Рейтинг
Порталус

Научно-популярная литература

Дата публикации: 22 сентября 2015
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ВОПРОСЫ НАУКИ
Источник: (c) У книжной полки, № 2, 2006, C. 84-88
Номер публикации: №1442937367


Лесин В.

Атаман Платов

М.: Молодая гвардия, 2005

 

Матвей Иванович Платов (1753 - 1818) - фигура легендарная, полумифическая. "Вихорь- атаман", создатель Екатеринославского казачьего войска, основатель Новочеркасска, герой Отечественной войны 1812 года (а до этого - всех войн екатерининской эпохи). О нем в буквальном смысле слагались сказки, в которых он являлся воплощением национального характера и зримым символом российского патриотизма.

Исторический Платов - сын казачьего есаула - не только отважно воевал, но и усмирял пугачевщину и казачьи бунты, сидел при Павле, был жалован при Екатерине и Александре, "упустил", как говорили, при Березине Наполеона, триумфатором въехал в Европу. В Лондоне его встречали аплодисментами и приветственными криками и избрали - его, не осилившего на своем веку даже русской грамоты, - почетным доктором Оксфордского университета.

Не сказать, однако, чтобы этот выдающийся сын донских степей был так уж широко известен сегодня за пределами казачьих кругов, и новая книга В. Лесина, как кажется, может восполнить это досадное незнание. Книга хорошо написана, легка и занимательна (не без некоторой - впрочем, простительной - идеализации), основана на множестве печатных и архивных источников и создает вполне убедительный портрет героя.

В. Бокова

Труайя А.

Бодлер

М.: Молодая гвардия, 2006

 

Книги в популярной серии "ЖЗЛ" бывают, в основном, двух родов. Либо это более или менее обстоятельные исследования ученых, "специалистов по вопросу", либо развернутые (иной раз даже слегка романизированные) эссе писателей. Анри Труайя - классик второго типа. Французский писатель русского происхождения (его настоящее имя Лев Тарасов) родился в 1911 году в Москве. На Спиридоновке сохранился особняк, на фасаде которого до сих пор можно прочесть фамилию его предков. Труайя стяжал славу, прежде всего, бесчисленными биографиями, хотя написал немало и "просто романов".

Только о русских писателях он создал около десятка книг: биографии Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Толстого, Горького, Цветаевой изданы ныне и по-русски и разошлись достаточно внушительными для нашего времени тиражами. Также переведены у нас книги Труайя, посвященные русским царям и деятелям русской истории - таким, как Иван Грозный, Пётр Великий, Екатерина Вторая, Александр Первый, Николай Первый, Александр Второй, Николай Второй, Григорий Распутин.

Признанного мастера биографического жанра не менее привлекала история Франции и французской культуры. В 1994 году вышла его книга о Бодлере - французском "проклятом поэте", одной из главенствующих фигур европейской литературы девятнадцатого столетия. Ровесник Достоевского, Бодлер

стр. 84

 

в поэзии стал таким же отцом европейского модернизма (и, в частности, русского символизма), как Достоевский в прозе. Название единственного сборника Бодлера "Цветы зла" (1857), вместившего настроения предельного отчаяния и пессимизма, стало расхожим понятием. (Так что иные снобы до сих пор именуют "цветами зла" сборники авторов, озабоченных по преимуществу дисгармонией бытия.) Понятно, что в замысле этого названия было теневое усилие сумрачного гения поэзии противостоять устоявшемуся христианскому апофеозу добра, обретшему хрестоматийный слоган в "Цветочках" католического святого Франциска Ассизского. Труайя вводит нас в историю и бодлерова замысла, и его трудного становления.

Такой подробной и живописной биографии столь значительного французского классика в русском читательском обиходе еще не было. Труайя в полной мере обнаруживает в ней навыки испытанного романиста. Он превращает того, о ком пишет, в героя романа, умело влюбляет в него читателя, заставляя сопереживать судьбе персонажа, постоянно ставить себя на его место, радоваться его успехам и ужасаться его бедам как своим собственным. Правда, психологические мотивировки автора бывают непоследовательны, почти (по- французски?) легкомысленны, как в каком-нибудь "дамочкином" детективе, зато они всегда увлекательны, нагружены чувством и точно отмеренным пафосом.

В чем же еще особое обаяние биографической прозы Труайя? В том, что стилистический блеск здесь не ослепляет, не застит, но лишь помогает держать читательское внимание, заманивает его, даря незаметное, но столь необходимое при чтении наслаждение.

Вряд ли бывалый русский читатель не увидит разницу при сопоставлении двух, как принято говорить, менталитетов - родного и чужеземного. У них и "проклятый" поэт - круглый отличник в школе, всеми силами добивающийся внешнего, "у мира", успеха. У нас и такой светлый гений, как Пушкин, - вечный двоечник, сибарит и шалопай. И сам себе высший суд.

Вот и славно, что на земле живет столь много разного, по сути, народца.

Ю. Архипов

Павленко Н. И.

Петр II

М.: Молодая гвардия, 2006

 

Петр Второй, несчастный сын царевича Алексея, убиенного великим венценосным отцом, - всегдашний и красноречивейший пример в арсенале завзятых антимонархистов. Отрок прожил всего четырнадцать лет, так не выйдя из "языческого" периода, не испытав пробуждения души, а тем более духа. Раннее пьянство, еще более ранний разврат, охоч до охоты, капризен... Вот и все, чем отметил свой краткий в истории след.

Впрочем, цесаревичу Алексею, сыну Николая Второго, был отмерен такой же срок. Однако ж он успел, сохранив чистоту, обрести и мудрость. И войти в сонм русских святых - в самый высокий его слой, в "Синклит", по уверениям православного мистика Даниила Андреева.

Да, в роду князей и царей случались генетические промашки. Но среди них и немало святых. Что-то не верится, чтобы святым стал когда-нибудь кто-либо из президентов. К тому же короля, как известно, всегда играет свита. Так что пенять следует на себя, если не заладилось что-то в правлении Помазанника. В сущности, Павленко об этой свите пишет, пожалуй, больше, чем о самом дитяти-государе. О вельможных интригах, о подковерной и поистине зубодробительной борьбе за влияние, за власть. Фигуры шекспировские - все эти Мен-

стр. 85

 

шиковы, Долгорукие, Голицыны, Толстые, Головкины, Остерманы. Недаром ту эпоху - восемнадцатый век - так полюбили исторические романисты от Лажечникова до Пикуля со последователи, коих расплодилось так, что не счесть.

Историк Павленко, впрочем, пренебрегает напрашивающимся беллетризмом. Его стиль изложения строг, непритязателен, деловит. Тем ярче стразы вставляемых почти на каждой странице документов эпохи. Можно себе представить, сколько лет уходит на кропотливую работу в архивах, чтобы так написать подобную книгу. Однако китайский сей труд, безусловно, оправдан. Книга читается если не в запой, то с неослабевающим напряжением.

Особенно много поработал автор с депешами иностранных послов того времени. Наши-то в ту пору писать были не шибко приучены (сто лет еще до литературного взрыва в России!), а заезжие соглядатаи строчили что ни день по долгу службы. Перебирая теперь эти цитаты, поражаешься, прежде всего, пресловутым константам национальной ментальное™. Вот, полюбуйтесь, как отзывается австрийский посол Вратислав о нравах русской "элиты" трехсотлетней без малого давности:

Никто не имеет инициативы, Верховный тайный совет собирается весьма редко. Дела остановлены. Судопроизводство, администрация, все присутственные места находятся в хаотическом состоянии. Никто не думает о том, как бы помочь этому злу.

И делает вывод:

Стоит ли связываться с краем, где войско ослабевает, дисциплина исчезает, финансы в расстройстве, и люди, стоящие в центре, оказываются совершенно неспособными к управлению делами ? К тому же здесь нет никакого постоянства. Каждый день все изменяется и идет вверх дном.

Ему вторит саксонский посланник Лефорт:

Непостижимо, как может держаться этот государственный строй; все в бездействии и каждый имеет в виду только свои выгоды.

Горько, но так. И через триста лет так. Всех рвущихся к власти следует подвергать строжайшему экзамену по русской истории.

Ю. Архипов

Кудря А. И.

Кустодиев

М.: Молодая гвардия, 2006

 

Все мы любим картины Кустодиева. Они радуют глаз ясными детскими красками и безмятежностью сюжетов. Зимы у него яркие, солнечные, с белоснежными сугробами, с синими тенями и радужными тонами облаков - никакой слякоти, гололеда и серого сумрака. Весны пушатся ранней зеленью и сияют желтыми одуванчиками. Лето пленяет тучными нивами, зеленой муравой, прохладой воды и сиянием радуги. Осень тонет в золоте и багрянце листвы, хрустит арбузом и сочной капустой. Старики у Кустодиева строги и благообразны, девы и жены белы и румяны, юнцы молодцеваты и смазливы, мужи степенны. По косогорам мимо разноцветных домишек и пряничных церквей несутся птицы-тройки. Прилавки здесь ломятся от товаров, а столы - от яств... Наверное, это и есть наш русский рай - изобильный, вольный, умиротворенный, манящий...

И тем удивительнее, что творец этого рая, всех этих "Маслениц", "Праздников", "Красавиц" и "Ярмарок", был двенадцать лет парализован, не вставал из инвалидного кресла и писал, с трудом удерживая кисть

стр. 86

 

в цепенеющей руке. Ему было суждено прожить всего 49 лет, и за это время он успел прославиться не только как оригинальный жанрист, один из творцов русского национального мифа, но и как скульптор, книжный график, сценограф и блестящий портретист.

Именно с портретной живописи началась слава Кустодиева. Еще юношей он принял участие в создании знаменитого "Государственного совета" (основной автор этой картины - И. Е. Репин - был учителем Кустодиева). Впоследствии на его счету было много портретных шедевров. Наиболее известные из них - изображения Ф. Шаляпина, И. Билибина, групповой портрет художников "Мира искусства" и др. Флорентийская галерея Уффици заказала Кустодиеву - одному из немногих русских живописцев - его автопортрет для своего знаменитого собрания.

Книга А. И. Кудри - образец добротного биографического повествования - неторопливого, обстоятельного, со множеством ссылок, с обильным цитированием. Его Кустодиев - человек спокойный, трудолюбивый, слегка ироничный, не терявший веры в жизнь несмотря ни на какие тяжкие обстоятельства.

В. Бокова

Рубен Б. С.

Зощенко

М.: Молодая гвардия, 2006

 

На фотографиях у Зощенко всегда грустные глаза. Как почти у всех смехачей. Во многом смехе и вообще-то много печали. А Зощенко еще и главный, наряду с Булгаковым, наследник гоголевского смеха сквозь слезы.

Б. Рубен, автор биографии Зощенко в серии "ЖЗЛ", склонен объяснять эту неизбывную печаль ужасами советизма. Мол, поломала, перемолола человека эпоха. Будто эпоха - это что-то застывшее, однообразное. Будто не был никогда Зощенко самым популярным писателем, первым в своем поколении удостоившимся собрания сочинений, а сразу стал героем убийственной ждановской инвективы. А на пике славы грустил, якобы догадываясь: сколько веревочке не виться... Так уж у нас водится - все сводить к одному какому-нибудь фактору. Грусть Гоголя предшественники Рубена, как мы помним, объясняли "свинцовыми мерзостями царизма".

Между тем, тут действуют, несомненно, и причины таинственные, метафизические: всякая карикатурность как-то связана с выпадением - хотя бы на миг - из органики, с "печальным духом изгнанья". Кроме того, есть у такой понурости профессионального весельчака и достаточно простые психологические причины: ведь остроумие, юмор - это спонтанный всплеск творчески преобразованной наблюдательности; поставить это на конвейер, сделать профессией невероятно трудно, почти невозможно. Долго не выдерживает никто. Издержки в жанре особенно велики. Загрустишь поневоле.

Потому-то и порывался Зощенко все время "на сторону" - будто стремясь сбросить оковы слишком узкого жанра. Человек большого и самостоятельного ума, цепко наблюдательный и в области саморефлексии, он желал стать кем-то вроде русского анти- Фрейда (книга "Возвращенная молодость"). Писал новеллы мемуарного свойства, благо прожил весьма насыщенную событиями, разнообразную по занятиям жизнь. И, как чуткий стилист, не мог не догадываться, что за пределами смеха не выходит на уровень своих знаменитых рассказов вроде "Бани" или "Аристократки". Не до веселья. Вот, к примеру, стал он в свое время одной из жертв немецкой газовой атаки, вошедшей в анналы

стр. 87

 

Первой мировой войны, и попытался поведать о том, что пережил и увидел, во вставной новелле из упомянутой книги. Но рассказ получился невыразительный, бледный. Даже такой куда более скромный по своему имиджу литератор, как барон Н. Н. Врангель, очеркист-искусствовед, младший брат полководца, воевавший как санитар, оставил в своих дневниках тех лет ("Дни скорби". СПб., 2001) куда более яркое запечатление этих событий. Впрочем, у какого писателя нет причин для вечного недовольства собой?

Как бы то ни было книга Рубена будет полезна всякому читателю и почитателю Зощенко, так как представит ему обширнейший фактографический материал для осмысления.

Ю. Архипов

Слукин В.

Тайны уральских подземелий. Легенды, реальность, поиск

Екатеринбург: Сократ, 2005

 

Мир подземелья издавна считался средоточием темных сил, сферой очищения и наказания, хранилищем великих тайн и неземных откровений. Человеческое воображение селило под землей горных духов и троллей, гномов и гоблинов, спускало глубоко в недра исчезнувшую Атлантиду и светоносную Шамбалу.

Исследователям легендарной Гипербореи встретились на Кольском полуострове подземные лазы. Своеобразные пещеры, в которые... залезть было невозможно. Какое-то мощное энергетическое поле препятствовало проникновению даже на два-три шага, при этом у человека начинало мутнеть сознание, он переставал контролировать свое поведение.

Во всяком мифе и предании, считает автор, есть зерно истины. Подвалы, подземные ходы, военные подкопы, темницы, тоннели, шахты, катакомбы и пещерные поселения скрывают еще множество тайн. Вот этим-то сооружениям, в изобилии встречающимся на Урале, и посвящена эта увлекательная книга. Подземные сооружения на Урале появились в оборонительных целях: близость возводимых в XVIII веке заводов к землям часто немирных башкирцев и киргиз-кайсаков порождала бунты и набеги, и заводы возводились как крепости-с тайниками, ходами и подземными схронами. Чего стоит одна знаменитая, обросшая легендами Невьянская башня!

Бежавшие за Урал раскольники рыли для себя подземные скиты, разбойничьи ватаги - пещерные норы. Монастыри устраивали в земле тайники для хранения ценной утвари, купцы учиняли по подвалам потаенные кладовые, да мало ли что еще. И каждое из этих сооружений, помимо удовлетворения древнейшей из человеческих страстей - страсти к загадкам, служит и науке, ибо несет в себе черты архитектурной и технической мысли, строительного мастерства, фортификационного искусства, а нередко таит в своих недрах находки немалой исторической и культурной ценности.

Автор рассказывает не только о всевозможных подземных сооружениях Перми, Тагила, Екатеринбурга и других мест, но и о процессе их поиска, о таящихся на этом пути неожиданностях и открытиях.

В. Бокова

Опубликовано на Порталусе 22 сентября 2015 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама