Рейтинг
Порталус

АЙБЕК (ТАШМУХАМЕДОВ МУСА)

Дата публикации: 24 января 2011
Автор(ы): АЙБЕК (ТАШМУХАМЕДОВ МУСА)
Публикатор: genderrr
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Источник: (c) Вопросы литературы, № 4, 1959, C. 192-197
Номер публикации: №1295883167


АЙБЕК (ТАШМУХАМЕДОВ МУСА), (c)

Я - уроженец Ташкента. Родился 10 января 1905 года в старой части города в небогатой семье кустаря-ткача.

Память моя сохранила одно из ярких впечатлений далекого детства: я стою рядом с матерью на плоской крыше нашего глинобитного домика в ясную лунную ночь. По небу плывет белая полная луна, она мне кажется прекрасной, я тянусь к ней руками и настойчиво повторяю: "Мама, дайте мне луну". До сих пор я ощущаю восторг, охвативший меня в те минуты.

И еще хорошо я запомнил первый день ученья. Стояла ташкентская осень, та пора, когда прохладные ночи сменяются жаркими, прогретыми солнцем днями, а в пышной листве деревьев едва пробивается желтизна. Таким осенним солнечным утром дедушка привел меня в одну из школ мечети Старого города. Старик нес завернутые в платок тридцать свеженьких больших лепешек и пакет китайского чая, а в кармане его халата лежал заветный рубль - плата за ученье. Я же бережно держал в руках новенькую деревянную дощечку.

Учитель привычным жестом принял подношение, начал благодарить деда, стараясь быть особенно учтивым и ласковым. Старик отвечал ему тем же. Узнав, что меня зовут Муса, учитель выразил надежду, что я непременно буду муллой. "Поручаю его вам, - сказал на прощанье дед, - сделайте из него человека. Если нужно, учите построже, бейте, но не убивайте".

Я сгорал от нетерпения попасть скорее в помещение, где проходили занятия. Учитель ввел меня в большую комнату с низким потолком и пыльным земляным полом; в комнате стоял гул разноголосицы. Более пяти десятков мальчиков, в возрасте от семи до семнадцати лет, на все лады читали каждый свое. Малыши выкрикивали беспрерывно отдельные слова: те, кто постарше, с трудом произносили несложные изречения из корана, более старшие бойко повторяли основные религиозные правила, а самые старшие нараспев, покачиваясь, читали мистические газели Аллаяра и на таджикском языке - Хафиза и Бедиля.

В страшном шуме трудно было понять, кто чем занимается, но как только становилось тише, учитель бил палкой всех без разбору, и мальчики снова начинали кричать. Трудно было чему-нибудь научиться в этой школе, более семидесяти процентов учащихся выходили из нее неграмотными.

В мусульманских школах изучали лишь древнеклассическую и духовную литературу. Постигая туманную премудрость этих произведений, ученики не знали ни истории, ни математики, ни географии. Когда в четырнадцатилетнем возрасте я впервые увидел глобус, он показался мне непонятной игрушкой.

стр. 192


--------------------------------------------------------------------------------

И вот пришла революция, новая жизнь. Поразителен был на первых порах разрыв между осведомленностью учеников медресе в сложнейших стихах мистических поэтов и отсутствием элементарных знаний в других областях. Поэтому мне, уже кончавшему старометодную школу, пришлось поступить во второй класс советской школы, сидеть рядом с малышами, осваивая начатки знаний. Правда, я быстро освоился, тем более что, живя в интернате при школе, все время испытывал на себе здоровое влияние советской педагогики. Я начал досрочно переходить из класса в класс и нормально закончил школу.

Мой путь в годы учения весьма типичен для узбекской молодежи того времени.

В 1925 году, в двадцатилетнем возрасте, я окончил педагогический техникум и поступил на экономическое отделение факультета общественных наук Среднеазиатского государственного университета (САГУ). В 1927 году перевелся в Ленинградский институт народного хозяйства. Нас, молодежь, тянуло тогда в Россию - колыбель великой революции, хотелось изучить русский язык. Закончив высшее учебное заведение в 1930 году, я начал читать курс политэкономии и марксизма-ленинизма на экономическом факультете САГУ. С 1932 по 1935 год оставался ассистентом при этой же кафедре. Все эти годы литература, которой я начал заниматься еще в школе, была моей второй профессией.

Но вот в 1935 году настал момент, когда я почувствовал необходимость выбирать между профессией ученого-экономиста и писателя, и понял, что истинное мое призвание - литература. К этому времени у меня уже вышло несколько сборников стихов, и я печатался довольно систематически.

Мы все начинали с поэзии, имевшей в узбекской литературе многовековую традицию, в то время как прозаических произведений до революции почти совсем не было. Революция видоизменила и жанры поэзии, советские поэты ушли от древнеклассического размера "аруз" и стали писать размером фольклорных народных песен - эпоса - "бармак", практиковавшемся уже нашим замечательным писателем, основоположником узбекской советской литературы во всех ее жанрах Хамзой Хаким-заде. Бармаком начал писать и я.

Мой первый литературный опыт, - если можно его назвать столь пышно, - увидел свет в выпускаемой школьниками стенной газете, которая имела тогда огромное значение как место приложения творческих сил нашей молодежи. Само стихотворение стерлось в моей памяти, помню лишь, что это была пейзажная зарисовка, именовалась она "Зима".

Собственно началом я могу считать, не помню уж в какой газете опубликованное, стихотворение "Рабочим", после чего я начал активно печататься в газетах, откликаясь на события дня. Одним из важнейших событий тех лет была земельная реформа,

стр. 193


--------------------------------------------------------------------------------

в результате которой землю получили батраки и малоземельные крестьяне. Этому событию также посвящено одно из ранних моих стихотворений "Чья земля?".

В первых моих стихах еще много противоречий, исканий. Наряду со стихами, откликавшимися на животрепещущие события эпохи, есть и абстрактные стихи-раздумья, пронизанные беспричинной элегической грустью. Первый мой стихотворный сборник под названием "Чувство" вышел в 1926 году, второй - "Флейты сердца" - в 1929.

Но каковы бы ни были уводящие иногда от действительности мотивы в моих ранних стихах, передо мной была ясная цель. В стихотворении под названием "В пути" я писал: "Иду, спотыкаюсь, но движусь вперед. Назад не поверну. Как бы ни было трудно, сил хватит, идеал мой высок, ничто не преградит мне путь". Я твердо сказал в другом стихотворении "Мой голос": "Борются две силы, а я буду смотреть, что ли? Я пойду с теми, у кого молот!"

Мне все время хотелось рассказать о тех, "у кого в руках молот". В узбекской литературе почти ничего не было написано о рабочем классе. Так я подошел к теме своей поэмы "О кузнеце Джуре", где вывел двух рабочих - борцов за советскую власть, погибших во время белогвардейского восстания в Ташкенте в 1919 году.

Эта поэма была написана в 1934 году. До нее я выпустил еще сборник стихов "Факел" (1932), почти целиком посвященный строительству новой жизни. В эту пору я мог с полным правом сказать о себе словами моих стихов: "Меня влекла луна, а теперь в моей крови уголь, железо, сталь! Я все время рядом, вокруг, в себе самом ощущаю дыхание великой эпохи. Я расстался с луной, но она каждую ночь роняет мне на стол свои рукава, склоняет голову к моей груди. Впрочем, это уже ее последний каприз".

Увлекала меня тогда особенно тема раскрепощения женщины. Эта тема имела уже сложившуюся традицию, идущую от Хамзы, - мимо этой важнейшей в наших условиях проблемы не прошел ни один советский узбекский писатель. От коротких стихов: "Девушке, живущей в слепоте", "Девочке, с которой вместе играл", "Счастье узбекской девушки" и других, я пришел к своей первой поэме "Дильбар, дочь эпохи" (1932). В ней я попытался рассказать о новой, освобожденной революцией женщине Узбекистана, о трудностях, какие еще стояли на пути к полной свободе, о бытовых предрассудках. Поэма, очевидно, была своевременной; любопытная подробность: после ее опубликования имя Дильбар, довольно редко встречавшееся до того, стало чуть ли не массовым.

Следующая моя поэма - "Месть" (1933) уводила в дореволюционное прошлое. Я считал, что нужно раскрыть все мрачное

стр. 194


--------------------------------------------------------------------------------

и тяжелое, угнетавшее в прошлом народ, чтобы ощутительнее предстали завоевания революции. Я хотел показать в этой поэме, как страшна была судьба женщины, принужденной к браку с нелюбимым. Моя героиня Лейли гибнет во цвете лет от невыносимых страданий.

Возникали и другие образы прошлого, образы борцов за свободу. В памяти моей хранилось много песен и легенд, услышанных в разных местах моей родины и в Казахстане, где я с юных лет часто бывал с отцом. Разъезжая верхом на коне по казахским степям, я уже тогда охвачен был опьяняющим чувством вдохновения, во мне пробуждалось острое желание творить. Там слагались первые строки моих стихов. И вот из недр памяти всплыли мотивы прелестной сказки о красавице девушке-казашке, купленной богатым ташкентским купцом, и о ее возлюбленном - народном певце, поднявшем в Ташкенте восстание ремесленников и батраков против бая и освободившем свою любимую. Так была написана в 1934 году поэма-сказка "Бахтыгуль и Сагандык".

Таким образом, за первую половину 30-х годов я написал несколько поэм, но меня все больше тянуло к прозе, я чувствовал огромную потребность создать широкое обобщающее произведение на современную тему. Это удалось не сразу. Я начал работать над романом "Студенты", но не закончил, чувствуя, что нужно расширить свой жизненный и литературный опыт, сказать свое, а не идти проторенным путем.

Новое зрело во мне: я стоял на перепутье. В это время я занялся очень важным для Узбекистана той поры делом. Почти все узбекские писатели переводили на родной язык художественные и научные произведения, входящие в золотой фонд культурных достижений мира. Я тоже занялся переводом, перевел ряд глав из "Капитала" Карла Маркса, отрывки из "Фауста" Гёте, "Божественной комедии" Данте, "Каина" Байрона, но главным в своей работе переводчика я считаю перевод пушкинского "Евгения Онегина".

Многому я научился у великих русских писателей, а Пушкин останется навсегда самым близким мне и любимым. Через много лет после первого знакомства с ним я писал в одном стихотворении:



Он мне по милости своей
И сердца свет, и свет ума -
Как бы поэзия сама -
Дарил, как песню новых дней.





Я занимался переводами и вынашивал замысел романа. Я хотел рассказать в нем о жизни узбекского народа в предреволюционный период, о нараставшем в народе стремлении бороться за свои права, вылившемся в знаменитом восстании 1916 года.

Хотя в период, к которому относится действие романа, я был еще почти ребенком, теперь я имел уже достаточный жизненный

стр. 195


--------------------------------------------------------------------------------

опыт, чтобы сказать: я это видел сам. Я видел быт народа, я видел темные, душные жилища бедняков и простонародья, комфортабельные дома богачей, расположенные в садах с прохладными водоемами, окруженные высокими дувалами. В детстве я не раз влезал на дерево, чтобы заглянуть в байский сад, Я жадно наблюдал чужую жизнь и уже тогда понял многие стороны социальных отношений, изображенных впоследствии в моем романе. Я видел в моих героях, людях из народа, будущих революционных борцов, строителей советского общества. Так рождался роман "Священная кровь", который был написан почти единым духом летом 1938 года. В 1940 году роман был опубликован на узбекском языке и в этом же году напечатан в русском переводе в журнале "Литература и искусство Узбекистана". Впоследствии роман неоднократно переиздавался и в Советском Союзе и в зарубежных странах.

Размышляя о судьбах своего народа, я пришел к новой теме. Мне давно хотелось писать о великом узбекском классике Алишере Навои, чьими произведениями я зачитывался с детства. Образ великого гуманиста, подобно светлому факелу озарившего тьму средневековой ночи, завладел моим воображением. Я написал поэму "Навои"; образ Навои возникает во многих моих лирических стихотворениях, и, наконец, в 1942 году я закончил роман "Навои", опубликованный впервые на родном языке в 1944 году, а в русском переводе - в 1945.

Изучив в процессе работы над романом бессмертные произведения великого поэта и его эпоху, я написал также ряд историко-литературных работ о жизни и творчестве Навои. Эти мои труды наряду с исследованиями творчества узбекского классика конца XIX -начала XX века Мукими, Хамзы и ряда других послужили основанием для избрания меня в 1944 году действительным членом Академии наук Узбекской ССР. За роман "Навои" в 1946 году я был удостоен Сталинской премии.

В годы войны я начал работать над новым романом - "Солнце не померкнет", где стремился показать узбеков на фронтах Великой Отечественной войны. Я поехал на фронт в составе артистической бригады. Но, попав туда, я откололся от бригады, ибо понимал, что написать о войне можно, лишь глубоко изучив обстановку, людей, и несколько месяцев пробыл на фронте.

Но уже в процессе создания романа, когда я опубликовал несколько отрывков из него, я почувствовал, что не могу не откликнуться на героический труд наших людей в тылу, особенно женщин, на долю которых выпала огромная тяжесть войны. Так была написана поэма "Девушки" о пяти юных героинях, чей беззаветный труд, вливаясь в труд миллионов других людей, помогал побеждать.

И вот победа пришла. Какая новая гигантская работа потребовалась для восстановления разрушенного войной! И с каким

стр. 196


--------------------------------------------------------------------------------

рвением принялись люди, еще не остывшие от боев, за дело! Можно ли писателю, современнику и свидетелю этого гигантского труда, не рассказать об этом? С таким чувством я писал свой роман "Ветер Золотой долины". В образе солдата Уктама, вернувшегося с войны в родной колхоз, я хотел показать наших людей, героев, энтузиастов-тружеников.

Для меня было большой радостью получить письмо, написанное на имя моего героя, от китайского крестьянина, в прошлом солдата народно-освободительной армии, в котором он благодарит Уктама за пример доблестного труда и заверяет, что постарается сделать то же у себя на родине. Письмо это долго пропутешествовало, прежде чем догадались, кому его передать. Немало писем на имя Уктама приходило и от колхозников-узбеков. Роман встретил и критические замечания, учитывая которые я внес ряд исправлений и дополнений.

В послевоенные годы я много путешествовал, между прочим побывал и в Пакистане. В результате этой поездки написаны очерки "По ту сторону Гиндукуша" и повесть "В поисках света", опубликованная в 1958 году на узбекском языке и в 1959 - на русском, а также цикл стихов.

В 1958 году я, наконец, закончил военный роман "Солнце не померкнет".

Меня всегда волновал образ моего замечательного современника - Хамзы Хаким-заде. Мои мысли о нем, мои чувства к нему вылились в стихах. В 1949 году я написал поэму "Хамза".

Голова полна новых замыслов. Закончил первую часть повести о детстве. Автобиографический характер носит и моя маленькая поэма "Дед". Приступаю к новому роману "Великий путь", который по замыслу должен охватить первые годы Великой Октябрьской революции, с 1917 по 1922 год. Рассказать об этом - моя давнишняя мечта. Это тема создания и развития советского Узбекистана, тема широкая, показывающая всесторонне расцвет жизни узбекского народа - политической, хозяйственной, культурной, по существу тема второго рождения народа.

И я не успокоюсь, пока не воплощу мой замысел в жизнь. Я обязан сделать это перед народом, который неоднократно облекал меня своим доверием, выбирая депутатом в высший орган нашей власти - Верховный Совет.

Народ и партия всегда давали мне вдохновение и силы, и весь мой труд, вся моя любовь до последнего дня моей жизни принадлежат им, строителям будущего - коммунизма.

стр. 197

Опубликовано на Порталусе 24 января 2011 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама