Рейтинг
Порталус

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ XXI ВЕКА: ШАНСЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ТАКТИКА ЛЕВЫХ В РОССИИ

Дата публикации: 19 февраля 2014
Автор(ы): Олег СМОЛИН →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ →
Источник: (c) http://portalus.ru →
Номер публикации: №1392797428

Олег СМОЛИН, (c)

Мир. РАЗМЫШЛЕНИЯ 0 СОЦИАЛИЗМЕ В XXI ВЕКЕ

ВСТРЕЧА РОССИЙСКИХ И ГЕРМАНСКИХ УЧЕНЫХ И ПОЛИТИКОВ

Обсуждаемая проблема имеет, как минимум, две стороны: анализ прошлого и настоящего (что стало с миром за последние 50 лет) и прогноз будущего. Причем вторая сторона проблемы представляет собой еще большие теоретические трудности, чем первая. Трудности эти, помимо общих особенностей социального прогнозирования, связанных с его объектом, порождаются двумя обстоятельствами.

Во-первых, современное человечество явно переживает переход к новому типу общественной системы, причем как в цивилизационном, так и в формационном плане. Все пророки соглашаются, что мы живем в век перемен,- а в Китае даже есть пожелание недругу: чтоб тебе жить в век перемен,- но между пророками нет единства относительно того, что нас ждет впереди: одни обещают постиндустриальный рай, другие - глобальную катастрофу; одни уверены в полной и недалекой победе коммунизма, другие полагают, что концом истории станет западная либеральная цивилизация.

Во-вторых, общество в странах Восточной Европы и бывшего СССР находится в состоянии глубочайшего кризиса. Образно говоря, мы оказались в глубокой яме, из которой в лучшем случае видны ближайшие кучи выброшенной земли, но совсем не видна отдаленная перспектива.

С самого начала следует подчеркнуть, что понимание термина "демократический социализм" в данном случае принципиально отличается от того, как его обычно понимают представители правой (модернистской) социал-демократии. Большинство современных социал-демократов понимают демократический социализм как общественный идеал, к которому можно стремиться, но невозможно достичь, т. е. как бесконечный процесс. Мне же, как и большинству левых, к которым я себя отношу, представляется, что демократический социализм - это модель общественной системы, характеризуемая определенным набором признаков: производство, основанное на высоких и экологически ориентированных технологиях; смешанная экономика с преобладанием общественных и коллективных форм собственности; приоритетное развитие образования, науки и культуры; ограниченное, по преимуществу основанное на результатах труда, социальное неравенство и т. д. Иначе говоря, большинство социал-демократов так или иначе ориентируются на сохранение существующей модели, тогда как большинство левых - на ее изменение. С другой стороны, и в современной России классический вариант социал- демократии представляется неприемлемым, поскольку, прежде чем накладывать ограничения на частную собственность, ее сначала приходится вводить в полном объеме, а это вызывает движение не вперед в XXI век, а скорее назад в век XIX.

Сделав эту оговорку, начну с парадокса, который наверняка вызовет огонь критики как слева, так и справа: шансы на реализацию модели демократического социализма невысоки, но если цивилизация их упустит, резко поднимутся ее шансы на самоубийство.


--------------------------------------------------------------------------------
"Продолжение. Начало в N 11.
--------------------------------------------------------------------------------
В пользу возможности реализации модели демократического социализма можно предложить, как минимум, три основных аргумента, причем все они являются доказательствами не прямыми, а косвенными. - Аргумент первый основан на исторических аналогиях. До сих пор история не знала случаев, чтобы новая общественная формация, раз возникнув, затем безвозвратно уходила в прошлое и сменялась формацией предыдущей. Возвратные движения всегда были временными и восстанавливали прежнюю систему лишь отчасти (рабство в Америке, "второе издание крепостного права" в Европе, периоды реставрации в Англии и Франции). При этом, чем больше та или иная революция выходила за пределы исторически возможных задач, тем больше (по "принципу маятника") было возвратное движение к прежней системе. Представление о социализме как о тупиковой ветви цивилизации в этом смысле расходится со всем предшествующим историческим опытом.

Аргумент второй исходит из исторической тенденции глобального масштаба. Сколько- нибудь объективный макроисторический анализ показывает, что вектор социального движения заметно смещается влево к более справедливому обществу. Так, феодальное общество (средневековая цивилизация) справедливее рабовладельческого; современный "социальный капитализм" - справедливее капитализма первоначального и т. п. Другими словами, по большому счету, более эффективное общество в конце концов оказывается и более справедливым, и наоборот. Предположение, будто в конце XX века эта тенденция сменилась противоположной, вряд ли справедливо и, во всяком случае, нуждается в проверке опытом многих десятилетий.

Наконец, третьим аргументом могут служить тенденции общественного развития в индустриально развитых странах Запада, связанные частью с современным этапом технологической революции, частью с влиянием "реального социализма" в основном уже ликвидированного, частью же с отношениями между странами "золотого миллиарда" и так называемым "третьим миром".

Другими словами, мы не ошибемся, сказав, что рост цивилизации в развитых странах Запада во многом тождественен росткам посткапиталистических или социалистических отношений в них. И наоборот: разрушение даже бюрократического социализма в бывшем СССР и Восточной Европе сопровождается явным понижением уровня цивилизации и нарастанием варварства.

Так, в России это разрушение сопровождалось множественными катастрофами, среди которых можно выделить, по крайней мере, шесть.

1. Катастрофа экономическая. По оценкам группы новосибирских ученых во главе с В. А. Коптюгом, в 1985-1995 гг. объем сельскохозяйственного производства в России снизился в 3,6 раза, промышленного - в 5,3 (в том числе в легкой промышленности и оборонном комплексе - в 10 раз). Кризис поразил и те отрасли, которые являлись для России источником поступления валюты. За 1990-1996 гг. добыча нефти уменьшилась на 44%, угля - на 38%, выработка электроэнергии - на 25%.

По данным Мирового Банка, в 2000 г. Россия окажется где-то между уровнем средне- и слаборазвитых стран по производству на душу населения, в том числе на 25-30% ниже таких стран, как Алжир, Сирия, Тунис. К примеру, в Омской области, где находится мой избирательный округ, объемы производства мяса снизились с 368 тысяч тонн в 1990 году до 83 тысяч тонн в 1998 году, молока соответственно с 1532 тысяч тонн до 871 тысячи тонн, яиц - с 789 тысяч штук до 309 тысяч штук. Это при том, что эта область не худшая по России, она находится на уровне средних показателей.

Уже сейчас федеральный бюджет громадной России, пересчитанный в доллары, на 10% меньше бюджета Греции или Финляндии, в 2 раза - бюджета Швеции, в 3,5 раза меньше бюджета Голландии! Похоже, до "полной и окончательной победы реформ" уже недалеко! Страной, как банкротом, управляет Международный валютный фонд!

2. Катастрофа финансовая. По сравнению с советскими временами цены выросли приблизительно в 20 тысяч раз (с учетом деноминации - в 20 раз). "Зеленым другом" теперь в стране называют не лес, а доллар. Внешний долг России вырос с 70 до 150 миллиардов долларов (почти 3,5 тысячи миллиардов рублей при российском федеральном годовом бюджете в 575 миллиардов), что составляет 80% ВВП. По размерам внешнего долга Россия вышла на первое место в мире. Благодаря мнимым реформаторам, каждый из россиян - от новорожденного до умирающего - должен теперь иностранному "благодетелю" почти тысячу долларов. И это без учета наших "долгов" российским олигархам! Для того, чтобы рассчитаться с иностранными кредиторами, нам пришлось бы 6 лет оставаться без питья и хлеба. В 1998 г. каждый четвертый рубль из российского бюджета уходил на возврат долгов и проценты по ним. В 1999 г.- уже каждый третий рубль! Россия и ее финансовый центр - Москва - в любой момент могут быть объявлены банкротами.

3. Катастрофа социальная. По расчетам все тех же новосибирских ученых, в 1985- 1995 гг. средняя заработная плата упала более чем в 3 раза (с 199 до 62 рублей с учетом инфляции); средняя пенсия - в 2,5 раза (с 74,5 до 30 рублей). После августа 1998 г. эти показатели надо умножить, как

минимум, на два. Таким образом, средний уровень жизни упал в 4-5 раз, а у некоторых групп населения - в 7 раз и более.

Честный труд вообще, квалифицированный - в особенности, обесценился как никогда. Хуже всего платят работникам оборонных предприятий, медицины, науки, образования, культуры и сельского хозяйства, к тому же, как правило, с большими задержками. Начиная с конца 1993 г., задолженность по зарплате нарастала ускоренными темпами. В 1994 г. она составляла 1,3 триллиона рублей, к концу 1996 г.- более 47 триллионов, а на 1 декабря 1998 г. (с учетом деноминации) - почти 85 млрд. рублей. Задавленные нищетой люди требуют уже не повышения заработной платы, но хотя бы ее своевременной выплаты.

По уровню социального неравенства мы "догнали и перегнали" не только Западную Европу и Японию, но и Соединенные Штаты Америки: "новые русские" покупают автомобилей "Мерседес" больше, чем вся Западная Европа, и отдыхают в отелях Флориды за 3 тыс. долларов в сутки!

Еще одно "достижение реформ" - массовая безработица. По оценкам ФНПР, в России в середине 1998 г. было около 2 млн. зарегистрированных безработных, около 8,5 млн. ищущих работу, а с учетом скрытой безработицы общее количество безработных составило около 20 млн. человек! Так что граждане России если от чего и получили независимость, так это от стабильной работы и нормальной зарплаты!

4. Катастрофа демографическая. Смертность в стране превысила рождаемость с первого года реформ: в 1992 г.- на 220 тыс. человек, в 1993 г.- на 750 тыс., в 1994 г.- на 920 тыс. человек, в 1995 г.- на 785 тыс. и т. д. Если за годы гражданской войны и иностранной интервенции (1918- 1920 гг.) численность населения России сократилась на 2,8 млн. человек, то за первые пять лет "реформ" (1992-1996 гг.) потери страны за счет превышения смертности над рождаемостью составили 3 млн. 433 тыс. человек.

За десять лет "перестройки" и "реформ" уровень рождаемости в России упал почти в 2 раза; в 2 раза выросла и доля детей, родившихся больными, достигнув более 30% от общего числа новорожденных. Численность детей-инвалидов в возрасте до 16 лет выросла в 3,1 раза. Каждый третий юноша призывного возраста не может быть призван на военную службу по состоянию здоровья, в том числе до 15% не имеют необходимой массы тела.

Если нынешнее положение со смертностью и рождаемостью сохранится, то, по оценкам Госкомстата, к середине XXI в. нас останется ровно половина от нынешнего числа. К тому же Россия рискует превратиться в страну инвалидов с детства!

5. Катастрофа нравственная. Ее первое проявление - криминализация общества. Ежегодно регистрируется до 3 млн. преступлений, но на деле их значительно больше. Общий уровень преступности увеличился в 90-х гг. в 2,5 раза и продолжает расти. Количество убийств выросло в 4 раза, грабежей и разбоев - более чем в 6 раз. Тяжкие и особо тяжкие преступления составляют более 60% всех преступлений в России. Значительно вырос уровень детской преступности. По данным главного информационного центра МВД, в России состоят на учете 180 тыс. подростков, относящихся к данной группе риска. Около 100 тыс. из них нуждаются в воспитании с применением специальных педагогических подходов.

По данным международных исследований, среди 85 стран по уровню коррупции Россия вошла в число самых криминальных, заняв 76-е место! Бездуховность насаждается "верхами", которые не только заполонили эфир воинствующей пошлостью, но открыто заявляют, что деньги не пахнут, и сами подают пример неразборчивости в средствах обогащения.

Россия никогда не чуждалась водки, а теперь алкоголизм стал массовым и соединился с наркоманией. По данным управления по борьбе с таможенными правонарушениями Государственного таможенного комитета России, оборот наркотиков в Российской Федерации составляет 2 млрд. долларов - почти десятая часть расходной части федерального бюджета. По оценкам МВД, в России до 4 млн. человек потребляют наркотики. Потенциальными наркоманами являются до 80% подростков. Среднестатистический московский наркоман имеет возраст 15 лет, но появились уже и 8- летние. Потребление спирта в России составляет от 14 до 18 литров в год на человека, включая новорожденных и больных, при критическом для национальной безопасности уровне в 8 литров.

Социологические исследования последних лет показывают: свыше 50% молодых граждан России признают, что главным для них в жизни являются деньги. При этом 20% считают "возможным" и "нормальным" вступление в брак по расчету, 20% - получение взятки, около 10% - взять деньги силой или "взять, что плохо лежит". В сознании 17-летних криминальный авторитет ценится выше профессии милиционера, профессия телохранителя - выше офицера вооруженных сил и депутата законодательного органа, а профессии последних, в свою очередь,- выше профессии инженера, научного работника, рабочего.

6. Катастрофа геополитическая. Советского Союза (Большой России) больше нет. Россия утратила статус сверхдержавы, а мир фактически стал однополюсным - он развивается под диктовку Соединенных Штатов. По 19 из 20 показателей национальной безопасности наша страна опустилась ниже "красной черты".

Союз НАТО превратился в самый мощный в истории военно-политический блок, который все более склонен решать проблемы с помощью силы. Об этом свидетельствуют бомбардировки Ирака, война в Югославии и заявления руководителей НАТО о том, что такой опыт можно использовать и дальше.

Обещание не расширять НАТО, данное в период объединения Германии, ныне грубо нарушено: три бывших союзника России по Варшавскому Договору - Чехия, Венгрия и Польша - уже приняты в Североатлантический Альянс, а вопрос о приеме еще девяти, включая бывшие прибалтийские республики, рассматривается.

В результате разрушения Советского блока количество региональных вооруженных конфликтов, способных перерасти в конфликт глобальный, не сократилось, а значительно возросло. Платой за безумие развала стали три войны только на территории России: малая - в 1993 г. в Москве; большая, но локальная (1994-1996) - в Чечне; дагестанская и вторая чеченская война в последние месяцы. Хотел бы ошибиться, но это не последняя кровь, которой нам приходится платить за амбиции Бориса Ельцина и его команды.

Однако мы не можем не видеть, что трудности общества на пути к демократическому социализму едва ли не больше трудностей гомеровского Одиссея, который должен был проплыть между Сциллой и Харибдой у Геркулесовых столбов. Говоря точнее, подвиг Одиссея на этом пути человечеству придется повторить несколько раз в режиме некоего гигантского исторического слалома. Вот лишь некоторые преграды из тех, что предстоит преодолеть.

1. Совершенно очевидно, что для перехода к новому обществу необходимы, как минимум, два условия: зрелость его предпосылок и нестабильность общества старого. Иными словами, необходимы предпосылки революции социальной и революции (реформы) политической. Точно так же совершенно очевидно, что условия эти формируются не одновременно, как полагали авторы Коммунистического Манифеста, а разновременно. Я не разделяю "теории отсталости" Н. Бухарина, но простой статистический анализ показывает, что число революционных ситуаций в развитых странах в первой и второй трети XX века было на несколько порядков больше, чем в последней его трети. По- видимому, период наибольшей нестабильности капитализма миновал, но зато предпосылки нового общества сформировались в настоящее время как никогда прежде.

2. До сих пор на практике никому не удалось разрешить противоречие между демократической природой социальной революции и авторитарной формой власти, вытекающей из революции политической. Фридрих Энгельс говорил, что революция - самый авторитарный акт в истории. Макс Вебер разрабатывал идею плебисцитарной демократии и харизматического лидерства. Современные политологи доказывают, что революционные режимы в большинстве случаев становятся авторитарными. Все это свидетельствует об одном: коренная ломка или "радикальная трансформация" одной социальной системы в другую, как правило, невозможна без сильной власти. Однако, с другой стороны, мы знаем, что диктатура пролетариата легко превращается в диктатуру бюрократии, а харизматические лидеры - в гитлеров и муссолини. Диктатура же бюрократии ведет к бюрократической революции и реставрации капитализма, как это произошло во многих странах, включая Россию.

Теоретические ключи к решению этой проблемы хорошо известны. Главный из них - развитие самоуправления трудящихся. Однако с помощью этих "ключей" дверь в подлинно гуманное и демократическое общество до сих пор открыть не удалось.

3. Наконец, даже в теоретическом плане остается открытым вопрос о том, как разрешить противоречие между необходимостью большей социализации общества во имя его выживания и частными интересами крупных собственников, высших классов или отдельных государств.

Как известно, 25 лет назад Римский Клуб выступил с критикой безудержного потребления и неконтролируемого технического прогресса, предложив взамен идеи более регулируемого и справедливого общества, в котором социальное неравенство было бы поставлено под контроль. В более мягкой форме "концепции устойчивого развития" эти идеи были поддержаны Конференцией по окружающей среде и развитию в Рио-де- Жанейро в 1992 году. Интересно, что в России первой из серьезных политических сил эти идеи включила в свою программу Коммунистическая партия Российской Федерации.

Работы авторов Римского Клуба, как и документы ООН, убедительно показывают, что нынешняя модель "общества потребления" себя исчерпала. Попытка распространения этой модели на все человечество равнозначна его гибели в результате энергетического и экологического кризисов. Лозунг "Развитие вместо роста" предполагает замену этой модели иной, более регулируемой и справедливой. Не могу не заметить также, что выводы Римского Клуба в художественной форме предвосхитил известный советский писатель-фантаст Иван Ефремов, описав в романе "Час быка" возможную катастрофу современной цивилизации несколькими годами раньше, чем Д. Медоуз в своих "Пределах роста".

Однако неочевидно, что аргументы Римского Клуба или документов ООН, весьма убедительные в научном отношении, окажутся убедительными вместе с тем и для высших классов развитых стран, которым

предстоит жертвовать частью богатств во имя общего выживания. Неочевидно, что альтернатива - "новая общественная модель или гибель" - будет вовремя осознана широкой общественностью. Социологические опросы показывают: население способно поступиться своими материальными интересами лишь в том случае, когда катастрофа угрожает немедленно.

Нет гарантий, что человечество в целом, как и отдельный человек, в альтернативе между сиюминутными удовольствиями и продлением жизни не выберет сиюминутных удовольствий по принципу "после нас хоть потоп!".

Совершенно очевидно, что условия для развития демократического левого движения в России иные, чем на Западе: в чем-то лучше, но в главном, пожалуй, хуже.

Существуют, по крайней мере, две группы факторов, которые по логике вещей должны усиливать левые настроения в России: очевидный провал политики "шоковой терапии" и особенности национального менталитета.

Что касается "шоковой терапии", то, как специалист, я мог бы быть доволен тем, что выступал против в то время, когда большинство моих коллег - народных депутатов России - были "за". На фоне восторженного хора голосов, кричащих: "Ура, реформы наконец-то начались!" - немногочисленные противники "шоковой терапии" предупреждали тогда, что вместе с этим медицинским термином стране скоро потребуются и другие: "реанимация", а возможно, и "клиническая смерть". Суть политики "шоковой терапии" в России была предельно проста:

1. Освобождение цен ("Ни плана, ни рынка, а экономику распустить". (Здесь перефразируется лозунг Л. Троцкого периода споров в партии большевиков о Брестском мире: "Ни мира, ни войны, а армию распустить".));

2. Всеобщая обвальная приватизация по принципу "все поделить". (Имеется в виду раздел государственной собственности равно между всеми гражданами);

3. Замена бесплатных или практически бесплатных социальных услуг платными (каждый должен платить за все). (При том, что зарплату ему или не доплачивают, или не платят вовсе.)

Впрочем, точность прогноза в случае, если этот прогноз катастрофический, является слабым утешением. Перефразируя Бисмарка, можно сказать, что неучастие в плохой политике не освобождает от ее последствий. Понятно, что экономические катастрофы, о которых речь шла выше, являются фактором роста оппозиционных настроений в стране, в том числе левых.

Другой фактор левых ориентации массового сознания - это национальный менталитет, в котором прочно укоренились представления о социальной справедливости коллективистского и во многом уравнительного характера. Специалисты в области контент-анализа давно обратили внимание на то, что "архетипы" классической российской культуры XIX века ориентированы не на материальный интерес и личное обогащение, а, скорее, на нестяжательскую самореализацию, а иногда самоотречение в интересах других людей. Пропаганда примитивной рыночной психологии с ее призывами типа "Обогащайтесь!", "Деньги не пахнут" и т. п. плохо совместима с таким культурным контекстом. Не случайно бывшие демократы в России (Г. Попов) уже с начала 90-х годов призывали "железной рукой", "административным насилием" защищать интересы новых собственников и подавлять уравнительные настроения.

Однако роль названных выше факторов "левого поворота" весьма и весьма неоднозначна. Так, развал экономики, обнищание широких слоев вызывают скорее не левые демократические, а ультралевые и крайне правые настроения, либо апатию и равнодушие к любой политике ("все они там во власти одинаковы"). Что же касается представлений о равенстве, то они, во-первых, нередко имеют весьма своеобразный характер. Мне лично приходилось неоднократно наблюдать людей, которые спокойно воспринимают факты невиданного разворовывания страны, вывоза за рубеж многих миллиардов долларов, но вместе с тем не могут жить спокойно, когда у соседа заработная плата или пенсия выше на сто рублей (меньше четырех долларов США). Во-вторых, уравнительные стереотипы массового сознания, как это ни парадоксально, были использованы существующим режимом.

На последнем стоит остановиться особо. Как известно, ваучерная приватизация по Чубайсу мотивировалась именно тем, что каждый гражданин должен получить равную долю общественного богатства. При этом автор проекта многократно публично заявлял, что на ваучер каждый сможет купить "Волгу" (престижная марка автомобиля в СССР и России). Еще до начала проекта было совершенно очевидно, что данная модель приватизации экономически вредна, социально бесполезна, но политически почти гениальна, поскольку привлекает всех, и якобы в равных долях, к растаскиванию общественного богатства. Выступая на съезде депутатов России в присутствии Чубайса, я говорил о том, что сторонники обвальной ваучеризации, как две половинки яблока, похожи на героя повести Михаила Булгакова "Собачье сердце" Шарикова. Только он предлагал сначала все отнять, а затем поделить, эти же требуют все поделить, чтобы потом отнять! Тем не менее парадокс истории состоялся: механизм "дикого капитализма" в России был запущен с помощью стереотипов "казарменного коммунизма"!

На мой взгляд, факторы, которые в 90-х годах вызывали смещение российского политического курса вправо, значительно сильнее тех, о которых речь шла выше. Назову четыре наиболее важных.

Во-первых, это "неоконсервативная волна" - общий сдвиг вектора общественного развития вправо с конца 70-х годов, который вызвал на Западе полураспад коммунистических и ослабление социалистических партий, а на Востоке - крах большинства режимов "административного социализма".

Во-вторых, это принцип "маятника" в развитии революции и контрреволюции, наиболее ярко проявившийся в истории Франции конца XVIII-XIX века и России XX века. Как известно, Великая французская революция шла сначала влево до якобинской диктатуры, затем - до отказа вправо, включая реставрацию династии Бурбонов, затем вновь влево через революцию 1830-го и 1848 года до Парижской коммуны. Аналогичным образом Российская революция пережила военный коммунизм, нэп, сталинский перелом, наконец, перестройку, превратившуюся, по меткому выражению Александра Зиновьева, в "катастройку" (производное от перестройки и катастрофы). Представляется, что начавшееся после 1985 года движение маятника российской истории вправо, несмотря на незначительные промежуточные колебания, в настоящее время еще не завершено.

В-третьих, это бюрократический характер новейшей российской революции (или контрреволюции): устранение прежней власти было осуществлено не контрэлитой, а вторым эшелоном существовавшей политической элиты, при этом бюрократия в целом обменяла власть на собственность, а еще чаще умножила собственность при сохранении власти. В результате левые течения испытывают серьезные трудности в формировании собственной политической контрэлиты.

Наконец, в-четвертых, это дискредитация в общественном сознании большинства известных моделей общественного развития, в том числе, увы, и социалистической идеи. Среди многочисленных парадоксов современной России есть и такой: масса людей с левыми или даже леворадикальными настроениями испытывают аллергию при словах "коммунизм" и "социализм". Этот феномен еще ждет своего изучения социологическими методами.

Думаю, объективную тенденцию развития субъективными усилиями, несомненно, нужно пытаться изменять, но вряд ли возможно изменить. Поэтому условия деятельности левых в обозримой перспективе скорее всего будут неблагоприятными.

В России ситуация осложняется еще и тем, что на протяжении 90-х годов большинство левых организаций, включая КПРФ, отчасти занимали не свою политическую нишу, защищая не только и не столько социальные, сколько национальные интересы и выдвигая такие лозунги, часть из которых на Западе обычно используются правыми консерваторами. Это не было случайностью, но имело веские причины.

1. В соответствии с "законом маятника" новейшие российские революционеры (или контрреволюционеры) фактически отказались от защиты государственных интересов России, что при нормальных условиях не делает ни одна политическая элита. Примеров тому множество, но, может быть, самый яркий из них - миф о "независимости России". История знает массу случаев, когда независимости требует то или иное национальное меньшинство или его часть (Квебек в Канаде, Северная Ирландия в Великобритании). Однако ситуация, когда Канада потребовала бы независимости от Квебека или Великобритания от Северной Ирландии, наверняка ассоциировалась бы во всем мире с театром абсурда или домом умалишенных. Но именно так вела себя новейшая российская политическая элита на рубеже 90-х годов, принимая Декларацию о суверенитете России или инициируя Соглашения в Беловежской пуще.

В таких условиях требование сохранения государственности было естественной линией поведения для левой оппозиции.

2. Выше уже отмечался российский парадокс, суть которого состоит в том, что в массовом сознании поразительным образом сочетаются левая психология с аллергией на левую идеологию. Многочисленные социологические опросы показывают, что ценности социальной справедливости в общественном сознании стоят никак не ниже ценностей индивидуальной свободы, а при альтернативной постановке вопроса до двух третей населения предпочитают справедливость. Тем не менее максимум того, что удалось собрать левым партиям и их лидерам, составлял около 40 процентов голосов. И с этим также приходилось считаться при выработке политической платформы и тактической линии.

Думаю, в настоящее время ситуация существенно изменилась. Патриотическую нишу очень активно пытается занять новый президент, и переиграть его на поле защиты государственных интересов весьма сложно: пытаясь это сделать, легко потерять собственное политическое лицо. Очевидно, например, что в вопросе о Чечне левые не могут уподобляться Жириновскому и требовать уничтожения мятежной республики с помощью напалма и вакуумных бомб. Напротив, вполне осмысленным представляется лозунг: борьба с терроризмом, но не ценою жизней тысяч российских парней и мирных чеченцев.

Вполне назревшими представляются, по меньшей мере, два принципиальных изменения в тактике левых.

Первое из них может быть выражено формулой: меньше державности - больше социальности и человечности. Подчеркну: речь идет не об отказе от защиты национальных интересов, но о четкой их трактовке. Надо внятно заявить, что для нас, в отличие от правящей элиты, государственные интересы - это не интересы бюрократии и стоящих за ней экономических кланов, а интересы большинства народа России. Одновременно необходимо более активно использовать традиционные лозунги левых: социальные гарантии, права человека, экология, политическая свобода. Однако надо понимать, что не все требования левых политических организаций на Западе могут работать в России: если бы, например, российские левые, подобно европейским и американским коллегам, сделали бы одним из своих значимых лозунгов защиту сексуальных меньшинств, они, несомненно, крупно проиграли бы в массовом сознании.

Во-вторых, необходимо четко определить отношения левой оппозиции, в том числе ее парламентских фракций, к действующему президенту. Формулой такого отношения, на мой взгляд, должна стать конструктивная оппозиция.

Эта оппозиция должна быть конструктивной, поскольку:

конструктивность (т. е. не просто критика, но и предложение альтернативных решений) лучше по определению и лучше воспринимается массовым сознанием;

хотя Владимир Путин принадлежал к команде Бориса Ельцина и его сторонников и был выдвинут так называемой "семьей", степень его ответственности за катастрофы в стране гораздо меньше, чем бывшего президента России;

Владимир Путин активно пользуется патриотической риторикой, встречается с представителями патриотических организаций и газет, высказывает позитивные оценки в адрес лидеров левой оппозиции;

произошли небольшие сдвиги в социальной политике, включая повышение пенсий и минимальной оплаты труда, хотя большая часть этих повышений была "съедена" инфляцией.

Это должна быть именно оппозиция, а не резкая критика отдельных фигур в правительстве при умолчании относительно президента, поскольку есть серьезные доказательства того, что президент собирается продолжать праволиберальный курс, и даже сделать его еще правее. Такими доказательствами являются:

программа Г. Грефа, предусматривающая дальнейшее сокращение социальных гарантий, бесплатной медицины, бесплатного образования, социальных льгот, повышение пенсионного возраста и приватизацию земли;

Налоговый кодекс, по которому доходы олигархов будут облагаться по той же ставке, что и доходы рабочего, врача или работника культуры, отменяющий льготы для строительства жилья, производства и реализации медикаментов, а также для образования, науки и культуры;

проект федерального бюджета 2001 года, где на обслуживание долгов выделен 41 процент, а на всю социальную политику - около 15 процентов расходной части и где распределение доходов между центром и регионами предлагается не по принципу пятьдесят на пятьдесят, а в пропорции две трети к одной трети, разумеется, в пользу центра.

Более того, Владимир Путин пытается свернуть чуть ли не единственное достижение даже не ельцинского, а горбачевского периода - и без того весьма ограниченную политическую свободу. К сожалению, часть моих товарищей по левому блоку не понимают, что по большому счету мы заинтересованы в демократии гораздо больше правых. Не пересказывая всех аргументов из социалистической классики, перефразирую лишь старый анекдот советского периода: "Берегите журналистов - с ними покончат, до нас доберутся!".

В итоге нельзя исключить сценария развития событий, когда режим Владимира Путина в известном смысле окажется хуже режима Бориса Ельцина и произойдет "негативная конвергенция" всего худшего из советской и постсоветской эпохи: из первой будет заимствован авторитарный режим, а из второй - экономический курс радикального либерализма, превращающий большинство населения в бедных. Однако левые должны считаться с тем, что 1) курс Владимира Путина окончательно еще не определился и 2) сам новый президент достаточно популярен в широких слоях населения.

Возвращаясь к исходному парадоксу, можно утверждать, что реализация идеала демократического социализма равна произведению вероятностей разрешения человечеством противоречий, обозначенных выше. Если учесть, что число этих противоречий может быть расширено, а вероятность разрешения каждого из них невысока, то первое суждение парадокса о проблематичности реализации демократического социализма становится очевидным. Однако это отнюдь не снимает убедительности второго суждения, ибо в силе остаются все аргументы в пользу демократического социализма и главный из них: большая социализация является условием выживания человечества.

В итоге всего сказанного позволю себе следующий вывод. Вопрос о демократическом социализме XXI века остается открытым. Однако для левых это означает не индульгенцию на бездействие, а стимул к действиям. Популярная в России формула "За успех нашего безнадежного дела!" - в данном случае вполне осмысленна, ибо, работая во имя своих социальных идеалов, левые тем самым работают и во имя выживания человечества.

Опубликовано на Порталусе 19 февраля 2014 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама