Рейтинг
Порталус

ОБ ИДЕАЛЬНОМ ГЕРОЕ И ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРЕУВЕЛИЧЕНИИ

Дата публикации: 23 января 2011
Публикатор: genderrr
Рубрика: ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ
Номер публикации: №1295793935


Уважаемая редакция! Прошу Вас опубликовать на страницах журнала "Вопросы литературы" это письмо. Оно вызвано статьей Арк. Эльяшевича "Свет и тени" ("Звезда", 1957, N 4). Касаясь в своей статье некоторых разделов моей книги "О художественном образе", Арк. Эльяшевич приписывает мне утверждения, которых я не делал, взгляды, которых я не высказывал. Он, например, "уличает" меня в том, что я будто бы "предлагаю писателям искать в жизни не положительных, а именно идеальных героев, лишенных недостатков, являющихся воплощением социалистического эстетического идеала" (стр. 189). Положительный герой советской литературы действительно воплощает в себе "социалистический идеал", и в этом смысле в моей книге не раз говорится об "идеальном герое". Употребляется в ней термин "идеальный герой" и в качестве понятия, однозначного с понятием "героический характер". Что же касается "идеальных героев, лишенных недостатков", то на этот счет в книге сказано вполне определенно: "Если же сопоставить литературу с реальной жизнью, то становится ясно, что как утверждение "положительный герой - это герой без недостатков", так и противоположное утверждение "положительный герой обязательно несет в себе недостатки и внутренние противоречия, которые он преодолевает", - схоластичны, односторонни, неверны. Многогранна и разнообразна жизнь общества и душа человека. И не существует никакой возможности и надобности как-то ограничить, составить номенклатуру положительных героев. Их диапазон огромен. И в жизни и в искусстве всегда были и будут люди, словно отлитые из одного куска благородного металла, кристально чистые и ясные, вызывающие восхищение и пламенную любовь. Вместе с тем были и есть люди, внутренний мир которых противоречив, в которых светлое рождается постепенно, мучительно, в борьбе с отрицательными тенденциями, - и в процессе этой борьбы они становятся героями.. Задача литературы - отразить это многообразие жизни, дать в произведениях различные положительные характеры, а не ограничивать себя искусственно тем или иным вариантом" ("О художественном образе", стр. 195 - 196). Как видно, я вовсе не предлагаю писателям "искать в жизни не положительных, а именно идеальных героев", обязательно лишенных недостатков. В другом месте Арк, Эльяшевич утверждает, что я будто бы понимаю стр. 245 -------------------------------------------------------------------------------- "заострение" в искусстве "как укрупнение размеров" явления, и считаю "преувеличение размеров явления" "универсальным свойством искусства". Между тем в книге утверждается нечто противоположное: "Преувеличение размеров явлений - это широко распространенный, но все-таки частный прием, относящийся главным образом к сказочной поэзии, к гиперболическим сатирическим образам и т. п. Эстетическое заострение - общее свойство искусства" (там же, стр. 112). Число домыслов Арк. Эльяшевича, подобных приведенным, можно было бы увеличить, но я не обратился бы к Вам с настоящим письмом, если бы статья "Свет и тени", точнее - некоторые рассуждения ее автора о положительном герое и "преувеличении" в искусстве не казались мне весьма сомнительными по существу. Арк. Эльяшевич решительно "ниспровергает" "идеального героя". Образ такого героя, по его мнению, надуман, фальшив, схематичен. Это, конечно, верно, если речь идет об абстрактных идеальных героях, сконструированных по заранее разработанному прейскуранту добродетелей, об "идеальных героях" в духе и стиле памятной по предсъездовской дискуссии статьи Протопоповой. Но не кажется ли Арк. Эльяшевичу, что под видом борьбы с идеальным героем у нас (мы уже не говорим о зарубежной критике) иногда начинают выступать и против положительных, героических характеров, сомневаться в их возможности и реальности? Впрочем, и сам Арк. Эльяшевич, кажется, не прочь поиронизировать над безупречными, не ошибающимися и не сомневающимися героями. Сами термины "положительный" и "отрицательный" герой вызывают у критика сомнение. По его мнению, "резкое, явное и ничем не прикрытое выпячивание "положительности" или "отрицательности" образа находится вне принципов многогранного изображения его свойств и качеств" (стр. 190). Очевидно, Арк. Эльяшевич понимает многогранность характера как обязательное смешение положительных и отрицательных качеств. Какое-либо выделение, подчеркивание главных, решающих свойств, составляющих пафос данного характера, скрепляющих как цементом все остальные его свойства, придающих ему определенность и завершенность, с этой точки зрения недопустимо. Но критик забывает или игнорирует многолетний опыт советской литературы. Всем известно, что Павел Корчагин и Платон Кречет, Алексей Мересьез и Ульяна Громова, Давыдов и Воропаев, Иван Вихров и Петр Мартынов и многие другие образы сильны и привлекательны именно своей целостностью, определенностью. Правильно говорил на III пленуме Правления ССП А. Сурков, что, оглядываясь на пройденный сорокалетний путь, мы видим "литературу нашего героического времени, населенную сильными, целеустремленными, знающими свое место под солнцем людьми, направившими развитие мировой истории по новому руслу". И это ведь не какая-то новая постановка вопроса! Против умозрительности, схематизма и дидактики в искусстве, разумеется, следует бороться самым настойчивым образом. Это опасные враги искусства, независимо от того, положительные или отрицательные характеры создает писатель. Но совсем другой вопрос о герое-носителе нашего общественного и эстетического идеала. В этом смысле положительный и даже героический образ может быть умозрительным, схематичным, а может быть и жизненным, художе- стр. 246 -------------------------------------------------------------------------------- ственным. Все дело в том, как изображен тот или иной герой. Если он изображен правдиво и убедительно, если он представляет собой типический характер, то перед нами искусство. Если же этот герой написан холодной рукой ремесленника, то перед нами ходячая кукла или еще что-нибудь в этом роде, но не живой характер. Известно, что марксизм никогда не отрицал значения идеала в общественной жизни. Он лишь придал идеалам трудового человечества научный, реальный характер. Наши идеалы - это комплекс самых передовых для данного исторического периода идей, стремлений, целей, выросших на реальной почве, связанных с объективными общественными закономерностями, с решающими тенденциями развития. Энгельс в письме Лассалю советовал за идеальным не забывать реалистического, за Шиллером - Шекспира. Разве из этих слов следует, что Энгельс отвергал Шиллера, то есть изображение идеального? Думается, наоборот, Энгельс признавал правомерным и творческий метод Шекспира и творческий метод Шиллера, стоял за многообразие творчества, считал вполне естественным изображение в искусстве идеального. М. Горький не раз выдвигал перед литературой задачу создания героических характеров. А. Фадеев в "Субъективных заметках" утверждает: "В живой жизни можно было видеть рассеянные черты такой Татьяны, - образ Татьяны, обобщенный, собранный из этих разрозненных черт в единый идеализированный образ русской девушки и женщины, есть величайшая победа реализма, который без мечты, без должного, то есть без романтики, не есть реализм" ("Новый мир", 1957, N 2, стр. 210). На XX съезде партии Н. С. Хрущев говорил о воспитании "строителей нового общества, людей большой души и возвышенных идеалов", как о важнейшей задаче партии. Писатели решают эту задачу своими, самыми различными средствами. Большое значение имеет здесь создание героических характеров, образов положительных героев - носителей возвышенных идеалов. В приветствии ЦК КПСС Второму съезду советских писателей сказано: "Писать так, чтобы брали себе в товарищи наших литературных героев, ставить их в пример! Писать так, чтобы читатель-труженик следовал за нашим героем в мир творчества и борьбы за утверждение величественного нового строя разумных и прекрасных человеческих отношений". При этом, создавая героические образы, наш писатель вовсе не обрекает себя на дурное сочинительство или приукрашивание действительности. Он берет эти образы из жизни, из среды наших славных современников, которые воздвигают гигантские электростанции, осваивают миллионы гектаров целинных земель, совершают героические подвиги мирного труда. Да и как же иначе можно ставить этот вопрос! Почему же с недавних пор некоторые литературные критики стали панически бояться слова "идеал" и, прочитав это слово, даже не дают себе труда вдуматься в его содержание, а сразу начинают бить тревогу, кричать о лакировке жизни?! Но при чем же здесь лакировка? Нельзя же путать идеал - понятие высокое и необходимое с приукрашиванием действительности, которому, конечно, не место в искусстве. стр. 247 -------------------------------------------------------------------------------- Арк. Эльяшевич пытается оспорить известную мысль А. Фадеева о том, что социалистический реализм предполагает изображение человека "таким, каков он есть, и одновременно таким, каким он должен быть". Для этого он отбрасывает первую половину фразы А, Фадеева, а затем обрушивается на "ампутированную" им самим формулировку, видя в ней оправдание лакировки и "идеальных героев". "Что значит рисовать человека таким, каким он должен быть? - спрашивает он и разъясняет: - Это значит отрываться от реальной почвы, забегать вперед, выдавать желаемое за сущее" (стр. 189). Ну, а если рисовать человека "таким, каков он есть, и одновременно таким, каким он должен быть" (так ведь и сказано А. Фадеевым!), если, не отрываясь от реальной почвы, не выдавая желаемое за сущее, "забегать вперед", раскрывать перспективы развития? По Эльяшевичу, так изображать жизнь немыслимо, неверно. Но вот широко известные слова В. И. Ленина: "Перед тем, кто хочет изобразить какое-либо живое явление в его развитии, неизбежно и необходимо становится дилемма: либо забежать вперед, либо отстать. Середины тут нет" (Сочинения, т. 3, стр. 279). Да так и показана действительность в лучших произведениях социалистического реализма! Арк. Эльяшевич ставит проблему положительного героя в неразрывную связь с проблемой художественного преувеличения. Это, разумеется, правильно. Тот, кто признает правомерность изображения человека таким, каков он сегодня, и одновременно таким, каким он должен быть, не может не признавать общим свойством искусства художественное преувеличение, понимаемое как широкое обобщение явлений. И наоборот, тот, кто сомневается в реальности героя, воплощающего социалистический эстетический идеал, тот не может не отрицать значения художественного преувеличения. Арк. Эльяшевич пытается создать впечатление, что изложение вопроса о художественном преувеличении и заострении сведено в моей книге к "выдергиванию из наследия Горького отдельных фраз". Но посмотрим, что это за "отдельные фразы", по поводу которых Арк. Эльяшевич упрекает меня в "цитатном подходе"? Может быть, они действительно случайны и не выражают существа концепции М. Горького? Вот некоторые из них: 1927 год. "...подлинное искусство вообще и всегда, более или менее, преувеличивает" (Сочинения, т. 24, стр. 277). 1934 год. "...Геркулесы, Прометеи, Дон-Кихоты, Фаусты - не "плоды фантазии", а вполне закономерное и необходимое поэтическое преувеличение реальных фактов" (Сочинения, т. 27, стр. 255). 1935 год. "Искусство ставит своей целью преувеличивать хорошее, чтоб оно стало еще лучше, преувеличивать плохое - враждебное человеку, уродующее его, - чтоб оно возбуждало отвращение, зажигало волю уничтожить постыдные мерзости жизни..." (Сочинения, т. 27, стр. 444). "Все большие произведения, все те произведения, которые являются образцами высокохудожественной литературы, покоятся именно на преувеличении, на широкой типизации явлений" (Сочинения, т. 27, стр. 410). Есть ли хоть какие-нибудь основания сомневаться, что М. Горький до последних дней своей литературной деятельности вполне определенно считал художественное преувеличение общим свойством искусства. стр. 248 -------------------------------------------------------------------------------- Так чего же, собственно, хочет Арк. Эльяшевич? Может быть, в моей книге не учтены какие-то важные работы Горького, в которых содержатся положения, отвергающие или хотя бы противоречащие приведенным? Может быть, горьковское понимание художественного преувеличения искажено? Ни того, ни другого критик не говорит, да и не может сказать, потому что сущность идей М. Горького передана верно и на основе анализа "всей суммы взглядов". Так же, например, характеризуется горьковское понимание проблемы и в известной статье "К вопросу о типическом в литературе и искусстве", где сказано: "Под преувеличением он понимал "широкую типизацию явлений", умение художника возвыситься над рядом явлений, увидеть их связь, извлечь из них смысл, найти особенное и в нем выразить общее, то есть создать художественный образ большой емкости и значения. Об этом Горький неоднократно говорит в своих статьях и выступлениях" ("Коммунист", 1955, N 18, стр. 20). Очевидно, что дело не в искажении взглядов Горького автором книги, на что, по-видимому, намекает Арк. Эльяшевич, а в том, что критик по-другому понимает сущность проблемы. Почему же в таком случае не сказать прямо и открыто о своем неприятии точки зрения Горького, не опровергнуть его взгляды (если критик в силах это сделать)? Никто ведь не наложил запрет на критику теоретических высказываний М. Горького. В "Философских тетрадях" В. И. Ленин специально подчеркивал мысль Фейербаха о том, что искусство не требует признания его произведений за действительность. На самом деле, типизация - это не чисто логический анализ и синтез, а совместная работа мысли и фантазии. Процесс отражения действительности в искусстве активен: художник не просто копирует, а творчески осмысливает материал. Он отбирает из жизни факты. Одни явления выдвигает на первый план, а другие оставляет в тени, в одних подчеркивает красоту и привлекательность, а в других заостряет их отвратительность. Искусство - всегда борьба. Художник воспевает одни жизненные явления, стараясь возбудить такое же отношение к ним и у читателя. Художник эстетически осуждает другие, отрицательные явления, стараясь возбудить у читателей ненависть к ним. В этом проявляется специфическая общественная роль искусства, в этом причина эмоционального воздействия художественного образа на человека. Поэтому-то отнять у искусства право на эстетическое преувеличение - это значит отнять право типизации, право активного творческого подхода к отображаемой действительности, убить эмоциональную силу искусства. Конечно, эстетическое преувеличение непозволительно смешивать с оторванным от жизни безответственным фантазерством, с фальшивым выпячиванием не существенного, а второстепенного, незначительного, с приукрашиванием действительности. Такое преувеличение, основанное на незнании, неправильном понимании или намеренном извращении закономерностей жизни, разумеется, ничего общего не имеет с истинным эстетическим преувеличением, основанным на соответствии сущности образа и сущности отображаемых жизненных явлений, помогающем наиболее глубоко, полно и впечатляюще донести до читателя правду жизни. Автор статьи "Свет и тени" решительно отрицает понимание художественного преувеличения как общего свойства искусства. Он заявляет: "Преувеличение в пашей реалистической литературе законно только тогда, когда оно понимается как частный прием, свойственный по преимуществу сатирическим стр. 249 -------------------------------------------------------------------------------- жанрам" (стр. 189). Но что значит сужение понятия преувеличения до приема (гиперболы, гротеска, карикатуры и т. п.)? Это значит признавать право на эстетическое преувеличение только за сатириками и "отказывать" в нем всем другим писателям. Выходит, что только в сатире художник типизирует, преобразует факты жизни, прибегает к поэтическому вымыслу, активно оценивает изображаемое в свете своего эстетического идеала и эффективно воздействует на чувства читателя. В других же случаях художники изображают якобы "жизнь саму по себе", "такой, какой она существует", "без всяких" "укрупнений" и "преувеличений" и т. п. Но это же равносильно обвинению всех художников (кроме сатириков) в натурализме, в копировании действительности. Несомненно, что отрицание такого свойства искусства, как эстетическое преувеличение, есть ошибка. Она ведет к принижению активной роли художника, к принижению общественного воспитательного значения искусства. С этим связано и скептическое отношение к изображению героических характеров. В общем, эти ошибки являются ошибками натуралистического свойства. К каким вредным последствиям ведет неумение обобщать жизненные явления, увидеть в жизни ее главное содержание, неумение нарисовать перспективу движения нашего общества, ощутить утверждающий пафос нашей жизни, нарисовать образ настоящего героя -......строителя коммунизма, достаточно ясно видно на примере таких произведений, как роман В. Дудинцева "Не хлебом единым", рассказ А. Яшина "Рычаги" и некоторые другие. Понимание проблемы положительного героя и художественного преувеличения, наметившееся в статье Арк. Эльяшевича, хочет или не хочет этого сам критик, объективно является теоретическим оправданием подобных произведений. Вот почему нельзя проходить мимо его статьи "Свет и тонн". И последнее. У читателя не может не возникнуть вопрос: как же так? В 1954 году Арк. Эльяшевич настойчиво призывал создавать "праздничную литературу", критиковал литераторов, которых "преследует страх перед "идеальным героем", которые "пуще черта страшатся пафоса больших человеческих характеров" ("Звезда", 1954, N 10), а теперь он готов обозвать лакировкой всякое слово, идущее от полноты чувства, о положительном в нашей жизни, о героизме наших людей? Такой вопрос возникал и у меня при чтении статьи. Видимо, одна ошибочная крайность повлекла за собой другую, и критик, повернувшись на 180 градусов, опять бухнул не в те колокола. г. Горький стр. 250

Опубликовано на Порталусе 23 января 2011 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама