Рейтинг
Порталус

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОГО ПОСЛА Х. А. ЛИВЕНА И ЕГО СУПРУГИ Д. Х. ЛИВЕН В ЛОНДОНЕ. 1812 - 1834 ГОДЫ

Дата публикации: 19 июля 2021
Автор(ы): О. Ф. САКУН
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Источник: (c) Новая и новейшая история, № 6, 2006, C. 142-161
Номер публикации: №1626682637


О. Ф. САКУН, (c)

На дипломатическом поприще в России служили многие яркие личности, славившиеся прекрасным и разносторонним образованием, широким политическим кругозором, высокой культурой и тактом. К их числу принадлежали и такие интересные и незаурядные фигуры, как Х. А. и Д. Х. Ливены.

 

Многогранная деятельность российского дипломата Х. А. Ливена и его жены Д. Х. Ливен во время его длительной дипломатической миссии в Великобритании (1812 - 1834 гг.) доныне отмечается в популярных руководствах по дипломатии1. Общепризнана и исключительная по тем временам, даже для супруги посла, внешнеполитическая активность Д. Х. Ливен.

 

Д. Х. Ливен (17.XII.1785 - 27.VI. 1857 г.) была знаменита как динамичная и влиятельная жена посла ("амбассадриса") еще более и прежде всего как автор бесчисленных интересных писем видным деятелям своей эпохи и энтузиаст политики, от внимания которой ускользало лишь очень немногое из фактов и слухов в дипломатической, политической и светской жизни. Отдавая дань в своей корреспонденции и заметках традиционному значению династических связей в тогдашней дипломатии, она в то же время уделяла пристальное внимание калейдоскопически сменявшимся тенденциям закулисных политических течений, проявлявшимся в парламентских дебатах, манифестациях общественного мнения, уличных сценах. Образец этого - опубликованный в свое время редкий документ - записка Д. Х. Ливен "Лондон в 1814 г.", где она объективно характеризовала визит Александра I в Великобританию в июне 1814 г.2

 

Беглый взгляд на ее становление, видимо типичное в той или иной мере для менталитета и других представительниц целой категории жен дипломатических сотрудников XIX в., представляет интерес более чем в одном отношении (например, в плане сопоставления ее методов и путей воздействия на общественное мнение с методами современных политоракулов).

 

Свое образование (лучшее по тем временам) она получила, в частности, в привилегированном учебном заведении для девушек, петербургском Смольном институте; оно включало общеобразовательные дисциплины, основы искусств, умение говорить и писать на четырех языках (Дарья Ливен всем предпочитала французский3). Она окончила

 

 

Сакун Олег Фаддеевич - кандидат юридических наук, старший советник МИД РФ.

1 Сатоу Э. Руководство по дипломатической практике. М., 1947, с. 113.

2Переписка императора Александра I с сестрой Великой княгиней Екатериной Павловной. СПб., 1910. Приложение, с. 225 - 246. В глазах некоторых историков наиболее активный период жизни и деятельности Д. Ливен совпадает именно со временем долголетнего пребывания супругов в Лондоне. Все, что касается Великобритании в ее переписке, опубликовано в специальном издании: Letters of Dorothea Princess Lieven during her Residence in London, 1812 - 1834. Ed.L. Robinson, London, 1902.

3 Петинова У. Ф. Фрейлины ее величества. СПб., 2000, с. 13 - 17; Данилова А. Благородные девицы. Воспитанницы Смольного института. М., 2004. Hyde M. H. Furstin Lieven. Die diplomatische Sibyle, Europas. Berlin, 1939.

 

стр. 142

 

 

курс обучения в феврале 1800 г., будучи, к тому же, по оценке французского историка Ж. Ганото, "первоклассной пианисткой". В том же 1800 г. она стала женой 26-летнего графа Х. А. Ливена, генерал-адъютанта и военного министра Павла I (после того как отпало ее бракосочетание с А. А. Аракчеевым); этот брак длился почти четыре десятилетия в условиях блестящей карьеры мужа.

 

Выходец из родовитой семьи (отец - генерал-майор, мать - бывшая воспитательница детей Павла I), Х. Ливен, получивший основательное домашнее образование, с юности находится на военной службе, где он быстро продвигался. При Павле IX. Ливен принимал участие в ряде походов и сражений, по специальному указанию был главным организатором секретного похода казачьего экспедиционного корпуса в Индию (отозван немедленно по воцарении Александра I). Он также пользовался доверием Александра I, который привлекал его как генерала-генштабиста при периодических докладах по военно-политическим вопросам в узком кружке "друзей императора"; его часто направляли в длительные командировки на театры военных действий в ходе многочисленных военных кампаний. Помимо военных заданий Ливен по указанию Александра I сопровождал его (в 1802 - 1807 гг.) во время зарубежных государственных визитов, встреч с прусским королем, а также при переговорах с Наполеоном в Тильзите.

 

В сложившихся обстоятельствах Д. Ливен была с юных лет в курсе государственных дел и придворных взаимоотношений. На формирование ее личности в решающей степени повлияли определенные факторы: близость к центру власти, общение с российскими государственными деятелями и иностранными дипломатами. В ее случае это способ-

 

стр. 143

 

 

ствовало закреплению в характере таких черт, как сильная воля, экзальтированный патриотизм, устойчивый интерес к людям-личностям и государственным делам. К этому времени относится и проявление независимости в суждениях по внешнеполитическим делам: она выказала демонстративно негативное отношение к Тильзитскому миру 1807 г., который был оценен Х. Ливеном весьма положительно, и даже поссорилась по этому поводу с мужем. Все это вызвало недовольство императора и на некоторое время она старалась оставаться в стороне от соответствующих дворцовых празднеств, за городом, со ссылкой на здоровье детей.

 

Предпосылки для реализации ее склонностей к анализу внешнеполитических проблем создавал общий фон резкого возрастания в этот период внешнеполитического авторитета и влияния России, за союз с которой тогда ожесточенно боролись Франция и Англия.

 

Формирование вкуса к "большой политике" у Д. Ливен ее биограф Э. Доде интерпретировал в том плане, что русское общество в силу ряда великих событий тех лет все теснее сближалось с обществом Парижа и Лондона и усиливало в Европе влияние своей страны, утвердившейся в статусе великой державы4. Не без влияния жены Х. Ливен оставляет успешную военную карьеру и, "сменив мундир на смокинг", переходит на дипломатическую работу.

 

В феврале 1808 г., оставаясь генерал-адъютантом, Х. Ливен был причислен к ведомству иностранных дел. За плечами этого энергичного сановника большой опыт ответственной государственной работы, позволявший рассчитывать на ответственное назначение. Поскольку заграничные посты предоставлялись на неопределенный срок, а освобождались лишь постепенно5, он должен был ждать назначения.

 

Будучи прикомандирован к МИД России, Х. Ливен отныне на дипломатической орбите в сфере большой политики. Начало его дипломатической карьеры пришлось на годы "либеральной зари" царствования Александра I, когда последовательно осуществлялся курс известного реформатора, тогдашнего главы российской дипломатии графа Н. П. Румянцева (в 1807 - 1814 гг.), чьи устремления были направлены на сохранение европейского мира, диверсифицирование внешних связей страны, на интегрирование России в мировую торговлю и превращение ее в "коммерческую империю"6.

 

В плане европейской политики приход к руководству МИД Н. П. Румянцева отражал известный поворот курса России после Тильзитского мира 1807 г.; отвергавший одностороннюю ориентацию на Англию новый министр представлял противоположность А. Р. Воронцову, первому министру иностранных дел при Александре I (1802 - 1804 гг.).

 

Не исключено, что интерес Х. Ливена к новой сфере деятельности неподделен и выстрадан; можно полагать, что близкое знакомство с перипетиями многочисленных альянсов и военных операций с участием России могло привести его к более трезвой оценке смысла военно-политических комбинаций и к повышению в его глазах значения национальной дипломатии в духе курса графа Н. П. Румянцева и других реформаторов.

 

Кратковременное пребывание в МИДе завершилось в декабре 1809 г. назначением его на "очень важный во всех отношениях" (как говорилось в рескрипте-инструкции) пост посланника в Королевстве Пруссии, где он и был аккредитован 30 апреля 1810 г. Текстуальный анализ инструкции (она включала поручение укреплять дружественные

 

 

4 Daudet E. Une vie d'ambassadrice au siecle dernier. La princese Lieven. 2-me edition. Paris, 1903, p. 39.

5 В XIX в. ряд дипломатов России долго служили на посту: 21 год - СР. Воронцов в Лондоне (1785- 1806 гг.); 15 лет - Д. П. Татищев в Вене (1826 - 1841 гг.); 26 лет - Д. П. Северин в Мюнхене (1837 - 1863 гг.); 35 лет - Г. Г. Струве при Ганзейских городах (1815 - 1850 гг.); 18 лет - Д. М. Алопеус в Берлине (1813 - 1831 гг.); 31 год - П. А. Николаи в Копенгагене (1816 - 1847 гг.); 21 год - К. О. Поццоди-Борго в Париже (1814 - 1835 гг.); 21 год - П. А. Криденер в Берне (1837 - 1858 гг.); 27 лет - И. К. Сухтелен в Стокгольме (1809 - 1836 гг.); 17 лет - А. А. Бодиско в Вашингтоне (1837 - 1854 гг.): Очерк истории МИД 1802 - 1902. М., 2002. Приложение, с. 7 - 24.

6 Божкова С. Т., Комиссаров Б. Н. Первый российский посланник в Бразилии Ф. Ф. Борель. СПб., 2000, с. 33, 221.

 

стр. 144

 

 

двусторонние отношения; выяснять настроение и планы кабинета; оценивать влияние отдельных деятелей страны, связи Пруссии с другими германскими государствами, и информировать о размещении войск и их перемещениях и т.д.)7 свидетельствует о том, что Александр I намеревался использовать, помимо всего, и прежний опыт генерал-лейтенанта и генштабиста. Но речь шла о большем.

 

Александр I отводил Пруссии заметное место в эвентуальной очередной коалиции против Наполеона. Отсюда первоочередная политическая сверхзадача для посланника: восстановление дружественных отношений, а также закрепление Пруссии на антифранцузских позициях; а в случае благоприятно складывающейся ситуации - форсирование политических двусторонних отношений. Ряд указаний предлагалось хранить в личной шкатулке посланника, не посвящая остальных сотрудников миссии8.

 

Ряд обстоятельств содействовал успешному выполнению берлинской дипломатической миссии нового русского посланника. Акклиматизация в стране пребывания не представляла особых трудностей: замороженный и замкнутый мирок административно-командной системы прусской монархии оказался сродни абсолютистскому режиму Петербурга, что благоприятствовало реализации посольских обязанностей. Новый посланник вскоре добился расположения прусского короля и значительной части столичного общества (королю он был представлен еще в 1802 г.). Ливены пользовались популярностью в дипломатическом корпусе Берлина. Особенно тесными были их контакты с французским и австрийским посланниками9.

 

Успехи Ливенов на первом же дипломатическом посту отмечал такой знаток дипломатического искусства, как Талейран, в чьих глазах Х. Ливен "обладал гораздо большими способностями, чем ему обычно приписываются". Столь же высоко он оценивал Д. Ливен, которая, по его мнению, "уже во время миссии своего мужа в Берлине стала в некотором роде знаменитостью"10 как хозяйка литературно-политического салона. Именно в Берлине Д. Ливен постигала искусство женской дипломатии, в которой она стала в последующие годы "одной из самых блестящих представительниц, когда-либо отмеченных в истории" (лорд Сэдли). Уже в 1810 г. в лондонских периодических изданиях циркулировал "дружеский шарж" на российскую дипломатию, изображавший стройную Д. Ливен в танце с тучным российским дипломатом Б. Козловским с подписью "Широта и долгота (политики - О. С) Санкт-Петербурга" (Ж. Ганото). В свете всего вышесказанного едва ли можно согласиться с утверждением ее биографа, что все в Пруссии, якобы, от политики до высших представителей правящих кругов, представлялось ей мелким и скучным11.

 

В донесениях Х. Ливена в Петербург, освещающих весь спектр порученных проблем, специально отмечалось наличие двух выявленных группировок политических сил в Пруссии - профранцузской и прорусской. Внимание Александра I было привлечено к росту патриотических настроений последней фракции, готовой при благоприятных условиях пойти на координацию действий и даже на прямой союз с Россией12. В конечном счете возобладавшее давление Франции ознаменовалось заключением 24 февраля 1812 г. прусско-французских соглашений. В этой обстановке крушение возводимых Х. Ливеном дипломатических барьеров французской экспансии стало неизбежным, как и война. Борясь до последнего, Х. Ливен при завершении своей миссии смог добиться сохранения канала негласной переписки двух монархов даже и после официального прекращения дипломатических отношений13. Ливены покинули Берлин 30 июня 1812 г., когда французская "Великая армия" уже форсировала Неман.

 

 

7 Внешняя политика России XIX и начала XX века, т. 6, М., 1962, с. 394. Там же, с. 71 - 72.

9 Hyde H. M. Op. cit., p. 74.

10 Talleyrand Ch. M. Memoires, t. III, Paris, 1881, p. 404. Daudet E. Op. cit, p. 72.

12 Внешняя политика России XIX и начала XX в., т. 5, с. 715.

13 Там же, т. 6, с. 362, 571 - 575.

 

стр. 145

 

 

Через несколько месяцев после возвращения на подвергшуюся широкомасштабному нашествию родину Х. Ливен стал кандидатом на открывшийся вакантный пост российского посла в Англии; указ Александра I о восстановлении дипломатических отношений с Англией последовал 4 августа 1812 года14. С августа в Лондоне находилась временная российская миссия во главе с П. А. Николаи, а в Петербурге уже действовал английский посол Вильям Ш. Каткарт, генерал и дипломат. В условиях приближения неприятельских войск к Москве, общая внешняя и внутренняя обстановка побуждала к срочному назначению посла в Англию. Александр I, продолжая борьбу с Наполеоном, вел дело к сближению с Англией, которая благосклонно принимала эти шаги в расчете на использование людских резервов России в противоборстве с Францией. Вопрос назначения посла породил вспышку серьезных разногласий в русских правительственных сферах, обостренную параллельным обсуждением проблемы о конечных целях войны.

 

Сложившаяся еще при Павле I группа сановных русских англофобов испытывала недоверие в этом плане к Англии и поэтому издавна отстаивала примирительное отношение к Франции.

 

При дворе Александра I не было недостатка и в таких давних сторонниках сближения с аристократической Англией, как Н. И. Панин, и братья А. и С. Воронцовы и другие деятели этого же толка. Эту их внешнеполитическую ориентацию определяли не только общая ненависть к французскому "нелегитимному" режиму - порождению революции, сколько зависимость многих русских землевладельцев от английского рынка (крупные поставки зерна, обратный импорт разнообразных промышленных товаров). Сам Александр I, вынужденный после Тильзитского мира передать руководство внешнеполитическим ведомством России такому открытому противнику односторонней проанглийской ориентации, как Н. П. Румянцев, все же остался в душе приверженцем более тесного сближения с Англией. Принятие в сентябре 1812 г., два дня спустя после французского захвата Москвы, решения о назначении Х. Ливена на пост посла в Англии, отнюдь не ослабило, а скорее ужесточило противостояние сторонников обеих ориентации. Англофилы отстаивали уже в качестве цели войны не только изгнание неприятеля из России и Пруссии, но еще и окончательное сокрушение наполеоновской империи. Против этого возражал ряд сановников (включая М. И. Кутузова). При этом, например, английский посол Каткарт сразу же по прибытии в Россию развернул, опираясь на влиятельных русских англофилов, целую кампанию в целях дискредитации в глазах Александра I Н. П. Румянцева; влияние последнего на внешнеполитический курс слабело, ив 1813 г. Александр в принципе дал согласие на его отставку15.

 

Назначенный на новый пост Х. Ливен стал интенсивно готовиться к отъезду, полностью сознавая важность этого назначения в страну, политическая жизнь которой была несравненно сложнее и динамичнее (чем в Пруссии), где действовали различные политические течения, постоянно шла борьба между ними, в страну, богатую и традициями, и материальными ресурсами, непохожую на другие державы Европы и Азии. Это настроение отразилось в его письме брату жены: "Мне дали самый блестящий, самый важный и самый приятный пост, на который я мог рассчитывать. Настоящая минута делает его еще более выдающимся... Моя жена, как Вы можете представить, разделяет мою радость, так как и для себя она не могла желать ничего лучшего"16.

 

В сентябре 1812 г. внимания Х. Ливена потребовали и прежние обязанности. Еще 21 сентября Х. Ливен, используя негласные каналы связи с прусской стороной, направил прусскому канцлеру Г. А. Гарденбергу для передачи королю несомненно инспирированное "сверху" письмо о перспективах войны и эвентуального сближения России и Пруссии - еще одно свидетельство высокого доверия к Х. Ливену обеих сторон17.

 

 

14 Там же, с. 541.

15 История дипломатии, т. 1, М., 1959, с. 486 - 487.

16 Данилова А. Указ. соч., с. 279.

17 Внешняя политика России, т. 6, с. 571 - 575.

 

стр. 146

 

 

Еще одна страна потребовала внимания Х. Ливена до того, как ему пришлось полностью посвятить себя английским делам.

 

Знаменательно в ряде отношений указание императора Александра I своему новому послу в Лондоне - ехать в Англию через Стокгольм, чтобы нанести там визиты вежливости шведскому королю, а также фактически вершившему все политические дела наследному принцу Ж. Б. Бернадотту; при этом информировать их о заявлениях, какие ему поручалось сделать в Англии, "относительно твердого намерения царя продолжать войну до тех пор, пока французская армия не будет изгнана из пределов России"18. Информирование дружественных держав об этой позиции было, видимо, тактическим ходом перед последующими переговорами.

 

В донесениях Н. П. Румянцеву от 5 и 9 ноября 1812 г. Х. Ливен информировал об аудиенции у Карла III и выполнении поручений. В последних своих донесениях из Стокгольма он извещал, что был задержан здесь еще на несколько дней наследным принцем, выразившим "пожелание познакомиться с моей женой" и оказавшим ей честь, "пригласив ее на неофициальный обед"19. Выехав из Швеции на одном из кораблей в составе идущей в Англию эскадры, Х. Ливен 13 декабря прибыл в страну пребывания, а 18 декабря 1812 г. представил свои верительные грамоты принцу-регенту Англии, страны, где ему и его супруге предстояло пробыть 22 года.

 

Направление посла в Лондон официально закрепило существенный поворот в европейской политике России в сторону сближения и союза с Англией в 1812 г. Франко-прусские соглашения в феврале 1812 г. дали импульс русско-британскому сближению. Проводившиеся в марте-июне в Стокгольме переговоры о прекращении состояния войны между Россией и Англией были форсированы после перехода "Великой армии" через Неман, завершившись подписанным в Стокгольме 6(18) июля 1812 г. русско-английским рамочным договором о мире и союзе; в порядке реализации ст. IV о скорейшем урегулировании политических и экономических вопросов предусматривалось взаимное назначение послов20.

 

Обычные функции посла дополнялись в случае Х. Ливена обязательствами, связанными с продолжением общеевропейского конфликта и участием в нем России. Очертив общие цели его миссии, Александр на аудиенции перед отъездом в устном поручении (подтвержденном позже в личном рескрипте послу) выделив ближайшую задачу: обеспечить английские субсидии на продолжение операций русских войск против Наполеона в размере 7 млн. фунтов стерлингов в год. (Государственный деятель и фактический министр финансов адмирал Н. С. Мордвинов в докладе на высочайшее имя говорил о необходимости запросить 20 млн. ф. ст. на военные расходы и восстановление экономики после войны.) Прецедентом мог служить русско-английский союзный договор Павла I от 18(29) декабря 1798 г., по которому Англия предоставляла 225 тыс. ф. ст. на содержание 45 тыс. войск России21.

 

Прием посла России в Лондоне был более чем лестным, полностью в духе возрожденной после нескольких лет разрыва коалиции с практически единственным мощным союзником. По свидетельству Талейрана, учитывая фактическое отсутствие изрядно поредевшего дипломатического корпуса при Сент-Джеймсском дворе, с которым в условиях навязанной Наполеоном "континентальной блокады" все правительства континента были вынуждены разорвать дипломатические отношения, появление русского посольства (которое стало четвертым вдобавок к трем действующим миссиям) явилось настоящей сенсацией. Прием со стороны регента, аристократии, можно сказать всей нации, российского посла граничил с энтузиазмом, что свидетельствовало об огромной роли России в войне с Наполеоном.

 

 

18 История дипломатии, т. 5, с. 486;

19 Внешняя политика России, т. 6, с. 777. Внешняя политика России, т. 6, с. 601, 602.

20 Там же, с. 491 - 493.

21 Там же, с. 778; т. 7, с. 38 - 39, 69, 709.

 

стр. 147

 

 

На этой волне общих симпатий к России Х. Ливен в одном из первых донесений 15 декабря 1812 г. сообщал "об энтузиазме, который выражает английский народ по отношению к нашему народу и нашему августейшему монарху". "С того времени, - писал он, - как я высадился в Англии, я слышал лишь выражения восхищения со стороны всех классов населения; все партии едины в этом вопросе и соперничают друг с другом, расточая похвалы в адрес России и создавая настоящий культ ее"22.

 

При общем благоприятном отношении к России многоплановые двусторонние связи требовали постоянно напряженной работы посла в свете поставленной перед ним "задачи" - укреплять союз с Англией и обеспечить продолжение субсидий на военную борьбу с Наполеоном. С первых же недель 1813 г. Х. Ливен вел длительные переговоры с ведущими деятелями Англии о координации политики в отношении Швеции и планах крупных военных операций в Европе, о согласовании действий в отношении Вены и Берлина; в ходе ряда встреч обсуждал вопросы продолжавшейся войны Англии против США и продвигал инициативные предложения Александра I о "добрых услугах" России в целях прекращения этого конфликта (во избежание не только проблемы дробления сил союзников, но для предупреждения ущерба для довольно значительной торговли России с Америкой), возвращаясь к этому в июле и декабре месяце и т.д. Естественно, первостепенное внимание было уделено и проблемам финансовых взаимоотношений, чему Х. Ливен должен был посвятить, начиная с января 1813 г., серию бесед с государственным секретарем Кестльри (Каслри), премьером Ливерпулем и канцлером казначейства Ванситтартом. Итогом было установление содержания одного солдата - 30 фунтов ст./год; определение общих рамок субсидий, в счет которых Россия получила первый транш - 50 тыс. фунтов ст., а всего за 1813 г. 1,333 млн. фунтов ст.

 

Урегулирование текущих вопросов двусторонних связей Х. Ливен осуществлял в ходе традиционных для посла регулярных встреч в МИД; более редкие встречи с регентом или премьером (около 2 - 4 в год) посвящались узловым проблемам; иногда они связаны с передачей посланий глав государств. Так, во взаимных посланиях Александра I и регента Георга в 1816 г. обсуждались их подходы к сложностям внутри "Четверного союза"; вместе с тем послания британских деятелей отмечали авторитет России в Европе, общность позиций двух стран в отношении Франции и германских дел. В 1826 г. послание Николая I Георгу IV подтверждало преемственность внешнего курса России при новом императоре.

 

Информация о делах страны пребывания не исчерпывала всей корреспонденции посольства. Х. Ливен по сложившейся традиции переписывался с посольствами в Париже, Вене, Лиссабоне, Рио-де-Жанейро; российский комиссар на острове Св. Елены стал с 1815 г. доклады о Наполеоне Бонапарте в Петербург через Ливена. Основная же масса переписки осуществлялась по широкому кругу тем с МИД России: посол информировал МИД о беседах с руководителями министерств и партий, о реакции официальных кругов и общественного мнения Англии на внешнеполитические акты и заявления российских официальных лиц и т.д. Посол внимательно следил за парламентскими дебатами, в особенности по иностранным делам (таково донесение Х. Ливена N 44 в мае 1815 г. о мирном урегулировании в Европе в интерпретации британских парламентариев). Приходилось учитывать, что на внешнеполитический курс Англии большое влияние оказывала верхняя палата лордов, наличие в парламенте своего рода "партии короны" и ее определенного воздействия на правительственную политику вплоть до реформы 1832 г.23 Эти обстоятельства облегчали Ливенам с их светскими связями работу среди правящих кругов, изучение общественного мнения как в парламенте, так и вне его, поскольку существовавшие связи открывали двери клубов и для иностранных дипломатов. Активно действующий на своем посту Х. Ливен как деятельный представитель России

 

 

22 Внешняя политика России, т. 6, с. 616.

23 Романова М. М. Парламентская реформа 1832 г. в Англии и ее последствия. - Новая и новейшая история, 2005, N 4, с. 63, 67.

 

стр. 148

 

 

сумел снискать доверие многих политических и общественных деятелей Англии: по свидетельству современников, "его политическая честность, осторожность и в то же время настойчивость в поступках внушали к нему общее уважение"24.

 

Тем не менее один инцидент, связанный с конгрессом в г. Шатийоне в феврале-марте 1814 г., в котором участвовали союзные державы и Франция, едва не причинил ущерб дипломатической карьере Х. Ливена.

 

Еще в итоге беседы с регентом и премьером Ливерпулем в январе 1814 г. Х. Ливен доносил в Петербург о неких разногласиях в английских верхах (премьер против мира с Наполеоном и за возвращение Бурбонов, тогда как Кестльри - против).

 

Вскоре после этого посол, вступавший в новую для него сферу большой политики, опрометчиво согласился оказать услугу британскому принцу-регенту, который решил, в нарушение конституционных норм, направить Александру I определенные политические предложения, не ставя в известность кабинет министров. Регент опасался намечавшегося в Шатийоне компромисса с Наполеоном, поскольку споры между союзниками по вопросу будущего Франции не прекращались. Австрия лавировала, с целью учредить в Париже регентство во главе с Марией-Луизой в пользу несовершеннолетнего сына Наполеона (этот проект обсуждался еще и после капитуляции Парижа).

 

Лорд Кестльри, не ангажируясь, стоял на позиции невмешательства во внутренние дела Франции.

 

Александр I, вообще враждебно относившийся к Бурбонам (главным образом из-за их давних и тесных связей с англичанами), выдвигал в качестве возможных кандидатов то принца Евгения Богарне, то Бернадотта, а одно время был готов обсуждать вопрос о регентстве или даже о будущей буржуазно-аристократической республике во Франции25.

 

Как пишет в своей записке "Лондон в 1814 году" Д. Ливен, Александр I, изучив полученное через посла "частное" предложение регента о реставрации Бурбонов и восприняв его как официальную позицию Англии, сообщил лорду Кестльри в Шатийон о своем согласии. Кестльри пожаловался в Лондон, после чего разразился скандал. Как пишет Д. Ливен, "Кестльри сделал регенту едкие представления относительно предпринятой им необычной инициативы; сделал он их и моему мужу, в том что касается значения, которое он придал тому, что было высказано исключительно Регентом, а также что до таинственности, каковую он соблюдал в отношении Британского кабинета". Посол таким образом получил урок в обращении с британским "истеблишментом" с учетом реального соотношения между короной, правительством и парламентом; Д. Ливен же сделала оптимистичный вывод о наступившей теплоте в личных контактах Александра I и британского регента.

 

Служебная лояльность посла не исключала в необходимых случаях со стороны Ливена проявлений в суждениях определенной независимости и гражданского мужества. Во время пребывания в том же 1814 г. в Англии Александра и его сестры великой княгини Екатерины, по воспоминаниям жены, Ливен воспротивился контактам венценосных посетителей с оппозиционными элементами; великой княгине он заявил, что "будучи послом Императора, он не потерпит, чтобы ее Императорское Высочество встала во враждебную позицию по отношению к Суверену, при котором он имел постоянную резиденцию, и что в случае, если бы она упорствовала..., он был бы не в состоянии далее вести дела своего правительства и информирует об этом Императора. Поскольку она убедилась в его крайней решимости, она уступила, но она никогда не простила ему этого".

 

Напряженная и многогранная работа посла Х. Ливена непосредственно отражалась в том большом объеме корреспонденции, которая направлялась в Петербург. Только в

 

 

24 Российская империя в лицах. Энциклопедия биографий, т. 1, М., 2000, с. 642.

25 История дипломатии, т. I, с. 490.

 

стр. 149

 

 

январе-мае 1813 г., т.е. в первый период после прибытия, им представлено 159 донесений. В последующие годы объем переписки, при всех отклонениях в отдельные годы, стабилизировался в целом ниже уровня 1813 г. В первые полгода по прибытии Х. Ливена, посольство направляло донесения практически ежедневно, во все последующие годы также поддерживался высокий темп. Немногочисленное посольство работало на износ.

 

Часть обязанностей, в основном второстепенного характера, принимали на себя дипломатические сотрудники посольства.

 

Это прежде всего П. А. Николаи, встретивший Х. Ливена в Лондоне в качестве временного поверенного в делах (в 1816 - 1847 гг. он посланник в Копенгагене).

 

Легендарной известностью пользовался, по свидетельству австрийского дипломата Г. Вильднера, в свое время российский дипломат Ф. Бруннов (1797 - 1875 гг.), который, будучи скромного происхождения, начинал дипломатическую службу личным секретарем посла и прошел у Х. Ливена блестящую школу. Он сделал впоследствии карьеру, несмотря на противодействие, как отмечает Вильднер, некоторых влиятельных кругов. Наблюдавший его в молодые годы в Лондоне австрийский политик сообщал, что он снискал большое уважение в посольствах, являясь кладезем дипломатических знаний и обладая чувством юмора и в высшей степени обходительными формами общения26.

 

В лондонском посольстве у Х. Ливена работал и знаменитый дипломат князь А. М. Горчаков, прослуживший здесь 1-м секретарем с декабря 1822 г. по 1827 г., откуда его перевели в Рим (1827 - 1828 г.).

 

Заметную роль в работе посольства (в 1829 - 1835 гг.) играл советник-посланник граф А. Ф. Матушевич (впоследствии посланник в Неаполе и Стокгольме)27.

 

Д. Ливен в силу ее энергичного характера с течением времени все более выходила за рамки традиционных для супруги посла протокольных представительских функций.

 

С первых шагов посольской жизни в Лондоне амбассадриса Д. Ливен утверждает себя в ответственных кругах британской столицы. Д. Ливен уверенно заняла видное место в дипкорпусе, высшем английском обществе, а также при дворе. Дополняя контакты и связи самого посла, круг ее общения постоянно рос: в него включались члены королевской семьи, министры, парламентарии, политики из партий тори и вигов, которые, узнавая ее ближе, неизменно проявляли к ней симпатию и уважение. Принц-регент неоднократно приглашал ее как во дворец, так и в загородную резиденцию в Брайтон; к 1818 г. она бывала там уже почти ежедневно28. Казалось бы легко объяснить эту заинтересованность в общении с ней ее положением очаровательной супруги популярного посла великой державы, к тому же на гребне широких симпатий к союзной России. Ее заслугой было использование этого радушного приема в высших кругах лондонского общества для сохранения и закрепления этих симпатий. С некоторым удивлением окружавшие ее скоро осознали, что эта 27-летняя светская львица обладает шармом и безукоризненными манерами, располагает острым умом и наблюдательностью, цельным и сильным характером, активным интересом к государственным делам, легко схватывает комбинации и варианты в международных перипетиях, обладает независимостью в оценках и суждениях и к тому же чувством юмора. Диапазон ее интересов и контактов неподражаем: вскоре после своего приезда в Англию, энергично взявшись за внедрение в лучших домах европейского вальса, дотоле неизвестного в Лондоне, она быстро ввела его в моду в высших сферах.

 

Конечно, процесс адаптации Д. Ливен к лондонской жизни и политической атмосфере занял какое-то время, однако неточным представляется суждение ее французского

 

 

26 Wildner H. Die Technik der Diplomatie. L'art de negocier. Wien, 1959, а также Дипломатический словарь, т. 1,с. 15 - 51.

27 Внешняя политика России, т. 6/14, с. 873, 881.

28 Daudet E. Op. cit, p. 79 - 80.

 

стр. 150

 

 

биографа, что "вначале политика, которая станет несколько лет спустя ее страстью, в первые годы еще не поглотила ее полностью"29.

 

Безусловно, для сформировавшегося с юности в жестких структурах российской автократии характера и мировоззрения был необходим какой-то срок перестройки, приспособления оптического аппарата восприятия в целях более или менее объективной оценки полнокровного буржуазного общества и режима парламентской монархии с номинальной властью короля и всесилия выборного парламента. В России еще 13 лет спустя после прибытия Д. Ливен в Великобританию робкие наметки движения в сторону конституционной монархии, будут беспощадно раздавлены абсолютистским режимом в декабре 1825 г.

 

Пока же она, испытующе-критическим взором наблюдая жизнь британского света и монархии, стремительно впитывала впечатления, отражающие диковинные, для человека с континента, параметры общего состояния достаточно развитого буржуазного общества, глубинные течения политических нравов и тенденций. При этом, если для контактов посла Ливена широкий спектр возможностей представляли официальные учреждения и известные лондонские клубы с исключительно мужским составом членов, то для супруги посла были открыты преимущественно центры светской жизни.

 

Вращаясь в высшем свете для поддержания широкого круга знакомств, Д. Ливен пришла к мысли о необходимости держать открытый дом.

 

 

29 Ibid., p. 87.

 

стр. 151

 

 

В условиях преобладания в странах Европы XIX в. монархических режимов внимание персонала посольств, а значит, и жен дипломатов, привлекали проблемы династических связей, визитов и бракосочетаний монархических особ (величеств и высочеств), а также вопросы расстановки социально-политических сил. В этом направлении и действовали обычно жены дипломатов, используя доступные им методы и возможности, чтобы способствовать тем самым социальному престижу супруга, и опосредствованно - повышению его ценности для его правительства. Одним из испытанных методов было содержание "открытого дома", иначе говоря, салона супруги посла.

 

"Всем деятелям в политической жизни, - как отмечал американский исследователь, - необходим салон, особенно салон дамы, ибо в подобном месте обязательства менее серьезны, а встречи менее рискованны... Приход с визитом к тому или иному послу может быть расценен как демарш, а визит его супруге - это просто жест вежливости. Таким образом, встреча может быть осуществлена очень легко, супруга может выступить в роли посредника и без особой ответственности. Каждый может делать свое предложение и дать ответ"30. Подобная тактика венчалась успехом в прошлом и эффективна по сей день.

 

В Лондоне того времени действовало три политических салона: салон леди Джерси (влиятельной сторонницы партии тори), салоны леди Голланд и леди Гренвиль. Но среди них оставалось место для салона, более или менее свободного от партийных корней. Д. Ливен с ее даром проницательности и светским инстинктом быстрой реакции незамедлительно заняла это место. Не заглядывая далеко, она прежде всего стремилась закрепить свой личный успех. "Это был полный успех, - пишет историк Ф. Гизо, - в различных ситуациях при дворе она проявила такт, тонкое чувство приличий, дар быстрой и удачной реакции в беседах. Мужчины и женщины, тори и виги, важные персоны и модные столпы блестящего света наперебой стремились заполучить ее для украшения и престижа своих салонов, все высоко ценили честь быть принятым ею и у нее"31.

 

Салон Д. Ливен, вначале исключительно светский, не замедлил превратиться в политический центр. Аристократка по рождению и убеждениям, несмотря на неизбежные сословные предрассудки, она открывала двери своего дома всем, кто пользовался властью или политическим влиянием. Соответственно, при этом, в глазах французского историка Ж. Ганото, ее салон отличался от других центров своим эклектизмом. "Какая бы партия обычно ни была у власти, оппозиционеры и деятели правящих кругов, победители и побежденные встречали равно радушный прием, и немало здесь было достигнуто компромиссов"32.

 

Д. Ливен, наряду со всеми другими занятиями светской дамы, поддержанием стимулирующей атмосферы, остроумного дипломатического общения, прилагала усилия, чтобы целеустремленно проводить неизменную линию на укрепление тесных контактов со всеми деятелями, которые могли бы благоприятствовать тем интересам, которым она стремилась служить, иногда с риском вызвать неудовольствие или вступить в конфликт с теми силами, которые отвергали компромисс и считали необходимым вести курс на противодействие российским интересам. Ж. Ганото отмечал ее неизменную преданность российским интересам (по его оценке, Д. Ливен - это очень русская женщина, в высшей степени привязанная к своей стране, "преданная своим монархам"), ради которых она неустанно расширяет круг друзей России и тех, кто мог бы ими стать, она готова, пустив в ход свое влияние, воздействовать даже на борьбу партий33. На этот аспект ее деятельности - максимальное подчинение сети своих контактов тем интересам, которым она решилась служить, - обратил внимание и британец Л. Робинзон34.

 

 

30 Stuart G. H. American Diplomatic and Consular Practice. New York, 1936, p. 212.

31 Guizot F. Melanges. Paris, 1868, p. 94.

32 Lettres du Prince de Metternich a la comtesse de Lieven 1818 - 1819. Ed. par J. Hanoteau. Paris, 1909, p. XXXVIII, XLI.

33 Ibid., p. LIII, 338 - 339.

34 Letters of Dorothea Princess Lieven during her Residence in London, 1812 - 1834, p. VIII-IX.

 

стр. 152

 

 

Отдавая дань традиционному месту династических связей в тогдашней дипломатии, она пристально следила за жизнью света и двора, находясь в дружеских отношениях с королями Георгом IV и Вильгельмом IV и со всеми ведущими политическими фигурами, независимо от их политической ориентации. При дворе ей даже пеняли, что своим светским блеском она затмевала принцесс королевской семьи, ущемляя тем самым их привилегии.

 

Кроме того она, поддерживая светские связи, регулярно наведывалась с визитами в различные районы страны в отличие от посла, который в большей мере был привязан к столице как центру власти, куда с окончанием сессии парламента и светского сезона надолго разъезжались ее высокопоставленные знакомые. Крупные землевладельцы-тори вели политическую борьбу с переменным успехом и в ротации сменяли еще более богатых землевладельцев-вигов; парламент имел продолжительные каникулы, и многое решалось во время этих каникул в величественных загородных виллах и замках, в том числе и во внешнеполитической сфере. Д. Ливен посещала аристократические замки и промышленные города, постигая обычаи буржуазно-аристократического режима.

 

Все сведения о политических новостях и даже слухах, вызревавшие у нее оценки фигурантов британской политической сцены немедленно становились известны послу и находили отражение в его депешах на родину. По утверждению Ф. Гизо, Х. Ливен широко использовал для переписки с петербургским двором наблюдения своей жены. Передают, что однажды он предложил ей самой их изложить в записке на имя министра иностранных дел Нессельроде. Положительная реакция последнего привела к установлению прямой корреспонденции его с Д. Ливен, а также использованию ее министерством для полуофициальных контактов в политических кругах Лондона.

 

При осуществлении предписанного Александром I курса Х. Ливен должен был выработать "трезвый" (если не более или менее объективный) подход к стране пребывания и осознать пределы для свободы маневра. В этих рамках, опираясь на ряд точек соприкосновения во внешнеполитических делах и на внушительный авторитет России в концерте держав35, Х. Ливен и вел линию на сближение и взаимопонимание с этой динамичной, стабильной и в целом дружественной страной. Сама по себе эволюция англо-русских взаимоотношений в начале XIX в., свидетелями и участниками чего были Ливены, испытывала время от времени периоды как сближения, так и охлаждения, коренившиеся в династических интересах, формирующихся национальных государственных интересах, внутриполитических социальных процессах. Лишь в дальнейшем эта эволюция шла по более зигзагообразной линии, от тесного дружественного сотрудничества в войне 1812 - 1814 гг. к конфликту в Крымской войне 1853 - 1856 гг.

 

Параллельно и Д. Ливен дополняла и усиливала названные устремления посла, создавая себе репутацию особы, пользующейся влиянием в политических делах. Салон резиденции посла стал светским центром незаурядного размаха (Ливены несколько раз меняли резиденцию на более просторную). Уже в этот период обнаружилось, что Д. Ливен в полной мере обладала психологическими чертами типичной пользующейся успехом амбассадрисы. Это прежде всего интерес к окружающим; терпимость к людям, отличным от тебя; решимость руководствоваться в своих поступках не узколичными симпатиями, а интересами мужа-посла. С течением времени она все более была склонна чувствовать ответственность по отношению к окружающему миру; она становится мудрее; больше готова справляться со своими недостатками, осторожнее в суждениях, менее готова бунтовать против проявлений недоброжелательности, иногда и враждебности36.

 

 

35 На период лондонского пребывания Ливенов приходилось следующее соотношение мощи воинских контингентов европейских держав (в тыс. чел.): в 1816 г. Россия - 800, Англия - 255, Франция - 132, Австрия - 220, Турция - 130, в 1830 г. Россия - 826, Англия - 140, Франция - 259, Австрия - 273, Турция -130. Цит. по: Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers. London, 1988, p. 154.

36 Ziegler Ph. Diana Cooper. A Biography. New York, 1985, p. 216.

 

стр. 153

 

 

Дальнейшей политической школой стало для Д. Ливен многомесячное пребывание вместе с мужем (по личному приглашению Александра I) на европейских конгрессах в Аахене (1818 г.) и Вероне (1822 г.), куда перемещается ее политический салон, посещаемый ежевечерне делегатами ведущих держав в присутствии "толпы суверенов". Круг ее знакомых и связей, блеск ее светских успехов, горизонты ее политических суждений приобретают европейские масштабы. К этому времени относится и стремление Д. Ливен добиться перемещения мужа в одну из европейских столиц (для дипломатов калибра Ливенов речь могла идти о Париже или Вене), для чего она предприняла некоторые шаги. И тогда же в эту "эпоху конгрессов" завязывается ее многолетняя, продолжавшаяся добрый десяток лет дружба и переписка с канцлером К. Меттернихом, по утверждению Ж. Ганото, "самым влиятельным деятелем европейского политического мира"37.

 

По возвращении Ливенов на свой постоянный пост ее лондонский салон снова полон; здесь встречаются люди двора, церкви, науки, светские дамы и молодые придворные. Принц-регент в знак благорасположения выступил крестным отцом новорожденного сына Д. Ливен (оспорив эту честь у царя).

 

Такая хозяйка салона должна была обладать совершенно исключительным даром нравиться и отыскивать лучшее в людях38.

 

Среди политиков, теснившихся в залах салона Д. Ливен, в особенности после того, как стало известно о ее приятельских отношениях и переписке с знаменитым Меттернихом (для английского историка Л. Робинзона, "диктатор Европы и Нестор политиков"), многие находились там в надежде уловить высказывания всемогущего канцлера. В 1822 г. французский посол в Лондоне Шатобриан отмечал чрезвычайно большое влияние Д. Ливен в британском обществе и при дворе. Поскольку она была смела и славилась отличной позицией при дворе, она стала крайне модной фигурой. Ей приписывали ум, поскольку считалось, что ее муж этим не блещет; это было неверно: г-н Ливен намного превосходил мадам..., основной сюжет ее беседы - политика39.

 

Д. Ливен была составной частью самых важных структур европейского политического мира, вдохновлявшего ее своей внешней мощью и стабильностью, несмотря на раскаты "демократических перемен и отдельные вторжения бунтующих масс". Представители правящих кругов - все консерваторы, включая таких видных деятелей, распоряжавшихся судьбами Европы, как Меттерних, Кестльри, Александр I и др., спорили только о различных формах консерватизма в политике. По выражению ее британского историографа, "она принадлежала к кругу их ближайших советников; она знала их планы и хранила их секреты". Полагают, что ее влияние было несомненным как тайной силы за тронами и канцеляриями, как негласного корреспондента монархов и влиятельных дипломатов. Она была чем-то вроде связующего звена между одинаково мыслящими группами в разных европейских столицах, а высоко развитое политическое чутье обеспечивало то, что любой эвентуальный политический проект достигал ее слуха задолго до того, как этот проект становился реальностью40.

 

Многогранная корреспонденция Д. Ливен изобилует важными сведениями по ряду проблем европейской политики. В частности, по словам современного исследователя

 

 

37 Согласно некоторым русским публицистам, эта корреспонденция якобы велась с санкции высших инстанций, через "канал переписки..., контролируемый Нессельроде и самим царем". Со своей стороны Ж. Ганото, опубликовавший сборник этой корреспонденции за несколько лет, дает понять, что она велась по австрийским дипломатическим каналам, в двойных конвертах, через Париж, где тем не менее перлюстрировалась. Он отмечает, что часть писем обоих авторов получена им через третьих лиц в виде копий, сделанных французским "черным кабинетом" в период Реставрации (в 1820 г. Людовик XVIII уже якобы публично говорил об "этой афере"): Lettres du Prince de Metternich a la comtesse de Lieven 1818 - 1819, p. 398.

38 Для посла Австрии графа Хюбнера, "холодное и светское сердце" этой женщины "преисполнено одной страстью - проникать в секреты своих собеседников, чтобы распоряжаться ими по своему усмотрению с такой очаровательной нескромностью, что на нее за это невозможно сердиться": WildnerH. Op. cit., S. 57.

39 Chateaubriand F. R. Memoires d'ontre-tombe. Paris, 1951, t. 11, p. 464.

40 The Private Letters of Princess Lieven. Ed. by P. Quennell. London, 1937, p. XIV-XV.

 

стр. 154

 

 

Н. П. Таньшиной, она предвидела революцию 1830 г. во Франции и писала 30 июля (11 августа) 1829 г. о назначении Ж. Полиньяка председателем кабинета министров: "Франция имеет теперь ультраконсервативное правительство. Я уже говорила, что это будет несчастье для Европы, а теперь прибавлю, что это должно быть несчастье и для Франции, и Вы скоро убедитесь в этом. Революционные волнения не замедлят явиться следствием такого назначения"41.

 

Ее осведомленность и магнетизм, по собственным впечатлениям Д. Ливен, объясняли ее роль в обществе. Несмотря на наличие ряда скептиков, многие современные историки склонны полагать, что ее влияние было несомненным.

 

Ее внушительная корреспонденция с К. Меттернихом - все эти регулярные яркие зарисовки событий, обширные обзоры английской политики представляют объективную ценность, независимо от целей и мотивов авторов. Но это лишь часть ее эпистолярного наследия. Так, ее регулярные письма родственникам и различным высокопоставленным адресатам в России были полны свежей информацией разного рода. Только брату своему она направила из зарубежья свыше 400 писем. По свидетельству ее биографа, письма Д. Ливен на родину с годами все более наполнялись основательными и сбалансированными оценками политических событий и государственных деятелей. Суждения ее становились все более меткими и точными. Так, она выделяла разнокалиберные категории российских визитеров за границей; одни заслуженно вызывали у нее насмешки и презрение; другие, как знатный Михаил Воронцов, - "поистине патриотическую радость".

 

Обоснованным успехом и знаком сближения в русско-британских отношениях она считала в письмах визит великого князя Николая Павловича в Великобританию, будущего российского императора42.

 

На протяжении 1820-х годов эта деятельная женщина продолжала утверждать себя в центре политической и светской жизни Лондона; по впечатлениям окружающих, "надежная, сдержанная, и преданная в дружбе", а одновременно имеющая бесценный в дипломатической практике дар вовлекать в свою орбиту и удерживать в ней влиятельных людей, что укрепляло ее положение в стране пребывания43. По воспоминаниям современников, она принимала всякий вечер: министры, лидеры оппозиции, виднейшие представители аристократических кругов, в том числе принцы крови, встречались регулярно на этой нейтральной территории, где можно было наверное получить "добрый прием и умные советы"44.

 

Все сведения, оценки событий и актеров британской и европейской политической сцены суммировались в письмах на родину. При этом, по словам Додэ, дела Европы "оценены в письмах Д. Ливен с хладнокровием и точностью суждений, не всегда присущим и государственному деятелю"45. Заметное место в корреспонденции получили определенные расхождения политики двух стран по вопросам положения в Греции и признаний новых латиноамериканских государств. Показательно, что в инструкции МИД Х. Ливену 16 апреля 1825 г. подчеркивалось, что "развитие наших связей с Англией, к несчастью, наталкивается на многочисленные препятствия и следовательно, требует от лиц, призванных их укреплять, самого большего хладнокровия, мягкости и стремления к примирению, способного выдержать все испытания"46.

 

Приглашенная во время отпуска на аудиенцию к Александру I в июле 1825 г. Д. Ливен, когда речь зашла о политике, высказала в общей форме, в частности, мысль, что Россия должна еще более использовать свое влияние в Совете Европы; Александр оценил и ее сообщение о враждебности государственного секретаря Дж. Каннинга к Мет-

 

 

41 Таныиина Н. П. Княгиня Дарья Ливен и Франсуа Гизо. - В сб.: Россия и Франция, вып. 6. М., 2005, с. 79; Русская старина, 1903, N 3, с. 618.

42 Daudet E. Op. cit, p. 92, 93 - 94, 97.

43 Ibid., p. 109,151.

44 Ibid., p. 125.

45 Ibid., p. 160 - 161.

46 Внешняя политика России, т. 6/14, с. 737.

 

стр. 155

 

 

терниху, он намеревался использовать это соперничество, выказывая предупредительность в отношении Англии. Д. Ливен произвела сильное впечатление на Александра I; ее брату, сопровождавшему ее во дворец, он сказал при прощании: "Я расстался с Вашей сестрой как с юной женщиной, а вновь встретил ее как женщину - государственного деятеля"47.

 

Вообще широта ее политических и культурных интересов отражалась и в ее круге чтения. Она постоянно (в том числе и во время поездок) следила за прессой, просматривая английские и другие иностранные газеты, даже обменивалась ними со знакомыми. В отпуске в Италии она прочитала автобиографию Бенвенуто Челлини; длительное ознакомление с римскими достопримечательностями способствовало развитию ее интереса к архитектуре48. Ее портреты хранятся в Национальной галерее в Лондоне, в музеях других стран. Из ее писем мы знаем, что она обожала В. Шекспира, восхищалась повестями В. Скотта и была потрясена третьей песнью байроновского "Чайльд Гарольда"49.

 

Действуя в духе приведенных выше указаний МИД, Х. Ливен в донесении в МИД вскоре выдвинул и обосновал предложение заключить в ближайшее время торговое соглашение с Англией50, ввиду смерти Александра I и связанных с этим потрясений, этот проект был отложен (такое соглашение было заключено с Англией лишь в 1842 г.). Напротив, проводившиеся Х. Ливеном с весны 1825 г. секретные переговоры с британским правительством успешно завершились подписанием 23 марта 1826 г. соглашения между Россией и Великобританией о совместных действиях в урегулировании греческого вопроса; оно было подписано в Петербурге с русской стороны К. Нессельроде и Х. Ливеном. К нему по договору 6 июля 1827 г. присоединилась и Франция.

 

Доверительное положение Ливенов сохранилось и при Николае I. К. Нессельроде извещал Х. Ливена письмом от 17(29) апреля 1828 г.: "Император одобряет высказанное Вами намерение использовать свои личные связи с наиболее видными представителями оппозиции, чтобы изменить неблагоприятные для России и для договора от 6 июля решения Министерства"51. В письмах Николая I в 1830-е годы неоднократно высказывалась высокая оценка деятельности Ливенов и их благотворного для России влияния в британских политических кругах. Так, Николай I оставил без последствий жалобу своей сестры на якобы ошибочные шаги Ливенов в период бельгийского кризиса 1830- 1831 гг. Все это повлияло на продолжительность пребывания Ливенов в Лондоне. Ливен мог быть назначен в два места, Вену или Париж; однако, при смене посла в Вене в 1826 г. туда был назначен Д. П. Татищев.

 

В 1830 г. Д. Ливен возвратилась после отпуска в Лондон одна, Х. Ливена задержали в России дела служебные и личные: он посетил имения, но главное - в течение трех месяцев исполнял обязанности временного управляющего МИДом в отсутствие министра52.

 

Успешная деятельность Х. Ливена на посту посла, вероятно, могла бы продолжаться еще неопределенное время, несмотря на действительно продолжительный срок пребывания в Лондоне. Тем не менее, пребывание это близилось к концу. Как ни странно, реальные обстоятельства самих успехов Ливенов драматически способствовали их окончательному отъезду; свою роль сыграли как "личные мотивы", так и амбиции политических деятелей.

 

В английской историографии делались попытки упрощенно представить "проблему Ливенов" как плод "личных мотивов" Г. Дж. Пальмерстона, тогдашнего главы Форин оффиса. Такова версия лорда Сэдли (потомка Пальмерстона, издавшего в 1943 г. пере-

 

 

47 Hyde H. M. Op. cit, p. 195.

48 Ibid., p. 185.

49 The Private Letters of Princess Lieven, p. XVII.

50 Внешняя политика России, т. 6/14, с. 223, 225.

51 Внешняя политика России, т. 15, М., 1992, с. 501.

52 Данилова А. Указ. соч., с. 304.

 

стр. 156

 

 

писку Д. Ливен и леди Пальмерстон), который писал: "Лорд Пальмерстон, министр иностранных дел, которого она считала своим другом, был выведен из себя, до потери самообладания, ее смелостью и стремлением влиять даже на внутренние дела Англии, Он пришел к решению, что она и ее супруг должны быть удалены из страны, и имея эту цель в виду, он преднамеренно создал сложную дипломатическую ситуацию, которая заставила царя форсировать события, вынудив его отозвать Ливенов"53.

 

Другие исследователи (Ж. Ганото) выдвигали на первый план более глубокую коллизию интересов Петербургского и Сент-Джеймсского двора, в частности, определенные противоречия, которые породили "португальские дела, русско-турецкая война, волнения в Польше"54.

 

Непосредственным поводом явился вопрос о смене посла в Петербурге, после ухода в отставку русофила лорда Хейтсбери (работал там с 1828 по лето 1829 г.).

 

В условиях охлаждения двусторонних отношений британская сторона в течение трех лет (1832 - 1835 гг.) оставляла пост посла в Петербурге вакантным, что означало снижение уровня дипломатических отношений. Г. Дж. Пальмерстон сознательно шел на риск эвентуального вынужденного отзыва (в порядке взаимности) Россией посла Х. Ливена и его супруги, чья влиятельная позиция в английских политических кругах после двадцатилетнего пребывания в Лондоне вызывала беспокойство и раздражение министра55. "Как бы ни был прост министр иностранных дел, - заметил многоопытный Талейран, - он всегда будет достаточно компетентным, чтобы избавиться от неугодного посла"56. Соответственно Пальмерстон дал на подпись королю Вильгельму IV указ о назначении послом в Россию С. Каннинга, зная о неприемлемости этой кандидатуры для российской стороны и лично Николая I. МИД России был в курсе антироссийских настроений Каннинга, а также его давнего личного столкновения с Николаем I еще в бытность того наследником. Сразу после этого было дано указание опубликовать в прессе сообщение об этом назначении. Лишь когда сообщение появилось в газетах Пальмерстон (в октябре 1832 г.) послал традиционно необходимый запрос об агремане российскому правительству. Официальный, к тому же отрицательный ответ последовал после длительного, многозначительного молчания Петербурга (и устных демаршей через лондонское посольство)57 летом 1833 г. Пальмерстон отказывался в 1833 - 1834 гг. назначать другого посла в Россию (долго сохраняя это звание за Каннингом, усугубляя обострение ситуации в этом вопросе). Конфликт из-за кандидатуры Каннинга "явился сильным ударом по самолюбию царя, так что он, в конце концов, чтобы внести ясность в ситуацию, предпринял резкие действия, отозвав Ливенов"58.

 

В итоге 30 августа 1834 г. Х. Ливен получил указание затребовать паспорта и выехать в Петербург, окончательно покинув Англию. Личная реакция супругов отразилась в письме Д. Ливен брату: "Я нимало не ожидала подобного удара. Неожиданное изменение карьеры, материального положения и нравственной обстановки составляет серьезную эпоху в жизни... В этом отношении мне позволительно жалеть о хорошем климате, о великолепном общественном положении, о роскошной комфортабельной жизни, какой я нигде не найду, и многочисленных друзьях59.

 

 

53 The Lieven-Palmerston Correspondence 1828 - 1856, London, 1943, p. 1.

54 Эти противоречия усилились к концу 1820-х гг., когда после многолетнего пребывания у власти кабинетов тори, благожелательных к Священному союзу, к власти пришли виги, враждебные ему.

55 Уже премьер А. Веллингтон рассматривал в августе 1829 г. идею добиться отзыва Х. Ливена, однако отказался от этого шага, заметив, что было бы ниже его достоинства делать Ливенов "козлами отпущения". - Dandet E. Op. cit, p. 143.

56 Hyde H. M. Op. cit., p. 264.

57 "Нессельроде, узнав о предполагаемом назначении, написал частным образом в Лондон княгине Ливен, чтобы она дала как-нибудь знать Грею (премьер-министру) и Пальмерстону о нежелательности посылки Стрэтфорда в Россию. Грей считал, что дело на этом и окончено". - История дипломатии, т. 1, 1-е изд., с. 418.

58 Hyde H. M. Op. cit, p. 259.

59 Данилова А. Указ. соч., с. 311 - 312.

 

стр. 157

 

 

В политических и светских кругах Лондона известие об отзыве российского посла явилось определенной сенсацией, вызвав неоднозначную реакцию в общественном мнении Великобритании и подогрев дискуссии о дальнейшей ориентации внешнеполитического курса. Произошло кратковременное падение котировки курса акций на лондонской бирже (отразившее реакцию кругов, заинтересованных в двусторонней торговле). Определенные деятели восприняли такой поворот событий с удовлетворением, поскольку в этих кругах Ливены слыли убежденными консерваторами и аристократами. Рупором этих фракций общественного мнения выступила лондонская "Таймс", которая недвусмысленно относила это "землетрясение в дипломатическом мире" за счет "общепризнанного стремления княгини Ливен вмешиваться в политику и оказывать влияние на политику европейских кабинетов".

 

В других кругах выражалась обеспокоенность "делом Каннинга" и его последствиями, проявлялось сочувственное отношение к Ливенам. Предпринимались попытки ограничить ущерб двусторонним связям. Ряд дам сложился на прощальный подарок - ценный браслет - для Д. Ливен. Лорд Адмиралтейства предоставил корабль за счет правительства, который должен был доставить посла в Петербург. "Премьер-министр лорд Грей на заседании парламента воздал представителю России за его деятельность благодарную признательность (единственный пример в истории британского парламента)"60. В прощальном письме премьер-министр дал высокую оценку роли посла и его супруги, отметив, что "трудно будет найти взамен Ливена представителя с равными талантами".

 

В течение года российское посольство возглавлял временный поверенный в делах граф А. Ф. Матушевич. Следующий российский посол был назначен в Лондон в 1835 г. (переводом из Парижа).

 

По возвращении в Петербург Х. Ливен стал попечителем при 16-летнем наследнике цесаревиче (будущий Александр II) и членом Государственного совета. Д. Ливен было поручено обучать наследника манерам и искусству общения в свете61.

 

Возвращение в Петербург представляло определенную цезуру в образе жизни четы Ливенов (начиная с того, что за отсутствием дома им негде было жить): это особенно остро ощутила Д. Ливен.

 

И судьба нанесла ей удар и принесла сильное нервное потрясение: осенью того же года скоропостижно скончались один за другим два младших сына Ливенов62. Вскоре после этого Д. Ливен, ссылаясь на "соображения здоровья", выехала в Берлин и на курорт Баден-Баден; затем надолго обосновалась в Париже. В изложении Э. Додэ, мотивы ее добровольного решения остаются неясными.

 

Возможно, произошел определенный сдвиг в мировоззрении, обусловленный достаточно длительным пребыванием в Англии. Британское общество, воспринимаемое в эпоху ее дебюта как "необыкновенное" и "странное", после длительного погружения в него могло ее частично ассимилировать, привести к признанию "нормальными" бытовавшие здесь правила и нравы. Так что необходимость внезапного окончательного отъезда повергла ее буквально в отчаяние. Привилегированная жизнь Ливенов при петербургском дворе не лишила трезвой проницательности Д. Ливен с ее европейской дипломатической практикой. Жизнь при дворе монотонна, размеренна и совершенно непохожа на лондонскую. Она слишком долго жила в сфере "политического и умственного напряжения", чтобы интересы петербургской придворной жизни захватили ее. Как

 

 

60 Федорченко В. Российская империя в лицах, т. 1. М., 2000, с. 642.

61 В порядке выполнения своих обязанностей Х. Ливен сопровождал наследника в заграничной поездке по ряду стран Европы. Посетив Германию, Данию и Швецию, они прибыли в Рим, где Х. Ливен в 1839 г. скончался после продолжительной болезни на 64-м году жизни. - Российская империя в лицах, с. 642.

62 В браке Ливенов родилось 5 сыновей: Александр, Павел, Константин, Георгий и Артур и старшая дочь: The Lieven - Palmerston correspondence, p. IX.

 

стр. 158

 

 

она писала сохранившему приязнь к ней лорду Грею: "Я видела массу лиц, но не нашла общества"63.

 

Э. Додэ отмечает ее реакцию на жесткую дисциплину, царившую при дворе России; жизнь ее "несколько парализована"; а "круг идей" местного общества довольно далек от того, с которым она сжилась за 22 года64. Всего этого оказалось достаточно, чтобы бесповоротно уехать в Европу (несколько месяцев спустя после возвращения) под благовидным предлогом "поправки здоровья". Это означало расставание с семьей, с мужем и остракизм общества, не исключая императора. Муж никогда более не упоминал о ней при детях и не писал ей, ибо она оказалась в немилости у двора и императора. Столкновение с реальностью исторгает у нее крик души в письме к вновь обретенному другу французскому политику, потомку протестантов-гугенотов Ф. П. Гизо: "Вы по крайней мере не спрашиваете у императора разрешения любить меня или говорить об этом... Я дрожу заранее, думая о будущем моих детей. Что за страна! Что за властитель! Что за отец!"65.

 

Когда вскоре после выезда за границу Д. Ливен вознамерилась приехать в Лондон, ей полуофициально дали понять о нежелательности ее приезда в текущем году (нередкая предосторожность страны пребывания в отношении завершивших миссию дипломатов). Однако последующие годы сгладили многие драматические антагонизмы. С 1836 г. Д. Ливен обосновалась в Париже, где она, с незначительными перерывами, провела 20 лет. Она сняла комнаты в старинном особняке Талейрана, что вызвало недоброжелательство по отношению к ней со стороны племянницы великого человека - герцогини Дино. Воссозданный ею здесь с неизменной энергией политический салон, конкурировавший с салоном мадам Ж. Рекамье, функционировал вновь для "всего Парижа" и дипломатического корпуса - общение с видными деятелями было для нее необходимой потребностью. Посетивший ее с визитом в январе 1837 г. давний знакомый лорд Грен-виль отмечал: "Она принимает всякий вечер, и ее салон, будучи нейтральной территорией, все партии там встречаются, так что там видишь злейших врагов в вежливой дискуссии"66. Начиная с 1837 г., она регулярно проводила часть светского сезона в Лондоне, навещала аристократических знакомых в замках Франции и Германии. Более того, как отмечает ее биограф, в 1840-е и в 1850-е годы "она в Париже информатор двора России". Она регулярно направляла императрице в конверте на адрес графини Нессельроде новости, которые были ей доступны. За завтраком императрица сообщала их императору. Он нередко уносил их с собой для повторного чтения67.

 

Все в Париже, включая местный государственный персонал и дипломатический корпус, были в курсе ее пророссийской позиции. Она этого не скрывала и даже сама говорила об этом. Благожелательное отношение к Д. Ливен тогдашнего режима России проявилось и в отношении к ее потомкам: все они сделали карьеру на государственной службе. Перед войной 1914 г. в России проживал князь Александр Ливен, чьи земельные владения в 1900 г. составляли 61830 десятин68.

 

В Париже Д. Ливен вновь в зените своей активности и влияния. Несмотря на неоднократные предложения своего друга Ф. Гизо, она так и не согласилась выйти за него замуж: знакомым она говаривала: "Будучи уже княгиней Ливен, как я могу стать мадам Гизо".

 

 

63 Данилова А. Указ. соч., с. 313 - 314.

64 Daudet E. Op. cit, p. 81, 151, 197, 198.

65 Ibid., p. 221.

66 Ibid., p. 231.

67 Ibid., p. 372.

68 Ливен Д. Аристократия в Европе 1815 - 1914 гг. СПб., 2000, с. 72. В период после второй мировой войны Александр Ливен возглавлял одно время русскую секцию ББС (согласно радиоочерку истории ББС, июнь 2005 г.).

 

стр. 159

 

 

Во время Июльской монархии она была решительной сторонницей франко-русского союза.

 

Еще в 1852 г. (ей 67 лет) она работает над сближением кабинетов Парижа и Петербурга, хотя быстро осознает, что действует на неблагодарном и бесплодном поприще.

 

Д. Ливен скончалась в 1857 г. в Париже; похоронена была по ее последней воле в России (в Митау, ныне Елгава) в черном служебном платье фрейлины российского двора. 220 лет со дня ее рождения исполнилось в 2005 г.

 

Британский историк Г. М. Хайд (автор биографии Д. Ливен) отмечает, что незадолго до кончины она передала все свои бумаги одному из исполнителей ее завещания герцогу де Ноайль, якобы опасаясь интереса к ним со стороны иностранных наблюдателей и их попыток заполучить ее бумаги. Однако ничего подобного не случилось69. Впоследствии де Ноайль передал всю коллекцию документов сыну княгини Павлу Ливену, который, согласно завещанию, был основным наследником. Этот архив достался сыну Д. Ливен Александру, который скончался в 1886 г., определив в завещании, что бумаги должны быть сохранены в запечатанном виде в течение 30 лет и не публиковаться ранее. Эти бумаги долгое время хранились в Митау (Курляндия). Во время революции 1917 г. считались утраченными. Однако в 1932 г. были открыты в Государственной библиотеке Берлина, где хранились после вывоза их кайзеровскими войсками из оккупированной ими Курляндии. Наследники княгини Ливен вывезли их из Берлина, переправили в Брюссель, а в конечном счете продали в Британский музей. Британскому же музею были переданы наследниками в дар имеющиеся у них ее письма.

 

В целом литературное наследие Д. Ливен (включая огромное количество писем, политические заметки, дневниковые записи) рассредоточено и хранится в различных государственных и частных архивных фондах в России и за рубежом; оно все еще ждет своего исследователя. Как и дипломатическое наследие Х. Ливена (тысячи депеш, донесений, нот и др. документов), часть которого из Архива внешней политики РФ опубликована в многотомном издании "Внешняя политика России XIX и начала XX века" (тт. 5 - 17, 1800 - 1832 гг.).

 

Издания переписки Д. Ливен регулярно предпринимались в 1890 г. - 1968 г. на ряде европейских языков, прежде всего в Лондоне и Париже (в более или менее тенденциозных подборках иностранных исследователей).

 

Среди опубликованных доныне сборников корреспонденции Д. Ливен важнейшим печатным источником, по мнению зарубежных исследователей, является издание британского профессора Г. Темперли (он получил доступ с разрешения советской стороны в начале 1920-х годов ко всем архивным фондам российских деятелей и членов семьи династии Романовых)70.

 

Последний сборник писем Д. Ливен, видимо, приуроченный к 100-летию ее кончины вышел во Франции в виде двухтомника в 1963 г. (рецензирован во французском журнале "История", Париж, 2003, N 2, с. 18 - 19).

 

"Каждый, кто занимается современной историей, знает имя княгини Ливен", - пишет Э. Додэ в ее биографии. Комментируя ее многолетнюю обширную переписку с влиятельными российскими деятелями, с рядом европейских государственных деятелей и дипломатов, он отмечает: "Ни одна женщина, ни в какую эпоху, ни в одной стране не завоевала в такой мере доверие выдающихся деятелей". Аналитический ум отражался в ее ясных и точных суждениях, а "ее письма остаются шедеврами" (лорд Гренвиль), подобно наследию мадам де Севинье. В глазах Додэ, эта переписка - "факел", освещающий все крупные политические, дипломатические и светские события первой половины XIX в.,

 

 

69 Hyde H. M. Op. cit., p. 7.

70 The Unpublished Diary and Political Sketches of Princess Lieven, togheter with some of her Letters. Edited with elucidation by Harold Temperlley. London, 1925.

 

стр. 160

 

 

вскоре после французской революции, а также последующую черепу европейских конфликтов71.

 

Яркая личность Д. Ливен вдохновила одного из классиков французской литературы О. Бальзака; он поместил ее психологический портрет в центр своего романа "Тайны княгини де Кадиньян". По этому произведению во Франции режиссером Ж. - П. Каррером был поставлен кинофильм (1960 г.)72.

 

Д. Ливен и поныне цитируется в дипломатических словарях, в основных учебниках дипломатического искусства (прежде всего благодаря выдающимся чертам ее своеобразного менталитета и сфере его успешного применения).

 

Преодолев ряд социальных и моральных барьеров, Д. Ливен заняла определенное место в политической жизни современного ей российского и зарубежного общества, которое тогда отнюдь не отводило такой роли для женщин. Она в полной мере воспользовалась преимуществами полученного ею первоклассного частного и государственного образования. Достаточно припомнить, что в России женщины получили доступ к университетскому образованию лишь в 1878 г.73 Накопленный ею жизненный опыт позволил ей найти и использовать в первой половине XIX в. возможности для хотя бы полуофициального участия в деятельности дипломатических структур.

 

 

71 Daudet E. Op. cit, p. 1, 8, 376.

72 Dictionnaire des litteratures, t. I, sous direction de F. Van Yeghem, PUF. Paris, 1962, p. 313 - 318.

73 Федосова Э. П. Бестужевские курсы. 1-й женский университет в России. - М., 1980, с. 49.

Опубликовано на Порталусе 19 июля 2021 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама