Английский историк Хильда Р. Эллис Дэвидсон известна как автор ряда работ по скандинавской мифологии и древней литературе. Рецензируемое исследование, насколько можно судить по его названию, продолжает изучение скандинавской истории, однако, по существу, посвящено истории образования и развития Древнерусско-

стр. 161

го государства, которая рассматривается в традиционно норманистском плане как часть истории Швеции.

По словам автора, цель исследования - раскрыть богатство и многообразие контактов скандинавов с Восточной Европой, Византией и Арабским халифатом, а также определить их значение для скандинавов, которое обусловливалось не только торговлей и выражалось не только в потоке серебра и мехов с Востока, но также и во влиянии Востока на северную мифологию и искусство. Тем не менее автор касается вопросов, не входящих в очерченный круг задач, и рассматривает их не всегда достаточно глубоко. Так, образование государства у восточных славян нельзя объяснить одним лишь цитированием летописи о призвании варягов, оно требует анализа социально-экономических отношений и всею общественно-политического развития племен Восточной Европы в VI-IX веках.

От большинства вышедших за последние годы за рубежом работ, в той или иной степени посвященных истории Киевской Руси и ранним славяно-скандинавским контактам, данное исследование отличается источниковой базой. Дэвидсон детально разбирает письменные источники, прежде всего скандинавские саги, знатоком которых она является, материалы эпиграфики - рунические надписи, а также результаты раскопок Б. А. Рыбакова, А. В. Арциховского, Д. А. Авдусина и др. Однако о достижениях советской исторической науки автор знает мало и зачастую не из первоисточника, а в переработанном и искаженном виде.

В центре внимания Дэвидсон - торговая и миссионерская деятельность скандинавов. Перспективы торговли и получения дани с подчиненных финно-угров, балтов и славян, по ее мысли, вели к установлению постоянных контактов скандинавов с балтийским побережьем, что способствовало их проникновению в глубь континента. При этом Восточная Европа признавалась в основном сферой деятельности Швеции. Продвигаясь по Волге и Днепру, скандинавы использовали города в качестве опорных пунктов для торговли и подчинения окружающей территории, а также достижения желанной цели - Хазарского каганата, Булгарии, Арабского халифата и Византии. Так интересами торговли автор объясняет проникновение скандинавов в Восточную Европу к подводит к выводу о решающей роли викингов в создании русской государственности. Концепция эта не нова и повторяет известные положения, выраженные частично еще в XIX в. В. О. Ключевским, а в недавнее время развиваемые в работах А. Аттмана, Ф. Балодиса, С. Болина, А. Льюиса и др¹ . Автор высказывается в характерном для буржуазной методологии ключе, рассматривая образование Древнерусского государства как производное и следствие скандинавской торговли.

Из теории торговой колонизации Восточной Европы вытекает объяснение происхождения городов. Автор в отличие от своих предшественников не приписывает викингам заслуги их основания, а пытается увязать сообщения летописи о строительстве варягами городов с тем фактом, что последние имеют славянские названия. По мнению Дэвидсон, города существовали в зачаточном виде до прихода викингов в Восточную Европу. Роль скандинавов заключалась в том, что они своей торговой деятельностью стимулировали их развитие, а также превращение в укрепленные центры, куда стекалась дань с окружающих народов. В городах наряду со скандинавами жили угро-финны и славяне.

Автор и далее, учитывая критику, подновляет наиболее слабые места норманской теории. Недостаток следов пребывания скандинавов на территории восточных славян Дэвидсон объясняет тем, что захватчики не представляли собой замкнутую этническую группу, а быстро смешивались с местным населением и воспринимали условия его жизни - быт, типы жилищ. Это, по ее мнению, должно объяснить тот факт, что скандинавские погребения не встречаются в чистом виде. Однако автор считает, что язык на протяжении первых столетий оставался скандинавским. И названия поро-

¹ A. Attman. Russland och Europa. En handelshistorisk oversikt. Stockholm. 1946, ss. 7 - 15; F. Balodis. Handelswege nach dem Osten und die Wikinger in Russland. "Kugl. Vitterhets Historie och Antikviteis Akademiens Handlingar", del. 65. Stockholm. 1948; S. Bolin. Mohammed Charlemagne and Ruric. "The Scandinavian Economic History Review". Vol. 1. Kobenhavn. 1953; A. R. Lewis. The Northern Seas. Shipping and Commerce in Northern Europe A. D. 300 - 1100. Princeton. 1958. Критический разбор см.: В. М. Потик. Некоторые вопросы торговли Древней Руси по нумизматическим данным. "Вестник истории мировой культуры", 1961, N 4; И. П. Шаскольский. Норманская теория в современной буржуазной науке. М. -Л. 1965, стр. 38 - 41.

стр. 162

гов Днепра в книге объясняются на основании северонемецких параллелей. Как известно, вопрос о названиях этих порогов не решен до настоящего времени, поэтому необходимо не ограничение, а расширение круга сопоставлений. Это же можно сказать и о квалификации именослова договоров русских с греками как скандинавских. Не меньшего внимания заслуживают иранские, кельтские и другие параллели древнерусских наименований² .

Подробный разбор письменных источников по Прибалтике автор подкрепляет археологическим материалом. Начало контактов скандинавов с прибалтийскими районами Дэвидсон определяет временем, предшествовавшим завоеваниям викингов. Она справедливо указывает на то, что викинги стремились к грабежу и сбору дани и не преследовали цели длительного завоевания.

Касаясь спорного до настоящего времени вопроса о местонахождении Биармии, автор не склонен отдавать предпочтение ни сторонникам северодвинского, ни сторонникам западнодвинского ее местоположения. Пытаясь примирить противоположные точки зрения, Дэвидсон высказывает мнение, что термин "биармы" следует толковать расширительно: древними он употреблялся для обозначения ряда племен Финляндии и Северной Руси. Однако в приложенной к монографии карте Биармия локализована на Северной Двине.

Первые контакты викингов с восточными славянами автор относит ко времени около 838 г., ссылаясь на известия Вертинских анналов, тем самым утверждая, что Русь - это скандинавы. Такая точка зрения неоднократно подвергалась критике со стороны как советских, так и западных специалистов³ . Этот аргумент в пользу скандинавского происхождения Руси автор дополняет основными положениями норманистов, которые не претерпели изменений со времени, когда они были оформлены в систему "классиком" норманизма В. Томсеном. Дэвидсон присоединяется к традиционному объяснению происхождения имени "Русь", связывая его с поселениями на восточном побережье Швеции Roslagen, либо с именем "Rotsi", которым финны называли шведов. Однако эстонское имя "Roots" и ливское "Ruotse" были первоначально обозначением Лифляндии, а уже потом Швеции⁴ . Такие доводы антинорманистов, как упоминание племени росомонов у Иордана задолго до знакомства викингов с Восточной Европой или связь южной топонимики с именем "Русь"⁵ , автор хотя и отмечает, однако оставляет без объяснения. Подобный подход, игнорирующий одни и абсолютизирующий другие факты, весьма характерен для буржуазной методологии.

Цитируя датского историка XII-XIII вв. Саксона Грамматика, Дэвидсон приводит сообщение о нападении скандинавов, в частности данов, на русский город Полоцк как доказательство проникновения викингов в Восточную Европу. Однако при определении этнической принадлежности руси автор упускает из виду известия Саксона Грамматика, хотя они представляют собой серьезный аргумент против норманистского тезиса о скандинавском происхождении руси: датский хронист четко разграничивает скандинавов - шведов и данов, с одной стороны, и русов-рутенов - с другой; последних он помещает в Прибалтике и по Западной Двине и воспринимает как чуждый скандинавам этнический элемент⁶ . Это сообщение особенно важно потому, что данные упоминания Руси относятся ко времени, по-видимому, предшествовавшему "призванию" варягов.

Варягов в отличие от руси автор не считает этническим понятием, а связывает со скандинавским war, обозначающим дружину, которая могла включать наряду со скандинавами-русью также славян и финнов. В литературе неоднократно указывалось на неоднородность понятия "варяги" как всего прибалтийского населения и пле-

² А. Г. Кузьмин. Об этнической природе варягов. "Вопросы истории", 1974, N 11.

³ А. Н. Сахаров. Русское посольство в Византию. 838 - 839 гг. "Общество и государство феодальной России". М. 1975; A. V. Riasanovsky. The Embassy of 838 Revisited: Some Comment on Early Russian History. "Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas", Neue Folge. Wiesbaden. 1962. Bd. 70, Hf. 1, April.

⁴ Д. К. Зеленин. О происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода. "Доклады и сообщения Института языкознания". VI. М. 1954, стр. 90.

⁵ М. Н. Тихомиров. Происхождение названий "Русь" и "Русская земля". "Советская этнография". Вып. VI-VII. М. -Л. 1947; Б. А. Рыбаков. Древние русы. "Советская археология". Т. XVII. М. 1953, его же. Образование Древнерусского государства. М. 1955; его же. Спорные вопросы образования Киевской Руси. "Вопросы истории", 1960, N 9.

⁶ "Saxonis Grammatici Gesta Danorum". Strassburg. 1886, pp. 40 - 42, 154 - 160, 185, 307 - 312.

стр. 163

мен юго-восточного и южного побережья Балтийского моря⁷ .

Для доказательства скандинавской колонизации балтийского побережья и Восточной Европы автор привлекает значительное количество находок, концентрирующихся вдоль главных торговых путей. Норманскими колониями Дэвидсон признает поселения в Гнездово, на Верхней Волге и др. При этом она использует аргументы современных норманистов в археологии, подвергнутые основательной критике в советской литературе⁸ . Тезис о норманской колонизации проводится в последнее время и некоторыми советскими авторами, которые полагают, что норманны появились на Верхней Волге значительно раньше славян и составляли первоначально численно больший процент, чем славяне⁹ . Однако их подсчеты не могут являться свидетельством скандинавской колонизации, поскольку никаких следов германизмов ни в языке, ни в топонимике, ни в культуре этого района не прослеживается. Используя иные критерии, позволяющие отделить норманские от славянских погребений, Д. А. Авдусин на примере Гнездово пришел к выводам, подтвердившим результаты его прежних исследований, что доля скандинавских захоронений весьма незначительна¹⁰ .

Влияние Востока на скандинавскую литературу и мифологию Дэвидсон рассматривает в плане указанных контактов. Хотя прямых воздействий византийской культуры на скандинавскую литературу и искусство она не находит, тем не менее констатирует такие косвенные данные знакомства с Византией, как описание специфического византийского оружия - греческого огня. Правда, это описание дает уже Адам Бременский, причем обладателями его в XI в. являлись обитатели славяно-вендского города Волина¹¹ . Дэвидсон отмечает также растущий интерес исследователей к обнаружившемуся влиянию шаманизма на культ Одина. По ее мнению, шаманизм был занесен из Восточной Европы от угро-финнов и народов Поволжья.

Таким образом, рецензируемая монография свидетельствует о неослабевающем внимании буржуазной науки к вопросам образования Древнерусского государства. Однако Дэвидсон существенно не приблизила решение проблемы и завершение продолжительного спора норманистов и анти-норманистов, поскольку аргументы и концепция ее не новы, хотя частные наблюдения и изыскания не лишены интереса.

⁷ С. Гедеонов. Варяги и Русь. СПБ. 1876; А. Г. Кузьмин. "Варяги" и "Русь" на Балтийском море. "Вопросы истории", 1970, N10.

⁸ И. П. Шаскольский. Указ соч., стр. 96 - 181.

⁹ Л. С. Клейн, Г. С. Лебедев, В. А. Назаренко. Норманские древности Киевской Руси на современном этане археологического изучения. "Исторические связи Скандинавии и России". Л. 1970.

¹⁰ Д. А. Авдусин. Скандинавские погребения в Гнездово. "Вестник" Московского университета, серия история, 1974, N 1.

¹¹ "Magistri Adam Bremensis gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum". Hanno- verae et Lipsiae. 1917, pp. 79 - 80.