В ЗИМНЕМ парке, в лесу или в сквере я как бы невольно слышу строки стихов москвича Владимира Трепетцова:

Мы отвыкаем в городе от звезд...

Нам заслонили городские стены

Лесную свежесть милых всем берез

И всей природы красок перемены...

Февраль за двоих своих старших беззимних братьев - декабрь и январь - богато загрунтовал снежными белилами тревожно зеленевший еще недели две назад бескрайний холст просторов Подмосковья.

Большой снег радует и земледельца, и горожанина. Зима на переломе, но нет-нет да зайдется весенним чик-чириканьем непоседа-воробей, зажмурив от блаженства глазенки-бусинки: капель-то тепло ему сулит. Настала пора свадеб у лис-озорниц. Медведица в укромной берлоге этой порой нежно подгребает жесткой лапой к своему теплому брюху двух пухленьких мокроносых сосунков.

Февраль зиму венчает. Дело к весне, но пернатые в снеговал ближе к жилью человека тянутся.

С рассветом, когда студеное солнышко робко и трепетно, словно юная балерина перед дебютом, заглядывает в единственную щелочку снежного чудо-занавеса, как огни рампы, вспыхивают над сугробами цветы февраля.

Неподалеку от моего дома на Ломоносовском проспекте к охряным веничкам семян кленов, темно-вишневым кистям боярышника, коричневатым от морозов гроздьям рябины, к редким репейникам, торчащим, как бакены, одними макушками над голубыми сугробами, слетаются на завтрак кокетливо-хохлатые свиристели в малиновых жилетах, ртутные синицы-большаки в желтоватых пушистых свитерах, нарядники снегири в красных камзолах со своими неизменно скромно, но всегда со вкусом одетыми подругами, щеголи щеглы, расписавшие свои наряды всеми красками осени, весны, лета и зимы. А тут объявились и пестрогрудые дрозды-рябинники. Нежно, как бы боясь потревожить соседние ягоды, они словно вдыхали в себя каждое рябиновое яблочко.

Эти живые цветы февраля расцветают рано утром. Цветут до сумерек, пока наши пернатые друзья неторопливо не закончат в этом небольшом парке рядом с Ленинским проспектом свой вкусный ужин.