Рейтинг
Порталус

ЕДИНСТВО И МНОГООБРАЗИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ КУЛЬТУРЫ (КОНЕЦ X - XIII вв.)

Дата публикации: 10 июня 2021
Автор(ы): В. П. Даркевич
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
Номер публикации: №1623317139


В. П. Даркевич, (c)

Культура домонгольской Руси в ее динамике, при естественном саморазвитии общества, представляла собой сложную совокупность духовных категорий (включая этические и эстетические), отчасти объектированных в предметах и явлениях материального мира древних славян. Европейской средневековой культуре вообще в большей степени, чем позднейшим, присущи системность, целостность и органичность, поскольку ее главная религия - христианство - одно из самых сильных и глубоких проявлений духовного бытия. Мы согласны с мнением, что человек в своих религиозных исканиях гораздо сильнее выявляет свою высшую природу, нежели когда он воюет, пашет, сеет и строит 1 . При этом бросается в глаза многоцветная и многослойная неоднородность древнерусской культуры. И именно христианская религия, принадлежность древнерусского общества с конца X в. к православной церкви сплавляли воедино это многоголосие и многоцветие.

Наукой полнее изучены достижения тогдашнего индивидуального творчества в области христианской философии, богословия, светской литературы, летописания, изобразительного искусства; но следует помнить, что помимо того существовала и развивалась, в виде постоянного их фона, также массовая народная культура, порою далекая от элитарных форм. В отличие от открытых внешним заимствованиям и влияниям "высоких" жанров с их сравнительно быстрой изменчивостью и разнообразием мировоззренческих начал, народная культура, бытовавшая в категории "времени большой длительности", определялась прежде всего традицией. Издавна сложившаяся в восточнославянском обществе система коллективных представлений и ценностей, его мировосприятие оказывали непрерывное воздействие на стиль жизни, поведение людей, способы их общения. Менталитет - глубинные установки унаследованного осознания мира, психологическая ориентация, понятия о мироздании и месте в нем человека, суеверия и заблуждения людей влияли и на "малые" их поступки, и на ход крупных политических событий, и на бытовой уклад, обычаи, моду.

В этой связи возникает вопрос, относится ли культура к надстроечным явлениям? Исходя из ложного положения исторического материализма, что культура есть лишь надстройка над экономическим базисом, многие советские историки предпочитали оперировать, характеризуя культуру, глобальными экономическими и классовыми понятиями. Между тем даже К. Маркс


Даркевич Владислав Петрович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института археологии РАН.

стр. 36


так и не сформулировал четко, что же такое "класс". Диффузная картина развития общества превращает категорию "класс" скорее в теоретическую, чем в эмпирически осязаемую. Отечественные социологи ныне все чаще прибегают к иным критериям стратификации общества 2 . Обездушивание, опустошение истории (по выражению Н. А. Бердяева) чрезмерной схематизацией привели к тому, что история ментальности, включая эмоциональную и духовную сферы бытия, без изучения которых невозможен активный диалог исследователя с прошлым, нередко оказывалась вне достаточного внимания историков-марксистов. Таких специалистов мало интересовал человек как микрокосм культуры, в сознании которого часто сочетались противоборствующие элементы.

Кроме того, принудительный атеизм исключал проникновение в истинную суть древнерусской культуры, во многом основанной на христианских началах. История представала в виде мира без индивидуумов. На первый план выходило некое "экономическое существо", руководимое утилитарной рациональностью, но не многогранный человек, в котором одновременно и нераздельно сочетались экономический, политический, религиозный, этический, художественный, рациональный и частично нерациональный или даже иррациональный миры, при всем том отличающиеся непрестанным взаимодействием аспектов бытия 3 . Исключались столь характерные для христианского средневековья в ряде случаев альтруизм и не приносящие житейского дохода художественные ценности, какие-то явно нерациональные поступки. Однако именно они, вовсе не будучи поверхностными или излишними "украшениями истории", придают ей красочность, оригинальность и глубину и говорят порою больше, чем социологические догмы и взятые вне времени и пространства идеологические абстракции 4 . Повседневный облик коллективного средневекового сознания безмолвствовавшего большинства народа оставался вне поля серьезного исследования. Тем более, что народная культура повествует о себе не всегда напрямую; чаще - на языке символов, ритуалов, жестов, обычаев, верований и суеверий.

Еще на рубеже XX в. и несколько позднее многим философам и историкам-медиевистам, особенно из французской "школы Анналов", окостенело понимаемые категории базиса и надстройки представлялись насилующими подлинное постижение истории. Незыблемый приоритет экономических факторов в виде совокупности производственных отношений навязывал одностороннюю определяемость исторического процесса и на современном уровне знаний уже не может быть принят в таком виде. Например, христианская аккультурация Руси никак не была связана напрямую с прогрессом производства, обменом и распределением материальных благ. Напротив, принятие религии из Византии само привело к утверждению каменного зодчества, ряда новых для восточных славян видов изобразительного искусства и не известных им ремесел, к иному развитию международных торговых и политических связей, к изменениям в отношениях с другими государствами и к перестройке социальных отношений на самой Руси. Здесь, как видно, базисные явления (ремесло, торговля, уровень производства) оказались зависимыми от таких надстроечных понятий, как государство, политические и правовые формы сознания (после принятия христианства обычное право сменялось письменными сводами законов), философия, искусство, нормы морали.

Неотступные догмы экономического материализма, на которых и базировалась писавшаяся его адептами конъюнктурная псевдоистория, часто противоречат фактам, особенно когда речь заходит о религии. По-настоящему на первый план в исследовании культуры должна выходить историческая культурантропология. В центре ее внимания стоит человек во всех его жизненных проявлениях. Это осознавалось и рядом представителей науки советского периода. Проблемы антропологически ориентированной истории начинали постепенно разрабатываться, обычно на основе многодисциплинарного синтеза. Упомянем о работах А. Я. Гуревича и его последователей по западной медиевистике, в области духовной культуры древней

стр. 37


Руси - об исследованиях Д. С. Лихачева, Вяч. В. Иванова, Б. А. Успенского, В. Н. Топорова, В. В. Колесова, В. В. Бычкова. Заметную роль в изучении древнерусской духовной культуры сыграли мыслители русского зарубежья. Наметилась переориентация интересов ряда специалистов от истории сугубо материальной цивилизации к истории глубинных культурных процессов и их человеческого содержания.

Но такой поворот был невозможен без отказа от последствий того погрома отечественной культуры, который осуществлялся в СССР 20-х годов. "Новая религия" догматического марксизма-ленинизма предполагала тотальную идеологическую нетерпимость. Одним из результатов стала своеобразная стагнация историографии, когда оппонентов сокрушали убийственными цитатами из трудов "основоположников". Ведь любые ортодоксальные системы, как свидетельствует о том и сама же история христианства, относятся подозрительно и враждебно к творческому беспокойству, к исканиям, к борению духа 5 . Недаром теоретические обобщения таких ученых в сфере культуры оставались на уровне "классового подхода" 6 . Среди прочего отметим, что исчезло в нашей науке целое направление: история православия и богословской мысли на Руси.

А предельно идеологизированный подход к изучению древнерусской культуры нашел в советской историографии отражение в концепции "двух культур русского феодализма". Она опиралась на такие постулаты, как наличие "борьбы классов" (термин, с трудом применимый к домонгольской Руси, несостоятельности чего посвящена последняя монография И. Я. Фроянова) и существование тогда на Руси стандартно понимаемого феодализма (о чем энергично спорили еще дореволюционные историки, особенно Н. П. Павлов- Сильванский) 7 . Доктрина "двух культур" была своеобразной универсальной теорией, содержащей грубые антитезы. Ее кажущаяся простота кристаллизовалась в мифических определениях, упрощение придерживалось псевдонаучной абсолютности этого понятия 8 . Оно базировалось на тезисе о биполярности общества, его двуклассовости. Считалось, что в предреволюционной России было четыре класса: капиталисты и помещики (эксплуататоры), рабочие и крестьяне (эксплуатируемые). При социализме оказались два общественных класса - рабочие и крестьяне (эксплуататоров ликвидировали). Относительно Руси X - XIII вв. писали, что одни люди тогда обладали собственностью - средствами производства и потому являлись угнетателями-феодалами, другие оставались эксплуатируемыми тружениками. И все. Кроме того, механически переносилось ленинское положение о "двух культурах" внутри каждой национальной культуры на времена древней Руси. При этом феодальная культура, отождествляемая с церковной, дружинной и даже порою городской (будто городское население, при всей сложности его социального состава, не относилось к народу), противопоставлялась народной, то есть сельской, крестьянской, патриархально-традиционалистской. Конечно, феодально-зависимые крестьяне воплощали при этом в глазах таких ученых прогрессивное начало, ибо крестьяне как бы противопоставляли народную, языческую религию предков чуждому им византийскому христианству 9 .

В действительности же духовную жизнь Руси определяла прочность ее культурной почвы, при всей ее сложности и разветвленности. Но причины различий в культурных особенностях, в менталитете разных социальных групп лежали не в классовых, а в иных плоскостях. Единство культуры Руси вовсе не исключало ее полифоничности. Человек выступал во всей силе своих страстей, сомнений, радостей и творческого воображения уже во времена язычества. Однако, начиная с конца X - середины XI в., ведшая к образованию древнерусской народности культурная общность усиливалась благодаря принятию христианства. В сравнительно короткие сроки эта новая религия охватила все почти земли Восточной Европы, включая колонизуемые усилиями восточных славян.

Факторы единства культуры. Почему же мы говорим о единстве той культуры? Подлинное единство возможно, когда совокупность ведущих идей, разделяемых всем обществом, составляет некое упорядоченное целое.

стр. 38


Народная жизнь не может быть монополией какого-нибудь одного общественного слоя. А объединяющим, судьбоносным для древнерусской культуры началом стала именно христианская религия. Сплочение теперь носило и духовный характер, связь между его членами стала связью и духовной, сильнее, чем при языческом многобожии. Не случайно атрибутивные признаки цивилизации в виде ее триады - письменность, город, монументальная архитектура - появляются на Руси с X в., что совпало по времени с принятием христианства как государственной религии. Истматовский же постулат "бытие определяет сознание" в вопросе о крещении Руси срабатывает далеко не вполне. Взрывной процесс христианизации выдвинул имя такого реформатора, как Владимир I, который понял, что основанное на многобожии мировоззрение в тех условиях оказалось тупиковым, вело к застою, культурной изоляции от передовых цивилизаций Византии и Запада. Политеизм, основанный на древних племенных культах, не мог ни объединить и укрепить людские коллективы, ни усилить власть князя и его не прочного еще государства, только-только выходившего из варварского состояния.

Вот почему языческие святилища, где стояли идолы и горели священные костры, были сравнительно легко уничтожены, хотя подчас сопротивление новшествам выливалось в военные столкновения, и в Новгороде его жителей "Путята крести мечем, а Добрыня огнем". К XIII в. христианство проникло в самые отдаленные от крупных городских центров регионы. Археологически этот процесс прослеживается по деталям погребального обряда: по переходу от кремации под курганами к трупоположениям головой на запад, резкому уменьшению количества вещей в захоронениях, распространению христианских культовых предметов. Конфессиональный фактор не был отделен и от государственного. При выборе веры русского князя более всего устроила византийская традиция главенства светского правителя-басилевса над церковным владыкой. Не папа римский должен быть выше светского сюзерена, но последний выше патриарха! Отныне князь становился властителем подданных по воле Бога, а не самих людей.

Церковь стала источником и великого культурного творчества, первоначально в крупных городах. Своей духовной силой она содействовала также объединению русичей, формируя их культурно- историческую общность и соборность - единство свободных людей, основанное на совокупной духовности и преданности общей родине. Принятие христианства отвечало историческим нуждам, новой этике и повседневным устремлениям восточных славян. В дальнейшем получилось так, что их культура во всех своих чертах оказалась глубоко пронизана православием. Отсюда часто встречавшиеся аскеза, непорабощенность коренным материализмом даже при бытовом скопидомстве и естественной хозяйственности, долготерпение, широта души и щедрость в общении, братолюбие, сострадание к меньшой братии, жажда решать все дела не по черствым законам, а "по Божьи" 10 . Первоначально эта новая идеология исходила из окрещенных дружин и из монастырей.

Христианство определяло и гуманистические ценности общества. В основе новой веры и присущей ей литургии лежало поклонение Богу как единому и всемогущему началу. Религиозным измерением, принадлежностью к церкви определялась системность культуры древней Руси. К этой системе относились этические, эстетические, "естественнонаучные" и другие идеологические коды - вся область символов, знаков, норм, обеспечивающих коммуникацию людей. Менялись образ жизни и типы поведения, каноны и задачи художественного творчества. Утверждая ценность личности и вместе с тем необходимость единения между индивидами, христианство выдвинуло идеал соборности как целостности общества. Теперь славянин находил в церкви самого себя, причем не в бессилии духовного одиночества, а в силе своего единения с братьями по вере и с самими Богом 11 . Христианство подняло человека над уровнем индивидуального бытия, придало смысл его земной жизни, проповедало такие поведенческие идеалы, как миролюбие, любовь к ближнему, милосердие,

стр. 39


отношение к труду как ценности. Духовенство мирило враждовавших князей и призывало их к борьбе с "тьмой внешней", иноземными врагами.

Язычество, особенно архаические племенные культы, было ориентировано на сугубо земное благополучие коллектива. Неофитов поэтому особенно привлекали идеи, связанные с индивидуальной судьбой, "спасением души" 12 . Христианство вселяло в славян, одержимых страхом перед адом для грешников и надеждой на загробное воздаяние истинно верующим, веру в вечную жизнь. Тревожное ожидание Страшного суда будило отягощенную житейской ложью и будничными грехами совесть. Проблема загробной индивидуальной судьбы в тогдашней обстановке постоянных войн, стихийных бедствий, катастрофических эпидемий и голодовок стала как нельзя более актуальной. Ответы на вопросы давала христианская религия, а не волхвы с их язычеством. Провозглашаемые идеалы не совпадали с бесчеловечностью при войнах и при борьбе с иноверцами и инакомыслящими, а примат общества и государства, как правило, подавлял личность, так что политические соображения часто оказывались сильнее христианской морали. Но от этого сами идеалы не оскудевали.

Высота культуры древней Руси определяла и облик городов. Их расцвет начался со времени Ярослава Мудрого. В XII - XIII вв. он продолжался. Интенсивно росли старые города, возникали новые и в пределах независимых княжеств, и в ходе миграционных процессов. Гимн митрополита Илариона во славу Киева можно отнести и к другим тогдашним крупнейшим центрам: "Посмотри же и на град, величием сияющий, посмотри на церкви процветающие, посмотри на христианство возрастающее, посмотри на град, иконами святых блистающий и освящаемый, фимиамом благоухающий, славословиями божественными и песнопениями святыми оглашаемый" 13 . Каждый стольный город группировал тяготевшие к нему удельные центры и пригороды. Всем им была присуща открытость, способность преодолевать замкнутость, включать в свою сферу новых людей, распространять влияние на новые территории. Древнерусские города воплощали таким образом этнический и социокультурный синтез. Как узлы государственного управления они давали возможность постоянно общаться между собой представителям различных общественных групп, людям из местной среды и чужакам. Город активно взаимодействовал также с деревней, определяя и ее развитие. Он выступал в качестве общественного ядра, которое демонстрировало уровень развития общества, его стратификацию, достижения материальной и духовной культуры. Причем характерные для городов коммуникативность и этноконсолидирующие функции прослеживаются на Руси уже накануне принятия христианства. Так, в Киеве сплавлялись воедино славянские, скандинавские и тюркские элементы, особенно в дружинной среде, а последовавшая быстрая урбанизация способствовала созданию древнерусской культурной общности.

В древности государственные образования не раз возникали на религиозной почве. Так было на Востоке после появления ислама. Так же произошло и на Руси. Поскольку в местных условиях язычество оказалось непригодным для прочного государственного строительства, консолидирующим фактором выступило христианство. Его возведение в ранг официальной религии привело к духовной солидаризации общества, и прежде всего в городах. Новая религия дала толчок к упрочению государственных порядков путем записи права восточных славян. При Владимире I начали чеканить собственную монету. Зародились монументальная архитектура и новое искусство. Замкнутое стенами внутреннее пространство города, его концы и улицы организовывались вокруг храмов. Кафедральный собор стал средоточением города, его главной святыней. При маленьких перенаселенных домах это был некий общий дом для городских прихожан и всех обитателей окрестных селений, гарант божественного покровительства жителям и символический образ мироздания. А церковное искусство XI - XIII вв. в его стремлении к универсализму обрело удивительно привлекательные черты. Особенно эмоциональное воздействие оказывали торжественность и красота богослужения. В литургическом действе во впечатляю-

стр. 40


щей его обрядности происходило общение верующего с божеством, в первую очередь в таинстве причащения. Рождалось искусство, прославляющее человека, возвышающее его и поднимающее до уровня сына Бога. Оно само по себе напоминало о значимости его миссии на Земле.

Это искусство отражало сложные богословские концепции. Его условный, иносказательный язык был предельно символичен. Так, в архитектуре древнерусского храма функциональность неотделима от идейной значимости каждого его элемента. Система мозаик и росписей в интерьере соотнесена с сакральной значимостью композиций и вкратце излагает основные положения вероучения. Огромна роль простого их созерцания. Видимые образы отражали первообразы. Эти памятники служили Библией для неграмотных и были адресованы самым различным слоям населения, особенно не посвященным в тонкости эзотерической, далекой от простонародья теологии. В стремлении популяризовать свое учение искушенные богословы поначалу вообще избегали углубляться в сложные, предназначенные только для посвященных религиозные доктрины, но ничего не имели против стремления к конкретному, осязаемому образу святыни, к которой верующие стремились прикоснуться и облобызать ее, освящали ею жилища, носили на груди кресты, образки и мощевики с частицами тела святого.

Христианское учение в его тонкостях не одинаково воспринимали представители образованного духовенства и княжеско-боярской среды, рядовые горожане и изолированные от внешнего мира селяне, неграмотные простецы и не очень отличавшиеся от них многие приходские священники. Личная религиозность была присуща почти каждому русичу, но она могла оставаться смутной и могла становиться глубокой. В последнем случае возникала почва для развития богословия 14 . Вообще же с принятием христианства произошел гигантский нравственно- психологический переворот в сознании восточных славян и наметились перемены в их культуре. Это на многие века определило путь развития народа. Из религии вырастали новые формы государственной власти, появлялся писаный свод законов - Русская Правда, упразднялась кровная месть, росло уважение к личности. Христианство воспитывало молитвой дисциплину внимания, подавляло неконтролируемые эмоции, аффекты преобразовывало в обряды. Вместе с тем православие не ставило перед средним человеком слишком высоких нравственных задач, ибо обладало нравственной снисходительностью.

В совокупности путей своего воздействия торжество христианства на Руси явилось переходным рубежом между варварством и цивилизацией. Сцементированное общепринятыми идеалами, хотя и менявшееся, православие существует в России 1 тыс. лет. Оно быстро стало непререкаемой общественной ценностью. Русичи начали поклоняться святым, возлагать надежды на их заступничество и предстательство перед Богом. Это обстоятельство вовсе не требует от ученых идеализации древнерусского человека. Тот мог быть мошенником и преступником, лицом, способным на спонтанные поступки, оставаться хищником и кровопийцей, нарушать христианские заповеди и в то же время ставить свечи перед образами святых, посещать Лавру и ездить в пустыни к старцам. Такой человек вовсе не воспринимал свои поступки как лицемерие. Он ощущал себя истинно православным, только немного грешником. Осуществилась как бы прививка "душевно-плотской, недостаточно духовной религиозности" 15 . Такие противоречия в сознании средневекового русича характеризовали его реальную жизнь.

Христианство и формирование восточнославянской народности. Единая христианская культура вела также к консолидации восточнославянского этноса. Недаром в трех главных городах древней Руси - Новгороде, Смоленске и Киеве - воздвигли соборы св. Софии. Родовая жизнь разлагалась. На конец X - начало XI в. пришлось разрушение замкнутых родовых ячеек. Родоплеменные связи сменялись территориальными. Началось формирование древнерусской народности - общего предка трех более поздних народностей - русских, украинцев и белорусов 16 . Ранее в научной литературе уже утвердилось мнение о таких критериях народности, как наличие общности языка (даже при сохранении местных диалектов), территории

стр. 41


и культуры. Но явно недооценивался конфессиональный фактор. Между тем именно христианство сыграло важнейшую цементирующую роль в образовании народности с ее более целостной идеологией, правовыми нормами и новыми обычаями. Консолидирующая сила православия была неоценима и при борьбе с внешней экспансией. Общая вера соединяла разрозненные славянские племена, уничтожала их отличия, сплачивала их духовно. Доблесть русских воинов черпала силу и в таком источнике, как вера. С пением псалма "Бог нам прибежище и сила" они часто ходили на битву. Молебным пением к Богородице начинали сражения. Патриотическое единение становилось более тесным и прочным там, где народ оказывался связан не только единой территорией и климатом, не только государственной властью и законами, не только хозяйством и бытом, но и духовной однородностью, принадлежностью к общей церкви. Ведь патриотическое единение есть разновидность духовного единения 17 .

Вот почему поражает удивительный тезис, будто христианство отличалось от язычества "не своей религиозной сущностью, а только... классовой идеологией" 18 . В действительности между этими формами религии лежит пропасть. Дело здесь заключается не только в отождествлении принципиально иных форм поклонения и природоощущения, а в нарушении историчности. Язычество, даже при выделении в нем на последней стадии развития некоего единого божества, тяготеет к культу предков. Общие черты между язычеством и христианством в виде веры в невидимые божественные и демонические существа низших разрядов и в магические обряды с заклинаниями-молитвами свойственны, действительно, всем религиозным системам. Но даже архаические аграрные циклы вместе с элементами скотоводческого уклада церковь приспосабливала к своему календарю. Такой "единый" элемент, как признание наличия души и вера в ее существование в загробном мире, тоже имел различия. У христиан душа есть бессмертная и нематериальная часть существа. Равнозначно ли это, например, тому, что, согласно воззрениям викингов, мертвые продолжают существование поблизости от живых - в курганах, постоянно требуя материальных забот о себе, а на том свете проводят время в поединках и пирах? Вообще неисторично отождествлять высшие формы религии с архаичными.

Принятие христианства и рождение христианской культуры нашли отражение в летописях, со страниц которых, относящихся к XI - XII вв., постепенно исчезают названия восточнославянских племен. Для обозначения территории теперь используют производные от наименования города - административного центра княжения или волости 19 . А понятия житель Руси и христианин начинают как бы совпадать. Русич, исповедующий христианство по православному обряду с новым строем идей и иной культурной жизнью, противопоставляется язычникам, "поганым", "латинам", "бохмитам" (последователям Мухаммеда). Наименование - христианин, как позднее - православный, было идентично тогда понятию - русич. Ведь слова "народ" (в современном его значении) в древней Руси еще не существовало, как и нынешней дефиниции "древнерусская народность". Говорили: "Русская земля", "своя земля", "святая Русь" и т. п.

Для нас не представляется возможным согласиться с тем, что начальный этап формирования древнерусской народности относится к VI - VII вв. (Б. А. Рыбаков) или VI - IX вв. (Л. В. Черепнин). Реальные предпосылки ее создания возникают не ранее конца X столетия и уходят в XI столетие. Только тогда, а не в "дружинном" IX в. (В. В. Седов) намечается интеграция "диалектно-племенных группировок славян" и их отдельных земель при участии неславянских этнических субстратов, идет сглаживание диалектных особенностей речи восточных славян из разных областей Руси. Существование восточнославянского (древнерусского) языка вовсе не исключало его региональных различий, особенно сохранявшихся в глухих сельских местностях. И именно христианская религия и письменность стали мощным импульсом формирования культурной и языковой монолитности славянского населения Восточной Европы 20 .

Культура древней Руси базировалась на языке, доступном для народа.

стр. 42


Имело место живое взаимодействие народно-русской и книжно-славянской речи. Народы, чуждые "истинной веры", с XI в. назывались "иноязычниками". Общность языка стала общностью веры: люди понимали друг друга и дословно, и ментально 21 . Теперь проблема единой народности и ее самосознания стала неотделимой от духовного понимания родины. Природные, исторические, кровные и бытовые связи превратились в признак местного "национального духа"; через них человек воспринимал свое жилище, свою колыбель, свои орудия труда, местообитание своих предков и своего народа.

Христианство и древнерусское самосознание. Полагаем, что самосознание тогдашних восточных славян раскрывалось не столько в политической сфере, сколько в единой религиозности. Постепенно слагалась общность языка, песен, нравов, бытовых обрядов, причем уже самые первые оригинальные памятники церковной книжности на Руси ("Слово о законе и благодати" митрополита Илариона, "Память и похвала князю русскому Владимиру" мниха Иакова, "Жития св. мучеников Бориса и Глеба", начальная летопись) свидетельствуют, что только что окрещенный народ сразу стал задумываться о своем религиозном призвании, даже о богоизбранности, о судьбах родной земли и ее престиже, чей правитель умножает ее славу 22 . Подобно происходившему в западноевропейских варварских королевствах VI - VIII вв., формой фиксации исторической памяти и способом укрепления связи власти с народом стала династическая традиция.

В сочинении митрополита Илариона элементы государственного, религиозного и этнического самосознания уже образуют некое целое. Для него единые земля, язык, вера и владычество князя неразделимы. "Восхвалим... великого кагана земли нашей Владимира, внука старого Игоря и сына славного Святослава, которые, в своевремение властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах... Ибо правили не в безвестной и захудалой земле, но в [земле] Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли... И совлекся каган наш, вместе с одеждами, ветхого человека, отложил тленное, отряс прах неверия - и вошел в святую купель". Те же мотивы звучат у мниха Иакова: "И все люди Русской земли познали Бога с твоей помощью, божественный князь Владимир! ... И все страны боялись его и дары приносили ему" 23 .

Молодая христианская культура, когда человек взглянул на себя и окружающий мир иными глазами, вначале расцвела в ранних русских городах Киеве, Чернигове, Новгороде, Полоцке, Ростове Великом. По мере присоединения новых территорий, в стороне от пути из варяг в греки, и основания новых же городов культура христианства внедрялась и в более отдаленные регионы Восточной Европы. Содействовала этому процессу и государственная власть, которая, как и в Византийской империи, приобрела авторитет, легитимированный теперь Господом ("несть власти аще не от Бога"). Огромную деятельность по распространению христианства развернули монастыри. В домонгольское время они размещались в пределах городов или примыкали к ним. Монахи были неустанными миссионерами и воспитателями народа. Велик их вклад в иконописное и золотошвейное дело, певческое искусство и особенно "учение книжное". Наряду с церквами и другими строениями в обителях имелись школы и библиотеки. В одном житии грады и книги названы магистральным путем культуры "пресветлой" Русской земли: "И потом подарова Господь православною верою, святым крещением, наполнив ю велицими грады и домы церковными и насеяв ю боголюбивыми книгами" 24 .

Этническое, потом национальное самосознание формировалось в течение многих поколений. Оно особенно важно во времена так называемой феодальной раздробленности, княжеских междоусобиц и постоянного половецкого давления извне. "Живая христианская солидарность" (И. А. Ильин) препятствовала разобщению враждовавших земель-княжений. Воля к единению проявилась в "Слове о полку Игореве". В "Слове о погибели Русской земли" (первая половина XIII в.) автор с гордостью заявлял, что все пространства "до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до

стр. 43


ятвягов, от ятвягов до литовцев, до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Устюга, где обитают поганые тоймичи [языческое племя, жившее по берегам Верхней и Нижней Тоймы - притоков Северной Двины. - В. Д. ] , и за Дышащее море [Белое море и Северный ледовитый океан. - В. Д. ] , от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы - то все с помощью Божьею покорено было христианским народом, поганые эти страны повиновались великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы своих малых детей пугали... А император царьградский Мануил от страха великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не взял" 25 .

Действительно, с середины XII в. гораздо более монолитная, чем в предшествующую эпоху, и уже отходившая от сугубо византийских образцов культура Руси охватывала огромные территории от Новгорода Великого, Ладоги и Юрьева на севере, Нижнего Новгорода на востоке до прикарпатского Галича на юго-западе и Дона на юго-востоке. Переселенческие движения, связанные с ростом населения, приглашение суверенными князьями в растущие стольные грады специалистов по строительству укреплений, артелей зодчих, переписчиков книг, золотых дел мастеров, других творческих людей высокой квалификации тоже способствовали объединительным началам в сфере культуры. Яркое знамение времени - унификация ремесленной техники и форм вещей, что доказано археологически. И тут опять- таки церковь, выступая носительницей духовной солидарности, стремилась к устранению распрей и становилась посредником между враждующими сторонами. Хотя христианские идеалы братолюбия то и дело попирались, "церковное управление и поучение... вносило и в княжескую правительственную и законодательную практику, а может быть, и в политическое сознание князей... понятия о законе, о правителе, начатки следственного судебного процесса, письменное делопроизводство" 26 .

Снова подчеркнем, что тогда самосознание народа, даже разделенного границами земель- княжений, зиждилось на общей религиозной основе. Можно считать, что в христианизированной Руси уже в домонгольское время возникло "относительно полное развитие культуры, изобразимое как реальное систематическое всеединство" (Л. П. Карсавин). Эта христианская по духу культура стремилась к расширению и, будучи выше по уровню, ассимилировала окружавшие ее иные культуры. К началу XIII в. древнерусская цивилизация представляла собой достаточно целостную совокупность духовных, нравственных и материальных форм существования народа. Она уже определяла его историческую судьбу и способствовала формированию будущего национального сознания. А как отражались на этом единстве пережитки язычества? В какую сторону они воздействовали?

Народное христианство или двоеверие? В советской историографии, утверждавшей классовую принадлежность культур в классовом обществе, проводилось разделение между поддерживаемым усилиями богословов ортодоксальным православием (так называемый верхний уровень религии) и теми формами религиозного сознания, которые реально существовали в среде большинства верующих. Получалось, что массы народа придерживались некоего православного язычества, и так тянулось в течение долгих столетий. Согласно догматикам-марксистам, идеализируемая ими дохристианская религия восточных славян, чтобы выжить в борьбе с "реакционным православием", заимствовала из него в ходе контактов родственные ей элементы и черты и приспособила их к своим хозяйственным и повседневным нуждам 27 . Подобные выводы выворачивали сложнейшие явления духовной жизни наизнанку. Они вытекали изначально из того ленинского положения, что мир иллюзорных представлений отражал "бессилие дикаря в борьбе с природой" и что подобное отражение сохранялось и впоследствии. В таком случае и после христианизации должны были бы возобладать присущие родовому строю аграрно-магические ритуалы, направленные на обеспечение земного плодородия и выживание коллектива. Но все происходило наоборот: сама церковь приурочивала древнерусский земле-

стр. 44


дельческий календарь к православным праздникам. Да и вообще неправомерно ставить знак равенства между политеистическими традициями язычества и христианскими святыми.

Верно, что сначала православная религия на Руси не была однородной. Такие ее отвлеченные концепции, как троичность божества, идея искупления и спасения и пр., воспринимались по- разному различными социальными слоями и даже отдельными личностями. Если и в современном человеке еще живут архаические инстинкты, то что же можно говорить о людях средневековья, в глубинах духа которых противоборствовали антагонистические божественные и демонические начала, всяческие символы, пришедшие из глубины веков? Социокультурное пространство европейского средневековья отличалось большим разнообразием. Под покровом христианского искусства со всей сложностью его компонентов и за всеми изменениями в политических институтах, религиозном и бытовом укладах повседневный человек, особенно на периферии страны, вдали от ее центров, долго и во многом сохранял прежние привычки, навыки мышления, модель поведения и укоренившиеся суеверия древних времен.

Любая культура, представляющая собой весьма сложное целое, составляется из пластов разной скорости развития. Всякий ее синхронный срез обнаруживает одновременное присутствие различных стадий этого развития. Взрывы в одном месте могут сочетаться с постепенностью в другом, что вовсе не исключает их взаимодействия. Порою современники расценивают такие явления как враждебные, так что борьба между ними осмысливается в категориях уничтожительной битвы. На деле же тут две стороны единого механизма, характеризующие его структуру 28 . Поэтому не всегда приемлем при анализе подобных структур эволюционистский подход. Например, для истории принятия христианства на Руси эволюционистская теория не срабатывает. Не меняет дела тот факт, что часть дружины и княгиня Ольга стали христианами еще до официального утверждения новой религии при Владимире. Налицо взрывной процесс, рассчитанный на резкий отказ от прошлого; не плавное восхождение, а рывок в будущее, после которого единая государственная церковная организация начала способствовать ликвидации локальных этнокультурных различий. Идея единого Бога - творца и хранителя мира, покровительствующего ему совместно с Богоматерью (она особо почиталась на Руси) и сонмом святых, содействовала искоренению сепаратных культов божеств языческого пантеона. К тому же Владимира привлекли тогда не только грабительские походы, сколько, в интересах упрочения Киевского княжества, попечение "о строи землянем... и о уставе землянем". Это тоже способствовало распространению христианства.

История древнерусской культуры представляла собой сочетание динамики и статики, развития и консерватизма. Сколь бы мобильным ни было общество, над ним всегда тяготел груз прошлого, и это естественно. А религия особенно сохраняет в себе запас представлений, унаследованных от прежнего времени. Особенно устойчивой оказалась первобытная магия, направленная на борьбу с социальными бедами и стихийными силами природы, населенной духами. Верования и суеверия языческого мира, постепенно преобразуясь, обнаружили удивительную живучесть и в христианском мире. Но не только культура, а и развитие в целом шло в разных слоях общества неодинаковыми темпами. В отличие от городов с их повышенным жизненным тонусом, творческой активностью и более стремительным движением вперед аграрное общество - большинство тогдашнего населения - развивалось в замедленном темпе. В сознании сельского жителя господствовали постоянно возвращавшиеся циклы, неотделимые от природного хода вещей и определявшие повседневное благополучие тружеников.

На стыке этого синтеза старой и новой веры возникает вопрос о двоеверии. Можно ли считать его механическим соединением разнородных верований? Полагаем, что нет: здесь налицо две стороны синхронной духовной культуры. В оценке современников из лиц духовного сословия, самое слово

стр. 45


"двоеверец" обнаруживаем уже у Феодосия Печерского (XI в.), - когда в драматической борьбе двух вер белое духовенство и монашество видели признанную реальность. И вот с того времени вплоть до XVII в. русские книжники с высот их теологического сознания не уставали обличать двоеверие. Но в понимании ученых нашей эпохи этот антагонизм должен быть снят. Перед нами взаимодействие разных, как будто взаимоисключающих категорий сознания. Однако они взаимодействовали и породили дуализм. Можно говорить о двоеверии применительно к раннему периоду христианизации, когда в глухих сельских "украинах" продолжали чтить прежних, языческих кумиров, принося им жертвы, и когда на северных землях, связанных и с финским этносом, вспыхивали восстания волхвов. Тогда летописец еще противопоставлял полян, которые "обычай имуть кротокъ и тихъ", радимичам, вятичам, северянам, древлянам, которые "живяху звериньскимъ образомъ".

Но вот "поганские" капища оказались разоренными. Древние антропоморфные кумиры были свергнуты и унижены. После этого говорить о двоеверии с точки зрения не средневекового черноризца-обличителя, а современного исследователя вряд ли правомерно. Христианство распространялось вширь и вглубь. Оно победно охватывало осваиваемые русичами большие регионы Восточной Европы. Языческие пережитки сохранялись, и довольно долго. Но никакой почвы для "языческого ренессанса XII в." (Б. А. Рыбаков) 29 , тем более в княжеско-боярских городских кругах, уже не существовало. Православно-языческий синкретизм - изначальное явление, в том числе в среде светской дружинной знати. В "Слове о полку Игореве", где налицо односторонние языческие реминисценции, основная идея выдержана тем не менее в духе христианской морали: грех (сопровождаемый Божьим знамением - солнечным затмением) ведет к Господней каре, далее следуют покаяние и прощение 30 .

Это не противоречило тому, что даже в княжеско-боярских кругах сохранялся культ рода и земли. На серебряных браслетах в кладах, припрятанных при монгольском нашествии (Киев, Старая Рязань), видим сцены ритуальных скоморошьих потех - тех "игрищ бесовских" с плясанием и "гудением струнным", против которых вплоть до XVII в. безуспешно боролись ортодоксальные церковники. "Очень долгое средневековье" находим и на уровне повседневных религиозных представлений, расхожих верований, в сфере ментальности. Не в сфере доктрин и теории, а на уровне "темного массового сознания" 31 . Существовало коллективное отражение опыта предыдущих поколений, воплощенного в мыслительных архетипах. Согласно последним отчасти формировались образы, мысли и чувства людей. Они хранили первобытные формы постижения мира, выраженный в мифах совместный исторический опыт. Но после вторжения новой религии связь с архетипической символикой рушилась, люди начинали существовать при иных традициях.

Духовную жизнь большинства русичей следует определять не как двоеверие (двух вер реально быть не могло, тем более что можно было порою грешить, не переставая быть христианином), а как народное христианство, народное православие. Приемлемее термин "православно-языческий (православно-магический) синкретизм", поскольку в глубинах народного подсознания продолжалась потаенная жизнь. В этих "подпочвенных" слоях ментальности, в связи с наличием "второй культуры", складывался синкретизм, в котором языческие пережитки сплетались с мотивами древней мифологии и христианских образов 32 . Книжное же богословие и первоначально заимствованная византийско- христианская культура в ее рафинированных формах оставались достоянием образованного меньшинства. То есть, нужно говорить о разных уровнях религиозного сознания в пределах единых культуры и веры.

Народное православие и социальное расслоение. Между элитарной культурой лиц из рядов высшего духовенства и монашества, эпически окрашенной княжеско-дружинной культурой с ее богатырскими идеалами, культурой купечества и, наконец, простонародной, бытовавшей у рядовых реме-

стр. 46


сленников и свободных сельских общинников-смердов, где особенно были сильны языческие традиции, не существовало непроницаемых перегородок. Тем не менее, каждая социальная или социопрофессиональная группа обладала специфическим мировоззрением, своими установками сознания и поведения. Приходской священник, одна из центральных фигур повседневной жизни, был деятельно связан с паствой. Ослабление же приходской жизни приводило к губительным последствиям. Даже без досконального знания Библии и теологических тонкостей священник доводил до прихожан основы христианского вероучения и прививал им определенные этические идеалы. Через его посредство в среде безграмотных церковь восполняла отсутствие книжного просвещения изустным богослужебным преданием. Священник приспосабливался к уровню своих подопечных. А если он являлся выходцем из сравнительно изолированной от внешнего мира деревенской среды, то и сам принимал участие в магических обрядах во время стихийных бедствий, благословляя поля и скот. Приходское низшее духовенство вряд ли усматривало в таких ритуалах особый грех.

С другой стороны, несмотря на то, что христианство было принято по инициативе киевского князя и его ближайшего окружения, менталитет светской знати далеко не совпадал с евангельскими заповедями. Военному сословию было труднее всего следовать пожеланиям церкви. Воля властвовать, внешние и междоусобные войны, стремление к политическому главенству диктовали свои законы. Отсюда - "скорость к обиде и скорость к мести, ...сила физическая на первом плане" (С. М. Соловьев). Социальная мобильность в полуязыческом на первых порах обществе тоже не способствовала искоренению архаизмов в сознании и бытовом укладе дружинников. Сокровища княжеской казны, как и ранее, служили зримым воплощением удачи и боевого счастья военного вождя. Одаривая сподвижника мечом или шелковым плащом, предводитель как бы наделял его частицей собственного везенья. Внешнее благолепие при официальных торжествах, церковных праздничных службах и приемах иноземных посольств не исключало воспетых в былинах княжеских пиров, призванных обеспечить благополучие и солидарность бояр и воинов. Пиршества сопровождались инструментальной музыкой и оргиастическими плясками "кощунниц бесовских". Однажды свидетелем такого веселья в палатах киевского князя Изяслава Ярославича стал игумен Киево-Печерского монастыря Феодосии. Среди множества музыкантов одни бренчали на гуслях, другие гремели в органы, иные свистели в замры. "Блаженный же сел рядом с князем, опустив очи долу, и, приклонившись, спросил у него: - Вот так ли будет на том свете? - Тот же умилился словам блаженного и прослезился и велел прекратить музыку" 33 .

Продолжала сохраняться знаковая система дружинной культуры. Наряду с клятвой "честным крестом" бытовала клятва на оружии, особенно на мече - символе княжеской власти и независимости. Благородный конь и меч выделяли их обладателя из массы других людей, воплощая социальное превосходство. В г. Владимире меч Андрея Боголюбского (XII в.) стал чтимой реликвией. От Перуна, главного бога языческого пантеона, покровителя князя с его воинством, сохранилась память в виде суеверного отношения к "перуновым стрелам", как назывались в народе кремневые стрелы эпохи неолита и бронзы, часто находимые археологами в средневековых слоях: то были амулеты, спасавшие от грозы и всевозможных болезней. К архаическому пласту верований относятся и заговоры на оружие, заговоры ратного человека, шедшего на войну (записаны в XVII- XIX вв.). Их писали на листке, носимом на себе во время военных действий. Вот один из них: "О, стрела, стой, не ходи до меня" 34 . О глубокой древности подобных призывов свидетельствует берестяная грамота (N 754) из слоев первой половины XI в., найденная в 1993 г. на Троицком раскопе в Новгороде. Немецкий ее текст гласит: "Копье, не порази его" (вариант перевода). Еще один наговор: "Мать сыра-земля, ты мать всякому железу, а ты, железо, поди во свою матерь-землю, а ты, древо, поди во свою матерь" 35 .

стр. 47


Идеалы бояр и дружинников воплощались в различных мотивах искусства, включая образы экзотических и фантастических зверей и птиц, преимущественно свирепых хищников. Предтечи геральдических композиций, они знаменовали собой мощь военно- аристократического сословия. Но поскольку для того искусства был характерен полисемантизм изображений, то "звериные" мотивы, относившиеся к мифологическому и эпическому миру, в контексте христианского памятника трактовались в библейском духе. Наиболее сложный сплав смыслов такого рода - владимиро-суздальская храмовая скульптура. Русь выдвинула свой идеал святого воина-мученика. Борис и Глеб, в соответствии с евангельскими заветами не желая кровопролития, кротко приняли смерть от руки Святополка Окаянного. В светских верхах эти братья понимались потом как покровители князей и их воинства, во главе небесных сил рассеивавшие скопища врагов в решающий момент битвы. Братья олицетворяли также рыцарские доблести.

А в народном календаре-месяцеслове праздник в память св. Бориса и Глеба пришелся на 2 мая. Он был учрежден в 1115 г., в день перенесения их мощей в новую вышгородскую церковь. Определенный день первого христианского народного русского праздника выбрали не случайно. Известный нам первый земледельческий славянский календарь, составленный около IV в., начинал счет дней со 2 мая. В Киевском княжестве это число совпало с появлением на полях первых яровых всходов, и святых стали почитать покровителями яровых хлебов, распорядителями судьбы урожая. 24 июля, в день убийства Бориса, отмечался летний праздник святых воителей, совпадавший с созреванием ранних хлебов и началом страды. В народе говорили: "Борис и Глеб - поспел хлеб"; "На Бориса и Глеба - пали копны: гроза жжет копны" (у тех, кто работал, так как полевые труды в праздничный день возбранялись) 36 . В честь первых святых Русской земли воздвигали храмы при княжеских резиденциях. Их образы в разных иконографических типах получили развитие в искусстве, от монументальных жанров до мелкой пластики. В облике этих "подражателей Христу" проступает сложность древнерусского мировосприятия. Чтимые всем народом, среди служителей церкви они являли собой лик страстотерпцев, в дружинной среде понимались как небесные заступники на поле брани, у сельчан - это сеятели, а также чудесные целители, коим дарована благодать врачевания.

От князя и до младшего члена дружины все верили в небесные знамения, всевозможные приметы, использовали гадания, толковавшие вещие сны. В "Слове о полку Игореве" неудачу похода предрекают тьма, закрывшая солнце; зловещая грозовая ночь с волчьим воем и орлиным клекотом, зовущим зверей на кости; кровавые зори и исполосованные молниями черные тучи с моря; вороний грай. Киевский князь Святослав увидел тревожный сон: крупный жемчуг, предвещающий слезы; исчезнувшую балку, скреплявшую доски крыши терема, - символ смерти; князя облекали в черный саван. Сохранялась вера в оборотничество - превращение человека в волка или медведя. Всеслав Полоцкий за одну ночь до рассвета из Киева волком дорыскивал до Тмуторокани. Чудеса не противоречили христианскому фону: по возвращении в Киев Игорь первым делом посетил церковь св. Богородицы Пирогощей. В "Сказании о Мамаевом побоище" в ночь перед битвой московский князь Дмитрий Иванович и Дмитрий Волынец слушали голоса земли, предрекшие им поражение "поганых".

Представляется, что, за исключением некоторых особых ментальных черт богословской, боярско-дружинной и купеческой ("гости", которые вели международную торговлю) среды, единая, общенародная культура охватывала всю основную массу населения древней Руси. При господстве натурального хозяйства между духовной и отчасти материальной культурой рядовых городских ремесленников, крестьян-смердов, прослойки торговых посредников между ними, маргиналов и прочих слоев существенных различий не имелось. Если к некоторым категориям умельцев (зодчие, кузнецы, плотники) относились с суеверным почтением, то это

стр. 48


не меняло общей картины. Высокая смертность в городах, особенно детская, приводила к постоянному притоку туда селян. В результате массовая городская и деревенская культуры постоянно нивелировались, что наглядно прослеживается археологами, особенно для XII - XIII веков. К тому же средневековые горожане никогда не порывали связей с сельским хозяйством и промыслами.

В своей совокупности народное христианство являло собой симбиоз христианских и языческих мотивов - нерасчлененную веру, образованную в процессе перенесения ортодоксального византийского христианства на Русь и в результате его обрусения. Так называемое двоеверие было лишь переносом древних поверий в новые формы 37 . И не только поверий, ибо сакральную и бытовую жизнь пронизывала языческая знаковая система. Тут мы ведем речь не о пережитках, а об элементах язычества внутри теистической религии как образах непреодоленного прошлого. Чтобы закрепиться на этой почве, православие старалось (и сумело) приспособиться к уже сложившемуся уровню представлений и менталитету разных сословий. Проявления высших форм религиозности сочетались с волхвованиями и заклятиями, верой в колдунов, чародеев и ведьм. От насланной порчи предохраняли амулеты-обереги: они отвращали козни злых духов и телесные недуги. С помощью как нательных крестов, так и просверленных медвежьих и волчьих клыков устанавливалась символическая граница между людьми и враждебными силами внешнего мира. Продолжали опасаться домовых, леших, водяных, русалок, полевиков - всякой мелкой нечисти, ассоциировавшейся церковью с бесами (так называемая низшая мифология).

Древнерусский человек, не искушенный в богословских тонкостях, продолжал отождествлять громовержца Перуна с грохотавшим по небу на колеснице св. Ильей, скотьего бога Велеса - со св. Василием. Исповедовавший не столько религию Христа, сколько религию Богородицы, матери-земли, и не могший обойтись без волшебства, такой человек считал себя истинным христианином. Он даже не осознавал, как много унаследовано им от прошлого. Продолжалось почитание сил природы ("жруще озером и кладязем и рощением"), земного огня, связанного с представлениями о солнце и "огне небесном" молнии. Весьма архаично поклонение кормилице - "матери сырой земле". С XI в. и по XIX при присяге в межевых тяжбах обходили межу с дерном на голове и с иконой в руках 38 . Землей клялись, ее целовали. К седой древности восходит и суеверное отношение к камням с углублениями. Валунам со "следом Богородицы", "следом Спасителя" приписывали целительные свойства.

Почитание природных явлений и зоолатрия (культ животных) в разных формах проявлялись в празднествах восточнославянского земледельческого календаря. Они слились с рождественско-крещенскими церковными праздниками, пасхальной обрядностью, соотнесенными с Троицей и днем Ивана Крестителя летними циклами. Ритуалы сопровождались магическими действиями, направленными на обеспечение обильного урожая, благополучия, здоровья живущим. Таковы масленичные увеселения ряженых в звериные маски, инсценировки умирающего и воскресающего божества плодородия. Реликтовыми моментами изобилуют обряды, связанные с сезонными аграрными циклами, а также бытовые семейные ритуалы - крестины, свадьбы, похороны, наконец одноразовые действа, предохраняющие от глада, мора и стихийных бедствий. В "низовой" народной культуре официальное христианство и восходящий к предшествующим эпохам магизм образовали органичный сплав. Отголоски культа предков налицо в многочисленных поминальных обрядах, например, в белорусском празднике "дзядов" с приглашением к настольной трапезе всех уже почивших родственников. Русская баня, где соединялись две священные стихии - огонь и вода, считалась местом противостояния языческой и христианской традиций. По народным представлениям, в Великий четверг (между 19 марта и 22 апреля) всем навьям (душам предков), вернувшимся весною из далеких краев, следовало попариться в бане (мовь навьям). Автор русского варианта "Слова Григория

стр. 49


об идолах" отмечал: "Оставляют мертвым мясо, молоко, масло, яйца и все необходимое бесам на печь льют. Для мытья им чехлы и убрусы у мовницы вешают". Посреди бани сыпали пепел "следа ради". В мыльне обитал ее дух - банник. Еще в XVII в. в царских мыльнях сохранялось табу: там нельзя было вешать иконы (только в нейтральном предбаннике) или входить с крестом, поскольку христианские символы могли разрушить магическое поле постройки. В своих поучениях монахи и священники безуспешно обличали подобные формы почитания предков и другие "сатанинские" радения. Народное православие вытравить было невозможно 39 . Летописцем описано чудо в Полоцке (Повесть временных лет под 1092г.): невидимые навьи на конях, заметных по отпечаткам копыт, насмерть уязвляли полочан.

Сложившееся столетиями религиозное сознание не поддавалось расчленению. Это проявилось и в фольклоре. В духовных стихах христианские события нередко осмысливались, как происходившие именно на Русской земле. Древнерусский христианский эпос о героях-святых (Егор Храбрый, Федор Тирон, Дмитрий Солунский) наделен всеми признаками былинного повествования, сказовости "старин". Космогоничность "Голубиной книги" сплавляла христианские и языческие воззрения: хотя "у нас ум-разум самого Христа", но "телеса наши от сырой земли". Еще одно неконфликтное сочетание: "основана земля Святым Духом" и "содержится словом Божиим", но стоит она "на трех китах" 40 . Несколько слоев народной веры, запечатленные в духовных стихах, ведут начало от той или иной степени освоения церковной культуры. К языческим реминисценциям прежде всего относится "мать сыра земля", хлебородница, кормилица пахаря, хранительница нравственного закона родовой жизни. На ее груди ищут утешения и каются в грехах. Она помогает в бою призывающим ее на помощь героям.

Народное христианство нашло отражение и в почитании икон. Во время пира в избе, то есть греховного действия, божницу занавешивали. По "поведению" икон предугадывали будущее: "Дает трещину икона или упадет на пол - в доме будет покойник или случится с кем-нибудь из домашних несчастье" 41 . При переезде в новый дом туда, помимо икон, переносили в первую очередь хлеб да соль, горшок каши, дежу с тестом - символы изобилия и плодородия. С иконой Богоматери "Неопалимая купина" обходили горящие дома. При молении иконам происходили чудесные исцеления и чудотворными образами осеняли болящих. Если изображение святого оставалось глухо к мольбам, его "наказывали", как некогда языческого божка, поскольку в бытовом православии образы христианских святых связывали с повседневной трудовой жизнью, с реальными потребностями людей. В их фольклоризованном облике явственно видны дохристианские черты. Молебны о дожде и вёдре адресовывались пророку Илье, поражавшему нечистую силу смертоносными стрелами. Св. Егория (Георгия, Юрия) чтили как покровителя скота. В "лошадиный праздник" Флора и Лавра - 31 августа священники окропляли лошадей святой водой. На каждой пасеке находилась икона св. Зосимы и Савватия - покровителей пчеловодства. Среди "мужицких" святых особо чтили Николая Чудотворца - народного заступника, хранителя путешествующих, помощника "на водах" и ходатая за бедняков. В образе Параскевы Пятницы, как и Богородицы, олицетворялось земное плодородящее начало. Народ молился Параскеве как покровительнице домашнего очага и женских работ, особенно прядения и ткачества. В ритуалах в честь этих святых первобытная магия неотделима от магии церковной. Бытовому православию было присуще переиначивание любого христианского образа и любой легенды, утрата ими отвлеченного характера. Идеи христианской церкви низводились на землю и применялись в повседневной жизни 42 .

Итак, с конца XI и по XIII в. на Руси не существовало не только двоеверия, но и двух культур, разделенных по классовому признаку. На почве христианства формировалась единая в своей основе древнерусская культура, все более отходившая от византийских прообразов. Христианские

стр. 50


духовные импульсы создавали для верующего новую систему координат, жизненных ориентиров и ценностных ориентации, приподнимали над уровнем индивидуального бытия, придавали земной жизни дальний смысл и направленность к высшему, вселяли надежду на вечную жизнь, приобщали крестившегося к одной из церковных форм организации человеческого духа. При разных уровнях религиозного сознания, при наличии субкультур в различных слоях общества, при частичном сохранении языческих "соблазнов", русичи объединялись все же общей культурой-верой. А отпадение от церкви приводило тогда к общественной изоляции и конечной гибели.

Только после реформ Петра I в России стали возникать типологически различные культуры народа и высшего, дворянского общества. Петербургская элита стремилась к усвоению западного стиля жизни, отчасти и языка, сначала немецкого, затем французского. Со временем этот разрыв между верхами общества и его низами углубился. Внутренний раскол сопровождался религиозным кризисом. Произошла секуляризация церковных земель и крестьян. Шли гонения на старообрядцев. Основы "почвеннической" христианской культуры предков, особенно в крупных городах, рвались. В этих новых условиях православие уже было не в силах объединить самодержавие и народность, хранившую традиции допетровской старины.

Примечания

1 . МЕНЬ А. Культура и духовное восхождение. М. 1992, с. 12.

2 . ВИЛЬЧЕК В. М. Прощание с Марксом. М. 1993, с. 64, 82, 83.

3 . СОРОКИН П. А. Человек, цивилизация, общество. М. 1992, с. 162.

4 . ЛЕ ГОФФ Ж. Цивилизация средневекового Запада. М. 1992, с. 6, 7.

5 . БЕРДЯЕВ Н. А. Самопознание. М. 1991, с. 220, 151.

6 . См., в частности: История культуры древней Руси. Тт. 1 - 2. М. -Л. 1951.

7 . ФРОЯНОВ И. Я. Древняя Русь: опыт исследования социальной и политической борьбы. М. - Спб. 1995; ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСКИЙ Н. П. Феодализм в России. М. 1988.

8 . См. об этом: ЯСПЕРС К. Смысл и назначение истории. М. 1991, с. 148.

9 . РЫБАКОВ Б. А. Культура древней Руси. М. 1956; его же. О двух культурах русского феодализма. В кн.: Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М. 1970, с. 32; его же. Язычество древней Руси. М. 1987, с. 384.

10 . КАРТАШЕВ А. В. Крещение Руси святым князем Владимиром и его национально-культурное значение. В кн.: Русское зарубежье в год крещения Руси. М. 1991, с. 37, 38.

11 . ЕЛЬЧАНИНОВ А. Записи. М. 1992, с. 57, 58.

12 . ПЕТРУХИН В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. Смоленск- М. 1995, с. 239, 240.

13 . Златоструй (древняя Русь X - XIII веков). М. 1990, с. 120.

14 . БУЛГАКОВ С. Н. Православие: очерки учения православной церкви. М. 1991, с. 169.

15 . БЕРДЯЕВ Н. А. Судьба России. М. 1990, с. 77.

16 . ФРОЯНОВ И. Я. Киевская Русь: очерки отечественной историографии. Л. 1990, с. 27, 28.

17 . ТАЛЬБЕРГ Н. Д. Святая Русь. Спб. 1992, с. 4; ИЛЬИН И. А. Путь к очевидности. М. 1993, с. 230.

18 . РЫБАКОВ Б. А. Язычество древней Руси, с. 245; его же. Языческое мировоззрение русского средневековья. - Вопросы истории, 1974, N 1.

19 . РОГОВ А. И., ФЛОРЯ Б. Н. Формирование самосознания древнерусской народности. В кн.: Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М. 1982, с. 96сл.

20 . СЕДОВ В. В. Формирование восточнославянской народности. - Краткие сообщения Института археологии. Вып. 198. 1989, с. 13 - 14.

21 . КОЛЕСОВ В. В. Мир человека в слове Древней Руси. Л. 1986, с. 135.

22 . ФЕДОТОВ Г. П. Судьба и грехи России. Т. 1. Спб. 1991, с. 175, 324.

23 . Златоструй, с. 116 - 119, 132, 133.

стр. 51


24 . Цит. по: ФЕДОТОВ Г. П. Национальное и вселенское. В кн.: О России и русской философской культуре. М. 1990, с. 446, 447.

25 . Памятники литературы Древней Руси, XIII век. М. 1981, с. 131.

26 . КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 1. М. 1956, с. 265, 266.

27 . НОСОВА Г. А. Язычество в православии. М. 1975, с. 4.

28 . ЛОТМАН Ю. М. Культура и взрыв. М. 1992, с. 25, 26.

29 . РЫБАКОВ Б. А. Язычество Древней Руси, с. 774сл.

30 . ГОРСКИЙ А. Игорь Святославич. - Родина, 1995, N 8, с. 56.

31 . ГУРЕВИЧ А. Я. Исторический синтез и школа "Анналов". М. 1993, с. 221.

32 . КУЗНЕЦОВА Н. В., ЩЕРБИЧ Л. И. Самобытность русской цивилизации. В кн.: Русская цивилизация и соборность. М. 1994, с. 85.

33 . Изборник. М. 1969, с. 133, 135.

34 . ЕЛЕОНСКАЯ Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России. М. 1994, с. 130.

35 . САХАРОВ И. П. Русское народное чернокнижие. М. 1991, с. 91.

36 . ЮДИН В. Н. Дни величальные: страницы народного христианского календаря. Саратов. 1992, с. 124сл.; Народный месяцеслов. М. 1991, с. 55.

37 . АНИЧКОВ Е. В. Язычество и древняя Русь. СПБ. 1914, с. 302.

38 . ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСКИЙ Н. П. Ук. соч., с. 486сл.

39 . ГРУЗНОВА Е. Место, где все равны. - Родина, 1995, N 9, с. 100 - 104.

40 . Голубиная книга. М. 1991, с. 24, 36, 40.

41 . БАЙБУРИН А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л. 1983, с. 144.

42 . ЧИЧЕРОВ В. И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI - XIX веков. М. 1957, с. 38.

Опубликовано на Порталусе 10 июня 2021 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама