Писательница Лидия Алексеевна Чурилова, известная под псевдонимом Чарская, родилась в 1875 году в Санкт-Петербурге. Поэтесса Елизавета Полонская как-то обмолвилась, что день рождения Чарская отмечала летом. Но точная дата её рождения не известна, да и в годах разнобой: есть указания и на 1876, и на 1878 год. Почти ничего не зная о жизни писательницы с достоверностью, мы восстанавливаем её биографию по книге "Большой Джон" (1910) и по трилогии, состоящей из повестей "За что?" (1909), "На всю жизнь" и "Цель достигнута" (обе 1911). В этих книгах и в их главной героине Лидии Воронской жизнь Чарской за двадцать пять с лишком лет. Лида Воронова (такова девичья фамилия писательницы) родилась в дворянской семье, воспитывалась четырьмя тётушками и отцом, поскольку мать её скончалась родами. Это полусиротство отложило отпечаток на дальнейшую жизнь писательницы. Испытав его, она нередко обращалась к теме детской обездоленности. Вот откуда в её произведениях дети-сироты: Люда Влассовская, Нина Джаваха, Надя Таирова, Сибирочка, Лена Иконина, Дуня Прохорова. Детские годы Лиды Вороновой проходили в Шлиссельбурге и в Царском Селе. Она прекрасно плавала, правила лодкой (однажды это спасло ей жизнь), любила ездить верхом на пони. Лида росла своенравной и отважной девочкой, свободы ее никто не ограничивал. Это была впечатлительная, горячая и несдержанная, но вместе с тем откровенная и открытая натура. Отец был ее кумиром. Но когда Лидюше (так называли её домашние) было около восьми-девяти лет, отец женился на молодой девушке. С появлением в доме мачехи уклад жизни семейства изменился. От Лиды стали требовать сдержанности, дисциплины, подчинённости правилам "хорошего тона", а главное, тётушки были отстранены от её воспитания. Лиду решено было отдать в Павловский женский институт, где она проучилась семь лет. Сразу после окончания института Лидия выходит замуж за офицера Бориса Чурилова, угрюмо-застенчивого, молчаливого "пасынка жизни", как говорил он сам о себе. Муж Лидии оказался талантливым рассказчиком, она перекладывала на стихи его фантастические сказки о плачущих, заколдованных осенью деревьях, о пении ветра, о белых ночах:

...Где с зарёй молодые русалки
Серебристую пряжу прядут...

Совместная жизнь их была короткой. Незадолго до рождения ребёнка поручику Борису Чурилову вышел приказ отправлять-

стр. 39

ся в Сибирь. Испуганная Лидия умоляла его просить об отмене приказа, ведь они с малюткой не перенесут тягот северной зимы, но муж ответил: "Что говоришь ты? Долг службы требует беспрекословного исполнения данного мне поручения... Я офицер, служу Родине и должен исполнять то, что нужно для её пользы". Спустя месяц на свет появился сын Юрик, а через короткое время муж уехал к месту службы, и судьба распорядилась так, что они более никогда не виделись. Позже она посвятит сыну немало рассказов, повестей, сказок ("Весёлая дюжинка", "Юркин хуторок", "Первые товарищи", "Гимназисты"), стихов:

Ты - моё солнышко жаркое,
Ты - мой серебряный луч,
Утро весеннее яркое,
Ясное солнце без туч...

Судьба сына Чарской до недавнего времени была неизвестна. Сама Лидия Алексеевна в 30-х годах иногда говорила знакомым, что он находится на военной службе на Дальнем Востоке и не имеет с ней связи. Но благодаря разысканиям петербуржца Л. Барона, который нашёл потомков племянницы Чарской, ныне проживающих в США, выяснилось, что Георгий Борисович Чурилов умер сорока лет от болезни сердца в Харбине, где работал на Китайско-Восточной железной дороге ("зимой 1936 или в начале 1937 года, торопясь на службу, побежал за трамваем, упал и скончался").

Но пока ребенок Лидии еще маленький, на неё, на молодую мать, легла вся ответственность за их небольшую семью. Она сдаёт экзамены и поступает на театрально-драматические курсы, подрабатывает участием в любительских спектаклях. Позже в повести "Семья Лоранских" Чарская опишет театральное закулисье, отношения между актёрами, примами, режиссёрами.

В 1898 году Лидию Алексеевну приняли на единственную вакансию в Императорский театр (более известный как Александринка), одну из большого числа претенденток. В этом театре она прослужила до 1924 года, играя характерные роли. Здесь и появился впервые её псевдоним - Л. Чарская, скорее всего, от слов "чары", "чаровница", "чарующая". У неё безусловно был талант, но роли ей доставались чаще небольшие и эпизодические. Она играла сваху в "Не всё коту масленица", Радушку в "Снегурочке" А. Островского, Дашеньку в чеховской "Свадьбе", Като в "Своевольных жеманницах" Мольера, появлялась в эпизоде лермонтовского "Маскарада". Днём и вечером Чарская репетировала, была занята в спектаклях, а ночами сочиняла - придумывала сюжеты своих книг.

Денег на жизнь катастрофически не хватало. Однажды, проходя мимо известного издательства, Лидия решила справиться о работе переписчицы и, столкнувшись с самим хозяином, стала ему говорить, что в аттестате у неё отметки неплохие, да и почерк аккуратен, отчётлив. Маврикий Осипович Вольф попросил показать ему дневники или письма к родным, которые писались из института. Она принесла дневники и через неделю получила от Вольфа записку, где было сказано: "Печатаю. Дам вам сто рублей гонорара. Книга будет называться "Записки институтки"".

Так в журнале при издательстве "М. О. Вольф и сыновья" появилась её первая повесть. Это

стр. 40

было в 1901 году. За семнадцать лет после этого было опубликовано свыше 80 её произведений. Можно смело сказать, не напрасно героиня книги Чарской "Дурнушка" писательница Наташа Горянина мечтала о том, что повести её, возможно, "прочтёт вся Россия". Много позже это подтвердит Ф. К. Сологуб: "Популярность Крылова в России и Андерсена в Дании не достигла такой популярности и пылкости. И это было вполне заслужено Чарскою..."

8 1911 году комиссия при Московском обществе распространения знаний, проведя опрос в учебных заведениях, докладывала на съезде по библиотечному делу, что дети среднего возраста "более других авторов читают: Гоголя - 34%, Пушкина - 23%, Чарскую - 21%, Твена - 18%, Тургенева - 12%".

Почти 17 лет Чарская печаталась в самом популярном еженедельном журнале для детей "Задушевное слово" и обогатила его хозяина Вольфа, многократно увеличив число подписчиков журнала. При этом Вольф умудрялся "забывать" платить автору за книжные переиздания. Вместо денег он обычно подносил ей торты, цветы, свои восторги и комплименты. Позже, в повести "Дурнушка" Чарская опишет свои мечты о финансовой независимости. Денег постоянно не хватало, о чём свидетельствуют ее письма того времени.

Работала она очень много. Писала о бедных детях улицы, о житье-бытье девочек и мальчиков, о жизни институток, об учёбе и проблемах в классе, среде гимназисток и гимназистов, о нелёгкой службе сестёр милосердия. Не менее популярными были её исторические произведения ("Под звон вечевого колокола", "Светлый воин", "Царевич-орлёнок" и др.). Книги Чарской переводились на многие европейские языки. В 1910 году была учреждена стипендия её имени для гимназистов.

9 сентября 1912 года в газете "Речь" появилась статья К. И. Чуковского "Лидия Чарская", в которой критик назвал произведения писательницы образцом пошлости. "Она стихами и прозой любит воспевать институт... это гнездилище мерзости, застенок для калечения детской души", "только Чарская может с умилением рассказывать, как в каких-то отвратительных клетках взращивают ненужных для жизни, запуганных, суеверных, как дуры, жадных, сладострастно-мечтательных, сюсюкающих, лживых истеричек".

Вспомним, однако, "Очерки институтской жизни былого времени" Анны Николаевны Энгельгардт (урождённой Макаровой) - известной общественной деятельницы XIX века, переводчицы Г. Мопассана, Э. Золя, братьев Гонкуров, Ф. Брет Гарта и других. Она была выпускницей Екатерининского института в Москве и в своих мемуарах отмечала, что люди нередко говорят о том, чего не знают совсем или же придумывают то, что им хочется видеть в критикуемом объекте, и "критика, как это иногда бывает с ней, отыскивает зло фантастическое...". Институтский же "идеал требовал, между прочим, известной стойкости в отношениях с начальством и товариществом и безусловной честности в сношениях... Малодушие, слезливость, пустая восторженность и бесцельная экспансивность презирались. Институтки не любили никакого кривлянья и ломанья, подёргивания плечами, закатывания глаз и т. п. ... Больше всего уважались простота, спокойствие и чувство собственного достоинства".

стр. 41

В этот закрытый, незнакомый мир женского института и вводила своего читателя Лидия Чарская. В женские институты России попадали преимущественно сироты- дочери офицеров и служащих в военном ведомстве. Выпускница института обычно владела несколькими иностранными языками, получала знания по всем основным предметам, была знакома и с педагогикой, и с медициной.

Чарская писала о детях и для детей, не позволяя играть чувствами ребенка, осмеивать их или сюсюкать. Она считала, что проблемы детей так же значимы и важны, как и проблемы взрослых; их переживания могут быть весьма тяжёлыми, а конфликты запутанными и даже неразрешимыми.

Не случайно Б. Л. Пастернак, работая над романом "Доктор Живаго", говорил, что хочет быть читаемым всеми и старается писать просто, доходчиво, "почти как Чарская". Действительно в её произведениях содержится многое, что трогало и открывало читательские сердца: отсутствие фальшивых интонаций, простота и правда. Ей безусловно верили, она вызывала у читателей ответное чувство и получала множество писем от своих друзей и почитателей самого разного возраста. Дети любили Чарскую, рассказывали в письмах к ней о своих жизненных ситуациях и проблемах, спрашивали совета. Нередки были письма и от родителей, которые благодарили её за пробуждение совести у детей, за добрые примеры отношений между взрослыми и детьми.

Интересно, что в свою первую книгу "Вечерний альбом" (1910) Марина Цветаева включила стихотворение "Памяти Нины Джаваха":

...Умолкло сердце, что боролось...
Вокруг лампады, образа...
А был красив гортанный голос!
А были пламенны глаза!

Смерть окончанье - лишь рассказа,
За гробом радость глубока.
Да будет девочке с Кавказа
Земля холодная легка!

...Как наши радости убоги
Душе, что мукой зажжена!
О да, тебя любили боги,
Светло-надменная княжна!

Далеко не сентиментальный Леонид Пантелеев (автор знаменитой "Республики ШКИД") на склоне лет признался: "Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, моё горячее детское увлечение этой писательницей... Я был околдован Андерсеном и его сказками. А год-два спустя ворвалась в мою жизнь Лидия Чарская. Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал её книги, отголосок этого упоения до сих пор живёт во мне - где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны". Когда же за любовь к книгам Чарской его стали высмеивать, Пантелеев ответил: "Любил, люблю, благодарен за всё, что она мне дала как человеку и, следовательно, как писателю тоже". Литературовед В. Б. Шкловский, плохо отзывавшийся о писательнице (в статье 1932 года "О пище богов и о книгах Чарской" её произведения назывались им "пищей для карликов"), в 1966 году всё же отметил, что она была талантливой, ведь "без таланта нельзя овладеть интересами целых поколений". Вера Панова в 1972 году написала: "Чарская имела головокружительный успех, и теперь, поняв, как это трудно - добиться успеха, я вовсе не нахожу, что её - был незаслуженным. ...Воздадим должное писательнице, покорившей в свой час столько сердец..." Писательница Евгения Гинзбург очень не любила критиков, уничтожавших Чарскую: "И что это за гонения? Страшнее Чарской зверя нет!.. Сентиментально, видите ли. Так ведь сначала надо к сердцу детскому обращаться, а потом уж к уму. Когда-то ещё ум разобраться сможет, а сердце уже сострадать научено". Она вспоминала, что когда читала своим детям "Сибирочку", "плакали в три ручья, нет - в четыре! Алёша старший! И Васька, маленький!" (имеется в виду младший сын Е. С. Гинзбург, писатель Василий Аксёнов. - Е. Т.). Борис Васильев, автор известных произведений "А зори здесь тихие", "Не стреляйте в белых лебедей", "Завтра была война", писал, что первые уроки любви к родной истории он получил из "Грозной дружины", "Княжны Джавахи", "Дикаря" и других повестей Лидии Чарской.

стр. 42

Многих критиков раздражала экзальтированность институток Чарской, но надобно помнить о специфической среде закрытого учебного заведения конца XIX - начала XX века. Маленьких девочек вырывали из родительского дома и на семь лет (а это немалый жизненный срок и испытание) помещали в совершенно иные условия. Надо было носить казённую одежду, есть не досыта, соблюдать строгий распорядок дня, спать в комнате (дортуаре), где стоят сорок кроватей с небольшими тируарами (выдвижными ящиками) для белья и личных вещей. Многим институткам за эти долгие годы ни разу не удавалось покинуть стены учебного заведения: или не было у девочки родственников, или жили они очень далеко от Петербурга и не имели средств к проезду... Не все поступившие в институт могли сразу приспособиться, выдержать и писаные, и неписаные законы жизни и распорядка в этих стенах. Как пережить эти дни, месяцы, годы? Как нарушить нудную повседневность? Были там и проказы, и шалости, совершались экзальтированные поступки: в доказательство дружбы пробирались в лазарет в заболевшей подруге, заражались, жертвовали своим здоровьем. Проступки бывали с непредсказуемыми и печальными последствиями. Но ведь всё ради дружбы - святого и чистого чувства!

Лидия Алексеевна до самой своей смерти была прихожанкой Никольского собора и никогда не скрывала своей веры в Бога: "Я - религиозный человек и от души говорю, как буду говорить до самого моего последнего вздоха: награди Вас Господь за всё, за всё, сделанное Вами для меня", - это из её письма 1926 года к Ф. К. Сологубу.

Одной из первых в детской литературе Чарская популярно изложила жизнеописание преподобного Сергия, игумена Радонежского. В книге "Святой отрок" (она также выходила под названием "Один за всех") рассказывается о мальчике Варфоломее - впоследствии святом Сергии Радонежском, основателе Троице-Сергиевой Лавры.

Увлечённость историей отчизны позволила Чарской запечатлеть некоторые события в ярких, живых картинах и образах. "Грозная дружина", "Паж цесаревны", "Крещение Руси", "Царский гнев", "Евфимия Старицкая", "Смелая жизнь", "Газават" - вот лишь небольшой перечень её произведений, связанных с прошлым нашей Родины.

Её книги защищали устои тогдашнего строя и служили воспитанию верных царю и российскому Отечеству граждан. Именно это в первую очередь послужило причиной неприятия писательницы либерально-демократической, а позже советской критикой. Чуковский в цитируемой выше статье насмешничал: "Недосягаема Чарская в пошлости патриото-казарменной... Недаром Главное управление военно-учебных заведений так настойчиво рекомендует её "Княжну Джаваху" в ротные библиотеки кадетских корпусов: её книги - лучшая прививка детским душам казарменных чувств".

Влияние Чарской казалось опасным для зарождавшейся советской литературы. В 1920 - 1930-е годы, чтобы унизить и уничтожить литературного противника, надо было написать лишь, что он работает "под Чарскую". В 1920 году вышла в свет "Инструкция политико-просветительского отдела Наркомпроса о пересмотре каталогов и изъятии устаревшей литературы из общественных библиотек". Подписанный Н. К. Крупской перечень авторов, не дозволявшихся к чтению, состоял из нескольких томов. В него входили имена Аксакова, Андерсена, Достоевского, Флобера, Шекспира и, конечно же, Чарской. Её книги уничтожались, и, к сожалению, на сегодняшний день в России нет ни одной библиотеки, где была бы полная подборка её произведений.

После революции Лидия Алексеевна жила очень тяжело, болела туберкулёзом. Фёдор Кузьмич Сологуб, возглавлявший с 1925 по 1927 год секцию детской литературы в Ленинграде, узнав об этом, решил написать о Чарской статью, чтобы отдать ей гонорар, а главное - поддержать морально. Текст Сологуба понесла в журнал "Звезда" секретарь детской секции В. П. Калицкая (первая жена писателя Александра Грина). Редактор журнала Л. Н. Сейфуллина, покраснев от негодования, вскричала: "Чтобы я ...статью Сологуба... о Чарской?.." Конечно же, статья эта не увидела свет, а в ней Сологуб, полемизируя с теми, кто третировал Чарскую, писал: "критика совершенно

стр. 43

не поняла её, увидев в ней только восторженность, и не угадав смысла... легкомысленно осудила одно из лучших явлений русской литературы. Популярность была вполне заслужена Чарскою... энергичен и твёрд её стиль. ... Понятно недоброжелательное отношение русской критики к Лидии Чарской. Уж слишком не подходила она к унылому ноющему тону русской интеллигентской литературы. Чеховские настроения, упадочные фантазии, декадентские и футуристические странности, болезненные уклоны, свойственные дореволюционной буржуазии и интеллигенции, - от всего этого было далеко жизнерадостное, энергичное творчество Чарской. Русская художественная литература на все лады тянула одну и ту же волынку: "Мы с тараканами", а Чарская уверенно говорила подросткам: "А мы хотим великих дел, подвигов, опасностей, катастроф во имя высшей социальной справедливости".

Начиная с декабря 1917 года, когда прекратило своё существование "Задушевное слово", не допечатав последнюю повесть Чарской "Мотылёк", она уже никогда не печаталась. В 20-х годах ей удалось под псевдонимом "Н. Иванова" выпустить пять книжечек для малышей ("Пров-рыболов", "Балаганчик" и др.).

Писательница находилась в отчаянной бедности. "Худая, бледная, в соломенной шляпке с цветами, из-под которой смотрели серые детские глаза", она была всегда одета в длинное серое пальто, служившее ей и летом и зимой. Уйдя из театра, Чарская получала крохотную пенсию, на которую невозможно было прожить. Она признавалась: "Я бы ни за что не ушла из театра, но меня сократили по возрасту" (в ту пору ей было всего около 50 лет). Проживали они с мужем на Разъезжей улице, дом 7, в маленькой двухкомнатной квартирке, куда поднимались по чёрной лестнице, чтобы оказаться сразу на кухне. Её второй муж - Владимир Николаевич был также болен туберкулёзом и скончался раньше Чарской. Видимо, ей не была известна судьба сына, но от неизвестности страдают не меньше.

Справедливости ради следует сказать, что Чуковский однажды включил имя Чарской в список писателей, нуждающихся в материальной помощи, но как! В его "Дневнике" читаем запись от 5 сентября 1922 года: "Вчера познакомился с Чарской. Боже, какая убогая! Дала мне две рукописи - тоже убогие! Интересно, что пишет малограмотно. Или она так изголодалась? Ей до сих пор не дают пайка. Она, автор 160 романов, и не удостоилась. ... Бормочет чепуху, и видно совсем не понимает, откуда у неё такая слава".

Следует заметить, что письма Чарской, хранящиеся в архивах, свидетельствуют о ее безукоризненной грамотности. Надо бы привести здесь и ответное письмо Лидии Алексеевны, в котором она благодарит критика, внёсшего её фамилию в хлебный список: "Глубокоуважаемый Корней Иванович! Нет достаточно слов, которыми я могла бы выразить Вам мою искреннюю сердечную благодарность за то, что Вы сделали для меня в этот ужасный год. ... Я впервые почувствовала, узнав о ваших хлопотах, что свет не так уж плох, раз на земле живут такие светлые люди, как Вы и Вам подобные..."

Скончалась Лидия Алексеевна Чарская 18 марта 1937 года и была похоронена на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга. В последний путь её провожали известная фольклористка и педагог Ольга Иеронимовна Капица, Михаил Михайлович Зощенко и его жена Вера Владимировна. Могила Чарской сохранилась и находится недалеко от часовни Блаженной Ксении Петербуржской, на участке N 147. Огорожена она решёткой, на которой висит дощечка со стихами покойной, на могильном холмике - металлический крест с надписью "Чарская Лидия Алексеевна. 1875 - 1937. Артистка, писательница".