(ОБСУЖДЕНИЕ КНИГИ В. ВИНОГРАДОВА "О ЯЗЫКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ") В марте с. г. в Институте мировой литературы имени А. М. Горького состоялось обсуждение книги В. Виноградова "О языке художественной литературы", в котором приняли участие многие видные советские литературоведы и лингвисты. Открывший заседание ученого совета В. Щербина отметил, что проблемы художественной стилистики сейчас все чаще и чаще обсуждаются на страницах журналов и газет, на творческих совещаниях писателей и критиков. Они привлекают в последнее время и пристальное внимание наших ученых. Книга В. Виноградова "О языке художественной литературы", затрагивающая многие важные вопросы стилистики, бесспорно, дает основу для серьезного обмена мнениями по всем этим проблемам. Г. Абрамович, выступивший на обсуждении первым, сказал: - Книга В. Виноградова - явление чрезвычайно значительное. Я бы прежде всего отметил тот историзм в подходе к изучению языка художественного произведения, который составляет ее пафос. Требование, чтобы изучение языка художественного произведения опиралось на знание общественной жизни, культуры, литературы и искусства каждого периода, на ясное представление о состоянии общенародного разговорного и литературного языка и его стилей в то время, - это требование, в значительной степени реализованное в самой книге, обеспечивает правильный, научный подход к вопросу. Этот подход прекрасно реализуется в тех конкретных анализах, какие в этой книге имеются. Мне, например, стр. 49 -------------------------------------------------------------------------------- чрезвычайно нравится анализ языка "Бедных людей" Достоевского, в частности языка Макара Девушкина. Но кое-что в книге вызывает возражения. В. Виноградов выдвинул тезис о необходимости создания особой науки о языке художественной литературы. Тезис этот подвергается критике со стороны очень многих литературоведов, и, на мой взгляд, критике справедливой. Я думаю, что наиболее основательно нецелесообразность создания особой науки о языке художественной литературы была раскрыта Л. Тимофеевым, который в своей статье в газете "Литература и жизнь" (16 марта 1960 года) убедительно показал, что язык произведения, являющийся одним из средств художественного воплощения содержания, создания образов, рассматривается в этой особой науке вне данной цели языка, вне его роли в создании художественных образов. При такой внутренней установке эта особая наука не может приобрести литературоведческого значения. То же самоё относится к трактовке реализма. Конечно, литература - словесное искусство, и поэтому роль слова в литературном произведении велика и действенна. Но у В. Виноградова эта роль слова выступает подчас в качестве определяющей, обусловливающей там, где на самом деле эта роль вторичная, подчиненная. В книге получается, что реализм возникает на базе определенного состояния развития национального языка, достаточного для осуществления в литературе такого изображения, которое может быть адекватно изображаемому предмету, в частности (и в особенности) делает возможным психологическое самораскрытие действующих лиц. На самом же деле определяющим фактором является социальная действительность. Возьмем одну из значительнейших форм реализма - критический реализм. Он порождается в определенную эпоху. Как писали Маркс и Энгельс в "Манифесте Коммунистической партии", в буржуазную эпоху люди приходят к "Необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения". Именно объективное положение, в которое становится человечество в буржуазную эпоху, историческая необходимость при обнажении противоречий жизни взглянуть трезвыми глазами на действительное положение вещей - создает почву для рождения критического реализма. Конечно, со всем тем в книге, что противоречит целям нашей литературоведческой науки, мы согласиться не можем. Но необходимо по достоинству оценить все то ценное, что в ней имеется. Книга не доказала права на существование особой науки о языке, но она убедительно показала необходимость исторического подхода к материалу, необходимость изучения языка художественной литературы в его специфике, во взаимодействии с состоянием и развитием общенародного языка с его различными стилями. стр. 50 -------------------------------------------------------------------------------- И каждый, я думаю, отдает себе отчет, какое значение это имеет для литературоведческой науки. В. Тимофеева начала свое выступление с вопроса о том, возможно ли существование особой науки о языке художественной литературы. - Глубокое изучение языка художественной литературы не может быть осуществлено в рамках лингвистики, - сказала она, - так как оно далеко выходит за рамки тех задач, которые ставит себе лингвист. Целый ряд появившихся за последние годы работ о языке писателя, написанных в большинстве своем лингвистами, показывает, что эти работы не много дают литературоведам, так как авторы их подходят к изучению языка писателя с лингвистических позиций и раскладывают его на лингвистические категории. С другой стороны, обращение литературоведов к языку художественной литературы очень редко опирается на серьезную языковую подготовку, а потому и не выходит за рамки сравнительно ограниченных задач. Необходимость специальной области филологии, которая занималась бы изучением языка художественной литературы, на мой взгляд, достаточно определенно выступает на основе накопившегося опыта исследований. Будет ли это область филологии наряду с литературоведением и лингвистикой, или это будет самостоятельная наука - сейчас судить трудно, но нет сомнения, что это новое направление, о плодотворности которого достаточно ясно говорят те интересные моменты и достижения, которые имеются в книге В. Виноградова. Я не могу согласиться с Л. Тимофеевым, который утверждает, что В. Виноградов рассматривает реализм как функцию языка. Это не так. Как пишет В. Виноградов, он ограничивается "узкой целью выяснения языковых и стилистических условий, создающих наиболее благоприятную почву для возникновения и развития так называемого "реалистического метода". И те наблюдения, которые на основании такого подхода он дает в этой главе, заставляют серьезно задуматься литературоведов, особенно тех, кто стремится связать возникновение нового творческого метода с развитием национальной культуры, национального мышления. Хотелось бы высказать пожелание, связанное с разработкой данной области филологии, а именно - чтобы труд исследователя стал ближе к современности, к нашей советской литературе. Наиболее значительные работы в области изучения языка художественной литературы опираются, как правило, на материал классической литературы. Наши лингвисты уже разработали вопросы развития русского национального языка - в XIX веке. А что происходило в области русского языка в XX столетии, в послеоктябрьский период, как классовая борьба отражалась в языке, в борьбе стилей - таких исследований по сути дела нет. стр. 51 -------------------------------------------------------------------------------- После выступления В. Тимофеевой было зачитано выступление В. Перцова, опубликованное в виде статьи в "Литературной газете" (31 марта 1960 года). - Интерес к вопросам художественности, формы, стиля, языка, все явственнее обнаруживающийся и среди самих писателей, и среди нас, исследователей литературы, - явление в высшей степени благотворное, - сказал в начале своего выступления Д. Благой. - В этой одной из самых увлекательных областей филологического исследования чрезвычайно много сделано В. Виноградовым. Ему принадлежат замечательные в своем роде работы по изучению языка и стиля Пушкина, Лермонтова, Толстого и многих других. Большие достоинства присущи и новой книге В. Виноградова. Она свидетельствует еще раз о громадной эрудированности автора, отличается очень тонким стилистическим анализом и чувством языка, художественного слова как такового. Мне лично представляется достоинством книги и то, что многие ее страницы написаны в боевом, полемичном тоне. Но, пожалуй, самое интересное в книге и привлекающее к себе наибольшее внимание - то, что книга эта теоретична. В ней ставится целый ряд существенных вопросов, связанных с путями, направлением и характером дальнейшего развития нашей филологической науки. Тут я должен прямо сказать, что предлагаемое автором в книге решение основных из этих вопросов, с моей точки зрения, носит сугубо дискуссионный, а порой и прямо неверный характер. Прежде всего мне неясно, каков сам объект изучения в книге, которая называется "О языке художественной литературы". Уже в предисловии слово "язык" берется автором неожиданно в кавычки и говорится, что объект изучения лучше называть стилем. То есть основной объект изучения сразу же становится неопределенным. И это не просто игра в слова и определения: язык - одно, а стиль - другое. В. Виноградов в своей книге напоминает совершенно справедливо, что "язык и идеология - вещи разные, и на одном и том же языке могут найти выражение противоположные взгляды и системы мировоззрения". Но можно ли то же самое сказать и о стиле - что он нейтрален и безразличен по отношению к мировоззрению, идеологии? Мне кажется, что этого сказать нельзя. Стиль - это определенным образом организованная языковая структура; это, в сущности говоря, жизненный материал, претворенный средствами художественного слова в художественное произведение. И как же здесь отвлекаться от мировоззрения писателя, от его видения и понимания мира, от того метода, которым достигается это образное отражение действительности? Если при изучении языка это можно делать, то при изучении стиля этого сделать, с моей точки зрения, нельзя. стр. 52 -------------------------------------------------------------------------------- И вот именно путем такого отвлечения, как мне представляется, предлагает идти и идет практически" в своей книге В. Виноградов. Пафосом книги является выведение изучения стилей художественной литературы за границы самой науки о художественной литературе. Напомню слова В. Виноградова: "По моему глубокому убеждению, исследование "языка" (или, лучше, стилей) художественной литературы должно составить предмет особой филологической науки, близкой к языкознанию и литературоведению, но вместе с тем отличной от того и другого". Выделение изучения стилей в особую науку, вне науки о литературе вообще, с моей точки зрения, и является расщеплением самого ядра литературного искусства, то есть по существу узаконивает ту "автономию художественности от идейности" в теоретическом плане, против которой выступал К. Федин на учредительном съезде писателей Российской Федерации. Поэтому мне представляется, что в своей статье о книге В. Виноградова в "Литературной газете" К. Федин, приветствуя создание такой "особой науки", оказывается по меньшей мере непоследовательным. Методологическая позиция В. Виноградова с наибольшей ясностью выступает в главе "Реализм и развитие русского литературного языка". Совершенно справедливо критикуя как слабую сторону советского литературоведения его недостаточное внимание к вопросам специфики художественной литературы, изучения стилей, В. Виноградов оставляет без внимания другую его сторону, сильную - рассмотрение становления русского критического реализма в тесной связи с развитием освободительного движения и возникающими на этой основе общественными идеологиями. В. Виноградов предлагает свою концепцию исторического возникновения и развития в русской литературе реализма - с точки зрения пропагандируемой им "особой" науки. И вот здесь-то очень-наглядно предстает неправомерность и несостоятельность такого понимания литературного процесса, при котором исходным пунктом и основным, определяющим фактором является не развитие общественной жизни, общественного сознания и его различных форм, а развитие самого орудия и материала художественной литературы, то есть языка. Признавая правильность положения о том, что полноценное реалистическое искусство художественного слова может развернуться только на базе сложившегося или складывающегося национального языка, в остальном я с В. Виноградовым коренным образом расхожусь. В. Виноградов признает, что в укреплении и развитии складывающейся новой системы художественного изображения творчество Пушкина сыграло огромную роль, что им были заложены общие основы "реализма" и даны такие образцы нового метода, как "Капитанская дочка" и "Пиковая дама". В качестве образцов такого реализма В. Виноградов называет стр. 53 -------------------------------------------------------------------------------- только два прозаических произведения Пушкина середины 30-х годов и опускает такие основополагающие создания русского реализма, как "Евгений Онегин" и "Борис Годунов". Вслед за этим исследователь пишет: "С гораздо большей полнотой и широтой реализм раскрылся лишь в стилистике и поэтике так называемой "натуральной школы" 40 - 50-х годов XIX века" (стр. 473). Причем, как это видно из дальнейшего изложения материала, здесь имеется в виду прежде всего молодой Достоевский. Свою точку зрения В. Виноградов объясняет тем, что, при всей широте и свободе изображения характеров, стиль Пушкина в основном не выходит далеко за границы устанавливающейся национальной нормы литературно-языкового выражения. Он чуждается экзотики народно-областных выражений, почти не пользуется разговорными арготизмами. В стиле Пушкина очень ограниченно применение элементов профессиональных и сословных диалектов города и т. д. Итак, с точки зрения исследователя, сила и степень реализма зависят от экзотики народно-областных выражений, от употребляемых писателем арготизмов, от профессиональных и сословных диалектов. Такое узко языковое понимание реализма нас, литературоведов, не может удовлетворить. Прав В. Виноградов, что совершенно недостаточен только идеологический анализ художественного произведения, при котором действительно оказывается расщепленным самое ядро его: идейность отделена от художественности. Но не менее, если не более, недостаточен и только языковой, стилистический его анализ, отвлеченный от анализа идеологического, ибо следствием этого является такое же расщепление ядра - с той лишь разницей, что на этот раз художественность оказывается отделенной от идейности. Только при таком анализе значение реализма Достоевского непомерно преувеличивается за счет реализма Пушкина, а реализм такого основополагающего произведения Пушкина, как "Евгений Онегин", сводится на нет, то есть смещается вся перспектива действительного исторического развития литературы. Несмотря на правильное заявление В. Виноградова о том, что изучение языка не должно носить имманентный характер, фактически исследователь, при такой постановке анализа, неизбежно оказывается замкнутым в кругу только языковых, стилистических явлений. Выдвигая "образ автора" как центральную проблему стилистики, В. Виноградов процесс создания художественного произведения тем самым уподобляет своего рода литературному "маскараду", в котором различными "масками" прикрыты разные "лики" литературного перевоплощения автора. Призывы В. Виноградова к внимательнейшему изучению стилей художественной речи, повторяю; чрезвычайно своевременны и весьма плодотворны. В отношении умения анализировать стиль, стр. 54 -------------------------------------------------------------------------------- производить своего рода "гистологию" стиля литературоведы также могут многому поучиться у В. Виноградова, Но прокламирование исследователем стилистики художественной речи как новой "особой" науки, которую он хочет отделить от науки о литературе, поставить вне ее, - неизбежно отрывает художественность от идейности, стиль от мировоззрения, литературу от действительности. Выступивший затем А. Ефимов, полемизируя с Д. Благим, доказывал необходимость существования такой особой науки. - Дело в том, что уже давно на стыке двух наук появляются новые науки, - говорит А. Ефимов. - Появляется биофизика, биохимия, и все это закономерно. На стыке языкознания и литературоведения также появляется новая наука, которая имеет свой предмет, метод и научную проблематику. Предметом этой науки является язык художественного произведения и, следовательно, история языка художественной литературы, а также его современное состояние. Конечно, языком художественной литературы занимаются и литературоведы. Но литературовед берет язык частично, берет характеристические языковые средства, которые необходимы при раскрытии персонажа, образа, характера, поступка, ситуации. А языковед-стилист берет весь язык писателя как систему. Весь язык как система - вот предмет исследования. Если на это переключается литературовед, то есть оставляет все прочее, а берет язык, он и будет тогда исследователем-стилистом - не языковедом в четком смысле слова, не литературоведом, а стилистом. Естественно, что стилистика художественной речи вырабатывает и свой метод исследования. Это метод историко-стилистического анализа, метод, который рассматривает состав речевых средств, значимость и закономерности их использования, употребления в зависимости от того, что хотел сказать автор, почему так сказано, какой эффект достигается и т. д. Д. Благой говорит, что при этом происходит, дескать, разрыв художественности и идеологии, отказ от идеологии. Но еще лет пять - семь тому назад В. Виноградов писал, что стиль - это система речевых средств, которые используются для выражения определенного мировоззрения. В обсуждаемой книге (на стр. 170) он пишет, что "целью и задачей изучения языка художественного произведения "является показ тех лингвистических средств, посредством которых выражается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание литературных произведений". В этом аспекте и исследуются в книге речевые средства. Какой же здесь отрыв языка, художественности от мировоззрения, от идеологии? Отмечая большое значение книги В. Виноградова и вместе с тем наличие в ней ряда спорных положений, Я. Эльсберг считает необоснованными те идеологические обвинения, которые были предъявлены этому труду в выступлении Д. Благого и в его статье, помещенной в "Известиях" (18 марта 1960 года). стр. 55 -------------------------------------------------------------------------------- В частности, ошибочно в этой статье то противопоставление "правды жизни" и "души писателя", при помощи которого Д. Благой пытается доказать мнимую идейную порочность обращения В. Виноградова к проблеме "образа автора". На самом деле в обсуждаемой книге, в частности на примере "Бедных людей", объективное отражение действительности и субъективный мир писателя вполне правильно рассматриваются в их единстве. Язык выступает в книге как объективное историческое явление по отношению к литературе, как речевая народная стихия, закономерно влияющая на литературу. Тургенев писал Фету, что язык-море. "Оно разлилось кругом безбрежными и бездонными волнами; наше, писательское, дело - направить часть этих волн в наше русло, на нашу мельницу", Когда читаешь работу В. Виноградова, и создается впечатление о море языка, которое влияет на язык литературы и из которого писатели направляют определенную часть волн на мельницу литературы. Вот эта объективная сторона языка дана в книге, мне кажется, так, как этого еще не было в научной литературе. Другое дело, что здесь устанавливается порой слишком прямая, слишком непосредственная, слишком механическая зависимость литературы от языка. Но исходный взгляд на язык как на объективно историческое явление, к которому "прикладывается" сознание писателя, повторяю, совершенно правилен. С этой точки зрения меня огорчила статья Л. Тимофеева, в которой язык литературы трактуется как явление целиком субъективное. По мнению Л. Тимофеева, особенности языка литературного произведения могут быть изучены только в свете стилистической цели, которой они подчинены. Да, конечно: но не только в этом свете, а и в объективной зависимости от состояния народного и литературного языка. Отказ от понимания языка как объективного исторического явления ведет к тому, что язык рассматривается только как средство выражения мысли, образа, но не как нечто органически присущее самой действительности, как сторона общества и человека. Мне кажется, что самое спорное в книге В. Виноградова (и я об этом писал сравнительно давно) заключается в том, что порой слово, язык подменяет собой образ. Это способно вести к представлению о том, что слово рождается вне образа, и это очень серьезный недостаток труда. Сотрудничество литературоведения и языкознания совершенно необходимо. А его пока нет. И вот труд В. Виноградова благодаря личным достоинствам и знаниям ученого является воплощением этого сотрудничества (хотя при этом литературоведение в какой-то степени ущемляется, но я ничего плохого здесь не вижу, так как в этом сказываются индивидуальные особенности книги. стр. 56 -------------------------------------------------------------------------------- Вполне возможно появление работы, в которой пропорции будут иными). Труд В. Виноградова - творческий, он открывает большие перспективы для науки. С этой книгой можно и должно спорить (разумеется, по-товарищески, строго объективно), но идти вперед в данной области науки можно, только учитывая ее достижения. - Я считаю, - сказал В. Новиков, - что в книге В. Виноградова поставлены очень серьезные вопросы, но по этим вопросам должна быть живая дискуссия, живой обмен мнениями. Простое захваливание книги, простое восхваление всего того, что сделал В. Виноградов, не принесет пользы, если мы думаем о развитии советского языковедения и литературоведения. Отдавая должное всему тому ценному, что есть в книге, нужно в то же время прямо и открыто сказать и о том, что мы не можем принять. В книге В. Виноградова имеется ряд неоспоримых достоинств: широта привлекаемого материала, огромная эрудированность автора, умение ставить острые и нерешенные проблемы, тонкое чувство художественного слова. Главным достоинством книги является стремление найти ключ к анализу индивидуального стиля писателя, связать развитие литературного процесса с развитием литературного языка. Конкретный анализ особенностей языка и стиля писателей содержит много поучительного. Поражает огромная историография вопроса. Как положительное явление следует отметить тот факт, что В. Виноградов спорит с формалистами и делает критические замечания в адрес своих прежних работ, в которых было влияние формалистов. Однако я должен сказать, что иногда автор все-таки не раскрывает до конца тех чуждых для нас методологических основ формализма, которые приняты сейчас на вооружение американским литературоведением. В частности, мне кажется, что критика книги Эрлиха "Русский формализм", изданной в США в 1956 году, недостаточна. Для определения особенностей стиля писателя В. Виноградов вводит понятие "образ автора", который и создает стилистическое единство произведения. Мне кажется, что это понятие может быть плодотворным, ибо здесь В. Виноградов находит какой-то ключ к пониманию особенностей стиля того или иного писателя. Однако, по-моему, нельзя абсолютизировать это понятие, а В. Виноградов абсолютизирует его, считает выявление этого образа центральной задачей стилистики. Художник мыслит образами и картинами, его восприятие мира синтетическое, родившаяся из личного опыта идея материализуется в образах, и язык - только средство оформления. Стиль зависит и от объекта изображения, и от субъективности творца. Эту диалектику надо учитывать при решении вопроса об особенностях индивидуального стиля. Нельзя расщеплять образ. А местами в книге В. Виноградова стр. 57 -------------------------------------------------------------------------------- имеются формулировки, которые дают повод обвинять его в том, что он расщепляет художественный образ. При этом понятие образа автора как выражения стилистического единства произведения приобретает в книге субъективное значение, как только выражение отношения творца к объекту. Тогда это все-таки односторонность. Искусство есть форма выражения не только субъективного отношения художника к изображаемому, но и форма выражения объективной действительности, - Невозможно говорить о всем содержании этой книги, чрезвычайно богатой мыслями и наблюдениями, - начинает свое выступление В. Левин, - поэтому я остановлюсь на тех положениях, которые наиболее близки мне Как лингвисту. Когда В. Виноградов говорит, что "изучение языка словесно-художественного произведения непременно должно опираться на глубокое и свободное знание не только общей системы литературного языка соответствующей эпохи, но и его стилистических вариаций" (стр. 202), то это не просто декларация, это принцип работы исследователя. И это чрезвычайно дорого нам. Стремление автора книги показать, что писатель использует слово не только как знак предмета или мысли, а со всеми теми окрасками социальной среды, которые слову присущи, - это одно из самых больших достижений В. Виноградова. Особого внимания, мне кажется, заслуживает рассмотрение В. Виноградовым образа автора как одной из центральных проблем стилистики. Образ автора - это категория, которой литературоведы оперировали и раньше. Но новое заключается в том, что В. Виноградов старается включить в эту проблему языковый аспект. Это включение имеет две стороны, которые взаимосвязаны. Во-первых, анализ проблемы языкового выражения образа автора обогащает само понимание этого образа. Во-вторых, анализ образа автора в его языковом выражении выдвигается как центральная проблема стилистики, потому что языковая характеристика образа автора является тем стержнем, вокруг которого группируется вся языковая система произведения, - то есть весь язык произведения как система проектируется на образ автора. Образ автора - та цементирующая сила, которая связывает языковые средства в цельную словесно-художественную систему. И я не понимаю, как можно анализ образа автора рассматривать как попытку ухода в субъективизм. Дело в том, что в анализе средств языкового выражения образ автора получает и историко-литературное значение, если рассматривать его в плане развития методов и принципов конструирования образа автора. Здесь мы и подходим к той проблеме, о которой сегодня много говорилось, - связи языка и Истории литературных стилей, методов и направлений. Литературоведы об этом давно говорили. В учебнике по русской литературе XVIII века Л. Благого хорошо сказано, что об- стр. 58 -------------------------------------------------------------------------------- разы авторов классической оды, сентиментальной повести, элегического романа принципиально различны не только по своему отношению к действительности, но и по принципам своего конструирования средствами языка. Как раз здесь-то мы и смыкаемся с проблемой соотношения метода и состояния литературного языка. Когда В. Виноградов ставит вопрос о значении создания норм национального литературного языка как условия для развития реализма, то отсюда вовсе не следует, что реализм - это функция языка (как понял этот тезис Л. Тимофеев в своей статье). Это спорная проблема, ее очень трудно решить, но сама постановка ее чрезвычайно плодотворна, и я думаю, что в принципе она решается верно, потому что те приемы изображения действительности, те художественные принципы, которые воплощены в реализме, действительно не могли быть выражены средствами Языка XVIII века с его разделением на стили и т. д. Значит, определенное состояние языка художественной литературы способствовало тому, что реализм мог так широко развиться. И последнее замечание. Здесь очень много говорилось о новой, особой "науке о языке художественной литературы". Я отношусь к тем читателям книги, которых В. Виноградов пока не убедил в необходимости этой особой дисциплины, не убедил потому, что пока еще здесь не синтетическая и не новая методология, а использование методологии литературоведческой и языковедческой." Но все же в выделении этой науки я не могу найти никакой криминальной идеи, не могу видеть в этом отказ от анализа "идейности. Выступивший затем У. Фохт отметил, что наиболее спорно в книге - решение некоторых теоретических вопросов. - Прежде всего это касается вопроса о понятии реализма, "о его определении. В. Виноградов на протяжении всей книги оперирует термином "реализм", критикует существующие точки зрения, но нигде не дает отчетливо своего определения; и это привело к некоторому сужению того понимания реализма, о котором в книге идет речь. Предыдущий оратор, В. Левин, утверждал, что-де по смыслу книги реализм вовсе не является функцией языка и незачем говорить о том, что важнее - принципы метода в целом или язык. Я никак не могу согласиться с точкой зрения В. Левина о том, что не важно, что первое. Напротив, очень важно. Я полагаю, что язык художественной литературы прежде всего зависит от художественно-методологической установки писателя. Рационалистическая установка классицизма не позволяла использовать язык в ТОМ его реальном жизненном облике, в котором он существовал. А вот установка художника-реалиста на изображение объективной действительности определила собой, естественно, необходимость точного называния явлений и использования языка во всем его стр. 59 -------------------------------------------------------------------------------- историческом, социальном, бытовом богатстве для изобразительных целей. Именно этот путь - от художественной гносеологии предпосылок метода к его структурному выражению - правильный; обратный же ход суждения - от состояния литературного языка к реализму - ложный. Мы наблюдаем в книге, - сказал У. Фохт, - очень суженное понимание реализма, в его конкретно-историческом проявлении. Там игнорируются те возможности речевой типизации, которые почти свободны от использования социальных, профессиональных, жаргонных и народно-областных средств. Отсюда утверждение неполноценности реализма Пушкина, недооценка глубины такого произведения, как "Евгений Онегин". Однако, при всей спорности теоретических и историко-литературных моментов, работа В. Виноградова интересная, талантливая и поучительная. - Какие главные возражения выдвигаются против книги В. Виноградова? - говорит М. Храпченко. - Это - отрыв языка художественной литературы от идейного содержания произведения, расщепление художественности и идейности. Я считаю, что это обвинение не соответствует действительности. На стр. 170 своей книги академик В. Виноградов пишет: "Художественное произведение может и должно изучаться, с одной стороны, как процесс воплощения и становления идейно-творческого замысла автора и - с другой - как конкретно-исторический факт, как закономерное звено в общем развитии словесно-художественного искусства народа. Изучение художественного произведения, его языка, содержания должно опираться на глубокое понимание общественной жизни соответствующего периода развития народа, на разностороннее знание культуры, литературы и искусства этой эпохи..." Принципиальные, методологические установки автора определены в книге очень ясно; они имеют отнюдь не декларативный характер, они осуществлены в книге В. Виноградова. Почему же спор? Прежде всего потому, что В. Виноградов анализирует язык художественного произведения иначе, чем это делаем мы - литературоведы. При изучении отдельных художественных произведений мы начинаем с анализа их идейного содержания, образной структуры, а затем переходим к анализу языка. Но В. Виноградова интересует прежде всего язык, и естественно, что он свое внимание сосредоточивает на проблеме языка произведения, языка писателя, не отрывая его от образной структуры и творческого метода писателя. Можно ли изучать язык художественного произведения особо, специально? Я думаю, не только можно, но и должно. Некоторые товарищи полагают, что изучать язык особо - это формализм. До недавнего времени так же относились к изучению ма- стр. 60 -------------------------------------------------------------------------------- стерства писателя, считали, что изучение мастерства - это расщепление идейного и художественного. Но с тех пор появился ряд книг о мастерстве, и никто не обеспокоен появлением формализма. Почему же специальное рассмотрение языка - это прегрешение, это формализм? Особо, углубленно можно изучать и мастерство композиции и сюжетосложения, и язык художественной литературы, но все это надо делать с позиций марксистско-ленинской методологии. Специальное изучение отнюдь не означает изолированное изучение; и при специальном изучении надо вскрывать существенные связи данного явления с другими явлениями. Язык художественного произведения надо соотносить не только с отдельными образами, но и с общей структурой произведения и его идейной концепцией в целом, с творческим методом писателя. В. Виноградов так и поступает, добиваясь больших научных результатов. Все ли удается В. Виноградову? Конечно, нет. Но нельзя частные недостатки труда выдавать за его методологическую несостоятельность и тем самым отрицать огромное новаторское значение книги. Далее М. Храпченко останавливается на главе "Реализм и развитие русского литературного языка" и говорит о том, что считает критику этой главы необоснованной. - В. Виноградов вовсе не утверждает, что реализм - функция языка. Он пишет о развитии национального языка как почвы для развития реализма. И это важное положение, которое заслуживает поддержки. Наши концепции реализма потому, в частности, и оказываются нередко односторонними и бедными, что мы не учитываем развития языка. Я убежден, что широкие концепции реализма нам удастся создать только тогда, когда мы соединим в органическое целое философские, идейные предпосылки реализма, специфические черты художественного метода и предпосылки в развитии языка. Целостное объединение всех этих элементов и даст нам возможность создать подлинную концепцию реализма. Не считаю сколько-нибудь основательным и обвинение В. Виноградова в недооценке Пушкина и его роли в истории русской литературы, которое было высказано Д. Благим. Читателям хорошо известны замечательные монографии В. Виноградова "Стиль Пушкина" и "Язык Пушкина", его многочисленные ценные статьи, посвященные различным сторонам пушкинского творчества. Я не склонен придавать большое значение спору о том, составляет ли изучение языка особую науку. Этот вопрос будет решен не в ходе общих дискуссий, а в результате научной практики. Если новая наука и сложится, то это потребует немало времени, а может случиться, что она и не сложится, а намечаемая проблематика будет разрабатываться и литературоведами и лингвистами. Поживем - увидим. стр. 61 -------------------------------------------------------------------------------- При спорности и неразработанности отдельных положений, книга В. Виноградова - значительное явление в нашей науке. Она закладывает основы научного изучения языка литературы, кладет конец кустарным упражнениям. Книга будит мысль, помогает движению нашей филологической науки вперед. Это бесспорно новаторская книга. Выступление Е. Прохорова было посвящено вопросам текстологии, точнее, атрибуции анонимных литературных произведений" которые затрагиваются В. Виноградовым в четвертой и пятой главах его книги. По мнению оратора, в книге явно преувеличивается роль языковых и стилистических критериев атрибуции и недооцениваются идейные критерии. Н. Пруцков считает, что критические обвинения Д. Благого по поводу методологии книги неосновательны. Д. Благой без серьезных научных доказательств пришел к выводу, что академик В. Виноградов разорвал идейность и художественность, стиль и мировоззрение. Н. Пруцков ссылается на страницы книги, на которых речь идет о связи стиля и идеологии, стиля и жизни, и заявляет, что подобные мысли проходят через всю книгу. - Д. Благой, - продолжает он, - не разгадал, против какого метода в изучении стиля художественной литературы восстает В. Виноградов. Он высмеивает не только формалистов, но и всякого рода рецидивы вульгарно-социологической и механической точек зрения на связь стилей художественной литературы с мировоззрением. Вот эту основательную борьбу В. Виноградова с механическим упрощением связи стилей и мировоззрений Д. Благой, очевидно, и принял за отрыв художественности от идейности" Ведь недостаточно сказать, что художественность связана с идейностью, что стили связаны с мировоззрением, с эстетическим идеалом. Трудность состоит в том, чтобы понять сложный и очень тонкий механизм этой связи и установить пути анализа этой связи. В. Виноградов этим и занят. Конечно, с точки зрения догматической, с точки зрения окостеневших норм, страшно, что В. Виноградов идет от стиля к содержанию, от художественного языка к идейности. Но книга В. Виноградова - новаторская, творческая, она критикует и ломает обычные представления. И - надо сказать - ломает и опровергает с пользой для литературоведения, ибо стиль может быть и должен быть ключом к идейному замыслу и идейному содержанию литературно-художественного произведения. Этот путь бесспорен, хотя и слабо разработан в науке. - Как и многие мои товарищи литературоведы, - начал свое выступление Б. Бялик, - я не принимаю ряда теоретических положений В. Виноградова и хочу их оспорить. Но я все-таки считаю, что основным в книге является ее исключительная ценность, ее огромное новаторское значение. И об этом я хочу сказать прежде стр. 62 -------------------------------------------------------------------------------- всего не просто ради объективности, а потому, что иначе нельзя понять сущность основных положений книги. Я думаю, что эти положения возникли в результате решения важных проблем, решения очень смелого, новаторского. Они возникли в процессе творчества, которое в общем двигает нашу науку вперед. Первой исключительно ценной стороной труда В. Виноградова я считаю его критическую, негативную часть, обращенную против ряда литературоведческих работ. Да, может быть, не все здесь справедливо, иногда есть своего рода полемические увлечения, но многое из того, что сказано о приблизительности тех опытов изучения языка художественной литературы, которые характерны для ряда литературоведческих работ, - это, к сожалению, верно. Правда, вывод о том, что надо создать особую науку о языке художественной литературы, я принять не могу. Это могло бы привести к ликвидации литературоведения как филологической науки. Однако бесспорно, что сегодня советские литературоведы не могут решать своих задач, не опираясь на широкие лингвистические познания. Говоря о книге В. Виноградова, я должен отметить, что автор ее выступает в двух ипостасях. В своем труде В. Виноградов выступает как литературовед, который обладает обширнейшими лингвистическими познаниями. Он занимается литературоведческим анализом, и это является ценным вкладом в наше литературоведение. Но вот время от времени В. Виноградов начинает стесняться того, что он выступает как литературовед, и начинает на ряде страниц не усиливать литературоведческий анализ лингвистическими познаниями, а заменять этот литературоведческий анализ чем-то другим. Это недопустимо. Рассматривать явления литературы как искусства слова по аналогии с явлениями языка невозможно. Этот недостаток в книге В. Виноградова, несомненно, есть. Некоторые из выступавших говорили, что нигде и никогда В. Виноградов не отрывает явления стиля и метода от идейности. Я думаю, что такого стремления в книге действительно нет, и конкретный анализ, занимающий основное место в книге, такого разделения не дает. Но что есть отдельные теоретические положения, с этой точки зрения нуждающиеся в критике, - мне кажется это несомненным. Прежде всего это относится к пониманию метода реализма. С тем, что говорится по этому поводу в книге, согласиться невозможно при всем уважении к ее автору и при всем понимании ценности этого труда. Так, совершенно несостоятельны попытки вывести реализм за пределы явлений идеологических. Как-то неблагополучно обстоит дело и с высказываниями о Пушкине. Почему, даже говоря о реализме Пушкина 30-х годов, В. Виноградов прибегает к оговорке, которая ставит под вопрос стр. 63 -------------------------------------------------------------------------------- полноценность этого реализма 30-х годов? Оговорка примерно такого порядка: однако Пушкин оставался в основном в пределах национальной нормы литературного языка. "К сожалению", "однако" оставался: в этом как будто есть что-то, ограничивающее его реализм. Оказывается, он не так широк, как реализм позднего Гоголя и Достоевского. Пушкин пренебрегал в художественном произведении канцелярским стилем, профессионализмами и т. д., - это тоже, оказывается, для Пушкина плохо, это то, что делает его реализм устаревшим. Я думаю, что такая система оговорок В. Виноградова неосновательна. Всякому очевидно, что и Гоголь и Достоевский внесли много нового в язык художественной литературы, но я не думаю, чтобы в чем-то устарел Пушкин, чтобы он перестал быть нормой и образцом. Я надеюсь, что эти и некоторые другие теоретические положения своей книги, подвергавшиеся критике, В. Виноградов снимет или уточнит в процессе дальнейшей работы. Д. Лихачев в своем выступлении критиковал статьи Л. Тимофеева и Д. Благого о книге В. Виноградова. Оратор считает эти статьи необъективными. - Я далек от мысли, что в книге В. Виноградова нет материала для спора, - говорит Д. Лихачев. - С моей точки зрения, это было бы просто недостатком книги. Я сам в печати возражал В. Виноградову по поводу некоторых его положений. Но критика должна учитывать точный смысл того, что пишет автор, а не приписывать ему того, чего он не утверждает. Между тем в указанных статьях создается ложная мишень, искажается образ автора обсуждаемой книги. Из этих статей следует, что В. Виноградов якобы отрывает идейность от художественности, якобы стремится изучать язык сам по себе, якобы считает реализм функцией языка, недооценивает реализм Пушкина и т. д. и т. п. На ряде примеров Д. Лихачев доказывает, что эти упреки в адрес книги являются домыслом рецензентов. В книге всюду подчеркивается единство идейности и художественности, никакого узкоязыкового понимания реализма нет. По словам Д, Лихачева, у Д. Благого не было оснований утверждать, в частности, что В. Виноградов "опустил" такое реалистическое произведение, как "Борис Годунов". В книге В. Виноградова этому произведению посвящен ряд страниц. Д. Лихачев останавливается также на вопросе о необходимости создания новой науки о стиле. Создание дисциплин на стыке наук, говорит он, - это генеральный путь современных наук, как точных, так и гуманитарных. Новая наука соединяет лингвистику и литературоведение, а не разъединяет, не отнимает изучение языка ни от одной из сторон. Лингвисты останутся при своем изучении языка, литературоведы тоже. Но нужно и другое. Нужен мост между лингвистикой и литературоведением. Строительство моста не означает переселения жителей обоих берегов на этот стр. 64 -------------------------------------------------------------------------------- мост, не означает уничтожения берегов. И берега останутся, и мост будет построен. В сущности он уже построен. Работы В. Виноградова и его учеников этот мост построили, и немного поздно протестовать против его открытия. По мнению выступившего затем А. Степанова, книга В. Виноградова - качественно новый этап в области стилистического анализа художественного текста. А. Степанов выражает несогласие с трактовкой мастерства в некоторых работах литературоведов и критиков. Он считает, что мастерство писателя - прежде всего в его языке. - Есть в этой книге такие места, с которыми я не вполне согласен или которые меня не вполне устраивают, - замечает Б. Бурсов. - Но мне хотелось бы сказать о главном в этой книге. Я не согласен, что книга представляет собой, как говорит В. Перцов, Монблан фактов, что в ней нет единой методологической точки зрения. Все дело в том, как понимать методологию. Книга В. Виноградова отличается тем, что в ней нет стремления найти какое-то окончательное решение, дать какие-то рецепты на все случаи жизни. Это книга, проникнутая исследовательским духом, и я думаю, что автор ее намеренно избегает окончательных формулировок. Поэтому мне представляется совершенно неверным критиковать эту книгу с точки зрения отыскания в ней отдельных неточных формулировок. Эта книга не формулировочная, эта книга творческая, и в этом ее главный пафос. Мы часто говорим, что одной из предпосылок возникновения реализма явился историзм мышления, и это верно и бесспорно. Но до сих пор мы рассматривали этот вопрос слишком общо. В. Виноградов переводит его в конкретный план, анализируя зрелость не только мысли, но зрелость языка как предпосылку реалистического искусства. Мы рассматривали реализм главным образом как метод. В. Виноградов в своей книжке обосновывает реализм и как стиль. Это важное завоевание нашей науки. Б. Бурсов выражает несогласие с той критикой методологии книги В. Виноградова, которая содержится в статьях Д. Благого и Л. Тимофеева. Далее он полемизирует с У. Фохтом, который сказал, что у В. Виноградова "подход к методу со стороны языка", - Значит, - говорит Б. Бурсов, - В. Виноградов хочет понять метод автора через его язык. Ну, а почему не применять такой способ, почему пренебрегать им, если мы хотим глубже проникнуть в сущность метода писателя? Если бы В. Виноградов ограничил этим задачу, если бы он сказал: "только через язык", тогда бы это было неправильно. Но если этот аспект вводится для того, чтобы еще глубже проникнуть в метод писателя, то я считаю, что мы должны быть только благодарны В. Виноградову, ибо он указывает и такой путь анализа художественного произведения. стр. 65 -------------------------------------------------------------------------------- И, последнее: является ли изучение языка художественной литературы особой наукой, особой дисциплиной и т. д.? Возможно, что в книге В. Виноградова есть на этот счет некоторые неточные формулировки. Но мы должны создавать работы нового типа, и книга В. Виноградова является именно работой нового типа. Он прокладывает новую тропу, и это надо приветствовать. В конце; обсуждения выступил академик В. Виноградов, который остановился на вопросе о том, имеет ли право на существование наука о языке художественной литературы. " - Дело в том, - сказал он, - что в области языкознания, как и в области других наук, происходит процесс дифференциации. Идет внедрение математического метода в языкознание, языкознание сближается с точными науками, поскольку возникает проблема машинного перевода. Вместе с тем в литературоведении не наблюдается глубокого - и философского и эстетического - изучения слова. Литературоведы подходят к слову наивно-эмпирически или иллюстративно. Вот почему, как мне кажется, выделение, как опыта, особой науки о художественном слове или в слове в системе художественной литературы дает возможность объединить проблему роли художественной литературы в развитии национального литературного языка с изучением специфики самого художественного выражения идей. Это привлекло бы внимание к самой науке и дало бы возможность в процессе подготовки соответствующих специалистов углубить те области, которые пока находятся в системе языкознания и которые мало разработаны, как, например, изучение теории образности, специфики поэтического языка и т. д. Моя задача состояла совсем не в том, чтобы у кого-то что-то отнять. Из истории литературы ничего не вынимается. Это пути, которые могут идти параллельно, а в будущем и слиться, если литературоведы будут анализировать стили разных литературных направлений, индивидуальные стили с большим пониманием самой языковой структуры, ее элементов. Тут, естественно, возникает вопрос о выяснении самого понятия "стиль". В этой книге у меня не поставлен вопрос о стиле как исторической категории. Между тем стиль - категория историческая. Внутренние признаки стиля, система существенных качеств стиля исторически меняются. Стиль не может быть оторван от идеологии. Но для того, чтобы идеологию понять в стилистическом плане, нужно глубоко проникнуть в самые стилистические системы как выражения идеологии класса, социальной группы, индивидуальности. Для такого изучения стиля надо знать историю литературного языка; историю литературы, надо знать движение стилей в пределах литературного языка и словесно-художественного творчества народа, иногда надо знать связь развития литературы с другими искусствами, прежде всего с изобразительным искусством. Нужно широко стр. 66 -------------------------------------------------------------------------------- знать, конечно, историю культуры, которая так или иначе отражается в произведении. Поэтому никакого намека на возможный отрыв стилей от идеологии в моей книге нет. Само собой понятно, что в этом плане и сама проблема художественного метода литературного творчества в его развитии мною не отрицается. И нисколько я не отрицаю в реализме его идейной сущности. Но рассматривать реализм как только идеологическое направление невозможно. Осознание национальных характеров, всего многообразия социальных типов в литературе начинает выражаться прежде всего в форме их речевого самоопределения. Еще вопрос общего характера - это проблема образа. Я указываю на важность стилистического изучения образа и отчасти показываю это на анализе некоторых произведений. Но действительно, в этой своей работе я не затронул в теоретическом плане вопрос о словесных образах, их типах и их историческом развитии хотя бы в рамках русской художественной литературы XIX века. Это очень важный вопрос, и я считаю упущение его большим недостатком работы, во всяком случае мешающим, как выяснилось, пониманию взаимоотношений других элементов художественного произведения с таким важным звеном, как образ. Этим вопросом я действительно сейчас более широко занимаюсь, и только в последнее время я понял его важность именно для той концепции исторического развития языка художественной литературы, к разработке которой я теперь приступаю, поскольку следующая моя книга будет называться "Пути развития литературных стилей". В ходе обсуждения затрагивались и многие другие вопросы, но я не могу сейчас касаться всех этих вопросов. Я хотел бы принести благодарность всем тем, кто противопоставляет моим взглядам свои собственные взгляды, потому что именно от сочетания, от столкновения разных взглядов может родиться истинное понимание вещей. Но я никак не могу быть благодарным Д. Благому за его статью, потому что она искажает характер моей книги, основана на недостаточном ознакомлении с ней. В. Щербина, закрывая заседание ученого совета института, отметил, что состоявшееся обсуждение было глубоким, живым и острым, проходило в духе принципиальной и подлинно научной дискуссии. - Мне кажется, - подчеркнул В. Щербина, - что значение этой дискуссии не только в том, что она дала возможность всесторонне и детально оценить книгу В. Виноградова, но и в том, что она наметила пути для дальнейшего плодотворного решения основных вопросов о языке художественной литературы, которые представляют большую актуальность. стр. 67