Понадобились многие годы, прежде чем в нашем обществе созрела необходимость вновь сделать своим достоянием книги Ивана Егоровича Забелина (1820 - 1908). Более 70 лет они не переиздавались. В советской исторической науке было создано идеологизированное клише об этом историке как буржуазном ученом консервативного направления, чуть ли не великодержавном шовинисте. И все же его творчество невозможно было вовсе вычеркнуть из истории науки.

О нем бегло и, естественно, весьма критически упомянул М. Н. Покровский в 20-е годы в работе "Историческая наука и борьба классов". Известный историограф Н. Л. Рубинштейн подчеркнул, что Забелин был представителем историко-бытового и историко- археологического направления в русской историографии, что он делал попытки восстановить старину в ее бытовой повседневной конкретности. Отмечено было также, что Забелин "выходил за рамки историко-бытового описания, обращаясь к общим проблемам общественного строя". Но историограф ограничился при этом лишь замечанием, что эти проблемы оставались у Забелина на уровне социологической эклектики¹ . В появившейся в разгар Великой Отечественной войны статье Е. Звягинцева была признана огромная исследовательская работа Забелина по воссозданию исторического облика русской столицы, и тем самым подчеркивалось патриотическое начало его творчества² . В 1945 г. 125-летний юбилей Забелина был отмечен в Историческом музее, бессменным руководителем которого ученый являлся почти со дня его основания и вплоть до своей кончины. А. В. Арциховский сделал доклад об археологических исследованиях Забелина³ .

В 50-е годы имя Забелина упоминалось в обобщающих историографических работах - "Очерках истории исторической науки в СССР", ряде общих курсов. Но и в них повторялись сомнительно расставленные акценты в отношении этого историка, не отходящие от уже созданного клише⁴ .

САХАРОВ Андрей Николаевич - доктор исторических наук, профессор, зам. директора Института истории СССР АН СССР.

¹ Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М. 1941, с. 418 - 420.

² Звягинцев Е. Историограф великого города - И. Е. Забелин. - Исторический журнал, 1943, кн. 3 - 4.

³ См. Арциховский А. В. Забелин-археолог. В кн.: Историко-археологический сборник. М. 1948.

⁴ Очерки истории исторической науки в СССР. Т. I. М. 1953, с. 533, 584. О Забелине как археологе и нумизмате говорилось в том же издании (Т. II. М. 1960, с. 614 - 617, 656, 674); заслуги Забелина в изучении античной истории юга России отметил

стр. 3

Первая в советское время аналитическая статья была написана Рубинштейном в начале 60-х годов. Однако вышла она уже после смерти автора. Он получил доступ к архивам ученого, впервые ввел в научный оборот его дневниковые записи, воссоздал в основных чертах его биографию, рассказал о главных направлениях его научной деятельности, отметил, что проблемы народа, общества выдвинулись в его исследованиях на первый план уже с 60-х годов XIX века. Однако Рубинштейн все же не дал всесторонней оценки творчества Забелина, нарочито подчеркнув прозападнические и антиславянофильские тенденции в его исследованиях, что было совершенно чуждо Забелину. Обошел автор и серию историко-теоретических, концепционных работ ученого, опубликованных им в 50 - 60-е годы прошлого века. В статье прозвучали и знакомые упреки в позитивизме и идеализме без точного раскрытия смысла этих тенденций в творчестве Забелина⁵ .

С середины 80-х годов, когда в обществе все более настоятельно стала ощущаться потребность освобождения от мертвых идеологических догм, была вновь предпринята попытка вернуть творчество Забелина народу - вышла первая при Советской власти обстоятельная книга о нем, принадлежащая перу А. А. Формозова⁶ . Автор продолжил дело Рубинштейна, следом за ним двинулся в забелинские архивы и почерпнул в них много интересных материалов, продолжил освоение забелинских дневников, расширил наши представления о биографии и научной деятельности историка. Формозов старался показать самостоятельность и оригинальность суждений Забелина, его независимость в споре между западниками и славянофилами, дал обстоятельный разбор всех его основных работ, включая историко-теоретические статьи начала 60-х годов XIX века.

Но и этому автору не удалось оторваться от ряда прежних оценок ученого и воспринять Забелина с позиций логики развития этого исследователя в условиях, сравнениях, сопоставлениях второй половины XIX века. Формозов упрекает Забелина в привязанности к идеям Гегеля и Канта, увлеченности государственно-юридическими концепциями К. Д. Кавелина. Закономерен вопрос - а может быть, следование Гегелю в подходе к человеческой истории в ту пору говорило о научном чутье и вкусе русского историка, о его диалектическом уме, историко-философских высотах? Не избежал Формозов и традиционной оценки Забелина как фактолога.

И. С. Тургенев говорил о Забелине: "Светлый русский ум и живая ясность взгляда"⁷ . В этих словах содержится верная оценка личности и творчества замечательного русского историка. В них разгадка читательского успеха его трудов, его влияния на русскую культуру второй половины XIX - начала XX века. Наверное, он был идеалистом, позитивистом, радикалом в молодости и консерватором на склоне лет, если уж непременно стремиться дать определение его творчеству в духе прежних идеологических штампов. Это вовсе не значит, что Забелин не занимал какого-то определенного места в общественном и культурном движении своего времени, но место это определялось всей его жизненной позицией, всей совокупностью его взглядов, его реакцией на окружающий мир. И все это намного сложнее, глубже, богаче, нежели сухое социологическое отнесение его к тому или иному общественному лагерю.

В. И. Астахов в "Курсе лекций по русской историографии (до конца XIX в.)". (Харьков. 1965, с. 321).

⁵ Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин: исторические воззрения и научная деятельность (1820 - 1908). - История СССР, 1965, N 1.

⁶ Формозов А. А. Историк Москвы И. Е. Забелин. М. 1984.

⁷ Цит. по: там же, с. 59.

стр. 4

Интересно, что так же, "по-тургеневски", его оценивали Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Л. Н. Толстой, Б. Н. Чичерин, И. И. Панаев и многие другие деятели русской культуры, литературы его времени, ученые, общественные деятели. Это было отмечено и Звягинцевым, и Рубинштейном, и Формозовым. Творчество Забелина высоко оценивали Т. Н. Грановский, М. С. Щепкин, В. И. Суриков, братья Васнецовы, К. С. Станиславский, а ведь это были люди разных поколений, общественных направлений, разных вкусов и исторических симпатий. Их притягивал именно забелинский ум, реальность и жизненная трезвость его исторических наблюдений и оценок, его природное умение видеть подлинный смысл того или иного факта, события, личности в истории независимо от господствовавших тогда общественных оценок, то есть все то, чего во многом лишилась наша историческая наука в последние десятилетия.

Становление личности и творческого кредо Забелина определило сочетание таких обстоятельств его жизни, как, с одной стороны, невероятная бедность и ущемленность в детстве и юности, которая в известной мере затронула его зрелые годы, а с другой - невероятная одаренность его натуры, светлый ум, огромный здравый смысл в подходе к жизни, к событиям истории, большая впечатлительность. Думается, что как человек и ученый Забелин силой обстоятельств, силой своей натуры, природной сбалансированностью ума и страстей всю жизнь старался в труднейших жизненных условиях реализовать те благодатные качества, которые были ему отпущены природой.

Воспитанник Преображенского сиротского училища, архивариус Оружейной палаты Московского Кремля, Забелин опубликовал в "Московских губернских ведомостях" в 1842 г. свою первую научную статью о выездах царской семьи на богомолье в Троице- Сергиев монастырь. Тема была узка и конкретна, но выбор был неожидан и оригинален, он показал направленность интересов молодого ученого: опора на архив, на точный факт, образность мышления, стремление увидеть в отдельном, пусть небольшом и ординарном событии большой исторический подтекст.

Затем последовали публикации по истории Московской Руси XVI - XVII вв., которые сделали его имя заметным в научном мире. Кажется, жизнь налаживалась: Забелин получил казенную квартиру, женился. И все же бедняцкое прошлое тяжким грузом придавливало его едва определившееся будущее. Он никак не мог выбиться из круга мелких забот. Радостью становились и ничтожные случайные приработки, и то, что он, наконец, расплатился за казенную одежду с сиротским училищем. Его жена, М. П. Андронова, была так же бедна, как и он сам. Начинающему ученому не хватало систематического образования, широты кругозора. За его плечами были лишь пять лет учебы в богаделенном доме.

Официальная наука, хотя и благосклонно, но весьма настороженно относилась к талантливому самоучке. Профессура Московского университета, по существу, признала его лишь в последние годы его жизни, когда имя Забелина затмило научное реноме многих из них. Этим объясняется многое из того, что определяло его взгляды и настроения, его демократизм и гуманизм, неприятие официальной науки с ее косностью и тщеславием, отрицательное отношение к "сильным мира сего".

Но жизнь шла. Забелин продолжал трудиться в архивах; почти ежегодно выходили его новые статьи, публикации редких архивных документов; старомосковский быт все шире развертывался перед изумленными взорами читателей. Уже в 40-е годы XIX в. Забелин начал работу над своим фундаментальным трудом "Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетии"; постепенно определяется еще одна

стр. 5

главная тема его научного творчества - история Москвы, проявляется интерес к археологическим древностям. В молодом тогда человеке удивляет широта научных замыслов, масштабы задуманного, стремление к мобилизации как можно большего архивного материала.

Масштабность работы, смелость в постановке глобальных конкретно-исторических и теоретических тем давно стали своеобразным знаком качества крупнейших русских историков. Поражает грандиозность замысла и яркость, виртуозность исследовательского исполнения Н. М. Карамзиным "Истории государства Российского". Затем эстафету принимает С. М. Соловьев, создавая свою "Историю России с древнейших времен". И в эти же годы свой замысел - написать историю русского народного быта вынашивает Забелин. Все трое не сумели закончить задуманного: груз оказался непосильным, но каждый из них привнес в исполнение своих замыслов и самопожертвование, и научную страсть, и талант, оказав неизгладимое влияние на интеллектуальную жизнь России.

С 1851 г. в "Отечественных записках" Забелин начинает публикацию первой книги "Домашнего быта русского народа". Она вызвала восторг современников. Ее не обошли своим вниманием представители всех тогдашних общественных лагерей - революционеры и консерваторы, западники и славянофилы, официальные высшие круги России, университетские преподаватели и студенты. Тургенев начинает хлопоты об издании "Домашнего быта" отдельной книгой.

В эти же годы Забелин сближается с кружком Грановского и с самим Грановским. В дом лидера тогдашних русских западников демократа Забелина привел весь опыт его жизни. Со времени своего появления в Оружейной палате он общался с демократической молодежью, увлекался статьями Белинского. На дому у Грановского он прослушал курс его лекций, и это было единственным в его жизни систематическим после богаделенного дома обучением. Позднее, уже после смерти Грановского, Забелин сблизился с кружком А. В. Станкевича; в его доме встречался с видными московскими правоведами К. Д. Кавелиным и Б. Н. Чичериным, основоположниками теории государственно-юридической школы, с Соловьевым, применившим их теорию в практике изучения истории России, с врачом С. П. Боткиным. Это были недостающие ему "университеты". Московские либералы активно выступали против реакционных теорий Каткова, следили за передовыми идеями Запада. Имена Фейербаха, Прудона, Маркса не были им чужды, как не чужды они были Забелину, жадно впитывавшему все новое.

В преддверии реформ и в период самих реформ он вопреки ретроградам приветствует их проведение. Еще вчера мы бы осудили такую идеализацию крестьянской реформы. Но ведь не все в то время стремились браться за топор и тем не менее оставались людьми честными, порядочными, демократически мыслящими, полагающими, что освобождение крестьян было определенным благом. К этим людям относился и Забелин. Он с сочувствием следил за студенческими волнениями, осудил подавление восстания крестьян в с. Бездна. Его биограф считает, что вскоре Забелин повернул вправо, проводя концепцию патриархальности русского народа, утверждая, что образ жизни народа и возникновение и развитие в России монархического строя взаимно связаны. Причина этого "поворота" видится в реакции на польское восстание 1863 г., в начавшемся "хождении в народ", в покушениях на царя; в расшатывании "устоев". Но, видимо, связи здесь нет.

Концепция соответствия образа жизни народа и власти складывалась у Забелина постепенно, и в ней было столько же реакционного, сколько и в чаадаевских или тургеневских оценках исторического пути России. Это было его видение, его понимание, его объяснение развития

стр. 6

страны. Это понимание он подробно, детально, вариативно аргументировал во многих своих сочинениях, и было бы наивно связывать эту его научную концепцию с тем или иным политическим поворотом. В те же годы он писал в дневнике: "Московский кнут - царь. Представляется, что он поработил народ и сделал его действительно рабом. Но так ли это. Примучивая к понятию единства (централизации страны. - А. С.), он действительно стегал кнутом встречного и поперечного, но ведь кто ж и кого тогда не стегал. Власть, в чьих руках она ни была, всюду она была дика, груба, эгоистична"⁸ . Надо просто подумать над тем, как подобные характеристики, "по Чернышевскому", укладывались в теорию русской патриархальности.

В дальнейшем, возглавив Археологическую комиссию, Забелин многого добился как археолог. Но Юг, Поднепровье, скифские курганы были не его стихией. Его первой и всепоглощающей научной любовью оставалась Москва, Подмосковье, Великороссия. Как раз в годы особенно интенсивных археологических исследований с конца 50-х - до середины 70-х годов XIX в. вышли практически все основные исследования Забелина: программные теоретические статьи, монографии, многочисленные другие труды. Мир России XVI - XVII вв. - этой основной теме он оставался верен и на посту руководителя Общества истории и древностей российских, а в дальнейшем в качестве фактического директора Исторического музея.

С конца 70-х - начала 80-х годов XIX в. в жизни Забелина происходит еще один поворот: он становится официальным историографом Москвы, соглашается, по предложению городской думы, возглавить комиссию по созданию истории Москвы. Ежегодно выходили его новые статьи, заметки, рецензии, переиздавались прежние работы. Теперь в отдельных работах, предисловиях к своим старым трудам он лишь оттачивал свои взгляды, сформировавшиеся в 60 - 70-е годы XIX в., связывал их в единую прочную цепь, обнимая ими всю русскую историю. В последний раз он обратился к своей концепции понимания исторического процесса в "Истории города Москвы".

Все ортодоксальные критики Забелина послереволюционной поры с негодованием писали или подразумевали, что свое творчество он посвятил в той или иной мере образу жизни царского двора XVI - XVII веков. И никто из них не обратил внимания на то, что его основной труд называется "Домашний быт русского народа". И лишь сквозь призму этого понимания он посвящен государеву двору. Вот в этой прямой связи, в этом сопоставлении жизни народа и царского двора и заключается смысл этой и других работ Забелина. Более того, народ, а не царь, не образ жизни государя и его семьи неизменно оказывается в центре внимания всех сочинений ученого. Ни один из русских историков не проявлял к проблеме народа столько интереса, сколько Забелин. Он был поистине народным историком не только по своему происхождению, образу жизни, но и по убеждениям, историческим взглядам.

Крупные общественные перемены второй половины XIX в. вынесли народ на авансцену русской жизни, вызывая в памяти живые образы прошлой истории. Пора 60 - 70-х годов, когда Забелин создавал свои научные труды, была тем временем, когда либеральная и демократическая научная мысль все чаще обращается к образу народа; в его толще, в его истории ищет объяснение превратностям истории России. Эту черту эпохи позднее очень тонко подметил П. Н. Милюков: "На народе и народности сходятся в 60-х годах самые разнообразные направления, начиная от эпигонов славянофильства вроде Беляева и кон-

⁸ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 58.

стр. 7

чая таким либералом чистой воды, как Градовский. В поклонении "народности" сходятся Костомаров и Буслаев, Щапов и Бестужев-Рюмин, Забелин, Афанасьев. Каждый по- своему, но все толкутся в эту дверь и на один момент (1861 - 2) сближаются в общем настроении. Это то настроение, в котором Писарев находит одобрительные слова для Киреевского, Чернышевский подает руку Юрию Самарину. Бросить мертвый механизм бездумных юридических форм, обратиться к живому материалу, наполняющему формы, - таков общий лозунг в эти годы"⁹ . Этот историографический феномен еще предстоит исследовать.

Здесь мы подходим к главному в понимании творчества Забелина - к тому, как он рассматривал народ и как его рассматривали его будущие идеологические оппоненты. Одно несомненно: взгляд на народ, его историю, его образ жизни у Забелина был более реален, жизнен, правдив, нежели наше недавнее понимание истории трудящихся классов, когда терялся обычный живой человек, единичный человек, индивидуальность, которая стояла в центре внимания исторических воззрений Забелина. Он писал: "Домашний быт человека есть среда, в которой лежат зародыши и зачатки всех так называемых великих событий"¹⁰ .

Не царя, не царицу, не царевичей, а человека, русского человека, он стремился понять, постичь "внутреннее народное развитие", а это возможно, по его мнению, лишь в том случае, если мы сможем понять "частные типы" народной жизни¹¹ . Можно, конечно, спорить с забелинским пониманием этих типов, но трудно возражать против того, что народ состоит не только из тех, кому мы симпатизируем с точки зрения классовых интересов, но и из тех, кто в истории является нашими идеологическими антиподами. Понятие "народ" в течение многих десятилетий было тождественно понятию "низы", трудящиеся массы. Между тем в реальности все обстояло сложнее. В понятие "народ" входят все его составные части, все его структуры, которые составляют общество, определяют его жизнь.

Забелину народ представлялся хотя и пестрым, но единым целым снизу доверху и сверху донизу. Но он предпочитал вести отсчет сверху. Так, первым "народным типом" для него было "государь, или господарь", но государь не в политическом смысле слова, оговаривается Забелин, а в чисто житейском, в смысле "собственника и владельца, хозяина". К этой господарской среде он относит и лиц княжеского, позднее царского происхождения, и дружинников, позднее бояр, детей боярских, дворян. (Говоря на языке нашей науки, это тип феодального собственника.) И в домашнем быте русских царей он видел "верховное значение этого типа", считал, что в образе жизни царского двора XVI - XVII вв, как бы аккумулировались наиболее характерные черты этого типа, его образа жизни. По современным понятиям, здесь аккумулировались наиболее ярко материальные условия жизни господствовавшего класса феодальной России.

Другим типом Забелин считает "земца-кормителя" (сюда, по его мнению, входит все трудовое население); следующим типом - "казачество". В этой градации находят свое место тип "церковника", тип "слуги" и другие. Но, предупреждает Забелин, "нельзя забывать их связи, которая по законам жизни сливает их в одно целое"¹² . А это целое и раскрывает нам "общий тип народной жизни".

⁹ Милюков П. Н. В. О. Ключевский. В кн.: В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М. 1912, с. 198.

¹⁰ Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетии. Т. 1. Ч. 1. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетии. М. 1918, с. IX.

¹¹ Там же, с. XIII.

¹² Там же, с. XIV - XVI.

стр. 8

В этой градации отсутствуют понятия "эксплуатация человека человеком", "классовая борьба", к которым обществоведение пришло по мере распространения идей марксизма. Но в этой попытке разделения общества на типы есть здравая мысль, есть живая реальность, есть основа для изучения быта России, который, по мнению Забелина, является основой "для уразумения идей и идеалов". (Интуитивно ученый приближается к пониманию того, что материальные условия жизни людей определяют их сознание, их общественные идеалы.) При обрисовке типов "земца" и других "низов" Забелин откровенно пишет о народных страданиях, о задавленности трудовых масс, насилиях над ними власти, сильных мира сего. Не владея классовыми дефинициями, он силой своего ума, проницательности, знания документов приходит к пониманию сложности и противоречивости народного организма, к диалектическому пониманию его жизни.

Декларировав свою программу и начав ее претворение в жизнь с обрисовки жизни верхнего эшелона общества, Забелин так и не успел дойти в своей работе до анализа жизни и быта его нижних эшелонов. Но и того, что он сделал, с лихвой хватило для понимания образа жизни народа в целом, поскольку его основным ориентиром постоянно оставался народный быт, который во многом определяет человеческое сознание, настроение людей, общественные тенденции.

Эти мысли, высказанные в 1895 г. в предисловии к третьему изданию "Домашнего быта русского народа", по существу, были для Забелина итоговыми. С особой тщательностью и обоснованностью он разрабатывал их, и как раз они-то во многом остались незамеченными и недостаточно оцененными. Даже Тургенев и Толстой, восхищаясь удивительным проникновением Забелина в старый русский быт, оставляли в стороне вопрос - а для чего же это потребовалось историку.

Еще в 1860 г. в одной из первых своих теоретических статей Забелин на первый план в истории выдвинул народ, который он рассматривал как своеобразный общественный организм. "Идея организма есть идея самой жизни", писал он, и идея народности как идея органическая "становится действующим началом исторической жизни". История, замечает он далее, не берет эту идею у естествознания, "а находит ее сама в себе, потому что история - такая же естественная наука, как и другие... Ее предмет - живой организм человеческий"¹³ . Основная мысль Забелина о народе как живом организме, причем организме особом, историческом, законы развития которого ни в коем случае нельзя отождествлять с законами естествознания, вряд ли сегодня может вызвать возражения.

Именно здравомыслие, основанное на тщательном изучении источников, вышедших из среды народа, и привело Забелина к пониманию проблемы народа в целом. На этом основании он формулирует свое понимание истории, задач исторической науки. Предмет истории, подчеркивает он, "живой организм человеческого духа". На первый взгляд от этой формулы веет идеализмом. Но как Забелин развивает эту мысль? "Жизнь общества заключается в организации идей и дел, совершаемых человеком... - пишет он. - Жизнь в человеческом смысле есть именно духовная деятельность человека". Вот эта-то деятельность, под которой ученый понимает все то, что создано разумом человека, и составляет предмет истории. "Как личность отдельного человека есть духовное целое, духовный организм, живущий и развивающийся, так и народ - высшая личность - есть такой же духовный организм, по тем же законам живущий и развивающийся"¹⁴ . И против такого подхо-

¹³ Забелин И. Е. Размышления о современных задачах русской истории и древностей. В кн.: Забелин И. Е. Опыты изучения русских древностей и истории. Ч. 2. М. 1873, с. 1, 3.

¹⁴ Там же, с. 4, 5.

стр. 9

да к предмету возражать трудно, особенно если учесть известное суждение Забелина о том, что духовная жизнь людей, общества, его идеи определяются бытом, то есть условиями материальной жизни.

Далее ученый дает свое понимание общества: "Гражданское общество, народ, есть живая совокупность умственных и нравственных сил, которые, как органические силы природы, находятся в постоянном неуловимом движении, как все органическое в природе". Если Забелин таким образом интерпретировал идеи Гегеля и применил их для понимания русской истории, то в этом не недостаток, а преимущество его исторической концепции, потому что она позволила ему подойти к пониманию истории, учитывая, во-первых, роль народных масс, а во-вторых, их постоянное развитие, движение.

Забелин выступил против того, чтобы превращать историю в сводку "громких" и "казистых" дел, распределяемых по видам: военные, гражданские, церковные и т. п. В таком подходе, утверждал он, утрачивается "личность" народа; нужно выявлять живую действительность, а не заниматься "разного рода раскраскою истории". Для воссоздания пути народа, писал он, необходим "микроскоп исторический", а не только изучение "громадных, но жалких дел" чингисханов и тамерланов. У нас же, с иронией отмечает Забелин, - не история, а "сборная биография неугомонных лиц". Без лиц, конечно, нет истории, продолжает он, без единичной жизни нет общей жизни, "но не ставьте же эти лица, эту единичную жизнь на то же место, которое по праву принадлежит лицу народа"¹⁵ .

Что же имел в виду Забелин под народной жизнью, "лицом народа"? Здесь все просится на страницы истории, говорит он, - "народная песня, поверья и предания, обряд и обычай, домашняя обстановка со всеми мелочами быта и система понятий и убеждений эпохи"¹⁶ , необходимо изучать и законы, по которым живет сложный народный организм. Это требует сосредоточения внимания исследователей на материалах, которые дают наиболее "типические черты" "народной личности". Это не только летописи, но и иные пласты источников - юридические акты, челобитные, сыскные дела, рассказывающие о повседневной жизни народа, внимательное и всестороннее изучение бытовых вещей.

И в других своих сочинениях той поры Забелин настойчиво выступает против увлечения "внешними фактами" истории, истории войн, поражений и побед. Эти его замечания направлены непосредственно против "Истории России" Соловьева, видится здесь и неприятие "истории лиц" Карамзина. Ученый не раз повторяет: "Мы должны узнать прежде всего внутренний быт народа во всех его частностях, тогда события и громкие, и незаметные оценены будут несравненно вернее, ближе к истине"¹⁷ . Как видим, Забелин не отрицает необходимость изучения этих "громких дел", "неугомонных лиц", но справедливо указывает на односторонность и ущербность подобного изображения истории, и в этом - по сути дела, в одном из главных компонентов - он категорически расходится со сторонниками государственно-юридической школы, в которую его зачислили позднейшие критики.

Народ - "высшая личность", "разгадка всего", любил говорить Забелин. С позиций народного бытия он оценивал и все "громкие дела" русской истории. Так, он отводил решающую роль народу в истории складывания Русского централизованного государства: "В создании независимого русского государства участвовал и работал сам народ, еще

¹⁵ Там же, с. 17, 18.

¹⁶ Там же, с. 10, 12, 16.

¹⁷ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 58.

стр. 10

сильнее и больше, чем московские государи, которым исключительно приписывают этот подвиг истории. Сам народ, по необходимости переносивший крутую неволю от собственных властей, никогда и нигде не выносил чужой неволи - татарской, немецкой, литовской"¹⁸ . Здесь Забелин проводит мысль о диалектическом сочетании классовых и общечеловеческих интересов в годы тяжких народных испытаний и на определенном этапе истории России, в период борьбы за независимость, за единое государство и отдает пальму первенства интересам общенародным, общечеловеческим.

С этих же позиций оценивает Забелин реформы Петра I, как действие сил, давших народу "простор". Анализируя смысл реформ, форму их проведения, он приходит в статье "Русская личность и русское общество накануне петровской реформы" (1863 г.) к выводу, что "реформа была вполне делом самого народа, деянием лучших и наиболее здоровых его элементов, что Петр в действительности является только провозвестником, исполнителем великих народных стремлений". Реформа русской жизни, замысленная "в немецком стиле", была проведена "совершенно по-русски".

И к другому поворотному пункту русской истории - времени Смуты - Забелин подходит именно с позиций истории народа. Оставляя в стороне острейшие социальные коллизии, он считает, что положили начало Смуте верхи общества, корни ее уходят в царский дворец. На удар Грозного по боярству оно нанесло ответный удар по единодержавию уже после его смерти. В ходе борьбы честолюбцев за власть она утратила "нравственное значение", общество, государство зашаталось,., банкротом оказался не народ, а правительство. Что касается народа, то поначалу он "долго стоял перед домом покойника, и все видел, и все слышал, что там творилось, и прямо назвал все это дело воровством, а всех заводчиков Смуты - ворами"¹⁹ . А позднее именно народ, "богомольцы", "сироты посадские" взялись за дело воссоздания государственного устройства и действовали при этом по своему, по мирскому совету, по уму. Сначала народ смешался с "холопским делом" Болотникова (и здесь Забелин отдал должное одному из самых значительных событий Смуты - движению казацко-крестьянских холопских низов), а затем пришел к созданию Второго ополчения. В то время как "бояре продавали отечество за боярские почести и корысти", народ и выразители его интересов Минин и Пожарский стали истинными героями времени²⁰ .

В статье "Современные взгляды и направления в русской истории" (1863 г.) свое понимание роли народа в истории Забелин попытался приложить к современной ему жизни, оценить тогдашний этап в истории России. Только что была проведена реформа, отменившая крепостное состояние крестьян, разрабатывались и проводились в жизнь другие реформы в различных областях общественной жизни. Старинная дремотная рутина была буквально взорвана властным вторжением новых буржуазных отношений. Старый мир рушился, новый обрисовывался еще неясно. Именно в это время разгорались жаркие споры между западниками и славянофилами, вернее, их пореформенными преемниками.

В споре активно участвовало консервативное крыло, либералы, звучал голос радикального направления, воспитанного на идеях Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Бакунина, оформлялось будущее народничество. И каждая из общественных групп в своей аргументации

¹⁸ Забелин И. Е. Кунцево и древний Сетунский стан. М. 1873, с. 71.

¹⁹ Забелин И. Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1883, с. 1, 7, 8, 12.

²⁰ Забелин И. Е. История города Москвы. М. 1905, с. 23.

стр. 11

апеллировала к истории. Вот эту-то особенность общественной борьбы того времени и отмечает Забелин. Вслушиваясь и вдумываясь в смысл полемики, он приходит к грустному убеждению, что "наука история в большинстве случаев служит для современности как средство для всевозможных доказательств, оправданий и порицаний". А потому говорить сегодня об истории - значит говорить о современных направлениях и стремлениях в общественной борьбе²¹ .

Забелин стремится вообще вскрыть смысл исторического мироощущения, характер общественного мышления в переломные эпохи, какой являлись 60-е годы XIX века. Его рассуждение звучит свежо и в наше время. Он полагает, что мышление личности, сформированное в условиях "застойного периода" истории, входит в резкое противоречие с начавшейся "перестройкой" народной жизни. Результаты этого противоречия бывают весьма драматичными. "Усвоивши по началам собственного развития известный взгляд на вещи, более или менее определенный и построенный довольно логично, установивши точку воззрения твердо и самостоятельно, единичный ум очень часто так и умирает в ясном и спокойном созерцании своей силы и правды. Это всегда случается в эпохи стоячей жизни, когда в житейском море, в силу каких-либо обстоятельств, настает штиль, тишь и гладь. Но в эпохи поворотные, когда все теряет свои прежние места, трудненько сохранить это спокойствие, убеждение в собственной единичной правде. Такие эпохи тем особенно и отличаются, что прежняя иная правда вдруг оказывается ложью"²² .

Вот это и неспособен понять "единичный ум", "крепко и плотно завернувшийся в тот или другой кокончик понимания правды". Для такого ума, такого человека эпоха переворота предстает исключительно в виде наступающего хаоса; анархии; возникают мысли о всеобщей погибели, распаде общества. Но "весь этот мутный водоворот, - продолжает Забелин, - представляет только живое воплощение руководящей идеи века" и задача истории - выявить "ход раскрытия этой идеи в жизни"²³ . Эту идею и ее реализацию люди понимают "в соответствии со своими нравами и умами". Кажущийся хаос - лишь проявление закономерностей эпохи, которые по-разному понимаются различными направлениями общественной мысли. "Застарелые фрунтовики мысли гневаются, когда настает подобный хаос, и даже ругаются, почитая себя все-таки умнее общего жизненного движения и вовсе не замечая, что в этом движении обнаруживается очень здоровая сторона общества, которая в это время, несмотря на неизбежные заблуждения, шире и многообразнее, чем прежде, раскрывает свои сознательные силы"²⁴ . Все, что тлело, скрывалось под спудом "ветхой личины", "изношенного символа", неумолимо пробивает себе дорогу. Общественные деятели в такие эпохи должны четко отвечать на вопрос "кто ты и что ты?" без "виляния, двуличности и двусмысленности". Эти-то вопросы, размышляет Забелин, "и смущают людей, которые вовсе не готовились, вовсе не желали бы отвечать на них", скрывая свои истинные намерения и убеждения²⁵ .

Эти положения ученый применяет при анализе таких поворотных эпох, как 60-е годы XIX в. и петровские реформы, и дает оценку той общественной борьбе, которая разворачивалась вокруг судеб России

²¹ Забелин И. Е. Современные взгляды и направления в русской истории. В кн.: Забелин И. Е. Опыты изучения русских древностей и истории. Ч. 1 М. 1872, с. 301, 302.

²² Там же, с. 304.

²³ Там же, с. 305.

²⁴ Там же, с. 306.

²⁵ Там же, с. 307.

стр. 12

в XVIII в., но особенно во второй половине XIX в., по двум основным полемическим линиям - "русофильство" и "западничество". "Светоч русофильства", отмечает Забелин, неизменно возгорался сильнее, "как скоро жизнь делала поворот к собственному обновлению". Так было в петровские времена, в период реформ Екатерины II, а позднее Александра I. И всякий раз "русофилы" стремились равняться на русские "корни", где, по мысли Забелина, господствовали лишь отсталость и косность. "Русофилы" и прежде и теперь смотрят, по его мнению, "в день вчерашний", стремясь найти там себе исторические образцы; "западники же вглядываются лишь "в даль будущего", отрываясь от реальной русской действительности, "они мало дорожат прошлым". И те и другие как раз и демонстрируют две стороны понимания действительности, проявляя недовольство существующим положением вещей, и стремятся использовать историю "как самое эластичное вещество"²⁶ .

Эти прозорливые и горькие размышления Забелина, казалось, не были замечены современниками. Одиночка, стоящий над враждующими группами, над запальчивыми спорами, полными односторонней аргументации, Забелин оказался объективным и вдумчивым исследователем, во многом верно оценивавшим психологию людей переломной поры.

Касаясь в других своих работах значения переломных эпох в жизни России, он постоянно обращается к состоянию народа. Именно оно во многом определяет успех любых реформ, корректирует задуманный смысл всех перемен. Реформатор замышляет одно, а народ лепит свой образ текущей и грядущей жизни. Все чужеродное, противное себе народный организм либо отвергает, либо подстраивает под себя. Примером этого Забелин считает введение христианства на Руси, когда народ формально подчинился нововведениям, а на деле создал совершенно особый и неповторимый религиозный симбиоз - двуеверие²⁷ . "Народ ведь не тесто, которое можно смять как угодно и испечь из него каких угодно пирогов", - заключает Забелин, вступая в полемику с идеологами государственно-юридической школы, любившими повторять кавелинскую фразу: народ - это "калужское тесто", которое государство может месить как угодно". Никакая крутая реформа, даже петровская, не в силах переделать народный организм, по своей мерке изменить сущность его жизненных сил". "Все несродное организму будет отринуто и будет принято только то, что наиболее соответствует степени его развития"²⁸ .

Прав Формозов, заметивший, что Забелин "напоминал реформаторам о многовековых традициях страны, об ее отсталости, огромной силе инерции, предсказывал, что как ни старайся, изменится далеко не все"²⁹ . Понятно, что эти предостережения относились не только к реформаторам, но и ко всем любителям общественных потрясений, которые, следуя той или иной идеологической догме, стремились как можно скорее переделать народ, круто изменить жизнь страны, не обращая внимания на его реальное состояние, психологию, образ жизни, традиции, привычки, обычаи и т. д. Думается, если бы члены "Земли и воли" вдумались в размышления Забелина, проникли в их сущность, то воздержались бы от своей наивно-утопической попытки "хождения в народ" как совершенно бессмысленной в тех условиях, не отвечавшей именно состоянию народа.

Занимаясь историей России XVI - XVII столетий, создавая впечатляющую картину быта той поры, Забелин тем не менее весьма скеп-

²⁶ Там же, с. 339, 340, 346, 349.

²⁷ Забелин И. Е. Размышления, с. 48 - 49.

²⁸ Там же, с. 52.

²⁹ Формозов А. А. Ук. соч., с. 131.

стр. 13

тически относился к русской средневековой действительности. Будучи влюблен в быт, в предмет своего исследования, он вовсе не был влюблен в Россию той поры. "Жизнь допетровского общества не представляет собой ничего такого, что могло пленить наше воображение"³⁰ . Уклад народной жизни менялся тогда медленно, тяжелые природные условия, лютые морозы, краткое, небогатое лето не давали возможности народу к быстрому всестороннему развитию заложенных в нем способностей. Запад же развивался в условиях благодатной природы и стал заметно обгонять Россию во всех отношениях. Забелин здесь справедливо указал на один из важнейших факторов развития страны в условиях, когда природа оказывала весьма сильное воздействие на общество, когда человек был менее защищен от природных условий, чем нынче, и, естественно, не так агрессивен по отношению к ней, как последующие поколения.

Забелин никак не мог согласиться с призывами славянофилов возродить незамутненный петровскими реформами образ России; уж он-то хорошо понимал, что представляла допетровская Русь того времени. "Тоска о предании - пустошь", - писал он в своих дневниках, - "впереди, а не позади наше спасение", "Петр тем велик, что он разорвал предание, осмеял его, освободил мысль, чувства... Славянофилы и Костомаров стоят за предание, ищут в старом хламе начало жизни"³¹ . Эту мысль он аргументирует в статье "Русская личность и русское общество накануне петровских реформ" (1863 г.). Говоря о времени Алексея Михайловича, которое он знал великолепно, Забелин пришел к грустному выводу, что Россия тогда переживала "еще первобытный древнейший период своего развития", "период наивного детства", "суеверия" и "суесловия". Отсутствие системы образования, засилье обветшалых догм, примитивный образ мышления - такой предстала Россия XVII в. перед исследователем русского быта.

Конечно, Забелин не видел мощных социально-экономических, политических, культурных процессов, происходивших тогда в стране. Он даже не приблизился к пониманию того, что мы называем генезисом капитализма в России, зарождением всероссийского рынка, параллельным развитием как феодально-крепостнических, так и предбуржуазных отношений, складыванием абсолютной монархии со всеми присущими ей признаками и русскими особенностями. Но Забелин пишет совсем о другом: его оценки идут от анализа образа жизни, быта народа, которые, разумеется опосредованно, должны были отразить основные социально-экономические, политические и культурные процессы в стране. Согласно наблюдениям Забелина, XVII в. все еще представлял собой старую, дремотную Русь. Наиболее ярко эти наблюдения нашли отражение в его основном труде "Домашний быт русского народа".

Идею о решающей роли народа в истории провел Забелин в исследовании о Москве. Ее прошлое он рассматривал как историю политического и культурного центра русского народа. Не великие князья, цари и царицы интересовали его здесь в первую очередь, хотя и им он уделил определенное внимание как народному типу, аккумулировавшему все его основные черты, а эволюция народной жизни, народного быта. "Школа Москвы, - писал он, - есть школа великих бедствий, великих ужасов и несчастий, которые, падая на даровитую почву, возбуждали только еще больше сил и стремлений"³² .

Забелин стремился показать историю Москвы такой, какой она была в действительности. Он пишет о концепции "Москва - третий

³⁰ Цит. по: там же, с. 54.

³¹ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 62.

³² Забелин И. Е. Размышления, с. 62.

стр. 14

Рим"; "Эту легенду придумали сами москвичи, вдохновляемые своею невежественною гордынею"³³ . Своей задачей он считает не обращение к "легендам", а показ "во всем объеме его (города. - А. С. ) бытия и быта политического и религиозного, умственного и нравственного, общественного и домашнего, торгового и промыслового, ремесленного и художественного, экономического или хозяйственного и материального или строительного"³⁴ . История города - это и история его топографического распространения, и история всех слоев и групп городского населения "с их занятиями, правами, обычаями, мыслями, чувствами, с устройством и уставом их городского быта и управления во всех его видах и потребностях"³⁵ . Не забыта даже хроника воровства, мошенничества, разбоев, а также хроника бедствий города - пожаров, бурь, наводнений, моровых язв, голода, "нашествия иноплеменных". Опубликована лишь часть этой грандиозной программы, часть труда Забелина о Москве, остальные еще ждут выхода в свет.

С позиций влияния народа на судьбы страны оценивает Забелин и становление русского искусства, русского зодчества. Он включается в спор о русской архитектуре и выступает против тех, кто считал ее заимствованием со стороны. Основным предметом спора стал храм Василия Блаженного (Покровский собор). Ученый не согласился как с тем, что храм этот создан под влиянием татарской архитектуры или под прямым влиянием готики, так и с тем, что здесь видно смешение разных стилей - "мавританского, готического, ломбардского, индейского И византийского". "О русском ни слова, - с горечью пишет Забелин в 1878 г., - по той простой причине, что этого и сказать было невозможно ввиду всеобщего убеждения, что русский народ всегда находился под тем или другим влиянием и никогда ничего своего самобытного не производил"³⁶ .

Забелин считает, что не случайно полемические страсти разгорелись вокруг храма Василия Блаженного, поскольку он является "типическою чертой самой Москвы" и для русской архитектуры имеет такое же принципиальное значение, как Кёльнский собор для германского зодчества. По мысли Забелина, храм Василия Блаженного - это "образец русской архитектуры", так как в основе его лежит идея древнерусских деревянных хором, теремных дворцов. А русские хоромы выросли из крестьянских изб, клетей. Рассматривая элемент за элементом храма Василия Блаженного, Забелин показывает, что его "красивый беспорядок" в действительности является типом "крестчатых и круглых соборных деревянных церквей". В таком же стиле выстроена ранее церковь Вознесения в Коломенском, напоминающая главный, центральный столп храма Василия Блаженного.

Особое место в системе воззрений Забелина занимает проблема соотношения народа и государства, народа и самодержавия, народа и царя. На понимании этого соотношения и построена концепция его труда "Домашний быт русского народа" в частях, касающихся быта царского двора. Основной акцент в противовес "государственникам" Забелин делает не на роли государства в создании общества, а на роли народа, его патриархального быта в создании государства. Он не анализирует социальных функций государства, его классовых основ. Цель у него иная: его интересует нравственно-психологическая сторона дела, общность между образом, укладом жизни народа и обликом государственной машины.

³³ Забелин И. Е. История города Москвы, с. 47.

³⁴ Там же, с. X.

³⁵ Там же, с. XI - XII.

³⁶ Забелин И. Е. Русское искусство. Черты самобытности в древнерусском зодчестве. М. 1900, с. 21 - 22.

стр. 15

Конечно, народ, его психология, темперамент, традиции, привычки, культурный уровень и другие характерные черты накладывают печать на общественное развитие и, естественно, на формирование государства. Один только классовый подход не может объяснить нам многое из того, что происходило и происходит в стране. Поэтому опыт Забелина (при всей его односторонности, известной ограниченности) весьма поучителен. По его мнению, семейно-родовой быт с двором в качестве основной ячейки и хозяином, господином, господарем был основным фундаментом всего общественного бытия. На этом фундаменте и взрастает государство как "результат, произведение народного сознания", "внешний механизм народной жизни"³⁷ . "Государь, - считает Забелин, - из единичного типа с органической постепенностью переходит в тип политический". Забелин подчеркивал: "Никакой другой оболочки не может создать себе народный дух, как именно такую, какая у него существует и какая, следовательно, отвечает требованиям его" природы и свойству его сил". А далее следуют его программные слова: "Каково государство, таков и народ, и каков народ, таково и государство"³⁸ . Что касается XVI - XVII вв., то государство того времени отражало облик народа глубоко патриархального, рутинного в своих традициях, обычаях, психологии, оно "носило еще во многом прапрадедовский кафтан"³⁹ . Отсюда проистекает и выделение Забелиным в качестве одного из основных типов русского народа "господаря", "государя", и поэтому систему домашнего быта народа ученый начинает с обрисовки царского двора.

Создавая историю Москвы, Забелин исходит из той же генеральной мысли, что в "старой древней допетровской Москве ничего другого нельзя было и заметить, как ее царя- хозяина, ее вотчинника"⁴⁰ . Понятно, что становление московского "единодержавия" Забелин связывал с народно-патриархальными истоками, стремился выявить общность интересов народа и великих московских князей и царей в борьбе за единство страны, за ее независимость от Золотой. Орды, в борьбе против крамольного, сепаратистского боярства. В великом князе, царе он видел носителя национального единства, нисколько не идеализируя насильственного характера власти на Руси. В дневнике Забелин записывал: "Самодержавие потому, что в народе лежали такие элементы. Следовательно, народ в том виноват, а не кто другой, ни черт, ни дьявол"⁴¹ .

Эти воззрения расценивались в советской историографии как монархические, словно не могло быть единства различных слоев народа, в том числе низов и власти, в решающие ключевые периоды истории страны, какими являлись борьба за единство русских земель, за независимость, против татаро-монгольского ига. И хотя ясна социальная ограниченность воззрений Забелина на перерастание родового общества в государство (социальный механизм его создания был, как известно, совсем иным), чисто бытовой, психологический подтекст этого перехода, о котором ученый писал, вряд ли может быть поставлен под сомнение. Во всяком случае, упорное сохранение монархических корней в народной среде, влияние патриархального уклада давало себя знать еще очень долго, о чем говорит феномен культа личности уже в условиях советского времени. И тезис Забелина "каково государство, таков и народ, и каков народ, таково и государство"⁴², не кажется таким уж наивным.

³⁷ Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетии, Т. 1, ч. 2. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетии. М. 1872, с. 351.

³⁸ Забелин И. Е. Размышления, с. 41, 47.

³⁹ Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI - XVII столетии. Т. 1, ч. 2. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетии, с. 351.

⁴⁰ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 71.

⁴¹ Цит. по: Формозов А. А. Ук. соч., с. 68.

⁴² Забелин И. Е. Размышления, с. 47.

стр. 16

Забелин писал историю народа и одновременно историю личностей; через личности он показывал народ, а характеризуя народ, шел к обрисовке характера личности. "Без лиц нет истории, - считал он, - без единичной жизни нет общей жизни. Но не ставьте же эти лица, эту единичную жизнь на то место, которое по праву принадлежит лицу народа"⁴³ . Личность и народ, по мысли Забелина, находятся в удивительной гармонии. Личность является выразителем потребностей времени. Но это случается не часто, а когда происходит, то становится праздником в жизни народа. Как правило, такая гармония наблюдается в поворотные эпохи. В "будни" же - "широкое поле личности по преимуществу эгоистической... господству случайных, мелких людей, созданных мелким эгоизмом". На повороте от будней к общественным потрясениям может возникнуть вакуум, общество в решающий момент остается без вождя, выразителя истинных народных интересов и тогда "первый наглец приобретает успех"⁴⁴ . Но эгоистическая личность, прикрываясь народной тогой, вступает в противоречие с обществом. Такова суть весьма глубоких, здравых мыслей Забелина о соотношении народа и личности.

Советская историография традиционно считала, что Забелина мало волновали народные беды, что он предпочитал умалчивать о народных восстаниях, крестьянских войнах, об их вождях. Между тем народная борьба с насилием власть имущих, осуждение этих насилий по отношению к простым людям, глубокое сочувствие народным тяготам и бедам красной нитью проходят через все сочинения Забелина. Он ненавидел боярство, дворянство и чиновничество, крепостнические порядки. Он писал о произволе и пытках в России XVI - XVII вв., о старой Москве, как о "столице крепостников, где обитали праздность и роскошь"⁴⁵ . Он первым в историографии показал бедственное положение крестьянства в крупной вотчине XVII века. "Кормилец-земец должен был оплачивать каждое свое движение", - писал он; иной раз крестьянская почва не выдерживала этой тяжести, этих "опустошений" и "колебала даже самое государство"⁴⁶ .

В своих трудах Забелин не только утверждал ценность народа, простого человека - крестьянина, ремесленника, мелкого торговца, но и мощь народных движений, их влияние в истории: "Куликово поле - движение народное, - пишет он в дневнике. - Смутное время - народное движение. Отсюда ряд событий, бунтов до Пугачева и 14 декабря. Все народ"⁴⁷ . Нельзя не отдать сегодня должное интуиции ученого, сумевшего прочувствовать родственность, казалось бы, столь разных общественных явлений, выявить их общую основу - интересы народа. Его историю Забелин пропустил через свой ум и сердце. В этом суть натуры, суть творчества этого замечательного русского историка.

⁴³ Там же, с. 18.

⁴⁴ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 64.

⁴⁵ Цит. по: Формозов А. А. Ук. соч., с. 19.

⁴⁶ Забелин И. Е. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве (XVII век). - Вестник Европы, 1871, N 1, с. 12, 28.

⁴⁷ Цит. по: Рубинштейн Н. Л. Иван Егорович Забелин, с. 61.