Есть такое выражение - "оглядываться на историю". А что, собственно говоря, она представляет собой - творение/растворение времени, "кубик Рубика", игру ведомых и неведомых сил и начал? А может быть, это факты, факты и только факты, объединенные мыслью исследователя, имеющего свой вариант своей истории? Инвариантом здесь является только автор. И потому чрезвычайно важна старая, уже как-то забываемая многими мысль о том, что любой исторический труд следует воспринимать не только через призму психического и политического состояния общества, его ангажированности (по-русски - участия) в разрешении или запутывании тех или иных проблем и задач, но и через призму личности жизнеописателя -этого своеобразного творца истории, ее толкователя. Мы многое знаем о героях истории, но мало о людях, посвятивших ей свою жизнь. Некролог - вот обычный жанр оценки заслуг деятельности ученого. Подробный анализ его штудий отодвигается вначале "на потом", а затем и вовсе забывается.

Поэтому весьма отрадно появление книги И. Г. Воробьевой о Ниле Попове, на чьих исследованиях взрастали многие поколения студентов, а его наблюдения и идеи не потеряли своего значения для современных исследователей славянства. Конечно, случается встретить мнение о том, что он является историком "второго плана". Как представляется, такое толкование может быть в какой-то мере объяснено, во-первых, второразрядной язвительностью по поводу "широкой спины" С. М. Соловьева, прикрывавшего своего зятя, во-вторых, увлечением Н. А. Попова описательным, очерковым жанром, в-третьих, своеобразным соревнованием в XIX в. русского и славянского, когда славянство "растворялось" в русском море. Как бы то ни было, российское славяноведение, его история немыслима без имени Нила Попова.

Сегодня, когда историки все чаще переходят "на диету" и слышатся разговоры о конце истории и правоте/неправоте Токвиля и его эпигонов, больший вес приобретает история науки, в нашем случае, история славяноведения. И монография И. Г. Воробьевой счастливо сочетает в себе размышления о месте своего героя в истории и истории в его судьбе.

Насыщенность текста книги исторической и политико-общественной проблематикой, волновавшей тогдашнее ученое сообщество, мелькание известных и неизвестных имен, сюжетов, оценок - все это требует от читателя определенного знания, умения вживаться в минувшее, чтобы за скупой строчкой автора увидеть и дорисовать картинки из прошлого отечественного славяноведения. Эта определенная трудность, связанная с вхождением во время, столько раз переписанное, видимо, и обусловила некоторую сухость характеристик фона, подаваемого через жизнь и творчество Н. А. Попова. В некоторых случаях плотность информации столь высока, что вытесняет необходимую "воду". В других ее

стр. 101

более чем достаточно, что связано прежде всего с жизнью того же Московского университета, чьи правила и практика хорошо известны в истории. Но тем не менее без волнообразного повторения традиционно-полезных фактов терялась бы связность исследуемых сюжетов.

В сущности, с первых строк исследования прослеживается обычная линия, характерная для академических биографий, а именно: проследить научную карьеру ученого, проанализировать его труды и осветить деятельность на поприще просвещения. Здесь нет ни картин семейной жизни, ни анализа взаимоотношений Н. А. Попова со своим тестем С. М. Соловьевым, ни каких-либо страстей моря житейского - в рецензируемой монографии все подчинено только науке и ее служителю. Сжатый, но в то же время емкий очерк начала научной деятельности Н. А. Попова далеко от абсолютизации автором своего героя. Безусловно, в его карьере сыграли свою роль не только блестящие способности Н. А. Попова, умение выходца из среды духовенства добиваться поставленной цели, умеренное фрондерство, но и покровительство С. М. Соловьева, стараниями которого он был вначале отправлен в Казанский университет, а уж затем переведен в Москву. Разбросанные в тексте микросюжеты о тогдашней жизни Н. А. Попова в первопрестольной добавляют яркости как времени, в котором он жил, так и самому герою с его подчеркнутой небрежностью в одежде и честолюбивостью устремлений.

Безусловный интерес представляет традиционный сюжет о командировке ученого в славянские земли. Если вдуматься, эта избитая тема, не так уж банальна. В сущности, российские ученые не только получали, концентрировали обширную информацию и совершенствовали свои знания, но и становились хранителями и аналитиками тех богатств, которые славянский мир накопил и предоставлял России, чья наука с успехом воссоздавала давние связи и исследовала современные процессы у славянских народов.

И здесь чрезвычайна важна деятельность Н. А. Попова как университетского профессора, наставника молодежи. И. Г. Воробьева, используя широкую (впрочем, как и везде) источниковедческую базу, дала впервые развернутую характеристику его преподавательского труда по русской и славянской историям. Причем он рисовал перед студентами не только картины минувших столетий жизни славянских народов, но и современные процессы, шедшие в славянском мире, знакомил слушателей с новейшей литературой, вышедшей из под пера отечественных и зарубежных ученых. Автор подчеркивает, что курс истории зарубежных славян был впервые прочитан в стенах Московского университета именно профессиональным историком с "четко сформулированной исторической концепцией", отличавшейся от курсов филологов- славистов, у которых история зарубежного славянства излагалась на фоне их литературы.

Различные высказывания о многогранной преподавательской деятельности Н. А. Попова - от сердитой критики манеры чтения "расхлебени" профессора лекций по "пожелтевшим листочкам" до любви молодежи к своему учителю, всегда готовому помочь и много делавшему для нее - не только помогают воссоздать его живой портрет, но и добавить света в характеристики его студентов, будущих российских знаменитостей, например П. Н. Милюкова.

Рассматривая историографические исследования профессора кафедры русской истории Н. А. Попова, И. Г. Воробьева стремится показать ^его роль в деле просвещения читающей публики по вопросам исторического бытия России. Сама эта тема, если толковать ее расширительно, достаточно нова: насколько мне известно, вопросы истории на страницах массовых периодических изданий в XIX в. еще не были предметом специального исследования. И выступления Н. А. Попова на страницах знаменитых "Московских ведомостей" и других изданий могут служить яркой иллюстрацией связи науки и общества. Сравнительно большое место уделено ныне полузабытой работе Н. А. Попова "Татищев и его время. Эпизод из истории государственной, общественной и частной жизни в России первой половины прошедшего столетия". Само название книги, автора которой Н. А. Попов называл первым русским историком, содержит в себе ключ к пониманию истории, методов ее исследования. Как справедливо подчеркивает И. Г. Воробьева, Н. А. Попову принадлежит честь открытия в процессе изыскательской деятельности и последующей публикации философского труда В. Н. Татищева "Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ", который не потерял своего значения и в настоящее время.

Н. А. Попов, доктор по русской истории, немало сделал и для истории славяноведения - здесь и публикаторская работа, био-

стр. 102

графические статьи о М. П. Погодине, О. М. Бодянском, Л. Салаи, Ф. Палацком, И. Юнгмане, библиографические обзоры зарубежных изданий по славистике, такие, например, как "Новейшая австрийская историография" (1879), "О важнейших явлениях в польской исторической литературе" (1884) и др. Все это и многое другое довольно подробно освещается И. Г. Воробьевой, позволяя сделать еще один шаг к воссозданию целостной картины тогдашнего состояния славяноведения, в которое Н. А. Попов внес немалый вклад, прежде всего как публикатор документов. Причем публикаторская деятельность особенно отчетливо проявилась, как отмечается в книге, во время его заведывания Московским архивом Министерства юстиции, что позволило ученому издать такой солидный труд как "Акты Московского государства".

И. Г. Воробьева называет своего героя энциклопедистом, славистом-универсалом. Действительно, широта его интересов, познаний, суждений вызывает уважение. В ученом мире было не так много людей, способных к столь разносторонней и успешной деятельности. На страницах книги рисуется фигура человека, успешно сочетавшего занятия историей с изучением археологии, этнографии, топонимики зарубежных славян, например жителей Карпат. Ему были интересны и исследование юридического народного права у южных славян, и этноконфессиональная ситуация в Боснии, и ряд других специфических проблем и тем по истории славянства. Поразительное разнообразие работ Н. А. Попова может быть объяснено и стремлением ознакомить русское общество с достижениями европейской науки в той или иной области гуманитарного знания, с болевыми точками славянства, желанием дать свою оценку событиям в многополюсном славянском мире. И, разумеется, многие из его работ носили научно-популярный, очерковый характер, что отмечает и И. Г. Воробьева. В то же время даже в ознакомительных для русской публики трудах, прежде всего тех, которые построены на современном материале, прослеживается собственная позиция Н. А. Попова, например по вопросам греко-болгарской церковной распри, борьбе русской Церкви с униатами.

Не были обойдены в книге и литературно-языковые проблемы славянской истории, которыми также занимался русский ученый. Не будучи "присяжным филологом", он все же был универсалом и обладал соответствующей суммой знаний, позволявших ему не только судить об этих вопросах, но и писать на данные темы, например, об истории возникновения идеи общеславянского правописания или о языковой реформе Вука Караджича. Сжато и в то же время объемно освещена в монографии чрезвычайно важная тема, новаторски поднятая Н. А. Поповым, - о влиянии русской школы и литературы на просвещение австрийских сербов, а в целом и все сербство и его книжность.

В книге присутствует беглый разбор полузабытых статей Н. А. Попова - "Поляки в Пруссии", "Познанские сеймы", "Вольный город Краков". Как верно подчеркивается И. Г. Воробьевой, совершенно отличную судьбу от этих, в сущности, описательно- ознакомительных штудий имели труды по истории сербской государственности, снискавшие широкую известность не только в России, но и за рубежом, прежде всего в самой Сербии, где были переведены такие крупные работы русского историка, как "Россия и Сербия. Исторический очерк русского покровительства Сербии с 1806 по 1856 год", "Сербия после Парижского мира". Критико-аналитическое исследование сербской тематики, проведенное И. Г. Воробьевой, с достаточной убедительностью раскрывает понимание Н. А. Поповым мира сербской политики, далеко не простых русско-сербских отношений.

В начале нашей рецензии упоминалась тема историков "второго плана". Всем своим содержанием книга И. Г. Воробьевой показывает несостоятельность подобных мнений в отношении Н. А. Попова. Ушло в прошлое время, в котором творил русский историк, но сочинения его живут и сейчас.