Воздействие права, как известно, связано с опосредствованием норм поведения в сознании людей, поскольку право всегда обращено к сознательно- волевой деятельности индивидов. Конституционное сознание выступает как специфическое проявление общественного и, в частности, правового сознания, как социальный фактор, влияющий на реализацию конституционных норм. Оно включает: а) знание конституционных норм; б) отношение к конституционным нормам; в) поведенческую позицию (осуществление, игнорирование, нарушение). Конституционное сознание составляет часть политической и правовой культуры.

Субъективные факторы образуют механизм трансформации конституционных предписаний в убеждения и образ действия тех, кто на их основе создает новые нормы права, использует и руководствуется ими в практической деятельности. В механизме действия Конституции активную роль играют сте- реотипы поведения, установки, мотивы, цели, интересы и другие социально- психологические факторы, то есть те социальные качества людей, которые обеспечивают перевод конституционных предписаний в общественную практику и предопределяют ее социальную эффективность. Уважение к Конституции становится реальным лишь при условии включения ее в общественную практику, в систему социальных регуляторов, которые оказывают фактическое влияние на поведение социальных субъектов. Престиж Конституции выступает как фактор, существенно влияющий на правовое сознание и поведение людей и в значительной степени предопределяющий эффективность ее воздействия на социальные процессы. Субъективные факторы оказывают влияние на процесс реализации Конституции главным образом через интересы и потребности(1) его участников, получившие соответствующее психологическое опосредование. В литературе справедливо обращается внимание на психологический аспект нормативного поведения, который служит соединительным звеном между пред- писанием закона и реальным поступком. "Без знания конкретных правил и позитивного отношения к ним они не могут стать фактической нормой по- ведения"(2). Убежденность граждан, должностных лиц в целесообразности и результативности предписаний Конституции - важнейшее условие их ре- ализации. Отсутствие мотивационного компонента в механизме действия от- дельных конституционных норм практически блокирует их реализацию, по- скольку такие нормы не воспринимаются как всеобщие и обязательные, не перерастают во внутренне осознанный правовой долг участников конституци- онно-правовых отношений.

Позитивное отношение формируется в единстве с ценностным отношением к Конституции, которое приобретает регулятивное значение в силу того, что оценка перерастает в принципы, правила поведения людей. Ценностная сторона правосознания, таким образом, выступает как своеобразный целеполагающий ориентир правомерной деятельности. Аксиологический аспект воздействия Конституции на поведение человека связан с формированием его мировоззрения, убеждений, жизненных ориентации и установок. Многообразие общественных интересов и потребностей порождает относительно самостоятельные, реально действующие системы ценностей, детерминиру- ющие поведение людей. Отражение реальных общественных интересов и

потребностей в Конституции - высшая мера ее социальной ценности. Консти- туция призвана обеспечить согласование специфических интересов индивида, отдельных групп (национальных, производственных, территориальных и т. д.) и государства, достижение их устойчивого и гармоничного сочетания. Осознание социальной ценности Конституции, принятие личностью конституционных предписаний в качестве норм собственного поведения - один из основных мотивов соблюдения ее норм, существенный стимул и резерв совершенствования механизма ее реализации, укрепления законности и правопорядка.

Индивидуальное правосознание как система социально-правовых установок конкретной личности включает правовые знания, эмоции, мотивы. Правомерное поведение, например, в зависимости от доминирующих мотивов различается как социально активное, положительное (привычное), конформистское и маргинальное (пограничное)(3).

Движущие мотивы маргинального поведения проявляются в утилитарном подходе к Конституции. Те или иные субъекты соблюдают конституционные предписания не в силу того, что разделяют взгляды законодателя, а потому, что вынуждены их соблюдать из чувства страха. Они не намерены вступать в конфликт с властью, стремясь избежать применения к ним правовых санкций. В случае уверенности таких лиц в собственной безнаказанности маргинальное поведение нередко переходит из правомерного в противоправное.

Конформистское поведение характеризуется отсутствием самостоятельной позиции. Подчинение людьми своего поведения чужой воле обусловлено не принятием конституционных норм в качестве личных ценностей, а приспособлением к господствующему мнению, социальной инерцией. Конформистским следует считать такое поведение, которое хотя и основано на авторитете Конституции, но без убеждения в ее социальной полезности. Одобрение конституционного правопорядка безотносительно к его социальному назначению свидетельствует о минимальной включенности отдельных членов общества в процесс реализации конституционных норм и принципов.

Положительное (привычное) поведение отражает нормальную, обыденную реакцию людей на стандартные ситуации, частая повторяемость которых способствует появлению у них не только необходимости, но и потребности соблюдать важнейшие правила человеческого общежития, а в их рамках и конституционные требования. Положительное поведение - основной вид соблюдения Конституции.

Максимальную реализуемость конституционных норм обеспечивает социально активное поведение участников конституционных отношений, которое связано с осознанием и использованием Конституции как важнейшего инструмента социального управления, как средства достижения общезначимых целей и гарантирования основных прав и свобод человека и гражданина. Правовая культура личности (граждан, должностных лиц), как известно, вбирает в себя, помимо правосознания, также сложившиеся стереотипы поведения, социальные и другие компоненты правового значения(4). Нижний уровень правовой культуры образуется в результате усвоения личностью кон- венциональных норм и принципов поведения, что позволяет ей органично включиться в данную систему социальных связей. В процессе социализации личность усваивает необходимый минимум правовых принципов, соблюдение которых обеспечивает ей бесконфликтное существование и удовлетворение элементарных социальных потребностей. В пределах этого уровня личность может достичь высокой степени информированности о государственно- правовых институтах, но необходимости в широком знании права на этом уровне правовой культуры еще не существует.

Верхний уровень правовой культуры личности возникает на определенной стадии развития общественных отношений, когда социальное управление обществом предполагает принятие гражданами самостоятельных решений правового значения на основе знания права, сочетания общественных и личных интересов граждан, а также осознании внутренней потребности в правомерном поведении как единственном и безальтернативном. Со временем, отмечал Ф. Энгельс, когда люди овладевают знанием объективных законов общественного развития, их идеи (включая политические и правовые представления), основанные на таком знании, станут орудием

целенаправленного изменения социальной действительности, будут усиленно использоваться людьми для изменения условий собственного существо- вания(5).

Уровень знания конституционных норм и принципов в целом выше уровня знания других норм права. Но это не дает оснований для самоуспокоения. Социологические исследования, проведенные через полгода после принятия Конституции Российской Федерации, показали, что большинство населения с ней не знакомо(6). Конституция Российской Федерации предусматривает, что свободные выборы являются высшим непосредственным выражением власти народа. Между тем, по данным социологических исследований в августе 1999 года, подавляющее большинство граждан страны - 68% - ничего не знают о содержании действующего законодательства о выборах, из них 26% вообще не слышали о том, что такие законы существуют. Каждый десятый россиянин выступает за отмену на ближайшие годы всех выборов, и лишь 19% жителей страны уверены, что в России нужно сохранить многопартийную систему и выборы. Серьезную тревогу вызывает тот факт, что право на участие в выборах из числа основных прав граждан ставится ими на одно из последних мест. Только 5,3% граждан назвали право участвовать в выборах в числе тех "главных и необходимых прав", которые должно гарантировать государство(7).

Положение с конституционным всеобучем остается неудовлетворительным. Б. Ельцин признал целесообразным организовать изучение Конституции Российской Федерации в общеобразовательных учреждениях(8). Однако делается для этого крайне мало. Даже в школах, исключив из программы "Основы государства и права" и введя (и то далеко не везде) "Граждановедение", ситуацию с изучением права резко ухудшили. Свернуты программы по правовому обучения в ПТУ и техникумах; прекратили работу народные правовые университеты. В настоящее время ни один из государственных органов вопросами правового просвещения населения не занимается. Однако дальше так продолжаться не может. Необходимо прежде всего вернуть качественное преподавание права в учебные заведения. А для этого нужны подготовленные специалисты, новые учебники, нужен иной подход со стороны Министерства образования Российской Федерации(9).

В так называемый переходный период широкое распространение получил правовой и, в частности, конституционный нигилизм. Нигилизм (в переводе с латинского - ничто) выражает отрицательное отношение субъекта (группы, класса, иной социальной общности) к существующему укладу жизни либо отдельным его сторонам, к определенным взглядам, идеалам, ценностям и нормам. Общей чертой всех форм нигилизма является отрицание. Нигилизм характеризует не столько объект отрицания, сколько степень, интенсивность, категоричность этого отрицания с преобладанием индивидуального начала. В нем проявляется гипертрофированное сомнение в определенных ценностях и принципах. При этом обычно избираются наихудшие способы действия, граничащие с антиобщественным поведением, нарушением нравственных и правовых норм(10).

Сущность правового нигилизма состоит в негативном, пренебрежительном отношении к праву, Конституции и другим законам, нормативному порядку. В нем проявляются косность, отсталость, юридическое невежество граждан, должностных лиц, политиканство и популизм лидеров; амбициозность, тщеславие, эгоизм, властолюбие, некомпетентность чиновников и многие другие человеческие пороки. Правовой нигилизм - это всегда высокомерное, снисходительно-скептическое восприятие права, оценка его не как основополагающей идеи, а нечто второстепенного в шкале человеческих ценностей, что, по справедливому замечанию Н. И. Матузова, характеризует меру цивилизованности общества, состояние его духа, умонастроений, со- циальных чувств, привычек. "Стойкое предубеждение, неверие в высокое предназначение, потенциал, возможности и даже необходимость права - таков морально-психологический генезис данного феномена"(11). Антиправовые установки и стереотипы, по мнению некоторых авторов, есть "элемент, черта, свойство общественного сознания и национальной психологии... отличительная особенность культуры, традиций, образа жизни"(12). Нельзя не считаться с национальным фактором, однако еще более опасно преувеличивать его значение. Правовой нигилизм не является прирожденной чертой русской нации (впрочем, и любой другой),

а в прошлом советского народа. Он, безусловно, связан с существующим в обществе укладом жизни, отражает многие его негативные составляющие, но это не "родимое пятно" национальной психологии.

Масштабы правового нигилизма столь велики, что это приобретает характер бедствия и причиняет обществу огромный и невосполнимый ущерб. В юридической сфере, отмечает Ю. А. Тихомиров, очень устойчивым оказался массовый правовой нигилизм, который препятствует формированию высокого правосознания граждан. "И даже при обилии законов их нормы еще не стали ценностным элементом, основанием поведения"(13). С одной стороны, признание полезности, высокого назначения закона в обеспечении порядка, охраны прав, интересов и безопасности граждан. С другой - девальвация закона в глазах общественного мнения, непризнание права и законности в качестве высшей ценности, умаление роли и значения права в иерархии иных предпочтений, неверие в правовую систему и юридические гарантии. Анализ общественного мнения показывает, что, признавая значимость права, две трети опрошенных вместе с тем допускают противопоставление законности и целесообразности, три четверти оправдывают нарушение закона "в интересах дела". Столь же распространенным является иерархизированное отношение к правовым предписаниям, деление их на "важные" и "менее важные" и т. п. Мало кто задумывается о самоограничении правом, связанности конститу- ционными требованиями, конституционными рамками индивидуальной и коллективной свободы. Основной источник этого зла - продолжающийся системный кризис. Обвальное разрушение экономической, политической и социальной основ общества, распад единого жизненного пространства, ре- гиональный сепаратизм привели к утрате многими гражданами социальных ориентиров, уверенности в завтрашнем дне; раздражение и неприятие вызывают те, чье материальное благополучие создается за счет криминальных источников, велик страх перед надвигающейся катастрофой. Двойственность отношения к Конституции порождена также существующим разрывом между декларируемыми принципами и реальным воплощением их в жизнь. Дезинтеграцией общественного сознания во многом объясняется сегодняшнее состояние общества, наличная общественно-политическая и правовая ситуация в стране. В литературе справедливо обращается внимание на то, что несоответствие экономического сознания, психологии и менталитета большинства граждан изменившейся экономической реальности и реформаторским новациям приводит к неадекватному поведению и усиливает социально-психологическую дезадаптацию.

В отсутствии реальных шагов по преодолению стагнации и восстановлению управляемости все более настойчивыми становятся требования наведения "порядка", все чаще надежды связываются с "сильной рукой", а не с Конституцией и правом.

Постоянно происходит размывание конституционного пласта в правовом сознании граждан, должностных лиц. Помимо общих причин нигилизма в от- ношении Конституции Российской Федерации, Н. И. Матузов отмечает, что она имеет недостаточную (минимальную) легитимность и социальную базу, что затрудняет достижение на ее основе прочного гражданского мира и согласия. "Юридически же жить по ней обязаны все. У значительной части населения налицо конфликт между внутренним убеждением и внешней необходимостью соблюдать Основной закон"(14).

Конституционный нигилизм многолик, проявляется в самых различных формах и в той или иной степени свойствен практически всем конституционным субъектам, как индивидуальным (гражданам, должностным лицам), так и коллективным (органам законодательной, исполнительной и судебной власти, органам местного самоуправления).

Наибольшую опасность представляет игнорирование Конституции, прямые нарушения ее норм и принципов, уклонение от ответственности. Стандартом конституционного поведения все чаще становится не сама норма, а степень допустимых отклонений от ее требований. Преобладает избирательное отно- шение к Конституции: ее соблюдают, когда это выгодно, и легко обходят в случае коллизии интересов. Конституционная законность подменяется по- литической и иной целесообразностью; изыскиваются различного рода оправ- дания деликатного поведения ("скрытые" полномочия президента,

невозможность иными способами защитить демократические реформы и т. д.). Сохраняются предубеждения относительно прямого, непосредственного действия Конституции. В общественном мнении Конституция еще не стала гарантом основных прав и свобод граждан в той мере, чтобы обращаться к ней как к реальному средству их защиты. Отсутствие надлежащей правовой защищенности личности подрывает веру в Конституцию и способность государства обеспечить порядок в обществе, порождает разочарование в Конституции, усиливает отчуждение между ними. Вопреки Конституции продолжается конфронтация между органами исполнительной и законода- тельной власти. Не выдерживается конституционная иерархия правовых актов. Указы Б. Ельцина настолько гипертрофированны, что они нередко подменяют собой федеральные законы. Существенно занижен престиж Конституции Российской Федерации в ее субъектах. Многие положения республиканских конституций, уставов краев и областей, региональные законодательные акты противоречат Конституции России.

Конституционный нигилизм порой не только не находит решительного и ар- гументированного осуждения в научной литературе, но некоторыми учеными (обслуживающими политический режим) даже поддерживается и активно внедряется в общественное сознание.

В этой связи хотелось бы особо отметить уже упоминавшуюся статью Н. И. Матузова, содержащую развернутую и обоснованную критику правового нигилизма в России. "Правовой нигилизм, - подчеркивает автор, - приобрел качественно новые свойства, которыми он не обладал ранее. Изменились его природа, причины, каналы влияния. Он заполнил все поры общества, принял оголтелый, повальный, неистовый характер. Сложилась крайне неблагоприятная социальная среда, постоянно воспроизводящая и стиму- лирующая антиправовые устремления субъектов. Возникло грозное явление, которое может отбросить демократические преобразования на многие де- сятилетия назад"(15). Целиком разделяю высказанное беспокойство и предо- стережение.

На мой взгляд, в современном российском обществе имеет место не только конституционный нигилизм, но и конституционный цинизм. Последний вырастает из обыкновенного неуважения и несоблюдения Конституции, но проявляется в наиболее дерзкой форме - сознательном нарушении Кон- ституции и пренебрежении ее ценностями, когда этого можно избежать, а через Конституцию переступают из тщеславия, личных амбиций и властвующего высокомерия. Конституционный цинизм - это открытый вызов конституционной законности и правопорядку.

Первый Президент России был готов нарушить Конституцию всякий раз, когда это отвечало его интересам и властным устремлениям. Со своего вступления в должность он не представлял своей власти иначе как абсолютной. В ситуации "без дополнительных полномочий" Конституция стала тесна ему. Многие помнят слова полуобернувшегося к телеаудитории Б. Ельцина в фойе Съезда после лишения депутатами его "всевластия": "Я вам этого никогда не прощу!" И не простил. Он не останавливался ни перед чем, и его никогда не мучили угрызения "конституционной" совести. Так было, когда президент своими многочисленными указами разрушал установленный Конституцией РСФСР общественный и государственный строй, разгонял парламент, приостанавливал деятельность Конституционного Суда и т. д. Причем постоянно повторял, что эта Конституция его не устраивает и он не будет ей подчиняться. Президент и его команда предпочитали действовать напролом, руководствуясь принципом: цель оправдывает средства. Невозможно представить, чтобы подобные заявления исходили, например, от Президента США, а в нашей стране, в условиях развязанной антикоммунистической истерии, конституционный бунт президента воспринимался как должное и даже поощрялся средствами массовой информации. Правовой нигилизм определял отношение президента и к собственной Конституции. Об этом свидетельствуют война в Чечне, постоянное пренебрежение Конституцией при решении различных вопросов государственной жизни.

Определенный интерес в связи с этим представляют оценки и выводы бывшего Генерального прокурора Российской Федерации А. Казанника. Постановление Государственной думы от 26 февраля 1994 года о политической и экономической амнистии вступило в

силу с момента его опубликования. В пункте девятом этого документа шла речь о том, что в отношении лиц, совершивших преступления в августе 1991 года, в мае 1993 года и в сентябре - октябре 1993 года, амнистия осуществляется немедленно. "Ни у меня, - пишет А. Казанник, - ни у членов коллегии это постановление не вызвало никаких сомнений. Да и прокуратура - это не дискуссионный клуб. Она создана для точного и неуклонного исполнения законов, любого решения представительных органов, принятого в пределах их компетенции. Тем не менее я получил письменное указание президента о том, чтобы не проводить амнистию, никого из Лефортова, из следственного изолятора, не освобождать. Можно долго рассуждать, как правильнее поступить человеку, оказавшемуся в таком положении. Я же незамедлительно обратился к президенту с настоятельной просьбой немедленно отозвать свои письменные указания, которые были изложены в форме резолюции на одном документе. В ответ категорическое "нет" и требование: ищите выход, но только чтобы никто не вышел из Лефортова"(16).

А. Казанник рассказал и о других эпизодах взаимоотношений с президентом. "Мне неоднократно Борис Николаевич говорил: "Алексей Иванович, вот это надо срочно сделать". Я путем ссылки на конкретную статью в Конституции или законе говорил: "Борис Николаевич, этого делать нельзя, это запрещено Конституцией!" Он удивленно так на меня смотрел и говорил:

"При чем здесь Конституция? Я же вам сказал!""(17). В этом "при чем здесь Кон- ституция" вся идеология, философия и все правосознание первого Президента Российской Федерации! Не случайно на вопрос: "Что в наибольшей мере влияет на президента Б. Н. Ельцина, когда он принимает те или иные госу- дарственные решения?" - 48% опрошенных ответили: "желание сохранить свою личную власть", 34% - "мнение влиятельных кругов Запада", 33% - "мнение приближенных сотрудников, окружения, "свиты"". И только 4% оп- рошенных назвали Конституцию и законы Российской Федерации(18).

Когда утвердилось безвластие, вспоминает А. Казанник, то главы ад- министраций начали на имя президента десятками писать заявления с просьбой срочно убрать их прокурора. На каждом таком письме была виза президента - "немедленно убрать и доложить мне"(19).

Определенную тревогу вызвали некоторые заявления исполнявшего обязанности Президента Российской Федерации В. Путина. Он, например, допускал возможность введения в Чечне прямого президентского правления. Перечисляя задачи, стоящие перед федеральной властью в Чеченской республике, В. Путин в одном из интервью сказал: "Всех, кто с оружием, по горным пещерам, - разогнать и уничтожить. После президентских выборов ввести, возможно, прямое президентское правление на пару лет"(20). В. Путин не мог не знать, что Конституция не предусматривает "прямого президентского правления" как особого правового положения наряду с чрезвычайным и военным положением, режим которых определяется соответствующими федеральными конституционными законами. Или мы вновь сталкиваемся со своеволием, приоритетом политической целесообразности и даже прямым игнорированием Конституции? Председатель Комитета по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам Совета Федерации Сергей Собянин заявил, что термин "прямое президентское правление" не имеет юридического смысла и его следует рассматривать как "образное понятие". Комментируя идею введения прямого президентского правления на территории Чечни, С. Собянин указал на то, что такового института нет в Конституции Российской Федерации. "В случае же введения чрезвычайного или военного положения органам исполнительной власти и главе государства передаются достаточно широкие полномочия. То же самое касается и полномочий в рамках осуществляемой контртеррористической операции", - отметил глава комитета. В соответствии с этими законами на территории, где введено чрезвычайное или военное положение, вводятся ограничения на передвижение, жестко регламентируются свободы и права граждан, а также приостанавливается деятельность представительных органов власти. По словам С. Собянина, там также приостанавливаются выборы в органы власти и местного самоуправления. "Важный момент - чрезвычайное и военное положение вводится по Конституции только с согласия Совета Федерации и в соответствии хотя и с

устаревшим, но тем не менее действующим законом о чрезвычайном поло- жении", - добавил он. Глава комитета напомнил, что срок действия режима чрезвычайного положения ограничен месячным сроком с последующим про- длением его Советом Федерации. При этом С. Собянин подчеркнул, что се- наторы не могут продлевать чрезвычайное положение бесконечно. Глава комитета считает, что не следует злоупотреблять формулировкой о прямом президентском правлении, поскольку это может внести юридическую путаницу. "Просто говорить о некоем абстрактном президентском правлении нет никакого смысла"(21), - заметил С. Собянин.

Будучи исполняющим обязанности Президента Российской Федерации В. Путин признал нецелесообразным содержать корреспондента радиостанции "Свобода" А. Бабицкого, задержанного в Дагестане, под стражей. "Не думаю, что правоохранительные органы должны содержать его (А. Бабицкого. - ИФ) за решеткой"(22), - отметил он. Согласно российским традициям, которым Путин верно следует, слово президента является тем, что выше закона. Стоило только В. Путину сказать об этом, как через несколько часов самолет Министерства внутренних дел доставил Бабицкого в Москву. Можно предположить, что дагестанские милиционеры и работники прокуратуры внезапно, подчиняясь исключительно зову собственной души, прониклись жалостью к корреспонденту радио "Свобода" и забыли про свое намерение держать его в следственном изоляторе до решения суда. Но в таком случае глубина их сострадания превышает границы человеческих возможностей - транспортировка подозреваемого до места постоянного проживания на самолете главы Министерства внутренних дел России явно не входит в должностные обязанности Махачкалинского отдела внутренних дел. Так что предположение о случайном совпадении позиций премьера и милиционеров относится к области фантастики. Нет оснований полагать, что исполнявший обязанности президента отдавал какие-либо специальные распоряжения по этому поводу. Но в результате Путин оказался в странном положении - высказанная им позиция в случае с Бабицким успешно заменила многие правовые процедуры. То, чего не смог достичь один из самых известных адвокатов страны, Г. Резник, исполнявший обязанности президента сделал в одну минуту независимо от того, ставил ли он перед собой такую цель или нет. "Конечно же, любые погрешности в словах Путина кажутся незначительными по сравнению с теми экспромтами, которыми так славился Б. Ельцин. Но если слова Ельцина вызывали лишь бурю комментариев и пресс-секретарских "уточнений", то мнение Путина уже стало автоматически восприниматься почти как абсолютная истина или приказ"(23). То же самое произошло и когда испол- нявший обязанности президента поставил твердую точку во всех спорах о причинах смерти Анатолия Собчака, безапелляционно заявив, что первый питерский мэр погиб в результате целенаправленной травли. В прямом эфире петербургской радиостанции "Балтика" он подчеркнул, что уход Анатолия Собчака "не просто смерть, а гибель и результат травли"(24).

Продолжается порочная указная практика. В. Путин, например, обещая упростить порядок создания Россельхозбанка, сказал: "Если процедура со- здания слишком усложнена, то попробуем выйти на решение указом прези- дента"(25).

Переход Б. Ельцина на позиции активного антикоммунизма и абсолютная власть окончательно развратили его правосознание. Деформированность политического и правового сознания Б. Ельцина столь очевидна, что не могла не вызывать неприятия и раздражения. "Мне крайне не понравилось, - отмечал известный драматург В. Розов, - выступление Ельцина, когда он в преддверии выборов очень резко и очень злобно заявил: "Я не допущу коммунистов, не будут коммунисты!" Погоди, а как же тогда выборы? Они для чего? Просто для вида, что ли? А будет, получается, в конечном счете все равно так, как он хочет, Ельцин, а не народ?"(26). Подобные заявления Б. Ельцин делал неоднократно. Отвечая на вопрос, возможно ли восстановление в России коммунистического режима, он в свойственной ему безапелляционной манере ответил: "Нет и еще раз нет"(27).

Своими заявлениями о необходимости не допустить победы коммунистов на парламентских выборах в декабре 1995 года Б. Ельцин, по мнению А. Лукьянова, "недвусмысленно дал установку всем властным структурам и

поддерживающим их силам активно вмешаться в избирательный процесс". Тем самым "высшее должностное лицо государства, обязанное стоять на страже Конституции и законности, впрямую выступило на одной из сторон предвыборной кампании, сознательно допуская любые методы действий против оппозиционных сил". Это создавало "прямую угрозу не только для 550 тысяч коммунистов, но и для 2 миллионов российских граждан, поддержавших КПРФ своими подписями". Глава государства "дал сигнал всем действительно экстремистским силам о том, что в борьбе против коммунистов их руки развязаны", - подчеркнул депутат(28).

Своеволие и амбиции Б. Ельцина не знали границ. Он, например, не просто не согласился с предложением А. Шохина о внесении изменений в Конституцию страны с тем, чтобы в случае невозможности исполнения президентом своих обязанностей его полномочия возлагались бы не на председателя правительства, а на спикера Совета Федерации, но и категорически заявил: "Никаких изменений в Конституции, пока я президент"(29). Между тем возможность и порядок изменения Конституции Российской Федерации предусмотрены непосредственно в ее тексте (глава 9). И в этом процессе президенту отнюдь не принадлежит решающая роль. Однако самого Б. Ельцина это, видимо, мало волнует: "Никаких изменений". Собственное "Я" снова оказалось сильнее конституционного императива.

Непременным компонентом правосознания Б. Ельцина являются двойные стандарты. В мае 1997 года Государственная дума преодолела президентское вето на Закон о реституции, объявлявший все культурные ценности, оказавшиеся после второй мировой войны на территории СССР, государ- ственной собственностью. Поскольку глава государства не имеет права второй раз наложить вето, он воспользовался тем, что Конституционный Суд в апреле 1996 года истолковал 107-ю статью Основного закона как право президента возвращать документ в парламент, если им выявлены процедурные нарушения. Б. Ельцин обратил внимание на нарушение принципа личного голосования в Думе, а заодно высказал свое неудовольствие тем, что Совет Федерации проводил голосование опросными листами, что противоречит Конституции. Впрочем, Закон о правительстве Борис Ельцин долго отказывался подписать по тем же причинам, что и Закон о реституции. Однако в середине декабря подписал "в обмен" на утверждение бюджета парламентом, что позволило думским представителям заявить: "Президент признал несостоятельность своих требований к процедуре". Вразумительного объяснения президентская сторона дать не смогла(30).

Президент использовал свои конституционные полномочия избирательно - руководствуясь политической целесообразностью. Он, например, обжаловал в Конституционный Суд Российской Федерации Устав Тамбовской области, но не замечал еще большего своеволия в конституциях Татарстана, Башкортостана и ряда других субъектов Федерации.

Президент Б. Ельцин далеко не всегда проявлял надлежащую заботу о нравственных основах своих решений, что также указывает на низкий уровень его правосознания. В преддверии повторного обсуждения в Государственной думе кандидатуры С. Кириенко президент распорядился "решать вопросы", которые имеются у депутатов. Но не сразу, не с места в карьер, а воздержавшись до пятницы, когда пройдет второй тур голосования. Вот как прокомментировала это поручение П. Бородину пресса: "Президент волен быть довольным или недовольным решениями Государственной думы. Но чтобы так откровенно дискредитировать законодательную власть да и себя выставлять в столь неприглядном виде? Или это та простота, что действительно хуже воровства, или то самое "неадекватное восприятие действительности", на которое деликатно обращают внимание зарубежные наблюдатели. Б. Ельцин в этом эпизоде наглядно продемонстрировал уровень своей государственной и житейской мудрости"(31). "Президент достаточно открыто и цинично показывает, каким образом он будет добиваться голосования "за" Кириенко"(32). "Это просто какой-то фарс, опускающий в грязь все институты да и самого президента, делающего такого рода заявления"(33). В первом после отставки интервью "Комсомольской правде" бывший Председатель правительства России С. Степашин заявил: "Меня убрали, потому что я не продаюсь!"(34). Невольно возникает вопрос: если убирают

того, кто не продается, то кого призывают во власть либо сохраняют, на кого опирался президент? Ответ напрашивается столь же двусмысленный, сколь и многозначительный. Это еще один дополнительный штрих к характеристике правосознания первого Президента Российской Федерации.

Недоумение и многочисленные вопросы вызвало распоряжение Б. Ельцина о поощрении руководителей субъектов Российской Федерации - активных участников организации и проведения выборной кампании Президента Российской Федерации 1996 года! Это была, по существу, благодарность за нарушение закона. Дело в том, что статья 38 Закона "О выборах Президента Российской Федерации" запрещает проводить предвыборную агитацию, распространять любые агитационные предвыборные материалы федеральным органам государственной власти, органам государственной власти субъектов Российской Федерации, органам местного самоуправления, а также их должностным лицам при исполнении ими служебных обязанностей. В таком же формате можно оценивать некоторые грани правосознания исполнявшего обязанности президента В. Путина, который "постарался, чтобы у генералов накануне выборов было хорошее настроение. Оценивая работу генералов новыми звездами, исполнявший обязанности президента как бы разделяет их популярность и авторитет в войсках и обществе. За месяц с небольшим до вы- боров это совсем нелишне"(35). По завершении избирательной кампании В. Путин поблагодарил группу губернаторов за то, что они хорошо поработали на выборах.

В ходе предвыборной поездки в Белгородскую область 4 апреля 1996 года Президент Российской Федерации Б. Ельцин допустил грубые, граничащие с угрозами высказывания в адрес депутатов Государственной думы В. Варенникова, А. Лукьянова и Н. Рыжкова. Свидетелями этого были миллионы телезрителей. В заявлении Государственной думы по этому поводу отмечалось: "На словах ратуя за развитие конституционного принципа многопартийности в Российской Федерации, Б. Н. Ельцин на практике, в условиях начавшейся предвыборной кампании нарушает этические нормы взаимодействия со своими оппонентами, опускается до уровня публичных оскорблений"(36). Президент Российской Федерации, отвечая на вопросы граждан, сказал: "Им надо сидеть в другом месте, сидеть... в "Матросской тишине""(37). Президент Российской Федерации тем самым признал их опасными преступниками. Подобным высказыванием он грубо посягнул на достоинство названных депутатов Государственной думы, гарантированное статьей 21-й Конституции Российской Федерации. Ибо в отношении их, как и всех остальных граждан, действует презумпция невиновности, закрепленная статьей 49-й Конституции. В очередной раз перед телезрителями предстал человек, не уважающий ни Конституцию, ни федеральные законы, ни права граждан.

У президента наблюдалось устойчиво отклоняющееся поведение на про- тяжении всего периода его активной общественной деятельности. Б. Ельцина отличал низкий уровень правосознания, в силу чего он действовал нередко в режиме правонарушения.

Метастазы конституционного нигилизма глубоко поразили многих высших должностных лиц, государственных чиновников разного ранга как на федеральном, так и региональном уровнях.

Высказывание С. Степашина в США: "Как бывший директор ФСБ, могу открыть вам секрет: коммунисты в России не победят никогда, они никогда не ВЕРНУТСЯ, НИКТО ЭТОГО НЕ ДОПУСТИТ"(38) - свидетельствует об опреде- ленной ущербности конституционного правосознания Председателя Прави- тельства России (теперь бывшего). Неприязнь господина Степашина, в недав- нем прошлом активного пропагандиста марксизма-ленинизма, к коммунистам, бывшим "товарищам по партии", - явление по нынешним временам весьма заурядное и могло бы остаться незамеченным. Однако свою враждебность к легально существующей политической партии демонстрировал не рядовой гражданин России, а глава ее правительства. По существу, он проигнорировал конституционный принцип народовластия (статья 3) и призывал к удержанию, в том числе насильственному, правящим политическим режимом своей власти. А это уже создает реальную угрозу основам конституционного строя. "Никто не допустит" означает, что не только народ вправе отказать в доверии коммунистам, но и президент, правительство,

используя любые средства, могут воспрепятствовать приходу коммунистов к власти конституционным путем - на основе свободного волеизъявления народа. Господину Степашину нет дела до того, что Конституция признает народ носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации (статья 3, часть 1). Ему невдомек, что только народ решает, кому поручить осуществление своей власти. Выбор народа - абсолютный и непререкаемый закон политической жизни любого демократического общества, нормальное функционирование которого невозможно без соблюдения конституционного механизма передачи власти. Если глава правительства готов согласиться только с теми результатами выборов, которые отвечают интересам властей предержащих, то это ставит под большое сомнение его демократическую репутацию и указывает на низкий уровень правосознания.

"Кремль собрался довести ситуацию с "народным волеизъявлением" до абсурда. На каждом шагу слышали: "Нет, Семья власть не отдаст..." И в подтверждение приводятся доводы, анализирующие мотивы. И ни слова о том, что речь идет о тягчайшем государственном преступлении. Можно сказать одно - дожили!"(39).

С. Кириенко неоднократно подчеркивал, что решения "на грани фола", то есть вопреки Конституции, для правительства неприятны, но необходимы(40). По поводу постановления правительства об увеличении пенсионного сбора с граждан с 1 % до 3%, нарушающего Конституцию Российской Федерации, известный адвокат Г. Резник заметил: "Правительство дает дурной пример гражданам. На уровне исполнительной власти мы сталкиваемся с проявлениями правового нигилизма... Сейчас мы входим в ситуацию, когда правительство, в сущности, плюет на Конституцию, на Основной закон"(41).

Патологическую несовместимость с Конституцией неоднократно демонст- рировал Председатель Совета Федерации В. Шумейко. Он, например, ут- верждал, что "в верхнюю палату должны входить представители не только субъектов Федерации, но и федеральных органов власти", надеясь, не будучи главой региона, продлить свои спикерские полномочия на новый срок(42). В. Шумейко пытался убедить своих коллег и общественность в том, что законы можно принимать в сенате напрямую. "Конечно, - признавал он, - это (изоляция Думы при концентрировании законодательной деятельности в сенате) будет некоторым нарушением Конституции", но такого рода сообра- жения не являются серьезным препятствием(43). Позднее, желая "выйти из политической тени", В. Шумейко предлагал президенту "распустить нижнюю палату Федерального Собрания из-за ее чрезмерной политизированности"(44). Ему принадлежат и многие другие антиконституционные опусы.

Свободное, ничем не стесненное конституционное правосознание отличает С. Шахрая. Так, в своем выступлении 30 апреля 1993 года в вечерней программе новостей телекомпании "Останкино" он убеждал, что на референдуме Президент Российской Федерации "поставил вопрос о доверии себе и подтвердил свою легитимность". Тем самым президент получил от 1/3 народа элементы учредительной власти, которая необходима для формирования новых государственных институтов России. На этом основании президент и предложил свой проект новой Конституции. Депутатский же корпус, избранный в государстве, которого уже нет, таким правом не обладает. Поэтому какие- либо проекты от различных депутатских групп сейчас могут рассматриваться просто как варианты, рабочие проекты, но за ними "не стоит учредительная сила". С. Шахрай является одним из разработчиков, возможно, даже автором так называемых "скрытых" полномочий Президента Российской Федерации, оправдывающих произвол и беззаконие главы государства.

Будучи секретарем Совета безопасности Российской Федерации, И. Рыбкин говорил о возможности роспуска Государственной думы в случае, если все ветви государственной власти страны не будут нормально работать по выполнению экономической программы правительства(45). Это заявление было сделано им, несмотря на то, что Конституция не предусматривает подобного основания роспуска Государственной думы. По существу, он предъявил ей ультиматум, подчеркнув, что нижняя палата парламента должна обязательно принять законодательные акты, чтобы обеспечить реализацию этой программы.

Бывшие первые заместители руководителя администрации Президента Российской Федерации О. Сысуев, заместитель главы президентской администрации С. Ястржембский заявляли, что Б. Ельцин не пойдет на возвращение символики бывшего СССР. Так они прокомментировали принятие Государственной думой Российской Федерации в первом чтении проекта закона, в соответствии с которым в качестве мелодии Государственного гимна России должна быть утверждена мелодия Гимна бывшего СССР. По мнению О. Сысуева, такие инициативы по возрождению символики "обсуждать несерьезно". С. Ястржембский утверждал: "прежняя символика при президенте Борисе Ельцине возрождена не будет"(46). "Не будет" - и все тут! Оказывается, решает только президент, а положение Конституции о том, что государственные символы Российской Федерации и порядок их официального использования устанавливаются федеральным конституционным законом (статья 70, часть 1), можно проигнорировать. Остается лишь сожалеть, что чиновники с таким низким уровнем правосознания правили бал в Кремле.

Интересны замечания А. Казанника об уровне правосознания сотрудников в окружении Б. Ельцина. "Даже клерки, - пишет А. Казанник, - из президентской команды считали необходимым вмешиваться в дела прокуратуры. Раздается как-то звонок: отпустите такого-то. Это, мол, советник одного из президентов дружественной нам страны СНГ. Объясняю, что этот человек сколотил банду, грабил банки, убивал людей. И слышу в ответ спокойное: "Ну и что же?" Этот спокойный вопрос поразил меня больше всего. Или вот Николай Медведев, ведающий территориями. Звонит: "Почему вы, Алексей Иванович, мешаете лик- видации Советов?" Вы же демократ, вас назначил президент. А вы разослали всем прокурорам на места документ, где говорится, чтобы этот процесс протекал в рамках закона. Ну как же так можно? Мы заинтересованы в их быстрейшей ликвидации"(47).

В администрации Ельцина постоянно рождались невероятные фантазии, совершенно несовместимые с нормальным конституционным правосознанием. Спустя 81 год после Великой Октябрьской социалистической революции заместитель руководителя его администрации Е. Савостьянов выступил с предложением, чтобы Генеральная прокуратура дала "правовую оценку действиям большевиков по захвату власти в стране в 1917 году"(48). Запрос представителя президентской администрации носил вовсе не отвлеченно- исторический характер, имел прямое отношение к текущему политическому моменту и никоим образом не опирался на Конституцию Российской Федерации.

Пресс-секретарь Ельцина Д. Якушкин оповестил общественность России о том, что Ю. Скуратов "свой выход на работу в качестве Генерального прокурора с администрацией Президента Российской Федерации не согласовывал"(49). Д. Якушкину нет дела до того, что закон вовсе не требует "согласования". Генеральный прокурор не сотрудник президентской администрации. Это самостоятельная, независимая конституционная фигура. И его действия не нуждаются в чьем-либо одобрении.

Многие сотрудники администрации Ельцина явно предпочитали политическую целесообразность законности. Не избежал этого соблазна и помощник президента по правовым вопросам М. Краснов. Рассказывая о работе Главного государственно-правового управления (ГГПУ), осуществляющего экспертизу законов, подготовку проектов указов и распоряжений президента, он откровенно заявил: "Бывает, мне приходится на одну чашу класть весомость правовых аргументов, выдвинутых ГГПУ, а на другую - целесообразность подписания или, наоборот, отклонения того или иного закона. Моя задача - с более широких позиций посмотреть на закон"(50). "Вот это пассаж! - пишет А. Сосенков. - Широта позиций Михаила Краснова, вольное толкование им статей Конституции Российской Федерации просто поражают"(51).

Конституционное правосознание многих руководителей субъектов Российской Федерации страдает серьезными недостатками. Колоритной фигурой в этом отношении является губернатор Саратовской области Д. Аяцков. Он, например, обратился к Б. Ельцину с предложением не проводить досрочных выборов Государственной думы в случае ее роспуска. По его мнению, "страной останется управлять президент, правительство и Совет Федерации, и этого будет достаточно"(52). Позднее, опять же вопреки конституционным установлениям, он предложил Ельцину издать указ о проведении выборов в Государственную думу не по

партийным спискам, а по одномандатным округам. Президент должен пойти на этот шаг, чтобы следующий состав Думы не был бы таким же излишне по- литизированным, как и нынешний. "Мы еще не доросли до многопартийной си- стемы"(53). Не стану комментировать утверждение господина Аяцкова. Для меня более очевидно другое: по своему правосознанию он явно не дорос до уровня руководителя субъекта Федерации. Об этом свидетельствуют и другие его антиконституционные пассажи. Например, свободное волеизъявление, выбор избирателей для саратовского губернатора не имеют никакого значения. "Каждый губернатор, - заявляет он, - вполне может протащить по одномандатному округу нужного кандидата"(54). Невозможно забыть, как, агитируя за "большого президента", татарский президент М. Шаймиев заверял Б. Ельцина, что Татарстан будет верен ему, и только ему, Ельцину. Другие тоже не стеснялись делать это. Президент Башкортостана М. Рахимов "накачивал" по селектору своих прямых подчиненных, руководителей районов республики, обещая им самые страшные кары, если Б. Ельцин в каком-то районе не пройдет! Тогда, кстати, почти все региональные главы состояли в партии власти, возглавляемой В. Черномырдиным. Лидер заходился вообще в экстазе: "Нам нужен президент Ельцин, который должен завершить начатые реформы..." Что ж удивляться, что своего Ельцина они тащили напролом через все законы и правила. Они что, из любви к Ельцину все это делали, из убеждений или там каких-то принципов? Да нет же! Только из любви к власти(55).

Решение Конституционного Суда России от 15 января 1998 года о не- конституционности ряда положений Основного закона Республики Коми вызвало бурную реакцию. Глава Коми Ю. Спиридонов заявил, что отменять местные законы может только Государственный совет республики. Таким образом, руководитель субъекта Федерации фактически поставил под со- мнение обязательность решений Конституционного Суда для органов власти всех уровней. По мнению Ю. Спиридонова, суд не учел, что отношения между центром и республикой регламентируются Федеративным договором, который относит вопросы формирования региональных органов власти к исключительному ведению субъекта Федерации. Судьи же опирались на Конституцию, принятую уже после Федеративного договора и не вполне ему соответствующую(56). Главу Республики Коми трудно заподозрить в незнании того, что Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации (статья 15). Следовательно, речь идет о сознательном искажении соотношения Конституции и Федеративного договора. Именно Договор должен соответствовать Конституции, а не наоборот. Господину Спиридонову должно быть известно и другое - судьи Конституционного Суда Российской Федерации руководствуются при осуществлении своих полномочий не Федеративным договором, а только Конституцией Российской Федерации и Федеральным конституционным законом "О Конституционном Суде Российской Федерации".

Деформированное правосознание нередко рождает идеи, реализация которых откровенно сопряжена с нарушением Конституции. Так, представители оппозиции в Государственной думе второго созыва выступили с инициативой принятия закона об администрации президента, что противоречит Конституции Российской Федерации. Согласно статье 83 Основного закона, формирование администрации Президента России отнесено к ведению главы государства, который в рамках своих конституционных прав и финансовых ресурсов вправе сам принимать решения, касающиеся структуры своей администрации и полномочий ее сотрудников. Любой аппарат - это всего лишь вспомогательная структура, которая не имеет самостоятельных государственно-властных полномочий. Законодательное же оформление аппарата делает его полноценным государственным органом. Статус сотрудников администрации, являющихся не политиками, а государственными служащими, уже урегулирован законом об основах государственной службы в России(57).

По Конституции России Государственная дума Российской Федерации не имеет права прекращать полномочия президента по состоянию его здоровья. Следовательно, любые попытки Думы досрочно прекратить полномочия Б. Ельцина в связи с состоянием его здоровья изначально неконституционны.

Особо следует сказать о конъюнктурном обращении с собственным правосознанием некоторых ведущих советских ученых-юристов. Показательна в этом отношении позиция доктора юридических наук, профессора В. Гулиева. Человек, сделавший свою научную карьеру главным образом на критике буржуазной правовой идеологии, "пороков буржуазного государства и права", а также доказательстве преимуществ социалистической демократии, социалистического государства и права, активный участник подготовки Конституции СССР 1977 года, а затем не менее активный пропагандист ее (можно сказать, один из апологетов социалистического правосознания), не просто изменил свои взгляды, а стал яростным борцом с ними. Выступая в Конституционном Суде Российской Федерации, господин Гулиев требовал за- прета Коммунистической партии, в рядах которой он находился более 30 лет, а не добившись этого, вновь пытается реанимировать бредовые идеи(58), пол- ностью смыкаясь с традиционными оголтелыми антикоммунистами.

Вирусом конституционного нигилизма поражены многие представители творческой интеллигенции - политологи, журналисты, писатели, театральные деятели. Странным, например, является постоянно муссируемый в средствах массовой информации вопрос о принадлежности власти в России тем или иным персонажам, кланам, группам интересов и т. п. Между тем в Конституции записано, что "носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ" (статья 3, пункт 1), и более того - "никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по Федеральному закону" (статья 3, пункт 4). Из этого следует, что неконституционна сама постановка вопроса о принадлежности власти кому бы то ни было. Другое дело механизмы и процедуры осуществления власти: референдумы, выборы, а также деятельность органов государственной власти и местного самоуправления (статья 3, пункты 2, 3), через которые и посредством которых осуществляется власть. Поэтому трудно согласиться с предложением В. Третьякова дополнить существующие механизмы учреждением Временного государственного совета, то есть фактически изменить их по сравнению с зафиксированными в Конституции(59).

На мой взгляд, никакие действия по передаче власти даже в форс-мажорных обстоятельствах недопустимы по той простой причине, что механизм и процедуры подобной передачи не предусмотрены Конституцией Российской Федерации. Любые такого рода предложения будут неконституционными.

С. Алексеев в телевизионной программе "Воскресенье" заявил: "Многие сейчас критикуют известный указ Ельцина. А разве прежние указы всегда соответствовали Конституции? Что уж тут говорить, если речь идет о борьбе с бандитизмом"(60). Действительно, что "уж тут говорить" о таком пропагандисте Российской Конституции!

Деятели искусства, составляющие художественную элиту страны, устроили в Бетховенском зале Большого театра (1993 год) постыдный спектакль, требуя от президента не жалеть пуль и снарядов, чтобы раздавить оппозицию, этих "коммуняк" и "совков". Это была настоящая провокация, оправдывавшая совершенный президентом государственный переворот. Президента, по су- ществу, подталкивали к физической расправе над своими противниками. Такому унижению могли подвергнуть Конституцию и конституционные инсти- туты власти только люди с глубоко деформированным правосознанием.

Газеты "Время" и "Сегодня" рассказали об очень эмоциональном интервью В. Астафьева. "Если Б. Ельцин допустит коммунистов к власти, история этого ему не простит", - сказал писатель(61). Антикоммунизм настолько помутил сознание В. Астафьева, что он совсем забыл о Конституции России, в соответствии с которой не господин Б. Ельцин, а сам народ решает, кого "до- пустить" к власти.

По мере приближения 26 марта 2000 года, писал Б. Вишневский, обостряется чувство очередного обмана. "Очередных "выборов без выбора". Очередной предрешенности ситуации. И, как следствие, возвращение знакомых по прошлому ощущений: происходящее вокруг отвратительно. Невольно возникает брезгливое отношение к "элите", массово присягающей на верность местоблюстителю престола. Впрочем, губернаторов можно пожалеть. Планида у них такая: прогибаться перед текущей властью, одновременно протягивая ей кнут для собственной порки и руку за трансфертами. Олигархов можно понять: бизнес, выступивший против государства, в России

обречен. Ради сохранения богатства, дающего власть, и власти, дающей бо- гатство, они присягнут кому угодно. А вот "властителей дум", которые жадною толпой рванули к трону, чтобы успеть преклонить колено и поцеловать ручку, не хочется ни пожалеть, ни понять. Знакомые до боли лица среди тех, кто смело заявляет о любви к власти и ее полной поддержке: Марк Захаров, Людмила Зыкина, Никита Михалков, Елена Образцова и прочие, последова- тельно и планомерно любившие Горбачева, Ельцина, Лужкова, а теперь Пути- на. Выделяются актер Боярский, восторженно объясняющий, какая великая для него честь - участвовать в выдвижении Путина, и ректор Петербургского университета Вербицкая, требующая привлечь по 319 статье Уголовного ко- декса авторов "Кукол" за умаление светлого образа Путина. Давно ли госпожа Вербицкая состояла сперва в НДР, а потом во "Всей России" и славила сперва Собчака, а потом Яковлева? Впрочем, указанные граждане - профессионалы клакерского жанра"(62).

Уровень конституционной законности опосредованно зависит от неблаго- приятного психологического климата в обществе. Каждый седьмой житель нашей страны пребывал в начале октября 1999 года в состоянии страха и отчаяния, почти 20% - в состоянии подавленности, а еще 17% россиян ис- пытывали озлобленность. Для четверти населения характерно так называемое промежуточное психологическое состояние, нечто среднее между угне- тенностью и уравновешенностью. И только 13% россиян находились в том психологическом состоянии, которое можно назвать душевным комфортом.

Во всех возрастных группах доля лиц с негативными психологическими со- стояниями преобладала над долей лиц с позитивным настроем. Исключение составляла лишь группа молодежи до 21 года. По мере снижения уровня ма- териального благосостояния отмечался резкий рост негативных умонастроений (до 75% в составе населения, живущего за чертой бедности). Даже среди тех граждан, которые, по собственному признанию, удовлетворены своим материальным положением, 50% находились в подавленном состоянии, а еще 50% жили с неопределенными, "размытыми чувствами"(63).

Накануне 2000 года несколько снизилась острота негативных психологических состояний. Пятая часть россиян стала выходить из комплекса сугубо негативных мироощущений, а еще почти половина - жить со смешанными, в том числе положительными чувствами. Однако возникшие в обществе важные социально-психологические процессы не имеют устойчивого материально- экономического фундамента. А без него любые процессы в обществе, тем более духовно-психологические, будут подвижны и переменчивы. Поэтому ха- рактер оценки россиянами итогов 1999 года для себя лично (своей семьи) и для страны в целом вынуждает более взвешенно подходить к пониманию первых за годы реформ позитивных процессов в массовом сознании. Результаты опросов показывают, что, как и в предыдущие два года, подавляющее большинство наших сограждан считает: 1999 год был для них (их семей) или трудным, или очень тяжелым. Только менее 20% россиян смогли назвать его в целом хо- рошим, а менее 1 % - очень удачным. Причем в оценках итогов прожитого года солидарны как представители старших, так и молодежных возрастных групп. Данные свидетельствуют и о том, что сохраняется, как и в прежние годы, более жесткая оценка респондентами итогов года для России в целом. Достаточно сказать, что 93% населения считают, что 1999 год был для страны трудным или очень тяжелым(64). Можно с уверенностью сказать, что для реализации Конституции, использования гражданами своих прав и свобод 1999 год также был трудным.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Маркс и Энгельс подчеркивали: ""Идея" неизменно посрамляла себя, как только она отделялась от "интереса"" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 2. С. 89). "Никто не может сделать что-нибудь, не делая этого вместе с тем ради какой- либо из своих потребностей..." (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 3. С. 245).

2 Кудрявцев В. Н. Юридические нормы и фактическое поведение // Советское государство и право. 1980, N 2. С. 18.

3 Правовое воспитание и социальная активность населения. Киев: Наукова думка, 1979. С. 160.

4 Шишкин В. Д. Правовая культура в условиях социализма // Советское государство и право. 1980, N 6. С. 122 - 128.

5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 639.

6 Ваганов А. Способ улучшить Конституцию - выполнять ее. Независимая газета, 7 июня 1994 года.

7 Комсомольская правда, 20 августа 1999 года.

8 Указ Президента Российской Федерации от 29 ноября 1994 года N 2131 "Об изучении Конституции Российской Федерации в образовательных учреждениях" // Собрание законодательства, 1994, N 32. Ст. 3342.

9 Юридический вестник. 1999, август, N 16.

10 Матузов Н. И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны "одной медали" // Правоведение. 1994, N 2. С. 4 - 5.

11 См.: там же.

12 Туманов В. А.: 1) О правовом нигилизме // Советское государство и право. 1989, N 10. С. 20; 2) О юридическом нигилизме // Пульс реформ. Юристы и политологи размышляют. М., 1989. С. 135.

13 Тихомиров Ю. А. Юридическая коллизия. М., 1994. С. 25.

14 Матузов Н. И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны "одной медали" // Правоведение. 1994, N 2. С. 8.

15 Матузов Н. И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны "одной медали" // Правоведение. 1994, N 2. С. 12.

16 Казанник А. Интервью. Континент. 1994, N 36.

17 Факторович Е. Битва Дон-Кихота с кремлевскими звездами. Собеседник, 14 апреля 1995 года.

18 Известия, 23 января 1998 года.

19 Правда, 11 февраля 1995 года.

20 Интерфакс, 10 марта 2000 года.

21 Интерфакс, 20 марта 2000 года.

22 Интерфакс, 28 - 29 февраля 2000 года.

23 Григорьева Е. Слово начальника выше закона. Независимая газета, 1 марта 2000 года.

24 Интерфакс, 24 - 25 февраля 2000 года.

25 Интерфакс, 18 февраля 2000 года.

26 Розов В. Интервью. Правда, 25 мая 1996 года.

27 Интерфакс, 16 - 17 декабря 1995 года.

28 Интерфакс, 20 октября 1995 года.

29 Интерфакс, 13 апреля 1998 года.

30 Итоги, 24 марта 1998 года.

31 Трибуна, 15 апреля 1998 года.

32 Би-би-си, 15 апреля 1998 года.

33 Радио "Свобода", 15 апреля 1998 года.

34 Степашин С. Меня убрали, потому что я не продаюсь! Комсомольская правда, 13 августа 1999 года.

35 Коммерсантъ, 22 февраля 2000 года.

36 Заявление Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации "О недопустимых высказываниях Президента Российской Федерации Б. И. Ельцина в адрес депутатов Государственной думы" от 10 апреля 1996 года // Собрание законодательства, 15 апреля 1996 года, N16. C.1804.

37 Правда, 30 мая 1996 года.

38 Комсомольская правда, 4 августа 1999 года.

39 Деловой вторник, 15 июня 1999 года.

40 Сегодня, 12 августа 1998 года.

41 Независимая газета, 13 августа 1998 года.

42 Сегодня, 26 октября 1995 года.

43 Сегодня, 14 января 1994 года.

44 Интерфакс, 3 марта 1997 года.

45 Интерфакс, 5 - 6 июня 1997 года.

46 Интерфакс, 15 марта 1999 года.

47 Казанник А. "Кухня дьявола" обойдется без меня. Правда, 11 февраля 1995 года.

48 Интерфакс, 1 декабря 1998 года.

49 Интерфакс, 10 марта 1999 года.

50 Независимая газета, 5 апреля 1996 года.

51 Сосенков А. Независимая газета, 13 мая 1996 года.

52 Интерфакс, 1 сентября 1998 года.

53 Интерфакс, 13 - 14 мая 1999 года.

54 Аяцков Д. Интервью. Слово, 20 - 24 ноября 1998 года.

55 Советская Россия, 19 августа 1999 года.

56 "Ъ", 3 февраля 1998 года.

57 Интерфакс, 24 - 25 октября 1996 года.

58 Гулиев В. А. Конституционна ли Коммунистическая партия Российской Федерации. Российские вести, 17 января 1996 года. Создается впечатление, что господин Гулиев явно страдает "самой большой глупостью XX столетия" (антикоммунизмом) и хотел бы перенести ее в новое столетие. В одном из интервью он заявил: "Говоря высокопарно, я считал бы историческую миссию президента Ельцина выполненной (в политической ее части), если бы он довел до конца дело запрета Коммунистической партии и даже коммунистической идеологии или хотя бы принял меры к неучастию Компартии в политической жизни". Независимая газета, 30 июня 1999 года.

59 Попов С., Рац М. Вопрос не о власти, а о судьбе России. Независимая газета, 10 июля 1998 года.

60 Телевизионная программа "Воскресенье", 26 июня 1994 года.

61 "Время", "Сегодня". Интервью с В. Астафьевым, 16 мая 1996 года.

62 Вишневский Б. Каждый выдумывает свое. Независимая газета, 18 февраля 2000 года.

63 Горшков М. Умонастроения россиян накануне выборов. Независимая газета, 14 октября 1999 года.

64 Горшков М. Граждане России об итогах 1999 года и надеждах на 2000 год. Независимая газета, 14 января 2000 года.