По мнению некоторых историков, "Английская Византия" в каком-то смысле собственно и есть та невидимая идеальная основа, которая определяла как государственное бытие Британской империи, так и религиозное - Церкви Англии. Так ли это на самом деле?

Звучит это несколько неожиданно. Хотя с исторической точки зрения представляет собой некую очевидность, почти банальность, не заметить которую не позволяют разве что сложившаяся структура наших учебников и устоявшиеся хитросплетения околонаучных штампов.

Англия по отношению к Европе - страна особая. И дело здесь не только в ее островном положении, но и в чем-то гораздо более важном - в исключительности ее религиозной и политической судьбы. Исключительность эта существовала издавна, по крайней мере начиная с появления на островах первых христиан, которые были так же тесно связаны с Востоком, как и с Западом. Но окончательно она выяснилась уже в 30-е годы XVI века, когда король Генрих VIII, сохранив иерархическое устройство Церкви Англии, тем не менее порвал отношения с Римом, перестав подчиняться Папе. Это было событием исключительного значения. Ведь с этого момента Англиканская Церковь выпала из вековой связи с римо-католичеством, в то же время не вполне присоединившись и к незаконнорожденным отпрыскам последнего - остальным протестантам. Второе часто не замечают, смело (вслед за католиками) считая англикан просто протестантами. Между тем по крайней мере в одном существенном отношении это неточно. Ведь основу обычного протестантизма составляет именно отвержение традиционного иерархического, "священноначальнического" принципа как такового. Классический протестантизм мыслит Церковь почти исключительно как "невидимое" общество верующих, в котором каждый самостоятельно, индивидуально и, вообще говоря, произвольно строит свои духовные отношения с Богом. Сначала это приводит к отвержению преемственной от апостолов епископской иерархии, а затем у наиболее радикальных сект (от анабаптистов до квакеров и диггеров) - и к отвержению богоустановленности государственной власти, на почве которого вырастает антииерархический культ "народоправства". Между тем этого-то как раз Церковь Англии и не приняла, она осталась не только королевской, но и епископальной.

Такое стремление сохранить иерархичность и одновременно традиционность "Установленной Церкви" (Established Church - официальное название государственной Англиканской Церкви) требовало, однако, обоснования. Нужно было показать, что установление порядка королевского управления Церковью при сохранении значения епископской иерархии ни в коем случае нельзя считать каким-то нововведением, а наоборот - восстановлением древнего порядка, который был нарушен узурпацией пап, установивших свое тираническое правление. А единственным источником для такого обоснования могло быть обращение к практике церковно-государственных отношений, установившихся после принятия св. Константином христианства, то есть обращение к византийским образцам.

Понятно поэтому, что англиканские авторитеты активно ссылаются на восточных Отцов Церкви в противовес римо-католическим теоретикам идеи примата римского Папы и на положение византийских императоров, в частности на их право собирать церковные соборы. Оба аргумента занимают важное место в основополагающих для становления англиканства трудах епископа Джевела "Апология Церкви Англии" (1560 г.) и Джона Фоукса "Деяния и воспоминания" (первое английское издание 1563 г.). Любопытно, что Фоукс в начале второй книги своего капитального труда всячески подчеркивает восточные корни происхождения христианства в Британии.

Среди чисто церковных авторитетов того времени такие выступления, носящие принципиальный характер, повторюсь, были общим местом. Не отставали от них и светские мыслители. Например, знаменитый философ и лорд-канцлер Англии Фрэнсис Бэкон часто для обоснования своей точки зрения обращается к реалиям византийской империи. А в работах об улучшении положения Англиканской Церкви он прямо указывает, что лучшим и наиболее подходящим прецедентом устройства церковно-государственного управления является таковое во времена первых христианских (византийских) императоров начиная со св. Константина (т.е. эпоха Вселенских Соборов). Все это откладывает неизгладимый культурно-исторический пласт на всю культуру Англии. С этим согласится любой кто мало-мальски изучал английский язык. Английский юмор, cериалы на английском, английские поговорки - все это имеет некий оттенок непонятности европейцу. Особый английский стиль, так сказать.

То же самое можно видеть у множества других авторов. Такого рода доктринальные заявления сопровождались активнейшим изучением византийского наследия. Совершенно не случайно поэтому, что именно в XVII веке и именно в Англии знаменитый Адам Зерникав пришел к выводу о полной истинности учения Восточной Церкви по сравнению с Западной и начал писать колоссальную книгу против "filioque". Впоследствии он присоединился к православию и вроде бы даже стал монахом Киево-Печерской лавры.

Таким образом, византийское наследие было исключительно важно для Церкви Англии, но оно же играло и существенную роль в идейном обосновании становления великой Британской империи. Известная исследовательница Йейтс показала в своей книге "Aстрея", какую важную роль играло символическое отождествление королевства Англии и римской (византийской) империи в обосновании английской имперской идеи. В частности, король Генрих VIII и королева Елизавета символически сравнивались со св. Константином. В каком-то смысле здесь можно даже говорить о целостной концепции Лондона как "третьего Рима". Впрочем, эта доктрина в отличие от в чем-то сходного русского взгляда имела чисто политическое значение, тогда как для старца Филофея и его русских последователей отождествление Москвы и "третьего Рима" носило преимущественно духовно-мистический характер. В эсхатологической перспективе Русь трактовалась как последняя хранительница православия, а русский государь - как приемник удерживающего - православного царя нового Рима. В отличие от этого Англия рассматривала себя как преемницу Рима чисто организационно - в качестве хорошо устроенного мирового государства, бытие которого, однако, не лишено и некоторых мистических нюансов.

В этом смысле интересно произведение "Общие и частные заметки относительно совершенствования искусства навигации", вышедшее в 1577 г. и принадлежащее очень влиятельному при дворе королевы Елизаветы и авторитетнейшему в эзотерических кругах мыслителю Джону Ди. Он был выдающимся теологом (ортодоксальность которого, впрочем, более чем сомнительна), философом, математиком, астрономом и алхимиком. Упомянутое его произведение представляет собой тотальный "проект" Британской империи, который обосновывается на всех уровнях: идеологическом, мифологическом, организационно-политическом и даже техническом (в книге, к примеру, есть математические и астрономические таблицы для нужд мореплавателей). Интересно, что за основу своего проекта Ди принимает два небольших трактата, написанных выдающимся (хотя и имевшим у православных очень двусмысленную репутацию) византийским мыслителем Гемистом Плифоном для константинопольского императора, в которых предлагались меры для восcтановления могущества островной Греции.

Говоря о таком "византинолюбии" английской духовной аристократии, не следует, правда, преувеличивать ее близость к византийскому (и русскому) православию. Англиканская Церковь сохранила значительную часть антиправославного римского наследия, к тому же обогатившись еще более чуждыми восточными элементами кальвинизма. В области выяснения отношений церковной и государственной власти, сам того не осознавая, резкое различие подчеркнул упомянутый Джон Фоукс: в книге "Деяния и воспоминания" (издания 1570 г.) у него помещены три гравюры, которые, на мой взгляд, символически отображают три взгляда: византийский, римский и английский. На первой гравюре изображено, как император Константин обнимает пришедших к нему епископов, на второй - Папа Александр III топчет императора Фридриха Барбароссу, наконец, на третьей - король Генрих VIII уже топчет Папу. Это совершенно не случайно. Отказавшись от римо-католической идеи папского примата, англикане тем не менее не преодолели латинского понимания власти, которая мыслится исключительно в категориях формальной субординации и представительства высших низшими. Власть понимается только как суверенитет, то есть верховенство. Это совершенно ясно проступает и в латинском папоцезаризме, и в протестантском цезаропапизме.

В этом смысле англиканство есть все-таки протестантство, протестантство, правда, совершенно особое - иерархическое и традиционное. В то же время очень важно понять, что внутри самой Церкви Англии, которая издавна пытается совместить несовместимое, внешним образом соединяя в себе людей, которые расходятся в самых кардинальных вопросах, такое течение вовсе не единственное. Вместе с "высокой Церковью", тяготевшей к православию или к католичеству, там была и "низкая Церковь", всегда стремившаяся к более радикальному протестантизму. Кроме того, вне официальной "Установленной Церкви" существовало огромное количество общин пуритан, индепендентов, нонконформистов и прочих совершенно нетрадиционных христиан. Именно эти пресвитерианско-диссидентские элементы возглавили в середине XVII века антимонархическую и антииерархическую революцию, а потом после ее поражения и восстановления королевской власти частично сбежали в Америку, в значительной мере сформировав своеобразную религиозную и политическую атмосферу этой страны.

"Английская Византия" между тем продолжала существовать, обитая в самых элитных, духовно-аристократических слоях британского общества. Здесь можно вспомнить и нонджуреров, то есть англикан, отказавшихся присягать в 1688 г. Вильгельму Оранскому, отколовшихся от "Установленной Церкви" и ведших серьезные переговоры с Петром I и восточными патриархами о воссоединении с Восточной Церковью. В XIX веке в недрах оксфордского движения, возникшего как реакция на протестантизацию Церкви Англии, было весьма много деятелей, открыто симпатизировавших православным христианам (вспомним хотя бы друга славянофила Алексея Хомякова Вильгельма Пальмера).

Тут, впрочем, заметно уже некоторое измельчание. Речь идет уже не о принципиальном решении всей судьбы Англиканской Церкви (как было в XVI-XVII веках), а лишь о мнениях отдельных, пускай и выдающихся, личностей и движений. Гораздо более значимая в духовном смысле "точка схождения" той духовной линии, о которой идет речь, была поставлена все-таки за пределами Англии - в России, и в самый драматический момент ее истории. Ведь глубоко символично, что императрица Александра Федоровна, жена последнего русского царя Николая II, как и ее сестра преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна, не только исповедницы православия, но и внучки последней великой королевы Англии Виктории. Символизм здесь идет и дальше: иерархический строй держится не только силой богоданных начальников, но и верностью богопослушных слуг. Символично, что у последних русских наследников византийских кесарей был английский слуга и друг - Чарльз Сидней Гиббс (впоследствии православный архимандрит Николай). Блестящий интеллектуал и поклонник России, он был принят учителем к царским детям по личной рекомендации короля Эдуарда VII и на протяжении нескольких лет верно служил им. После ареста царской семьи Гиббс проследовал за нею в Тобольск и Екатеринбург. Через несколько лет после мученической гибели царя и его близких он принял православие, а затем - монашество и священный сан, в котором и служил у себя на родине.

Широкие пути "остальной Англии", впрочем, были иными: монархическая власть ослабевала, епископальная иерархия вырождалась (как еще можно воспринимать принятие женского священства и разлитие безбрежного догматического "плюрализма" в современной Церкви Англии?). "Английская Америка" постепенно одолевала "Английскую Византию". Но будет ли так и дальше, или "высокая Англия", возможно, и вне себя найдет силы, чтобы возродиться? Это знает один Бог.