Б. А. КОЛЧИН, А. С. ХОРОШЕВ, В. Л. ЯНИН. Усадьба новгородского художника XII в. М. Наука. 1981. 168 с. + 81 рис.

Археологические раскопки в Новгороде каждый год приносят сенсационные открытия, что само по себе уже перестало удивлять специалистов. Культурный слой этого города насыщен таким большим количеством находок и подчас такой идеальной сохранности, что он воспринимается как своеобразная археологическая летопись. И тем не менее каждое новое открытие в Новгороде привлекает совершенно неожиданным аспектом, на редкость интересным и важным. Об одном из таких открытий и рассказывается в книге, которая является очередным томом трудов Новгородской экспедиции. Авторы ее - начальник экспедиции чл.-корр. АН СССР В. Л. Янин, заместитель начальника Б. А. Колчин и начальник раскопа А. С. Хорошев.

В мало исследованном ранее Людином конце Великого Новгорода открыта усадьба художника Олисея Гречина, жившего здесь в конце XII - начале XIII века. Имя его устанавливается по тексту берестяной грамоты, посланной ему неким Мирославом. Прежде чем определить принадлежность усадьбы конкретному историческому лицу, археологи внимательно изучили топографию и стратиграфию исследуемого участка города. Сопоставление вскрытых раскопками мостовых с данными писцовых книг XVI в. и более поздних топографических планов Новгорода позволило установить направление Большой Пробойной улицы, ведущей к Спасским воротам Кремля, и пересекающих ее улиц Рядятиной и Черницыной. Хорошо сохранившиеся 27 ярусов мостовых Черницыной улицы послужили основой для стратиграфических наблюдений всего т. н. Троицкого раскопа, на котором и производились работы в 1973 - 1977 годах.

Новгородская экспедиция выработала свою очень четкую методику изучения культурного слоя, основанную на данных дендрохронологии. Хорошая сохранность дерева позволяет составить подробные графики годичного прироста древесины и на их основе установить хронологию деревянных сооружений. Дендрохронология дает абсолютную дату иногда с точностью до года, что очень важно для изучения найденных предметов материальной культуры. Новгородская хронологическая шкала стала эталоном для датировки вещей, найденных в других русских городах, где дерево не сохраняется.

Хронология Троицкого раскопа была установлена с убедительной точностью не только на основе изучения мостовых, но и входивших в раскоп деревянных срубов. Для проверки связи стратиграфии Черницыной улицы с напластованиями на вскрытой усадьбе была прослежена хронология такой хорошо изученной массовой находки, как стеклянные браслеты. Закономерность распределения их по пластам оказалась типичной для Новгорода, выявленной ранее и в других раскопах.

Принадлежность изучаемой усадьбы была определена по многочисленным берестяным грамотам, содержащим перечень имен. Это были поминальные записи. Археологи дали им остроумный и интересный комментарий. Особенно важны те случаи, когда имена лиц, написанные на берестяных грамотах, удается связать с известными по летописям историческими лицами, например, имя Христины (грамоты 522, 523, 554, 560), по-видимому, игуменьи Варварина монастыря, умершей в 1195 году. Монастырь этот находился недалеко от места раскопок. Разумеется, толкование некоторых, пока еще мало понятных записей может вызывать и возражение. Так, в грамоте 545 (с. 51) трижды помянуто женское имя в написании "МАРОΘУ". Исследователи правильно определяют его как "Марфу", но под вопросом. Предполагается, что это могло быть обозначением имени богоматери: МНТНРΘУ, а следовательно, поминались три Марии "в форме обращения к деве Марии". Такое предположение для поминальных записей светских или духовных лиц совершенно невозможно, да и написание "Марофу" не соответствует монограммам, которыми обычно обозначалось изображение богоматери на всех дошедших до нас древних произведениях изобразительного искусства.

Интересный сам по себе перечень имен в поминальных записях еще не раз послужит источником для определения конкретных исторических лиц, которые могут быть выявлены и по другим документам.

Находки многочисленных обрывков берестяных грамот с поминальными записями позволили с достаточным основанием установить, что исследуемая усадьба, названная археологами усадьбой "А", во второй половине XII - начале XIII в. принадлежала священникам. В 80-х годах XII в. здесь бы-

стр. 123

ла расположена мастерская художника- живописца. Прежде чем окончательно установить ее принадлежность, была тщательно изучена планировка усадьбы, разные ее строительные горизонты, стратиграфия мостовых и привязка к ним соответствующих культурных напластований. При этом было обнаружено более 4600 индивидуальных находок, не считая массовых - керамики, костей и обрывков кожи. По своему разнообразию эти находки могли бы послужить целым музеем быта древнего новгородца. Многие из них, такие, как ключи, замки, кресала, бондарная и берестяная посуда, типичны для Новгорода и были известны по другим раскопкам, другие же составляли индивидуальную особенность данной усадьбы. Такова, например, коллекция амфор, которая свидетельствует о связях с Крымом, в частности с Херсонесом, поливная посуда южного и восточного происхождения. Большой интерес представлял золотой мужской перстень с янтарной вставкой, а также золотое украшение от рясна (подвеска к головному убору или венцу иконы) и обрывок самого рясна из соединенных цепочками лунниц. Эти находки, довольно редкие для Новгорода, свидетельствовали о том, что усадьба принадлежала состоятельному лицу. Об этом же может свидетельствовать и свинцовая печать с изображением архангела Гавриила и святого Прокопия, принадлежавшая, возможно, новгородскому князю Ярополку Ярославичу (1197 г.). Интересны и ювелирные украшения: привески-амулеты, кресты, перстни, трехбусинное височное кольцо и два биллоновых змеевика, сделанные в одной литейной форме. Последние принадлежат к одному из древнейших типов змеевиков с изображением на лицевой стороне архангела Михаила в рост с мерилом и зерцалом, а на другой - головы медузы с 12 змеиными головами.

Находки, устанавливающие принадлежность усадьбы живописцу, были сосредоточены в ее северо-восточном углу. Это берестяные грамоты, деревянные дощечки для иконок (некоторые с позолотой), скопление кусочков красок, янтаря и ртути, золотая, серебряная и бронзовая фольга, сосуды для растирания и приготовления красок и, наконец, оклад для иконки с изображением Николы, сделанный из тонкого листа меди, а также и фрагмент бронзового оклада для большой иконы с восьмилепестковой розеткой и пальметтами в кругах, образованных их же стеблями. Следует отметить, что домонгольских окладов икон известно очень мало, а поэтому новгородские находки представляют особый интерес для исследователей русского прикладного искусства. Оклад с розеткой стилистически близок к уже известному серебряному окладу XII в. с подобным же орнаментом с иконы Корсунской Богоматери, происходящей из Софийского собора в Новгороде ¹ .

Найденная здесь же берестяная грамота "От Мирослава к Олисьеви ко Грициноу" с большой убедительностью устанавливает имя хозяина усадьбы. Трудно читаемые тексты найденных здесь берестяных грамот потребовали сложного комментария. Исследователи отлично справились с этой задачей и проявили большое знание и новгородских летописей и древних новгородских языковых особенностей. Сопоставление текстов берестяных грамот с летописями и позволило установить принадлежность Олисея Гречина к среде новгородского духовенства и художникам- иконописцам. Заказы, которые получал Олисей Гречин на написание иконок с избранными и патрональными святыми, весьма типичны для новгородских художественных традиций. Им можно найти подтверждение в многочисленных каменных иконках новгородского происхождения, сохранившихся до наших дней. Одна из таких иконок с изображением Иоанна Предтечи и Захарии, опубликованная в книге, правильно определена как иконка второй половины XII в., заказанная, по- видимому, новгородским посадником Иванко Захарьиничем.

Естественно, что выяснение имени новгородского иконописца конца XII в. вызвало у исследователей желание определить его руку в сохранившихся до нас памятниках иконописи и фресковой живописи. Для решения этой трудной задачи археологических находок оказалось все- таки недостаточно, а поэтому определение авторства Олисея Гречина носит пока гипотетический характер.

В осторожной форме авторы высказывают предположение, что Олисеем Гречином или в его мастерской могла быть написана икона с изображением Знамения Богоматери и мученицы Улиании (собрание П. Д. Корина) на том основании, что в соседнем Варварином монастыре был алтарь, посвященный св. Иулиании. Однако это предположение неосновательно прежде всего потому, что

¹ См. его воспроизведение в кн.: Рыбаков Б. А. Русское прикладное искусство X-XIII веков. Л. 1971. с. 75, N 96.

стр. 124

икона происходит из Зверина монастыря и никакого отношения к Варварину монастырю не имеет. Определение изображения на ней как Улианин, а также и изображений приписных святых на полях иконы, которые могли бы подсказать имя заказчика, было сделано сотрудниками Третьяковской галереи, установившими и паспортные данные этого произведения ² .

Происхождение иконы "Спас Нерукотворный и Поклонение кресту" не установлено, хотя и высказано весьма вероятное предположение, что она написана для храма св. Образа, строившегося в 1191 году. Ведущими историками искусства (И. Э. Грабарь, Д. В. Айналов, Ю. А. Олсуфьев) признано, что лицевая и оборотная стороны этой иконы разновременны и написаны в разной художественной манере. О датировке оборотной стороны иконы с изображением Поклонения кресту можно было бы более определенно судить на основе эпиграфического анализа довольно многочисленных надписей, которые говорят скорее в пользу XIII в., в то время как лицевая сторона с Нерукотворным образом Спаса написана, несомненно, в XII веке. Так что приписывать это произведение одному мастеру или одной мастерской не представляется возможным.

Вполне вероятно, что Олисей Гречин как один из наиболее известных новгородских художников конца XII в. принимал участие в росписи церкви Спаса на Нередице. Но определение его руки в изображении необычного деисуса с изображением Иоанна Предтечи и Марфы в молении перед Спасом построено пока что на шатких основаниях. Считать подпись на фреске "АГИА МАРΘА" именем богоматери также неправомерно, как и считать монограммами богоматери надпись на бересте "МАРОΘУ". У изображения богоматери никогда не писалось слово "АГИА". Необычный деисус нередицких фресок, где фигура Иоанна Предтечи изображена слева, а не справа, как должно быть, пока не получил достаточно убедительного обоснования. Сама идея деисуса (моления) требовала более почетного места как в системе росписей храма, так и на иконе. Он изображался обычно вверху. Здесь же, в росписи Нередицы, этот необычный деисус помешен в нижнем регистре, что говорит о каком-то другом, местном его значении. А поэтому предположение Н. П. Сычева, мнение которого приводится в книге (с. 157), о патрональном характере этих изображений пока что более убедительно.

Делая эти гипотетические построения, авторы высказали и весьма интересные наблюдения по раскрытию исторического значения изображенных на фресках Нередицы святых и определению фигуры с храмом на ктиторской фреске. Авторов можно поздравить с открытием еще одной страницы в истории Новгорода, связанной с неизвестными до сих пор художественными мастерскими. Книга является образцом многостороннего исследования, основанного на новейшей исторической и археологической методике.

² Живопись домонгольской Руси (составитель каталога О. А. Корина). М. 1974, с. 55 - 57, N 9.