крови так и останется уделом лишь агрессивных маргиналов. Имперская идеология также остается для основной массы недостаточно понятной, поскольку нет четкого представления, как идентифицировать себя в огромной империи. Как «советский народ»? – Но эта идея оказалась исторически несостоятельной. Как русских? – Тогда кем будут русские по отношению к другим народам: покорителями, покровителями или донорами, как это было в советское время?
Однако у кризиса социальной идентификации есть и своя положительная сторона, так как в этих условиях ускоряются процессы формирования сообществ в новых нетрадиционных формах, например, молодежные субкультуры или интернет-сообщества. Однако есть угроза, что эти сообщества так и останутся изолированными. Ни власть, ни государство, ни какие-либо политические силы не могут повлиять на ситуацию с ними. Все зависит от созревания готовности действовать в вызванном социальной инертностью вакууме, тем самым формируя новое пространство гражданского взаимодействия, в котором откроются новые возможности социальной идентификации. Поскольку активность формирующихся сообществ накапливается в сфере общественного бессознательного, принципиально невозможно предсказать, когда и в какой форме она выплеснется вовне.