Рейтинг
Порталус

Точка зрения. Власть и норма: этнологический аспект

Дата публикации: 13 декабря 2013
Автор(ы): Х.М. ДУМАНОВ, Я.С. СМИРНОВА →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТЕОРИЯ ПРАВА →
Источник: (c) http://portalus.ru →
Номер публикации: №1386946555

Х.М. ДУМАНОВ, Я.С. СМИРНОВА, (c)

Для последнего времени характерно быстрое развитие науки о власти и праве как за рубежом, так и в нашей стране. В 1997 г. в Москве состоялся XI Международный конгресс Комиссии по обычному праву и правовому плюрализму, в 1999 г. на ежегодной Всероссийской конференции этнологов и антропологов работала секция по обычному праву. Но тесного контакта между этнологами и правоведами пока нет, хотя за смежную область знания - этнологию права - отвечают и те, и другие. Содействовать изменению этого положения можно, если обратиться к организации власти и нормативному регулированию в обществах дополитических (преимущественно предмет этнологии)и политических (преимущественно предмет правоведения).

Отец кибернетики американский ученый Н. Винер (1894-1964) считал: многое зависит от дефиниций. Если это так, то прежде всего следует уточнить понятия власти и нормативного регулирования.

По определению немецкого социолога и историка М. Вебера (1864-1920), которое считается классическим, "власть - это любая возможность проводить внутри данных общественных отношений собственную волю вопреки сопротивлению вне зависимости от того, на чем основана такая возможность". Здесь спорно, на наш взгляд, пожалуй, только одно: почему внутри данных общественных отношений? Надо учесть: Вебер жил, когда еще не было новейших фактов этологии. А они показали: отношения власти и, шире, системы доминирования существуют не только в человеческих обществах, но и в зоологических сообществах. Но мы не будем рассматривать здесь эту философскую проблему, хотя многочисленные исследования, начиная прославленными трудами австрийского зоолога, одного из создателей этологии К. Лоренца (1903-1989), дают для этого достаточный материал. Ограничимся властью и нормативным регулированием в истории человечества.

С нормативным регулированием проще. Норма - обязательное правило поведения. Ясно, что оно должно быть обеспечено какой-либо властью - все равно институционализированной или неинституционализированной, официальной или неофициальной. Напомним только: ученые - и у нас, и за рубежом - трактуют такое регулирование в дополитическом обществе по- разному В нем видят и мораль, и обычное право (совокупность обычаев, утвержденных каким-либо образом), и собственно право. В 1970-х годах отечественным этнологом А.И. Першицем оно было определено как мононорматика (от греч. monos - единый), т.е. сплетение, сплав правовых, моральных, этикетных поведенческих норм. Предложение получило широкое признание как в правоведческой, так и в исторической литературе, стало известно за рубежом.

В понятии мононормативного регулирования не выпячена только одна из форм общественного сознания - мораль или право. А применительно к дополитическому обществу часто трудно сказать, с какой из форм сознания и регуляции мы сталкиваемся. Сплошь и рядом аморальные поступки влекли за собой жесткие правовые санкции, а противоправные - сравнительно мягкие моральные. Этому есть хрестоматийные примеры. Скажем, члены папуасского племени капауку, возмущенные жадностью одного из богачей, велели ближайшим родственникам обречь его на смерть. С позиций права или морали за это не наказывают. А вот такое тяжкое преступление, как убийство сородича, часто влекло за собой лишь нравственное порицание, поскольку еще больше обескровило бы маленький коллектив.

Возвращаясь непосредственно к теме, отметим: в человеческом обществе всегда была власть, санкционировавшая нормативное регулирование, - власть самой общины, ее коллективного мнения, ее главы или глав. В наименее развитом, как считают этнологи, обществе - у тасманийцев - главы локальных групп руководили ими как в мирное, так и в военное время. Власть их была еще невелика, хотя зачастую они одновременно являлись знахарями и шаманами. Существовал у них, по словам одного из исследователей, "кодекс обычного права", регулировавшего общественную жизнь. Нарушителей норм наказывали: преступник должен был стоять на месте, в то время как в него со всех сторон летели копья. У аборигенов Австралии имелись главы, советы старейшин, в некоторых племенах нечто вроде судей. Таким образом, помимо общественного мнения, наличествовала более или менее официальная власть. Соответственно внутри любой локальной группы аборигенов пятого континента действовали определенные правила поведения. И явные отступления от них влекли за собой санкции, сформировавшиеся под влиянием традиций: оскорбления со стороны сообщинников, осмеяние, физическое насилие, колдовские действия, погребение без соблюдения положенных ритуалов и многое другое.

В позднепервобытном обществе организация власти оставалась неинституционализированной, но стала стабильнее и многообразнее. Примером служат бигмены у папуасов (от англ. big man - "большой человек") и ирокезские сахемы (вожди) у индейцев Северной Америки. Бигменами становились люди, превосходившие других физической силой, умом, ораторским искусством, знанием мифологии, магических приемов и - не в последнюю очередь - организаторскими способностями, богатством. Сородичи говорили: их "имя должно звучать на все четыре стороны света". Кстати, в бигменстве уже имелись зачатки наследования этого статуса: отцы давали сыновьям как бы стартовое ускорение. Подсчитано: около трех четвертей сыновей крупных и около половины сыновей мелких бигменов приобретали тот же статус. Ирокезские сахемы, в противоположность бигменам, были выборными, причем решающую роль играли их личные качества. Впрочем, и в данном случае налицо зачатки наследования власти: у многих племен новые сахемы были из определенной родственной группы.

Бигмены и сахемы своим примером, словом, влиянием поддерживали сложившиеся в общественной среде регулятивные нормы. Но они распространялись не на всех. Рядовые общинники были обязаны им следовать всегда, а лидеры и члены их семей делали для себя исключение. Так, на Тробрианских островах (Меланезия) вождь, выдавая замуж сестру, принуждал ее мужа селиться рядом, чтобы заставить его работать на себя. У тробрианцев же сыновья вождей вразрез с принятой традицией жили не у дяди по материнской линии, а рядом с отцом, где и заводили собственное хозяйство. Повсеместно получила развитие кровная, или родовая, месть с ее обычным эквивалентом - выкупом за кровь, но у элиты и рядовых общинников он был неодинаков.

Еще заметнее такие социальные превращения в организации власти и поведенческих нормах происходили в эпоху образования классов и политогенеза. Это время появления предполитических структур - вождеств и элитархий. В отличие от предшествующего периода вождества эпохи политогенеза - вполне институционализированные властные структуры с наследственной передачей титула и полномочий. Вожди, как правило, - военные предводители, организаторы грабительских набегов и походов, добычей от которых жили они сами и в определенной мере их боеспособные сородичи. Примеры - бантуязычные и многие другие племена Тропической Африки, в еще большей степени - практически все кочевое население аридного пояса Юго-Восточной Европы, Африки и Азии. В противоположность этому верхушка элитархий жила главным образом за счет эксплуатации соплеменников: подати поступали им, а они частично делились ими с приспешниками.

Многие поведенческие нормы эпохи классо- и политогенеза уже называют нормами обычного права. Это новое качество придали им предполитические структуры, которые, отобрав из них наиболее полезное для себя и объединив с правовыми новациями, создали свод действующих юридических норм. Но надо учесть, что в процессе политогенеза властные структуры как бы раздваивались. Наряду с возникающими политиями продолжали действовать общинные органы власти. Соответственно раздваивалось нормативное регулирование: в правовом поле существовали нормы как политий, так и санкционированные главами общин, самими общинами, мнением непосредственно окружающей человека социальной среды. Поэтому в отличие от правоведов этнологи различают два вида обычного права: нормы, обеспеченные силой институционализированных властных органов, и -силой общественной среды. Первые - нормы в юридическом смысле слова, вторые - скорее напоминают мононормы предшествующего времени.

Историками права и этнологами исследованы поведенческие нормы эпохи классо- и политогенеза. Внешне они были окрашены архаическими ритуалами, символами, сценариями судопроизводства и не утратили остатков первобытного коллективизма - родственных прав и обязанностей (например, при кровной мести или выплате-получении выкупа за кровь). Та же черта отражалась в подчеркнутой публичности: все акты совершались при участии многочисленных свидетелей и соприсяжников, в том числе и прежде всего родственников и квазиродственников. Нормы еще не полностью отслоились от религиозных представлений и предписаний (так называемая сакральная окраска), нравственных требований-максим ("честность" и "бесчестность" преступления) и т.д. Обычаи этой поры не абстрактны, а исключительно конкретны: все их элементы до крайности детализованы, что исследователи связывают с предметностью и конкретностью архаического мышления. Судопроизводство примитивно: решающую роль в нем играют очистительные формулы, поединки-ордалии, установление не преступления, а "доброй славы" сторон.

Вот какой ритуал сохранялся на Северном Кавказе у ингушей во второй половине XIX .в. От подозреваемого в воровстве требовали присягу С корзиной на спине, наполненной традиционными предметами (веник, лопатка и т.д.), с собакой, привязанной к шее, он шел к могиле своего родственника вместе с обвинителями, три раза обходил могилу; потерпевший же говорил: "пусть эта собака грызет покойника, если ты у меня украл то-то и то-то". Затем собаку убивали выстрелом из пистолета, после чего подозрение снимали.

Но важнее не внешняя сторона, а суть дела. С точки зрения правоведов и многих этнологов, эпоха классообразования и политогенеза - время возникновения тех поведенческих норм, которые известны как обычное право. Между тем есть множество примеров, скажем, в древнейших адатах(*) народов Кавказа, когда практически невозможно разграничить то, что относится к области права, а что принадлежит сфере морали. У тех же ингушей, в XIX в. еще не переступивших порог политогенеза, по данным отечественного специалиста Б.К. Далгата, брак между родственниками, с одной стороны, "безусловно запрещался", с другой - всего лишь "считался позором". "Случаи принуждения к вступлению в брак со стороны общины неизвестны", но человек подчиняется общине, "если он хочет сохранить свою добрую славу". Муж вправе развестись с женой, однако "нравственные требования общества" составляют этому противовес. "За убийство детей и родных юридической ответственности нет, но это большой позор и срам". Сын за убийство отца не отвечает, хотя "общество его не принимает".

На наш взгляд, применительно к эпохе политогенеза можно говорить только о начавшемся отслоении обычного права от морали и этикета. Однако можно ли? В основе вычленения обычного права лежало санкционирование возникающей политической властью той части норм, которая была ей особенно выгодна и полезна. Вместе с определенными нормативными новациями эта часть составила костяк грядущего собственно права. О том, как шел этот процесс, дает представление деятельность гавайского короля Камеамеа II (XIX в.). Решив покончить с бесполезной ему старой религией, включавшей в себя много запретов-табу, он начал с отмены одного из них - совместной трапезы мужчин и женщин. Он попросту вошел к своим женам и начал вместе с ними есть. Другое дело, что прежнее табу могло сохраняться в широких слоях населения, т.е. общинная традиция сосуществовала с официальной королевской новацией.

Вообще многочисленные факты показывают: сколько-нибудь полного отслоения права от морали так и не произошло. Наряду с общеполитическим нормативным регулированием - предправом, а затем правом продолжало действовать традиционное нормативное регулирование в общинах крестьянских, скотоводческих и промысловых. Материал по этой теме необъятен, и мы ограничимся его небольшой частью, относящейся к Северному Кавказу.

Общинные нормы были приняты в самых различных областях правового поля - уголовной, гражданской, брачно-семейной и других. Даже во второй половине XIX в. у горцев Северного Кавказа, особенно на востоке и в центральной части региона, убийство, увечье или другой противоправный поступок редко становились предметом разбирательства в официальном суде. Общинные и родственные органы, судьи-медиаторы, хранители традиций - почетные старики, а то и общинное собрание сами назначали предусмотренное адатами наказание, а исполнение приговора возлагали главным образом на сторону, потерпевшую ущерб. Заинтересованное или авторитетное лицо могло созвать общинный сход по делам кровным, связанным с поранениями, похищением девушки и т.д. В Дагестане наиболее ранние - Гидатлинские - адаты регулировали собственность на землю и сельскохозяйственный двор. "Если житель Гидатлинского общества во вред своему селению или своему обществу переселится в другое общество, то все его имущество переходит в собственность Гидатлинского общества". Там же община требовала от своих членов обязательного участия в строительстве мечетей, прокладке дорог, возведении мостов. У всех народов региона, по крайней мере до пореформенного времени (с 1860-х годов), адаты регулировали и наследование, субъектами которого были исключительно мужчины. По существу только адаты определяли и положение женщины: вопреки шариату и имперским законам практиковался брачный выкуп родне невесты (а не ей самой, как требовало того мусульманское право), улаживались конфликты, связанные с похищением невест, изменой жен, разводами и т.п.

Считается, что оставшиеся с древних времен поведенческие нормы в крестьянских общинах были обычным правом и действовали они только в них. Обе эти точки зрения не бесспорны. Многие из общинных норм, как и первобытные мононормы, были сплавом права, морали и этикета. Это хорошо видно на примере кавказских обычаев гостеприимства. У адыгов оно традиционно, как и многие другие их обычаи в прошлом, считалось образцом поведения для соседних народов, объединяло все три аспекта поведенческой нормы. Правовой: хозяин, писал один из адыгских просветителей XIX в., отвечал перед всем народом за безопасность чужеземца, и того, кто не оберег гостя от беды, судили и наказывали. Этический аспект: по свидетельству другого адыгского просветителя той же эпохи, нарушители обычаев гостеприимства становились предметом народного презрения, а в прежние времена их изгоняли из общества порядочных людей. И наконец, этикетный аспект: насчитывалось до пятидесяти правил адыгского гостеприимства, которые до мелочей

--------------------------------------------------------------------------------
* Адат (от араб. "ада" - обычай) - норма обычного права у народов Ближнего Востока (прим. ред.).
--------------------------------------------------------------------------------
предусматривали поведение как хозяина, так и гостя.

Действовали ли послепервобытные синкретные поведенческие нормы только в крестьянских общинах? На этот вопрос, думается, хорошо ответил отечественный этнолог второй половины нашего века С.А. Токарев. "Мы живем, - писал он (имея в виду не только крестьянский мир. - Прим. авт.), - оплетенные со всех сторон обычаями, частью старинными, частью более новыми. Мы так привыкли к ним, что, как правило, и не замечаем их, хотя подчиняемся им на каждом шагу. Дело касается именно обычаев, как бы неписанных законов, а не законов в собственном смысле слова. Лишь в редких случаях затрагиваются, и то лишь косвенно, те или иные статьи закона, гражданского или уголовного права". Остается добавить: конечно, возможны ситуации, когда нарушители обычаев, как и некогда, приходят в столкновение с властью общественной среды, общественного мнения, признанных авторитетов. Еще относительно недавно в России по решению крестьянского схода их могли подвергнуть порке или запереть в "холодную". Теперь этого нет (если оставить в стороне попытки возрождения казачьих порядков), но общество знает другие, современные способы наказать нарушителей установленных норм. Например, и сегодня у абхазов человек, нарушивший правила экзогамии, подвергается такому бойкоту, что вынужден оставить родные места и переселиться подальше.

Подведем итоги. Почему обычаи крестьянских общин многие исследователи считают обычным правом, а другие приходят к тому же выводу в отношении и горожан? Почему повсюду здесь акцентируется именно правовой аспект? На деле в подобных обычаях в равной мере соединены и правовые, и этические, и этикетные нормы. Мы полагаем, что и их также вполне уместно называть мононорматикой.

Допустимо поставить вопрос о двух видах мононорматики: первобытной и послепервобытной. Может быть, главное различие между ними в том, что первая существовала в пору властного и нормативного монизма, а вторая - при властном и нормативном плюрализме. Если представить себе нашу мысль графически, то от возникновения человеческого общества и до наших дней тянется прямая линия власти и мононорматики. Но с возникновением предполитий и политий она раздваивается. Наряду с этой линией появляется другая - власти политической и закона.

Опубликовано на Порталусе 13 декабря 2013 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама