Рейтинг
Порталус

ПРОДОЛЖАЯ РАЗГОВОР...

Дата публикации: 27 января 2011
Публикатор: genderrr
Рубрика: ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ
Номер публикации: №1296143745


Традиции и новаторство - проблема, которую теоретически можно обсуждать до бесконечности: в каждую эпоху она имеет свой конкретный смысл, который нельзя распространить на все времена и страны. И с этой точки зрения мне представляется излишне категоричным и "расширительным" вывод С. Гайсарьяна в статье "Смелее!" о новаторских поисках в нашей поэзии начала 20-х годов. Говоря о "всевозможных футуристических, имажинистских и других подобных выкрутасах и излишествах", С. Гайсарьян подчеркивает: "Это был чреватый "опасностями путь. Теперь мы знаем, что оголтелые буржуазные художники, идя по стезе самоцельных поисков формы, пришли к ее разрушению - распаду". И посылка и выводы мне здесь непонятны. Во-первых, футуристы, имажинисты и пр. вовсе не заслуживают такой категорической параллели с "оголтелыми буржуазными художниками". Во-вторых, нельзя валить в одну кучу футуристов, имажинистов и "им подобных" (по-видимому, акмеистов, конструктивистов и т. д.). Все эти течения - явления сложные и противоречивые, по-разному прогрессивные и реакционные в разное время. И, в-третьих, наконец, литература делается талантливыми людьми, а не "истами" и "измами". Несколько десятилетий отделяет нас от того времени. Давайте говорить конкретно. Каких поэтов-футуристов и каких поэтов-имажинистов и "им подобных" имел в виду автор статьи? Почему он не назвал их? Да потому, что он в данном случае мыслил отвлеченными категориями, а не Живыми деятелями литературы. Без художника, без его крупной индивидуальности, без его произведений, выдержавших испытание временем, нет ничего такого в литературе, о чем бы стоило всерьез говорить. Не мог же С. Гай- стр. 44 -------------------------------------------------------------------------------- сарьян назвать футуриста Маяковского или имажиниста Есенина, прекрасно понимая, что ни тот, ни другой никак не укладываются в свой "изм". А без Маяковского и Есенина какой смысл говорить о футуристах, имажинистах и "им подобных", что "это был чреватый опасностями путь"? Опасный для кого? Для поэзии в целом? И кто же истинный футурист, футурист "чистой воды", с которым можно всерьез спорить, как с писателем? Может быть, Хлебников? Да, о Хлебникове стоит говорить, но это будет уже разговор о Хлебникове, а не о футуризме, потому что Хлебников - это талантливый поэт со своей особой, сложной и яркой индивидуальностью, нерастворимой в футуризме. Декларации и манифесты литературных школ 20-х годов, их самоназвания и их ярлыки могут служить предметом долгих споров и исследований, но истина доказывается талантливыми произведениями. Я не верю, чтоб сильный и могучий талант был загублен каким-нибудь "измом" (тогда бы он не был ни сильным, ни своеобразным - не был талантом). И не верю, что какой-нибудь "изм", какая-нибудь модная литературная школа способны скрыть надолго маломощность литератора (привлечь внимание на время, возбудить скандал, создать иллюзию - "измы" могут). Стоит ли спорить с декларацией, когда за ней нет произведений? 'Неизвестный ныне Ипполит Соколов писал осенью 1919 года в своей "Хартии экспрессиониста": "Центрифугисты-ритмисты Бобров и Божидар довели вопрос ритма до головокружительной высоты. Эхист-евфонист Золотухин довел свою виртуозность в области концевого созвучия, кажется, прямо до шарлатанства..." Гипноз терминологии создавал видимость какого-то новаторства, видимость какой-то серьезной литературной борьбы, а на самом деле это была пустышка, бытовое явление. - Время показало, что Бобров, Божидар, Золотухин и сам Ипполит Соколов, обещавший создать "новое хроматическое стихосложение, построенное по строго математическим схемам 40-нотного ультрахроматического звукоряда", были просто-напросто, грубо говоря, недееспособными в поэзии и вряд ли были бы дееспособны, обратившись к обыкновенным ямбам. Обилие литературных манифестов тех лёт свидетельствует только о том, что переломная эпоха, невиданная ломка, преображение и обновление огромной России - все это остро требовало своего выражения в поэзии. И только немногие талантливые люди - прежде всего Маяковский - смогли выполнить это требование времени. Талант, личность, время - вот без чего не может быть и речи о новаторстве. Сложно, по-разному складываются судьбы талантливых поэтов - иногда по зависящим, иногда по независящим от них обстоятельствам. Бунин писал стихи в то же время, что и Маяковский (и до и после него), и, конечно, тоже был талантлив. стр. 45 -------------------------------------------------------------------------------- Однако он не был новатором, он вплоть до середины XX века продолжал в поэзии XIХ век. Разгадка - в его очень рано определившейся - и исключительно консервативной личности, в его неприятии революции... Брюсов принял Октябрь, но, несмотря" на упорное стремление поэта идти в ногу со временем, на его искания в области формы, тоже не стал новатором - тут сказался возраст, недостаток творческих сил. Блок в последней яркой вспышке таланта создал "Двенадцать" - поэму с безусловно новаторским звучанием, но смерть вскоре оборвала его жизнь. Марина Цветаева, у которой было достаточно творческих сил, чтобы внести много нового в поэзию, не стала новатором по большому счету - тяжелая личная судьба оторвала ее талант от революции, она как бы "выпала" из времени... Конкретный смысл новаторства на заре советской литературы был: революция, разрушение старой жизни, созидание новой... Если русские декаденты и символисты начинали свой бунтарский протест против буржуазного и мещанского уклада после западных поэтов (Верлен, Рембо, Верхарн), то революция выдвинула русских поэтов на целую эпоху вперед, и влияние нашей новой поэзии - прежде всего Маяковского - пошло уже из Советской России к другим народам и странам. Почему прежде всего Маяковский? Почему не Демьян Бедный, например? Такой вопрос может возникнуть в связи т утверждением В. Панкова. Он пишет: "Нельзя отрицать важности поисков новейших художественных средств, приемов, ассоциаций... Но слава слова крепка и плодотворна тогда, когда это слово - действие, открытие новых явлений и характеров, воплощение типических черт эпохи. В борьбе за такую славу слова - смысл подлинного новаторства". Если упростить это выражение, получится: нельзя отрицать поиски новых форм, но смысл подлинного новаторства в новом содержании, то есть В. Панков опять вводит именно то "но", против которого восставал С. Гайсарьян, и восставал, справедливо. Новое содержание может влиться и в русло старой формы, но оно куда ярче и полней выявляется в своей собственной форме. Маяковский говорил, что у Демьяна Бедного "правильно понятый социальный заказ", но "с примесью отмирающих поэтических рифмований", и что он, Маяковский, предпочитает то произведение, которое "написано по социальному заказу" и "передано новыми словами". Вот несколько строк Д. Бедного: И не под скрипок стон чарующе-напевный Я возвышаю голос мой - Глухой, надтреснутый; насмешливый и гневный... - рядом со строками Бальмонта: Я впервые открыл в этой речи уклоны, - Перепевные, гневные, нежные звоны. стр. 46 -------------------------------------------------------------------------------- Ясно, что противоположности устремлений мешает похожесть формы. Действительно, напевная форма Д. Бедного и особенно его словарь противоречат смыслу. Скорее о Маяковском можно сказать, что у него голос был "надтреснутый и насмешливый": Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут... Но времена меняются, годы идут, ломка уступает место созиданию, и голос Маяковского звучит опять по-новому: Надо мною небо. Синий шелк! Никогда не было так хорошо! Проходит еще десять лет, создана "Страна Муравия", не туда, где еще властвует прошлое, проникает прежде всего влияние раннего Маяковского. Так, например, в конце 30-х годов известный революционный молдавский поэт Емилиан Буков пишет в стихотворении "Разговор с богом": Как скала, чью пяту укусил динамит, загремлю ему в ухо: - Всеглухой! Потолкуем вдвоем. Разве это не напоминает строки из "Облака в штанах": "...наклонюсь и скажу ему на ухо: "Послушайте, господин бог!" И разве образ Е. Букова "Я выдавил глаз свой... чтоб исцелить незрячих" не близок образу Маяковского - "душу вытащу, растопчу, чтоб большая! - и окровавленную дам, как знамя"? Свыше двадцати лет отделяют "Разговор с богом" от "Облака в штанах", но тогда, в той обстановке, для бессарабских поэтов ранний Маяковский был более современным, более созвучным духу их времени, чем "Страна Муравия" или произведения их собратьев по перу из Молдавской АССР (Л. Корняну, К. Кощерэу, М. Андриеску), написанные в 30-е годы. А всего через несколько лет Бессарабия была освобождена, и вскоре, проблема "Страны Муравии" стала остро злободневной и в Молдавской ССР. Почему в молдавской поэзии 30-х годов влияние именно русской советской поэзии оказывалось новаторским? Да потому, что в России впервые победила социалистическая революция. Это влияние, усиленное еще и тем, что Бессарабия была издавна связана с русской культурой; сказалось по-своему в революционных или бунтарских стихах Е. Букова, А. Лупана, Г. Менюка, Т. Ненчева, Л. Деляну. стр. 47 -------------------------------------------------------------------------------- Как же развивается молдавская поэзия наших дней? Если после войны молодая советская поэзия республики шла вслед за русской поэзией, училась у нее, то в последние годы она уже развивается вместе с поэзией всех наших республик. Пришла пора зрелости, пора все более и более плодотворного взаимообогащения, пора интернационального звучания. Плоды этого процесса все явственней и чаще видны в литературах всех народов СССР. Книга Э. Межедайтиса "Человек" - это уже Не только выступление литовского поэта, говорящего от имени Литвы, а, выступление поэта-коммуниста, родина которого весь Советский Союз. Тенденция к общенациональному звучанию имеет теперь, по-моему, новаторское значение для молдавской поэзии. Но развитие в этом направлении встречается и с определенной сложностью. Молдавия - республика с самым высоким процентом сельского населения. Поэтому и поэзия ее была за редкими исключениями о селе и для села. И когда теперь даже А. Лупан - ранее сугубо "крестьянский" поэт - пишет известные стихи "О бомбе", отличающиеся высокой интеллектуальной культурой, стихи широкого Международного звучания, то они скорей становятся популярными В Москве, чем в молдавских селах (Г. Гулиа в "Литературной газете" приводил эти стихи как пример современного стиля в поэзии). Посудите сами. Бывший крестьянский парень, удивлявшийся некогда "трехэтажным зданиям, ныне советский поэт, выступавший от имени нашей межпарламентской группы в Хельсинки и в Лондоне, обращается к западному ученому-атомщику: От цепных реакций ты микроном Вылетаешь в бесконечный мир. Среди звезд, живущих по законам, Скорби отыщи ориентир... "Милая моя, частица бета, Альфа, улетая в пустоту, Потеряла в мире точку ту, Где была позавчера планета. Лишь в координатах отыщи ты, Только в уравненьях улови То Париж какой-то позабытый, То константу смутную любви..." Ставить миру минус ты не властен, Книжнику, тебе понять пора: Только лишь в составе формул счастья Будет жить вселенная ядра. А многие молдавские колхозники по-прежнему больше понимают и любят такие стихи Лупана, как, скажем, "Переполох": Сколько шуму, сколько крику! Погодина, погляди-ка - Все от мала до велика Суетятся, гомонят, стр. 48 -------------------------------------------------------------------------------- Спорят, ссорятся, кричат... А всему, всему причиной Кум Тэнасе и Грэкина. Вспомни-ка ее быстрей - Эту тетушку-болтушку, Краснощекую толстушку С полной хатою детей... Так что же, неужели мы, заметив этот "разрыв", должны советовать А. Лупану не выходить за рамки "Переполоха"? Конечно, нет. Вспомним, что когда-то о Маяковском говорили: быть стопроцентным урбанистом в сплошной крестьянской России - это по крайней мере нелепо! На наших, глазах поэты поднимаются до общенародного звучаний (сравни "Страна Муравия" и "За далью - даль"). Но сложность, конечно, остается сложностью. И, к сожалению, молодые поэты Молдавии (В. Телеукэ, А. Чиботару, А. Кондров И др.) редко отваживаются переступить границы сельской тематики, да и в ней начинают преобладать описания природы и воспоминания детства. Получается необычная картина: продолжают дерзать в поэзии старшее и среднее поколения. Мне кажется, что и в бурно развивающейся молодой русской поэзии ощущается борьба между "городской" и "сельской" тенденциями. Я взял в кавычки эти слова, понимая их неточность, но желающий понять - поймет условность. Да и слово "борьба" отнюдь не предусматривает победы одной тенденции и уничтожения другой. Маяковский и Есенин остались в русской, поэзии, "сосуществуя" и споря, взаимно обогащая ее, выражая разные стороны действительности. Много имен в молодой поэзии. Самых разных, их объединяет одно - энергичное, если можно так выразиться, отношение к миру. Я в мир пришел не стонать, не просить в смиренье убогом! Я в мир пришел знать, бороться с чертом и богом! Ненавижу землю в крестах, люблю - в цветах! (Спартак Куликов) Это добрый результат освобождения творческих сил страны после XX съезда КПСС, это и противодействие безоблачной и ходульной лжепоэзии, получившей распространение в последние годы культа личности. Посмотрите, какой кипучей энергией заряжены стихи Ф. Искандера "Дети Черноморья": стр. 49 -------------------------------------------------------------------------------- Эй, барабанщики-банщики! Эй, трубачи-трубочисты! Сказочники, обманщики, фокусники, артисты, Старатели, кладоискатели, суровые землепроходцы, Любители лимонада, сами себе полководцы! Тычьтесь, пока не поздно, мордою в мякоть арбуза! Позванивают и побулькивают ваши веселые пуза!.. Кработорговцы, ныряльщики, донных ракушек владельцы, Храбрые красногвардейцы, таинственные индейцы, Мокрая молодь. Молодость. Густо-зеленые всходы. Граждане юной коммуны. Глубинные свежие воды. Грядущие космонавты, солнцем дубленные шкуры, Будьте здоровы, дети! Славлю вас, бедокуры! Это и понятное неудовлетворение воспеванием деревенской наивности и робости у эпигонов Исаковского. Так возникло залихватское "Эх, гуляй, девкам юбки заголяй" и "на мотоцикле шпарить, девчат любить" у А. Вознесенского и "травлюсь от губ твоих всю ночь" у В. Цыбина. И все-таки А. Вознесенский и В. Цыбин, С. Куликов и Ф. Искандер - решительно разные, как и десятки других (наша поэзия теперь удивительно богата талантливыми людьми!). Сравнивая стихи А. Вознесенского и В. Цыбина, видим, что оба поэта пишут по-новому, но один подчеркнуто "городской", второй подчёркнуто "сельский".1 Мне лично кажется, что стиль А. Вознесенского более современен, более широк, более интернационален, чем стиль В. Цыбина (хотя, конечно, поэзия выглядела бы крайне однобоко, если б все писали, как А. Вознесенский). Я намеренно сопоставляю крайности в стилях молодой поэзии не потому, что крайности -лучше, а потому, что они ярче выражают общие тенденции. Сравните хотя бы словарь А. Вознесенского (ацетилен, антимиры, мотороллер, Ренуар и т. д.) со словарем "В. Цыбина (щелястый, пежинки, лишаястый, летошний, дрожливинки и т. д.) - заслоном стоит определенное умонастроение. Как эти "крайности" будут развиваться дальше-покажет время. Мы знаем, что многие поэты со временем тяготели к простоте (А. Блок, В. Маяковский, С. Есенин, Б. Пастернак, И. Сельвинский). Но, говорит И. Сельвинский, "такой простоты нельзя требовать от молодежи. Молодость должна перебродить и, если хотите, "перебеситься", иначе она никогда не созреет и с младенчества превратится в пай-старичков". Могут возразить: а не является ли предпочтение А. Вознесенского В. Цыбину скрытым нападением на "чисто русское" в поэзии? Я думаю, что как раз наоборот: широта культуры современного уровня приносит новое качество в национальные традиции. -------------------------------------------------------------------------------- 1 Пишут по-новому? Приходилось слышать упреки, что один воскрешает интонации М. Цветаевой и др., а второй - П. Васильева и др. Но ведь не бывает же так, чтобы поэт ни у кого не учился, и никому не удастся доказать, что все у Вознесенского и Цыбина - бывшее! К тому же иногда наступает такая пора, когда полезно "возвратиться" не только на три-четыре десятилетия, а и почти на полтора столетия: в "За далью-даль" Твардовский обратился непосредственно к пушкинской традиции, и это зазвучало как новизна! стр. 50 -------------------------------------------------------------------------------- Обратимся к "большим примерам"; Маяковский и Хикмет - близкие друг другу поэты мирового звучания и одновременно самые видные поэты своих народов: русского и турецкого. И когда мы читаем стихи другого отличного турецкого поэта - Орхана Вели, мы тоже сразу замечаем, что он турецкий. И даже когда он пишет сугубо политические стихи, мы ясно чувствуем неповторимую национальную иронию ("Ответ кошки мясника уличной кошке"): Ты говоришь о голоде?! Значит, ты - коммунистка. Это ты мутишь воду в городе. Это ты в Анкаре пожары раздула. Это ты сожгла половину Стамбула. Кошка, кошка, какая же ты свинья! Орхан Вели был новатором, отвергшим застывшие "восточные" поэтические каноны. Потому-то его и объявили в Турции "антинациональным"! Итак, требование времени побуждает к новаторству. Развивая лучшую традицию советской поэзии: "о времени и о себе", поэзия достигает своего истинного размаха, обретает долгую жизнь и непреходящее значение. Так, в поэме "Хорошо!" пафос времени не является вторичным, выросшим как обобщение автобиографических событий. В ней на первом плане грандиозное звучание эпохи. Высокий поэтический разговор о времени позволяет Твардовскому строить поэму "За далью - даль" на внешне очень незначительном сюжете: поэт просто едет из Москвы во Владивосток. Но ведь никому не придет в голову сказать, что Твардовский решил в Длинной поэме описать свою поездку! Серьезным достижением советской поэзии является и книга поэм В. Луговского "Середина века", главная тема которой определена ее названием. Если мы сравним эти произведения - "Хорошо!", "За далью - даль" - и "Середину века" - мы увидим, что их роднит тот же способ художественного выражения действительности, о котором сказано выше. Но это не только не делает эти произведения похожими, а напротив - способствует самому яркому развитию поэтических индивидуальностей. Ничего сходного нет в манере письма Маяковского, Твардовского и Луговского. Достаточно отметить, что поэма "Хорошо!" написана новаторским интонационным стихом, "За далью - даль" - традиционным четырехстопным ямбом, а "Середина века" - редким в нашей поэзии белым стихом. Любопытно, как менялось отношение В. Солоухина к стихотворной форме. Говоря о его новой книге "Как выпить солнце", Н. Рыленков отмечает: "Многих удивило, почему такой коренной русский поэт, как Владимир Солоухин, вдруг отказался от традиционных размеров и взялся за разработку вольного, нерифмованного стиха, усиленно культивируемого на Западе". Не мудрено, что это "многих удивило". Ведь не так давно В. Солоухин выступал защитником традиционного стиха. стр. 51 -------------------------------------------------------------------------------- В его статье "Поэзия и время" ("Литературная газета", 17 июля 1958 года) читаем: "Существует мнение, что одно время требует одних выразительных средств, а другое время - совершенно иных. Для XIX века - ямб, для XX века нужно изобрести что-то другое". В. Солоухин выступает против крайностей, против тех, кто отметал все достижения русской поэтики прошлого века. Но сам же впадает в другую крайность, предлагая ограничиться только этими достижениями. Что лучше - традиционный ямб или интонационный стих? По-моему, любой ответ будет верным в частности и неверным в принципе. Верным потому, что у каждого поэта свой вкус, свое отношение к форме, своя правда и право отстаивать свой путь. Маяковский яростно боролся против застывших поэтических форм, они ему были несвойственны. Твардовский не скрывает своей неприязни к стихам, в которых "ни складу, ни ладу", они ему чужды. И оба правы. Но неоспоримая правда каждого из них не является вообще правдой для всех. К тому же немало поэтов пользовались или пользуются в своем творчестве и классическими размерами и интонационными (например, А. Блок и С. Есенин, Н. Асеев и В. Луговской). В. Солоухин пишет: "Напевный плавный русский стих победил..." Победил? Какой же стих является побежденным? По-видимому, тот, в котором "сломан размер", который "грешит против канонической стихотворной формы", ведет якобы к формализму и декадентству. Однако надо полагать, что Маяковский, Хикмет, Уитмен не совершили роковой ошибки, разрабатывая свободный стих, и не стали вследствие этого декадентами. И, между прочим, разве ненапевный, стих Маяковского является менее русским, чем напевный стих Северянина? И разве архинапевный Бальмонт не был декадентом? Но возвращаюсь к прерванной цитате: "Напевный плавный русский стих... способен вместить любое глубокое содержание... несмотря на то, что нигде не сломан "размер, нигде нет греха против канонической стихотворной формы". Очень верно сказано. Правда, "каноническая форма" кажется мне вещью довольно абстрактной: если мы сопоставим четырехстопный ямб Пушкина, Блока, Твардовского и Мартынова, то мы увидим больше качественного различия, чем сходства. Показательно, что В. Солоухин новыми стихами опроверг свои прежние "ограничения" и что такой "традиционный" поэт, как Н. Рыленков, поддержал его: "Книга "Как выпить солнце" мне представляется серьезным шагом в творчестве интересного, всегда ищущего художника" ("Литература и жизнь",8 апреля 1962 года). Отношение поэта к форме не сводится только к размеру или ритму. Это отношение распространяется на все: на "рифму, строфику, образ, композицию, язык. Та или иная стихотворная форма сама по себе не может предопределить поэтическую удачу, или неудачу. Все зависит от поэта, от его таланта, от его творчества в целом, от его мировоззрения и убеждений. стр. 52 -------------------------------------------------------------------------------- В этой связи интересно проследить развитие формы стихов А. Лупана - оно тесно связано с крутыми поворотами в судьбе его родного края. Освобожденная всего лишь двадцать лет назад, а затем опустошенная войной, Молдавия за каких-нибудь полтора десятилетия невиданно расцвела, а еще через двадцать лет она вместе со" всеми советскими республиками войдет в коммунизм. Поистине удивительная судьба! Этот необыкновенный путь от полуколониального придатка монархии до социалистической советской республики определил контрастное развитие поэзии А. Лупана. Утяжеленное, скованное, со стиснутой взрывчатой силой звучание его стихов до сорокового года ощутимо передает атмосферу угнетенной, скованной Бессарабии, атмосферу, насыщенную взрывчатой силой народных масс. Легкий, мелодический, "проясненный" стих даже как-то не мыслился в ту пору в устах молодого крестьянского поэта, который к тому же противопоставлял свои произведения салонному сладкогласию буржуазных поэтов. Индивидуальность А. Лупана в ранних стихах уже достаточно резко очерчена, его трудно спутать с кем-либо из тогдашних поэтов: уже тогда сказалось стремление к живой повествовательной или ораторской интонации, к неожиданному прямому обращению, к нарушению слишком плавного течения строфы. Склонность к такой форме органична для поэта, она не противоречит и его несколько суровому, сдержанному лиризму тех лет. В произведениях поэта, написанных после освобождения, не только содержание, но и сама стихотворная форма приобретает новое звучание, в ней нет уже былой скованности и сложности, стих становится свободней (хотя написан уже не "свободным" размером!). Развивая и обогащая свой голос, А. Лупан отнюдь не перестает быть самим собой, а становится шире, богаче, свободней. Это не значит, что А. Лупан пришел просто-напросто к каноническому стиху. И в стихах последних лет он обращается с ямбом и хореем настолько по-своему, что в них больше исключений, чем правил, и поэтому их звучание остается таким же "лупановским". Это обогащение стиха далось поэту нелегко, ему пришлось к 50-м годам преодолеть и налет риторики. Надо сказать, что наиболее слабые стихи того периода у А. Лупана оказались как раз самыми что ни на есть каноническими, нехарактерными для поэта. Выше, цитируя стихотворение А. Лупана "О бомбе", я говорил, что его поэзия теперь выходит за рамки молдавского села и: за рамки республики - ив этом ее новаторский шаг. Не приводит ли это к умалению национальных черт его поэзии? Об этом мы спросим, например, литовского поэта Э. Межелайтиса - ему со стороны видней. Вот его слова: "Андрей Лупан глубоко национален... За каждым его словом я чувствую народную мудрость, добродушие, глубину... Андрей Лупан - поэт такого таланта, который вполне заслужил право с полной силой выйти на магистральную дорогу советской поэзии". стр. 53 -------------------------------------------------------------------------------- "...Надо всячески поощрять смелое новаторство" - в этих словах главная и совершенно справедливая направленность статьи С. Гайсарьяна. Потребность в новом слове ощущается многими, эта потребность обусловлена новой атмосферой в нашей жизни и а нашей литературе после XX съезда партии. Конечно, новаторство, определенное необходимостью и изменениями в жизни, захватывает прежде всего наиболее ярких художников, которые оказывают положительное влияние на весь литературный процесс. Но луч новаторства отбрасывает и тень, имеет, в частности, и отрицательную черту: создает эпигонов и моду. Новаторство на первых порах, внешне отталкиваясь от традиций, в сущности, развивает их и потом само становится традицией и в свою очередь когда-нибудь вызовет противоборство. Москвичи, идущие от памятника Пушкину до памятника Маяковскому, не ощущают между ними никакой пропасти, никакой границы. Благодарный народ увековечил память двух великих новаторов русской поэзии, поставив их "почти что рядом". И кажется невероятной та литературная борьба, которая шла вокруг этих имен! Писарев писал о Пушкине: "...в так называемом великом поэте я показал моим читателям легкомысленного версификатора, опутанного мелкими предрассудками, погруженного в созерцание мелких личных ощущений и совершенно неспособного анализировать и понимать великие общественные и философские "опросы нашего века". А Г. Шенгели писал о Маяковском: "...притязания, Маяковского на поэтическую гегемонию беспочвенны и нескромны... его заверения о полном сродстве с современностью неосновательны... значение Маяковского в нашей поэзии отрицательное... Бедный идеями, обладающий суженным кругозором, ипохондричный, неврастенический, слабый мастер, - он, вне всяких сомнений, стоит ниже своей эпохи, и эпоха отвернется от него". Как видите, даже хула против Пушкина и Маяковского была "почти что" одинакова! Трудно сейчас назвать современных новаторов по большому "счету. На наших глазах происходит бурное развитие поэзии, явно вырисовывается борьба разных художественных тенденций, и поэтому крепнет ощущение того, что мы находимся на подступах новому этапу, а новый этап никогда' не обходится без новаторства. стр. 54

Опубликовано на Порталусе 27 января 2011 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама