М. Изд-во "Наука". 1968. 472 стр. Тираж 4500. Цена 1 руб. 80 коп.

Рецензируемая книга старшего научного сотрудника Института истории СССР АН СССР доктора исторических наук В. Т. Пашуто - плод его многолетнего кропотливого труда. Она охватывает большой период истории Древней Руси - с момента зарождения государственности у восточных славян и до середины XIII века. Обильный материал, собранный и проанализированный автором, позволил ему выявить истоки "тысячелетней традиции русских международных связей", показать принадлежность России "к европейской и азиатской истории" (стр. 14). Нельзя в этом не видеть большого достижения как автора, так и советской историографии в целом, особенно если учесть наличие в современной зарубежной науке представлений, характеризующих Россию как страну, обращенную преимущественно к Азии.

Главное своеобразие и достоинство книги В. Т. Пашуто заключается прежде всего в широте охвата международной жизни Древней Руси, в изображении многосторонности внешних связей древнерусского государства как активной стороны, способной оказывать глубокое воздействие на международные отношения. В этом смысле работа В. Т. Пашуто является пока единственной в нашей исторической науке.

Изучение перемен во внешнеполитической конъюнктуре Древней Руси В. Т. Пашуто соизмеряет с изменениями, происходившими в ее общественном и политическом строе. Данный метод, увязывающий факторы внешней истории с внутренней, весьма плодотворен. Автор выделяет два этапа в развитии межгосударственных связей Руси: первый, когда политическое единство страны, заявившей о себе на международной арене, еще только складывалось, и второй, когда на Руси окрепли вотчины, а единое дотоле государство распалось на целый ряд княжеств, проводивших самостоятельную внешнюю политику (стр. 5 - 6). Говоря о взаимоотношениях Руси с варягами - "разноязычными наемными дружинами из северных стран" (стр. 21), В. Т. Пашуто не мог миновать легенды о призвании варягов. И, надо сказать, он сумел найти правильный, по нашему мнению, подход к этой легенде, не отказавшись признать за ней определенного историзма. За туманом легенды он увидел, что скандинавы соприкоснулись тогда не с отдельными, разрозненными славянскими племенами, а с тесной конфедерацией племен, осуществлявших согласованную внешнюю политику. Водворившийся по приглашению словенской, кривичской и чудской правящей знати на берегах Волхова Рюрик, севшие в Киеве бояре-варяги Аскольд и Дир - всего лишь орудия "власти славянской и (в меньшей мере) чудской знати" (стр. 22). Следовательно, они не играли той роли, в которой их заставляют выступать норманисты. Но все же пришельцы из "полуночных" стран, бродившие по Руси "сперва в качестве враждебных "находников", а затем наемников", имели, в общем, положительное значение "в строительстве славянской знатью огромного и многоязычного древнерусского государства" (стр. 29.) Так диалектически решает В. Т. Пашуто вопрос о призвании варягов. И с ним трудно не согласиться, тем более что в предшествующей литературе аналогичная точка зрения была уже высказана¹ .

Касаясь отношений польского и русского народов, В. Т. Пашуто справедливо относит их возникновение к глубокой древности. Между Польшей и Русью бывали острые противоречия из-за Червенской и Прусской земель. Однако "оба государства, пройдя через испытания взаимного вмешательства в распри князей и участия во враждебных друг другу союзах держав, постепенно не только стабилизировали свою границу, но и пришли к тесному союзу" (стр. 48). В нашей историографии высказывались, впрочем, иные суждения о польско-русских отношениях на их начальном этапе. Так, В. Д. Королюк не заметил на протяжении всего X столетия ни одного военно-политического конфликта между этими соседними славянскими государствами² . Картина, нарисованная им, кажется нам в немалой мере идеализированной, и мы полагаем, что наблюдения В. Т. Пашуто в данном случае значительно ближе к действительности.

Помимо отношений со странами, непосредственно граничившими с Русью, автор изучает политику древнерусского государства, обращенную к основным державам европейского мира: Англии, Германии, Италии, Франции. Исследуются также русско-визан-

¹ В. В. Мавродин. Образование Древнерусского государства. Л. 1945, стр. 386.

² В. Д. Королюк. Западные славяне и Киевская Русь. М. 1964, стр. 105.

тийские и русско-болгарские контакты, связи Древней Руси с Востоком. Значительное место в книге отводится военно-дипломатической борьбе Русского государства со странами - участницами антирусского крестового похода.

В связи с образованием Литовского государства и монгольским нашествием внешнеполитическое положение Руси изменилось. Наступление татар, делает вывод автор, "внесло существенные перемены в политические взаимоотношения Руси с Литвой" (стр. 264) и с другими странами. "Прежде всего оно ослабило Русь и породило желание у ее соседей использовать выгодный момент и разом покончить с ее независимостью" (стр. 289 - 290). В. Т. Пашуто отметил несостоятельность пресловутого тезиса буржуазной историографии, пытающейся утверждать, что "руководители западных держав, включая папу, в трогательном единодушии старались помочь странам, попавшим под удар монгольских полчищ" (стр. 290). На самом деле эти правители организовали ряд походов на Русь, закончившихся, однако, полным провалом. Невская битва, например, "предотвратила потерю берегов Финского залива и полную экономическую блокаду Руси, не дала порвать ее торговый обмен с другими странами и тем самым облегчила дальнейшую борьбу русского народа за независимость, за свержение монгольского ига" (стр. 293 - 294).

Огромный привлеченный В. Т. Пашуто материал, широкие хронологические рамки исследования, большой комплекс вопросов, связанных с многообразными формами международных отношений, не могли не вызвать и спорных положений, на которых, думается, следовало бы остановиться.

Вызывает возражение высказанная В. Т. Пашуто мысль о славяно-скандинавском социальном и культурном синтезе (стр. 21). Автор ведет повествование так, как будто его соображения сами собой разумеются. В действительности же подавляющая часть советских историков исходит из представлений о полной ассимиляции варягов Русью. Неясно, откуда автор почерпнул сведения о совете правящей знати трех земель - Словенской, Кривичской и Чудской. Толкование им соответствующего места из летописи³ - не более, как весьма субъективное переложение, оторванное от источника. Вызывает сомнение и общий взгляд на значение русско-скандинавских связей в судьбах Европы. Так, автор полагает, что "при Ярославе Мудром, сыне полоцкой скандинавки Рогнеды, русско-скандинавские связи, должно быть, окрепли. Точная датировка едва ли возможна, но факты свидетельствуют, что эти связи оказывали влияние на политические судьбы Европы" (стр. 27). К сожалению, в книге мы не находим фактов, указывающих, в чем состояло это влияние.

Неясно, где заимствовал В. Т. Пашуто сообщение о Ятвяге, участвовавшем в русском посольстве 945 г. в Константинополь. В "Повести временных лет" упомянут лишь какой-то Явтяг Гунарев⁴. Правда, некоторые дореволюционные историки пытались преобразовать Явтяга в Ятвяга, но не безоговорочно⁵ . Кажется несколько странным заявление, будто Болеслав, возвращаясь в Польшу, "прихватил с собой бояр Ярослава (около тысячи человек)" (стр. 37). Если мы верно догадываемся, речь идет о тех пленниках, которых в 1043 г. Казимир вернул Ярославу "за вено"⁶ . Тогда автор мог бы смело сказать: "не около тысячи", а 800, и не бояр, а людей. Странно видеть и то, как мелкий, незначительный, вольно понятый факт превращается в основу целой концепции. Это произошло, когда В. Т. Пашуто, анализируя киевские события 1068 - 1069 гг., пишет о каких-то "горожанах, связанных с Черниговом", "черниговской группировке князей", "прочерниговской партии" и т. п. (стр. 41). На чем же основаны такого рода определения? Оказывается, только на том, что киевляне обратились к Всеволоду и Святославу, которых В. Т. Пашуто почему-то называет черниговскими князьями, хотя в это время в Чернигове сидел один Святослав, а Всеволод княжил в Переяславле. Значит, никаких черниговских князей указанного толка не существовало, тем более не было прочерниговской партии.

Возникает недоумение при чтении следующих строк, посвященных политике северо- восточных князей во второй половине XI в.: "С этой поры можно наблюдать в общем недружественное отношение суздальских князей к Польше" (стр. 43). Не рано ли говорить на исходе XI в. о суз-

³ "Повесть временных лет" (ПВЛ). Ч. I, стр. 19.

⁴ Там же, стр. 34.

⁵ Н. П. Барсов. Очерки русской исторической географии. География начальной (Несторовой) летописи. Варшава. 1885, стр. 39.

⁶ ПВЛ. Ч. I. стр. 104.

дальских князьях, а тем паче о внешней политике Суздаля, начавшего играть активную политическую роль лишь с 30 - 40-х годов XII столетия?

В главе, рассматривающей русско-византийские связи до конца XI столетия, автор утверждает: "При Ярополке Святославиче (973 - 980) источники ничего не говорят о русско- византийских отношениях, хотя этот князь был женат на "грекине" - красавице монахине, которую "привел", видимо, в полоне еще Святослав" (стр. 73). Считаем это утверждение поспешным, так как в Никоновском своде о Ярополке сказано: "приидоша от Греческого царя к Ярополку, и взяша мир и любовь с ним, и яшася ему по дань, якоже и отцу его и деду его"⁷ . Возможно, В. Т. Пашуто сознательно обошел это известие. Тогда нужно было бы объяснить, почему.

Есть основания сомневаться и в том, что "при Владимире Святославиче отношения с печенегами были стабилизированы" (стр. 108). Летопись рассказывает о рати великой "бес перестани"⁸ . Да и сам В. Т. Пашуто чуть ниже повествует, как Владимир воевал с печенегами "до последних дней жизни" (стр. 108). Спрашивается, о какой стабильности можно тогда говорить?! С подобными противоречиями мы встречаемся и в описаниях взаимодействия Руси и половцев в XII веке. Так, на стр. 205 читаем: "По мере того как разгоралась междукняжеская борьба за Киев, половецкие ханы и их орды втягивались в нее в качестве вспомогательной наемной силы; причем и Половецкая степь оказалась расколотой на сферы влияния: приднепровские, заорельские и, может быть, поморские половецкие хамы тяготели к Киеву, лукоморские, видимо, были в союзе с Галичем, донские скорее всего тянули к Чернигову, а заволожские все сильнее связывались с суздальскими князьями". Страницей же ниже узнаем, что суздальский князь Юрий Долгорукий в борьбу за Киев "вовлек всю Половецкую землю "межи Волгою и Днепром". Согласно утверждению В. Т. Пашуто, еще при Владимире Мономахе половцы были сломлены и половецкая проблема решена. Но весь материал, каким оперирует автор монографии, свидетельствует о возрастающих трудностях противостояния Руси Полю.

В конце XIII - начале XIV в. Русь стали все более беспокоить набеги литовских дружин. Литва по отношению к Руси переходит "из вассальной сферы во внешнеполитическую" (стр. 259). Однако со стороны русских ответные походы в глубь Литвы не предпринимаются. В. Т. Пашуто полагает, что это определялось политической раздробленностью (стр. 260). Но политическая раздробленность, как известно, не помешала (хотя и мешала) древнерусским князьям осуществлять совместные акции против половцев. Значит, причина сравнительно вялого сопротивления литовским набегам кроется не только в политической раздробленности.

Большее внимание следовало бы уделить в книге древнерусскому посольскому обряду. Очень интересен и важен вопрос о фиксации посольских речей, письменном оформлении договоров и вручении "верительных грамот". В нашей литературе уже было высказано мнение, что посол говорил свои речи, устно излагая соображения того, кем он был посла"⁹ . Но в историографии существует и другая гипотеза, согласно которой дипломатические связи осуществлялись главным образом не путем устных переговоров, а с помощью дипломатической переписки¹⁰ . Видимо, практика переговоров включала в себя как беседы послов, так и письменное оформление договоров и верительных грамот.

Исследование В. Т. Пашуто снабжено обширным справочным аппаратом. Жаль только, что пользоваться им неудобно из-за сложной системы двойных ссылок.

⁷ "Полное собрание русских летописей". Тт. 9 - 10. Патриаршая, или Никоновская летопись. М. 1965, стр. 39.

⁸ ПВЛ. Ч. I, стр. 87.

⁹ Впервые об этом, основываясь на летописных данных, писал Д. С. Лихачев (Д. С. Лихачев. Русские летописи. М. -Л. 1947, стр. 115 - 125).

¹⁰ Б. А. Рыбаков. Древности Чернигова. "Материалы и исследования по археологии СССР", 1948, N 11; его же. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М. 1963, стр. 311 - 363.