ысячелетие со дня рождения Фердоуси было отмечено в Москве помимо торжественного заседания в Большом театре и специальных вечеров, посвященных великому поэту в Институте востоковедения, в ВОКС и в Доме ученых, также выставкой персидского искусства, организованной Государственным музеем восточных культур совместно с Музеем изобразительных искусств. Если не ошибаемся, это первая специальная экспозиция произведений персидской искусства в Москве, Выставка отразила развитие искусства Персии от второго тысячелетия до н. э.вплоть до нашего времени специальный отдел был посвящен Фердоуси и его творчеству (рукопись "Шахнамэ XVIII в., ряд миниатюр из "Шахнамэ XVI в., издания ее на персидском и других языках).

Несмотря на то, что выставлено было повидимому далеко не все, что могла бы дать в этой области Москва и даже фонд самого Музея восточных культур, выставка представляла несомненный интерес, как для искусствоведов, так и для историков. Для историков материальной культуры например было приятным сюрпризом появление в Москве первых образцов знаменитых "луристанских бронз". Такое название получили предмету материальной культуры (главным образом орудия и оружие - ножи, кинжалы, наконечники стрелы копий, конская сбруя, украшения), впервые появившиеся в 1930 г. в Керманшахе, куда эти находка были привезены на продажу горцами из северного Луристана. Они пролили свет на изучение этого района, некогда входившего в состав Мидии, и указали на существование там уже в эпоху Древнего Востока довольно высокой металлической культуры, многие черты которой сближали ее с культурой Шумера и в то же время с дальневосточной цивилизацией. В том же 1930 г. репродукции ряда луристанских бронз были даны в "Illustrated London News", sept. 6, после чего они издавались British Museum Quarterly, в "Bull, of the American Instit, for Persian art and archeo logy". Специальную монографию о луристанских бронзах напечатал руководитель Археологической комиссии в Персии Andre Godard ("Ars asiatica", P. 1931). По его мнению, производителями этих орудий были касситы или коссеи, народ, который древние авторы локализировали в горах северного Элама и которые в 1780 г. до н. э. - завладели Вавилоном и выдвинули свою, касситскую (кусситскую) династию, правившую Вавилоном и течение 577 лет, - Некоторые данные об общественных отношениях у этих племен, поселившихся с момента завоевания на территории Вавилонии, именно об их земельном устройстве, сочетающем черты разлагавшегося родового быта с феодализмом, можно найти у Cuq в его работе о вавилонском праве; Мнение Godard разделяется не всеми (см; например рецензию C. J. G. в JRAS за 1932 г., октябрь, который считает принадлежность этих бронз кушитам недоказанной). Интересно, что Godard, устанавливая близость пуристанских бронз с предметами описанной (в Морганом культуры персидского и советского Талыша по склонности европейских ученых объяснять культурные общности-"миграциями", выдвигает гипотезу, по которой народ, производивший эти бронзы, является "пришельцем" из прикаспийских гори Он был вытеснен оттуда другими племенам (за 4 тыс. лет до н. э.), после чего ему пришлось искать новой родины в Луристане; С точки зрения историка-яфетидолога близость луристанских бронз с талышскими явится вероятно только лишним доказательством культурно-бытового единства древнего населения Мидии. Так или иначе луристанские бронзы - ценнейший памятник доарийской Персии. Наиболее обширное собрание луританских бронз находится в тегеранском музее. В небольшой группе, представленной на выставке, особенно интересны два наконечника знамен с изображениями, как полагают Гильгамеша.

Ахеменидская эпоха представлена великолепной халцедоновой печатью - цилиндром Артаксеркса II ("Я - Артаксеркс, великий царь") с изображением царя, ведущего за собой связанных пленников, фрагментом головы лучника из Персеполя и двумя клинописными контрактами - времен Кира (VI в. до н. э.) и Артаксеркса II (IV в; до н. э.), составляющими собственность Музея изобразительных искусств. Интересен снимок колоссального человекоголового быка из раскопок Американского института персидского искусства в Персеполе.

Парфянская эпоха характеризуется большой вазой reflet metallique, каких немного о лучших европейских коллекциях, и собранием аршакидских монет. По сасанидам даны два серебряных блюда и монеты.

Весьма интересны и ценны образцы согдийской керамики, сосуды черно-красно-белой расцветки с изображениями повидимому

какой-то геральдической птицы в короне (VI в.) и хронологически следовавшие за ними ранне-мусульманские сосуды с растительным орнаментом и надписями. Ранне-мусульманское искусство, наследовавшее сасанидский орнамент, представлено стенными рельефами из раскопок экспедиции Музея восточных культур в Термезе под руководством т. Денике. Большую искусствоведную ценность представляет обширная коллекция рейских фаянсов (XIII в. и возможно XII в.).

В отделе миниатюр чрезвычайно интересна хорошо экспонированная персидская версия "Ба бэр-намэ" с 48 миниатюрами, изображающими различные моменты жизни Великого Могола Бабэра. Миниатюра здесь перестает быть только образцом известного стиля в искусстве, интересующего только искусствоведа. Она становится историческим документом. Историк, который поставил бы себе задачей реконструировать быт и общественные отношения "империи" Великих Моголов эпохи Бабэра, нашел бы в этих цветных листочках точное отражение жизни феодальной Индии. Сам Великий Могол, его вассалы, война, охота, плавание по Гангу, пиры, феодальный суд, - все это отражено в них, как отражена и жизнь трудящихся в "блестящем" государстве Бабэра.

Документами быта являются также рисунки изразцов, облицовывавших исфаганский дворец Сефевидов Али-Капу, изящное цветное стекло (датировка которого не разработана), картины на стекле и в особенности ткани XVI - XVII вв. Документальная ценность их двояка: это, во-первых, документы работы "барщинных" "мануфактур" сефевидских шахов, показывающие трудоемкость работы крепостных ремесленников, удивлявших Европу тонким художеством производимых ими "наволоков" и "брокаров", во-вторых, это документы сношений сефевидской Персии с Европой. В этом отношении большой интерес представляет например кусок серебряной парчи с вытканными на ней среди растительных и других орнаментов "львами святого Марка", относящийся к 1600 г. и выполненный для Венецианской республики в Персии, т. е., вероятно, в "карханэ" шаха Аббаса I; впоследствии он очутился в казне царя Алексея Михайловича. Еще интереснее кусок красного шелка с тканной фигурой всадника, за которым следует на длинной веревке пленник со связанными за спиной руками, с чубом на голове и с длинными усами запорожца, фигура, изображающая, возможно, казака из ватаг Степана Разина, "шарпавшей" берега Каспия, или одного из тех запорожцев с Черного моря, которых во время пребывания мессира Пьетро делла Валлэ при дворе шаха Аббаса I держали в Ашрафе и с которыми, по совету Пьетро, шах договаривался о нападении их на турецкие корабли.

Для историка Персии XIX в. интересен большой портрет Фетх-Али-шаха, найденный в помещичьем имении где-то под Полтавой, и в особенности два портрета персидских вельмож невидимому кисти тегеранского художника Саниоль-молька (1815 - 1865 гг.) один из которых дает чрезвычайно характерный облик знаменитого Хаджи Мирза Агасси, великого визиря Мохаммед-шаха, описанного Корфом в его "Воспоминаниях о Персии".

Особый отдел составляют "каламкары" - рисованные и набивные ткани. Здесь в особенности обращают на себя внимание произведения современных исфаганских ремесленников, отражающие Октябрьскую революцию. К, сожалению отдел этот беден, и в нем представлены далеко не лучшие образцы (за исключением великолепного большого каламкара с изображением рабочего, разбивающего цепи земного шара). Это производство было, как известно, весьма обширным и разнообразным. Существует целый ряд портретов Ленина, Маркса в своеобразном персидском окружении, с персидскими легендами в стихах, ряд сцен, герб СССР, герб Советской Армении и другие вещи. И со стороны Государственного музея восточных культур будет несомненно крупным упущением, если он не сумеет создать исчерпывающей коллекции этих произведений, отражающих нашу эпоху.

В заключение нельзя не сказать, что эта юбилейная выставка при всех представленных на ней униках все же может быть рассматриваема лишь как первый шаг на пути собирания документов персидского искусства и культуры.