Рейтинг
Порталус

ОТ АНГИ ДО УНАЛАШКИ: УДИВИТЕЛЬНАЯ СУДЬБА ИВАНА ПОПОВА

Дата публикации: 04 июля 2017
Автор(ы): А. П. ОКЛАДНИКОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Источник: (c) Вопросы истории, 1976-06-30
Номер публикации: №1499187086


А. П. ОКЛАДНИКОВ, (c)

Академик А. П. Окладников

Более 100 лет прошло с тех пор, как Аляска, а вместе с ней и Алеутские острова были уступлены США царским правительством. Но до сих пор на Аляске и Алеутских островах живет память о русских пионерах освоения этих областей, о "Русской Америке". Свидетельством тому служит живой интерес американских и канадских ученых к истории освоения русскими американского континента - Аляски, Калифорнии, к путешествиям русских мореходов и исследователей в арктических пространствах. Обо всем этом можно прочесть в тщательно выполненной на основе богатых литературных и архивных источников монографии С. Г. Федоровой1 . Такой же живой интерес и искреннюю симпатию ко всему русскому современному мы наблюдали при частых наших встречах с учеными, студентами, бизнесменами, с простыми "средними" американцами. Подобная настроенность царила в самолете, в великолепном салоне "Боинга", на пути из Нью-Йорка в Анкоридж, на приемах и во время наших выступлений в университетах: в Коннектикуте, Анкоридже, Фэрбенксе, в Алеутской корпорации (Aleut Corporation) в Анкоридже, на ферме, где разводят удивительных "пришельцев из ледникового периода" - мускусных быков, точнее овцебыков, с их мягкой пушистой шерстью, которая соперничает с лучшей овечьей, словом, всюду - и на Аляске, и южнее. Но нам хочется в этой связи сказать несколько слов об алеутах и "бишопе (епископе. - А. О.) Вениаминове" - Иннокентии, иначе Иване Попове-Ангинском.

Понятно, что нас, историков, среди всего прочего не могли не интересовать на островах Умнаке и Уналашке, что из группы Алеутских островов, старые русские церкви с их иконами и архивами, где могли обнаружиться сведения о "Русской Америке", о деятельности русских на Аляске и близлежащих островах. Правда, последствия второй мировой войны оставили свой отпечаток и здесь. Из-за угрозы вторжения японцев на Алеутские острова после их вероломного, варварского нападения на Перл-Харбор, местное население - алеуты - было выселено на материк. Пострадали и местные архивы: в Уналашке в 1974 г. продавались бумаги, подписанные последним правителем Российско- Американской компании князем Д. Максутовым.

Но все же в церквах Умнака и Уналашки сохранилось еще немало интересного. В иконостасе Никольской церкви на Умнаке имеются иконы конца XVIII или начала XIX столетия, писанные маслом на холсте в духе русской академической классики. И тут нам вспомнилось, что во время кораблекрушения судна "Нева" у входа в Ново-Архангельский порт в январе 1813 г. море выбросило на берег писанные на холсте иконы, в том числе образ Михаила Архангела. А на Уналашке проф. У. Лафлин попросил нас прочесть мемориальную надпись, выгравированную под одетой в серебряную ризу иконой Пантелеймона Целителя. Оказалось, к нашему удивлению и восторгу Лафлина, что эта икона была установлена в 1824 г. в память организации на Алеутских островах общества трезвости. "Это то самое, что нам теперь


1 С. Г. Федорова. Русское население Аляски и Калифорнии (конец XVIII века- 1867 г.). М. 1971. Канадское издание: S. G. Fedorova. The Russian Population in Alaska and California Late XVIII Century - 1867. Kingston (Ontario). 1973; А. И. Алексеев. Судьба Русской Америки. Магадан. 1975; Р. В. Макарова. Русские на Тихом океане во второй половине XVIII в. М, 1968. Канадское издание: R. V. Makarova. Russians on the Pacific, 1743 - 1799. Kingston (Ontario). 1975.

стр. 121


нужно", - смеясь, пошутил американский ученый. Особый интерес вызвала также старая икона Николая-чудотворца, престольная икона этого храма, облаченная в серебряную ризу, - превосходный образец стиля барокко. Что особенно важно, икона и риза были датированы 1794 г. - временем расцвета деятельности Американской Северо-Восточной компании, главное место в которой занимали иркутские купцы, в том числе Григорий Шелихов. Точь- в-точь такие ризы чеканили в Иркутске искусные мастера серебряного дела. Их ювелирные работы расходились далеко за пределы города. Судя по описанию, они украшали и древнюю Зашиверскую церковь (на реке Индигирке), что лежала на пути, который вел на север и восток Сибири, вплоть до Америки. Что же удивительного в том, что риза иркутской работы оказалась на Умнаке, в алеутском селе Никольском? Это свидетельство конкретных связей жителей Алеутских островов с населением Сибири, алеутов - с русскими.

Зайдя в Никольскую церковь на Умнаке, мы увидели государственный флаг Соединенных Штатов: Аляска с 1959 г. стала 49-м штатом Америки. Раскрыв же молитвенник, изданный в 1943 г., по которому ведется служба в православной церкви, прочитали: "Еще господу помолимся о стране Российской и о стране сей (американской. - А. О.) и президенте ея". Значит, сначала о стране Российской! Каждый раз, когда речь шла о церкви, наши заокеанские собеседники вспоминали Иоанна Вениаминова (Иннокентия). Они с удивлением узнавали, что один из "русских", Окладников, - земляк Вениаминова, что он в юношеские годы учился в том же старинном русском селе на реке Лене - Ангинском.

Да, именно в Анге родился человек, прославивший себя как один из пионеров Алеутских островов и автор капитальных трудов об этих островах, об Аляске, о жизни алеутского народа. Старая Анга, некогда основанная выходцами-вкладчиками из якутского Спасского монастыря, была родиной двух замечательных русских людей, сибиряков, оставивших после себя, каждый по-своему, глубокий след в истории русской культуры, науки и общественной жизни. Один из них, сын русского сельского дьячка и бурятки-крестьянки Афанасий Прокофьевич Щапов, вошел в русскую историографию как первый крестьянский историк России, убежденный демократ, страстный борец против крепостничества. Это он, казанский профессор Щапов, выдвигал идею, что подлинным творцом истории и главной ее творческой силой был крестьянин, а не цари и воеводы. И он же выступил с пламенной обличительной речью на панихиде по расстрелянным крестьянам села Бездна. За это он был лишен профессорской кафедры и сослан в Иркутск, где и умер.

Судьба второго знаменитого уроженца Анги, Ивана Попова, сложилась иначе, но тоже необычно. Родился он 27 августа 1797 г. в семье сельского пономаря Ильинской церкви Евсея Попова, такого же нищего, как и другие крестьяне-бедняки. Отец Ивана умер, едва достигнув 40 лет, а мать с четырьмя детьми, как пишет биограф Вениаминова И. П. Барсуков, осталась "в беспомощном положении" 2 . В Анге до сих пор чудом сохранились на месте, где когда-то стояла Ильинская церковь, два дома. Один - священнический. Второй - причетника, рубленный, может быть, еще в первой половине XVIII в., топором, с потолком из круглых бревен (тогда здесь не умели еще пилить доски!). В нем, должно быть, и родился Иван Попов, в будущем Вениаминов. Толковый мальчик уже 7-ми лет читал в церкви на Рождество Апостола, но и в праздники носил все тот же домотканый крестьянский зипун, обут был в самодельные "чирки". Вспоминая свою юность, дни, проведенные в Иркутской семинарии, он писал потом: "Учился я хорошо, но чистого, без мякины хлеба до выхода из семинарии не пробовал" 3 . В семинарии, где учился Иван Попов, изучали богословие по учебнику Сильвестра (ректора Казанской духовной академии), в основе которого лежала система, разработанная еще Феофаном Прокоповичем при Петре I. Философию преподавали по учебнику Баумейстера, последователя философии Х. Вольфа. Риторика велась по Бургию, с некоторыми статьями из Лежал и русскими примерами по Ломоносову. Классы, где проходили эти предметы, помещались в тех же комнатах, где жили, спали и ели воспитанники-бурсаки. Большим событием для них были эк-


2 И. П. Барсуков. Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский. По его сочинениям, письмам и рассказам современников. М. 1883, стр. 1.

3 Там же, стр. 4.

стр. 122


замены, называвшиеся тогда "собраниями". Как пишет И. П. Барсуков, на такие собрания являлось начальство, приходили ученики всех классов: "фары, информатории, грамматики, синтаксиса, поэзии, риторики и богословия. Собирались и дрожали от страха, потому что у порога с пучком лоз стоял лярва (харя, личина) - так ученики называли одного жестокого и вместе безобразного экзекутора с кухни" 4 .

"Предметом испытаний, - продолжает Барсуков, - были и успехи, и поведение. Строже всего взыскивали за опоздание к праздничным богослужениям, даже к утреням в 4 часа пополуночи, от хождения к которым в кафедральный собор не избавлялись ученики и в 40 градусов мороза, хотя бы кто из них жил и у Иерусалимской горы. Иногда за малоуспешность прощали, в надежде исправления, но никогда - за неблагочинное стояние в церкви". Впрочем, в остальное время "тогдашние семинаристы не прочь были выпить и табачку понюхать: только о табакокурении не было еще и помину" 5 , Этим, по понятиям того времени, скрашивалась жизнь бурсы.

Однако у Попова были другие увлечения: под влиянием своего дяди он пристрастился к механике. Когда епископ Михаил 2-й задумал устроить на соборной колокольне городские часы, для этой цели был приглашен часовой мастер из ссыльных поселенцев Клим. К нему и зачастил семинарист Иван. Слух об этом дошел до архиерея, и бурсака заподозрили в том, что он лентяй, уклоняется от учебных занятий. Но затем выяснилось, что это самый способный и старательный ученик. Мастер Клим, получив усердного помощника, который помогал ему строить городские часы, позволял Ивану выпиливать шестерни колеса. Прочитав затем в семинарской библиотеке сочинение о "Тайнах древних магиков и чародеев", переведенное с немецкого В. Левшиным, Попов еще более увлекся механикой и различными опытами, вроде фокусов Пинетти, способа узнавать время посредством опущенного в стакан кольца. В результате за печкой в комнате, где жил юный механик, появились водяные часы, сделанные при помощи ножа и шила, выброшенных из кухни. Циферблат часов сделан был из четвертушки бумаги, стрелки - из лучины, вода налита в берестяной туесок. Она капала на привешенную под туеском жестянку, и каждый час колокольчик ударял по одному разу. Изготовленные таким способом часы приводили в изумление семинаристов, так как "многим в то время в Иркутске не доводилось видеть никаких часов, по редкости их" 6 . Вторым изобретением юного мастера были солнечные часы, такие же затем появились и у других семинаристов.

Окончив семинарию, Иван Попов, по семинарской традиции, получил новую, "благозвучную" фамилию - Вениаминов, в память о епископе Вениамине. Так началась деятельность Ивана Вениаминова в Иркутске, сначала как дьякона, а затем священника Благовещенской церкви, построенной в 1785 г. Иваном Баушевым и другими иркутскими купцами. Облеченный духовным саном, Вениаминов продолжал заниматься механикой, в том числе делал для продажи не только часы, но и механические музыкальные органчики. Перелом в спокойной жизни настоятеля Благовещенской церкви произошел внезапно. В начале 1823 г. пришел в Иркутск указ Синода о том, что нужно послать из Иркутска священника на Алеутские острова, а именно на о. Уналашку. Когда об этом узнали в городе, то, по словам того же Барсукова, "никто и помыслить не мог о поездке туда, потому что в те времена Америка и Камчатка страшно пугали деспотизмом: правителей. Поэтому из всех призываемых преосвященным к отправлению на Уналашку охотника не нашлось". Тогда призвали четырех дьяконов, чтобы в торжественной обстановке бросить жребий. На кого он падет, тот и должен был ехать на Уналашку. По жребию должен был ехать соборный дьякон Малинин. Но тот заявил: "Лучше пойду в солдаты, чем поеду в Америку" 7 (Малинин в самом деле до конца своей жизни служил солдатом в Красноярске).

Когда же архиерей потерял всякую надежду найти добровольца, желавшего отправиться в Америку, к нему явился Иван Вениаминов и заявил о своей готовности на это, несмотря на то, что у него была большая семья: мать, жена, сын, брат, которые должны были совершить вместе с ним такое далекое и трудное путешествие. Как он писал впоследствии, в Иркутск прибыл "один выходец с Алеутских островов"


4 Там же.

5 Там же, стр. 5.

6 Там же, стр. 8.

7 Там же, стр. 10.

стр. 123


Иван Крюков. Он жил с алеутами около 40 лет и теперь, узнав, что нужен миссионер- священник на Уналашку, стал убеждать И. Вениаминова поехать туда. Однако уговоры Крюкова не сразу подействовали. "И точно, чего-чего не рассказывал он мне и об Америке вообще, и об алеутах в особенности, и чем-чем он не убеждал меня ехать на Уналашку, - но я был глух ко всем его рассказам, и никакие убеждения его меня не трогали. Да и в самом деле, мог ли я, или был мне какой разчет, судя по-человечески, ехать бог знает куда, - когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже в любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный свой дом, получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке?"8 .

Не удивительно поэтому, что, когда были опрошены все дьяконы и священники относительно предложения ехать в Америку, Вениаминов тоже, как и другие, ответил отказом. И вдруг, неожиданно для всех и для самого себя, "весь загорелся желанием ехать к таким людям" (то есть к алеутам, о которых рассказывал Иван Крюков), а также, добавляет иркутский историк церкви П. Громов, чтобы "посмотреть новую часть света"9 . "Как будто что-то поворотилось в груди моей, и я тут же объявляю своим домашним: я еду! Ни слезы родных, ни советы знакомых, ни описания трудностей дальнего пути и ожидающих меня - ничто не доходило до моего сердца; как будто огонь горел в моей душе"10 , - так писал Вениаминов о своем решении отправиться в далекую Америку, "в новую часть Света", к неведомым ему алеутам.

От Иркутска на лошадях доехали до родного села Ангинского. Оттуда по реке Лене - сплавом до Якутска. От Якутска путь лежал тайгой, болотами, непролазными дорогами, горами и речными переправами до самого Тихого океана, до Охотска. Там, в просторной бухте, высились мачты парусных судов, казенных и принадлежавших Российско- Американской компании. На них и должен был плыть наш путешественник к алеутам, эскимосам и индейцам Уналашки и Ситхе. Остров Уналашка, как писал впоследствии Вениаминов, "по величине своей есть второй из островов Алеутского архипелага, длина Уналашки простирается до 150, ширина более 50 верст... Над ним высится Макушинская сопка: жители не помнят, чтобы она когда-нибудь выбрасывала пламень", но на ней видна была чаша, из которой "шел вечный дым". Иногда же "она производила подземный шум", как это было в августе 1818 года. "Она тогда так сильно гремела, что от гула чувствуемо было легкое трясение земли и живущим в Уналашке казалось, что обваливается ближайший остров Амахнак". Климат Уналашки охарактеризован следующими словами: "Климат в Уналашке отличается частыми и быстрыми переходами температуры: здесь царствует вечная осень, с ветрами и туманами"11 . Эту вечную осень мы сами почувствовали на Алеутских островах, особенно на Анангуле и Умнаке в 1974 году.

Вениаминов застал население Уналашки, как и всей цепи Алеутских островов, в критическое время истории острова. "До прибытия русских, - писал он, - на Уналашке было 24 селения; очень многолюдных; но с прибытием русских число островитян стало уменьшаться. Причины уменьшения, по мнению алеутов, были следующие: междоусобия, русские и поветрия. Бывшие междоусобия до прибытия русских под конец так были жестоки, что за жизнь одного истребляли целое селение". Насилия и притеснения в промыслах, особенно таких "промышленников", как Соловьев (1763 г.), когда "он и его клевреты в течение двух лет многих лишали жизни, а многие разбежались со страху, наконец, голод, поветрия и любострастная болезнь также очень много уменьшили народонаселение" 12 . Так сказывалась в стране, далекой от всех властей, от России, на краю света, хищническая деятельность предпринимателей типа Ивана Соловьева, которую не сдерживала из-за отдаленности, в отличие от Сибири, правительственная администрация, озабоченная сохранением на материке местного населения, обязанного платить ясак и нести разные другие повинности, в том числе едва ли не самую тяжкую - дорожную, ямскую.


8 Там же, стр. 12.

9 Там же, стр. 11.

10 Там же, стр. 11 - 12.

11 И. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. Ч. 1. СПБ. 1840, стр. 158, 160, 84.

12 Там же. Ч. 2. СПБ. 1840, стр. 180, 182, 188 - 190.

стр. 124


Ко времени прибытия Вениаминова на Уналашке существовало 10 селений, а в них алеутов, креолов (рожденных от браков между русскими и коренным населением) и русских - 470 человек. И необычный миссионер - крестьянский сын, коренной чалдон, потомственный сибиряк, мастер на все руки принимается за энергичную деятельность. Он, конечно, должен был крестить порученных ему алеутов и обратить их в христианскую веру, в православие. Для этого и послали его на Алеутские острова. И делал он все это со свойственным ему усердием. До него этим делом попутно, между прочими делами, торговлей и наживой, по собственной инициативе уже занимались казак Андреян Толстых, открывший около 1743 г. острова, названные его именем, а также мещанин Степан Глотов, обнаруживший вместе с С. Пономаревым в 1759 г. острова, названные Лисьими. Глотов первый крестил малолетнего сына одного из алеутских тоенов и вывез его на Камчатку. Вернувшись с Камчатки, этот алеут стал впоследствии главным тоеном. С наибольшим энтузиазмом в этом направлении действовал затем Г. И. Шелихов, а также А. А. Баранов, руководитель Российско-Американской компании.

Основной причиной усердия купцов и промышленников в деле крещения местного населения, как справедливо писал Барсуков, было стремление закабалить побольше алеутов, необходимых при морском промысле, "ибо окрещенные алеуты, уважая восприемников своих, как отцов, служили им исключительно и усердно, и никто другой из русских не мог приманить к себе чужих крестников... Итак, - заключает тот же автор, - желание русских приобрести себе большие выгоды послужило средством к распространению начала христианства между алеутами и облегчило дело для последующих миссионеров" 13 . Вряд ли стоит подробно останавливаться на деятельности Вениаминова-миссионера. Успех ее в конечном счете свидетельствовал о живом интересе алеутов к европейской культуре, потеснившей традиционную духовную культуру предков с ее ритуальными танцами, обрядами и шаманами. Элементом этой новой культуры в глазах алеутов и было православие, усиленно к тому же насаждавшееся начальством.

О реальном положении дел говорит такой факт. Раскрывая причины успеха пропаганды христианства среди алеутов, кроме упоминания об их добросердечности и доверчивости, Вениаминов приводит любопытный пример, когда само шаманство сослужило православию добрую службу. Речь идет о старике шамане и тоене Иване Смиренникове, который будто бы предсказал своим сородичам в 1828 г. прибытие Вениаминова на остров Акун и тем самым подготовил ему торжественную встречу. Чтобы предупредить об этом приезде, старику Смиренникову будто бы явились "белые люди" типа православных ангелов. Так обнаружился своеобразный алеутский христианско-шаманский синкретизм. Сказалась удивительная смесь древних шаманских воззрений с обрывками новой, православной мифологии. Главное, впрочем, не в этом, а, в реальном вкладе Вениаминова как носителя более передовой культуры в создание новых форм быта и хозяйства, внедрявшихся его примером в жизнь алеутского племени.

Первое, что предпринял Вениаминов на Уналашке, используя свой опыт мастера и механика, - выстроил силами алеутов вместо старой небольшой часовни, оставшейся от одного из его предшественников, миссионера Макария, настоящую церковь. При этом было сэкономлено, по его словам, до 17 тыс. рублей. Предварительно алеуты были обучены Вениаминовым плотничьему, столярному и отчасти слесарному мастерству, кузнечному делу, а также выделке кирпича и каменной кладке. Сам же миссионер, что было совсем необычно, выполнил наиболее ответственные художественные работы: сделал престол, иконостас, позолоту иконостаса. И поныне жители Уналашки - алеуты знают, что Вениаминов в 1825 г. возвел там церковь Вознесения. Под руководством креола Крюкова алеуты, которых Вениаминов обучил плотничьему мастерству, срубили большую часовню из плавника, выброшенного морем, на острове Умнаке, в нынешнем селе Никольском.

Это был большой шаг вперед по сравнению с древними полуподземными жилищами алеутов - бараборами. Будучи на Уналашке, Вениаминов собственными руками сначала выстроил для своей семьи землянку, а потом и деревянный дом. Сам же он


13 И. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 22

стр. 125


изготовил необходимую домашнюю утварь, по старой памяти стенные часы, делал органы. Приводится в этой связи и такой случай: однажды иезуиты в Калифорнии сообщили русским о своем горе - "у них нет органа, игра на котором могла бы привлекать дикарей в церковь, да и купить негде". На это русские ответили, что в Ситхе есть такой мастер - Вениаминов. И иезуиты заказали ему орган. Когда Вениаминов доставил свой орган в Калифорнию, он сначала завел на нем вал с духовными песнями. Но иезуиты "особенного удовольствия не изъявили". Тогда был поставлен другой вал - с русскими плясовыми песнями. "Иезуиты пришли в восхищение, жали от радости руку отцу Вениаминову, беспрекословно внесли за орган требуемую сумму и поставили его в церковь". "По всей вероятности, - с юмором вспоминал сам мастер, - иезуиты и доселе продолжают молиться богу под звуки наших веселых плясовых песен"14 .

По вечерам Вениаминов занимался с детьми, как со своими, так и с чужими. Его дочь Е. И. Петелина писала: "Он положительно не мог переносить, если дети его сидели праздными, и как только лишь это заметит, он тотчас придумывал разные занятия. Так, например, когда у них накопилось порядочное количество камушков, собранных с прогулок по горам, он заставлял этими камушками мостить указанную тропинку от своего дома до церкви и для успешности задавал им уроки. И кто выполнял заданное, того непременно поощрял или чем-либо награждал; таким образом, от его дома до церкви была проложена красивая мозаичная тропинка, выложенная из разных камушков его детьми. Когда же он делал орган, то непременно каждому даст что-либо делать, кто подавал шпильки, кто молоточек, кто стругал палочки, кто склеивал трубочки - одним словом, дети его всегда были заняты" 15 .

Наблюдая за жизнью на Алеутских островах, Вениаминов не ограничивался ее описанием. Практический склад ума и деятельный характер этого человека проявились и в заботах о сохранении природных ресурсов, о рациональном их использовании, или, говоря современным языком, об охране природной среды. Это, естественно, в первую очередь относится к животному миру, к главному богатству Алеутских островов в то время - морским бобрам и котикам. По словам известного исследователя Аляски креола А. Ф. Кашеварова, "Вениаминов, часто посещая для исправления церковных треб острова Прибылова как принадлежавшие к приходу Уналашкинской церкви, проживал там по нескольку дней и, следовательно, мог сам делать наблюдения над котиками; составил интереснейшую таблицу вероятной возможности размножения котиков, если промышленники при ежегодном промысле этого зверя будут ограничиваться показанными в таблице его количествами, постепенно возможного увеличения добычи зверя, от определенного им минимума, в течение данного в той таблице периода времени до размножения зверя" 16 . О "блистательном" успехе этих соображений в практике охотничьего промысла Российско-Американской компании еще более ярко писал и адмирал В. С. Завойко, тогдашний начальник Охотской фактории компании, позднее герой обороны Петропавловска от англо-французских интервентов. В его письме от 15 января 1881 г. отмечалось: "И. Вениаминов, как человек с острым разумом и быстрым практическим соображением и как наблюдатель окружающей его природы ясными своими выводами из своих наблюдений над жизнью земноводных животных, морских котиков, доставил компании на несколько сот тысяч пользы; и поныне казна ежегодно получает громадный доход, а ежли будут строго держаться правил, выведенных отцом Вениаминовым, то доход казны должен увеличиться и достигнуть миллиона" 17 .

Тот же Вениаминов, по преданию, посадил на Уналашке первую и единственную до сих пор на всем архипелаге рощу. Рощу эту с ее корявыми деревьями, как бы прижавшимися к земле под напором океанских штормов, местные жители показывали нам в 1974 г. с чувством гордости и удивления как самую драгоценную реликвию. "Это роща Вениаминова", - говорили они нам 18 .


14 Там же, стр. 101.

15 Там же, стр. 48.

18 Там же, стр. 47.

17 Там же.

18 Впрочем, может быть, речь идет о роще, посаженной в 1805 г. (см. И. Вениаминов. Указ. сеч. Ч. 1, стр. 54 - 55). Но и в этом случае интересно отношение алеутов к Вениаминову как к человеку, который так много сделал для их предков.

стр. 126


Но больше всего известен Вениаминов своими трудами по этнографии и языку алеутов и кадьякских эскимосов. Эти лингвистические исследования, в том числе грамматика алеутского языка, нашли сочувственную и даже восторженную оценку многих рецензентов того времени. По словам Воейкова, он "первый познакомил науку с новыми, дотоле совершенно неизвестными в лингвистике языками, первый грамматически осмотрел и изучил их". "Заслуга неизмеримая" Вениаминова, по словам Воейкова, "в том и состоит, что он первый обратил внимание на изобилие языков в наших американских владениях". "Основательный, беспристрастный и лишенный всякого гипотетического увлечения труд" этот показал, "что алеутский язык есть нечто совершенно отдельное от всех американских языков и стоит каким-то оазисом в родственной американской фамилии". При этом Вениаминов, говорит Воейков, не только явился описателем фактов, но и "единственным ученым, занявшимся теориею этих языков" 19 .

О теоретической важности алеутской грамматики Вениаминова еще более определенно утверждал востоковед и лингвист К. Габеленц. Она, писал Габеленц, "замечательна в... литературе как в первый раз являющийся образчик полисинтетического устройства языков. Надобно заметить, что знакомству с подобными языками языкознание немало обязано своими успехами. Оно содействовало к освобождению науки от пристрастной ограниченности в круге понятий греко-латинской грамматики и мало-помалу приучало вникать в факты языка без предубеждений. Этот опыт в истории целой науки может и должен повториться на каждом исследователе языка, и алеутский язык - один из самых способных для сего опыта. Здесь всякая наперед придуманная теория языка окажется неприложимою, и исследователь найдет себя принужденным держаться одних фактов языка; через это он изощрит себя в аналитической методе и в строгости выводов, свободных от предубеждений" 20 . Значение труда Вениаминова заключалось не только в том, что он помогал ученым выйти за круг привычных представлений, основанных на изучении норм и законов европейских языков, но и в том, что этот груд открывал дверь в непознанный огромный мир языков американского, и не только американского, континента. Данью уважения к трудам Вениаминова по алеутскому языку уже в наше время явились изданные в США в 1944 г. "Элементы алеутской грамматики". Элементы эти, говорится в книге, основаны на "Опыте грамматики алеутско-лисьевского языка" Ивана Вениаминова21 . Так классическая грамматика Вениаминова обрела новую жизнь в Америке! Эту редкую книгу, кстати, прислал У. Лафлин в Новосибирск из личной библиотеки с пометой: "14 июня 1973 года, А[лексею] Павловичу] с благодарностью за наш визит в Хабаровск и Новосибирск. Билл". Глубокое и всестороннее исследование лингвистического материала в трудах И. Е. Вениаминова было предпринято сотрудницей Ленинградского филиала Института этнографии АН СССР Е. Э. Бломквист22 .

Своим интересом к языкам таких народов Сибири, как якуты, Вениаминов активно способствовал развитию тюркологических исследований, подготовке собственной письменности и литературы у якутов, ранее их не имевших. Труды Вениаминова по этнографии нашли более глубокое освещение в специальной работе ныне покойной ленинградской исследовательницы М. В. Степановой. Статья ее 23 снабжена обширной библиографией, нам остается добавить к этому немного.

Вениаминов в своих "Записках об островах Уналашкинского отдела" создал настоящую энциклопедию природы и жизни алеутов, начиная с материальной культуры. Такова прежде всего картина древних и современных ему жилищ. Здесь, как и во всем дальнейшем изложении, каждое слово драгоценно и веско. Нам не раз вспо-


19 См. там же. Ч. 2, стр. 95.

20 И. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 137 - 138.

21 "The Aleut Language. The Elements of Aleut Grammar with a Dictionary in Two Parts Containing Basic Vocabulharies of Aleut and English". By Richard Henry Geoghegan. Ed. by Fredericka I. Martin. United States. Department of the Interior. 1944.

22 Е. Э. Бломквист. История изучения в России североамериканских языков. "Сборник" Музея антропологии и этнографии. Т. XXI. Л. 1975.

23 М. В. Степанова. И. Вениаминов как этнограф. "Труды" Института этнографии АН СССР. Новая серия. Т. 11. 1947.

стр. 127


минался рассказ Вениаминова о древних жилищах, носивших название "улягамах", когда мы в 1974 г. вели раскопки на Вилледж-Сайт, на "Деревенском поселении" острова Анангула. Это, в полном соответствии с описанием Вениаминова, на самом деле были огромные котлованы, глубокие и просторные. В них могло поместиться несколько семейств. Согласно преданиям, от 10 до 40! Столь же емко и красочно описана им оригинальная старинная одежда алеутов. Камлейки и парки, обувь - прежняя без передка, в виде мешков или цилиндров, подобная той, которую нашел А. А. Попов у нганасанов на севере Сибири. Обувь явно древнейшая, палеолитическая, вероятно, принесенная на острова с материка, когда там еще не было и керамических сосудов. Как известно, со времени анангульской культуры пластин (VIII тыс. до н. э.) вплоть до первой встречи с европейцами алеуты не знали, что такое посуда из глины. Особо описаны Вениаминовым удивительные деревянные шапки, предназначенные для плавания в байдарках. С такой же, если не большей силой и выразительностью, описаны эти байдарки, самая яркая и жизненно важная часть всего материального комплекса культуры морских охотников. Конкретно, с предельной четкостью изложен раздел о пище, где показана ее зависимость от образа жизни населения и природных ресурсов, от моря. Далее говорится о домашнем имуществе, об орудиях и о вооружении, о рукоделии.

И так же, как когда-то Степан Крашенинников с восхищением писал о мастерстве "диких" камчадалов и чукчей, Вениаминов отдает должное трудолюбию и., искусству алеутов, их творческим способностям: "Все изделия алеутские, как, например, промысловые орудия и байдарки, так и национальная их одежда, - доведены, можно сказать, до невозможного совершенства в своем роде... Мне кажется, что байдарка алеутская столь совершенна в своем роде, что и самый математик очень немного и даже едва ли что может придобавить к усовершенствованию, ее морских качеств"24 . Плотник, столяр и часовых дел мастер, Вениаминов на своем опыте мог убедиться в том, как легко и охотно воспринимают алеуты все лучшее из опыта европейцев, как усердно учатся они у русских мастеров: "Все ремесла и искусства, какие только могли русские перенести с собою в Америку, алеуты перенимают с охотою, так что теперь между алеутами можно найти мастеров, от сапожника до часовника" 25 . То же самое относится и к способности алеутов усваивать новую письменность. Стремление алеутов к грамоте выражалось даже тогда, когда они не знали русского языка. "Совершенно не зная по-русски ни слова, - писал Вениаминов, - [алеут] сидит и читает Псалтирь славянскую или Четь-Минею. А когда они увидели книжки на своем языке,., то даже старики начали учиться грамоте для того, чтобы читать по своему (и потому теперь умеющих читать из них более чем шестая часть)" 26 .

Исключительно ценны его наблюдения над социальным строем алеутов, описания их древних обычаев, раскрывающие картину первобытной общины и начала ее разложения: с элементами патриархального рабства, кровной местью, опустошительными межобщинными войнами. Вениаминов ясно понимал закономерную связь этих явлений с общественным укладом и решительно возражал тем, кто видел в них проявления якобы природной жестокости "дикарей". Изучая в течение 6 лет быт и особенности индейцев- тлинкитов на Ситхе, Вениаминов писал: "О колошах говорят или, по крайней мере, говорили, что они народ зверский и кровожадный и это доказывали их мстительностью и тем, что они убивают рабов своих, но едва ли колоши заслуживают названия зверских и кровожадных, потому что мщение за обиды есть общий закон всех диких, не имеющих иного закона другого, кроме внутреннего, врожденного. Колош не ищет крови, но только требует кровь за кровь... Самая мстительность их происходит не столько от раздражительности, сколько от обычая и честолюбия" 27 . Здравая, прогрессивная идея об одинаковости способностей алеутов, колошей, кадьякцев и европейцев насквозь пронизывает все сочинение Вениаминова, в особенности те главы "Записок", где речь идет о национальном характере. Алеуты поразили исследователя мужественностью. Они "терпеливы почти до бесчувствия", способны на самопожертвование. А другая черта их характера - доброта: "Алеуты добры также,


24 И. Вениаминов. Указ. соч. Ч. 2, стр. 222.

25 Там же, стр. 323.

26 И. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 52.

27 Там же, стр. 91.

стр. 128


можно сказать, до самозабвения"28 . Наконец, они способны увлеченно и бесконечно работать, чтобы доставить наслаждение своим трудом кому-то другому. И сравнение с алеутами, как и вз всем остальном, в терпении и доброте явно не в пользу людей цивилизованных, европейцев: "Немного найдется из самых трудолюбивых европейцев таких, которые бы простым ножом, в продолжение нескольких месяцев стали выделывать, например, из кости разных животных коробочки или что-нибудь другое для того, чтобы подарить их или променять на папушу табака, или вышивать, или плести какую-нибудь вещь целых полгода для того, чтобы отдать за платок или, много, за рубашку" 29 .

Когда перелистываешь эти страницы "Записок", проникнутые симпатией и уважением к "диким алеутам", невольно приходят на память слова Ф. Энгельса о психологии и морали людей родового строя. В "Записках" донесена до нас и духовная культура древнего алеутского общества, зачатки положительных знаний - астрономии и исчисления времени, фольклор, народные предания и песни, а также древняя религия с ее мифологией и красочной обрядностью, уже в те времена вытесненная и уничтоженная христианством. Иначе говоря, в "Записках" Вениаминова заключено все то, чего не может дать для понимания истории алеутов и их культуры одна лишь археология. По ее данным могут быть восстановлены предметы утвари, орудия труда и оружие, элементы хозяйственной жизни, в какой-то мере социальный строй первобытной общины. Единственную же возможность понять своеобразие исчезнувшей культуры, мировоззрение и реликты дают "Записки" Вениаминова.

Было бы несправедливо, говоря о Вениаминове, умолчать и о его участии в освоении Амура и Приморья в 50-е годы XIX в., об этом огромном по своему историческому значению мероприятии, в результате которого была восстановлена историческая справедливость. То было время, когда исконно русская земля, приобретенная еще храбрыми землепроходцами XVII столетия, мужественно защищаемая русским народом от маньчжуро-китайских агрессоров-феодалов, окончательно и навечно была возвращена России. Он являлся одним из ближайших сподвижников Н. Н. Муравьева-Амурского и Г. И. Невельского в этом государственно важном деле. Не раз подчеркивал Вениаминов с присущей ему энергией, что необходимы решительные и срочные меры в данном направлении, в том числе и по внешнеполитическим причинам. Вениаминов не только остро чувствовал политическую ситуацию того времени, когда уже шла ожесточенная борьба капиталистических держав на Дальнем Востоке, но и смотрел далеко вперед. "Лишь только мы оставим Амур, - писал он, - то или американцы, или англичане немедленно завладеют, и уж не будут так вежливы с соседями нашими: они как раз и самим айгунцам покажут место за горами (лежащими вдали от берегов Амура), а потом, пожалуй, и подалее..." 30 . Ему принадлежат и планы использования естественных ресурсов Приморья, расселения в нем крестьян, разведения пашен и скота, устройства селений и городов, в том числе Благовещенска.

За судьбой Вениаминова - этнографа, исследователя жизни алеутов, тонкого знатока их культуры и страны - с живым вниманием и в какой-то мере с тревогой следили передовые русские люди. "Духа его не угашайте вашими шапками и камилавками" 31 , - взволнованно писал А. И. Тургенев. Но правящей верхушке царской России было выгодно использовать талант Вениаминова, его имя и славу ученого в своих целях. Все выше поднимался он по церковной иерархической лестнице: архимандрит, с 1840 г. епископ Алеутский и Камчатский, архиепископ Камчатский и Якутский (1850 - 1860 гг.). Вместе с этим продвижением угасал в нем дух исследователя, сокращался диапазон творческой деятельности. Наконец, в 1879 г. он заканчивает жизненный путь в сане московского митрополита. Но и под белым клобуком с бриллиантовым крестом у него сверкали живые, пытливые глаза крестьянина, прошедшего необычный путь. И не случайно мы вспоминаем о нем как об одном из замечательных русских людей, внесших свой вклад в историю "Русской Америки" и алеутского народа.


28 И. Вениаминов. Указ. соч. Ч. 2, стр. 319.

29 Там же, стр. 251.

30 И. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 322.

31 Цит. по: М. В. Степанова. Указ. соч., стр. 312.

 

Опубликовано на Порталусе 04 июля 2017 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама