Рейтинг
Порталус

Л. П. ПОТАПОВ. ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ АЛТАЙЦЕВ

Дата публикации: 05 января 2016
Автор(ы): Л. Р. КЫЗЛАСОВ
Публикатор: А. Комиссаров
Рубрика: ИСТОРИЯ РОССИИ
Источник: (c) Вопросы истории, № 7, Июль 1954, C. 149-153
Номер публикации: №1451942160


Л. Р. КЫЗЛАСОВ, (c)

Академия наук СССР. Институт этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Издательство АН СССР. М. -Л. 1953. 2-е издание. 442 стр. + карта.

 

Рецензируемая книга представляет собой серьезный труд, завершающий более чем двадцатилетние исследования автора в области этнографии и истории народов Алтая. Используя огромное количество этнографических материалов, архивные источники и данные археологии, Л. П. Потапов проследил, насколько это позволяют имеющиеся материалы, историю народов Алтая с древнейших веков до настоящего времени. Во второе издание книги внесены значительные поправки и изменения. Автор уточнил вопрос о характере эфемерных государственных образований азиатских кочевников, прежде всего так называемых "тюркских каганатов VI-VIII вв.", выяснил значение рабства у кочевников, добавил большой раздел о происхождении алтайцев, уточнил раздел "Социалистическая культура и быт алтайцев", детально рассмотрел развитие языка и культуры, процесс национальной консолидации современных алтайцев. Вместе с тем, как справедливо отмечает сам автор, "работа по написанию истории алтайцев еще впереди" (стр. 1), ибо многие вопросы до сих пор остаются еще не разработанными из-за отсутствия необходимого конкретного материала.

 

Первая часть работы, носящая название "Алтайцы до включения в состав Русского государства", основана на данных археологии, а также китайских и монгольских источников. Она начинается с описания культур древних обитателей Алтая, древнейшие из которых относятся к рубежу III-II тысячелетия до нашей эры, затем в ней рассматриваются процессы разложения первобытнообщинных отношений и появления классов и государства (VI в. н. э.). Л. П. Потапов правильно указывает, что тюркский каганат VI-VIII вв. "был непрочным военно-административным объединением, временным союзом различных кочевнических племен под гегемонией тюркских каганов, не имевших своей экономической базы" (стр. 94). По своему характеру он близок другим временным объединениям, с которыми связана последующая история Алтая.

 

Заключительные разделы первой части: "Алтай в период господства западномонгольских, или ойратских, ханов" и "Происхождение алтайцев" - почти целиком основаны на материалах долголетних этнографических и архивных изысканий автора. Особенный интерес представляет очерк, по-

 
стр. 149

 

священный происхождению алтайцев. Это первая и в общем успешная попытка раскрыть сложный этногенетический процесс целого ряда племен и народностей, населяющих Алтай.

 

В изложении Л. П. Потаповым древней истории Алтая имеются большие разрывы (например, неосвещенным остается важнейший период в истории и этногенезе алтайцев - I-VI вв. н. э.; конспективно изложен период XIII-XVII веков. Но это в значительной степени объясняется отсутствием всяких, в том числе и археологических, источников.

 

Вторая, большая и по объему и по насыщенности фактами, часть книги излагает историю алтайцев со времени включения их в состав Русского государства вплоть до наших дней.

 

Автор подробно останавливается на положении алтайцев в составе Русского государства, на возникновении русской торговли на Алтае и начале освоения края русскими. Особенно детально разработаны Л. П. Потаповым проблемы истории алтайцев XIX века.

 

Всесторонне анализируя производство и общественный строй алтайцев того времени, автор справедливо заключает, что "общество у алтайцев было классовым" (стр. 3)0) и формы эксплуатации характерными для феодальных отношений, переплетавшихся, однако, с патриархальными, родовыми отношениями и их пережитками (стр. 312). Это положение, выдвинутое Л. П. Потаповым еще в начале 30-х годов, имеет существенное теоретическое и практическое значение. Оно направлено против идеализации исторического прошлого алтайцев. Не только буржуазные этнографы, но и некоторые этнографы 20-х - начала 30-х годов изображали общество алтайцев как родовое, не знающее ни эксплуатации, ни классов.

 

Л. П. Потапов полностью опровергает эту "теорию". Он четко показывает формы собственности (на скот, землю, пастбища и покосы), существовавшие на Алтае, описывает категории закрепощенных баями и зайсанами людей (кулы, айбычи, кодечи и пр.), раскрывает специфические для патриархально-феодального строя скотоводов формы эксплуатации и зависимости (полыш, тер, тенулеш, ортокто и пр.) (стр. 277 - 291).

 

Вскрывая тяжелое положение трудящихся скотоводов в условиях царского колониального гнета, чиновничьего произвола и торгово-ростовщической эксплуатации, оттеснения с лучших земель и насильственной русификации, автор вместе с тем правильно подчеркивает, что, несмотря на все это, "вхождение алтайцев в состав Русского государства было для них исторически перспективным событием, выходом из того исключительно тяжелого положения, в котором они оказались в результате многовекового господства монгольских феодалов" (стр. 182). Кроме всего прочего, это спасло алтайцев от физического уничтожения во время разгрома Джунгарии китайскими войсками в 1755 - 1756 гг., которому подверглись калмыцкие подданные. Л. П. Потапов справедливо указывает, что в Русском государстве алтайцы оказались в тесном общении с русским народом, с его высокой культурой и большими революционными традициями, что под влиянием непосредственного общения алтайцев с русским трудовым народом они 'еще в дореволюционный период стали переходить к оседлому образу жизни, к занятию земледелием и огородничеством.

 

В заключительном разделе автор показывает великий переворот в жизни алтайцев, который произвела Октябрьская социалистическая революция, раскрепостив все народы России и возродив их к новой жизни. В условиях советской автономии алтайцы при братской помощи русского народа совершили беспримерный в истории скачок к социализму.

 

Несмотря на большие достоинства и правильность концепции рецензируемого труда, некоторые частные положения Л. П. Потапова вызывают возражения.

 

В разделе "Древние тюрки Алтая" автор указывает на тюркоязычную принадлежность населения Алтая в VI в., но тут же добавляет: "Однако называть тюрками население Алтая для этого времени можно лишь в условном смысле, и вот по какой причине. Дело в том, что термин "тюрк" появляется впервые только в упомянутых орхонских памятниках, причем отнюдь не как самоназвание тюркоязычных племен Алтая и Монголии..., первоначально слово "тюрк" обозначало политическое объединение ряда племен" (стр. 80) и не являлось этническим названием. На стр. 51 - 52 говорится даже, что "тюрк" "был термином кочевой аристократической верхушки... и в этом смысле был термином классовым". Таким образом, получается, что тюркоязычные племена Алтая VI-VIII вв.

 
стр. 150

 

не тюрки этнически. Такое толкование нам представляется ошибочным. Термин "тюрк" появился впервые не в орхонских памятниках VII-VIII вв., а значительно раньше. Во всяком случае, в китайской хронике Вэйшу ("История династии Юань-Вэй" 386- 558 гг.) приводится предание тюрок об их происхождении, записанное почти одновременно с появлением в китайских источниках самого термина "тюрк" (в китайской транскрипции "тугю" или "тукюе"). Так как хроника Вэйшу была составлена в середине VI в., то очевидно, что предание было записано еще раньше, в период, когда китайцы впервые столкнулись с алтайскими тюрками (30-е годы VI в.). Это обстоятельство известно Л. П. Потапову, так как ниже он пишет о термине "тюрк": "В китайских источниках это название передано термином "тугю" с указанием местообитания их в южном Алтае уже в первой половине V в." (стр. 137); столь ранняя дата, очевидно, объясняется опечаткой (читай: "VI в.". - Л. К. ) Здесь автор впадает в противоречие со своим первоначальным утверждением о времени появления термина "тюрк". Продолжая на стр. 137 рассказывать о том, что "в генеалогической легенде о происхождении тугю, зафиксированной летописью, подчеркивается родственное происхождение племен тугю" и что "эту легенду, как известно, удачно интерпретировал Н. А. Аристов, связавший ее с этнонимами и топонимикой у современных алтайцев"1 , автор снова противоречит себе.

 

Термин "тюрк" ("тугю") до выхода тюрок на широкие просторы Центральной Азии понимался явно в этническом, а не в политическом и не в классовом смысле. Аристов сделал правильное заключение, что древне-алтайское племя "тюрк" до образования каганата жило в верховьях реки Чуй. Именно эти алтайские тюрки (как этнографическая группа) сыграли выдающуюся роль при создании тюркского каганата, в который вошли и многие другие племена, различные по языку и этническому происхождению. Государственным языком каганата, памятники которого обнаружены не только на р. Орхоне, но и на Алтае, продолжал быть язык алтайских тюрок, возглавивших каганат и давших ему свое имя. Таким образом, термин "тюрк" пережил длительную эволюцию. Являясь первоначально, в V и начале VI в., на Алтае самоназванием южных алтайцев, он в тюркском каганате стал собирательным политическим термином для всего военного союза племен этого объединения и лишь в позднем средневековье вновь приобрел этническое значение. Некоторые сторонники "теории" специфически классового значения термина "тюрк" подкрепляли ее заявлениями, что среди советских тюрко-язычных народностей сейчас нет ни одного рода, сохранившего это имя. Однако это утверждение неверно. Среди узбекских родов явно тюркского происхождения, как кыпчак, карлук, кыргыз, уйгур и канглы, имеется, по указанию С. А. Токарева и других, род, и ныне называющийся "тюрк"2 , свидетельствующий о сохранении прямого этнического значения этого термина до настоящего времени. Если здесь подходить к названиям родов так же, как подходит автор рецензируемой книги к родам современных алтайцев, считая, что они являются осколками некогда крупных племен эпохи каганата (стр. 95), то тогда необходимо предполагать существование целого племени "тюрк" в VI-VIII веках.

 

Следует также остановиться на ряде вопросов, связанных с енисейскими кыргызами. Во-первых, представляется ошибочным безоговорочное отождествление кыргызов орхонских надписей с хакасами китайских летописей (стр. 97), ибо китайский термин "хакас" характеризует разноязычное население древнехакасского государства VI-X веков. "Хакас" - не китайская транскрипция "кыргыз", как предполагают некоторые исследователи. Анализ этого термина, как и словаря хакасских слов, которые приводит Таншу, показывает, что, кроме собственно тюркоязычных кыргызов, в этом государстве обитали "касские", самодийские по происхождению племена. Наличие самодийских терминов в Таншу давно уже доказано Шоттом. К этому следует добавить, что основное ядро качинцев (хастар; в особенности сеоки "хасха", "ах-хасха", "тайджен-хасха", "ус-хасха" и "паратан-хасха") и карагасов (сеоки "каш" и "сарых-каш"), очевидно, является отюреченными в глубокой древности самодийцами, сохранившими до нашего времени свое самоназвание, не переводимое с тюркского языка. Начало этого процесса относится еще к VI-X векам.

 

Во-вторых, нет никаких объективных данных причислять к территории кыргызского каганата верхнее течение Енисея, то есть

 

 

1 "Живая старина". Вып. III-IV, год 6. СПБ. 1896, стр. 278. сл.

 

2 "Советская этнография". 1949. N 3, стр. 29.

 
стр. 151

 

территорию современной Тувы (стр. 97 - 98). Археологическое обследование показало, что в Туве нет "кыргызских" памятников, зато имеются памятники того же времени, явно связанные с Алтаем. Необходимо было вместе с тем решительнее подчеркнуть, что в VIII-X вв. Алтай входил в кыргызский каганат, о чем свидетельствуют не только письменные источники (Таншу, Худуд-ал-Алам, Гардизи, Марвази и др.), но и данные археологии. Я имею в виду взаимопроникновение специфически алтайских обрядов (трупоположение с конем) на Енисей и обрядов "кыргызских" (трупосожжение) на Алтай (Сростки, Я конур). К тому же на Алтае в это время получили широкое распространение "кыргызские" вещи.

 

В-третьих, нельзя согласиться с мнением автора (стр. 81), что китайские источники, начиная с Ши цзи - труда историка Сыма Цяня (II-I вв. до н. э.) и кончая источниками XIII в., локализуют кыргызов на Енисее. Тюркоязычные гяньгуни впервые появились на территории Хакасско-Минусинской котловины во II в. до н. э., оттесненные гуннами на земли дишгин, повидимому, из северо-западной Монголии. Последний переход гяньгунь на новые земли относится к середине I в. до н. э., когда их окончательно вытеснили на север орды Чжичжи-шаньюя в 49 г. до н. э. И только после того, как гяньгуни "перемешались с динлинами", китайские источники (начиная с Таншу) постоянно указывают, что хакасы (а позднее - ки-ли-ки-дзе; в Юаньши) обитают по среднему течению Енисея. Весь этот процесс подтверждается археологическими данными - памятниками времени сложения таштыкской культуры. В-четвертых, неточным является указание автора, что "земли кыргызов" входили в тюркский каганат (стр. 94), ибо кыргызы попадали под власть орхонских тюрок лишь эпизодически, на короткое время, продолжая в VI-VIII вв. сохранять свою государственность.

 

Вызывает возражение толкование Л. П. Потаповым известной сцены, выгравированной на каменном валуне из могильника; Кудырге (стр. 93). Автор видит в изображении воинов, стоящих на коленях перед богато одетыми женщиной и ребенком, сцену, "наглядно" отражающую "отношения господства и подчинения" в обществе древних тюрок. Но автор не пытается объяснить, почему в таком случае у этих коленопреклоненных воинов звероподобные маски на лицах, почему один из них одет в такой же трехрогий головной убор, как и их "госпожа", почему камень найден именно в могиле ребенка над его головой? И, наконец, высеченное здесь же на камне "лицо знатного мужчины", как его объясняет автор, совершенно не похоже на лица каменных изваяний тюркского времени. Тюркские изваяния VI-VIII вв. изображают реальных, хотя н умерших людей, в то время как здесь вырезана личина со звериными ушами. Мне представляется, что рассматриваемая сцена изображает древнетюркские божества и моление перед ними за умершего ребенка, о чем я уже писал 3 . К сожалению, Л. П. Потапов обошел молчанием это мнение.

 

Можно также пожалеть, что автор, вслед за рецензентом первого издания его книги А. Н. Бернштамом4 , ошибочно указывает, что в Кудыргинском могильнике найдена тюргешская монета Мохэ Даганя (стр. 89). Эта монета действительно найдена, но не в Кудырге, а в небольшом кургане Катандинского могильника5 . В Кудырге же была обнаружена лишь одна китайская монета, относящаяся, кстати, не к династии младшей Хань, как указывает Л. П. Потапов (стр. 89), а к тайскому времени.

 

В разделе "Происхождение алтайцев" автор справедливо отмечает, что северные алтайцы имеют некоторую языковую общность, и в особенности антропологическое сходство с обскими уграми (стр. 153 - 154). Он приводит яркие и убедительные этнографические параллели, подтверждающие близость северных алтайцев и угров. Но автор не привел ничего доказательного для подтверждения другой своей мысли об общности шорцев и кетов (стр. 155). Здесь Л. П. Потапов опирается в основном на топонимические изыскания В. В. Радлова, которые будто бы выявили кетоязычную дотюркскую топонимику на Северном Алтае. Однако Радлов ошибался в этом вопросе6 . Топони-

 

 

3 "Краткие сообщения Института истории материальной культуры". Вып. XXIX. 1949, стр. 48 - 54.

 

4 См. "Советская этнография". 1949. N 3. стр. 227.

 

5 Сборник "Этнографические экспедиции 1924 и 1925 гг.". Л. 1926, стр. 76 и рис. 1.

 

6 Не владея кетским языком, Радлов, во-первых, допускал, что "сас" по-кетски означает "река" (вместо правильного "сес" или "сейс" - Кастрен, Долгих), во-вторых, он путал истинные названия речек Северного Алтая и писал ошибочно: "Пейзес" "место Пызас, "Камзас" вместо Канзас, "Синзес" вместо Сайензас и т. д., а затем переводил их с кетского, что ни в коем случае недопустимо.

 
стр. 152

 

мы "сос", "зос", "сас", "зас", встречающиеся не только на Северном Алтае, но и в Южной Хакассии (Сос, Онзос, Азас, Кызас и т. д.), имеют угорское, а не кетское происхождение. "Сос" - по-мансийски "речка", "ручей"7 . Встречаясь в прямом своем звучании, они чаше, подчиняясь гармонии гласных тюркских языков, произносятся ныне как "зас" или (редко) "сас", но никогда не "сес". Л. П. Потапов оставил без внимания и другую группу угорских топонимов, распространенную на той же территории, а также в Западной Сибири. Общеизвестно, что "ас" или "ес" по-угорски значит "река" или "большая река" (Ас или Ес - Обь, Иртыш; Катан ес - Иртыш; Ко-кынг ес - Енисей и т. д.). В Саяно-Алтае эти топонимы хранят реви: Мрас-су, Каз, Тельбес-су, Бадавас, Тесь, Ес-сух, Аскыз, Юс и т. д. В Западной Сибири им соответствуют названия рек: Тартас, Таурас, Ро-гарес, Кутис, Нопас, Лимбес-кы и т. д.

 

Угорская топонимика Северного Алтая и Южной Хакассии не только полностью совпадает с данными антропологии, языка и этнографии, но и свидетельствует о том, что на этих территориях до тюрок жили угры, которые затем были отюречены без особенных изменений как физического типа, так и ряда этнографических особенностей. Следует допустить, что угроязычными были племена татарского времени, то есть динлины китайских источников, которые были отюречены постепенно, начиная с появления из северо-западной Монголии тюркоязычных гяньгуней во II-I вв. до и. э. Их потомками в основном являются как северяне алтайцы, так и часть хакасов (сагайцы, бельтыры, кызыльцы). Доказательством того, что языковая ассимиляция протекала медленно, является свидетельство Г. И. Спасского, который даже в начале XIX в. (1806 г.) зафиксировал наличие угроязычных элементов на территории современной Хакассии8 . К сожалению, об этом открытии Г. И. Спасского до сих пор не упоминалось в литературе. Г. И. Спасский же был первым ученым, который составил большие словари языков местных племен и тем открыл для науки и самоедоязычные (самодийские) народности Саяно-Алтайского нагорья. Лингвисты до последнего времени незаслуженно приписывали это открытие М. А. Кастрену, посетившему Саяно-Алтай спустя 40 лет после Г. И. Спасского, в 1847 году.

 

Можно было бы привлечь целый комплекс материалов (включая данные археологии и палеоантропологии) для доказательства того, что некогда северные алтайцы и часть хакасов входили в угорскую этническую общность. Например, любопытно, что этноним "шуй", который выступал в качестве названия родов у хакасов (кызыльцы) и северных алтайцев (благодаря чему в Северной Хакассии и в бывшем Кузнецком округе в XIX в. существовали шуйские волости), входил в самоназвание сургутских остяков. Это отметил еще в XVIII в. И. Г. Георги, который в связи с этим даже предполагал, что остяки в древние времена перешли "с верхней Томы реки жить на север".

 

Затронутые проблемы подтверждают тот очевидный факт, что в истории алтайцев есть еще много нерешенных вопросов. Они нуждаются в тщательной разработке по мере накопления и исследования источников. Несмотря на некоторые недочеты, очерки Л. П. Потапова являются значительным вкладом в изучение истории народов Сибири.

 

 

7 В. Н. Чернецов и И. Я. Чернецова. Краткий мансийско-русский словарь, стр. 98.

 

8 Г. Спасский. Народы, кочующие в верьху реки Енисея. "Сибирский вестник", изд. Г. Спасским. Ч. V. СПБ. 1819, стр. 2 - 12.

Опубликовано на Порталусе 05 января 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама