Среди множества сюжетов, связанных с Кавказской войной 1817-1864 гг., привлекает внимание необычная история жизни старшего сына Шамиля, Джемалэддина. 17 августа 1839г. восьмилетним мальчиком он был выдан отцом как аманат по требованию генерала П. X. Граббе во время штурма аула Ахульго, что, впрочем, не предотвратило скорого продолжения боевых действий.

В конце 1830-х годов пленных детей знатных горцев обычно отправляли вместе с детьми простолюдинов в батальоны военных кантонистов, и лишь в исключительных случаях - в кадетские корпуса ¹ . При этом специальные условия для воспитания мальчиков моложе 10 лет существовали тогда в следующих военно-учебных заведениях: в Пажеском корпусе - для особо назначенных царем детей чинов первых трех классов; в Александровском кадетском корпусе (в Царском Селе)- для детей сирот и сыновей заслуженных воинов; в 1-м Московском кадетском корпусе - для дворянских детей вообще и, наконец, в Малолетнем дворянском отделении при Новгородском батальоне военных кантонистов - для детей неимущих дворян и обер-офицеров. Первоначально Джемалэддина отправили в 1-й Московский кадетский корпус, однако там не было мусульманского священнослужителя, и уже 19 декабря 1839г. последовало решение о переводе его в Александровский кадетский корпус ² .

После того, как Джемалэддину исполнилось 10 лет, он был, в соответствии с существовавшими правилами, переведен 25 августа 1841 г. в один из петербургских корпусов- 1-й кадетский ³ , любимый корпус Николая!, где воспитывались и его сыновья. Некоторые сведения о пребывании кадета Шамиля в этом учебном заведении мы находим в воспоминаниях его однокашника, Н. А. Крылова, который писал, что Шамиль "научился говорить по-русски и усвоил кадетскую жизнь: лгать начальству, заступаться за товарищей и своих не выдавать". Далее в тех же воспоминаниях сообщается: "Шамиль учился на средние баллы; переходил из класса в класс без всякого послабления со стороны экзаменаторов... Со двора он ходил редко; его брали к себе те черкесы, которые служили в конвое Его Величества". А вот как передает Крылов разговор посетившего кадетский корпус Николая I с Джемалэддином: "Государь положил руку на плечо Шамиля и сказал ему: "Если ты хочешь писать к своему отцу, то пиши, письмо я доставлю!

- Имею счастие благодарить ваше императорское величество, - ответил Шамиль.

Ганичев Иван Анатольевич - зав. архивохранилищем Российского государственного военно-исторического архива.

стр. 142

- Ты научился хорошо говорить; а что твоя рука, поджила? Покажи!

Шамиль быстро засучил рукав лезгинки и рубахи и показал заросшую рану между кистью и локтем на левой руке. Шамиль рассказывал, что эту руку проколол ему донской казак пикой" ⁴ .

В переписке корпусного начальства и в воспоминаниях Крылова содержатся сведения о том, что и до поступления в 1-й кадетский корпус и позднее Джемалэддину предписывалось носить не горскую одежду, как это было разрешено многим кадетам-кавказцам, а обыкновенную кадетскую форму, и это, вероятно, являлось средством психологического давления на мальчика ⁵ .

В фондах Российского государственного военно-исторического архива имеются тексты двух писем кадета Шамиля отцу - от 29 июня 1845 и от 4 ноября 1847 года ⁶ . В первом из этих писем между прочим говорится, что раньше Джемалэддин уже дважды "с позволения начальства" писал Шамилю, но не получил ответа. Другое письмо начинается словами: "В продолжении 8-ми лет нашей разлуки я не имею никакого известия об Вас и об матушке, не знаю к чему приписать Ваше молчание". По своему дальнейшему содержанию письма также весьма схожи. Джемалэддин пишет, что он благодарен российскому императору за отличные условия для получения образования вместе с великими князьями и детьми генералов и что он усердно, с удовольствием учится, имея при этом возможность соблюдать все обряды магометанской веры. Наряду с собственными мыслями и чувствами подростка в письмах ощущается влияние кого-то из воспитателей или представителей администрации корпуса. При существовавшей тогда системе контроля за перепиской кадет это предположение выглядит вполне правдоподобным ⁷ . Слишком уж впечатления от кадетской жизни в этих письмах и рассуждения о пользе тех или иных занятий согласуются с нормами того морального "кодекса", на основе которого составлены многие положения по военно-учебной части николаевского времени.

Первое из этих двух писем Джемалэддин пытался отправить в обход корпусной администрации. Возможно, у него зародилось подозрение, что русские чиновники не отсылают отцу его письма. Послание было вручено одному из депутатов горских обществ, приехавших в Петербург летом 1845 г., чтобы выразить благодарность императору за заботу об их народах. Это был штабс-капитан Казмагомед Дударов, являвшийся приставом горских народов Владикавказского округа. Одновременно Джемалэддин все-таки обратился к начальству с просьбой о разрешении депутатам доставить его письмо. В результате поручику фельдъегерского корпуса А. П. Иностранцову было приказано забрать у депутатов письмо и представить его военному министру. 4 июля 1845г. директор Канцелярии Военного министерства генерал Н. Н. Анненков писал: "Если... означенное письмо еще не отдано, то Его Сиятельство (гр. А. И. Чернышев. - И. Г .) изволил приказать, дабы внушено было горцам, ловким образом, при разговорах с ними, что они решительно не могут, не испросив позволения здешнего начальства, доставить это письмо или исполнить какие-либо поручения от шамилева сына" ⁸ . Наконец, после того как письмо было получено, царь распорядился отправить его Шамилю по официальным каналам, через главнокомандующего Отдельным кавказским корпусом генерала М. С. Воронцова, с оговоркой: "Если нет к тому препятствий". В Тифлис письмо было отправлено 21 июля 1845 года. Впоследствии, 15 ноября 1847 г., генерал Анненков сообщал Чернышеву об отсутствии у него сведений о том, попало ли послание кадета Шамиля к его отцу. В это время было отправлено Воронцову и письмо Джемалэддина от 4 ноября 1847 г., однако сведений о том, дошло ли оно до адресата, нет ⁹ .

В 1848 и 1849 гг. в кадетских корпусах прошли "усиленные" (то есть особенно многочисленные) выпуски, так как Николай I, с тревогой следивший за революционными событиями в Европе, стремился укрепить свою армию. 6 июня 1849г. Джемалэддин был произведен в корнеты и вскоре прикомандирован к одному из кавалерийских полков. К этому времени он едва успел получить среднее (гимназическое) образование и пройти курс строевой подготовки, так и не приступив к изучению специальных военных дисциплин ¹⁰ . Полк, в который был направлен Джемалэддин (уланский е. и. в. великого князя Михаила Николаевича), выведенный в октябре 1849г. из Царства Польского, квартировал до сентября 1851 г. в Ковенской, а затем в Тверской губернии ¹¹ . При этом известно, что, например, зимой 1853 г. сын Шамиля, к тому времени уже произведенный в поручики ¹² , находился некоторое время в Петербурге и даже появлялся на светских балах ¹³ .

стр. 143

Летом 1853 г. полк участвовал в серии больших маневров в районе Красного Села, Царского Села, Ораниенбаума и Ропши, а к следующему лету, с началом Крымской войны, был направлен в Польшу - сначала в Люблинскую, а с сентября того же года - в Варшавскую губернию ¹⁴ . Между тем еще в начале июля 1854 г. в результате дерзкого набега на территорию Кахетии воинам Шамиля удалось захватить в плен жителей богатого имения в селении Цинандалы. В сентябре имам выдвинул одним из условий освобождения пленников возвращение к нему Джемалэддина. К Шамилю попали две дочери царевича Грузинского Ильи Георгиевича (сына последнего венчанного царя Грузии Георгия XIII), являвшиеся фрейлинами императрицы, вместе с их детьми, некоторыми родственниками и слугами. Муж одной из сестер, генерал И. Д. Орбелиани, был известен на Кавказе как герой Восточной войны, умерший от раны, полученной им в бою под Баш-Кадыкларом в декабре 1853 года. Другая сестра была замужем за подполковником Д. А. Чавчавадзе, адъютантом главнокомандующего Отдельным кавказским корпусом, отличившегося, в частности, при защите с. Шильды во время нападения на него горцев в июле 1854 года. (Позже он был произведен за это во флигель-адъютанты и в полковники.) Многие члены этих семейств занимали важные административные и военные посты в России и Грузии.

6 октября 1854 г. главнокомандующий Отдельным кавказским корпусом генерал Н. А. Реад через военного министра князя В. А. Долгорукова доложил требования имама императору. При этом приводились следующие соображения, высказанные генералом Г. Д. Орбелиани, исполнявшим должность командующего войсками в Прикаспийском крае и Дагестане, и полковником Л. П. Николаи, начальствующим на Кумыкской плоскости: "Возвращение сына Шамиля из России, не принося нам особого вреда, потому что сыновья его мало имеют веса в горах, а многозначителен только сам Шамиль, может в последствии времени быть нам даже полезным, ибо старший его сын, находящийся ныне в России, вероятно не уступит, по праву первородства, своему брату наследия после смерти Шамиля. Это наверное породит раздор между братьями и может быть для нас весьма важно. Возвратить же сына Шамиля всего удобнее теперь, когда об этом просит сам Шамиль, нежели во всякое другое время, когда Шамиль уже откажется от него навсегда и не будет о нем заботиться". Не прошло и двух недель, и 18 октября Долгоруков уже обращался по этому поводу к главнокомандующему гвардейскими и гренадерским корпусами великому князю Александру Николаевичу (будущему императору Александру II). Изложив требования Шамиля в части, касающейся Джемалэддина, а также соображения о его возвращении на родину, представленные Реадом, военный министр сообщал, что император, "не находя препятствия к возвращению сына Шамиля, согласно изложенному предположению", повелел спросить последнего, желает ли он вернуться к отцу ¹⁵ .

О том, как воспринял случившееся Джемалэддин, известно из дневника Н. Н. Муравьева (Карского), командовавшего в то время гренадерским корпусом, в состав которого входил уланский е. и. в. великого князя Михаила Николаевича полк: "Я тогда был в Варшаве, - записано в дневнике, - и получил от Наследника повеление спросить сына, согласен ли он возвратиться к отцу взамен пленниц. Молодого человека поразил такой неожиданный вопрос; он должен был оставить Россию и полк свой, который полюбил, и снова обратиться к диким обычаям своей страны. Молодой Шамиль затруднился дать мне ответ в скорости; я ему дал время подумать. Полтора часа простоял он в соседней комнате среди приходящих и думал, ни на кого не обращая внимания. Чувство сыновней любви превозмогло, и он с задумчивостью объявил мне, что согласен ехать к отцу, в чем я взял с него письменное донесение, и послал отзыв этот к Наследнику в Петербург; Джемал-Эддина же отослал в полк до решения дела этого" ¹⁶ .

После того как 22 ноября Николаю I было доложено о решении Джемалэддина, тот был вызван в Петербург ¹⁷ и предстал перед императором. Об этой встрече Муравьев (Карский) писал в дневнике: "Государь принял его (Джемалэддина. - И. Г. ) очень ласково и дал ему несколько денег на дорогу, нахвалив его сыновнюю преданность. Джемал Эддин застал меня еще в Москве ¹⁸ и, к удивлению моему, передал мне сказанные ему Государем слова: "Передай отцу своему, что я ему зла не желаю, и что не я его тревожу, а беспокоят его и ссорятся с ним подвластные мне Начальники, в соседстве с ним находящиеся". Что Джемал-Эддин не солгал, в том я уверен" ¹⁹ .

стр. 144

10 марта 1855 г. вблизи укрепления Куринского в долине реки Мичик состоялся обмен, в ходе которого Шамилю были выданы Джемалэддин, 16 пленных горцев, находившихся в то время в Кумыкском владении, и 40 тыс. рублей серебром ²⁰ . Взамен были освобождены члены семейств Чавчавадзе и Орбелиани и 16 пленных грузин ²¹ .

31 марта Долгоруков, сообщая Муравьеву о том, что новый император, Александр II, желает знать подробности произведенного обмена, писал: "Его Величеству угодно также знать, как принят был поручик Шамиль своим отцом, можно ли предполагать, чтобы этот молодой человек приобрел некоторое влияние на ход дела в горах и не изволите ли Вы признать возможным при случае благоприятном склонить его к содействию видам Правительства, стремящагося к устроению судьбы его единоплеменников на основаниях, соответствующих настоящим их выгодам и пользе" ²² .

Сведения, о которых шла речь, Муравьев смог предоставить Долгорукову лишь 4 августа 1855г.; сразу же по получении, 25 августа его доклад был представлен императору. Цитируя донесение, Муравьев докладывал: "Что касается до сына Шамиля, Джемал Эддина, то, по сведениям, получаемым из Дарго, этот молодой человек не может свыкнуться ни с новым образом жизни, ни с понятиями, для него чуждыми, людей, его окружающих, и язык которых он едва начинает понимать... Его окружают муллы и ученые люди, которые посвящают его Алкорану и изучению арабского и аварского языков. Шамиль недоволен его отвращением от образа жизни, усвоенного в горах, и тем, что он отказывается от хищнических набегов, начальство над которыми ему неоднократно предлагал, но тем не менее оказывает ему отеческую нежность... Не смотря на строгие правила Шариата, Шамиль позволяет сыну получать и читать русские журналы, пересылаемые в Дарго бароном Николаи" ²³ .

О том, что Джемалэддин очень неуютно чувствовал себя на родине, свидетельствуют его собственные письма к Николаи. 7 сентября 1855 г. он писал: "Между ними (горцами. - И. Г. ) распространился слух, что меня нарочно послали сюда, чтобы их подчинить России". Другое письмо, написанное, видимо, в начале ноября того же года, в котором сообщается о некоторых подробностях отношений Шамиля с турецкими властями, Джемалэддин заканчивает словами: "Если б не отец, право сам чорт не удержал бы меня здесь" ²⁴ .

А вот как описывает возвращение сына Шамиля на Кавказ один из очевидцев связанных с этим событий: "По прибытии своем он (Джемалэддин. - И. Г. ) обратил внимание на состояние и положение Шамиля и народа, осмотрел войска, артиллерию, устройство и порядок их и остался недовольным. Все это он счел ничтожным, слабым... Потом рассказал отцу про русского царя, его войско и казну и просил отца, чтобы он примирился с ним. Шамиль не принял его слов и даже рассердился и затем, как сам, так и братья стали чуждаться его. Джемалэддин сделался печальным и раскаивался в своем возвращении. Он был очень учен и сведущ, но нерасположение отца и братьев не позволило ему употреблять свои сведения на какую-нибудь пользу для народа. Потом он сильно простудился и получил кашель и грудную болезнь, от которой и умер в 1274/1857 году, в Карате ²⁵ , где и погребен. Народ говорил, что русские отравили его" ²⁶ .

Обстоятельства пребывания Джемалэддина в России показывают, что Николай I стремился использовать своего пленника не только и не столько как заложника, удерживая которого можно пытаться повлиять на Шамиля, но, в значительной степени, как человека, который в случае возвращения на родину произвел бы выгодное для главы российского государства впечатление на своих соплеменников. Цель эта не могла быть достигнута в полной мере, поскольку подобные шаги, направленные на развитие симпатий по отношению к России, предпринимались на фоне преобладавших тогда насильственных (военных) действий со стороны российских властей. Такая политика порождала недоверие "мятежных горцев" к этим властям, что сказалось и на взаимоотношениях нашего героя с отцом и соплеменниками.

Примечания

1. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА, ф. 405, oп. 5, д. 1284, л. 1, 3; д. 1450, л. 1. Материалы переписки военного министра А. И. Чернышева с командирами Отдельного кавказского корпуса Г. В. Розеном и Е. А. Головиным (май 1837 г. - декабрь 1839 года); д. 3273, л. 2.

стр. 145

2. РГВИА, ф. 405, oп. 5, д. 3259, л. 2-2об., 6; ф. 725, oп. 56, д. 5505, л. 2об.

3. Там же, ф. 725, oп. 56, д. 5506, л. 217-219об.

4. КРЫЛОВ Н. А. Кадеты сороковых годов. - Исторический вестник, 1901, N 9, с. 944-947.

5. РГВИА, ф. 405, oп. 5, д. 3259, л. 4; д. 314, oп. 1, д. 5540, л. 109, 111-112; д. 5845, л. 288.

6. Там же, ф. 38, oп. 7, д. 115, л. 2-3; д. 132, л. 4-4об.

7. См., например, приказ главного начальника военно-учебных заведений от 6 апреля 1845 г. N 618 (РГВИА, ф. 725, oп. 56, д. 11, л. 70об.).

8. Там же, ф. 38, oп. 7, д. 115, л. 1-1 об., 6; ф. 970, oп. 1, д. 363, л. 68-88; ф. 409, oп. 1, д. 133846. П/с N 82571/11, л. 71-74.

9. Там же, ф. 38, oп. 7. д. 115, л. 4-6; д. 132, л. 1-3.

10. Там же, ф. 725, oп. 56, д. 5514, л. 231; ф. 314, oп. 1, д. 5845, ч. 1, л. 39-39об., 310-310об.; ч. 2, л. 687.

11. Расписание сухопутных войск, исправленное по 25 октября 1849 года. Ч. 1. СПб. 1849, с. 22; то же, исправленное по 25 июля 1851 года. Ч. 1. СПб. 1851, с. 22; то же, исправленное по 25 декабря 1851 года. Ч. 1. СПб. 1851, с. 22; РГВИА, ф. 314, oп. 1, д. 5845, ч. 2, л. 727.

12. Высочайшие приказы (о чинах военных). 1852. Б. м. Б. г., с. 589.

13. Граф Рейзет в России в 1852-1854 гг. - Русская старина, 1903, июль, с. 226-227.

14. Расписание сухопутных войск, исправленное по 25 октября 1852 года. Ч. 1. СПб. 1852, с. 22; то же, исправленное по 25 апреля 1853 года. Ч. 1. СПб. 1853, с. 22; то же, исправленное по 25 мая 1853 года. Ч. 1. СПб. 1853, с. 22; то же, исправленное по 25 июля 1854 года. Ч. 1. СПб. 1854, с. 22; то же, исправленное по 5 сентября 1854 года. Ч. 1. СПб. 1854, с. 22; то же, исправленное по 25 сентября 1854 года. Ч. 1. СПб. 1854, с. 22; РГВИА, ф. 970, oп. 1, д. 470, л. 29-30об., 31, 85-85об., 94-95, 96.

15. РГВИА, ф. 846 (ВУА), oп. 16, д. 6646, л. 68-69, 73-74об.

16. Там же, ф. 169, oп. 1, д. 4, л. 35.

17. Там же, ф. 846 (ВУА), oп. 16, д. 6646, л. 81-81об.

18. Муравьев, назначенный 29 ноября 1854г. главнокомандующим Отдельным кавказским корпусом, направлялся на Кавказ.

19. РГВИА, ф. 169. oп. 1, д. 4, л. 35-35об.

20. Муравьев писал, что эти деньги были пожертвованы императором (РГВИА, ф. 169, oп. 1, д. 4, л. 103об.). Но в добывании средств для выкупа принимала активное участие также Н. А. Грибоедова, сестра князя Д. А. Чавчавадзе, вдова А. С. Грибоедова. Она добилась, чтобы ей была выплачена пенсия за погибшего мужа на пять лет вперед, и, получив таким образом 10 тыс. рублей, отдала их брату (БОРОЗДИН А. К. Нина Александровна Грибоедова. В кн.: А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М. 1929, с. 309).

21. РГВИА, ф. 846 (ВУА), оп. 16, д. 6646, л. 120об., 146об.; ВЕРДЕРЕВСКИЙ Е. А. Кавказские пленницы, или плен у Шамиля. М. 1857, с. 359.

22. РГВИА, ф. 846 (ВУА), оп. 16, д. 6646, л. 125-125об.

23. Там же, л. 172--173.

24. Там же, ф. 14719, оп. 3, д. 755, л. 33; МУРАВЬЕВ Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. 2. СПб. 1877, с. 372. Копия письма Джемал-Эддина генерал-майору барону Николаи.

25. Аул Карата являлся центром наибства, управлявшегося братом Джемалэддина, Гази-Магомедом.

26. ГАДЖИ-АЛИ. Сказание очевидца о Шамиле. В кн.: Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 7. Тифлис. 1873, с. 49-50.