Основная задача науки – это относительно непротиворечивый синтез знаний и создание интегральной картины окружающего мира. Особый смысл данное положение приобретает, если речь заходит о человеке и способах формирования им концептов внутренней реальности. Сложно представить себе человека, живущего в условиях западной культуры и не обуреваемого внутренними конфликтами, противоречиями и амбивалентными желаниями. Природа человека по определению множественна и реальность, которая воспринимается сквозь призму внутренних условий, маловероятно, что будет восприниматься однозначно. Научное знание с одной стороны, пытается формализировать и обобщить представления о реальности, с другой стороны очевидно (на это указывает исторический опыт становления науки), что согласовать так называемые объективные данные о мире в контексте человека оказывается крайне сложно. Следуя утверждению Протагора о том, что человек есть мера всех вещей , можно утверждать, что осуществляемое человеком восприятие реальности так же является вариативным. (Протагор (др.-греч. Πρωταγόρας, ок. 490 до н. э. − ок. 420 до н. э.) − древнегреческий философ, софист, ученик Демокрита. Автор знаменитого тезиса: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют», в котором утверждается относительность, обусловленность и субъективность знания). В соответствии с принципом антропности реальность находится в процессе постоянных трансформаций, происходящих вместе с внутренними преобразованиями самого человека [2; 3]. (Так называемый «слабый» антропный принцип, сформулированный в Б. Картером в 1973 году звучит примерно следующим образом: «То, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей» или «Наше положение во Вселенной с необходимостью является привилегированным в том смысле, что оно должно быть совместимо с нашим существованием как наблюдателей». Один из вариантов «сильного» антропного принципа сформулирован Дж. Уиллером в 1983 году и звучит так: «Observers are necessary to bring the Universe into being» (Наблюдатель привносит во Вселенную Бытие). Развивая персоналистический контекст данных положений, сформулированных в рамках фундаментальной физики и космологии, необходимо отметить возможность обратной стороны той идеи, которая выражена в данных положениях (косвенно это прослеживается в формулировке Уиллера, обозначаемой как «антропный принцип участия»): не только Вселенная обеспечивает возможность присутствия в ней человека, влияя через систему сильных, слабых и сверхслабых сигналов на популяционные, социальные и индивидуальные психические процессы, но и сам человек, являясь субъектом осмысленного выбора, трансформируясь, меняет условия и локус наблюдения; вслед за этим очевидно меняются характеристики наблюдаемых объектов, что указывает на динамическую природу Вселенной и что подтверждается в известных всем восточных мистических доктринах). На это также указывают описанный К.Г.Юнгом принцип синхронистичности, принципы самоорганизации систем и синергетики (Г. Хакен) [8; 10; 11].
Взаимосвязь человека с окружающим миром, их тесное единство и «нелинейная» зависимость говорят о возможности применения метода аналогий для выяснения причин происходящих с человеком событий и поиска возможностей анализа и терапии тех состояний, которые расцениваются самим субъектом в качестве нежелательных, а также в том случае, если они негативно отражаются в динамики происходящих с ним процессов и событий.
Современная психотерапия чаще всего предполагает линейную преемственность между действиями терапевта и достигаемым терапевтическим эффектом: терапевтический эффект наступает в результате «правильной» интерпретации (даже если она была случайной). Вместе с тем, вероятно практически любая интерпретация, любое корректное действие или созданное событие могут быть удачными, если они осуществляются в контексте «особых» отношений, предполагающих тонкую резонансную связь двух или нескольких взаимодействующих людей.
Но возможна другая стратегия анализа условий и целей психотерапевтической практики.
Метод аналогии позволяет понять иную природу происходящих с человеком событий и иные способы взаимодействия с психическими процессами и состояниями, расширяя спектр истолкований поведения человека и, следовательно, углубляя понимание его природы.
Аналогия (греч. analogia − соответствие, сходство) понимается как подобие предметов или явлений в каких-либо свойствах, признаках или отношениях; как источник индуктивного вывода о принадлежности определенных признаков объекту на основании знания сходства данного объекта с другими объектами [5, с. 26].
Использование этого метода, например, в анализе источников психопатологической и деструктивной динамики поведения человека и групп, а также для получения представлений об альтернативных способах коррекции нарушенных форм поведения и сознания, будет допустимым в том случае, если мы понимаем базовые характеристики соотносимых феноменов, и эти характеристики имеют определенное функциональное или структурное сходство.
Например, такое явление, как симметрия позволяет установить сходство между предметами, явлениями и теориями, внешне никак не связанными: женской вуалью, поляризованным светом, естественным отбором, теорией групп, поведением пчел в улье, рисунками ваз, скарабеями, лепестками цветов, делением клеток, конфигурациями кристаллов, снежинками, музыкой и теорией относительности [4].
Современная западная культура имеет семиотическую природу и дегенеративные тенденции. Способы трансляции информации связаны с различными, в современной культуре строго определенными и нормированными, формами текстуальности, при этом любой информационный объект, направленный на восприятие реципиентом и имеющий знаковую природу функционирует как текст.
Мы предполагаем, что массовые информационные феномены современной культуры западного типа, принимающие непосредственное участие в формировании различных психопатологических явлений в индивидуальной и групповой психике, имеют ряд сходных характеристик с некоторыми органическими патологиями неинфекционного типа.
Среди тяжелых органических патологий, одними из наиболее распространенных являются онкологические заболевания, дегенеративные по своей природе. Это позволяет провести аналогию между подобными формами патологических явлений и дегенеративными семиотическим процессами, происходящими в культуре и обществе. Эвристический результат такой аналогии мы обозначаем как семиотический метастазис.
Бодрияр (2006) отмечает, что время техногенизации сознания характеризуется тем, что «сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез» (с. 12). Непосредственно это сводится к физическому самовоспроизводству человечества (активной массы), которое в ситуации утраты смысла начинает функционировать матастатические, по аналогии с патологической динамикой злокачественных новообразований (опухолей) в организме человека. Если мы соглашаемся с тем, что телесная феноменология распространяется за границы физического тела человека (организма) и позволяет с позиций метателесности описывать социальные, культурные, религиозные, этнические и политические процессы (и рассматривать их в виде соответствующих метател − этнического, религиозного, политического и пр.), − то подобная аналогия допустима.
Опухоль (неоплазма, бластома) − является патологическим образованием, самостоятельно развивающимся в органах и тканях, и характеризующимся автономным ростом, полиморфизмом и атипией клеток. Данное описание может быть перенесено в качестве модели на социальную среду, где органическим дифференцированным субстратом популяции выступают отдельные индивиды и различные социальные группы, социальные институты и организации. Семиотизированными злокачественными образованиями в данном случае выступают различного рода информационные фантомы (например, бренды), стоящие за ними организации и сформированные ими стили поведения. Подобного рода структуры характеризуются также независимым ростом. Ряд из них описывается как финансово-пирамидальные психологические квазисекты, способные к автономному росту за счет вливания в свои структуры новых людей [7]. Это касается фармацевтических и косметологических брендов. Полиморфно-атипичными метастазирующими образованиями являются, например, такие семиотические системы как Кока-Кола (в пищевой промышленности), Google (в интернет среде) и Майкрософт (в сфере информационных технологий), являясь с 2002 по 2007 гг. ведущими и наиболее дорогими мировыми брендами.
Полиморфность метостатических социальных и финансово-экономических образований выражается в их компульсивной потребности в формировании социальных новообразований, предлагающих возможности и стратегии преодоления, спасения, выхода, избавления от чего либо, улучшения качества жизни, что должно, с точки зрения идеологов данных структур, придать новое ощущение смысла и востребованности жизни человека (фактически ставятся те же цели, что и в психотерапевтических практиках). В то время как реальная жизнь личности, выраженная в его телесных функциях и психической активности, необходима лишь для обеспечения стабильности социально-промышленных техногенных мегаструктур, при том, что личная автономность и произвольность воспринимается как помеха.
Атипичность функционирования элементов системы техногенной цивилизации транслируется на все уровни социальной структуры начиная с модификации здоровья, стилей воспитания детей, стратегий брачно-семейных и гендерных отношений, до межгосударственных и цивилизационных процессов.
Функционирование злокачественных сегментов популяционной массы характеризуется экспансивным ростом, выражающимся в разрастании и дифференциации от смежных сегментов. При этом закономерно формирование семиотических инфильтратов в жизненноважные и центральные сегменты социальной системы.
Соответственно, семиотическое метастазирование заключается в формировании очагов информационного отсева, когда информационно-семиотические сгустки переносятся в другую среду и начинают функционировать автономно независимо от сформировавшей их, «материнской» структуры. Такие сгустки представляют собой объединения нескольких однородных семиотических элементов, которые могут быть рассмотрены как самостоятельные единицы, обладающие преемственной, но автономной системой свойств. В социальной структуре матастазирование осуществляется посредством информационных технологий и СМИ (этот процесс также аналогичен патогенезу опухолей, где в результате пролиферации ее ткани, отдельные клетки могут отрываться и, попадая в кровеносное и лимфатическое русло, переносится к другим тканям организма).
Возможность такой аналогии допустима в связи с соответствием происходящих в популяции биологических процессов и массовыми, имеющими индуцированную природу, психическими процессами.
Согласно статистическим данным, одной из основных причин смертности в современном обществе являются онкологические заболевания, смысл которых заключается в ограничении продолжительности жизни и регуляции численности популяции, размер которой достигает пределов территориального и ресурсного обеспечения. Соответственно, при прочих равных условиях частота этих заболеваний растет пропорционально увеличению плотности населения [6].
В соответствии с этим, семиотический метостазис можно рассматривать как способ снижения общей жизнеобеспечивающей популяционной активности и разрушения коллективного сознания в обществах, которые оказываются наиболее деструктивными с этической точки зрения и для функционирования культуры.
Бодрияр (2006) отмечает, что утрата сущности приводит к погружению человека в хаос, после чего начинается метастатический беспорядок «путем ракового деления, которое более не повинуется генетическому коду ценности» (с. 13). Ценностные ориентиры антропогенеза утрачивают свою значимость и стираются, замещаясь в современной западной культуре принципами техногенеза, которые сводятся к механическому воспроизводству и потреблению произведенного. Подобная ситуация имеет два эффекта: усиление компульсивно-фагических способов поведения в контексте потребительских стратегий и усиление уныния от семулятивно-информационной перенасыщенности.
Редукция коллективных и индивидуальных смыслов создает почву для особого семиозиса, связанного с формированием культуры подделок и «шаблонных» ценностей, которые стремятся к заполнению внутренней пустоты субъектов современного общества. В связи с этим, тенденция к воспроизводству и умножению знаков, заполняющих объем восприятия субъектов, в современной культуре может быть также обозначена в терминах семиотического матастазиса.
Описанный здесь процесс базируется на техногенно-урбанистической культуре. Все наиболее массовые виды психотерапевтической помощи сформировались в городской среде и ориентированы на те психические феномены, которые возникают у жителей городов, и в первую очередь мегаполисов, являющихся культурными, социальными и научными центрами, транслирующими информационно-семиотический поток в пригороды и на периферию. При этом, не смотря на то, что в сотне современных городов проживает 1/6 часть населения планеты, большая часть населения скорее всего никогда не обнаружит в себе побуждения и смысла обратиться за помощью именно к психотерапевту, даже в тех случаях, когда такая возможность будет физически достижима и если человек будет испытывать нужду в помощи подобного рода специалистов (т.е. работающих с проблемами души). Речь здесь идет в первую очередь о жителях провинций, а теми, кто оказывает им помощь в случае психологического страдания, являются не профессиональные психологи или психотерапевты, а священники, пасторы различных конфессий, проповедник и идеологи различных вероучений, политические лидеры и их представители, а также чуткие и внимательные родственники, знакомые и соседи. Отдельный спектр «душевспомогающих» средств составляют суррогатные или архаические (традиционные для культуры и местности) оккультные технологии (например, способы снятие порчи, сглаза, «вычитывание», мантические приемы и пр.). Не вызывает сомнения и то, что деятельность всех выше названных представителей носит более массовый и выраженный характер, а интенсивность их влияния на психическое состояние больших масс людей на порядок выше чем в случае психологов и психотерапевтов, как правило претендующих на исключительность в своем знании душевного устройства человека. «Потребление» таких «паропсихологических» услуг в современном обществе на порядок выше, чем психологических, и дело не только в отсутствии психологической культуры, но скорее в наличии традиционных ценностей и установок.
Однозначно оценить качество такого влияния крайне сложно, поскольку оно зависит от многих факторов. Такое влияние может оказывать выраженное или латентное деструктивное воздействие (например, в случае реализации массовых политических или сектантских акций), с другой же стороны, оно может нести в себе и позитивный с точки зрения психоэмоциональной и когнитивной динамики, смысл.
Обобщая вышесказанное, мы хотели бы подчеркнуть еще раз, что в той или иной мере психологическое воздействие, часто выполняющее функции психотерапевтического, имеет место и вне психотерапевтической среды. Испытывая потребность в такого рода помощи, большинство людей в провинции и сельской местности (которые территориально доминируют в сравнении с мегаполисами) ищут ее вне контекста психотерапевтической и психологической практики, и за пределами стандартных форм психологической помощи. Эффективность ее будет сродни той лечебной эффективности, которая бывает при оперативном вмешательстве в случае необходимости резекции патологических новообразований в организме человека.
Интенсивность динамики психосоматической симптоматики может быть эффективно купирована как традиционными для психотерапии средствами, так и другими средствами, традиционными для ритуализированных или обрядовых практик – они столь же эффективно могут обеспечивать десемиотизацию субъекта, вероятно выступающую одним из основных психотерапевтических средств (см. Самохвалов В.П., 2001).
Вместе с тем необходимо в завершении подчеркнуть, что отдельный ресурс, обеспечивающий такую десемиотизацию, пресекающую дегенеративный, транслируемый современной культурой, семиотический поток, определяемый различными объемами и качествами текстуального контекста, составляют естетсвенно-природные психологические методы, допускающие отсутствие целенаправленных психологических интервенций со стороны психотерапевта. Их психотерапевтический и трансформирующий эффект основан на целостном воздействии на психику и тело человека характерных условий природного ландшафта, лишенных культурального и социального контекста [9]. Подобные практики, возможно, наиболее интенсивно обеспечивают терапевтическую десемиотизацию, поскольку они недискурсивны и, соответственно, лишены семиотического подтекста, но обладают наиболее естественной функциональностью, формирующей недифференцированный фон комфортного состояния, лишенного побудительных смыслов и навязчивых желаний.
Единственным критерием нормы, в том числе и в контексте агрессивных и навязчивых семиотических процессов может выступать некоторое субъективное внутреннее состояние. Человек сам для себя определяет, что для него выступает значимой нормой, в каком состоянии он хотел бы пребывать, ощущая себя полноценным субъектом собственного опыта, дающего возможность достижения чувства внутренней полноты. (Космогоническое понятие плеромы (греч. πλήρωμα − наполнение, полнота, множество) − может быть перенесено на внутренний мир человека, в соответствии с герметическим принципом комплементарности внутреннего и внешнего).
Семиотическое истощение культуры и внутренняя, лишенная смыслов и ценностей, пустота, может явиться основой обретения нового чувства полноценности, если субъект поймет, какое содержание для него выступает критерием собственной подлинности. Фантазматичность современной культуры может привести человека к пониманию необходимости достижения такой внутренней тишины, которая будет способна выступить источником всякого нового начала и которая способна будет породить любое иное состояние в зависимости от актуальной потребности (ничего не хочется – но все что нужно есть в полноте). Задача человека будет заключаться в том, чтобы зафиксировать это новое состояние как фоновое и рассматривать его как эталонное, к которому можно возвращаться и от которого можно отталкиваться, выстраивая систему новых состояний и смыслов. В сущности, данный поиск требует минимальных усилий и ориентирован на естественный ресурс человека, обеспечивающий возможность самораскрытия и самоисцеления.

Литература:
1. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. − М.: Добросвет, КДУ, 2006. − 258 с.
2. Казютинский В.В. Антропный принцип и научное объяснение / Бюллетень НКЦ SETI. − № 13, 1998 // http://lnfm1.sai.msu.ru/SETI/koi/bulletin/13/antrop.html
3. Казютинский В.В., Балашов Ю.В. Антропный принцип: История и современность / Природа. − №1, 1989 // http://vivovoco.rsl.ru/vv/journal/nature/old/antrop.htm
4. Куликов Д.В., Мекалова Н.В., Закирничная М.М. Метод аналогий / Физическая природа разрушений. − Уфа, 1999 // http://rusnauka.narod.ru/lib/phisic/destroy/glava1.htm
5. Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. − Мн.: Изд. В.М.Скакун, 1998. − 896 с.
6. Писаржевский С.А. Биологический смысл существования неинфекционных заболеваний // http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1174465
7. Психологический механизм контроля сознания в коммерческих культах на примере корпорации «AMWAY» / http://ukrsekta.info/2008/05/26/
8. Руденко А.П. Самоорганизация и синергетика / http://utc.uni-dubna.ru/~mazny/students/site2/ideal_2.htm
9. Самохвалов В.П. Заметки терапии. К вопросу об этиологии, патогенезе, клинике, терапии и профилактике semioza simplicissima // Таврический журнал психиатрии, 2001, V.5, 2(17). – С. 5 – 9.
10. Старовойтов А.В. Экологические аспекты психотерапии / http://psy-trening.com/science.php
11. Хакен Г. Синергетика. − М.: Мир, 1980. − 404 с.
12. Юнг К.Г. О синхронии / Синхрония. М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 2003. − С. 169 - 294.