Нальчик. Кабардино-Балкарское книжное изд-во. 1963. 155 стр. Тираж 1000. Цена 55 коп.

Книга сотрудника Кабардино-Балкарского университета А. Ж. Кафоева по существу посвящена важным вопросам средневековой истории адыгских народов Северного Кавказа (главным образом, кабардинцев), составляющих отдельную группу особой, так называемой иберийско-кавказской языковой семьи. Древнейший адыгский этнический массив Северо-Западного Кавказа давно привлекал внимание исследователей. К настоящему времени известно немало разнообразных адыгских исторических источников; вокруг них выросла целая литература. Опубликованы первые работы обобщающего характера, основанные на анализе археологических памятников и

этнографических материалов с привлечением письменных данных¹ . Вышли в свет первые тома сводных коллективных трудов по истории Адыгеи и Кабарды² . По средневековой истории адыгов имеется довольно значительное число изданных на русском и иностранных языках письменных источников. Все это создает благоприятные предпосылки для появления новых интересных исследований по адыгской проблематике.

Однако работа А. Ж. Кафоева построена в ином плане: в ее основе фактически лежит эпиграфический материал. Автор предлагает новое чтение известной Зеленчукской надписи Х в., впервые опубликованной В. Ф. Миллером³ и всегда считавшейся алано-осетииской. Ираноязычность Зеленчукской надписи обоснована столь детально, что иное чтение ее А. Ж. Кафоевым производит странное впечатление. Автор по-новому читает также надпись на стене северного Зеленчуксксго храма X в. и на Этокском памятнике (так называемый Дука-Бек). В его трактовке все эти надписи оказываются адыгскими (кабардинскими).

Вместе с тем, отвлекаясь от данных эпиграфических памятников и стремясь создать широкий исторический фон, автор делает обширные экскурсы в сферы истории, археологии и этнографии Северного Кавказа, завершая свою работу построенным по данным фольклора очерком о "прикованном к скале богоборце" (стр. 127 - 135). Таким образом, работе присущ многоплановый характер.

В порядке возражения по поводу чтения им надписи на стене северного Зеленчукского храма укажем, что чтение ее по-гречески, намеченное Е. Ч. Скржинской: "АПОС АПОСТОЛОС ПЕТРОС" ("Святой апостол Петр")⁴ , - кажется нам гораздо логичнее и обоснованнее. Хитроумные комбинации, созданные вокруг этой надписи А. Ж. Кафоевым (стр. 25 - 29) для того, чтобы обязательно прочитать ее по-кабардински, выглядят произвольными.

Коснемся сначала историко-археографической части работы. Книга в целом поражает поверхностным решением вопросов и наличием прямых домыслов. Вот несколько примеров. Чтобы подвести "историческую базу" под адыго- кабардинскую дешифровку, А. Ж. Кафоев пишет, что центр древнего государства Синдики, "как полагают, находился в верховьях р. Кубань" (стр. 4). Поскольку в Синдском государстве V в. до н. э. существовала письменность, то эпиграфические памятники верховьев Кубани, по мысли автора, являются остатками адыгской письменности эпохи Синдики. Но А. Ж. Кафоев не указывает, кто же именно "полагает", что центр Синдики, в действительности расположенный южнее устья Кубани, находился в ее верховьях?

Общеизвестная христианская формула IC XC NIKA ("Иисус Христос, побеждай"), зафиксированная на многий эпиграфических памятниках Северного Кавказа, А. Ж. Кафоевым объявляется адыго-кабардинским выражением "изголовье могилы" (стр. 18, 59 - 60). На ряде памятников (в том числе Зеленчукском и Этокском), помимо указанной монограммы, имеется изображение креста. Автора не устраивает это обстоятельство, ибо христианство распространилось на Северном Кавказе только в X в., и он решительно толкует кресты как дохристианские "трехконечные фетиши" (стр. 61 - 65).

Найдя в надписи на стене Зеленчукского храма имя Патрос, А. Ж. Кафоев, чтобы не прочесть его как "Петр", прибегает к комбинациям. Во-первых, имя "Патрос" становится адыгским Батраз (заметим от себя, что имя "Батраз" бытует и у ираноязычных осетин. - Рец.). Патросу, оказывается, и посвящен этот храм! Не утруждая себя доказательствами, автор пишет, что Зеленчукский храм "можно считать усыпальницей Патроса" и вообще это не храм, а "надмогильное сооружение". Тут же А. Ж. Кафоев выдвигает удивительный тезис о происхождении церковных сооружений в результате "последовательного развития архитектурного оформления могил" (стр. 26 - 28).

Далее автор задается целью установить, где родился этот Батраз. Для этого он привлекает народную песню о Батразе, в которой говорится, что младенец Батраз был найден пастухами в речке Инжиг Малый (стр. 27). Поскольку черкесский Инжиг

¹ О. В. Милорадович. Кабардинские курганы XIV-XVI вв. "Советская археология". Т. XX. 1954; Е. П. Алексеева. Очерки по истории черкесов в XIV- XV вв. "Труды" Карачаево-Черкесского научно-исследовательского института. Вып. III. Черкесск. 1959, и др.

² "Очерки истории Адыгеи". Т. I. Майкоп. 1957; "История Кабарды с древнейших времен до наших дней". М. 1957.

³ В. Ф. Миллер. Древнеосетинский памятник из Кубанской области. "Материалы по археологии Кавказа". Вып. III. М. 1893.

⁴ Выполнено по нашей просьбе в октябре 1961 г. при личной встрече в Институте археологии АН СССР.

идентичен современному Зеленчуку, следует вывод: Батраз родился там, где он захоронен. Но чем доказывает автор идентичность упоминаемого в надписи лица с эпическим Батразом? Ничем. Мы уже не станем детально останавливаться на таких "мелочах", что в песне речь идет о Малом Зеленчуке, тогда как храм находится на Большом Зеленчуке.

Подсчитав затем число знаков в надписи (16) и найдя сумму всех чисел от 1 до 16 (136), А. Ж. Кафоев спрашивает: "Не были ли авторы надписи знакомы с формулой арифметической прогрессии и не производили ли они посредством ее свои вычисления?" (стр. 28). Автору явно хочется приобщить древних предков адыгов к современной математике. Но и здесь он не прибегает ни к каким научным доказательствам.

Пытаясь исторически интерпретировать статую Дука-Бека, А. Ж. Кафоев привлекает кабардинское предание о князе Дауо, жившем в IV в., и его восьми сыновьях, убитых готами (стр. 35 - 36, 49 - 50). В чтении А. Ж. Кафоева текст надписи Дука-Бека разительно совпадает с преданием, сообщенным Ш. Б. Ногмовым⁵ . Однако при этом возникают огромные хронологические несоответствия: в предании речь идет о событиях IV в., тогда как Дука-Бек большинством исследователей датируется XII веком⁶ . Как же увязать памятник XII в. с конкретными событиями IV века? Автор решает этот вопрос легко: просто меняет датировку Дука-Бека (стр. 65 сл.), не считаясь при этом ни с высеченной на памятнике датой - 1130 г.⁷ , ни с археологическими особенностями и аналогиями памятника. По мнению А. Ж. Кафоева, время создания Дука-Бека - 452 - 453 годы (стр. 68, 92). Вот почему автор так решительно расправляется с мешающими ему христианскими эмблемами - крестом и монограммой. Одновременно он "переводит" в V столетие и Зеленчукский памятник (стр. 93).

Столь же "смелы" и бездоказательны рассуждения А. Ж. Кафоева относительно антов (стр. 68 - 79). Согласно одному из них, вождь гуннов Аттила был убит в 453 г. кабардинкой Кануковой, мстившей за смерть своих близких (стр. 79 - 83); согласно другому, известный по грузинской летописи предводитель овсов (осетин. - Рец.) Ос-Багатар был кабардинцем (для этого имя последнего произвольно толкуется автором по-адыгски, стр. 87), и т. д.

А. Ж. Кафоев утверждает, что "граница кавказских антов (адыгов. - Рец.) от Дона и Меотиды на востоке доходила до рек Баксан, Чегем и даже до р. Терек" (стр; 89). На этом основании делается заключение, что западную и центральную части Кавказа занимали анты-адыги, составлявшие антский племенной союз, а не ираноязычные аланы (стр. 89, 94). Чтобы согласовать свое положение с фактами, А. Ж. Кафоев пытается "помирить" алан и антов, отводя и тем и другим земли на Северном Кавказе и объявляя антов частью алан. С этой целью он добавляет: "Северокавказские народы, по-видимому, были известны античным писателям под двумя наименованиями - анты и аланы" (стр. 95). Мы могли бы спросить А. Ж. Кафоева: какие же письменные исторические источники дают основание для подобных выводов? Какие древние авторы идентифицируют алан и антов? Но А. Ж. Кафоев таковых не упоминает, ибо таковых просто нет.

Обращает на себя внимание, что, цитируя комментарий Е. Ч. Скржинской об антах ⁸ , А. Ж. Кафоев берет из текста только места, которые "устраивают" его, и опускает иное, например, материал Г. В. Вернадского, совершенно не соответствующий его концепции об антах-адыгах.

Последний исторический раздел книги посвящен расселению кабардинцев на их нынешней территории (стр. 98 - 127). И здесь мы сплошь и рядом встречаемся с произволом во имя предвзятой концепции. А. Ж. Кафоев начисто отрицает факт массового передвижения кабардинцев в XIII-XV вв. из Прикубанья на восток, вплоть до р. Сунжи. Автор знает, что данная миграция подтверждается обильными материалами кабардинских курганных могильников того времени ⁹ , ранее на территории Центрального

⁵ См. Ш. Б. Ногмов. История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик. 1959, стр. 94 - 96.

⁶ В. В. Латышев. Кавказские памятники в Москве. "Записки" Русского археологического общества. Т. II. СПБ. 1887, стр. 45; Л. И. Лавров. Адыги в раннем средневековье. "Сборник статей по истории Кабарды". Вып. 4. Нальчик. 1955, стр. 53; см. также В. А. Кузнецов. Аланские племена Северного Кавказа. М. 1962, стр. 54.

⁷ В. В. Латышев. Указ. соч., стр. 45 сл.

⁸ Ср. стр. 95 в работе А. Ж. Кафоева и стр. 321 комментариев Е. Ч. Скржинской к сочинению: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М. 1960.

⁹ См. вышеуказанные работы О. В. Милорадович и Е. П. Алексеевой, а также статью Е. И. Крупнова и

Предкавказья не известных. Но эта "помеха" устраняется с легкостью: оказывается, кабардинцы в рассматриваемое время просто сменили обряд погребения и перешли к подкурганным могилам в связи с распространением среди кабардинского населения мусульманства (стр. 118). А. Ж. Кафоев даже не задумывается над тем, что подкурганный обряд погребения никак не связан с мусульманством; он существовал на Кавказе гораздо раньше мусульманства, например, у предков адыгских племен, некогда живших на Северо-Западном Кавказе ¹⁰ .

Остановимся теперь на эпиграфической стороне дела. "Новая дешифровка" А. Ж. Кафоевым эпиграфических памятников, в частности известной Зеленчукской надписи X в., с филологической точки зрения также далека от какого-либо осознанного научного метода. Чтение и интерпретация эпиграфических памятников включают в себя, как известно, четыре исследовательских этапа: палеографический, лингвистический, общефилологический и исторический. На палеографическом этапе следует тщательно разобраться в характере примененной графики и ввести данный памятник в палеографический "контекст", то есть в круг других памятников, написанных такой же или близкой графикой. Если эпиграфист имеет дело с широко распространенным видом графики (например, с греческим письмом), он должен внимательно изучить особенности написания знаков, характерные для данного памятника, и использовать полученные сведения (наряду с другими показателями) для датировки памятника, ибо известно, что, например, греческое письмо в эпиграфике приобретало в разные эпохи и в разной среде неодинаковый облик. Переходя к лингвистическому этапу, исследователь вооружается хорошим знанием всех языков, на которых мог быть написан памятник, судя по месту находки и другим признакам. Нельзя же толковать все обнаруживаемые памятники с позиций только своего родного языка. Лингвистический разбор не гарантирует еще от ошибок, если он не подкреплен филологическим в широком смысле слова, то сеть данный памятник не введен в круг аналогичных памятников как определенный эпиграфический тип с точки зрения его целевого назначения, содержания, композиции, повторяющихся формул и словосочетаний. Только находясь на твердой почве правильной палеографической, лингвистической и общефилологической оценки, исследователь может перейти к заключительному этапу - исторической интерпретации памятника. Здесь эпиграфист должен проявить отличное знание всех относящихся к делу исторических и археологических источников и работ. Если эпиграфист чувствует себя недостаточно сильным и уверенным хотя бы в одной из указанных четырех областей, его долг - обратиться за советом и консультацией к более знающим специалистам, чтобы предохранить себя от возможных ошибок.

Оценивая книгу А. Ж. Кафоева с указанных точек зрения, приходится признать, что в ней нет даже намека на сколько-нибудь серьезный палеографический, лингвистический, общефилологический и исторический разбор. Вместо этого - стремление истолковать рассматриваемые памятники совершенно определенным образом. Приведем лишь два примера. Мы уже отмечали кафоевское истолкование христианской монограммы. Оно было осуществлено следующим образом. Чтобы доказать, что IC XC - не сокращенное "Иисус Христос", а кабардинское ищхьэщ ("изголовье"), автор "забывает", что в действительности "изголовье" по-кабардински - "пиэщхьэгъ"¹¹ . А чтобы перенести дату Зеленчукского памятника с X в. на V в., он не считается не только с христианскими символами, но и с характером письма. Между тем любой специалист по византийско-греческой палеографии мог бы ему подсказать, что письмо такого типа для V в. невозможно.

Таковы некоторые существенные недостатки данной книги. Обращает на себя внимание, что в книге А. Ж. Кафоева нет никаких указаний на какой-либо Ученый совет, утвердивший работу к печати. Нет у данной книги и ответственного редактора. Судя по этому, ответственность за издание этой работы ложится исключительно на ее автора и на Кабардино-Балкарское книжное издательство, допустившее, по нашему мнению, в данном случае промах.

Р. М. Мунчаева "Бамутский курганный могильник XIV-XVI вв." (сборник "Древности Чечено-Ингушетии". М. 1963).

¹⁰ См. об археологических памятниках в указанной работе Е. П. Алексеевой, стр. 62 cл.

¹¹ См. Б. М. Карданов, А. Т. Бичоев. Русско-кабардино-черкесский словарь. М. 1955, стр. 250.