Рейтинг
Порталус

Василий Витальевич Шульгин

Дата публикации: 04 октября 2020
Автор(ы): А. В. Репников, И. Н. Гребенкин
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: БИОГРАФИИ ЗНАМЕНИТОСТЕЙ
Источник: (c) Вопросы истории, № 5, Май 2010, C. 25-40
Номер публикации: №1601833757


А. В. Репников, И. Н. Гребенкин, (c)

Имя Василия Витальевича Шульгина, прожившего 98 лет насыщенной делами и событиями жизни, известно каждому обращавшемуся к истории России XX века. Его личность, политическая деятельность и публицистическое наследие неизменно привлекают внимание историков1. В последние двадцать лет изданы и переизданы многие его сочинения2. Опубликованы материалы следственного дела, хранящегося в Центральном архиве ФСБ России3. В 1999 г., однако, отмечалось, что "научная биография Шульгина до сих пор не написана"4. За прошедшее десятилетие она так и не появилась, но есть надежда, что кропотливым трудом многих исследователей будут воссозданы события жизни Шульгина и устранены многочисленные неточности, встречающихся и в его книгах и в посвященных ему работах.

 

Василий Витальевич Шульгин родился 1 января 1878 г. в Киеве. Его отец, профессор Виталий Яковлевич Шульгин (1822 - 1878), преподавал всеобщую историю в Киевском университете св. Владимира; он обладал огромной эрудицией и был блестящим лектором. В 1864 г. В. Я. Шульгин взялся за редактирование газеты "Киевлянин", в которой опубликовал ряд заметок Н. Х. Бунге, сотрудничавшего с редакцией вплоть до своего переезда в Петербург. В. Я. Шульгин скончался в год рождения сына. Мать В. В. Шульгина - Мария Константиновна Шульгина-Попова (?-1883) вскоре вышла замуж за профессора Д. И. Пихно (1853 - 1913), который преподавал в том же университете. Пихно взял на себя редактирование "Киевлянина". Между отчимом и пасынком установились самые теплые отношения.

 

В 1886 г. Пихно с семьей переехал в Петербург. Началась его служба в Министерстве финансов, где он получил чин действительного статского советника. Пригласил Пихно Бунге, бывший тогда министром финансов. Бунге также являлся крестным отцом Василия Шульгина. Пребывание в столице было недолгим. Причиной послужило расследование обстоятельств женитьбы Пихно, проведенное по инициативе К. П. Победоносцева; было установлено, что он вступил в брак "чуть ли не в Румынии, что брак этот был сделан

 

 

Репников Александр Витальевич - доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории; Гребенкин Игорь Николаевич - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина.

 
стр. 25

 

в несоответствии с регламентом нашей церкви, следовательно незаконно, о чем Победоносцев и довел до сведения императора Александра III"5. Историки полагают, что Победоносцев не столько боролся за "букву закона", сколько воспользовался ситуацией, чтобы удалить "человека Бунге", и Пихно был вынужден вернуться в Киев.

 

Шульгин поступил во 2-ю киевскую гимназию, окончив которую в 1895 г., продолжил учебу на юридическом факультете Киевского университета. Здесь в 1899 г. он наблюдал политические волнения: студенты, протестуя против разгона демонстрации в Петербурге, объявили забастовку. Жизнь подталкивала Шульгина к определению своей позиции, в частности по национальному вопросу, поскольку среди революционно настроенных студентов, как он заметил, преобладали евреи. В 1900 г. он окончил университет, но еще год учился в Киевском политехническом институте. Стал земским гласным и почетным мировым судьей. В Шульгине обнаружился несомненный литературный талант, и он стал ведущим журналистом, а с 1913 г. - редактором "Киевлянина".

 

В 1902 г. Шульгин был призван на военную службу и определен в 3-ю саперную бригаду, а в декабре того же года уволен в запас с присвоением ему чина прапорщика запаса полевых инженерных войск. После увольнения из армии уехал в Волынскую губернию, где до русско-японской войны занимался в имении сельским хозяйством. В 1905 г. Шульгин записался добровольцем на фронт, но война закончилась. Его часть находилась в Киеве, когда там после опубликования манифеста 17 октября 1905 г. начались волнения, и Шульгин вместе со своими солдатами пытался навести порядок на улицах.

 

Созыв Государственной думы весной 1906 г. открывал новые возможности для людей одаренных и энергичных. От землевладельцев Волынской губернии Шульгин был избран в Думу II, а затем III и IV созывов. Г. Е. Рейн вспоминал, что на заседании II Думы "обратила на себя внимание полная сарказма речь В. В. Шульгина по поводу социально-демократических домогательств, за которую он подвергся исключению на один день из зала заседаний"6. В период выборов в III и IV Государственную думу, правые, хотя и не без помощи власти, достигли большего, чем прежде, успеха. В Думе Шульгин выступал, произнося свои речи негромко и корректно в отличие от эмоционально-несдержанного В. М. Пуришкевича, и неоднократно поддерживал действия П. А. Столыпина, сторонником которого оставался до конца жизни. Одобрял он не только реформы премьера, но и меры, направленные на подавление революционного движения.

 

В III Государственной думе Шульгин входил во фракцию правых. Участвовал в деятельности монархических организаций: являлся действительным членом Русского собрания (1911 - 1913 гг.) и входил в состав его совета; принимал участие в деятельности Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела, являлся членом комиссии по составлению "Книги русской скорби" и "Летописи погромов смутных 1905 - 1907 годов". В 1911 г. он вышел из фракции правых, присоединившись к фракции русских националистов.

 

Во время дела Бейлиса Шульгин выступил в "Киевлянине" с критикой действий правительства. Номер газеты был конфискован, а экземпляры, которые уже разошлись, перепродавались по цене от 10 до 20 рублей. "Этой статьей В. В. Шульгин восстановил доброе имя "Киевлянина" и снял с него тот херим, который лежит на нем со времен освободительного движения", - сказал А. Ф. Керенский7. Националистический публицист "Нового времени" М. О. Меньшиков откликнулся на публикацию заметкой "Маленький Золя", оценив статью Шульгина как "легкомысленную"8. По мере того как Шуль-

 
стр. 26

 

гин продолжал критически анализировать судебный процесс, росло негодование в антисемитски настроенной монархической прессе. В начале 1914 г. за статью, опубликованную в "Киевлянине" еще 27 сентября 1913 г., Шульгин был привлечен к ответственности и приговорен к тюремному заключению на три месяца за распространение в печати заведомо ложных сведений о высших должностных лицах. От наказания его спасло то, что после начала первой мировой войны он ушел на фронт. После вмешательства Николая II было решено "посчитать дело не бывшим". В чине прапорщика 166-го Ровенского пехотного полка Шульгин участвовал в боях на Юго-Западном фронте, был ранен во время атаки; затем откомандирован в распоряжение Юго-Западной областной земской организации и возглавил передовой перевязочно-питательный отряд.

 

В 1915 г. Шульгин с думской трибуны выступил против ареста и осуждения по уголовной статье социал-демократических депутатов. В августе того же года покинул фракцию националистов и образовал Прогрессивную группу националистов. Одновременно он вошел в состав руководства Прогрессивного блока, в котором видел союз "консервативной и либеральной части общества", сблизившись с бывшими политическими противниками, в том числе с вождем кадетов П. Н. Милюковым.

 

В дни Февральской революции Шульгин проявил заметную активность и 27 февраля 1917 г. был избран в состав Временного комитета Государственной думы (ВКГД). Он вспоминал, что "Временное правительство передало в мое распоряжение ПТА" (Петроградское телеграфное агентство)9. Это сообщение содержится во многих его биографиях, но исследователи уточняют: "Сведений о том, что Временное правительство передало в распоряжение Шульгина Петроградское телеграфное агентство, обнаружить не удалось. Между тем известно, что комиссаром Временного комитета Государственной думы в ПТА был П. П. Гронский, кадет, депутат Думы"10.

 

2 марта Шульгин вместе с А. И. Гучковым был направлен в Псков для переговоров с императором. Он присутствовал при подписании манифеста об отречении царя от престола в пользу великого князя Михаила Александровича. К этому моменту своей биографии он позднее возвращался неоднократно. Кадет Е. А. Ефимовский вспоминал: "Кульминационным моментом выявления своей личности было участие В. В. Шульгина в трагическом моменте отречения императора Николая II... Я как-то спросил В. В.: как это могло случиться. Он расплакался и сказал: мы этого никогда не хотели; но, если это должно было случиться, монархисты должны были быть около государя, а не оставлять его на объяснение с врагами"11. Шульгин обычно оправдывал свое участие в этом акте примерно одинаково, подчеркивая, что "вопрос отречения был предрешен. Оно произошло бы независимо от того, присутствовал бы Шульгин при этом или нет. Он посчитал, что должен присутствовать хотя бы один монархист... Шульгин опасался, что государь может быть убит. И ехал на станцию Дно с целью "создать щит", чтобы убийства не произошло"12. Шульгин также присутствовал при переговорах думцев с великим князем Михаилом Александровичем, завершившихся его отречением. Много позже Шульгин писал В. А. Маклакову: "Причина постыдного поведения нашего в 1917 году кроется гораздо глубже, чем в особенностях политического правления нашей родины, и таится она там, где и всегда на протяжении веков таилась - в случаях сему подобных: в вырождении физическом и душевном классов, предназначенных для власти... Поверхность же наша русская с той минуты, по крайней мере, когда я... стал наблюдать лик... Северной Пальмиры, показалась мне собранием, если это выражение не оскорбит Вас, недоносков и выродков"13.

 
стр. 27

 

Выступая за войну до победы, Шульгин 23 июня 1917 г. вместе с несколькими депутатами Думы подал верховному главнокомандующему заявление, содержащее набросок плана по вербовке, снаряжению и обучению добровольцев. "Мы, нижеподписавшиеся, - говорилось в нем, - приняли решение поступить добровольцами в действующую армию. Полагаем, этот наш шаг, с согласия верховного главнокомандующего, может быть использован для привлечения некоторого, кроме нас, числа добровольцев. Соответственно с изложенным ходатайствуем разрешить нам нижеследующее: 1) Открыть запись в добровольческий отряд (при Военной лиге, Сергиевская 46/48), 2) Приступить немедленно к обучению записанных добровольцев"14. Он был участником частных совещаний Государственной думы, частного совещания общественных деятелей в Москве, на котором 10 августа вошел в состав бюро по организации общественных сил. 14 августа он выступал на Государственном совещании в Москве. Отметив в своей речи "самоотверженные и благородные усилия А. Ф. Керенского" в первые дни революции, Шульгин провозгласил, что демократия, "которая не понимает, что управляться выборными коллективами во время страшной войны - это значит вести себя на верную гибель" - обречена15. Объявление России республикой он воспринял критически, полагая, что в этом случае правительство превысило свои полномочия.

 

В октябре 1917 г. Шульгин вернулся в Киев, но затем отправился в Новочеркасск, где рассчитывал содействовать М. В. Алексееву в формировании Добровольческой армии. В докладной записке генералу А. М. Драгомирову Шульгин свидетельствовал: "В самом начале ноября месяца 1917-го года приехав в Новочеркасск, я имел беседу с генералом Алексеевым и его помощником Богаевским. Я имел намерение издавать на Дону "Киевлянин", закрытый украинцами. Генерал Алексеев находил этот план желательным, но из разговоров с генералом Калединым и Богаевским выяснилось, что следует с этим делом повременить, ибо колеблющееся настроение казачества требует очень осторожного и не столько определенного, как лозунги "Киевлянина", обращения"16. Шульгин стал 29-м членом "Алексеевской организации", поступив в нее на правах военнослужащего. Алексеев напутствовал Шульгина: "Я прошу вас и приказываю вернуться в Киев и держать "Киевлянин" до последней возможности... и - присылайте нам офицеров"17. Работы было, действительно, много: ""Киевлянин" возобновился и, так как он вел упорную борьбу за те же лозунги, за которые сражалась Добровольческая армия, то тяготеющее к Добровольческой армии офицерство находило живую связь в редакции... Так продолжалось два месяца, в течение которых по спискам Добровольческой армии из Киева было отправлено около полутора тысяч офицеров (сколько их дошло неизвестно)"18. В январе 1918 г. Киев заняли красные. Шульгин был арестован в ночь на 27 января (9 февраля), но вскоре освобожден. Впоследствии на допросе он показал: "У меня создалось впечатление, что к моему освобождению имел отношение Пятаков"19. По мнению же исследователей, большую роль в освобождении сыграла городская дума20.

 

С марта 1918 по январь 1920 г. Шульгин возглавлял тайную организацию "Азбука". Такое название носило разведывательное отделение при Ставке верховного главнокомандования Вооруженных сил Юга России. Все агенты имели подпольные клички согласно буквам алфавита. "Само название "Азбука" родилось так, - вспоминал Шульгин. - Осведомления я получал от разных лиц. Главный осведомитель был сотрудник "Киевлянина" и член Государственной думы Савенко. Он сказал, что так как он будет и дальше давать сообщения, то хотел бы как-то свое авторство отметить. И будет подписываться "Аз". Член Государственной думы Демидов, бывший тогда в Киеве,

 
стр. 28

 

не зная сам того, стал у меня "Буки". Третьим членом Государственной думы был я, и себе я присвоил шифр "Веди". Когда "Азбука" из осведомительной организации выросла в организацию, требующую военной дисциплины, "Веди" стало главою "Азбуки"". Программу организации Шульгин излагал так: "1. Против большевиков. 2. Против немцев. 3. Против украинствующих. 4. За Добрармию. Кому это было недостаточно, пояснялось: - Газету "Киевлянин" читали? Так вот и вся программа". Задачей, стоявшей перед "Азбукой", являлась разведывательно-аналитическая деятельность; сбор и анализ сведений о внутреннем и внешнем положении России (как "красной", так и "белой"); выяснение политических настроений солдат и офицеров. Способ передачи информации, по словам Шульгина, был изобретен лично им: "На ленточках бумаги печатался текст. Эти ленточки скручивались и вкладывались в готовую папиросу, в гильзу. Эта вкладка совершенно была незаметна, и до такой степени, что папиросы со вложением отмечались едва заметной точкой карандашом. Остальные папиросы были без таких вложений и отметок. Затем последовало усовершенствование - вместо ленточек текст печатался на листах бумаги и снимался на фотопленку. Пленка точно так же разрезалась на кусочки и вкладывалась в папиросы. При всей своей примитивности, это способ оказался удобным, действовал до конца и никогда никто не был пойман из-за папирос"21.

 

В августе 1918 г. Шульгин приехал в армию А. И. Деникина, где при участии Драгомирова разрабатывал "Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии". Инициатива разработки этого положения принадлежала Шульгину, который еще "летом 1918 г. при свидании с генералом Алексеевым на Дону указывал ему на необходимость создания при нем такого высшего органа гражданского управления... Название нового учреждения было подсказано воспоминаниями об Особом совещании по обороне, членом которого вместе с В. В. Шульгиным был и Н. Н. Львов, также находившийся при Добровольческой армии. В. В. Шульгин еще раз вернулся к этой мысли в августе, когда командование армии обосновалось в Екатеринодаре"22.

 

После занятия Киева деникинской армией был возобновлен выпуск "Киевлянина". О. В. Будницкий полагает: "Что касается Шульгина - его антисемитизм еще более усилился в годы гражданской войны... В дни "тихого погрома" в Киеве, осуществлявшегося по ночам неуправляемыми "добровольцами", Шульгин опубликовал знаменитую статью "Пытка страхом" ("Киевлянин", 8 октября 1919 г.), своеобразный манифест идейного антисемитизма"23. В воспоминаниях о гражданской войне С. Д. Мстиславский, обращаясь к статье Шульгина, писал: "Воистину это была пытка страхом. И она тянулась неделями. Каждый раз, как доходили из уездов вести о шедших там погромах и в Киев входили новые войска - еврейское население напряженно ожидало, что "тихий погром" перейдет в погром бурный, "пытка" - в "казнь""24. Я. И. Соммер, спутница И. Г. Эренбурга, была возмущена шульгинской статьей: "Я еще как-то могла объяснить себе поведение пьяных, озверевших дикарей, но не могла понять, как мог образованный человек, депутат Киевской думы их оправдывать". Эренбург ответил на статью Шульгина своей статьей, в которой писал, что в дни погромов "еще сильней, еще мучительней научился любить Россию". Будницкий отмечает: "В еврейских кругах "принятие, оправдание плетки" Эренбургом вызвало негодование"25.

 

Характерно, также, что в этот период Шульгин придерживался монархической ориентации. Некоторые правые (например, Н. Е. Марков) считали его предателем идеи монархии. Деникин же полагал, что "для Шульгина и его единомышленников монархизм был не формой государственного строя,

 
стр. 29

 

а религией. В порыве увлечения идеей они принимали свою веру за знания, свои желания за реальные факты, свои настроения за народные... Шульгин осуждал постоянно политику руководителей Добровольческой армии, убеждал друзей, что "скоро в России не будет никаких республиканцев", и просил "разъяснить руководителям армии, что никакие воззвания с Учредительным собранием и народоправством не привлекут в армию никого""26. Милюков отмечал в начале июня 1918 г. в дневнике: "Разговор с Шульгиным... Ведет упорно свою линию - вовне против германцев за союзников, внутри - за Малороссию против самостийности... Огорчен тем, что союзники до последней минуты не хотели поддерживать монархистов"27. 8 июня 1918 г. в частном письме А. В. Колчаку, сообщая о "киевских монархистах", Шульгин выразил кредо своих единомышленников: "Наша группа непоколебимо стоит на союзнической ориентации, но с одной оговоркой: мы все монархисты. Мы считаем восстановление монархии немецкими руками великим несчастьем для России, но тем не менее, если этот монарх будет законный, то есть вступит на престол в законном порядке наследования, мы против него идти не можем и должны будем остаться нейтральными". В июле 1919 г. Шульгин писал: "Скоропадский только этап. Немцы хотят восстановить русскую монархию, русскую империю и русское единство, но на этот раз под другой формой, выгодной для них... Действительно, это печально, что немцы вовремя поняли все это и выполняют, в то время как союзники еще пытаются что-то построить с большевиками"28. Специфику и жестокость гражданской войны Шульгин со свойственным ему сарказмом объяснял так: "Очевидно нам не нравилось, что у нас не средние века. Мы сто лет делали революцию... Теперь добились: царит средневековье... Теперь семьи вырезываются до пня... И брат отвечает за брата..."29.

 

Как член "русской делегации" Шульгин должен был участвовать в Ясском совещании, где представители российских антибольшевистских сил пытались договориться с союзниками по Антанте о взаимоотношениях после окончания мировой войны, но не смог этого сделать из-за болезни. После Ясс Шульгин прибыл в Одессу, где его симпатии оказались на стороне генерала А. Н. Гришина-Алмазова. В начале 1920 г. Шульгин покинул Одессу. Впоследствии он вспоминал, как после скитаний они оказались "в Румынии, то есть в Бессарабии... Пулеметы высвистывают мелодии над нашими головами... Очевидно, эти румыны таким способом заявляют нам: "Не ходите дальше"". Для румын белые оказались незваными гостями и поэтому были выдворены. Разбившись на мелкие группы, белые продолжили свой путь. Столкнувшись неподалеку от Тирасполя с отрядом Г. И. Котовского, Шульгин был удивлен: "Очень приличный внешний вид... Если бы они носили погоны, это напоминало бы старую русскую армию"30. По возвращении в Одессу, уже занятую красными, Шульгин жил там на нелегальном положении и оставил об этом времени увлекательные, хотя и требующие уточнений воспоминания. После ряда приключений в Крыму Шульгин в итоге оказался в Константинополе.

 

Весной 1921 г. Врангель выступил инициатором создания "Русского совета", который, тесно взаимодействуя с армией, должен был играть роль российского национального правительства в изгнании. Видным деятелем "Русского совета" являлся Шульгин. С образованием Русского общевоинского союза (РОВС) он участвовал и в его работе. Впоследствии на допросе в Москве 7 февраля 1945 г. Шульгин показал: "Мое вступление в эту организацию официально не оформлялось. Но я считаю себя членом РОВС с момента его создания в 1924 г., поскольку я принимал непосредственное участие в создании и практической деятельности этой антисоветской организации"31.

 
стр. 30

 

В 1925 г. Шульгину представилась уникальная возможность - побывать в СССР. Сам по себе факт поездки представителя белой эмиграции в Советский Союз был почти невероятен. Исключение составляли случаи нелегального проникновения членов боевых эмигрантских организаций на советскую территорию с разведывательно-диверсионными целями. Некоторые из них получили освещение на страницах русской зарубежной печати. Поездка Шульгина, состоявшаяся в конце 1925 - начале 1926 г., тоже была обставлена как нелегальная. В ходе ее Шульгин фактически выполнял, (не являясь при этом его непосредственным подчиненным), задание руководителя контрразведывательной службы при П. Н. Врангеле генерала Е. К. Климовича по установлению контакта с якобы действовавшей в СССР подпольной антисоветской организацией "Трест". Тайно перейдя советско-польскую границу он за полтора месяца посетил Киев, Москву, Ленинград и благополучно вернулся за рубеж32. Впечатления от поездки легли в основу книги "Три столицы"33.

 

Как у большинства оставивших Родину в 1920 г., образ России сохранился в памяти Шульгина апокалиптическими картинами гражданской войны. Эти картины, в сочетании с органическим неприятием большевиков и советской власти, для многих представителей эмиграции на годы и десятилетия вперед предопределили восприятие всего, что происходит в СССР. Примерно так поначалу рассуждал и Шульгин: "Въезжая в Россию, я как бы входил в комнату тяжело больной"34. Все же он был очень заинтересован тем, что ему предстояло увидеть, и не желал доверяться схемам, тем более что подобный опыт уже дала Шульгину гражданская война. Когда надо было осмыслить поражение "белого дела", приходилось признать, что революцию и Советы преждевременно отождествить лишь с разрушением и всеобщим хаосом. Теперь же, в 1925-м, Шульгин с большой настороженностью пытался разглядеть черты нового и понять, по какому пути движется страна. Оставаясь носителем консервативных взглядов и не приняв власти большевиков, автор не без предубеждения рассматривал любые, в принципе даже отрадные явления. Шульгин не мог не отметить, что разруха гражданской войны уходит в прошлое. Самых высоких похвал заслуживала работа транспорта, и в этом автор готов по-своему отдать должное новой власти: "Хорошую закваску дала царская Россия железным дорогам, и ее традиции свято восстановил СССР". Столь же благоприятное впечатление оставляет городской транспорт - трамваи и только что появившаяся новинка - автобусы. Не вызывало сомнения, что порядок в городах насаждается властью: "Вообще говоря, порядок поддерживается, и, видимо, суровой рукой". Сравнивая государственную торговлю с частной, Шульгин решительно отдавал предпочтение последней, но

 
стр. 31

 

указывал на обилие товаров и продуктов в магазинах. "Блеска Западной Европы еще здесь нет. Но к этому идет..."35

 

Куда более сложные впечатления вызывала социальная картина Советского Союза. Многие стороны общественной жизни, вероятно, остались им незамечены либо непоняты. Приветствовал он лишь бросившуюся ему в глаза популярность в обществе науки, техники, спорта36. Но круг людей, с которыми приходилось встречаться Шульгину, был таков, что он лишь убеждался: советская власть не имеет поддержки среди широких масс населения, а новая элита - коммунисты и "жиды" - не имеют будущего. Впрочем, положительные сдвиги в жизни страны Шульгин и не склонен был относить к заслугам советской власти. Новая экономическая политика, по его мнению, была капитуляцией этой власти, отрицанием социализма. Поэтому Шульгин, весьма наивно сводивший на страницах своей книги социализм к лозунгу "грабь награбленное" и реалиям времен "военного коммунизма", с большим энтузиазмом воспринимал приметы постепенного возвращения материального благополучия и нового социального неравенства. Он был убежден, что время власти коммунистов в стране заканчивается. "Их, конечно, скоро ликвидируют. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу". Где-то в недрах нэпа, уверял себя Шульгин, возникнет новый правящий класс, который избавит Россию от большевиков, а значит - осуществит мечту эмиграции. Такую перспективу эмигрант-Шульгин был готов принять, заявив по возвращении: "Когда я шел туда, у меня не было родины. Сейчас она у меня есть"37.

 

В "Трех столицах" Шульгин несколько раз с симпатией упомянул о фашизме. Исследователь Д. И. Бабков полагает, что ""коммуно-фашистские" идеи Шульгина отразились в оценке его некоторыми современниками событий прошлого... Его проповедь "русского фашизма" имела успех. В какой-то мере он становится идеологом этого направления... Книга "Три столицы", где Шульгин проповедовал русский фашизм, перед опубликованием "согласовывалась" с ОГПУ. Таким образом, был скомпрометирован не только автор, но и его идеи"38. Едва ли корректно с научной точки зрения использовать в отношении идей Шульгина определение "коммуно-фашистские". Отметим также, что в книге "Три столицы" Шульгин не столько "проповедовал русский фашизм", сколько описывал путешествие в СССР и впечатления от этой поездки. Фраза о том, что "книга "Три столицы", где Шульгин проповедовал русский фашизм, перед опубликованием "согласовывалась" с ОГПУ" может быть истолкована так, словно ОГПУ участвовало в этой проповеди фашизма или "подсказало" Шульгину вписать эту проповедь в книгу, дабы скомпрометировать автора и его идеи. Руководители советских спецслужб утвердили всю рукопись, сделав незначительные исправления. А ведь в "Трех столицах" есть столь резкие отклики о В. И. Ленине, что советские редакторы книги не решились оставить их в переиздании даже в 1991 году. Историк Т. Гладков написал о судьбе "Трех столиц": "...рукопись внимательно прочитали Менжинский и Артузов. Из текста убрали всего-навсего... две строчки, которые могли "расшифровать" кое-кого. Оставили даже резкие высказывания Шульгина в адрес Ленина. (Кстати, спустя десятилетия Василий Витальевич пожалел, что допустил эти пассажи)"39. После раскрытия в западной печати операции ОГПУ доверие к Шульгину среди эмигрантов оказалось подорвано. Как это было ни печально для политика и конспиратора (вспомним "Азбуку") Шульгина, он оказался разменной фигурой в большой игре.

 

В 1929 г. вышла книга Шульгина "Что нам в них не нравится...", вызвавшая оживленную дискуссию в русском зарубежье. Многие видные эмигран-

 
стр. 32

 

ты, принадлежавшие к различным политическим течениям, выступили с критикой позиции автора. "Можно видеть известный трагический надрыв в непрошенном, нарочитом и словесно-невоздержанном национальном самоуничижении автора. Но нельзя без отвращения читать юродствующие моления В. В. Шульгина к евреям", - писал евразиец Я. А. Бромберг. Даже по-человечески симпатизировавший Шульгину Маклаков в частном письме к нему критически отозвался об этой книге. Работа Шульгина не понравилась (правда, по совсем иной причине) и антисемиту Маркову, считавшему, что "основной недостаток книги г[осподи]на Шульгина тот, что автор умышленно закрывает глаза на еврейство в его целом и рассматривает лишь ту часть еврейства, которая действует в России"40.

 

В эмиграции Шульгин жил в Болгарии, Германии, Чехии, Франции. Участвовал в работе Евразийского союза и "Школы фашизма" при союзе объединенных монархистов, в движении галлиполийцев и т.д. В 1933 г. он вступил в Народно-трудовой союз нового поколения (НТСНП), о чем сам несколько раз говорил на допросах после ареста. Согласно материалам следственного дела, к деятельности в НТСНП его привлек журналист А. И. Ксюнин. Руководители НТСНП, учитывая возраст Шульгина, предложили ему вести работу в зависимости от возможностей. Из молодых по возрасту членов НТСНП он создал своеобразный семинар, на котором и проводил занятия, будучи в 1933 - 1935 гг. штатным лектором НТСНП. Однако потом, как сообщал Шульгин на следствии, он разочаровался в этом союзе как в серьезном "политическом деле". От активной политики он отошел, чему во многом способствовала история с "Трестом".

 

Во время второй мировой войны Шульгин находился в Югославии. 24 декабря 1944 г. в Сремских Карловцах он был задержан органами контрразведки 3-го Украинского фронта и вывезен сначала в Венгрию, затем Москву. Следствие продолжалось более двух лет, после чего Шульгин по решению Особого совещания при МГБ СССР был приговорен к тюремному заключению на 25 лет. В вину ему вменялся стандартный набор различных частей ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР. Срок Шульгин отбывал во Владимирской тюрьме (1947 - 1956 гг.). В 1990 г. в СССР была опубликована книга разведчика Леопольда Треппера "Большая игра", в которой автор, упоминая о том, как встретился в камере с Шульгиным, громоздит одну нелепицу на другую. Начинается с того, что при первой же встрече в камере Шульгин заявляет совершенно незнакомому человеку: "В тюрьме нам нечего скрывать друг от друга, поэтому докладываю вам, что прошло уже немало лет, как я перестал быть антисемитом. В 1935 г., в Париже, я выступил перед масонской ложей со специальной лекцией на тему "Почему я больше не антисемит""41. Мысль о том, что в тюрьме от сокамерников ничего не нужно скрывать, выглядит странной. Далее у Треппера следует рассказ, якобы изложенный Шульгиным, как он будто бы сам добился своего ареста в Белграде (?) и сразу же был доставлен в Москву. Материалы следственного дела Шульгина перечеркивают эту версию42.

 

В ночь на пятое марта 1953 г. Шульгину приснился сон: "Пал великолепный конь, пал на задние ноги, опираясь передними о землю, которую он залил кровью". Вначале он связал сон с годовщиной смерти Александра II, и только потом узнал о смерти И. В. Сталина43. С началом кампании по политической реабилитации бывшие эмигранты, находившиеся еще к тому времени в заключении, были освобождены. В 1956 г. дошла очередь и до Шульгина; к нему приехала из-за рубежа супруга - Мария Дмитриевна, с которой он был разлучен с момента ареста. Первые годы после освобождения Шульгин провел в домах инвалидов Гороховца и Владимира.

 
стр. 33

 

По предложению представителей органов госбезопасности он вернулся к литературному труду и написал первую после освобождения работу, получившую авторское название "Опыт Ленина" - историко-политическое эссе, опубликованное только 1997 году44. Публикатор сообщает, что труд был "написан В. В. Шульгиным осенью 1958 года... единственный экземпляр рукописи "Опыта Ленина" заканчивается следующим абзацем: "Кроме автора ни единый человек этой рукописи по сей день не читал. В том числе и моя жена Map. Дим., которая не знает даже заглавия. Персонал Дома инвалидов думает, что я писал некий исторический труд, что не так далеко до истины. В. Шульгин 24 ноября 1958 г.""45. Значение "Опыта Ленина" состоит в том, что в нем нашла отражение история советского периода и советская повседневность конца 1950-х годов, увиденная глазами человека, сформировавшегося в конце XIX века, игравшего значительную политическую роль в дореволюционной России, активного участника антибольшевистской борьбы в рядах белого движения, эмигранта первой волны. Г. З. Иоффе отмечает, что после публикации "Опыта Ленина" в России "некоторые критики, представляющие либерально-демократический лагерь, были явно смущены и шокированы неожиданной "краснотой" Шульгина. Им казалось, что КГБ просто играл Шульгиным, как кошка с мышкой"46.

 

Понятие "Опыт Ленина", по мысли автора, должно было охватить весь ход и результаты социального, политического и экономического строительства, начавшегося в России в 1917 году. В связи с этим, а также не рассчитывая на читателя-современника (кроме узкого круга лиц), Шульгин подчеркивал значение своего труда в первую очередь для себя самого: "Внутренний смысл моей долгой жизни состоял в постижении того, что я назвал "Опыт Ленина"!". В свойственной его произведениям неторопливой манере Шульгин пытался подвести промежуточный итог тому, что увидел, узнал и понял в последние годы. При этом он не мог не обратиться к тем событиям прошлого, участником которых ему довелось стать, и изложить свою точку зрения. Один из важнейших вопросов, продолжавший тревожить Шульгина, это причины гражданского противостояния в России, его итоги и последствия. Русский националист, Шульгин по-прежнему решительно отвергал его классовую природу, полагая, что начало белому движению (националистическому и имперскому по духу) положил "похабный" Брестский мир, повлекший за собой отделение Украины. Мир, который он и его единомышленники в то время не могли расценить иначе, как предательскую капитуляцию и национальный позор. Спустя десятилетия эта позиция представлялась Шульгину уже нереалистичной и иррациональной, так как, пожертвовав национальным престижем, большевики спасали от истребления на фронте мировой войны миллионы русских жизней. Белые же, ратуя за национальное достоинство, как они его понимали, оказались застрельщиками гражданской войны. Шульгин готов судить новую власть по реальным результатам ее деяний. "Красные... получили в свое распоряжение одну шестую часть суши, на которой они на свой манер прославили имя русское, и, пожалуй, так, как никогда раньше"47.

 

В практике советской власти и разнообразных чертах жизни подвластного ей общества Шульгин усматривал типичные и глубоко национальные проявления, свойственные русскому народу, его духовной и политической культуре. Социализм - логичное развитие общинной организации, в авторитарном характере власти - природная приверженность русских монархическим формам; атеизм, воспитываемый властью в обществе, есть всего лишь модификация религиозной веры. Вердикт Шульгина, по сути, рационалистичен: "Мое мнение, сложившееся за сорок лет наблюдения и размышления,

 
стр. 34

 

сводится к тому, что для судеб всего человечества не только важно, а просто необходимо, чтобы коммунистический опыт, зашедший так далеко, был беспрепятственно доведен до конца"48.

 

Новую Россию, СССР Шульгин воспринимал неотстраненно, и ее судьба ему не была безразлична. Отдавая должное действительным достижениям, он далек от восторгов. Бывший свидетелем быстрого крушения могущества старой России, он не обольщается величием СССР, подмечая умудренным взглядом проблемы и уязвимые места, существующие в различных сферах государственной политики, экономики и общественной жизни.

 

Он не был склонен идеализировать черты национального характера русских, более того, некоторые из них - неуважение к собственности, недисциплинированность - вызывали у него тревогу. Шульгин был убежден, что решение задач, стоящих перед советским государством, может быть обеспечено только твердой властью: "Всегда среди людей борются две армии: одна созидает, другая разрушает. Если аппарат принуждения не подает на каком-нибудь участке созидания достаточной помощи честным труженикам, то беспечные побеждают". Это рассуждение могло бы показаться несвоевременной апологией сильной власти, однако мысль автора принимает неожиданное направление. Проведя долгие годы в заключении, Шульгин соприкоснулся там и с уголовной средой. В относительно благополучных 1950-х годах ему удалось разглядеть опасность организованной преступности для общества: "Существование этой силы, враждебной всякой власти и всякому созиданию, для меня несомненно. От меня ускользает ее удельный вес, но представляется она мне иногда грозной. Мне кажется, что где дрогнет, при каких-нибудь обстоятельствах, аппарат принуждения, там сейчас же жизнью овладеют бандиты"49.

 

Нерешенной считал Шульгин и национальную проблему. За тридцать лет до "парада суверенитетов" тревожным пророчеством прозвучали его слова: "Положение Советской власти будет затруднительное, если, в минуту какого-нибудь ослабления центра, всякие народности, вошедшие в союз Российской империи, а затем унаследованные СССР, будут подхвачены смерчем запоздалого национализма"50.

 

Любопытны наблюдения Шульгина, касающиеся повседневной жизни в СССР. Оценивая по сообщениям печати достижения советской индустрии и сельского хозяйства, Шульгин не в состоянии был понять происхождение постоянных нехваток и дефицита, объясняя их плохой организацией государственной торговли. Шульгин специально отмечал, что оценить положение может только на примере Гороховца и Владимира, где провел всего два года после освобождения, но уверен, что подобное состояние дел типично для всего Советского Союза. Серьезную сторону проблемы Шульгин видел не в невысоком уровне жизни основной массы населения как таковом, а в несопоставимости этого уровня, например, с положением в развитых странах Запада, в объеме желаний, не находящих удовлетворения. Невнимание к этой проблеме, выходящей далеко за пределы удовлетворения собственно материальных потребностей людей, Шульгин рассматривал как еще одну опасность для общества, реализующего "Опыт Ленина". Он подметил, что утомленность и раздражительность становятся чертами целого народа, а в сложной социальной обстановке могут вызвать общественный взрыв.

 

Эмигрантская публицистика во все времена не знала недостатка в пророчествах и прогнозах в отношении будущего советского строя, причем их авторам жизнь миллионов граждан СССР, как правило, была малопонятна, чужда. Шульгин одинаково критически воспринимал дореволюционное российское прошлое и современное ему советское настоящее, не намерен был

 
стр. 35

 

заигрывать с властью и подчеркивал свободный характер своего творчества. "То, что я пишу сейчас, это слабосильная старческая попытка перед тем, как совсем, совсем отойти в сторону, высказать, как я понимаю подводные камни, угрожающие кораблю "Россия", на котором и я когда-то плыл"51. С привычных для него консервативных позиций в результате длительных самостоятельных размышлений и наблюдений Шульгин пришел к лояльности в отношении "опыта Ленина". Только не понимая характер Шульгина можно обвинять его в желании выслужиться перед новой властью или подтвердить свою лояльность ради получения сносных условий жизни. "Опыт Ленина" - это опыт аналитики, и Шульгин надеялся не выторговать себе кусок хлеба на старость, а побудить власть прислушаться к его предупреждениям.

 

Вместе с тем его позиция объективно работала на укрепление престижа СССР, и поздние годы его жизни отмечены благожелательным вниманием властей. В 1960 г. ему была предоставлена отдельная квартира во Владимире - д. N 1 по улице Кооперативной (с 1967 г. ул. Фейгина)52. Повторилась, десятки лет спустя, поездка по стране под опекой органов госбезопасности. Подробности такой поездки в Ярославль в сентябре 1960 г. нашли отражение в воспоминаниях бывшего офицера КГБ Э. Шарапова, организовывавшего пребывание Шульгина в этом городе53. В 1961 г. дело дошло до приглашения его в качестве гостя на XXII съезд КПСС. Ю. А. Поляков пишет по этому поводу: "Невозможно вообразить... Старейший боец против коммунизма получил возможность лицезреть, как принималась Программа построения коммунизма!"54. В том же году вышла в свет книга Шульгина "Письма к русским эмигрантам". Р. Г. Красюков вспоминал: "Когда я гостил у В. В. Шульгина... он подарил мне свою книгу "Письма к русским эмигрантам" и надписал ее своими каракулями: "...на добрую память о временах недобрых. Этой книги я не люблю. Здесь нет лжи, но здесь есть ошибки с моей стороны, неудачный обман со стороны некоторых лиц. Поэтому "Письма" не достигли цели. Эмигранты не поверили и тому, что было неверно, и тому, что изложено точно. Жаль. В. Шульгин. 1970, 3.X""55. Шульгин стал героем историко-публицистического фильма режиссера Ф. М. Эрмлера "Перед судом истории". Впервые с советского киноэкрана свидетельствовал участник политической борьбы полувековой давности, долгие годы стоявший по ту сторону баррикад. Несмотря на то, что фильм быстро сняли с проката, он оказался замеченным. 10 декабря 1965 г. Григорий Козинцев писал об этом из Кисловодска Эрмлеру: "Вчера в 3-й раз смотрел твой фильм. Здешняя довольно квалифицированная аудитория восприняла его с восторгом. Сегодня все только о нем и говорят"56. Историк Г. З. Иоффе вспоминает, что, увидев афишу этого фильма, он "бросился в кинотеатр, находившийся тогда в помещении старой церкви на Калужской площади... купил билет, посмотрел фильм... намеревался посмотреть его еще раз, но фильм уже был снят с проката"57.

 

Публичность Шульгина являлась одной из примет "оттепельного" времени. Однако с устранением от власти Н. С. Хрущева взгляды нового руководства страны на идеологическую работу изменились, возобладала линия на ужесточение цензуры. В этих условиях фигура Шульгина оказалась нежелательной. В конце 1966 - начале 1967 г. на заседании секретариата ЦК партии как "грубую политическую ошибку" осудили публикацию в журнале "История СССР" и еженедельнике "Неделя" глав из книги Шульгина "Годы". Проводивший заседание А. П. Кириленко подытожил: "Зачем понадобился Шульгин советскому журналу? К 50-летию Октября готовимся. Надо печатать материалы о героях революции - о старых коммунистах, рабочих, матросах. Надо их воспоминания давать в первую очередь. Надо статьи наших советских авторов печатать. Надо героизм народа, мудрость партии показать. А

 
стр. 36

 

Шульгин тут при чем?" С места была подана язвительная реплика: "Из Шульгина икону делают во Владимире. Мне секретарь обкома говорил - отбоя нет от посетителей. Приедут во Владимир, на храмы, на иконы посмотрят, а потом на Шульгина"58.

 

С начала 1960-х годов Шульгин, действительно, был объектом устойчивого внимания в определенных кругах. У него в гостях бывали писатели Д. А. Жуков и О. Н. Михайлов, публицист В. И. Скурлатов и историк церкви Н. Н. Лисовой, исследователь-краевед В. А. Десятников, виолончелист Мстислав Ростропович, литераторы Николай Браун и Моисей Бельферман, кинорежиссер Андрей Смирнов и многие другие. С ним общался и принимал его у себя художник И. С. Глазунов. По воспоминаниям искусствоведа М. А. Кушнировича, Шульгина навещали не реже одного-двух раз в неделю, и "он любил гостей. Иногда мы приезжали к нему вдвоем, втроем. Один раз приехали чуть ли не вдесятером". Слушателям лектория для старшеклассников Кушнирович устроил экскурсию во Владимир и привел к Шульгину. "Мне было отрадно, что он их не разочаровал". В 1973 - 1975 гг. с Шульгиным встречался писатель М. К. Касвинов, автор книги "Двадцать три ступени вниз", посвященной истории царствования Николая II59.

 

По свидетельству Евгения Соколова (ставшего крестным сыном престарелого Шульгина), "Шульгин со своими посетителями был всегда откровенен... Если он видел, что человек просто любопытствует, то рассказывал одну-две дежурные истории и выпроваживал. Он напрочь отказывался пересказывать момент отречения императора Николая Второго и отправлял интересующихся к своей книге "Дни". Приходившие к Шульгину евреи часто спрашивали его, антисемит ли он. Им Шульгин рекомендовал почитать его статьи о деле Бейлиса"60. Но беседы с ним не сводились, разумеется, только обсуждению отречения Николая II или "еврейского вопроса". "Каждый, кто хоть сколько-нибудь сердечно интересовался историей последних лет старой России, побывал здесь. Все слои, все направления искали у Шульгина ответов на мучительные вопросы: что было? как случилось, почему? Гостеприимный старец часами отвечал приезжающим, знаменитым и безвестным, которые часто в увлечении историей не щадили его немощей", - писал иеродиакон Варсонофий61.

 

Читая воспоминания о Шульгине, рассеянные по страницам отечественных и зарубежных изданий, по интернет-сайтам, приходишь к выводу, что многие слышали в его словах то, что хотели услышать. Е. Соколов, который, по собственным его словам, "восхищался Белой борьбой", пишет: "Я не знаю ни одного устного или письменного заявления Шульгина, в котором он бы "приветствовал" советскую власть". Сторонник социализма В. Бушин вспоминает: "Шел год 50-летия Октябрьской революции и, естественно, беседы наши касались и этой темы. На наши расспросы, как он смотрит на все то, что видит вокруг, он отвечал: "Мы, русские монархисты, хотели видеть Россию могучей и процветающей. Большевики сделали ее такой. И это меня с ними мирит"". Монархист В. Н. Осипов, приехавший к Шульгину летом 1970 г., вспоминал, что его "поразило отсутствие какого бы то ни было раскаяния и за бунт в рядах антимонархического "прогрессивного блока", и за лживые провокационные речи в Думе, и за требование (совместно с Гучковым) отречения государя от престола в пользу трепачей и преступников, разваливших армию и империю мгновенно после 2 марта 1917 года". Посетитель "покинул 92-летнего свидетеля роковых дней России с чувством невыразимой горечи"62. Н. Н. Лисовой вспоминает о своей последней беседе, состоявшейся 25 января 1976 г., за три недели до смерти Шульгина: "Говорили о книге Н. Н. Яковлева "1 августа 1914 [года]", что-то зачитывали. Василий Виталье-

 
стр. 37

 

вич, как всегда, внимательно слушал. Качал головой. Многие факты были как будто и для него новостью. Потом обхватил рукой целиком всю голову... и сказал: "Чем больше я о ней думаю (то есть о революции), тем меньше понимаю""63.

 

Не прекращаются споры о том, насколько искренне принял (и принял ли вообще?) Шульгин советскую власть. Разные люди могли вынести из беседы с Шульгиным или из чтения его работ мнение как о "признании", так и о "непризнании" им советской власти.

 

27 июля 1968 г. скончалась Мария Дмитриевна. В недавнем интервью поэт и бывший политзаключенный Н. Н. Браун вспоминает: "Я помогал Василию Витальевичу и его супруге в кое-каких житейских делах... Навещал их во Владимире. Последнее мое посещение было связано со срочной телеграммой: "Мария Дмитриевна плоха. Приезжайте". Приехав, я склонился над умирающей... Она смогла из последних сил благодарно пожать мою руку. И мы с Дедом сели, рядом с ней, писать письмо их сыну Дмитрию, в Америку. Текст письма от 28 июля 1968 г... Вот маленький отрывок из него: "Когда Мария еще понимала все, я сказал ей: "Ты уйдешь от нас, а я останусь. К сожалению. Мне нельзя уйти. Я еще не сделал до конца того, что мне положено. В общих чертах, что мне давным-давно, лет 40 назад, было предсказано:... "Ваша жизнь с Марией будет период очень долгий, но все же это только период. Перед концом вашей жизни вам суждено стать на челе высокой политики""64. Проводив супругу в последний путь, Шульгин, по воспоминаниям В. Колесникова "домой вернулся не сразу, поселившись рядом с кладбищем под Владимиром в деревне Вяткино, и 40 дней прожил там, у свежей могилы жены, а когда вернулся - занемог.., но жизнь брала свое, и крепкий организм выдюжил. В этот период о нем особенно трогательно заботились соседи, жители близлежащих домов: приходили приготовить обед, угостить чем-нибудь вкусненьким к чаю, сделать необходимые покупки"65.

 

15 февраля 1976 г. в 11-м часу утра Василий Витальевич Шульгин скончался. "Умер он под иконами, у которых горела лампадка. Среди нескольких икон Василия Витальевича было две маленьких особенно им любимых: Св. Дмитрия Солунского - ради сына Дмитрия... и Сретения Господня. Ее и возложили на него, положенного во гробе", - писал иеродиакон Варсонофий66. Колесников вспоминает: "Отпевали Василия Витальевича в церкви, что приютилась у стен Владимирской тюрьмы, и похоронили на том же кладбище в Байгушах, рядом с Марией Дмитриевной"67. Обе могилы сохранились. В настоящее время над захоронениями возвышается строгий черный крест, установленный на небольшом постаменте, на котором выбиты имена и даты жизни. По заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 12 ноября 2001 г. Шульгин был реабилитирован. Недавно на доме во Владимире, в котором он провел последние годы жизни, была установлена памятная доска с надписью: "В этом доме с 1960 по 1976 г. жил выдающийся общественный и политический деятель Василий Витальевич Шульгин".

 

Примечания

 

1. СТАРЦЕВ В. И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905 - 1917 гг. Л. 1977; НИКОЛАЕВ А. Б. "Парламентский" проект В. В. Шульгина. В кн.: Россия в 1917 году. Новые подходы и взгляды. Вып. 2. СПб. 1994; КОЦЮБИНСКИЙ Д. А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М. 2001; САНЬКОВА С. М. Русская партия в России: Образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908 - 1917). Орел. 2006; БАБКОВ Д. И. Политическая деятельность и взгляды В. В. Шульгина в 1917 - 1939 гг. Канд. дисс. Брянск. 2008; ПУЧЕНКОВ А. С. О коварстве

 
стр. 38

 

героев и верности крыс. Как поссорились Василий Витальевич с Павлом Николаевичем. - Родина, 2009, N 4; и др.

 

2. ШУЛЬГИН В. В. Дни. 1920. М. 1989; ЕГО ЖЕ. Годы. Дни. 1920 год. М. 1990; ЕГО ЖЕ. Размышления. Две старые тетради. В кн.: Неизвестная Россия. XX век. Кн. 1. М. 1992; ЕГО ЖЕ. 1917 - 1919. В кн.: Лица. Т. 5. М. -СПб. 1994; ЕГО ЖЕ. Пятна. Там же. Т. 7. М. -СПб. 1996; ЕГО ЖЕ. "Что нам в них не нравится..." СПб. 1992; ЕГО ЖЕ. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны. М. 2002; ЕГО ЖЕ. 1921 год. - Континент, 2002, N 4; 2003, N 3, 4; и др.

 

3. Вестник архивиста, 2003, N 3/4; Новая и новейшая история, 2003, N 4; Консерватизм в России и мире. Ч. 3. Воронеж. 2004; Постигая историю... Пенза. 2006; Россия XXI, 2007, N 5.

 

4. БУДНИЦКИЙ О. В. "Оставим святочные темы и перейдем к еврейскому вопросу" (Из переписки В. А. Маклакова и В. В. Шульгина). В кн.: Евреи и русская революция. М. 1999, с. 381.

 

5. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960, с. 169.

 

6. РЕЙН Г. Е. Из пережитого. 1907 - 1918. Т. 2. Берлин. [1935), с. 20.

 

7. Вопросы истории, 1999, N 8, с. 13.

 

8. МЕНЬШИКОВ М. О. Письма к русской нации. М. 1999, с. 398.

 

9. ШУЛЬГИН В. В. 1917 - 1919, с. 133.

 

10. Там же, с. 291.

 

11. ЕФИМОВСКИЙ Е.[А.] В русском Киеве в 1918 году. Политические силуэты (Отрезок времени). - Возрождение. Тетрад. 378. Июнь 1958, с. 133.

 

12. БРАУН Н. "Я не инакомыслящий, я - мыслящий, это опаснее..." - Посев, 2009, N 4, с. 25.

 

13. Из переписки В. А. Маклакова и В. В. Шульгина. В кн.: История и историки. М. 2006, с. 380. Письмо от 10 декабря 1924 года.

 

14. Российский государственный военно-исторический архив, ф. 366, оп. 2, д. 29, л. 166.

 

15. Государственное совещание. М. -Л. 1930, с. 108.

 

16. К истории осведомительной организации "Азбука". Из коллекции П. Н. Врангеля (архив Гуверовского института). - Русское прошлое, 1993, кн. 4, с. 162.

 

17. ШУЛЬГИН В. В. 1917 - 1919, с. 180.

 

18. К истории осведомительной организации "Азбука", с. 163.

 

19. См.: В. В. Шульгин - последний рыцарь самодержавия, с. 92.

 

20. ШУЛЬГИН В. В. 1917 - 1919, с. 309.

 

21. Там же, с. 205; ШУЛЬГИН В. В. Последний очевидец, с. 501 - 502, 204 - 205.

 

22. Архив русской революции. Кн. 2. Т. 4. М. 1991, с. 241; ИОФФЕ Г. З. Крах российской монархической контрреволюции. М. 1977, с. 230; Журналы заседаний Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России А. И. Деникине. М. 2008, с. 6.

 

23. БУДНИЦКИЙ О. В. "Оставим святочные темы...", с. 376.

 

24. МСТИСЛАВСКИЙ С. Погромы. - Былое, 1925, N 1, с. 197 - 198.

 

25. СОММЕР Я. Записки. - Минувшее, 1994, т. 17, с. 135; БУДНИЦКИЙ О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917 - 1920). М. 2005, с. 265; Подробнее см.: ФРЕЗЕНСКИЙ Б. Илья Эренбург в Киеве (1918 - 1919). - Минувшее, т. 22, с. 324 - 331. Об отношении Шульгина в разные периоды его жизни к еврейскому вопросу см.: БУЯНОВ М. И. Дело Бейлиса. М. 1993; КОЗЕРОД О. В., БРИМАН С. Я. Деникинский режим и еврейское население Украины. Харьков. 1996; ТАГЕР А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. М. 1996; Дело Менделя Бейлиса. СПб. 1999; САНЬКОВА С. М. Как дело Бейлиса превратилось в дело Шульгина. В кн.: Проблемы этнофобии в контексте исследования массового сознания. М. 2004, с. 95 - 110; ВИХНОВИЧ В. Л. 2000 лет вместе: евреи России. СПб. 2007, с. 156 - 167; МИНДЛИН А. Б. Государственные, политические и общественные деятели Российской империи в судьбах евреев. СПб. 2007, с. 350 - 355; и др.

 

26. МАРКОВ Н. Е. Отреченные дни Февральской революции 1917 года. Харбин. 1938, с. 46- 49; ДЕНИКИН А. И. Очерки русской Смуты. Белое движение и борьба Добровольческой армии. Май-октябрь 1918 [года]. Минск. 2002, с. 149.

 

27. Дневник П. Н. Милюкова. 1918 - 1921. М. 2004, с. 24.

 

28. Цит. по: ЦВЕТКОВ В. Ж. Белое дело в России. 1917 - 1918 гг. М. 2008, с. 486, 249.

 

29. Цит. по: ПУЧЕНКОВ А. С. В. В. Шульгин и южнорусское белое движение в 1917 - 1918 гг. В кн.: Политические партии России: прошлое и настоящее. СПб. 2005, с. 198.

 

30. ШУЛЬГИН В. В. Годы. Дни. 1920 год, с. 624, 647.

 

31. Центральный архив ФСБ РФ, д. Р-48956, л. 69.

 

32. В. В. Шульгин - последний рыцарь самодержавия, с. 69.

 

33. Обширные фрагменты из этой книги вошли в современную антологию, представляющую своеобразный "трехвековой диалог столиц Отечества - Москвы и Петербурга". В кн.: Москва - Петербург: pro et contra. СПб. 2000, с. 495 - 551.

 

34. ШУЛЬГИН В. В. Три столицы. М. 1991, с. 40.

 
стр. 39

 

35. Там же, с. 54, 244.

 

36. См.: там же, с. 252.

 

37. Там же, с. 115, 338.

 

38. БАБКОВ Д. И. Политическая публицистика В. В. Шульгина в период гражданской войны и эмиграции. - Вопросы истории, 2008, N 3, с. 98 - 99.

 

39. ГЛАДКОВ Т. Награда за верность - казнь. М. 2000, с. 145. В этой книге, посвященной А. Х. Артузову, содержится материал об операции "Трест" и В. В. Шульгине.

 

40. БРОМБЕРГ Я. А. Евреи и Евразия. М. 2002, с. 13; МАРКОВ Н. Е. Войны темных сил. М. 2002, с. 459.

 

41. ТРЕППЕР Л. Большая игра. М. 1990, с. 330.

 

42. Там же, с. 330 - 331. Она воспроизведена также в книге писателя В. П. Ерашова "Шульгин: документальный роман-размышление" (М. 2004).

 

43. ШУЛЬГИН В. В. Пятна, с. 360.

 

44. ШУЛЬГИН В. В. Опыт Ленина. - Наш современник, 1997, N 11, с. 138 - 175.

 

45. Там же, с. 138 - 139. После этих слов в тексте рукописи следует приписка Марии Дмитриевны: "М. Д. Заглавие узнала и больше ничего". - Там же, с. 172.

 

46. ИОФФЕ Г. З. Василий Витальевич Шульгин. - Новый журнал, 2006, кн. 243, с. 227.

 

47. ШУЛЬГИН В. В. Опыт Ленина, с. 140, 145.

 

48. Там же.

 

49. Там же, с. 157.

 

50. Там же, с. 145.

 

51. Там же, с. 160.

 

52. Авторы выражают благодарность председателю Союза краеведов Владимирской области доктору исторических наук А. К. Тихонову за помощь в уточнении некоторых деталей периода жизни Шульгина во Владимире.

 

53. ШАРАПОВ Э. Гость из прошлого. - Красная звезда, 18.V.2002.

 

54. ПОЛЯКОВ Ю. А. Апрель шестьдесят седьмого: страсти по Шульгину. - Вопросы истории, 1994, N 3, с. 118.

 

55. КРАСЮКОВ Р. Г. Предисловие. В кн.: ШУЛЬГИН В. В. Пятна, с. 318.

 

56. Почта СССР. История в марках и письмах. М. 2007, с. 236. См. также: ГОЛОВСКОЙ В. Об одном киноэпизоде в жизни В. В. Шульгина. - Грани, 1983, N 128; ЕГО ЖЕ. Фильм "Перед судом истории", или об одном киноэпизоде в жизни В. В. Шульгина. - Вестник, 24.XII.2003, N 26; ФОМИН В. От камеры до камеры. - Родина, 2008, N 2, с. 89; БОБКОВ Ф. Д. КГБ и власть. М. 1995, с. 262 - 266.

 

57. ИОФФЕ Г. З. Василий Витальевич Шульгин. - Новый журнал, 2006, кн. 242, с. 190.

 

58. ПОЛЯКОВ Ю. А. Ук. соч., с. 123.

 

59. КУШНИРОВИЧ М. Тот самый Шульгин. - Родина, 1995, N 6, с. 58; КАСВИНОВ М. К. Двадцать три ступени вниз. М. 1987, с. 18.

 

60. СОКОЛОВ Е. Рыцарь России. - Новый журнал, 2006, кн. 243, с. 233.

 

61. ВАРСОНОФИЙ (ХАЙБУЛИН), иеродиакон. "Ныне отпущаеши..." (Памяти В. В. Шульгина). - Вестник РСХД, 1976, N 117, с. 293.

 

62. СОКОЛОВ Е. У Шульгина во Владимире, с. 30; БУШИН В. Народ - за Сталина. - Завтра, 2008, N 11, с. 4; ОСИПОВ В. Н. Корень нации. Записки русофила. М. 2008, с. 81, 82.

 

63. См. ШУЛЬГИН В. В. Последний очевидец, с. 22.

 

64. БРАУН Н. "Перед судом истории" - депутат императорской Думы Василий Шульгин. - Посев, 2008, N 2, с. 35.

 

65. КОЛЕСНИКОВ В. Владимирский узник. - Свет. Природа и человек, 1990, N 12, с. 35.

 

66. ВАРСОНОФИЙ (ХАЙБУЛИН), иеродиакон. Ук. соч., с. 292, 295.

 

67. КОЛЕСНИКОВ В. Ук. соч., с. 37.

Опубликовано на Порталусе 04 октября 2020 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?


КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): Василий Витальевич Шульгин



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама