Источник: Ганс Христиан Андерсен. Сказки. - OCR Палек, 1998.

В Китае, как ты, наверное, знаешь, и сам император китаец, и все его
подданные китайцы.
Давным-давно это было, но потому-то и стоит рассказать эту историю,
пока она еще не совсем позабыта.
Во всем мире не нашлось бы дворца лучше, чем у китайского императора.
Он весь был из драгоценного фарфора, такого тонкого и хрупкого, что и
дотронуться страшно. В саду росли диковинные цветы, и к самым лучшим из
них были привязаны серебряные колокольчики. Они звенели, чтобы никто не
прошел мимо, не заметив цветов. Вот как хитро было придумано!
Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал,
где он кончается. За садом был чудесный лес с высокими деревьями и глу-
бокими озерами, и доходил он до самого синего моря. Большие корабли мог-
ли заплывать прямо под ветви, и здесь, у самого берега моря, жил соло-
вей. Пел он так дивно, что его заслушивался даже бедный рыбак, у которо-
го и без того дел хватало.
Со всех концов света приезжали в столицу императора путешественники;
все они дивились дворцу и саду, но, услышав соловья, говорили: "Вот это
лучше всего!" Вернувшись домой, они рассказывали об увиденном. Ученые
описывали в книгах столицу, дворец и сад императора и никогда не забыва-
ли о соловье - его хвалили особенно; поэты слагали чудесные стихи о со-
ловье, живущем в лесу у синего моря.
Книги расходились по всему свету, и некоторые дошли до самого импера-
тора. Он сидел в своем золотом кресле, читал и каждую минуту кивал голо-
вой - очень уж приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду.
"Но соловей лучше всего!" - стояло в книге.
- Как! - сказал император. - Что за соловей? Ничего о таком не знаю!
Неужто в моей империи, и даже в моем собственном саду, есть такая птица,
а я о ней ничего не слыхал? И вот приходится вычитывать такое из книг!
И он послал за своим первым министром. Тот был такой важный, что если
кто-нибудь чином пониже осмеливался заговорить с ним или спросить о
чем-либо, он отвечал только: "П!" - что ровно ничего не значит.
- Говорят, у нас есть замечательная птица по имени соловей, - сказал
император. - Говорят, лучше ее нет ничего в моем государстве. Почему мне
ни разу о ней не докладывали?
- Никогда не слыхал такого имени, - сказал министр. - Наверное, она
не была представлена ко двору!..
- Желаю, чтобы она явилась во дворец и пела предо мной сегодня же ве-
чером! - сказал император. - Весь свет знает, что у меня есть, а я не
знаю!
- Никогда не слыхал такого имени! - повторил министр. - Будем искать,
разыщем!
А где ее разыщешь?
Министр бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но
никто из придворных, к которым он обращался, ничего не слыхал о соловье.
Тогда министр снова прибежал к императору и заявил, что сочинители, вер-
но, рассказывают сказки.
- Ваше императорское величество! Не верьте всему, что пишут в книгах!
Все это одни выдумки, так сказать, черная магия!
- Но ведь книга, в которой я прочел о соловье, прислана мне могущест-
венным императором Японии, в ней не может быть неправды! Хочу слышать
соловья! Он должен быть здесь сегодня вечером! Объявляю ему мое высочай-
шее благоволение! А если его не будет, весь двор, как отужинает, будет
бит палками по животу!
- Цзин-пе! - сказал первый министр и снова забегал вверх и вниз по
лестницам, по залам и коридорам, а с ним вместе забегала и половина
придворных - уж больно им не хотелось, чтобы их били палками по животу.
И все лишь об одном и спрашивали: что это за соловей, которого весь свет
знает и только при дворе никто не знает.
Наконец на кухне нашли одну бедную девочку. Она сказала:
- Господи! Как не знать соловья! Вот уж поет-то! Мне позволено отно-
сить по вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живет она
у самого моря. И вот когда на обратном пути я устану и присяду отдохнуть
в лесу, я слушаю соловья. Слезы так и потекут из глаз, а на душе-то так
радостно, словно матушка целует меня!
- Девочка, - сказал министр, - я зачислю вас на должность при кухне и
исхлопочу вам позволение посмотреть, как кушает император, если вы про-
ведете нас к соловью. Он приглашен сегодня вечером к императору!
И вот все отправились в лес, в котором жил соловей. Шли они, шли, как
вдруг замычала корова.
- О! - сказал камер-юнкер. - Вот он! Какая, однако, сила у такого ма-
ленького создания! Мне определенно уже доводилось слышать его!
- Нет, это корова мычит! - отвечала маленькая кухарка. - А нам еще
далеко идти!
Вот в пруду заквакали лягушки.
- Восхитительно! Восхитительно! - сказал придворный священник. - Те-
перь я его слышу! Точь-в-точь как малые колокола!
- Нет, это лягушки! - отвечала маленькая кухарка. - Но теперь, пожа-
луй, скоро услышим и его!
И вот запел соловей.
- Вот он! - сказала девочка. - Слушайте! Слушайте! А вон и он сам!
И она указала на серенькую птичку среди ветвей.
- Возможно ли! - сказал министр. - Никак не воображал его себе таким!
Уж больно простоват на вид! Верно, он стушевался при виде стольких знат-
ных особ.
- Соловушка! - громко крикнула девочка. - Наш милостивый император
хочет, чтобы ты ему спел!
- С величайшим удовольствием! - отвечал соловей и запел так, что лю-
бо-дорого было слушать.
- Совсем как стеклянные колокольчики! - сказал министр. - Смотрите,
как он старается горлышком! Просто удивительно, что мы не слышали его
раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!
- Спеть ли мне еще для императора? - спросил соловей. Он думал, что
император был тут.
- Мой несравненный соловушка! - сказал министр. - Имею приятную честь
пригласить вас на имеющий быть сегодня придворный праздник. Не сомнева-
юсь, что вы очаруете его императорское величество своим восхитительным
пением!
- Меня лучше всего слушать в лесу! - сказал соловей, но все же охотно
подчинился воле императора и последовал за придворными.
А дворец-то как украшали! Фарфоровые стены и пол сверкали тысячами
золотых фонариков, в проходах были выставлены самые лучшие цветы с коло-
кольчиками. Беготни и сквозняку было куда как много, но все колокольчики
звенели так, что ничего не было слышно.
Посреди огромного зала, где сидел император, установили золотой шест
для соловья. Весь двор был в сборе, а маленькой кухарке дозволили стать
в дверях - ведь она уже была в звании придворной поварихи. Все надели
свои лучшие наряды, и все глядели на маленькую серую птичку, а император
кивнул ей головой.
И соловей запел так дивно, что у императора слезы набежали на глаза,
и тогда еще краше запел соловей, и песнь его хватала за сердце. Импера-
тор был очень доволен и хотел пожаловать соловью свою золотую туфлю на
шею. Но соловей с благодарностью отказался:
- Я видел на глазах императора слезы, и для меня нет ничего драгоцен-
нее! Слезы императора-это ведь настоящее чудо! Я награжден с избытком!
И он вновь запел своим дивным, сладостным голосом.
- Ах, очаровательнее кокетства и помыслить нельзя! - говорили прид-
ворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы булькать, когда с ними
кто-нибудь заговорит. Им казалось, что тогда они сами будут похожи на
соловья. Даже слуги и служанки объявили, что они довольны, а ведь это
немало - угодить им труднее всего. Да, соловей положительно имел успех.
Его определили при дворе, отвели ему собственную клетку и разрешили
гулять два раза днем и один раз ночью. К нему приставили двенадцать
слуг, и каждый держал его за привязанную к лапке шелковую ленточку. И
прогулка была ему не в прогулку.
Весь город говорил об удивительной птице, и когда двое знакомых
встречались, один сейчас же говорил: "соло", а другой доканчивал: "вей!"
- и оба вздыхали, поняв друг друга. А еще именем соловья были названы
одиннадцать сыновей мелочных торговцев, хотя всем им слон на ухо насту-
пил.
И вот однажды императору пришел большой пакет с надписью: "Соловей".
- Не иначе как еще одна книга о нашей знаменитой птице, - сказал им-
ператор.
Но это была не книга, а шкатулка с затейливой штучкой - искусственным
соловьем. Он был совсем как настоящий и весь отделан алмазами, рубинами
и сапфирами. Заведешь его - и он мог спеть песню настоящего соловья, и
его хвост при этом так и ходил вверх и вниз, отливая золотом и серебром.
На шее у него была ленточка с надписью: "Соловей императора Японии ничто
по сравнению с соловьем императора китайского".
- Какая прелесть! - сказали все в один голос, и того, кто принес ис-
кусственного соловья, тотчас утвердили в звании "обер-поставщика со-
ловьев его величества".
- Теперь пусть-ка споют вместе, интересно, выйдет у них дуэт?
И им пришлось спеть вместе, но дело на лад не пошло: настоящий соло-
вей пел по-своему, а искусственный - как шарманка.
- Он не виноват, - сказал придворный капельмейстер. - Он отлично вы-
держивает такт и поет строго по моей методе!
И вот искусственного соловья заставили петь одного. Он имел не
меньший успех, чем настоящий, но был куда красивее, весь так и сверкал
драгоценностями!
Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Все были не
прочь послушать его еще раз, да тут император сказал, что теперь должен
спеть немного и настоящий соловей.
Но куда же он делся? Никто и не заметил, как он выпорхнул в открытое
окно и улетел в свой зеленый лес.
- Что же это такое? - сказал император, и все придворные возмутились
и назвали соловья неблагодарным.
- Все равно тот соловей, что остался у нас, лучше, - сказали они, и
искусственному соловью пришлось петь опять, и все в тридцать четвертый
раз услышали одну и ту же песенку. Однако придворные так и не запомнили
ее наизусть, такая она была трудная. А капельмейстер знай нахваливал ис-
кусственного соловья и утверждал даже, что он лучше настоящего не только
нарядом и чудесными алмазами, но и внутренним своим складом.
- Изволите видеть, ваше величество, и вы, господа, про живого соловья
никогда нельзя знать наперед, что он споет, а про искусственного можно!
Именно так, и не иначе! В искусственном соловье все можно понять, его
можно разобрать и показать человеческому уму, как расположены валики,
как они вертятся, как одно следует из другого!..
- И я тоже так думаю! - в голос сказали все, и капельмейстер получил
разрешение в следующее же воскресенье показать искусственного соловья
народу.
- Пусть и народ послушает его! - сказал император.
И народ слушал и остался очень доволен, как будто вдоволь напился чаю
- это ведь так по-китайски. И все говорили: "О!" - и поднимали в знак
одобрения палец и кивали головами. Только бедные рыбаки, слышавшие нас-
тоящего соловья, говорили:
- Недурно и очень похоже, да вот чего-то недостает, сами не знаем че-
го.
Настоящего соловья объявили изгнанным из пределов страны, а ис-
кусственный занял место на шелковой подушке у постели императора. Вокруг
него лежали преподнесенные ему подарки, а сам он был возведен в звание
"певца ночного столика его императорского величества номер один слева",
потому что самым почетным император считал место, где расположено серд-
це, а сердце расположено слева даже у императоров. А капельмейстер напи-
сал об искусственном соловье ученый труд в двадцати пяти томах, полный
самых трудных китайских слов, и придворные говорили, что прочли и поняли
его, не то они показали бы себя дураками и были бы биты палками по живо-
ту.
Так прошел год. Император, придворные и все прочие китайцы знали наи-
зусть каждое коленце в песне искусственного соловья, но как раз поэтому
он им и нравился. Теперь они и сами могли подпевать ему. "Ци-ци-ци!
Клюк-клюкклюк!" - распевали уличные мальчишки, и то же самое напевал им-
ператор. Ах, что за прелесть!
Но вот однажды вечером искусственный соловей пел во всю мочь, а импе-
ратор лежал в постели, слушая его, как вдруг внутри соловья что-то щелк-
нуло, колесики побежали впустую, и музыка смолкла.
Император сейчас же вскочил с постели и послал за своим лейб-медиком,
но что тот мог поделать? Призвали часовщика, и после длинных разговоров
и долгих осмотров он кое-как подправил соловья, но сказал, что его надо
поберечь, потому как шестеренки поистерлись, а поставить новые, так,
чтобы музыка шла по-прежнему, невозможно. Ах, какое это было огорчение!
Теперь соловья заводили только раз в год, и даже это казалось чересчур.
А капельмейстер произнес краткую речь, полную всяких умных слов, - дес-
кать, все по-прежнему хорошо. Ну, значит, так оно и было.
Прошло пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили импе-
ратора, а он, как говорили, заболел, и жить ему осталось недолго. Уже
подобрали и нового императора. На улице стоял народ и спрашивал первого
министра, что с их прежним повелителем.
- П! - только и отвечал министр и покачивал головой.
Бледный и похолодевший лежал император на своем пышном ложе. Все
придворные решили, что он уже умер, и каждый спешил на поклон к новому
владыке. Слуги выбегали из дворца поболтать об этом, а служанки пригла-
шали к себе гостей на чашку кофе. По всем залам и проходам расстелили
ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и всюду было так тихо, так ти-
хо... Только император еще не умер. Закоченевший и бледный лежал он на
пышном ложе под бархатным балдахином с тяжелыми золотыми кистями. А с
высоты в открытое окно светила на императора и искусственного соловья
луна.
Бедняга император дышал с трудом, и казалось ему, будто на груди у
него кто-то сидит. Он открыл глаза и увидел, что на груди у него сидит
Смерть. Она надела его золотую корону и держала в одной руке его золотую
саблю, в другой его славное знамя. А вокруг из складок бархатного балда-
хина выглядывали диковинные лица, одни гадкие и мерзкие, другие добрые и
милые: это смотрели на императора все его злые и добрые дела, ведь на
груди у него сидела Смерть.
- Помнишь? - шептали они одно за другим. - Помнишь? - И рассказывали
ему столько, что на лбу у него выступил пот.
- Я об этом никогда не знал! - говорил император. - Музыки мне, музы-
ки, большой китайский барабан! - кричал он. - Не хочу слышать их речей!
А они продолжали, и Смерть, как китаец, кивала головой на все, что
они говорили.
- Музыки мне, музыки! - кричал император. - Пой хоть ты, милая золо-
тая птичка, пой! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я собственно-
ручно повесил тебе на шею свою золотую туфлю, пой же, пой!
Но искусственный соловей молчал - некому было завести его, а иначе он
петь не мог. А Смерть все смотрела и смотрела на императора своими
большими пустыми глазницами, и было так тихо, страшно тихо...
И вдруг раздалось чудесное пение. Это пел живой соловей. Он сидел за
окном на ветке, он прослышал про болезнь императора и прилетел утешить и
ободрить его своей песней. Он пел, и призраки все бледнели, кровь все
убыстряла свой бег в слабом теле императора, и даже сама Смерть слушала
соловья и повторяла:
- Пой, соловушка, пой еще!
- А ты отдашь мне золотую саблю? И славное знамя? И корону?
И Смерть отдавала одну драгоценность за другой, а соловей все пел. Он
пел о тихом кладбище, где цветут белые розы, благоухает сирень и свежая
трава увлажняется слезами живых. И Смерть охватила такая тоска по своему
саду, что она холодным белым туманом выплыла из окна.
- Спасибо, спасибо, чудесная птичка! - сказал император. - Я не забыл
тебя! Я изгнал тебя из страны, но ты все же отогнала от моей постели
ужасные призраки, согнала с моей груди Смерть. Как мне наградить тебя?
- Ты уже вознаградил меня! Я исторг у тебя слезы в первый раз, когда
пел перед тобою, - этого я никогда не забуду! Нет награды дороже для
сердца певца. Ну, а теперь спи и просыпайся здоровым и бодрым! Я спою
для тебя.
И он запел, и император заснул сладким сном. Ах, какой спокойный и
благотворный был этот сон!
Когда он проснулся, в окно уже светило солнце. Никто из слуг не заг-
лядывал к нему, все думали, что он умер. Один соловей сидел у окна и
пел.
- Ты должен остаться со мной навсегда! - сказал император. - Будешь
петь, только когда сам захочешь, а искусственного соловья я разобью
вдребезги.
- Не надо! - сказал соловей. - Он сделал все, что мог. Пусть остается
у тебя. Я не могу жить во дворце, позволь лишь прилетать к тебе, когда
захочу. Тогда я буду садиться вечером у твоего окна и петь тебе, и моя
песнь порадует тебя и заставит задуматься. Я буду петь о счастливых и
несчастных, о добре и зле, укрытых от твоих глаз. Певчая птичка летает
повсюду, наведывается и к бедному рыбаку и к крестьянину - ко всем, кто
живет далеко от тебя и твоего двора. Я люблю тебя за твое сердце больше,
чем за корону. Я буду прилетать и петь тебе! Но обещай мне одно...
- Все что угодно! - сказал император и встал во всем своем царствен-
ном убранстве - он сам облекся в него, а к груди он прижимал свою тяже-
лую золотую саблю.
- Об одном прошу я тебя: не говори никому, что у тебя есть маленькая
птичка, которая рассказывает тебе обо всем. Так дело пойдет лучше.
И соловей улетел.
Слуги вошли поглядеть на мертвого императора - и застыли на пороге, а
император сказал им:
- С добрым утром!